Пиво давно закончилась, а день никак не начинался. В небе выполоскали кисточку от черной акварели. Утопили солнышко – рыжего котенка. Одиннадцать утра, а темно и темно. В общаге напротив кое-где даже свет горит. И в Иркином окне, на восьмом этаже, тоже.
Игорь набрал на мобильном ее номер. В ожидании участился пульс, а за ним и гудки вызова. Не взяла трубку.
- Гоша, а может, споешь ей серенаду? – подал голос верный Саня. – Попросим ребят из «Реактора» подыграть!
- «Реакторовские» серенады она каждый вечер и так слышит – они же в подвале ее общаги репетируют, – отозвался Толстый. – Их ударник стучит, как Гитлер в ворота рая.
- В общаге и балконов-то нет – какая серенада… – буркнул Игорь и в сердцах пнул ногой тумбочку.
Дверца криво открылась, и выскользнувшая банка клубничного варенья мелодично разбилась, растеклась по полу сладкой лужицей.
Убирая варенье, Игорь порезал осколками банки палец. Кровь долго не останавливалась. Лейкопластырь не клеился. Вообще, всё у Игоря не клеилось со вчерашнего дня…
Лекция по политологии для двух потоков собрала в зале не меньше трехсот студентов. За трибуной сам Трубников, декан, с седой шевелюрой, внушительный, благообразный – такие в голливудских боевиках оказываются отпетыми мерзавцами. И тут открывается дверь и с получасовым опозданием являет себя Игорь.
Нисколько не смущаясь, идет по проходу к кафедре.
- Извините, Борис Яковлевич, – походя, без тени вины.
- Я полагаю, у вас были веские причины для опоздания? – рокочет Трубников сердито, а крылья носа вот-вот взлетят улыбкой – любит его, звезду КВН, ждет шутки.
- Конечно, Борис Яковлевич! – Игорь уже стоит рядом, высокий, выше декана на трибуне.
Из-за спины достал букет роз. Декан протянул было руку, отдернул, смутился. Игорь потер нос с шикарной греческой горбинкой и хорошо поставленным голосом диктора объявил:
- Сегодня у самой красивой девушки университета день рождения! Будь всегда любима… мною! И счастлива… со мной! Ирусик, поздравляю!
И эффектно бросил букет на третий ряд, на стол, пред ясные бирюзовые очи Лепехиной. А та, с красными пятнами на побелевшем лице, вскочила и выдавила, запинаясь:
- Я… У меня… Мой день рождения – завтра! – и в слезах выбежала вон.
- Как завтра… - промямлил Игорь голосом, поставленным в угол.
Он кинулся за Лепехиной вдогонку, но потерял ее в лабиринтах учебных коридоров. Набрал по мобильному – не взяла трубку. В общаге, дверь ее комнаты приоткрыла «дуэнья» Марина:
- Не хочет видеть, иди, иди.
А из-за спины выглядывает Иркин плач…
- А давай, Игореха, фейерверк устроим! – не унимался Саня. – Петард наберем, ракет. Чтоб час под окнами грохотало!
- А потом нас из универа с грохотом… – это скептик Толстый.
- За что?! Сегодня же суббота!
- Сань, нам комендант туалетного салюта до сих пор простить не может, – вздохнул Игорь.
На прошлой неделе они с ребятами из команды КВН повеселились: наклюкались после игры у Игоря в комнате и начали из окна 14-го этажа бросать рулоны туалетной бумаги – они как раз до земли в полосу развернуться успевали. А часть рулонов Толстый в растворе селитры предварительно вымочил и высушил. Бросишь, конец подожжешь, и летят вниз огненные ленты. Расцарапанная ночь. Эффектно!
Потом часа два бумагу подбирали. Комендант, зануда, заставил ее обратно в рулоны замотать. Как Толстый жалел, что на всю упаковку селитры не хватило!
Ветер-парикмахер смел в угол ворох темных мокрых волос, и проглянул истертый до белесой серости линолеум неба с ржавым пятном вокруг шляпки гвоздя-солнца. И совсем жалкой копией его выглядел непогашенный свет в Иркином окне.
А на подоконнике огромный плюшевый лев Бонифаций или проще Бонус – его подарок на день влюбленных.
Хвост Бонифация свисал унылой веревкой. Лев грустил вместе с хозяйкой. Ира сунула ноги в тапочки, поднялась с кровати – хотела подойти к окну, приласкать Бонуса.
- Сиди-и, – дернула ее за руку подружка Маринка. – Не высовывайся. Пусть помучится немного – ему полезно. А то: КВН-щик! Ди-джей! Глава студсовета! Нос задрал, девчонки вокруг него вьются… Подумаешь, звезда! Смотрит на всех из космоса!
Игорь и вправду посматривал на Лепехину свысока. И когда по улице шли в обнимку – с высоты своих метр девяносто на Иркины метр пятьдесят пять. И когда в окно глядел – со своего четырнадцатого на ее восьмой. Ну, и конечно, с вершин популярности и славы на Иркину репутацию неприметной зубрилы-заучки.
- Я ему… не пара… вовсе… – всхлипывая, говорила Ира, - зачем он… ко мне… зачем…
Маринка и сама считала, что Лепехина с Игорем, как гусь с гагарочкой – курам на смех.
Взбив перед зеркалом волосы и помассировав холеные щечки, Маринка удовлетворенно хмыкнула. Заметила тусклое Лепехинское отражение. Что он нашел в этой тундре? Березка карликовая…
- Хватит рыдать! - скомандовала подруга. – Пора себя в порядок привести: день рождения всё же. Сейчас у Верки краску одолжу – перекрасим тебя. Женщины должны почаще меняться. Как караул у Мавзолея!
Подруга выскочила в соседнюю комнату секции, а Ира, пользуясь свободой, пошла к Бонусу, погладила по теплой мягкой спине, потрепала гриву. Украдкой глянула вверх – в окне Игоря никого. А чего ждала? Что день-деньской глаз сводить не будет? Она раскрыла оконные створки: в комнату дохнуло сыростью, прелыми листьями. Серый магнит асфальта притягивал, притягивал…
- Ирка, дура! Совсем спятила?! – с порога заорала Марина, уронила таз и пакетики с краской и бросилась к подруге, уже перекинувшей ноги через подоконник.
Втащила ее, совсем не сопротивлявшуюся, обмякшую, в комнату, надавала пощечин.
- Дура! Дура! Дура!
Оттащила на кровать, налила полстакана водки и заставила выпить. Метнулась закрыть окно. Зыркнула наверх, наткнулась на взгляд подошедшего к окну Игоря и погрозила ему кулаком.
Маринкин кулак словно угодил под дых – Игорь судорожно хватанул открытым ртом воздух. Как рыба без воды. Так он без Ирки… Игорь минут десять гипнотизировал ее окно, четвертованное крестиком рамы – без толку, не подошла. Застыла желтая сиротская слеза в глазе люстры. И Бонифаций с подоконника исчез. Игорь посмотрел вниз: лев лежал во дворе, башкой в луже.
Как был – в спортивках, футболке и шлепанцах – Игорь рванул в коридор, к лифту, заколотил кулаком по кнопке вызова, не сразу заметив, что она светится, и лифт надсадно гудит совсем близко. Металлический визг смолк, дверцы разъехались, и Игорь ломанулся в кабинку, столкнувшись с выходящим Фуриком, звукачом из их команды.
- Гоша, привет… - на автомате выпалил тот, а Игорь уже жал кнопку первого этажа.
За ним, едва ускользнув от гильотины дверец, в лифт вскочили Саня с Толстым.
- Опа, весь «Гоп-стёб» в сборе – можно репетировать, - пошутил Фурик, но Игорь молча надвинул ему на нос странную помесь французской охотничьей шапочки с длинным блайзеровским козырьком, которую Фурик не снимал даже на парах, за что и получил свою кличку.
Лифт подумал секунду – не слишком ли толст Толстый – и, дрожа от страха, ухнул вниз.
На улице было промозгло. Бонифаций припал к луже, будто пил, и вот-вот должен был стать козленочком. Игорь схватил его, прижался к еще теплому плюшу. «Не помер», – мелькнула мысль.
- А че случилось-то? – не унимался Фурик.
Звукач вчера осматривался в военкомате и ничего о Гошином проколе не знал.
- С Лепехиной разругался, - коротко пояснил Саня. – Ищем пути к примирению.
- Понятно, - сказал Фурик и раскинул руки. – Так что, встали?
Игорь хмыкнул, но руки поднял вместе со всеми, положив их на плечи стоящим рядом. Замкнулись в круг. Наклонились, уперлись лбами, чувствуя не только дыхание, но и мысли друг друга. Одна голова, одно туловище. Так они всегда стояли на КВН-разминке, когда за 30 секунд нужно было придумать остроумный ответ. Только теперь добавился плюшевый лоб Бонифация.
- Три, два, раз, поехали! – привычно дал отсчет Саня и первым бросил в круг монетку-идею:
- Миллион алых роз! Клумбу украсим…
- Дорого…
- Фигня, дорого – пошло…
- Но эффектно!
- Эффектно вчера уже было. Та-ак, по часовой!
Не разнимая рук, ребята сделали пару шагов по кругу, в своеобразном сиртаки.
- А билеты в театр? Закупить всю ложу!
- Нормально!
- Мимо. Она дверь не открывает…
- В окно залезть - у меня знакомый на машине-вышке работает, стрела – тридцать метров!
- Хорошая стрела для Амура – не промажешь!
- Против часовой – по-ошли!
Круг провернулся в другую сторону.
- В окно проще сверху залезть, над ней моя Настюха живет – не откажет.
- Настюха никому не отказывает!
- А в зубы?!
- Молчу, молчу…
- Не сбивайтесь: Ира, ссора, помириться…
- По часовой!
Еще один проворот круга. Из окон 14-этажных свечек-общаг в них уже тыкали пальцами, посмеивались.
- А просто извиниться?
- Говорю же – двери не открывает, трубку не берет.
- Письмо написать, и голубиной почтой…
- И кто будет голубым почтальоном?
- Лучше львиной – привязать к Бонусу, и в окно бросить!
- А если под окнами извинение написать?
- Кровью!
- Лучше телами выложить...
- Стоп! Стоп, пацаны, есть мысля! – крикнул Игорь.
Он быстро объяснил суть. Как по команде, все присели: так они делали в игре, когда ответ придуман и нужно только его обтесать и решить, кто пойдет отвечать. Быстро распределили роли и вскочили, смеясь и радуясь удачной идее. Как раз в этот момент во двор выглянули Ирка с Мариной.
- Веселятся! Конечно! А тут человек страдает! – зло бросила Марина. – Отойди от окна – волосы не просохли, простудишься.
Лепехина в полотенце-тюрбане на голове плюхнулась на свою кровать и зарыдала.
Так, в слезах, и день прошел. День рождения. Нет, конечно, были и гости: девчонки из секции и группы, пара ребят с курса, Павел Васильевич, руководитель Лепехинских научных работ. Распили бутылку молдавского муската, похвалили новый цвет Иркиных волос. Как сказала Машка: креативный такой, сиревененький.
И разошлись под вечер. Только Марина осталась, на страже. Кусок неба за окном потемнел чищеной картофелиной, потом почернел. А Игорь так и не проявился…
Время от времени подружки заглядывали – бегущей строкой новостей.
- По общаге носятся всей командой, как ошпаренные!
- Носятся… с Игорем своим, как дурни с писаной торбой… – комментировала Марина.
- У Соколовского денег одолжили – триста долларов!
- В сауну пойдут, с бабами…
- У Настюхи сейчас были. Ржали там, как кони.
- На триста долларов че ж не поржать…
- А Толстый пятно на джинсы посадил, на самом видном месте!
- У него самое видное место – брюхо, а дотуда никакие джинсы не достанут…
- Пакетов десять с продуктами тащили! Пиво упаковками!
- Ну, всё, можно уже очередь в туалет занимать…
Дело шло к полуночи. Марина и две девчонки-соседки листали журнал мод. Ира сидела на кровати, завернувшись в одеяло, и удаляла СМС-ки. Штук двадцать, и все от Игоря. И тут новая пришла: «Лепехина, ровно в двенадцать жди!»
Маринка через плечо заглянула:
- Не отвечай! – как ножницами жесть отрезала.
Ровно в полночь в дверь постучали.
- Сиди! – Маринка ринулась открывать.
Никого за дверью. И в коридоре пусто.
Тут же стук в окно. Девчонки отдернули шторы, а там Бонифаций к стеклу прижался. И отчетливо сказал голосом Игоря:
- Ир, прости меня, дурака! Прости, Ир!
Девчонки ахнули. Подоспевшая Маринка окно открыла, втащила плюшевого льва, отцепила крючок. Игрушку спустили сверху, от Настюхи, на удочке. К Бонусу был привязан МР3-плейер с динамиком, откуда и шел записанный голос.
Пока Маринка с девчонками удивлялись придумке, Лепехина оторопело смотрела в окно на соседнюю общагу. Окна 14-этажки светились в каком-то странном порядке. Не веря себе, Лепехина прочла слово, составленное из желтых прямоугольничков окон:
П……П
П…П.П
П.П…П
П……П
П.П.П.П
П…… П
П.П.П.П
П
…П.П
П…….П
П П.П.П
П…….П
- Иго-о-орь! – выдохнула Ирка с таким счастьем, что девчонкам за спиной осталось только завистливо таращиться, и даже Марина не нашлась что сказать.
ИРА светилась минут пять, и Ирины глаза светились. А потом ее обнял Игорь – неслышно подошел, Маринка впопыхах дверь не закрыла – и не нужно было уже никаких букв, никаких слов…
День рождения отмечали всю ночь двумя общагами практически в полном составе. И с комендантом. Столы накрыли в «Реакторовском» подвале, имениннице с Игорем сервировали отдельно – на барабане, вынутом из ударной установки. Музыканты зачехлили электричество – играли акустические баллады.
Игорь кружил Ирку в танце, держа на руках, чтобы головы вровень. Целовались.
В паузе Ирка:
- И как ты всех уговорил синхронно свет включить?!
- Знаешь, кто ж в общаге в 12 часов без света! Я уговаривал лишних выключить!