Качели
Аня попала в детский приют, как обычно попадают туда дети, у которых фактически нет родителей, последние либо лишены прав, либо сидят в местах не столь отдалённых или же лечатся от алкоголизма. Анина мама на почве алкоголизма попала в псих. диспансер сравнительно недавно.
Девочке к тому времени исполнилось четыре года, детский коллектив она раньше не посещала. Соседи вызвали милицию, когда невмоготу стало слушать постоянный детский плач. Мать вовремя не кормила ребёнка, а на бутылку, говорят, ей всегда хватало...
Милиция, прибывшая по вызову соседей, застала малышку в грязной кроватке со следами побоев, размазывающую по лицу слёзы, смешанные с экскрементами.
История, к сожалению, типичная для нынешней рыночной России. Мальчики в таких случаях оказываются на улице, да и девочки – там же, если они постарше четырёх лет. Аню сначала забрали в больницу, где её немного подлечили, потом – в «детский дом», где брошенных малышей её возраста было довольно много, не менее тридцати ребятишек в группе. Издёрганные воспитатели встретили новенькую без восторга, поручили няне переодеть её и, наконец, накормить. Поездки-перевозки вконец запугали девочку, она не отвечала на вопросы, смотрела на большую светлую комнату с недоумением. Когда ей протянули игрушку, не взяла её. Вскоре уснула, сидя на стульчике.
–Господи, когда же это кончится? – вздохнула воспитательница. – Видно, не кормили досыта, наелась, вот и спит… будь они трижды прокляты, эти мамы так называемые. Худышка, разве ей дашь четыре года?
–А симпатичная, – сказала няня. – Тихоня. Другая бы кричала, брыкалась, а эта, видно, все слёзы выплакала. Видели бы вы лохмотья, что на ней были.
–Видела. Не в первый раз…
Так Аня стала воспитанницей детского дома «Солнышко». Придумают же название для такого места! Девочка по-настоящему не научилась общаться с детьми, хотя постепенно освоилась и немного оттаяла. Постоянный шум удивлял её, она старалась думать о чём-то хорошем. Но всё хорошее, как ей казалось, было за окном. Поднявшись на цыпочки, можно было увидеть, что там растут деревья, иногда удавалось разглядеть, как пробегает кошка или ворона подбирается к мусорному баку.
Гулять малышей выводили редко, особенно зимой, воспитатели считали, что лучше перестраховаться и держать ребятишек в тёплой комнате, чтобы они не заболели, тем более что одеть для прогулки сразу тридцать детей нелегко.
Иногда в приют приходили бездетные пары, они смотрели на малышей, пытаясь подобрать себе какого-нибудь ребёнка, чтобы усыновить или удочерить его. Чаще всего хотели девочку, да ещё выбирали такую, чтобы она была хоть немного похожа на них самих и чтобы не была очень большой, «лучше всего до трёх лет».
Одна бездетная пара появлялась в приюте много раз, но всегда муж и жена уходили разочарованными. Дети казались бледными, неконтактными, болезненными.
–Тут не из кого выбирать, – говорила женщина со вздохом.
Когда появилась Аня, будущие усыновители стали присматриваться к девочке. Врач приюта начала готовить документы. Это означало, что перспективные родители не должны были знать об алкоголизме биологической матери ребёнка. Не хватало ещё подозрений в дурной наследственности! Написали новую карточку, где отметили, что неизвестный ребёнок, девочка трёх-четырёх лет, была найдена на вокзале. Таких историй теперь много. Почему бы не слукавить, если это на благо ребёнку, тем более что настоящую карточку не уничтожили, а спрятали в архиве.
Будущие родители стали приходить один раз в неделю, им выводили Аню в специальную комнату свиданий (совсем как в тюрьме), там девочку угощали фруктами, сладостями, но Аня дичилась, угощение брала, а есть в присутствие этих чужих для неё людей стеснялась, она не улыбалась, мало разговаривала.
–Ничего, привыкнет, – говорила женщина. – Это лучше, когда ребёнок тихий. Она ведь тут недавно появилась, и ей всего четыре года. Давай будем оформлять разрешение, Аркадий.
Аркадий, учитель музыки, думал о том, что всегда мечтал учить своего ребёнка играть на фортепиано, но он пока ещё не знал, есть ли у девочки, выбранной ими на роль дочери, музыкальный слух…
Аркадий с Милочкой, так звали будущих родителей Ани, жили вместе уже восемь лет, но детей у них не было, много раз пробовали исследоваться, лечиться, но врачи, повозившись с анализами, признали пару бездетной. Молодых людей связывали общие интересы, привычка, да и интеллигентность обоих – всё это не позволяло просто развестись. Решено было усыновить ребёнка. Так пара стала появляться в ближайшем приюте.
Оформление документов на удочерение занимает много времени. Им говорили об очереди, о необходимом достатке в семье, о способностях к воспитанию. Специальная комиссия рассматривала каждую заявку придирчиво и предвзято.
–Неужели государству выгодно, чтобы дети-сироты воспитывались в детдоме?! – возмущался Аркадий. – Ведь известно, что любому ребёнку нужнее всего семья, дом.
–Но откуда нам знать, что именно ваш дом будет для этого ребёнка настоящим, тёплым домом, что вы не передумаете и не вышвырнете девочку после первого же месяца пребывания у вас обратно в приют? Вот почему и проверяем, собираем характеристики, справки о доходах, другие необходимые документы. Бывают всякие случаи. Дети очень ранимы. Походите, поближе познакомьтесь с ребёнком. Для этого даже года мало. Потерпите.
Аня прожила в приюте ещё два года, пока Аркадий и Мила получили наконец-то разрешение на её удочерение. Тут же в комнате свиданий Аркадий стал проверять у девочки слух, чувство ритма. Он просил Аню что-то пропеть, простучать, прохлопать. Воспитательница не выдержала и вышла.
–Проверяет, как лошадь, только не по зубам, а по слуху.
–Так он же учитель музыки. Мне его жена говорила,– сказала другая воспитательница.
Наконец, Аню проверили и убедились в том, что слух у девочки чуть ли не абсолютный. Аркадий, казалось, был счастлив. Вызвали такси и повезли Аню домой. Девочка всё так же молчала, она знала, что едет в новый дом, что у неё теперь будут мама и папа, вот эти самые люди, дядю зовут Аркадий, а тётю – Милочка, так он её называет. Жизнь Ани напоминала качели – то взлёт, то падение, то слёзы и голод, то сыта, то суета и шум в детдоме, то вдруг забирают, именно её, а не другую девочку, и у неё теперь будет свой дом. Сердечко девочки сжималось тревожно из-за этого выстукивания, странных похлопываний. «Зачем это?» – недоумевала она.– «Что со мной будут делать?»
Между тем машина затормозила, остановилась. Аркадий помог выйти Ане и Милочке, отперли парадное, вызвали лифт. Аня очутилась в большой квартире. Такие комнаты она видела только в кино, в сериалах по телевизору. Ковры, огромный инструмент посредине комнаты.
–Это рояль, – сказал Аркадий, – представляя главное своё богатство.
Девочка ничего не сказала. Она думала о том, где же в такой красивой квартире туалет, ей очень хотелось писать…
Тут подключилась Милочка, помогла Ане раздеться, стала показывать ей комнаты, будущую спальню, ванную комнату и, наконец-то, туалет, где было очень чисто. Аня вздохнула и снова подумала: «Ну, точно, как в кино».
–Хочешь в туалет, пожалуйста,– расшифровала Анин вздох Милочка.– Потом помой руки, детка.
–Хорошо, – прошептала Аня с большим облегчением и с благодарностью.
Она оправилась, проверила, не оставила ли после себя какой-нибудь лишней капельки, вымыла руки. Началась новая жизнь. Казалось, качели взлетели…
Каждый день теперь Аня занималась музыкой по два-три часа. Аркадий был терпеливым учителем, он никогда не повышал голос, но Аня быстро уставала, у неё болела спина, и очень часто на светлой обшивке банкетки, которую подставляли для девочки к роялю, оставалось мокрое пятно, Аня не могла долго обходиться без туалета.
–Это ужасно, что она описывается в шесть лет! – жаловалась Милочка. – Но и ты виноват, Аркадий. Зачем ты занимаешься с ней по два часа? Она же ещё не привыкла, ей тяжело, пойми.
–Хорошо, купим в её комнату небольшое пианино, я буду задавать ей домашнее задание, тогда не придётся заниматься по два часа в гостиной.
–Может быть, ты и прав. Занятия с тобой по 45 минут, как обычный урок с другими учениками, плюс домашнее задание.
–А с домашним заданием поможешь ей ты, Милочка. Жаль будет, если такая способная девочка не потянет музыкальную школу.
Аня решила называть приёмных родителей «дядя Аркадий» и «тётя Мила», хотя воспитательница приюта перед выпиской наставляла её, как лучше вести себя в новом доме, она советовала: «будь ласковой, старайся называть их папа и мама. Это важно, им будет приятно, а ты всё равно не помнишь свою маму, ничего хорошего ты там не видела. Верно я говорю? Вот и старайся, чтобы тебя обратно не отправили».
Девочку чисто одевали, в её спальне вскоре появилось пианино, купленное специально для неё. Аня была ухожена и сыта. Довольно скоро она уже могла играть, конечно, лучше всего получались маленькие пьески в четыре руки, которые девочка исполняла вместе с Аркадием.
Как-то пришли с проверкой из опекунского совета, Аркадий и Мила сразу же усадили гостей за стол, а Аня исполнила недавно выученную пьеску. Короче, всё шло по плану. Гости были довольны. Прошло ещё два месяца. И вдруг…
Мила почувствовала недомогание. Она с трудом теперь ездила в транспорте, мучили тошноты. Если бы не уверения врачей в бесплодии, в невозможности им с Аркадием иметь детей, Милочка сразу же подумала бы о том, что свершилась долгожданная беременность. Решила провериться. И о, чудо! Она оказалась беременной на самом деле. Врач ничуть не смутился и сказал, что есть пары, которые именно так и запрограммированы: как только возьмут из приюта ребёнка, появляется свой.
Аркадий не мог поверить в то, что произошло. Теперь Милочка стала главным объектом его внимания, а Аня к тому времени была так хорошо подготовлена, что её приняли в музыкальную школу для одарённых детей. Хорошие данные, усердие и терпение – вот те достоинства, которые отмечали все педагоги, прослушивая Аню. Только сама девочка не могла пока сказать, что ей нравится играть.
Но именно теперь, когда Аркадий был всецело занят супругой, Аня как-то наткнулась на ноты, показавшиеся ей нетрудными. Она села за своё пианино и стала разбирать пьесу И.С.Баха. Она уже неплохо читала ноты, могла понять, что получается, и впервые почувствовала, что ей эта музыка нравится. Она ни о чём особенном не думала, когда играла, но вдруг очень чётко увидела окно, снег на земле, голые ветви деревьев и кошку, осторожно ступающую по снегу...
В тот вечер она была одна дома. Закончив разбор, Аня начала повторять, заучивать пьесу, она не слышала, как в дверном замке повернулся ключ, и оглянулась только тогда, когда Аркадий подошёл к двери её комнаты. Аня опустила руки.
–Аннушка, ты сама разобрала пьесу? – Аркадий стоял, не снимая пальто, удивлённо вскинув брови.
–А что, я неправильно разобрала?
–Нет, правильно. Ты умница. Я уверен, что у тебя всё получится. Если ты хочешь играть именно эту вещь, я помогу тебе справиться с ней. Только не думай, что Баха легко играть, это обманчивая лёгкость. В нём очень много глубоких мыслей. И я рад, что ты выбрала именно эту вещь. Аркадий подошёл, поцеловал девочку, вздохнул…
В положенное время родился маленький Ростик, так Аркадий и Милочка назвали своего долгожданного ребёнка. В первое время колясочку поставили в спальне родителей. Иногда Милочка вывозила малыша в гостиную и разрешала Ане покатать коляску. Девочка умилялась, глядя на маленькие пальчики ребёнка. А однажды попросила подержать малыша. Милочка осторожно дала ей в руки драгоценный свёрток, и тут Аня покраснела от удовольствия и сказала шёпотом:
–Спасибо, мама…
Наверное, это был самый счастливый для Ани миг. Она держала тёплый пакет с младенцем и чувствовала умиление и благодарность за то, что у неё, именно у неё, теперь появился маленький братик. А у Милочки сжалось сердце оттого, что Аня впервые назвала её мамой, и это в то время, когда они с Аркадием стали настоящими родителями для своего собственного малыша…
После двух лет учёбы успешных детей из музыкальной школы переводили в специальный интернат, где ребятишек уже учили по полной программе, готовили к конкурсам, наконец, к поступлению в музыкальное училище или консерваторию. Милочка с жаром объясняла Ане, что её не выселяют из комнаты, что перевод в интернат – это честь и заслуга особо отличившихся детей, что её будут забирать домой на выходные, как и других детей.
Известие об этом Аня восприняла спокойно, хотя и Аркадий и Милочка старались загладить возникшую неловкость, расставаясь с девочкой на неделю.
В интернате Ане всё показалось знакомым, как будто она возвратилась в своё детдомовское детство, хотя здесь было намного чище, спали в палатах по два, три человека, тут неплохо кормили и, главное, забирали домой на выходные дни. Кроме того, тут занимались музыкой, организовали и хореографический кружок, куда Аня записалась по собственной инициативе.
Вечером в спальне девочки рассказывали друг другу о своих семьях, и Аня, рассказывая о доме, называя Аркадия папой, а Милочку мамой, и с ещё большим удовольствием сообщила подругам о том, что у неё появился братик, Ростик. Забирать Аню на выходные дни приезжал Аркадий, и девчонки, знающие, что он учитель музыки, даже завидовали Ане. «Конечно, у неё папа учитель! Ей всегда будут ставить пятёрки». «Так она и сама много занимается, ты же видела!»
Появляясь в доме, Аня, прежде всего, устремлялась к малышу. Ей всегда казалось, что Ростик за неделю вырос и очень изменился, что он узнаёт её и улыбается ей. А Аркадий спешил усадить Аню за инструмент, он внимательно прослушивал то, что девочка успела выучить, и чаще всего он оставался довольным Аниными успехами. Ко дню рождения Ани Аркадий купил её новое голубое платье, подарил красивые бусы, Милочка испекла торт, и Ростика впервые усадили за стол вместе со взрослыми…
* * *
Вовку поймали во дворе, когда он понёс ведро с мусором к контейнеру. Его прижали к угловому сараю, один из подростков вытащил для острастки нож и зашипел, брызгая слюной Вовке в лицо:
–Ты, падла, знаешь, что должен нам?
–Ну, знаю, – мямлил Вовка.
–Когда думаешь рассчитываться? Мы следим за тобой давно, а ты всё время ныкаешься, даже в школу перестал ходить. Что это значит, сучонок?
–Так болел я, ребята…
–А ты знаешь, что карточный долг – это святое. Мы же с тобой побазарили и решили, что если денег нет, играем на человека, или ты убьёшь, или тебя пришьём. Ты понял? – нож плавно пропорол пальто.
–Подождите, ребята, я деньги собираю, – втянув живот, рукой пытаясь выдернуть нож, забормотал Вовка.
–И сколько собрал?
–Есть уже пятьсот рублей…
–Рублей? Ты, сука, совсем придурок?! Какие рубли?! – Нам баксы нужны, три тысячи долларов, на тебя уже счёт выставили, понимаешь? Или другое, ты слышал, что нужно сделать. Мокруху! Последний раз предупреждаем. Три дня сроку. – Нож вынули и разбежались в разные стороны, пинком опрокинув мусорное ведро.
Вовка посмотрел на рассечённую ладонь, пососал кровь с пореза, рядом на земле валялось опрокинутое ведро. Он наклонился, стал собирать обрезки овощей, бумажки и всякие отходы и бросать всё это в ведро. Нарастала злость на всех, в том числе и на мать, заставившую вынести ведро. «Не вышел, не застукали бы меня эти отморозки, – подумал Вовка, – но потом снова опустил голову, прекрасно понимая, что не в этот раз, так в другой, его всё равно поймали бы. Нельзя же всё время сидеть дома».
Денег не собрать, это Вовка понимал прекрасно, никакая отсрочка его не спасёт. Но убить человека, убить просто так ни за что?! Как привыкнуть к этой мысли, к этой дикой необходимости? Как? «Тогда – меня… От них не спрячешься. Этот нож у них очень острый, – Вовка ещё раз посмотрел на тонкий кровавый след от пореза на ладони. – Мне хана».
Через два дня в квартире Вовки задребезжал телефон, была уже ночь, мать сняла трубку, и Вовка слышал, как она кого-то отчитывала за поздний звонок…
Потом в вечерней местной газете появилась заметка о том, что гуляющий рано утром прохожий с собакой обнаружил человека, лежащего в луже крови. Он вызвал машину «Скорой помощи», пострадавшего доставили в больницу. Состояние избитого оценили, как крайне тяжёлое.
На следующий день та же газета сообщила, что пострадавший назвал своё имя, адрес, но просил пока не сообщать семье о том, что с ним случилось. Он очень точно описал одного из подростков, участвовавших в избиении. Парня из неблагополучной семьи задержали буквально на следующий день, тот в свою очередь «заложил» соучастников, которым обещал вернуть карточный долг или убить человека. Преступление удалось «раскрутить» очень быстро, по горячим следам в течение трёх дней. Все фигуранты избиения прохожего были взяты под стражу. Милиция доставила их в палату избитого человека для опознания, но пострадавший, хотя и опознал ребят, отказался возбудить против них уголовное дело. «Как поломать их жизни с такого возраста!» Все трое просили прощения. Мать Вовки, вызванная туда же, стояла у постели искалеченного мужчины на коленях и плакала.
Милиция всё же возбудила уголовное дело против двоих нападавших, так как за ними числилось не одно хулиганское нападение, к тому же они были ранее судимы. Ожидали, выживет ли избитый человек, от этого во многом зависел срок наказания, который назначат преступникам.
* * *
Только на третий день к пострадавшему привезли по его просьбе жену.
–Аркадий, за что? – кричала она. – Я три дня тебя ищу, места себе не нахожу…
–Мила, не надо. Я хочу попрощаться с тобой и с Аней. У меня отказали почки, я понимаю теперь, что не выживу. Я был счастлив с тобой и вообще в этой жизни, у меня есть теперь маленький сын, ему скоро полгода, я его видел. Ну, что делать… Мы живём в таком мире. Может быть, нужно расплачиваться за счастье…Мне трудно говорить. Прости, если в чём-то провинился… Завтра суббота, забери Аню, приведи попрощаться, – шептал Аркадий. – Пусть всё остаётся, как сейчас, с Ростиком — няня. Продай рояль… Пусть Аня учится… Прощай, Милочка…
–Нет, нет, Аркадий, я что-то придумаю, достану лекарство.
Аркадий не ответил, с трудом повернулся к стене.
Врач вывел Милочку за двери палаты и сказал, что Аркадий не хотел сообщать ей о случившемся, пока не почувствовал, что он не выживет.
–Неужели нет надежды?
–Не буду вас обманывать, но… мы бессильны. Что могли, сделали. Вы же видели, он лежит один в палате интенсивной терапии, мы делаем всё, что можем, он под капельницей, но…
–Тогда я вернусь к нему…
–Нет, ему очень тяжело говорить, он просил привезти дочь.
«Завтра суббота, завтра суббота. Я поеду в интернат сейчас, прямо сейчас, – думала Мила». Она забрала девочку и повезла её в больницу, рассказав по дороге, что какие-то подонки избили Аркадия, что он хотел бы её видеть, потому они едут не домой, а в больницу.
Впервые Аня видела Милу такой потерянной, расстроенной, заплаканной.
–Его вылечат? – спросила девочка.
Милочка покачала головой и осталась за дверью палаты, чтобы не расстраивать мужа.
Аркадий с трудом повернулся, когда привели Аню, он попытался улыбнуться, но это вышло так страшно, что девочка разрыдалась, увидев синяки на его почти неподвижном лице.
–Папа, я не хочу, чтобы ты умирал! Папа, папа, – настойчиво повторяя это слово, кричала Аня.
–Дай руку, – прошептал Аркадий. – Не бросай музыку, дочка, – он закрыл глаза и больше не открывал их…
Ане сделали какой-то укол и вывели из палаты. Затем туда вошла Мила. Она посидела возле мужа и вышла, постаревшая, бледная, убитая горем. Не сразу Мила вспомнила, что во дворе больницы её ждёт машина, что дома няня, которую давно пора отпустить, она взяла Аню за руку и вышла во двор.
–Мы с тобой должны жить, у нас есть Ростик, – сказала Мила. Нужно ехать. Завтра утром я буду всё оформлять, а ты мне поможешь с малышом. Хорошо?
–Конечно… Я его люблю.
–Я не останусь в этом городе. Я не останусь в этой стране, мы все уедем, уедем, как можно скорее, – в горячке повторяла Мила...
Потом были похороны, и Аня впервые увидела столько цветов в одном месте, она раньше вообще не бывала на похоронах. Что-то странное виделось ей во всём. Эти не-знакомые люди, что с таким любопытством на всё смотрят, как показалось девочке, особенно на неё, Аню. Они ужасаются, ахают, хотя лицо Аркадия припудрили и сделали не таким страшным, каким Аня видела его в больнице. Ей даже показалось, что Аркадий помолодел и выглядел спокойным и умиротворённым.
Пришли ученики музыкальной школы, все несли цветы, увитые чёрными лентами. Печально звучала музыка, играл струнный ансамбль учеников училища. В доме всё из-менилось, отодвинули рояль, на его месте на столе теперь стоял гроб. Люди присаживались, вставали. Аня и Милочка сидели возле гроба всё время. Потом автобус отвёз большую группу людей на место последнего упокоения Аркадия. Могилу засыпали цветами… Всё закончилось.
Мила сдержала слово, данное самой себе. Она стала оформлять разрешение на выезд за границу, продавать вещи, мебель. Первым продан был рояль, потом кое-какая мебель. Готовились к отъезду. Аня ещё не знала, куда поедут, но Мила всё обдумала. Она и не собиралась оставлять Анечку одну, ей ведь только 12 лет! Девочка немало пережила за свою жизнь, и Аркадий её любил. Как можно оставить ребёнка, которого «приручили»! Они поедут все вместе, она, Аня, и Ростик.
Но тут вмешалась няня малыша, Нина Константиновна. Как-то вечером она очень долго о чём-то говорила с Милой, позвали Аню. Оказалось, что Нине Константиновне практически негде жить, сын её погиб в военных действиях в одной из горячих точек, а невестка вышла замуж вторично. Нине Константиновне выделили комнатку, но чувствовала она себя в бывшей квартире сына чужой, никому не нужной помехой. Вот она и предложила Милочке оставить на время её и Аню в квартире, только на год, не больше. Ей обещали выделить жилплощадь, как матери погибшего, должно же пройти время, пока Милочка устроится на новом месте, пока Ане необходимо ещё учиться в интернате…
–Аня, – говорила Мила, – я и не думала оставлять тебя тут одну, но, видишь, что получается. Ты сама мне рассказывала, что папины последние слова были просьбой к тебе не бросать музыку. Так ведь? А откуда я знаю, будут ли на новом месте такие учителя, к которым ты привыкла. Ведь каждый учитель музыки начинает переучивать нового ученика! Кроме того, ты не останешься одна. В интернате тебе неплохо, а в субботу Нина Константиновна будет за тобой приезжать, она прекрасно готовит, ты же знаешь. Вам будет тут хорошо. Потом, Анечка, я не знаю, как я устроюсь с Ростиком, а вдруг мне там не понравится, и нужно будет возвратиться?! Ты только скажи, если ты хочешь ехать с нами, я не буду возражать. Решать тебе. А к Нине Константиновне ты, по-моему, хорошо относишься.
–Я понимаю. Да, наверное, так будет лучше. Вы же мне будете писать?
–Что значит «вы»? Мы уже давно перешли на «ты», Аня.
–Да, я случайно, мама. Ты пришлёшь мне фото Ростика?
–Конечно. Я и пианино твоё не успела продать, и стол есть, и кровать для тебя и Нины Константиновны. Анечка, как только я приеду в Израиль, я напишу.
–Разве в Израиль?
–Да. Мне только туда и можно. Ну, обдумай всё хорошенько. Я уверена, что ты не будешь ни в чём нуждаться. А потом, когда можно будет нам всем объединиться, у тебя уже будет законченное среднее образование, можно будет там найти себе работу или продолжать учёбу. Я должна поехать на разведку. Продать квартиру никогда не поздно. И Нине Константиновне найдётся место, где жить, пока ей не выделили жильё. Согласна, доченька?
–Да. Я останусь. Мне нравится мой учитель в интернате, я сейчас хорошо успеваю. Потом мы будем с Ниной Константиновной ездить к папе на могилу… Мила отвернулась, вытирая набежавшие слёзы.
–Да, это ты хорошо сказала. Спасибо тебе. Если бы вы знали, как мне нелегко оставлять Аркадия тут.
–Что вы, Милочка! Тут только бренное тело, прах, а его душа всегда с вами, в вашей памяти, в сердце. Хороший он был человек и муж прекрасный.
–Да, вы правы, Нина Константиновна. Я тоже так себя успокаиваю. Но если вы с Анечкой будете навещать его, мне будет гораздо легче.
–Скажите, Милочка, вас же вызывали в суд, что им будет, этим хулиганам.
–Ну, тем двоим дали по десять лет. Они уже не в первый раз занимаются хулиганством. Таких нужно останавливать. А младшему, этому должнику, ничего не грозит пока. Поставили на учёт в милиции. Аркадий не хотел возбуждать дело против него. Там одинокая мать в таком жалком положении, я её видела, она в палату Аркадия приходила, на колени падала, потом и сюда приходила просить прощения… Страшный мир.
Пока оформлялись бумаги, виза, паспорт, прошло ещё полгода. Ростик становился всё крепче, он радовался жизни, всегда встречал Аню с улыбкой, тянул к ней ручки, расцветал с её появлением, он уже ходил, начал говорить, а Милочка, показывая ему на портрет Аркадия, шептала: «это твой папа» и плакала.
Собирались, суетились. По просьбе Ани портрет Аркадия так и оставили в гостиной на стене.
* * *
Сначала, когда Мила с Ростиком уехали, Аня никакой перемены, казалось, не почувствовала. Только запомнилось ей, что это была осень, мутная туманная ржавая. Каштанчики срывались с деревьев и падали, рассыпаясь по асфальту, подпрыгивали под дождём. Зелёная кожура с иголочками валялась под ногами. Аня, кажется впервые, не подбирала коричневые лакированные каштаны. Она почувствовала, что стала взрослой.
Она по-прежнему училась музыке, делала большие успехи, только некому было приходить послушать её игру, когда Аня выступала на академконцертах. Иногда на эти школьные концерты приходила Нина Константиновна. Она очень сдружилась с Аней, баловала девочку вкусными обедами, выпечкой, когда привозила её на выходной день. Аня успешно занималась и в танцевальном кружке. Она изменилась, стала стройной, движения её казались скупыми, грациозными и какими-то выверенными. Ничего лишнего.
Милочка писала часто, присылала фотографии Ростика, виды города, в котором жила, писала, что ей пришлось срочно устраиваться на работу, а к Ростику взять няню, говорящую по-русски.
«Неловко об этом писать, но я с трудом устроилась помощником воспитателя в детский сад. «Ган еладим» – так это тут называется. Устаю ужасно, хотя детей разбирают в час дня с минутами. А заработки копеечные. Правда, с продуктами здесь проще, бегу после работы домой, на ходу покупаю всё что нужно, отпускаю няню и гуляю с Ростиком. Он хорошо ходит, болтает, но в свой садик я смогу его взять только через пол года. Теперь я понимаю, что тут сразу же закончилось бы Анино учение. Здесь учат совсем по-другому. Кроме того, освоить язык нелегко, на это уходит много сил и времени. Мы правильно сделали, что Аня пока осталась там. Хлебнуть горя никогда не поздно. Таких интернатов для одарённых детей, как в нашем городе, тут нет. Я, конечно, скучаю. Тяжело без друзей и близких мне людей. Всё чаще думаю об Аркадии. Бессмысленная страшная смерть… Простите меня. Расчувствовалась. Пишите, Нина Константиновна, Аня. Как твои успехи, доченька? Не забывай нас с Ростиком».
Вскоре Аня почувствовала себя по-настоящему свободной. У неё появилось много друзей, девочек и мальчиков. По вечерам собирались в школьном кафе, сидели, балагурили, мальчишки рисовались, стараясь понравиться Ане. Она это хорошо чувствовала. Поскольку она училась хорошо, в старших классах стали выплачивать стипендию. Аня покупала себе обновки, откладывала деньги. Мало ли что может в жизни случиться! Иногда она думала о том, что не хочет ехать ни в какой Израиль, что не знает, где будет жить, если Мила продаст квартиру. Им там тоже нелегко с Ростиком. Но, судя по всему, возвращаться сюда не собираются.
Спустя год Нине Константиновне выделили однокомнатную квартиру. К сожалению, далеко от того места, где жила Аня. Но по-прежнему Нина Константиновна забирала девочку на выходной день, готовила вкусные обеды, писала Миле. Ещё через год Мила приехала одна, без сынишки, которого оставила на надёжную няню. Проговорили с Аней почти всю ночь. Узнав, что девочка не хочет никуда ехать, Милочка сказала, что не оставит Аню без жилья, займётся разменом трёхкомнатной квартиры на однокомнатную с доплатой.
–Тебе, Анечка, всего 14 лет, пока твою квартиру придётся оформить на опекуна. Я думаю, что Нина Константиновна согласится быть твоим опекуном. После того, как ты получишь паспорт, тебя в этой квартире пропишут. Будешь завидная невеста с квартирой, – пошутила Милочка.
С помощью друзей обмен большой трёхкомнатной квартиры на однокомнатную произошёл довольно быстро, Мила перевела деньги, полученные в качестве доплаты, на свой счёт в Израиле, помогла Ане устроиться на новом месте. Расстались они, как оказалось, надолго.
* * *
Аня почувствовала своё одиночество после окончания музыкальной школы и расставания с друзьями из интерната. Теперь все решения ей нужно принимать самой. В шестнадцать лет –паспорт, прописка. Аня подала документы в консерваторию, но не прошла по конкурсу. Она успела поступить в музыкальное училище в год окончания школы, что тоже не у всех сразу получается. Там встретилась со знакомым по интернату парнем. Остальные ученики разбежались и разъехались, кто куда. И Аня, и Максим, как звали её соученика, обрадовались встрече. Аня пригласила Максима к себе домой. Проговорили дотемна. Максим узнал, что у Ани нет в городе никаких родных, что отца её убили, а мать с братишкой уехали в Израиль, что в прошлом году мать вторично вышла замуж.
–Нам нельзя терять друг друга, – сказал Максим,– я считаю своим долгом предложить тебе дружбу, хотя это, может быть, и звучит старомодно по нынешним временам.
–Что ты? Спасибо. Я пока только в дружбе и нуждаюсь. Стараюсь не бездельничать. Пианино есть, я ещё посещаю занятия по хореографии. И времени мало, а всё же иногда грустно, что в доме тихо, никого нет. Я на кладбище езжу с няней моего братика… Вот такие мои дела. Приходи, Максим, я всегда буду тебе рада.
И в училище, как и в старших классах музыкальной школы, Ане выплачивали стипендию, этого не хватило бы на оплату счетов за квартиру, коммунальных услуг, но Милочка регулярно посылала Ане денежные переводы, а ещё красивые вещи в бандеролях. Так и получилось, что Аня всегда была нарядно и модно одета и могла содержать в порядке свой дом.
Она уже побывала в гостях у Максима, где познакомилась с его бабушкой, оказалось, что у него тоже не очень благополучно в семье. Родители в разводе, и Максим почти всегда живёт с бабушкой.
Как говорится, «вот и встретились два одиночества». Друзья вскоре не могли уже обходиться друг без друга. Когда Максиму исполнилось 18 лет, они с Аней поженились.
Свадьба была скромной, и к большой радости Ани, Милочка приехала на две недели вместе с Ростиком. Она помогла устроить торжество, привезла подарки молодым. Аня с трудом узнала Ростика, так он вырос и возмужал. Мальчик, разумеется, не узнал Аню, он был слишком маленьким в те далёкие уже времена, кроме того, он очень плохо говорил по-русски…
Но случилось с ним чудо, нечто мистическое и необъяснимое. Когда Ростик впервые попал в комнату Ани, где на стене висел портрет Аркадия, он вдруг остановился перед портретом, потёр лоб и сказал:
–Я знаю – это мой папа…
Милочка замерла, не сразу сообразив, что сказать мальчику, который как-то странно смотрел на неё.
–Ты не можешь этого помнить, – произнесла, наконец, мать.
–Мама, помнишь,— вмешалась Аня, – ты всегда подносила его к портрету и говорила…
–Да, помню, я именно так и говорила: «Это твой папа». Но как он может это пом-нить?!
А Ростик вдруг повернулся в сторону Ани и сказал: «А ты была в коротком голубом платье, ты была девочкой и брала меня на руки…»
–Можно сойти с ума! Он не должен этого помнить, это нереально.
Аня подошла к шкафу, достала своё голубое платье, она его давно не носила, но берегла, потому что это был подарок Аркадия ко дню её рождения.
–Да, да, именно это платье… Я тебя любил, – сказал Ростик.– Я теперь помню тебя.
* * *
Закончились праздники, разъехались гости, начались будни. Аня устроилась в детский сад музыкальным работником, она совмещала работу с учёбой, Максим подрабатывал игрой в ночном клубе. Качели взлетели и теперь несли по жизни двух молодых людей, уже не одиноких и безмерно счастливых.
И пусть будет так… Как в песне поётся…
Взлетая выше ели,
Не ведая преград
Крылатые качели
Летят, летят, летят…