Зарина

Зульфия Салко
       
Рассказ Таисии Ирс.


Закутавшись в старый пуховый платок матери, Зарина сидела у окна и, как зачарованная, смотрела на серебристые шапки заснеженных пиков гор. В ясный зимний день до них, казалось, рукой подать. Вот и сегодня лучи утреннего солнца ласкают их макушки, озарив
непревзойденную красоту и величие этих исполинов. Широкая, сельская дорога,петляя змейкой, уносится вверх и тонкой ниточкой теряется вдали. Заринекажется, что если пойти по этой дороге, не сворачивая никуда, то обязательноуткнешься в эту громадину, словно Эверест, поднимающуюся к небу. И самая сокровенная мечта Зарины, - когда-нибудь дойти до этих гор, и взобраться на самую вершину, чего бы это ей ни стоило, и крикнуть на весь мир: Я люблю вас, горы!



       Захваченная этой мыслью, Зарина тихо прикрыла голубые, как аквамарины, глаза, представила себя на этой вершине, и у нее перехватило дух! Для нее сейчас не существовал никто: ни любимая мать, ни братья, ни погибший отец. Только она и горы! Голубые, позолоченные солнцем, вершины гордых неприступных гор. Во всем мире - только горы и Зарина! И все мысли ее были о них, о горах. Зарине хотелось только одного: прямо сейчас убежать в эти горы, разгоряченным лицом зарыться в холодящий мягкий снег и лежать там, в полной тишине.

       Вспомнились рассказы бабушки о том, как они в ссылке тосковали по этим горам, как мечтали вернуться к ним. Может быть, эта любовь и передалась ей от бабушки, а может быть, они ей так дороги тем, что не раз от беды укрывали ее отца? Если бы ее спросили: что ты любишь больше всего на свете? Она непременно ответила бы: горы! День был солнечный, ясный. Выпавший накануне снег толстым слоем покрыва землю. Он искрился, переливаясь на солнце, выбивая из глаз девушки слезы. От снега за окнами в комнатах было светло. Надо бы встать, убрать со двора снег пока мать не вернулась из магазина. Но Зарина, околдованная красотой гор, словно застыла у окна.
Наконец, скрипнула калитка, заскрипел под ногами снег, и в дом вошла Хадижат с пластиковым пакетом, полным твердого как кирпич хлеба. Она потопталась в сенях, сбивая снег с сапог, прошла в комнату и обратилась к дочери.

       - Ну, что же ты, Зарина, так и будешь сидеть и смотреть на эту кучу камней? Ты какая-то не нормальная, ей Богу! Что ты увидела в этих горах, чего не видят другие? И сколько на них можно смотреть? Снег по самые колени! Надо расчистить дорожку хотя бы к дому. Вставай, пора за дело! Я уже два раза обошла село, вернула Малике долг, купила хлеб, возвратилась домой, а ты все сидишь и мечтаешь о чем-то. Вставай же! Эти горы нам ничего хорошего не дали! Разве,что отца забрали у тебя!

       - Мама! При чем тут горы? Отец погиб, защищая свою землю, как достойный воин! А горы всегда служили ему пристанищем и укрывали от врага. Я люблю горы и ничего с этим поделать, мама, не могу. Зарина нехотя встала, повязала голову пуховым платком, надела оставшуюся от отца камуфляжную куртку, черные войлочные сапожки и пошла к выходу. Хадижат выкладывала хлеб. Каждая буханка, соприкасаясь с поверхностью стола, издавала громкий стук.

       - Опять хлеб мерзлый и несвежий! Грех так говорить, но он уже в глотку не лезет, - недовольно проговорила Зарина.
       - Ты благодари Аллах1а, что есть этот несвежий, пусть мерзлый, черный,твердый как камень, хлеб да кусочек сыра, многие в селе и этого не могут себе позволить, – печально ответила мать.

       И, правда, многие в селе перебивались, как могли. Из-за войны ни сеять, ни обработать землю на протяжении многих лет не было возможности, и даже прежняя, доступная всем, кукурузная мука нынче взлетела в цене. А вкус мяса, обнищавшие люди вообще забыли. Жареная картошка уже давно считается самым роскошным блюдом в этих краях. Думая обо всем этом, Хадижат украдкой вытерла набежавшие на глаза слезы.

       - Эх, сиротинушки вы мои, сиротинушки! - горько вздохнула она. Когда мать произносит эти слова таким жалобным и тоскливым голосом, сердце Зарины сжимается словно тисками. Ненавидит Зарина это слово, оно вызывает в ее душе безмерную жалость к себе, своим младшим братьям, к рано овдовевшей матери.

       - Иди, Зарина, иди! Не дай Бог, к нам заглянут соседи, а наш двор словно одеялом укутан. Не дай Аллах, зайдет соседка Айзан. Языка одной этой женщины хватит на три таких села, как наше. Нет ей равных в неблаговидных делах. И пойдет тогда гулять молва по селу. Первое, что она скажет, - невеста на выданье, а такая бездельница растет в доме Хадижат. И этого будет достаточно, чтобы тебя не засватал ни один жених из села.

       - Их какое собачье дело? Пусть только скажут при мне, я им в лицо плюну! Красивые, синие как васильки, глаза девушки сощурились от возмущения, и она снова обернулась в сторону гор, словно ища у них подмоги.
       - Эх, Зарина, Зарина, прямая как столб! Ты что, не чеченка? Как раз в лицо не скажут, а на майдане у Большого магазина, выложат все как на духу. Если даже их об этом не спросят, и то будут говорить. Дом, где растет невеста,всегда притягивает к себе взгляды, как добрые, так и злые. А ты - вся в
отца! Нет в тебе ни гибкости, ни житейской хитрости, ни той услужливости, что так ценится в чеченском обществе.

       - Мама, если ты лицемерие и лесть называешь услужливостью, то никто не дождется от меня такой услужливости.
       Хадижат с немым укором посмотрела на дочь. Как же ей придется трудно в жизни! С ее прямотой и честностью, с ее открытой и чистой душой, ох тяжело ей будет! Ведь вся надежда у нее на Зарину, старшую в семье, не по годам умную, добрую и отзывчивую на страдания других людей, а эта излишняя прямота только во вред, думала Хадижат, глядя на дочь. Ей так хотелось видеть ее счастливой! С ее удачным замужеством она связывала будущее своих сыновей,которое заключалось в том, чтобы уберечь их от зачисток, все еще действующих в горных районах Чечни. Ведь они были сыновьями бывшего «бандита», так федералы называли их отца. Но в памяти сыновей и сельчан он жил как тот, кто отдал свою жизнь в борьбе с оккупантами.
       Разве она не заслуживает счастья, думала мать, всматриваясь в дочь. Даже те,кто не посвящен в таинства красоты, при виде Зарины не могли отвести от нее свой взгляд. Хрупкая, с осиной талией, стройными ногами тонкими в щиколотках, с голубыми глазами, обрамленными бархатными длинными ресницами, изогнутыми дугой бровями, она была очень красива! Не говоря о полных капризных губах, которые Зарина имела привычку сжимать, находя их чересчур пышными. Красавица, каких свет не видывал, так думала Хадижат, глядя на дочь, которая все еще стояла у порога.

       Зарина открыла дверь и занесла ногу за порог, когда мать бросила ей вдогонку.
       - Будь ты невестой, никакая марнана (свекровь) не потерпела бы двор занесенный целыми сугробами. А если будешь мечтать, глядя на горы, еще и ленивой назовет. Зарина, молча, вышла, хлопнув дверью. Морозный клубящийся воздух ворвался в
дом, и насквозь пробрал Хадижат, одетую в легкий фланелевый халат.
       Выйдя из дома, Зарина остановилась и с силой вдохнула свежий горный воздух. Снег лежал глубокий, чистый. Он горел и искрился под яркими лучами утреннего солнца. Из глаз Зарины брызнули слезы. Вытерев их рукавом отцовской куртки, стояла она, обдуваемая ветром. Слова, брошенные матерью, все еще вертелись в голове. Огорченная ее словами, Зарина стояла и, молча, смотрела на горы.
       «Невеста» - было вторым словом, из ненавистных для Зарины. Сто раз на дню повторяла их Хадижат. И если в двенадцать и в тринадцать она на это слово реагировала вполне спокойно, то в семнадцать оно стало уже резать слух. Но говорить несчастной матери, что она вовсе не собирается замуж, или, что по крайней мере, это не самоцель, значило бы убить в ней последнюю надежду.
       После гибели единственного кормильца-мужа ее глаза всегда были на мокром месте. Мало того, сколько ужасов ей пришлось пережить. Самым страшным из того, что ей пришлось испытать, это допрос в концлагере «Чернокозово», откуда она вернулась другим человеком.

       - Почему Аллах не забрал меня вместе с вашим отцом?! Что мне пришлось пережить! Чем же я виновата, что муж воевал?! Чем виноваты мои дети?!–плакала она долгими длинными ночами. Глаза ее не просыхали от слез. Слышать эти жалобные всхлипы матери, было
выше ее сил. В такие минуты, словно чья-то рука, сжимала девушке горло. Беспомощность, отчаяние и страх захлестывали душу, и ее девичье тело вздрагивало от безумной тоски по погибшему отцу, от жалости к матери, братьям и самой себе. С тех пор у нее лишь одно желание, - убежать в эти заснеженные горы, как убегали от смертельной опасности ее предки. И спрятаться там, чтобы никогда больше не видеть то горе, тот ужас, который ей пришлось испытать наравне с взрослыми. Ведь в горах так же надежно, как в утробе матери. И никакие федералы или чеченский ОМОН, не достанет ее семью.
       И от соседки Айзан, которую она терпеть не могла из-за ее длинного языка была бы в недосягаемости.
       О, Аллах,Ты видишь эту земную несправедливость и Ты накажешь виновных! Отэтих мыслей на душе девушки светлеет и, надев рукавички, Зарина берет в руки метлу и принимается за работу.

       Хадижат тридцать семь лет, она мать четверых детей. Дочь и трое мальчишек. Старшему, Арслану, - четырнадцать, среднему, Булату, - двенадцать и младшему, Магомеду, всего девять лет. Высокая, худощавая, в застиранном фланелевом халате, она смотрелась старше своих лет. Лучшие годы прошли, и теперь вдовья жизнь, которую надо прожить тихо, по-вдовьи. Главное - удачно выдать дочь замуж и поставить на ноги троих парней. Вытеснив все остальное,теперь это стало ее заветным желанием.
       Большие военные действия и зачистки, холодящие в жилах кровь, остались позади. Хотя нет-нет, да наведывались к ним как федералы, так и чеченские омоновцы, и устрашали, как могли. Обездоленные войной, убитые горем после смерти кормильца, наравне со всеми сельчанами, влачили они жалкое существование. Но и за это люди были благодарны Всевышнему. Лишь бы не было хуже! Это стало заклинанием для чеченского народа, целых двенадцать лет ничего не знавших кроме войны.

       Однажды, тихим зимним вечером, вся семья Хадижат была в сборе. Братья уединились в детской, а Хадижат с дочерью сидели в комнате, служившей гостиной и залой, а также и столовой, которая считалась самой лучшей в доме. За окнами бушевал снегопад. Двор утопал в сугробах серебристого снега!Засыпанные снегом деревья стояли, слегка подрагивая от ветра. В печи, весело потрескивая, горели дрова. Алые блики огня отражались в темно-синих глазах
       Зарины, и большие, умные проницательные глаза девушки горели как драгоценные камни. Она сидела на табуретке у духовки и читала книгу. Жар из духовки разморил ее. Озаренное каким-то внутренним светом лицо девушки с точеным подбородком невольно притягивало взгляд матери.

       На бледном, как слоновая кость, лице, алым румянцем горели щеки. Высокие полумесяцем брови то взлетали вверх, то холмиком собирались к переносице. Иногда она отрывала свой взгляд от книги и смотрела на расписанное молочным узором стекло. Зарина загадала желание. Если снег за окном перестанет падать, то ее жизнь должна измениться к лучшему и все ее мечты сбудутся, а если не переставая будет сыпаться…Тогда ее ждет беспросветная серая жизнь.

       На смену долгой длинной зиме, какая обычная бывает в горах, придет весна и покроет все вокруг изумрудно-зеленым цветом траву и листья на деревьях. За весной придет лето, за летом осень и снова зима. Каждое утро начнется с калмыцкого чая и куска черствого хлеба с сыром. Все это будет сопровождаться тяжелыми вздохами матери и смотреть в ее глаза в такие минуты, будет сущим наказанием. Затем стирка, глажка и уборка по дому. И, наконец, освободившись от дел, Зарина будет созерцать свои горы! Только с ними она чувствует себя счастливой и отдыхает всем сердцем!

       - Интересная книга? – неожиданно спросила Хадижат, молча наблюдавшая за дочерью. В руках у нее были спицы, а у ног лежал круглый шерстяной моток. Носок был готов и она, закрепив последний узелок, сидела с ним в руках смотрела на Зарину.
       - Очень интересная! Я ее читаю в третий раз.
       - И кто же автор?
       - Шарлотта Бронте, английская писательница.
       - Но как можно в третий раз перечитывать одну и ту же книгу?
       - Не знаю мама. Но мне очень нравятся книги Бронте, а эта особенно. В ней
       мне так жаль девочку сиротку.

       - А, это Джен Эйр? Я как-то давно уже читала роман, написанный ее сестрой
       Эмилией Бронте. Назывался он «Грозовой перевал». Все хвалили эту книгу. А
       мне она совсем не понравилась.
       - Произведения обеих сестер как самые лучшие, вошли в английскую классику,
       мама.
       - Может быть. Но мне почему-то эта книга показалось такой скучной. И герои в
       ней все мечутся не находя покоя. А эти вересковые холмы и пустоши навевали
       такую тоску и уныние, что порой читать книгу казалось сущим наказанием.

       - А ты знаешь, мама, сама Эмили души не чаяла в этих болотах и в мрачных пустошах. Именно эти унылые болота казались ей поляной усыпанной цветами.
       Там она ощущала себя свободной. Точно так, как я ощущаю себя, глядя на наши горы. Всякий раз покидая родные ей места, Эмили долго тосковала и болела . Она была очень драматической личностью. И даже легендарной. И роман ее англичане считают тоже легендой.
       - Да, мне кажется, жизнь этой англичанки была серой, однообразной и тяжелой.

       - Да, мама, тяжелым было детство этих сестер. Их было шестеро, и были они каждая по-своему несчастны. Старшие две умерли от лихорадки, младшие две от чахотки. Да и Эмили умерла совсем молодой. Невыносимо тяжелой была жизнь этих сестер.

       - Неужели их жизнь была хуже, чем наша?! – вздохнула глубоко Хадижат.
       Она положила связанные носки в коробку, где лежали несколько пар других,связанных накануне. Хадижат отнесет их на базар и выручит хоть какие-то деньги. Благодаря ее умелым рукам, в доме не переводились хлеб, сыр, и даже иногда она выручала на сметану. Зарина так любила уминать творожок, залитый свежей сметаной, с горячим куском только что испеченного чурека. И чтобы
хоть изредка баловать детей, Хадижат долгими ночами просиживала у топившейся печурки и вязала носки. И во время этого занятия вспоминала свою молодость и лучшие годы прожитой жизни. Вот и сейчас сложив белые шерстяные носки, она сидела, задумавшись о чем-то. Из дальней комнаты доносились голоса мальчишек. За окном нагоняя тоску завывал ветер, бился и стучал в окно.

       - Ну, прямо как в «Грозовом перевале», только корявой ветки в окно не хватает, чтобы стекло заскрипело, - сказала Хадижат, сетуя на непогоду.
       - А мне нравится, мама, когда ветер в трубе воет, а в печи горит огонь. Сидишь себе в теплом, чистом доме, и изредка только поглядываешь в расписанное морозным узором окно. Порой мне там чудится Дед Мороз с мешком подарков за спиной и полы его длинного красного халата все облеплены снегом. А из-за его плеча, выглядывает снегурочка, с голубыми озорными глазами, с белой длинной косой, перекинутой на грудь.

       - А глаза у нее, прямо как у моей Зариночки, - улыбнулась фантазиям дочери Хадижат.
       - Нет, мама, у нее другие, светло-голубые и озорные! – весело продолжала Зарина.
       - Понимаю, дочка, глаза снегурочки не видали той войны, ужасов и смертей что пришлось увидеть тебе. Дай Бог, чтобы этой русской девочке из твоей мечты и всем остальным детишкам на земле никогда не привелось такое увидеть!

       Хадижат вмиг погрустнела, но затем взбодрилась и продолжила начатую тему.
       - К завыванию ветра для полного счастья не хватает только воя волков. - Обе женщины засмеялись.

       - А ну, их, волков. Я их боюсь.
       - Нечего бояться. Не скоро тебе придется их услышать. Они с началом боевых действий вообще покинули наши леса. - Хадижат опять глубоко вздохнула. Отложив свое вязание, молча встала .
       - Ты, читай, дочка. А я чайник поставлю.

       Хадижат прошла к окну, взяла с подоконника большую эмалированную кружку и вышла в сени. Ведро с водой стояло на старом табурете, и вся поверхность воды была стянута коркой льда. Хадижат ловко проломила кружкой лед и, окунув, с верхом набрала студеной воды. Наполнив чайник, поставила на раскрасневшуюся плиту, и он почти тот час же забулькал. В доме не было ни конфет, ни пряников, ни печенья. Только сахарный песок. Чай с песком Зарина терпеть не могла, но в то же время хотелось составить компанию матери, да и самой чаю хотелось до смерти, будь в доме хотя бы несчастный леденец.

       Хадижат приноровилась пить чай, снимая песок с ложки губами, но Зарина в жизни так не смогла бы. Хадижат это знала и, вытащив старую чугунную сковородку, насыпала туда песку и слегка разбавила водичкой. Сироп вспенился и вскоре коричневая вязкая карамелька, охлаждалась на тарелке.
       - Какая ты, мамуля, у меня молодец! На все руки мастер! Зарина встала, легко, словно птичка, порхнула к матери и тонкими руками обвила ее шею. Хадижат даже смутилась, словно ее обнял, кто-то чужой! Отвыкла она от ласки, зачерствела с войной ее душа, израненная в тяжелых переживаниях, и стоит дать волю чувствам, как все внутри словно плавится на жарком огне и слезы выступают на глазах.
       Но стук в калитку в горле заморозил невыплаканные слезы. Привыкшие жить в ожидании худшего, обе женщины переглянулись и трое мальчишек как по команде высыпали из комнаты.

       - Я открою, а вы сидите, - произнес четырнадцатилетний Арслан, и пошел в сторону дверей. Мать как коршун бросилась вслед за ним и перегородила дорогу.
       - Сынок, никуда ты не пойдешь! А вдруг федералы?! Вдруг местный ОМОН, чтоб им места было мало?! Ради вас живу, ради вас дышу! Убить меня хочешь? Да? Идите все трое в свою комнату и запритесь там.

       Арслан нехотя повиновался и медленно пошел в сторону детской комнаты, подгоняя впереди себя двух братишек. Он остановился на пороге, лицо его заливала краска, он не знал куда девать глаза от стыда.
       - Сколько мне еще придется прятаться как последнему трусу?! И все из-за вас женщин… Да, чем так жить, лучше надеть юбку и выйти к центру на майдан. - Он перешагнул порог и в сердцах бросил матери. - Вот убегу в горы.. Иначе я перестану себя уважать… В последний раз прячусь! Запомни мать..

       - Ва устаз (Святые угодники)! Послушай Зарина! Ну, что он такое говорит?! Что он кромсает мое сердце на куски?! Мало я пережила?! Мало меня мучили федералы?! Мужа схоронила… И нищету эту принимаю от Аллах а как подарок судьбы. Главное, чтобы вы не оказались в руках оьрси!(федералов) Нет, еще раз он такое скажет, и мое сердце просто разорвется. Я этого точно не переживу.

       А стук тем временем стал более настойчивым. Хадижат накинула старую камуфляжную куртку, доставшуюся от мужа, а потом с ужасом в глазах быстро стянула ее. А вдруг и вправду федералы, мелькнула мысль. И дрожащими руками запихала ее под лавку. Пятнистая военная куртка была ей ненавистна. Она держала ее, из -за неимения в доме теплых вещей. Даже обычной фуфайки в доме не было, не говоря о более достойных вещах. Обвязав себя пуховым платком и натянув калоши, Хадижат нырнула в темноту.
       Зарина, оторвавшись от книги, с ужасом в глазах застыла на месте. Сердце ее учащенно забилось. Тревожно прислушивалась она к улице.
       - Как только услышишь русскую речь, сразу прячься…Куда угодно.. под кровать, под одеяло..все равно куда.. лишь бы не попасть им на глаза, - слышится голос матери.

       И не только от русских приходится нынче убегать. Мать не меньше страшилась и чеченцев, тех, кто облачившись в милицейскую форму, не меньше федералов зачищали семьи воевавших бойцов. Некогда незыблемые обычаи и традиции, по которым жили легендарные предки, сейчас предавались забвению. Убить, унизит чеченца, «наехать» на семью погибшего бойца, стало обычным делом. Страшные последствия войны, вылившись в национальную трагедию, словно торнадо прошлись по Чечне. Зная об этом не понаслышке и всегда предчувствуя беду, затаилась и Зарина.

       Веселый голос матери и с хрипотцой соседки Айзан донеся из-за окна обложенного толстой коркой льда.
       - В такую погоду и собаку не выгонишь из дому, а меня вот угораздило, - чуть ли не кричала, ворвавшись в дом вместе с морозным клубами воздуха Айзан. Не дожидаясь приглашения, не снимая обуви, под предлогом того, что нет ничего на свете чище снега, налепившегося на ее финские сапоги, громко печатая шаги, заковыляла к столу. Айзан слегка прихрамывала, хотя все говорили, что она притворяется, и сделала себе пенсию по инвалидности, заплатив в районе нужному человеку 200 долларов. И вот теперь эта аферистка исправно получает пенсию в сельсовете у мужа. Сама она клялась всеми Богами, что нога ее больна и скоро совсем может отняться. Мало того, в селе болтали, что ее муж Рустам, получает пенсионные деньги на «мертвые души» кормильцев, в то время, как живые и поныне их вдовы и сироты голодают. А Айзан, тем временем стряхнув с пухового платка на пол снег, вновь принялась тараторить.

       - Но льет ли дождь, падает ли снег, как говорится, есть вещи, которые не требуют отлагательства. С этими словами, бросая всюду подозрительные взгляды, Айзан внимательно ощупывала глазами все углы в доме, стараясь увидеть брошенную впопыхах вещь, или тапочки, или что-нибудь такое, о чем утром, распустив язык, можно было бы посплетничать с соседками, и затем перевела взгляд на Зарину.
       -Тьфу-тьфу, Машаалла, какая же ты красавица. Во всем селе не сыщется другая такая! Из-за тебя я тут оказалась, на ночь глядя. Из-за тебя, деши б1елаг(самородок)! Когда подрастает в селе такая красавица, все хотят ее в снохи! Мало того, сегодня к нам приезжали из соседнего Овстари къотар, и просили намекнуть о том, что зашлют к вам сватов.

       Сердце Зарины похолодело. Айзан же продолжала.
       - А я говорю мужу: чего мы должны уступать нашу красавицу жениху из соседнего села, когда у самих в селе джигитов хватает, - и маслеными глазками Айзан посмотрела на Зарину, как на личную собственность. - Овстари къотар - эта такая нищетааа! На кой этот къотар вам сдался? – захохотала Айзан, сотрясая стены. От смеха ее полная грудь под велюровым халатом заколыхалась, и янтарные бусы на шее запрыгали.

       Зная характер дочери, Хадижат старается говорить с ней глазами. Улыбнись, в конце концов, говорит ее умоляющий взгляд. Зарина из жалости к матери, улыбается соседке, молчаливо накрывает на стол, ставит чашки для чая, подсыпает сахар, аккуратно разломав ножом, подкладывает карамельку. Заваривает в маленьком глиняном заварничке чай, укутывает его стареньким, но чистеньким полотенцем. Рот Айзан не закрывается ни на минуту, а глазами следит за всеми движениями юной хозяйки.
       - Так вот, я и говорю, чего отдавать такую красавицу непонятно кому, когда у самих сын вырос. И не просто сын, а самый завидный в селе жених! С автомобилем, богат как купец, и дома такого, как у моего сына, нет ни в одном селении нашего района.

       Затем, кашлянула, прочищая свое хрипящее горло, и, смущенно глядя в сторону, произнесла:
       - Только образования еще нет… Но это тоже будет, в крайнем случае, отец купит ему диплом. Хотя этот диплом-миплом вообще ничего не решает, если нет хватки. Вот, например, сын нашего соседа Бикажу, закончил еще в те времена МГУ, когда в столице о чеченцах и слыхом не слыхивали. Его хотели оставить там преподавателем. Вот такой чеченский Энштейн. А дурной «чечен» взял да и вернулся домой. Говорят, у него мозги набекрень стали от этой учебы. В математике был так силен, что Пифагор против него просто слабак. Ну, и что с ним потом стало?! А-а? Что, я вас спрашиваю?! Спился. Так, что избыток ума только во вред, все должно быть в меру. Главное в человеке должна быть хватка. Хоть из горла вырви, но в дом принеси! Мой сын будет хорошим добытчиком, как и его отец. «Где хочешь возьми, но в дом принеси», - вот наш девиз! Я своих мужчин муштрую похлеще, чем сам Суворов своих солдат? - и Айзан захохотала словно гиена.
       Смотреть на нее в эту минуту не было никаких сил у бедной девушки. Айзан как никто другой знает своего поганого сыночка, а сидит здесь и поет в его честь дифирамбы, хочет сделать из него мужчину.
       «Но мы-то знаем, кто он, и что вы, представляете из себя!» - чуть не сорвалось с языка Зарины. Мало того, девушка ненавидела ее в эти минуты жгучей ненавистью: Не люди, а рвачи, воры! Целое семейство и все одним миром мазаны!
       С этими мыслями Зарина собралась налить Айзан чай, но слова о сватовстве выбили ее из колеи так, что Зарина чуть не выронила из рук горячий чайник. Хадижат, испугавшись за дочь, даже подскочила на стуле.

       Конечно семья Айзан, была именно такой, о какой могла лишь мечтать Хадижат. Состоятельная, дети росли в полном достатке, словно их и не коснулась война. В их семье не было ни погибших, ни раненных. А дом со своим высоким серым фундаментом, с обложенными по углам и вокруг окон кирпичами, и крышей, крытой алюминиевым листом, возвышался над всеми остальными домами. Ее так и называли: Айзан « с алюминиевой крышей», имея в виду престижную крышу дома.

       Все бы ничего, быстро прикидывала в уме Хадижат, коли бы не Айзан и не ее заморыш-сынок, которого в селе за глаза называли «йеса хьума» (что означает пустое место). Муж Айзан - председатель сельсовета, как никак власть в селе, прежде работал с федералами. За глаза сельчане называли его федеральный Рустам, а кто и предателем, блюдолизом, стукачом, и извергом, тянувший с
 людей их последние жилы и копейку. Ни справку, ни свидетельство о рождении, ни даже обычной промокашки, нечего было надеяться получить без денег.
       Издевался над обнищавшими сельчанами не хуже плантатора над рабами. Жалкие крохи шифера и цемента, которые выделяло, так называемое чеченское правительство, эти жалкие остатки с барского стола, и те зажимал Рустам. Выше своего дома он оброс людскими проклятием. Но, ни Айзан, ни ее мужу задуматься над этим и в голову не приходило. Гордыня заела их.
       Обвешавшись дешевым золотом, прежде Айзан невиданным, и, то и дело, принаряжаясь, ходила она по тезетам (похоронам). Там, на зависть сельчанам, унизанными перстнями пальцами, вытирала фальшивые слезы, а как только поворачивалась спиной, тут же распускала язык.
       - Нечего было браться за оружие! Русских не одолеть, их сонмище! Надо было тихо-смирно выждать войну, и не лежал бы сейчас в сырой земле, и семья сиротами не мыкалась бы по свету, - не боясь гнева Всевышнего, брызгая слюной, говорила она до самого дома.

       Женщины в селе ее боялись, боялась ее и Хадижат. И теперь сидела, не зная как ей отказать. А при мыслях о сыне Айзан, который был под ее каблуком,
       Хадижат и вовсе тошнило.
       - Ты, как умная женщина, должна понимать, Хадижат, что этим замужеством ты и твоя дочь убиваете сразу двух зайцев, - продолжала свою болтовню соседка и этим вернула сидевшую в глубоких размышлениях несчастную вдову на землю.
       -Во-первых, скрепляем наше родство, во-вторых это такое счастье выдать дочь в нашу семью, где дом, полная чаша, в третьих, быть замужем через забор – это вообще подарок судьбы! Стоит только тебе крикнуть и дочка твоя тут как тут! Да где еще такое замужество найдешь? Много тут плюсов, что и говорить!
       Айзан как купчиха, оттопырив мизинец, пила чай, и время от времени, надувая щеки, дула на блюдце.
       - Ну, чай у вас просто волшебный! Такой чай отродясь не пила! Как вы умудряетесь его готовить? – говорила Айзан, приподнимая и просматривая стакан на свет. - Прозрачный как слеза, сладкий как материнское молоко, - хвалила Айзан чай, вскользь осматривая Зарину. -
       Моя золотая девочка, скоро своей марнанушке(свекровушке) будешь готовить такой чай. А я тебя на руках буду носить и пылинки сдувать. Пусть все село посмотрит, как я умею ладить со своей снохой, приодену тебя как грузинскую княжну, пальцы будут гнуться под тяжестью перстней, шея не выдержит всех тех цепочек, которые я на нее надену. Алмазными серьгами украшу твои ушки, - без остановки тараторила Айзан, словно сватала Зарину для себя, а не для сына.
       Имя сына вообще не произносилось. Оно и так понятно, что это молодой человек, которого она в детстве гоняла как сидорову козу, и который вырос никчемным малым. Настоящий брандыхлыст!

       Розовые мочки Зарины от стыда горели огнем, голубые глаза потемнели от гнева, а на скулах ее тонкого лица ходили желваки. Но Зарина молчала. Не пойдешь ведь против чеченских условностей. Против обычаев нельзя восставать.
       Айзан гостья, а чтить гостей - святое дело. Терпи, терпи, уговаривала себя Зарина.
       - Зарина! - Обратилась к ней мать. - Ты можешь идти. А мы с Айзан еще потолкуем.
       - Разве она нам не мешает, - слащавым голосом пела соседка. Я готова на нее смотреть день и ночь!

       Зарина благодарными глазами посмотрела на мать и юркнула в свою маленькую комнатку. Притихнув, сидела она на своей кровати и разглядывала комнату так, словно видела ее впервые. После очередной бомбежки дом сильно пострадал, и комната являла собой жалкое зрелище. Но Зарина при всем при этом смогла в ней создать такой уют, что не было заметно ни трещин на потолке, ни оголенных ребер дранки. Милые сердцу вещички были расставлены на старом шкафу со сломанной ножкой. Шкаф тоже пострадал от бомбежки. Даже пустые пузырьки из-под духов смотрелись очень мило в девичьей спаленке. Мысль о том, что она может лишиться этой, пусть и полуразрушенной комнаты, и жить в доме Айзан, холодила в жилах кровь.

       Сватать она пришла! Боже упаси! Сын Айзан невежда! В школе был круглый двоечник и задира. В то время как Зарина всегда училась хорошо и тянулась к знаниям. Даже в подвал от бомбежек бегала с книгами. Тяга к знаниям, к учебе, была в ней так же сильна, как любовь к горам! Любовь к земле, матери,
 братьям, погибшему отцу! К памяти предков, о которых ей рассказывала бабушка, и о подвигах которых она всегда любила слушать, затаив дыхание!

       О замужестве, о котором обязана думать каждая чеченская девочка чуть ли не с рождения, Зарина вообще не думала и не представляла возможным, даже если бы ее руки попросил сам арабский принц.
       Поступить в университет, закончить его, получить диплом, помочь матери поставить братьев на ноги: такими мыслями была заполнена ее не по возрасту умная головка, украшенная тяжелыми косами. Да и не было на примете в их селе никого! А выходить замуж, чтобы только быть замужем, она не хотела. И как все молодые девчонки ее возраста, жила в ожидании чуда! Начитавшись книг, мечтала о настоящей любви, какая бывает в книжных романах. Она воображала себя героиней этих романов и тогда полностью отдавшись во власть воображения, под любым предлогом убегала из дома.

       В такие минуты ее тянуло на простор, в зеленые, бескрайние луга. Красота природы завораживала Зарину. Волновало ее юное сердце, проникало в чистую девичью душу, которая всегда откликалась на чарующую красоту природы. Она умела радоваться каждому звуку, каждому дуновению ветерка. Далекое пение птиц, стрекот кузнечиков, ползающие по зеленой траве крошечные жучки, которые в народе зовутся «божьими коровками», все приводило ее в неописуемый восторг. Часами могла она гулять по мокрой траве, утопая в утренней росе, лежать на согретых летним солнцем полянках, жевать былинку и смотреть на проплывающие высоко в небе перистые облака, мечтая о том, что хорошо было бы уплыть на облаках в далекую голубую синь.

       Однажды за этим занятием и застала ее, выгуливающая своих телят, соседка. Та самая Айзан, которую она ненавидит всеми фибрами своей души. И эта старая мегера тут же разнесла новость по селу. Девочка Хадижат будто не от мира сего! Валяется за селом на лужайке и считает кучки проплывающих облаков.
       «Ха-ха-ха!», гоготала Айзан и скалилась, как сорвавшаяся с привязи кобыла. А мать тогда, чуть не плача, учила Зарину как надо жить.

       - Что ты из себя, Зарина, героиню романов строишь? В жизни так не бывает, поверь мне! И мечта Зарины рассыпалась в прах! И вот сейчас вспоминая это, она желала одного, чтобы ненавистная ей Айзан поскорее убралась. С этими мыслями повернула она голову и посмотрела в окно. Снег к тому времени перестал идти и вселил в нее надежду, что ее мечты сбудутся. Ведь дождалась же Ассоль своего Грея и его алых парусов!!! Зарина также жила в ожидании чуда. Загадывая желание по чаю, вылавливая очередную чаинку, быстро засовывала ее в карман. Порой их набиралось чуть не тысяча.
       Или смотрела, как искрясь, раздувается в печи огонь и если зола осыпется горкой, то сбудется желание, а если ляжет ровно то… И так всегда и везде. По хлебным крошкам, по мухе, попавшей в лапки к жестокому пауку, и даже по кудахтанью курицы, после того как она снесет свое яйцо, все это также служило сигналом загадать то или иное желание.

       Наконец разговоры стихли. Хадижат позвала дочь и прервала ее мысли на самом интересном месте. Вот всегда так взрослые незвано врываются в ее жизнь. И опять в этом виновата ненавистная ей Айзан. Чего она пришла в метель на ночь глядя? Несчастная собственница. Как это так, соседка достанется не ее сыночку а кому-то другому! А где же раньше ты была, пока не объявились сваты с Овстари Къотар? Нет, ей обязательно надо вырвать из чужого горла. Про нее даже ходили анекдоты по это поводу. На базаре она долго стоит около мясной лавки и ждет, пока взгляд рядом стоящего не упадет на какой-то кусок, а затем вырывает этот кусок прямо из рук несчастного. На недоуменный вопрос бедняги всегда отвечает однозначно: «Что, на этом куске свет клином сошелся?! Вон сколько мяса, а ты вырываешь его из моих рук!». Сама вырвет чуть ли не из глотки да еще другого в этом обвинит! Если Айзан видели у мясных лавок, все разбегались, а продавцы были не рады, что она вообще приблизилась к их лоткам.

       - Зарина! Ты что, не слышишь? - зовет мать.
       - Иду мама, - отвечает Зарина.
       Открыв дверь, она увидела Айзан, стоявшую у выхода.
       - Я ухожу и оставляю вас.
       «Сделай одолжение!», хотелось крикнуть девушке в лицо этой вампирше. С этими словами Айзан толстыми пальцами, потрепала Зарину по щеке, и многозначительно посмотрев на Хадижат, сказала:
       - Подумайте над моим предложением, лучшего варианта вам просто не найти! Многие в селе спят и видят себя снохами в моем доме! Хотя другие на моем месте, с моим положением, и положением моего мужа навряд ли засватали бы за своего сына дочь боевика, пусть она даже и семи пядей во лбу. Но я на такие вещи не смотрю! Мы-то знаем друг друга как никто другой.

       Зарина от этих слов вздрогнула так, словно ее прижгли каленым железом. На минуту перед глазами все закружилось, и она еле удержалась, чтобы не упасть. Холодный пот выступил на ее лбу. Зарина чуть было не забыла обо всех условностях, и с ее языка чуть не сорвалось: «Убирайся отсюда, предательница! Айзаниха! А нам нечего стеснятся отца. Это вы, продавшиеся за кусок хлеба, должны от стыда зарыться поглубже, под вашими ногами должна гореть земля!» Но когда посмотрела на красную как пион, растерянную мать, не проронила ни слова, а только сжала свои маленькие кулачки. И как только закрылись за гостьей дверные створки, с громким плачем кинулась на грудь матери. Ее тело сотрясалось от рыданий. Так оскорбить память честного воина, любимого отца, и бывшего кормильца семьи!

       - Если ты, Айзан, сможешь когда-нибудь собственными глазами увидеть свой затылок, и тогда тебе не суждено увидеть мою дочь в своем доме! – решительно проговорила Хадижат. - Какая невежа! Какая невоспитанная женщина, вот что значит люди без веры! Такое сказать прямо в лицо осиротевшей семье. Оскорбить память достойного человека! За, что?! Что он сделал кому плохого? Воевал против врага? Но как видно для кого враги, а для кого и нет! - В сердцах выкрикнула Хадижат и даже ребята вышли посмотреть, что происходит в передней.
       - Она хотела этими словами унизить нас, мама. Эта не женщина, а сущий дьявол, - добавила Зарина и из ее глаз по щекам побежали слезы. Так, вдоволь наплакавшись, измученные тревожными мыслями, обе женщины заснули.