Как налаживать отношения. От 3-х до 75 продолже

Дмитрий Тартаковский
       
Это продолжение цикла "от трех до семидесяти пяти".Очередные штрихи (сокращенный вариант).



Часть 10. И снова Ленинград.Институт метрологии

       
       В Институте метрологии я проработал почти 20 лет, пройдя путь от младшего научного сотрудника до заместителя директора по научной работе - начальника загородного отделения института. Каждый этап этого пути был интересен по-своему. Особенно памятен последний период, когда мне посчастливилось работать над созданием приборов и устройств для измерения параметров морской среды. И снова пришлось овладевать незнакомой наукой – гидродинамикой. Параллельно приходилось заниматься и созданием загородного отделения, решать массу организационных вопросов. Конечно же, есть что вспомнить. Вот некоторые штрихи из тех времен.

       Как налаживать отношения

       Я заместитель директора по научной работе. Одновременно, сохраняю за собой заведывание лабораторией гидродинамики. В моем ведении недавно порученные институту работы по хоздоговорной тематике. Часть из них требует соблюдения определенного режима. Образовался большой отдел блюстителей режима из отставных работников «компетентных органов». На новом поприще эти люди развернулись во всю. Ранее работ требующих особого отношения в институте почти не проводилось, и рвение их можно было бы оправдать, если бы эти люди знали специфику научной и конструкторской работы. В свою очередь и работники института не были в полной мере готовы к проведению подобных работ.
       Конечно, наилучшим выходом из ситуации было бы проведение разъяснительной работы, соответствующие занятия с коллективами подразделений. Однако блюстители режима пошли другим путем. – Будем брать этих ученых на испуг! И вот, в столах сотрудников производят обыски, изымают любые черновые записи, выполненные в обычных тетрадях или альбомах, изводят мелкими придирками. И по каждому нарушению требуют и требуют объяснительные записки. Посыпались взыскания. Пришлось улаживать многочисленные конфликты и реагировать на жалобы и той и другой стороны. Довольно скоро отношения сторон приобрели характер холодной войны, причем нашей стороне приходилось только обороняться. Досталось и мне, как главному конструктору работы, выполнявшейся по заказу одного из институтов. Работа заключалась в создании сугубо метрологических установок, и вся техническая и конструкторская документация не требовала присвоения им какого-либо грифа. Поэтому несколько томов пояснительной записки хранились в лаборатории у меня в столе. И вот, как-то, ко мне в кабинет является один из режимников, предъявляет, обнаруженную им в лаборатории пояснительную записку по моей теме. Он, видите ли, считает, что это закрытый материал, и требует от меня объяснительную записку. Разъясняю ему, что права требовать от меня, как заместителя директора, объяснительную записку он не имеет. По-видимому, этот бдительный человек тут же доложил о разговоре заместителю директора по кадрам А.Д.Пришвину. Через минуту тот у меня в кабинете. И он требует письменных объяснений.
       – Архип Денисович, у Вас нет на это права. Я же, все-таки, тоже заместитель директора. Требовать от меня объяснительную записку может лишь мой непосредственный начальник, т.е. директор института. Так, что обратитесь к нему.
       Сильно разобиделись на меня Пришвин и его подчиненные, но к директору видно не пошли. Однако придирки ко мне и к сотрудникам моей лаборатории заметно усилились.
       Закончились наши конфликты, и наступили мир и дружба довольно неожиданно. Кто-то из сотрудников отдела принес составленную ими инструкцию по установлению грифа хоздоговорной конструкторской документации, разрабатываемой в подразделениях института. Тыча пальцем в документ, диктует,
       – Дмитрий Федорович, подпишите вот здесь.
       – Что за инструкция, оставьте, я ее прочитаю.
       – Да зачем Вам читать, Архип Денисович уже ее утвердил. И, потом, это инструкция нашего отдела, а Ваша подпись только согласующая.
       – Тем более. Я, не глядя, ничего согласовывать не могу. Вот прочитаю, тогда и решу, подписать или нет. Оставьте документ, через час я Вам его занесу.
       Читаю и наслаждаюсь предстоящим торжеством. Авторы абсолютно без знания дела, расписывают в инструкции, какие грифы следует присваивать научно-технической и конструкторской документации. Измарав за час инструкцию пометками, иду в отдел. Весь отдел в сборе.
       – Вот что, граждане, возвращаю Вам вашу инструкцию, согласовывать ее я не буду. Потому, что … .
       Авторы инструкции возмущены, даже не выслушав почему, сразу переходят в нападение. Оказывается, теперь я буду, чуть ли не самый главный виновник разглашения страшных тайн.
       – Вы не дали мне закончить, перебиваю я. Инструкцию я не подпишу, потому что направлю ее вашему руководству, чтобы оно убедилось, что вы ничего не смыслите в обеспечении режима, а может быть и умышленно, способствуете разглашению закрытых сведений. Смотрите, какие глупости вы тут пишете: – «все чертежи аппаратуры должны иметь гриф секретно, а все пояснительные записки к проектам – несекретно». По-вашему получается, что чертеж какого-нибудь винтика нужно засекретить, а пояснительная записка, в которой раскрываются все тактико-технические данные аппаратуры, а иногда и объекты, на которые она устанавливается, – несекретна. Вы, вообще-то, представляете себе, что из этого получится? И после всего этого вы еще изводите своими претензиями научных сотрудников! Если не знаете специфику инженерной работы, то хотя бы посоветуйтесь со специалистами, со мной, и прочитайте стандарты. Я вам их оставлю. И потом, вы же подставляете своего начальника, утвердившего ваши сочинения!
       Видно, угроза отправить инструкцию с комментариями руководству так напугала блюстителей порядка, что тон разговора изменился мгновенно. Оказывается эти милые добрые люди, хотели только как лучше, осознали свою ошибку и готовы в дальнейшем по всем вопросам, связанным с порядком выполнения работ в подразделениях предварительно консультироваться. И действительно, после этого ни один документ, относящийся к курируемым мною подразделениям, не выходил из недр отдела без предварительной консультации со мной. Самое удивительное, что как-то само собой ликвидировалось состояние холодной войны между режимом и наукой. Налаживался деловой контакт.

       А все равно, не положено!

       Еще одна занятная ситуация. Я «невыездной»! Поэтому «компетентные органы» полагают, что общаться с иностранцами мне нельзя, как бы чего не вышло! И в служебные командировки заграницу нельзя. А посему – следить за его контактами, держать и не пущать! Дело доходит до абсурда. Лето. Директор института болен. За него на короткое время остаюсь я. В институт приезжает делегация ученых-метрологов из Польши. Их полагается встретить директору. Сейчас директор это я. Но мне принимать иностранцев «не положено». Но нельзя и проявить неуважение к коллегам. Как поступить? Договариваюсь с начальником одного из отделов, что работать с делегацией поручу ему, а сам лишь встречу поляков и сопровожу их в директорский кабинет. Все прошло, как задумано. Немного поговорили на общие темы, а потом гостей повели осматривать институт. Больше я этих поляков и не видел.
       Однако блюстители режима не дремлют! Назавтра у меня в кабинете появляются представитель органов и заместитель директора Пришвин.
       – На каком основании Вы, Дмитрий Федорович, общались с иностранцами, Вы же знаете требования режима?
Помню, меня этот припадок бдительности вывел из себя. Объясняю, обращаясь в основном к Пришвину.
       – Архип Денисович, Вы же знаете, что сейчас я исполняю обязанности директора. Надеюсь, что Вы ознакомлены с соответствующим приказом? Возможно, на этом приказе имеется Ваша виза? Так вот, в приказе не сказано ни слова о том, что я должен исполнять директорские обязанности с какими-либо ограничениями. Вот я и принимал польских товарищей как директор института. А чтобы Вам было спокойнее, я сразу же переадресовал делегацию к метрологам. И еще, Архип Денисович, наверное, даже временное назначение на директорскую должность согласовывается с районным представителем.
       – Не так ли, обращаюсь к тому (что мое назначение согласовано, я знаю точно). Тот мнется. Получается, что он не прав, поддерживая не в меру бдительных коллег. Но признать это, значит, уронить свой авторитет. Но и упрекнуть их в этом ему не с руки. Пришлось визитерам проглотить пилюлю и быстренько поменять тему. В конце концов, беседа наша плавно перешла в обсуждение каких-то второстепенных вопросов и завершилась уверениями сторон во взаимном уважении. Вот ведь парадокс! «Органы» разрешают мне владеть тайнами, но не могут допустить, чтобы я пожал руку коллеге-иностранцу!

       Отпустите Пеккера в Израиль
       
       Еще одна характерная история тех времен. Середина семидесятых годов прошлого века. Из Советского Союза разрешили эмигрировать в Израиль. Из института уже уехало несколько ведущих метрологов. Но из страны выпускают только тех, кто не владеет государственной тайной. В противном случае действует правило, что с того момента, когда человек в последний раз знакомился с секретными сведениями, должно пройти не менее пяти лет. Человеку с ученым званием или степенью, которому разрешают выехать, предстоит еще вынести унизительную процедуру лишения его этой степени или звания Ученым Советом своей организации. Понятно, что ни один из членов Совета никогда не пытается оправдать поступок своего коллеги. Наоборот, прилюдно в заседании Совета его клеймят позором. Является ли человек носителем государственной тайны, прекрасно знают в первом отделе любого предприятия. Все материалы по этому вопросу концентрировались там и их могли получить органы, принимающие решение. Однако, брать на себя ответственность эти органы не хотят. Поэтому на предприятиях образовывались комиссии из сотрудников, в задачу которых входило дать мотивированное письменное заключение о возможности выезда человека заграницу на постоянное место жительства. Правда, окончательное-то решение остается за чекистами, но в случае каких-либо неприятностей, вину можно свалить на комиссию. Вот, председателем такой комиссии был назначен я.
       Очередным ученым института, пожелавшим покинуть страну, оказался доктор физико-математических наук Пеккер, автор нескольких капитальных, изданных в Советском Союзе, открытых справочников о физических константах в областях атомной энергетики, ионизирующих излучений и т.п. Сам он непосредственно исследованиями в этих областях не занимался, но, будучи, по-видимому, прекрасным аналитиком, обрабатывал и обобщал в справочниках материалы из многочисленных научных публикаций в открытой печати. (Вот повезло Пеккеру с его анализами и обобщениями, а сколько сегодня российских ученых обвинены за такую деятельность в измене родине и посажены!).
       Чтобы Пеккеру разрешили выехать в Израиль нужно заключение нашей комиссии. В составе комиссии несколько специалистов из отдела, в котором работает Пеккер. В справке полученной из первого отдела говорится, что допуска к секретным работам он не имеет, но, однажды директором института ему был оформлен разовый допуск к работам «Для служебного пользования». С этим допуском он один раз посетил закрытый научно-исследовательский институт «для консультации». Кто кого консультировал, неясно. То ли он их, то ли они его.
       Обсуждение шло спокойно. Коллеги Пеккера подтверждали, что никаких государственных тайн в его справочниках нет. Все шло к тому, чтобы дать согласие комиссии на выезд, как неожиданно в разговор вмешался один из членов комиссии, до этого в обсуждении не участвовавший.
       – Выпускать Пеккера нельзя, он посещал НИИ, а там ведутся закрытые работы! Вы понимаете, какую ответственность комиссия возьмет на себя, если выпустит такого человека из страны, заявляет он на повышенных тонах.
       – Но, пытаюсь вмешаться я, ведь он был в НИИ для консультации, ему только для этого однократного посещения директор своим решением оформил такую форму допуска, по которой никто и никогда не допустит его к сведениям, действительно представляющим хоть какую-то тайну. Под экспрессивным нажимом сверхбдительного члена комиссии, мнение остальных членов мгновенно изменяется на 180 градусов. Как бы чего не вышло! Принимаем осторожную формулировку решения: – «в связи с тем, что Пеккер может владеть сведениями, являющимися государственной тайной, комиссия рекомендует не выпускать его из страны раньше, чем через 5 лет». Вот так-то, товарищ Пеккер, подождите немножко!
       Решение комиссии имело неожиданные последствия. Спустя некоторое время меня приглашает директор. В кабинете у него двое незнакомых людей в штатском.
       – Дмитрий Федорович, с вами хотят побеседовать сотрудники Управления КГБ, поговорите с ними, а я вас оставлю.
       – Дмитрий Федорович, начал разговор один из чекистов, ваша комиссия отказала в разрешении на выезд в Израиль доктору Пеккеру. Знаете ли Вы, что об этом на днях сообщила радиостанция «Голос Америки»? Не знаете? Ну, это не важно. Важно другое, сложилась ситуация, что государству приходится прислушиваться к реакции международной общественности, и нам придется дать разрешение на выезд Пеккера. Для этого необходимо соответствующее заключение комиссии
       – Но комиссия уже приняла свое решение и, думаю, что не захочет его изменять, говорю я. Почему бы Вам не решить этот вопрос самостоятельно?
       – Нет, так поступить мы не можем. Мы настоятельно просим Вас поработать с комиссией, не раскрывая причину.
       Вот так: и нельзя рассказать, в чем дело, и нужно добиться изменения решения! Как действовать? Для начала запросили НИИ, о чем был ими информирован Пеккер. Ответили, что он действительно получал несекретную консультацию от сотрудника одного из отделов, и что разговор проходил в проходной института.
       Снова пришлось разъяснять некоторым членам комиссии, что есть большая разница между понятиями государственная тайна и сведениями «для служебного пользования». С его допуском, сведения, составляющие государственную тайну, никто Пеккеру не раскроет. Кроме того, зачитал справку из НИИ. В конце концов дебаты закончились необходимым решением: «государственной тайной доктор Пеккер не владеет». Вскоре он покинул институт и по слухам, уехал не в Израиль, а в какую-то европейскую страну, где стал преподавать в университете. Так, по-видимому и не узнав какая ситуация складывалась и, что выезд его из страны зависел от решения какой-то там комиссии.

       «Пожарник» Сергеев

       Еще один пример «урегулирования отношений» с ретивым блюстителем порядка. Маленький штришок повседневности. После обеда захожу в лабораторию. Женщины, собравшись в дальней комнате у стола Ольги Николаевны Корневой, что-то взволнованно обсуждают. Сама она, зареванная, обращается ко мне.
       – Что он себе позволяет! Это безобразие, так меня оскорблять!
       – Да что случилось то, спрашиваю.
       Перебивая друг друга, рассказывают, что в обеденный перерыв неожиданно в лабораторию зашел инженер по пожарной безопасности («пожарник») Сергеев и, увидев на столе у Ольги Николаевны кипящий электрический чайник, расшумелся. Это, де, нарушение противопожарной безопасности, чайник он конфискует и составит акт, в котором должен будет расписаться ваш начальник. Да еще заплатит штраф! Так ему (т.е. мне) и передайте. Естественно, возник базар. В запальчивости Сергеев вырвал шнур из розетки, схватил чайник и, обложив напоследок протестующую больше всех Ольгу Николаевну матом, с чувством отлично выполненного долга удалился.
       – В принципе то он прав, немного успокоившись, говорят женщины, но чайник наше личное имущество. Пусть вернет. И главное, кто ему позволил выражаться нецензурными словами.
       Не хотят простить пожарника Сергеева мои сотрудницы. Нужно его проучить.
       – Ольга Николаевна, давайте немного похулиганим. Напишите-ка на мое имя докладную о недостойном поведении Сергеева и о похищении принадлежащего вам чайника. Мы тоже предъявим пожарнику акт. Встречный.
       В конце рабочего дня появляется Сергеев с папкой бумаг.
       – Вот товарищ начальник (имени он, что ли моего не знает), ознакомьтесь с актом. Вам придется уплатить штраф.
       – Хорошо, товарищ Сергеев, пока я буду изучать ваш акт, прошу Вас, прочитайте вот это. Передаю ему наш документ, в котором черным по белому написано, что такого-то числа, такого-то месяца и года гражданин Сергеев совершил открытое похищение чайника, принадлежащего гражданке Ольге Николаевне, а на разъяснение сотрудников, что заниматься грабежом нехорошо, реагировал неадекватно, обложив всех матом.
       Очень интересно было видеть как на глазах менялось выражение лица Сергеева. По-моему, от неожиданности у него даже пропал дар речи, Пыхтит, открывает рот, а сказать ничего не получается.
       – Ну, если прочитали, то давайте подписывать документы. Я подпишу ваш акт, а вы мой. Согласны?
       Кончилось все тем, что, молча, вырвав из моих рук свой неподписанный акт, Сергеев пулей вылетел из лаборатории. Сотрудницы лаборатории были отомщены. Потом, при встречах, Сергеев никогда со мной не здоровался. Тоже, видимо, сильно обиделся. Чайник вернул.