Глава 25
Уже не вспомню, в который раз за отчетный период, хирург попытался уложить меня в больницу. После долгой торговли сошлись на том, что буду приезжать на осмотр через день. Эскулап велел мне лежать и не вставать ни под каким видом, рисуя страшные картины моей и так хромоногой жизни.
На обратном пути Сашка молча проехал мимо дачи. Ответом моему любопытству по поводу, того, куда мы, собственно, направляемся, было: «В одно место».
Утреннее недовольство стало возвращаться ко мне. Командир без полка. Из всех бойцов – одна я, да и то раненая.
Странное дело, глядя на его довольное лицо, я перестала сердиться. Это все проделки моего сливочного характера, мешающего мне стать гордой и неприступной. Улыбаюсь в самый неподходящий момент. Плакать принародно не умею. Наедине с собой все получается на «ура». Но стоит кому-то оказаться рядом, мой поток слез начинает течь из одного глаза, а второй затыкается, как проклятый. Понимая, что это смешно выглядит со стороны, я начинаю смеяться. Вот так я плачу. Все не как у людей, впрочем, и история-то «паранормальная», чему тут удивляться. Слезы – такая мелочь по сравнению со всем остальным. Но, все равно, обидно. Ни разу слезы не сыграли должную роль в моей жизни. Захочешь взрыднуть как следует, получается балаган. Думая об этих перепитиях, я грозно сопела рядом с Сашкой, отсвечивая бланшами.
Вспомнив наставления доктора, поняла, что с ежедневными походами в храм придется на время проститься. А я уже привыкла к ним. Вот вам еще одна странность – человек, посещавший церковь по великим праздникам, переживает, что не может ходить туда ежедневно. Что это? А вот что: там я научилась открывать свою душу до дна, чувствовать, что меня слышат и понимают, благодарить за это понимание, а самое главное – получать благодать. Я впервые почувствовала, что это такое, и вот, пожалуйста, приходится лежать дома…
Через час с небольшим мы свернули на глухую дорогу в лес. Условно назовем это дорогой. Я подлетала на ухабах и старалась стонать погромче, хотя Сашка и так объезжал все, что можно было объехать.
В голову полезли совершенно дурацкие мысли. Стыдно писать о том, что туда полезло. Я представляла себя, привязанной к дереву, или лежащей во мхах лесных. Рядом, естественно, был Сашка. Словом, возбудилась тетенька… А что скрывать? Совершенно естественное состояние. Не грибы же собирать он меня везет? Мне и ходить-то нельзя. Впрочем, для предполагаемых утех, тоже не стоило забираться в такую глушь, да и сыровато вокруг…
А мысли в Сашкиной голове были самые развеселые. Стыдно подслушивать чужие мысли? Я и не подслушивала. Чувствовала, что на душе у него хорошо.
Все объяснилось само собой, когда впереди показался то ли колодец, то ли сарайчик. Когда мы остановились, я поняла, что это – источник. Маленькая купель среди леса. Заброшенной ее нельзя было назвать, вид был чистенький, все прибрано. Интересно, откуда сюда люди приходят? Впрочем, люди живут всюду, иногда я удивляюсь, как они живут в таких отдаленных местах. А они, наверное, удивляются тому, как мы живем в огромных городах. Интересно, смогла бы я жить в таком месте? Наверное, да. По крайней мере, здесь есть покой, хотя покой - понятие относительное. Пьют, как и везде, по-черному. И почему у нас так пьют, до озверения, до потери человеческого облика? Кто бы говорил… Сама недавно этот облик потеряла.
Сашка тем временем вытащил из багажника пакет, достал оттуда полотенце и мою ночную сорочку. Увидев, что я тупо таращусь, не понимая, что делать дальше, объяснил, что это целебный источник, я должна в него окунуться трижды с головой. Но не просто так окунуться, а, сосредоточившись на мысли об исцелении и, окунаясь, говорить: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа.»
-Во имя Отца! Окунулась. И Сына! Опять окунулась. Поняла? Вытираться нельзя, полотенцем волосы высушишь, рубашку не выжимай, а сложи аккуратно в пакет. Ясно? Ну, иди.
-Ты откуда знаешь про это?
-Иди, смотри не вытирайся, сразу одежду надевай, не бойся, согреешься.
Делать нечего, я уже и сама чувствовала, что Сашка нужное дело затеял. Что-то читала про эти источники, люди даже в Крещенский праздник окунаются. А сейчас лето.
Я вошла в домик, быстренько разоблачилась, надела сорочку и стала спускаться по скользким ступеням к воде. Когда попробовала воду ногой, чуть рванула обратно – вода была ледяная.
-Рита! Не слышу тебя. Громко говори и окунайся!
Перекрестившись, я ухнулась вниз, выкрикнув: «Во имя Отца!». Уйдя с головой под воду, чуть не потеряла сознание от холода, поэтому быстро поднялась и повторила все еще два раза. Потом, стуча зубами от холода, взлетела наверх по ступенькам и принялась снимать мокрую, прилипшую к телу рубашку. Холод был неимоверный. Но, пока я напяливала платье на мокрое тело, почувствовала, как изнутри меня идет тепло, зубы уже не стучали. Я одевалась и чувствовала, что душе моей сегодня устроили праздник. Наверное, это и называется «благодать Господня».
Выходя из купальни, я улыбалась, забыв о своих «украшениях». Солнце снова отодвинуло тучи в стороны. Не говоря ничего, я стояла и улыбалась солнцу, Сашке, лесу, дивному источнику, понимая, что меня опять услышали.
Потом в купель пошел Сашка. Сидя на скамейке и вдыхая ароматы леса, я слышала его моржиный плеск и радовалась, тому, что мы сюда приехали.
Если б тогда, в Зеленогорске, я случайно не увидела его руку, ничего бы этого не было. Говорите, что хотите, а я считаю, что все встречи в жизни человека предопределены. И ничего не бывает случайно. Главное – не пропустить этот счастливый момент.
Обратно домчались быстро. Глядя на себя в зеркало, я уже не удивлялась прохладному отношению со стороны главнокомандующего. Такое пугало только в кромешной тьме можно целовать… А что касается происшествия на дороге – накатило, с кем не бывает? Спокойней надо, гражданочка, ко всему относиться. У вас дочь взрослая, проблемы в виде подбитой физиономии и жизни – вот этим и занимайтесь.
На повороте нас поджидал ни кто иной, как незабвенный шеф, век бы его не видала… Ждал он, видимо, давненько, уже вышел из машины и бродил по полю, то ли разминался, то ли цветочков полевых решил набрать… Семен с полевыми цветами? Как селедка с молоком.
Семен рванул ко мне, как мустанг, что показалось мне очень странным: сначала деньги, теперь этот визит средь бела дня. Что-то не нравилось в нем, раньше спокойном, как удав: несвойственная суета, в глаза не смотрит. Сущий Варенуха приехал… Узнав подробности лечения, стал настойчиво предлагать мне лечь в госпиталь. Чем настойчивее он это предлагал, тем меньше я ему верила. Видно было, что именно за этим он и приехал. Но не лечить меня он собирался, а что-то другое было ему нужно, пока я не понимала, что. Приглашать его в дом не хотелось, да он и сам незаметно посматривал на часы. Уже простившись, он хлопнул себя по карманам, будто забыл что-то. Но я-то знала, что Семен ничего не забывает…
-Документы готовы для твоего родственника, - он протянул мне конверт и пошел к машине. Я даже не успела поблагодарить и узнать, сколько все это стоит. Нет, очень странно ведет себя мой шеф, что-то скрывает. Настроение мое после этой встречи испортилось, я почти знала, что пытается скрыть Семен.
Сашка курил на террасе, глядя в окно, так же, как и я утром.
-Ты не рад?
-Рад, конечно. Неожиданно все, очень уж просто.
-Саш, ты не знаешь Семена, впрочем, я сама его не знаю. Главное, ты теперь при документах. Куда прописали-то?
-Московская область, поселок…
-Ну, лучше и не надо! Нормально все. Я очень рада.
-Рита, в жизни ничего не бывает просто так. Кому-то из нас придется платить за это, а, может быть, уже уплачено…
Сашка ездил по нервам как бензопила, я и так на взводе, а он с подозрениями. Включим дурочку.
- А, опять «было» «не было»? Устала, хватит…
Я ушла к себе и легла. Сашка прав, но он только ходит вокруг правды, не знает, в чем суть, да и не надо ему знать.
Долго не хотелось мне звонить на работу, можно было и не звонить, итак все ясно. Поставим точку в этой главе: я все же позвонила, спросила, какие новости, и где наш шеф. В ответ услышала, что новость одна – позавчера умер Ашот. Шеф поехал на похороны. Что и требовалось доказать.
Вот теперь – точка.
Глава 26.
Оплакивать Ашота я не собиралась, признаюсь честно. Было желание оплакать и похоронить саму себя. Пройти такой путь, и опять оказаться в начале. Спираль - я же говорила, а вы не верили. Майя сказала, что догадывалась об этом. Велела мне не расстраиваться, открыв, что и старец знал тоже. Он велел передать мне, когда придет время, что виновато не ружье, а охотник. Значит, все-таки Семен… Или специально устроил, или воспользовался ситуацией. Поэтому и рожу отворачивал. Вот тебе и праздник души… Еще один покойничек. Браво, Рита! Бей поклоны, лезь на стену, можешь даже разбежаться и вдариться башкой, лишний финик никто не заметит ни на лице, ни в душе.
Все бесполезно. Что бы я ни делала – выходит сплошная дрянь. Мужа покалечила, Ашота укокошила, Сашке помогла – опять плохо, недоволен. И есть от чего быть недовольным – с чего бы это такие пряники на него посыпались? Интересно все же, что он обо мне думает? А, пусть думает что хочет… Даже если он сейчас соберет манатки и уйдет, бровью не поведу, все безразлично – и люди, и поступки, и я сама себе. Все, оказывается, все знали. Кроме меня, хотя я тоже догадывалась, что ярость на Ашота не пройдет бесследно. Что же, надо было переспать с этой мерзостью? Ой, точно голова лопнет… О покойниках или хорошо, или ничего.
Представляю, как Семен доволен – все проблемы решены одним ударом. Работать я с ним не буду – это дело решенное. Деньги почти не трогала, верну. Сашка говорил про киллера. Вот он, самый настоящий киллер - на кровати лежит. Работает без оружия и не оставляет следов. Я же могу состояние себе сколотить, попробуй, догадайся, как я это делаю? Молчание козы…
Что теперь будет с Лялькой? Майя говорила, что мой дом под угрозой, или под стрелами… Не помню. Буду лежать и смотреть в потолок, пока в голову не придет нормальная мысль.
Вместо мысли в голову, пришел Сашка в комнату. Вернее, постучал и влез в окно. Акробат, окна узкие, взлетает, не касаясь. Я как-то пыталась вылезти – все ноги ободрала, не говоря об остальном. Что скажете, генералиссимус? Ах, Вы еще не знаете, что мне безразлично все, что Вы скажете… Оказывается, адмиралу всего лишь нужно было позвонить с моего телефона. Мне, кстати, тоже не мешало бы Ляльке звякнуть. Когда ж эти синяки пройдут? Лежишь тут, стыдно людям показаться. Хорошо, что соседи нормальные. Пойти бы к ним, посидеть, поговорить о книгах, о всякой всячине…
-Саша! Синяки долго проходят?
Молчание. Сашка опять входит в комнату, теперь уже через дверь с видом принца Гамлета. Напустил на себя загадочность и говорит, что ему нужно будет вечером уехать, с кем-то встретиться. Да катись ты…
-Рита, синяки скоро пройдут. Я поеду, закину удочку насчет работы. Если ты не против, все остается в силе. Пока дом не построю, буду жить здесь. Плохо тебе из-за этого гада, вижу. Разберемся. Теперь это не твоя забота.
-Саша, вот только разборок не надо, ладно? На мою голову их в избытке. Да, мне плохо! Очень! Это уже давно стало моим нормальным состоянием. Давай лучше пообедаем, и поезжай по своим делам.
Пока Сашка гремел посудой, я успела позвонить дочери и сказать, что была у врача, буду ездить на лечение, нога болит меньше. А еще, что я очень скучаю без нее и жду, когда пройдут окаянные синяки, чтобы она могла приехать с Костей.
После обеда Сашка стал измерять что-то на участке и забивать колья. Я ушла к себе в уже опостылевшую светелку и стала думать о том, что неплохо бы хоть обои в ней поклеить свежие. Может, не так тошно будет…
Сашка опять топотал ко мне:
-Оля сегодня не собиралась приехать?
-Вроде нет, а что?
-Я, пожалуй, завтра поеду. Пораньше встану, и махну. Рита! Ты даже не представляешь себе, как это здорово, ходить по городу, не боясь, что тебя остановят. Спасибо тебе. Что ты, милая, тяжко тебе?
Мне нечего было ответить Сашке, я смотрела мимо него молча. Так, наверное, смотрят больные животные, не умеющие рассказать о своей боли.
И тогда Сашка присел на край постели, обнял меня и стал шептать в самое ухо, щекоча его до дрожи во всем теле, что все будет хорошо, что он устроится на работу, это вопрос уже решенный, друзей в столице хватает. Только он не мог появиться у них раньше, гордость не позволяла и дурость. И что никуда он не уйдет, пока я сама не прогоню, потому, что…
Не скажу, почему! Сами знаете!
Вот так, на крови, среди боли и молитв, разочарований и надежд, рождалась ЛЮБОВЬ.
Тогда мы еще не знали, какой она будет, но догадывались, что схвачено намертво. Сашка сдерживался из гордости, опрокинув все один раз, тогда, на дороге. А, как вы помните, совершила несколько неудачных прыжков в его сторону. Получив отпор, надулась, решив, что сей предмет недостоин моего внимания. Как давно это было…
Один день и одна ночь изменили все. В сердце моем поселился относительный покой, убрав страхи в самые дальние уголки. Теперь нас стало двое, два синяка, один – бывший, другой – настоящий. Оба шли навстречу долгой и страшной дорогой, разбились вдребезги, чтобы научиться, найдя друг друга, ценить любовь и бояться ее потерять.
Глава 27.
Утром Сашка, как и обещал, уехал в город. Я валялась дома, вставая только чтобы поесть, ну и … попить. Часа в два на моем мобильном высветился незнакомый номер. Скептически посмотрев на дисплей, я все же ответила на вызов. Оказывается, Сашка уже устроился на работу и даже успел получить служебный телефон и аванс!
«Ну и бомж мне попался», - подумала я про себя и тут же устыдилась своей мысли. Это же мой любимый человек, радоваться надо! Я и радовалась, вот только смерть Ашота не давала мне покоя. Я боялась за всех близких, помня слова Майи, что все несчастья возвращаются в стократном размере. Весь день я не выпускала молитвослов из рук, пытаясь отвести беду.
То, что я долго потом считала бедой, случилось сразу после возвращения Сашки.
Из дома позвонил Костя и сказал, что с Лялькой происходит что-то странное. Неожиданно поднялась температура, сбить ее не удалось, потом заболел живот. Сейчас в доме две бригады «Скорой помощи», одна городская, другая из клиники, где мы были застрахованы еще Семеном. Никто не знает, в чем дело. Подозревают приступ аппендицита, но, поскольку, Оля уже не реагирует на вопросы, решить ничего не могут.
Мы с Сашкой рванули в Москву, забыв про все светофоры и ГАИ. Вот тут я делала не «дорогу», а «Путь», убирая все препятствия.
Когда я вбежала в комнату, там был Костя и еще один доктор из «Скорой». Дочь лежала, свернувшись клубком, и стонала каким-то чужим, грубым голосом. Меня она даже не узнала, все лицо было мокрое от пота, а взгляд… Это был взгляд не мой дочери, а какого-то существа, чужой и дикий. Я быстро набрала Майю и попросила ее приехать, не объясняя ничего. Потом выпихнула из комнаты всех, взяла церковную свечу, зажгла ее и приступила к чтению охраняющих молитв. Ляльке стало еще хуже, она рычала все громче, катаясь по постели. Когда я брызнула на нее святой водой, лицо дочери исказилось до неузнаваемости, она извивалась в судорогах, а я читала, не переставая, окроплять ее и постель. Костя, слыша крики, пытался войти, но я взгядом заставляла его закрыть дверь. Никто не должен мешать и никто не должен видеть, это я чувствовала. Оля лежала вся в холодном поту, лицо ее было серое, неузнаваемое, губы посинели. Зато судороги стали уменьшаться. Как только появилась возможность, я села на постель к Ляльке, приподняла и прижала ее почти безжизненное, тяжелое тело к себе и продолжала читать, гладя рукой, начиная от головы, по спине. После каждого раза я делала движение рукой, как будто стряхивала на пол невидимую грязь. Рука моя налилась свинцом, она стала тяжелая и болела, а я все гладила и читала…
Наконец, Лялька вздохнула, на этот раз уже своим голосом и обмякла у меня на руках. Я осторожно опустила ее на подушку. Щеки дочери порозовели, она спала и улыбалась во сне.
Я оставила свечу в комнате и вышла. Было тяжело, рука посинела. Майя молча увела меня на кухню. Доктор со «Скорой помощи», убедившись, что все нормально, уехал, предварительно заглянув к нам с Майей:
- Сколько работаю, первый раз такое вижу. Мы тут полдня разобраться не могли. Да… Интересная Вы женщина. Лечите?
Я вздрогнула, Майя поспешила проводить доктора.
-Что это было? Это ей за Ашота? - спрашивала я, обхватив голову руками.
-Дай, руку помассирую. Это обычный сглаз, очень сильный, почти насмерть. С тобой никак не связано. Ты умница, успокойся, ты все делала правильно. Тебя, Рита, и учить не надо, все сама знаешь. Успокоилась? Больше это не повторится. Девочка красивая, вот и пожелал кто-то… Сейчас этого не боятся. Я за такие вещи никогда не берусь. Ничего не боятся люди, - вздохнула Майя.
На кухню пришел Костя. Лицо у него было одновременно и довольное и обиженное.
-Я ничего не мог сделать, ничего! Она меня узнавать перестала. Неужели это правда? Слышал, но сам никогда не видел…
-И не дай Бог еще увидеть, - ответила Майя.
Костя вопросительно смотрел на меня:
-Вы умеете это делать? Что с Вами случилось?
-Не делать, а снимать она умеет, - опять вмешалась Майя, ты бы лучше помог будущей теще, давай валидол, что ли… Устала она. А на лицо не обращай внимания, Рита сама не хотела показываться. Хулиганы напали, понимаешь? Ногой займись, когда невеста поправится. Да, вот увидите – она проснется, и скажет, что ничего не помнит.
От массажа и от теплых рук Майи мне стало легче. Заглянув в комнату, и убедившись, что Лялька крепко спит. Майя стала собираться домой. Перед уходом спросила меня:
-Если понадобится, можно тебе звонить? Поможешь, подруга?
-Помогу. Спасибо, что примчалась.
Мы первый раз обнялись с этой женщиной, ставшей мне сестрой.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.