Забытая тетрадь. Часть первая. Он

Михаил Чернов
...Утренний обход проходил сегодня как всегда - буднично и скучно. Пациенты привычно жаловались мне на храпящих соседей, сквозняки из окна, и конечно, на качество еды: "Вы посмотрите, доктор, в супе плавал крысиный хвост, вот же он". "Не повезло животному...", - бормотал я себе под нос, а вслух произносил дежурное "разберемся, надо будет, накажем шефа".

Лишь в палате интенсивной терапии было тихо и спокойно. Мерцали экраны кардиомониторов, ритмично всхлипывал АИВЛ - аппарат искусственной вентиляции легких, размеренно жужжал АИК... К чему Вам, читатель, все эти аббревиатуры, я и сам порой не помню их значения... Меня всегда завораживало это место, где никто ничего от меня не требовал и не просил, где лежат люди, чья жизнь уже не в наших руках. Люди ли они? Наверное, только для близких... А для меня? Электромеханические кентавры...

Иногда я прихожу сюда ночью, без какой-либо цели. Отправляю поспать дежурную сестру и сижу. Просто сижу один, глядя в черноту окна. Без мыслей, без чувств...

Заканчиваю обход я обычно в особой палате. С единственным пациентом. Совершенно непрофильным для нашей клиники. Как-то позвонил мой бывший сокурсник (он известный психиатр, член-корр, такому не откажешь) и попросил поместить у нас «своего» больного. И не ограничивать его ни в каких занятиях: «Ну, там телефон, компьютер будет просить – дай ему, пожалуйста». В анамнезе ничего необычного, черепно-мозговая травма двухлетней давности, самолет он, что ли, неудачно посадил... Физически крепкий, энергичный. Много читает, всю больничную библиотеку уже перебрал, хотя книг у нас - так, кошкины слезы. По-русски говорит странно, литературными оборотами, легко переходит на французский, итальянский, немецкий - случайно слышал я из-за дверей обрывки его телефонного разговора. Никто его не посещает, даже мой однокашник, похоже, забыл о своем протеже...

Долгих разговоров с необычным пациентом у меня не получается: «Как самочувствие, как настроение? Отлично. Температура нормальная...». И бегом-бегом дальше – к звонкам, совещаниям, семинарам...

Сегодня он передал мне большой желтый конверт и попросил отправить его почтой, срочной, заказной, авиа... главное, безотлагательно. Я, конечно, пообещал, взял конверт и пошел к себе в кабинет.

«Так, что же тут такое? Бумаги, документы? Конверт запечатан. В графе «Получатель» - адрес электронной почты, «Отправитель» - тоже, только другой... Сплошной туман с этим пациентом. Эх, была не была, открою...»
И вытряхнул на стол пачку... черт знает чего: выписки из историй болезни, какие-то арифметические подсчеты в столбик от руки, бланки рецептов со штампом и без печати…

Взял первый попавшийся лист, перевернул... Рукописный текст...

***

На сайт знакомств мы пришли компанией, группой... Позвольте представиться.

1) Руководитель департамента в крупном холдинге. Не женат (уже). Дети? Наверное, где-то есть. Квартира на Плющихе, загородный дом на Николиной горе. Коллекционирую картины русских и советских художников начала прошлого века, мебель, посуду тех лет. Ищу: владелицу «Черемухи в стакане» К.С. Петрова-Водкина.

2) Вдовец, детей нет. Работаю инженером в проектном НИИ. Живу в квартире тещи. Дачи, машины нет. Ненавижу собак, особенно тещину болонку. Ищу: некрасовскую русскую женщину (желательно сироту).

3) Гражданин мира. Умный, обаятельный, спортивный и, главное - скромный. Без материальных и жилищных проблем. Вредных привычек (жены) не имею. К пиву и футболу равнодушен. Нравятся: французские поэты-романтики (Ламартин, Мюссе), телесериалы и домашние котлеты. Дети, кошки, собаки раздражают. Ищу: домработницу, интим не предлагать.

4) Ну, в общем, эта… нормальный мужик. Не, не женат. Работа? А чё – нормальная, лоджии стеклю. А вам не надо? Не, на работе не пью, хоть ребята и предлагают… Да чё вы прилипли со своими вопросами, кого ищу, да кого ищу… Жену, понятно? Ну, ясный перец, чтоб была как эта, ну, как ее – о, Монро! Где я ее видел? На Ленинградке, как в Шереметьево ехать, на обочине стояла – машина у нее что ли сломалась… Ну, да, с подружками там стояла. Красивая такая…

PS Говорить больше не могу, закругляюсь. Слышу в коридоре шаги санитаров – сейчас нас поведут на сеанс групповой психотерапии… А последнего, пролетария – в душевую, а то запах от него…

***

Так... А я гадал, зачем ему компьютер.
«Расщепление сознания», - вспомнил я учебник психиатрии. Bewusstseinsspaltung по Фрейду. «Шизофрения», - это уже из психопатологии.
Первым желанием было созвониться с однокашником, который направил к нам этого пациента, и передать ему записки, но... Неэтично как-то. Да и зачем? Следить за поведением больного он меня не просил...

***

Компания наша перебралась в прелестное местечко, в санаторий (забыл, как называется).
Я тут скучаю. Окна стеклить мне не дают, не надо, говорят. За сеткой их и не разобьешь ведь.
Инженер, единственный кто умеет писать, после отбоя скрипит пером под одеялом. То ли роман сочиняет, то ли доносы...
Двое оставшихся компаньонов, люди тихие, интеллигентные, уединились в Красном уголке и обсуждают программу участия в выборах. Ну да, в нашем санатории. Их что-то в политике главврача не устраивает... Из уголка доносятся приглушенные возгласы "рацион, витамины, собака жрать не будет..." А сами, между прочим, в столовую регулярно ходят. С одной на двоих ложкой. Забавной такой, на черенке выбит рисунок серпа и молота.
Вчера Арон Моисеевич, главврач, по случаю нашего приезда выступил с речью. Обещал отпустить в город и выдал, змей, один пропуск на всех, говорит, как станете единым целым, так и свободны...

***

Вот уже и до меня добрался, змеем обзывает.
Интересно, женщины ему отвечают?

***

В нашей пала..., то есть, комнате № 6 сегодня непривычно тихо. Никто не рассуждает о высшем предназначении интеллигенции в России, не матерится тихо, уронив гантель на ногу соседу, не шлепает об тумбочку, поставленную в проходе между двумя кроватями, старыми засаленными картами с остатками непристойных картинок. Все что-то пишут...

Руководитель, номер первый, сидит на кровати, ближайшей к окну, положил лист бумаги на подоконник и пишет, отвернувшись от всех и широко, по-хозяйски расставив локти. Время от времени он отрывается от своего занятия, оборачивается и ревниво поглядывает на остальных, не забывая прикрыть рукой исписанный на четверть лист.

Гражданин мира, третий номер, лежит на кровати, мечтательно глядя в потолок и покачивая левой ногой в такт своим мыслям. Его листок с несколькими стихотворными строчками (похоже, на французском языке) вот уже второй час валяется забытый на полу.

Инженер, верный своей привычке, накрылся одеялом и пишет лежа на животе. Для удобства он подложил под бумагу единственную книгу, найденную в местной библиотеке (кажется, "Жизнеописание" Бенвенуто Челинни), и в муках творчества грызет кончик авторучки.

Общая сосредоточенность захватила даже пролетария, он перестал размахивать гимнастическими гирями, тихо положил их в угол и осторожно бродит по комнате, с любопытством заглядывая в чужие тексты. Авторы, заметив его, отмахиваются: "Иди, иди..."

Причина всех этих событий проста - вчера мы получили письмо, адресованное бывшему пациенту нашей палаты (давно поправившемуся и уехавшему) и ошибочно доставленное нам. Его нового адреса мы, конечно, не знали... Нет, через медперсонал можно было бы передать письмо дальше, но ... Скука, Вы, читатель, даже не представляете, что такое больничная скука...

Мы долго мучились, открывать ли, читать ли письмо.… Из внешнего вида розового конверта, аккуратного почерка в адресе заключили, что письмо - от любимой женщины неизвестного пациента, что лишь усилило сомнения. Разрешил их за всех пролетарий, разорвал конверт со словами: "Ну и что? Мы ему не чужие, на той же кровати лежим...", - и вслух прочитал всё, от первой буквы до последней.
"Какая женщина, какая женщина...",- застонал гражданин мира. "Да, хороша, ничего не скажешь",- согласился инженер. "Ну, эта, зря она пишет, лучше собралась бы и встретилась с ним, что ли. А то душу ему рвёт...", - подытожил пролетарий.

Молчал только первый номер, руководитель. И не напрасно ведь молчал. "Друзья, давайте напишем ей ответ". Мы недоуменно переглянулись: "А пациент как же?". "Так он даже не знает о письме. Мы от его имени и напишем". Идея понравилась всем, кроме пролетария: "Не, я отказываюсь, не честно это!". Но бумагу и ручки достал именно он, стащил из стола дежурной медсестры, пока той не было на месте.

Ничего-то из нашей затеи не вышло... Нет, сначала мы все дружно уселись вокруг третьего номера (первый сразу сказал, что кроме резолюций на документах ничего писать не умеет), наморщили ум в попытках найти подходящие эпитеты..., но дальше "Здравствуйте,..." дело не пошло. Поэтому мы договорились, что ответ пишет каждый самостоятельно, а потом из них общую, окончательную редакцию составляет... главврач. Ну, чтобы никому обидно не было.
Вот и скрипим сегодня мозгами, непривычными к таким усилиям...

***

Оказывается, есть на свете отчаявшиеся женщины, готовые принять бред больного за чистую монету. Как бы узнать, что она этому... этим... написала?

***

...Наше заведение осталось без руководства - главврач укатил в Альпы, кататься на лыжах. Говорят, на целую неделю. Пользуясь случаем, мы пробрались в его кабинет, чтобы напрямую, с помощью компьютера, отправить Вам, милая корреспондентка, свои письма. "В очередь, в очередь, сукины дети...", - навел порядок пролетарий, невольно цитируя МА Булгакова.

"..., скажите, пожалуйста, существует ли коллективное подсознание?" - номер первый, руководитель, закончил фразу, перечитал написанное, потирая руки в предвкушении интеллектуальной беседы, и пошел в приемную за кофе для всей нашей компании.

"... Вы видели когда-нибудь старт космического корабля? В бескрайней степи на рассвете, когда в слабых еще лучах солнца постепенно меркнут прожекторы, освещающие стартовый стол космодрома... Истошно ревет сирена, прерываемая оглушительной командой: "До старта осталось ... минут, всему персоналу укрыться в зданиях, боевому расчету занять свои места".
Продувка, протяжка, ключ на старт... И, наконец, вот он - пуск. Ослепительный свет, режущий глаза даже сквозь оптику перископа. Ракета чуть приподнимается, зависает над столом и медленно, тяжело преодолевая свой чудовищный вес, трогается... Пошла, пошла... Грохота двигателей пока не слышно, звук еще не докатился до КП. И лишь когда ракета превращается в маленькое солнце на темно-синем небе, появляется ударная волна. Командный пункт, самое защищенное строение на космодроме, дрожит так, что изображения на экранах слежения размываются в бесформенные цветные пятна...". Инженер, второй номер, оторвался от компьютера, тяжело дыша, забыв закрыть рот - так его захватили воспоминания.

"О ты, которая мне в душу заглянула,
Как странница земли, как горний серафим.
Твоя любовь лучом во тьме блеснула
Глазам восторженным моим.
Явися мне, прелестное созданье,
Скажи мне имя, родину и цель:
Земля ль твоя святая колыбель,
Иль ты небесное дыханье?"
Третий номер мечтательно закрыл глаза, ничуть не смущаясь за... цитату из Ламартина.

"Барышня, Вы умеете варить борщ? Настоящий украинский, с пампушками? Нет? Тогда я сам могу Вас угостить". Пролетарий, четвертый номер, даже покраснел от усилий попасть негнущимися пальцами по клавишам компьютера".

***

За чтением я совершенно забыл, где нахожусь и зачем. И только объявление по радио «Граждане пассажиры, заканчивается посадка на...» вернуло меня к обычным заботам. «Рейс-то мой...», я схватил сумку и помчался к выходу.