Стихи

       Стихи.
       ***
Между кочек красным боком,
захлебнувшись кислым соком,
как молодушка плотна,
клюква мается без сна.
А брусника тихо стонет
от любви или спросонок,
жмется нежно к валунам,
для нее всплыла луна.
Два груздя листвой опалой
шляпки ловко залатали,
не увидишь, где и шов.
Счастлив тот, кто их нашел.
И уже заря кричала
И с валежником венчался
потускневший лунный свет,
был их сватом лес-поэт.
Он над сонною вселенной
возвышался невесом
и из тьмы слагал поэму
песню филинов и сов.

       Гроза.
Звенят, звенят, как струны струи
свободной музыкой дождя
и на земле хаос рисуют
и вновь стирают навсегда.
Над ними тьма, но вспышкой жгучей,
обрезав взгляд на долгий миг,
прошли разгневанные тучи,
довольно им, довольно с них.
 
       ***
Свой шумный гомон день закончил,
пахнуло воздухом парным,
и вышла ночь в накидке черной
гулять по просекам лесным.
Мягка, как губы ночь, цветная,
прильнул к луне мохнатый стог.
На речке, косы распуская,
смочила крошка икры ног.
С висков к плечам ее ладони
бегут, бегут, касаясь щек,
ивняк, зависший на уклоне,
казалось наготой смущен.
Но тот, кому она не тайна,
кто похотлив, и пуст, как свищ,
Он жаждет девственных весталок.
Себя потом ты не простишь.
Беги же, крошка!.. Дунул ветер,
провел по листьям языком.
Предвестник утра ночью бредил
И был чуть-чуть неловок он.
Смахнул с ольхи росинки резко,
На чьи-то веки скинул их,
Палаткой хлопнул и над лесом
Он полетел будить других.
       ***
Листвой осина зарыдала,
шуршал повсюду листопад,
и первым льдом земля сырая
хрустела весело в садах.
Кустарник смолкнувший не прятал
безлюдье тропок и аллей,
а сверху солнечные пятна
вливались в зелень тополей.
И ты вся в белом, как подснежник,
при свете вспыхнувших берез
 вдруг оказалась порыжевшей
от подбородка до волос.

       ***
В лесной глуши подуют ветры
и будет в полночь шумным лес.
Цветет по древнему поверью
сегодня папоротник здесь.
Цветок ночной и небывалый
не доживет до первых зорь,
едва распустится, увянет,
поникнув легкою слезой.
И лес застонет и заплачет,
зловеще птица промелькнет,
когда своей рукой горячей
сорвешь магический цветок.
 
       ***
Не беда, не беда, не беда,
что всплакнула росой лебеда,
в кадке лунная стынет вода.
В палисадник спустилась звезда.
За сиренью она не видна,
приютилась безмолвно одна.
Только вереск шуршит у пруда,
и сливаются там два следа.
Как ей хочется выйти туда,
но тропинка в крапиве крута
и пасутся там где-то стада,
и ночная стоит темнота.
В палисаднике сохнет звезда,
до рассвета мерцает одна,
у открытого робкого рта
ожидает стыдливое «да».

Т. С.
Нужно мне совсем немного,
звон ночной, усталость ног,
у обочины дороги
кем-то выложенный стог,
лай собак в деревне ближней,
ржанье тихое коней
и дремотный шорох листьев
от ночлега в стороне.
Нужен мне туман в лощинах,
месяц бледный у скирды,
монотонный гул машины
и еще нужна мне ты.

Т. С.
Чувство светлое горит.
Выйди за калитку,
подари мне, подари
нежную улыбку.
Будет свет ее разлит
на волшебных стеклах,
затуманит взоры лип
поволокой теплой.
Подари мне, подари
со своей ладони
цвет проснувшейся земли,
утро над водою.
Средь мелодии озер,
средь дыханья пашен
мы услышим голос-зов,
голос судеб наших.


 Т. С.
Ты проснись сегодня раньше,
чем обычно, чем вчера.
видишь, воздух как подкрашен
в разбежавшихся лучах?
Пахнет утренней росою
И цветами и травой,
побежим с тобой босою
над дымящейся рекой.
Ты проснись и дай мне руку.
Ослепляют взгляд лучи,
от молоденького утра
мне тебя не отличить.

Т .Г.
Твоя доверчивость красива,
в ней свежесть луга, кротость нивы,
твои слова просты, как правда.
В них твоя воля, твое право,
и руки смуглые нежны,
ты мне пиши, ты мне пиши.
       
***
Какая тьма, какая мгла,
какое небо жуткое,
а ты могла и не смогла
влюбиться в травы жухлые.
Как воздух душен у земли,
Полынь, какая горькая!
Глаза уставшие в пыли
слезу неловко комкают.
Веселый ветер уволок
восход за тучи серые
своей любви не превозмог,
а тучи не рассеялись.

       ***
Молодой можжевельник
дремлет в тихом саду,
нанижу ожерелье
на ворсистом пруту.
Станут капельки света
горстью лунных камней,
только сетуй, не сетуй,
мы расстанемся с ней.
И всегда, как измена,
как упрямый побег,
будет боль неизменна
жить колючкой во мне.

Т. С.
Я жду тебя, тебя одну,
И ждать я не устану.
Вдруг, обокрав саму весну,
мечусь от счастья пьяный.
И солнца шар и зелень трав,
звон рек и шелест чащи
в себя вобрал, в себе собрал
в один комок горящий.
Его отдам тебе, отдам
волнующий и яркий.
Ты лишь приди, приди
одна и забери подарки.

 ***
В сердце майское тепло
потекло.
Не от крымского вина.
То весна.
Думал, что давно остыл.
Значит, ты.
Чем же мне благодарить?
Ты бери
радость всю мою с собой.
Будь судьбой,
И морозною зимой
брось письмо.
Я тебе твою весну
вновь верну.

***
Как волшебница печали,
в сердце ты и в голове,
повстречалась-промолчала,
по густой пошла траве.
Птицей море облетела,
Груды серого песка
разровняла пеной белой,
не оставив ни мазка.
Забрала в подарок перстень
без улыбки, без кивка,
лишь разлился слабой тенью
след, как радуга-дуга.
Уходила с талым снегом
и журчал во след ручей.
Я любил, счастливым не был.
Отлюбил- несчастья нет.

***
Срываясь бренькала гитара,
в ботве запуталась межа,
сполохом желтым рожь играла,
темнело, кралась тишина.
Ты в вязкий ил едва ступила
и воду бережно взяла,
и в струях ты сама струилась
вся первозданна и нова.
Ты счастьем быть душою чистой,
понять добро, не встретить зла
в вечерней ряби сердцем ищешь,
в прохладных водах обрела.
Ведь, если есть такая песня,
что всех людей к любви склонит,
то это песня- песня леса,
полей ржаных, ночных палитр.
И обновленный веком разум
не станет глубже и ясней
без песен первых майских радуг,
поющих жизнь и новый сев.

***
Что же, что в ее чертах?
Ах, легко и просто
поселилась Красота
на ресницах острых.
Поселилась- позвала,
улыбнувшись бегло.
Я поверил ей, да зря.
Лучше бы промедлил.
Не успел я ощутить
блеск ее весенний,
как вечерние лучи
разлучили с нею.
Унесла мои цветы,
лепестки срывая.
Как же мне теперь остыть?
Отлежусь в сарае.

Весна.
Зима обернулась
и первой капелью
из глаз ее слезы
упали на землю.
Вздохнула парами
земля молодая
и солнце сверкнуло
в ней желтой медалью.
А в небе проталины
мартовской сини,
и ночью мерцают
там звезды- рубины.
Под ними дыханием
воздух на ощупь,
как будто читаешь
про майские рощи,
про волны покосов,
застывших за логом,
про тяжесть колосьев,
упавших под ноги.
Над городом солнце
все выше и выше,
доносятся крики
ватаги мальчишек,
и вешние тайны
учуяв напротив,
не знаясь с летами,
душа колобродит.

И.З.
Забыл я пробужденье мая,
забыл, как можно быть рабом,
но жду, боюсь и принимаю,
живу, встревоженный тобой.

Синяя Осока.

Где-то там деревня
Синяя Осока,
русская деревня
в средней полосе.
Там росли деревья прямо возле окон
и гуляли ветры
утром по росе.
Кто ей дал названье
Синяя Осока,
кто же здесь увидел
синюю траву?.
Солнце нанизало
на лучи осколки,
замутились воды
в перерытом рву.
Скрюченные вербы
над обрывом тлели,
ветер дул с пожарищ
пепельной косой,
и взлетали перья
мертвых коростелей,
и к реке бежали
травы колесом.
Там поэт деревни
и солдат России,
там под небом русским
парень умирал.
Краски потемнели.
Покидали силы.
Опустился грузно
на ресницы мрак.
Оборвалась строчка
«Синяя Осока»,
по губам разлился
уходящий свет…
Распустились почки
над осевшим стогом.
Где- то тут родился
и погиб поэт.

Детство.
Дороги, стоянки, теплушки,
бочонок железный и кружка,
разбитый на доски вагон
и скорбная тяжесть погон.
Не помню, но помнил я, помнил,
как падал в воронку от бомбы.
Стоял над воронкою гул,
и в ней я как будто тонул.
Галдеж, ожидание, холод,
то улиц булыжных, то поля.
Потом тишина, тишина…
Тогда и минула война.
Тогда-то под ворохом сена,
я помню, дорогой весенней
въезжали мы к ночи в село.
В ту ночь ко мне детство пришло.
Потом я по зимнику ехал.
Летело за мной его эхо,
скользил над лавиною снега,
и слышал опять его эхо.
Увидел моря я и реки.
И там разнеслось его эхо.
Уж годы мелькают, как вехи,
за мною летит его эхо.
Гряды раскисшие, пойму
речушки оттаявшей помню,
ветхий, но вечный погост,
негромкое блеянье коз.
Помню, как солнце лучами,
беззвучно мне в окна стучало,
как с зорькой в проселочной пыли
корову на выпас гонял,
и, как я вцепился впервые
в гриву гнедого коня.
Впервые, впервые, впервые
овраги проселки и нивы,
впервые коснулась рука
дряхлеющей тьмы чердака.
Тогда же впервые солдаты
С фронта вернулись со скатками.
Шли шляхом отцы живые.
Но были все лица чужими.
       
На кладбище.
Они лежат. Еще лежат
в своих могилах, добытых кровью
но разделила уже межа
их на забытых и на героев.
Для вечной жизни всех взяла
земля, как встарь, как на погосте,
но вот уже без слез и зла
тревожит кто-то чьи-то кости.
А там разрыт могильный холм.
Там крест сворочен. Имени не стало.
Надгробную плиту поганит вор,
а там звезда солдатская упала.
Хоть коротка жизнь у живых,
не долги дни, мгновенны ночи, но, коль нет памяти, у них,..
у них она еще короче.


Крым.
Где могильные курганы,
древний Крым,
что народ степной руками
здесь нарыл?
Где сшибались злые кони,
где щиты
со следами острых копий,
знаешь ты?
Где рода, что в схватке лютой
бились тут?
Век за веком след их путал.
Где их путь?
Где горел очаг последний,
что потух?
Где лежит сраженный медью
скиф пастух?
Кровью варваров окроплен,
древний Крым,
на себе держал акрополь
не один.
Видел грозные когорты,
древний Крым.
Слал их сушею и морем
гордый Рим.
Что хранишь в себе, чем славен от веков?
Только ль звоном прочной стали,
да оков?
Кто земли твоей хозяин,
древний Крым?
Греки, персы иль хазары,
кто твой сын?
Князь Олег, варяг суровый,
вел здесь рать.
Отдал дань ему бескровно
сам Царьград.
Византийскую царевну
в жены взяв,
здесь гулял с дружиной верной
русский князь.
Пировала, песни пела,
В плен брала,
шевелилась в колыбели
Русь- земля.
Быть тебе с Россией,
вечно быть.
Только стрелы приносили
стук копыт.
И аркан на чьи-то плечи
хищно лег,
и ясырь он степью пыльной
поволок.
Там с кочевником судьбою
сломлена,
не владычецей, рабой легла княжна.
До поры то было. Только
до поры.
До поры в набег ходили
степняки.
В муках Русь копила силу у Оки.

***
И тут и там холмы, холмы,
дорога вековая.
Который май ее размыл
и обелил песками?
Дорога беглых, да бродяг,
да скоморохов ловких.
Зачем холмы ей вслед глядят,
умолкнув с полуслова?
Прошла ль тут конница татар
иль половецких ханов,
и, кто из русских умирал,
а после ведь пахали?
Какой казак над кручей спал,
папахой чуб накрывши,
когда раздался первый залп?
Его он не услышал.
Как купола, холмы, холмы,
да степи, да равнины.
Повсюду здесь гуляли мы
от века и до ныне.
И даже это воронье
над церковью поникшей,
предвестник зла,но все равно
свое,а не чужбины.

***
Где нефтяные заводи,
где бескрайние прерии,
за океаном, на Западе,
переселенцы первые
в джинсах протертых кольтами,
там говорили, столько- то
успех и удача в долларах,
столько- то пуля недолгая.
С широкой улыбкой верил
там каждый в себя, в Америку.
В золото вечного унции,
в бизнес и Конституцию.
Там каждый был верить вправе,
что он Президенту равен.
Но выше всех прав и мессий-
право своих интересов.

Площадь.
Идут колоннами,
идут медленно,
уже не голодные,
сытые к Ленину.
Блюдут порядок,
чтобы без жертв.
Говорит оратор,
как менеджер.
Говорит розово,
не,как голытьбе.
Организованной
Говорит толпе.
Смотрит милиция
фуражками синими,
что там за мысли
на лицах красивых?
А выше сверкает
шатер-фейерверк.
Сходился с веками
наш полувек.
04.1967 г.
***
Помимо красивых вещей,
помимо вкусных пончиков,
нам, говоря вообще,
необходимо творчество.