VIVACE
На этом все могло бы и закончится. Люди приходят и уходят. Что-то нам говорят, совершают какие-то действия, дарят что-то на память и проскакивают словно сквозь огромное сито, чтобы по прихоти избирательности обстоятельств, порой задержаться в нем в новом статусе – Друзья. Света не стала ни моим другом, ни моей девушкой. Но оставался еще один человек – Она. Мисс Интрига, мисс Загадка, мисс Туманность.
Долго продолжаться все это не могло. Ежели есть действие, за ним как правило стоит цель, верно? Ждать можно было бесконечно. Ждать многих вещей: когда она выдаст себя, когда нечаянно окажется застигнутой врасплох поблизости моего ящика, когда просто придет и позвонит в дверь. Не дождавшись одного, можно было с тем же успехом ожидать другого, попутно выдумывая запутанное разветвление отговорок и прочих вариантов.
А ясность наступила совершенно неожиданно. Последнее, волею судьбы, письмо, таило в себе фотографию со сжатым кулаком. И пророческая подпись – «…почти ухватил!». И я, вперившись распахнутыми глазами в этот кулак сопоставлял, соединял, скреплял части головоломки, коя с получением этого паззла, решающего, окончательного, главного, собиралась теперь не просто легко, а элементарно. Было даже неловко перед самим собой, за то, что был столь слеп и недалек, чтобы увидеть то, что буквально маячило у меня под носом.
Итак: женский кулачок с бесцветным маникюром на коротких ногтях и серебряным колечком в виде тонкой, извивающейся змейки на указательном пальце. Как так получается, что мельчайшие события, ничтожные вещи, что пронеслись мимо тебя, запоминаешь легче, нежели то, что по идее должно много значить и подобно монументу торчать в памяти? Образ этого колечка, миниатюрной алмазной крупицей впечатался в подкорку моего мозга и в тот момент, когда луч света принял подходящую перспективу, яростно сверкнул дав о себе знать. Я уже видел это кольцо однажды. И я помню когда. Я даже помню при каких обстоятельствах. И где. Вот только лицо запамятовал. Я забежал в готовые закрыться двери лифта и обнаружил в кабине девушку. Она пыталась открыть заклинившую молнию своей маленькой сумочки и лишь мельком подняла на меня глаза, когда я спросил, какой этаж ей нужен. Ее рука безуспешно дергала застежку. Я отлично помню это колечко на ее указательном пальце. И еще я запомнил этаж, что она назвала. Шестой. Да, тот самый этаж, где я струсил когда-то, уже почти позвонив в незнакомую квартиру.
И вот, я снова там. Стою перед той же парадной дверью с мутным, рифленым стеклом чуть желтоватого оттенка. Нажимаю на кнопку звонка. Квартира 93. По моим старым расчетам именно ее окна выходят во двор, на старую березу. Я слышу искусственную птичью трель. Жму еще. Снова слушаю. Жму. Далекий, но четкий звук поворота ключа. Делаю шаг назад. Но не для того, чтобы убежать, просто стеклянная дверь открывается наружу.
Шаги. Я еще не могу видеть их обладателя, поскольку он ( она!!! ) еще за стеной. Отсчет последних секунд.
Четыре… Показался силуэт.
Три… Она остановилась напротив меня.
Два… Она стоит передо мной.
Один… Она дотрагивается до дверной ручки.
Ноль…
- Ты все же нашел меня?
- Как видишь. Правда по чистой случайности.
- Случайностей не бывает.
- Не бывает?
- Нет, не бывает. И совпадений тоже, если ты хочешь применить и это определение.
- Тогда что же?
- Не знаю. Может замысел свыше?
- Интересно мне знать, к чему весь этот замысел.
- А не нужно ничего домысливать. Просто все есть, как есть.
- Ну хорошо, оставим так. Почему ты мне не откроешь?
- Я… Мне так удобно.
- Не понимаю.
- Пожалуйста, не проси меня этого делать. По крайней мере сейчас. Опиши лучше, что ты видишь.
- Я вижу тебя. Нет, я вижу только твой силуэт. Фигуру, расплывчатые контуры. Как облако.
- Милое сравнение, мне нравится. А еще?
- Еще я слышу твой голос. Он тихий и печальный. Немного глухой, но это все из-за двери.
- А что ты можешь про меня сказать? Ну, я имею в виду, как охарактеризуешь?
- Я затрудняюсь…
- Отчего?
- Я ничего про тебя не знаю Совсем ничего. Не знаю ни твоего имени, ни цвета глаз, длины волос, формы лица. По большому счету, я не понимаю даже, с кем разговариваю сейчас.
- В результате, я сейчас – ничто.
- Ну… Если суммировать, то – да.
- Любопытно. Смотри, я сейчас приложу к стеклу ладонь, а ты приложи к ней свою. Давай.
- Ну?
- Что ты чувствуешь?
- То, что стекло холодное. Я не могу дотронуться до тебя. Передо мной темное пятно твоей ладони и это все. И знаешь, мне только что пришло в голову, что вот в эту минуту, в этот миг, ты – ненастоящая.
- Замечаешь, какая занимательная метафора получается? Рядом с тобой человек. Он живой, он дышит, движется... Но ты не можешь разглядеть его, хоть он есть, не можешь просто почувствовать, несмотря на то, что он на незначительном расстоянии от тебя. Просто пятно и оттого он далек, космически недостижим, хотя стоит только открыть дверь и он окажется как на ладони. Живой. Настоящий. Сколько вокруг тебя таких людей?
- Хм… Я понимаю к чему ты клонишь. Давай я продолжу – для скольких людей, я такой же призрак?
- Верно. Все так. Неимоверно сложно порой просто постучаться, чтобы тебе открыли, войти в контакт, другим словом – общаться. Просто это мало кому нужно, как ни печально.
- Вокруг нас люди-призраки?
- Не только люди! Все вокруг, что ты замечаешь лишь краем глаза!
- Эй, мне кажется мы обсуждаем неразрешимую проблему.
- Но все это так интересно. И печально…
- Давай теперь я стану задавать вопросы? У меня их столько накопилось.
- Тогда, только самые важные для тебя. Давай отсечем любую шелуху.
- Хорошо. Но тогда остается всего один.
- Действуй! Я вся во внимании.
- Почему я?
- Мне стало тебя жаль. Не перебивай! Жалость бывает разная. Розовые слюни мне противны. Жалость, питаемая собственным эгоизмом, дескать, вот какая у меня сострадательная душа – просто от нищеты духа. И то и другое, совершенно бездейственно и тлетворно. Это отравляет, понимаешь? Я много времени провожу у окна. Включаю музыку и смотрю на прохожих. Я изучила всех обитателей нашего двора. И знаешь, очень многие подобны невероятно точным хронометрам: выйти в магазин, погулять с ребенком, пройтись с собакой, я уже не говорю об уходе на работу и возвращении назад. Такое впечатление, что у каждого по жизни проложены рельсы и люди словно маленькие вагончики, просто катаются туда-сюда, пока чья-то рука не отключит электричество. У меня все не так, а гораздо хуже… Ты почему-то выделялся в моих глазах на всем этом фоне. Тихо и, поверь, очень печально шел утром на работу и неизменно в одно и тоже время, возвращался назад. И все, я не замечала, чтобы ты хоть как-то отступился от этого распорядка – слишком прочно стоял на своих рельсах. Знаешь, сверху очень хорошо чувствуется, насколько несчастным может быть человек. Наверное Бог, все слезы уже выплакал, настолько хорошо мы ему видны. Вот видишь я не могу сказать, почему именно ты. Наитие, быть может? Душа может прильнуть даже к совершенно постороннему прохожему, попутчику в метро, соседу в очереди. В мире нет равнодушия, люди выдумали его, чтобы легче было отгородиться.
Ну…вообщем, я почувствовала какую-то невероятно острую потребность…помочь? Нет, даже сейчас слова не подберу. А впрочем и не пыталась никогда. Просто делала все это.
- Хорошо, но к чему тогда этот замысловатый антураж? Фотографии…
- Ох, я не думаю, что ты отреагировал бы на простые записки с заданиями. А заинтересованность? А интрига?
- Это слово наиболее часто приходило мне на ум.
- Надеюсь, оно не попахивало дешевизной?
- Нет, что ты! Было интересно и весело даже.
- О, мне легко было придумывать! Просто облекала в эту форму то, что сама желала бы предпринять. Ну или то, что хотела, да не смогла. Всегда было интересно покормить слона с руки!
- Ну так за чем же дело стало? Хоть завтра, хоть сейчас, сию минуту пойдем и натворим чего-нибудь! Просто собирайся и в путь! У меня столько идей…
- Я не могу.
- Ну, когда сможешь, так и сразу.
- Ты не понял. Я вообще не могу.
- В чем дело?
- У меня – рак. Все уже заканчивается. Осталось меньше месяца по моим подсчетам.
- Извини, но… А как же лечение? В конце концов, что предпринимают родные? Почему все так… Черт…
- Все просто. Я одна. То есть по-настоящему одна. Нелепо так получается, но в последние годы я только и делаю, что расстаюсь, говорю вовсе не до свидания, а именно – прощай. Умерла бабушка, отец ушел от нас с мамой, к более обеспеченной женщине, маму я похоронила с год назад. Ее сердце и до того было больным, а тут попросту не вынесло обиды. С молодым человеком я исчерпала все возможные варианты отношений и предпочла остаться честной. А о болезни узнала, когда все было слишком запущенно. Глушила боль таблетками, пока это было возможно. А потом мне огласили приговор, принудили к лечению. Как-то подслушала я разговор врачей, между собой, и по их словам мне по любому оставалось не больше полугода. И тогда я совершенно осознанно отказалась от лечения. Да и что это за лечение, когда лишь оттягивается приближающийся конец? Продление пытки, вот что это такое. Если бы был хоть малейший шанс, я бы ухватилась за него всеми силами. А так… Я просто пришла домой и села ждать. По-моему это называется, пассивная эвтаназия. Чувствовала, как гнию изнутри заживо. Относительно заживо. Есть у меня подруга…даже нет, вторая половинка души. Ей только и позволяю приходить. Она со мной согласна и этого достаточно. Она еду мне приносит. Мне и деньги-то уже не нужны. За квартиру не уплачено, за свет, телефон отрубили давно. Ну и что с того? Просто глотаю обезболивающее пачками и сажусь к окну. Один разок выскочила из дома, ну, когда ты на дереве сидел. Забавно было, правда? Вот так и доживаю. И больно так порой. И в теле и в душе. Сейчас вот тоже… Знаешь, что я сейчас делаю? Я плачу. Разговариваю с тобой, а слезы как-то уже непроизвольно текут. Привычка. Посмотрю в зеркало, лицо мокрое, а я и не заметила… Вот так вот. Моя жизнь мало напоминает историю о сильных людях. Просто бороться нужно не до последнего, а пока возможность есть. Чуть-чуть вот во мне жизни осталось, так я тебе немного отдала. И знаешь – легче от этой траты стало. Когда думаешь и самое главное, знаешь, что частичка тебя в ком-то другом остается… Просто волшебство. Нужно тратить, отдавать, дарить обеими руками. Ну вот, что-то я как проповедник заговорила.
Я не видел, но с облегчением понимал, что она улыбнулась. Мы молчали. Стояли друг против друга, совсем близко, но разделенные стеклом. Желтая, волнистая муть скрывала ее от меня. Как-то не правильно было то, что это забавное приключение покоилось на такой трагедии. Обыкновенной и страшной в своей обыденности.
- Жить нужно по полной. Заполнять каждое мгновение, что-то делать, двигаться душой, мечтать в конце концов. И как страшно, что понимаешь это лишь когда лишаешься всего этого.
- Спасибо тебе…,- только и смог выдавить я.
- На здоровье, - ответила она, и как же нелепо прозвучало это из ее уст.
- Я могу что-то сделать для тебя?
- Да. И это будет совсем не трудно.
- Только скажи.
- Дотронься до меня еще раз.
На стекле показались контуры ее ладоней. Она помедлила и прижалась к стеклу щекой. Я приложил руки к холодным очертаниям ее ладоней.
- Ближе. Пожалуйста ближе.
Я почувствовал лбом твердый холод стекла и закрыл глаза. Так и стоял, слушая ее шепот.
- Мне больно, очень больно… Обидно, что все закончится именно так. Сколько мне еще протянуть? День? Неделю? Внутри все горит… Сейчас я немного чувствую тебя и от этого чуть-чуть легче. Самую малость, но этого достаточно. Знаешь, для чего я все это делала? Я хотела почувствовать, понять, что я – есть, что я существую. Я живу, понимаешь? Доказать себе самой. Не просто микроорганизм, амебоподобное нечто, а… Я – существую… И умру с мыслью, что я – была. Я…
Ее последние слова захлебнулись еле слышным всхлипыванием. Моим глазам стало как-то странно горячо. Еще немного и я не смогу сдерживать слез.
- Все. Теперь ты должен уйти, - произнесла она и медленно отошла вглубь коридора.
Что-то нужно было сказать напоследок, поставить точку. Я судорожно искал слова, ну хоть какую-то зацепку, мыслишку. И постоянно падал в воздушную яму своих чувств. Опустошенность. Ничего нет.
- До свидания…, - попросил я.
- Прощай, - ударила она.
Я отвернулся от двери и в замешательстве вызвал лифт. Черт! Это уж вовсе ни к чему! Спускаясь на свой этаж, я уже не старался унять слезы. Ступеньки расплывались перед глазами, весь мир вокруг потерял свою прочность, мир тонул в моих слезах. Все теперь будет как раньше, в «дописьменный» период. Жизнь продолжится, одним человечком станет меньше, одним существом станет больше. Никто ничего не заметит. Но та, что сейчас медленно умирала в одиночестве, эта маленькая душа, сумела оставить слишком многое, что бы кануть в небытие. Та, у которой не было ни имени, ни лица, ни тела. Лишь голос. Тихий, полный боли и печали, голос. Его я буду помнить всю оставшуюся жизнь.