.....Нас, четырнадцать недавних выпускников Кременчугского лётного училища, постепенно ввели в строй вторыми пилотами вертолета Ми-4 и вскоре, мы полностью влились в бурную жизнь вертолетного отряда авиапредприятия, с непривычным для непосвященного уха названием - "БОАО ВС ГА", что расшифровывалось как «Бурундайский Объединенный Авиационный Отряд Воздушных Съемок Гражданской Авиации».
Всю группу распределили по лётным экипажам, которым «не хватало третьего», и мы стали полноправными членами маленьких лётных коллективов.
Незаметно пролетел год, пошел другой, а за это время судьба и производственная необходимость успели познакомить с разносторонним применением вертолета в народном хозяйстве. Ведь отрасль авиации в которой мы работали так и называлась в то время - «П А Н Х». Что, расшифровывалось как "Применение авиации в народном хозяйстве".
Об одном из её "употреблений" и пойдет речь ниже.
Мы - возим …рыбу.
Да-да, рыбу, которую рыбаки выловили, а вывезти не успевают - температура наружного воздуха стремительно растёт, но мощностей для перевозки многотонного улова, не хватает. Хранить негде. Вот мы и возим на Ми-4, рыбку, через море-окиян, под названием "озеро Балхаш".
А что, доставляли же мы соль баранам на джайляу (горные луга), почему рыбу не
возить?! Правда, совсем недавно - всего три месяца назад, возили мы - вряд ли догадаетесь что. Опять же рыбу, только со льда озера Алаколь.
Лёд огромного озера уже вовсю «дышал» и рыбколхоз побаивался посылать людей
даже на «санно-лошадной технике» на вывоз большого зимнего улова.
И мы вывезли таки эти несметные рыбные запасы в морозильные хранилища рыбколхоза, хотя при этом, не только провоняв вусмерть затекшей во все мыслимые щели пола жидкостью сочащейся из мешков, но и объевшись рыбными блюдами, которые готовила мастер этого дела и прикрепленный к нашему «Дому заезжих», симпатичный и проворный поваренок по имени Гуля.
Мдаа.
А теперь - лёд сошел, и как я уже говорил выше нам приходится напрягаться,
чтобы вывезти рыбу из текущих хранилищ рыбколхоза на южном берегу соседнего
с Алаколем, огромного, пресно-соленого озера-моря Балхаш.
Путь до «рыбзавода» и обратно, занимает двадцать - двадцать пять минут.
Первые полёты через воду делали на шестьсот метров.
Потом - «съехали» до четырёхсот, а вскоре махнув рукой и сняв тесные "спасжилеты", стали носиться туда-сюда на родимых "ста истинной", таких привычных всем вертолётчикам.
Грузим тонну, во всяком случае, говорят что грузят тонну.
Это - двадцать-двадцать пять мешков, с рыбкой "под разным названием".
Мы пропахли ею насквозь по моему. Даже тело стало пахнуть рыбой, хоть и моемся регулярно.
Живём в «рыбколхозе» на северном берегу, рядом с небольшим аэропортиком
"местных воздушных линий" у посёлка Саяк.
После нескольких рабочих дней и бурных «аэрофлотовских» ночей, чтобы не мешать народу расписывать пульку, съехал я из комнаты на сорок мест в гостеприимной глинобитной общаге "конструкции сарай" рыбколхоза, и теперь живу, в крохотной пристройке "дома начальника" - в двухместной «комнате для пилотов», в таком же крохотном аэропорту.
Аэропорт состоит из укатанной колесами Ан-вторых каменистой полосы в редкой траве полустепи, полосатых жестяных пирамидок обозначающих её начало и конец, полосатого же, выцветшего и истрепанного местными ветрами "колдуна-буреуказателя", и аккуратно побеленного домика начальника, с антенной УКВ-радиостанции на крыше.
Кстати «Сарай» с казахского, переводится как «дворец». Так-то вот!
Домик где мы живём, стоит прямо на берегу озера и замотанный работой не
замечаю ничего кроме ужина и кровати вечером, а ведь надо ещё и документы оформить.
«Второй лётчик» больше бухгалтер, чем пилот, само-собой разумеется в
гражданской авиации.
Хорошо хоть контроль за загрузкой рыбы взял на себя бортмеханик - расторопный мужичок по имени Валера, хоть и зовём его, почему-то "Тимоха".
День за днём мотаемся туда-обратно. Туда - порожняком, назад - крепко затаренные.
Еле взлетаем с передних колёс вдоль песчаной косы. Поддерживающая и помогающая вертолёту над земной поверхностью «воздушная подушка» отбрасываемая несущим винтом над водой – исчезает. Поэтому, брея винтом редкую травку на косе и вздымая тучи песка, энергично разгоняемся и потихоньку набирая высоту вдоль барханов, идём десять-пятнадцать минут. Идем в наборе и одновременно "сокращаем" опасную ещё ледяной водой, траекторию, превращая её "в более подходящую".
А там, можно уже и снижаться.
Разгружают нас моментом, в считанные минуты. Что значит - спецы своего дела!
И несемся обратно «порожняком» так, словно кто-то за нами гонится.
Туда-назад, туда-назад. На обед - на заправку - в порт.
И так, незаметно, пролетает ещё один день "пахоты".
А завтра, всё повторяется один в один…
Мелкий, как просеянный песок, везде - в кабине, в карманах брюк, на теле, на зубах. Даже в ушах. Но привыкнув к этой работе уже не обращаем внимания ни на что. Даже вонь идущую из салона, к вечеру иногда не чувствуем.
А вот мы здесь, явление необычное и непонятное для местного рабочего люда, выросшего среди песка и рыбы. Для которых вертолёт – чудо после ржавого-то баркаса.
На каждую нашу посадку и взлёт, люди собираются как в кино: рассаживаются, занимая «элитные» места, галдят, ругаются, смеются.
А мы - смотрим на них как на инопланетян живущих среди пекла, вони тухлой рыбы, полчищ комаров ночью и лачуг-времянок на берегу.
Я, наверно сдох бы здесь на второй же день.
Кабина пилотов расположена высоко над землёй - метрах на двух с половиной и обзор отсюда - просто превосходный.
Вот молодая женщина прижимает к себе девчушку лет пятнадцати-шестнадцати, и делает пальцем одной руки и "колечком из пальцев другой" недвусмысленные знаки, предлагая "живой товар". Смеётся, когда в ответ - "строю" из пальцев решётку. Тогда, она показывает на себя, и снова смеётся, демонстрируя белоснежные зубки.
- Чем они их чистят, что они такие белые? - пытаю Тимоху.
- Да они и не думают их чистить – отвечает. Они - просто тщательно полощут рот после еды. Это у них обязательная процедура, а зубы от природы такие.
- Ну надо же!- удивленно качаю головой.
Я познакомился с хозяином моей "Гостиницы" - начальником аэропорта Айдаром, и вечерами, сделав «уроки», калякаю с ним о житье-бытье.
Он, говорит по-русски совершенно без акцента - сказывается жизнь в учебных подразделениях, когда они, начальники вот таких крошечных портов, собираются
на курсы повышения квалификации. И курсы эти могут быть где угодно - хоть в Новосибирске, хоть в Ташкенте.
Айдар живет здесь с рождения, а недавно - обзавёлся семьёй. Дети, их несколько, закалённый народ - ползают по голой земле нагишом. А ведь земля здесь, утром, очень даже прохладная и, ребятишкам «хоть бы хны».
Нашим изнеженным детям такой суровый вид существования не прошёл бы даром.
Айдар сетует на отсутствие приёма хоть каких-нибудь программ стареньким телевизором с нарисованным белой краской инвентарным номером на боку, и на сломанный начисто моим предшественником по «гостинице», радиоприёмник.
Объясняю ему, да он и сам понимает, что расстояние до его жилья от ближайшего телецентра слишком велико, чтобы можно было уверенно принимать телесигнал.
А вот радиоприёмник обещаю починить, как только выберемся в Балхаш.
Я впервые ощутил на себе благотворное влияние огромного озера, протяжённость которого не одна сотня кэмэ. Причём, одна его сторона солёная, а другая - пресная. Пресной водицы добавляет полноводная река Или, впадающая в юго-западной части озера-моря. Уникум природы, можно сказать.
Здесь, удивительно спокойно себя чувствуешь несмотря на малонаселённость мест, что, нисколько не тяготит.
По вечерам брожу по берегу и наслаждаюсь чистым ветреным воздухом, наполненным запахами подводной жизни - водорослями, рыбой, и ещё чем-то неуловимым, незнакомым, но постепенно становящимся привычным. Можно просто часами сидя на берегу, наблюдать за изменчивым природным феноменом - характером, если так можно сказать, озера-моря.
Погода может поменяться в течении считанных минут.
...Только что светило солнышко и зелёные волны с легким шорохом накатывались на покрытый галькой берег. Чайки носились над прибрежными волнами, но вот уже темнеет на глазах небо и стихает ветер.
На воде - зеркальная гладь. Ни птиц, ни живой души на берегу.
Вдруг, резко налетает из ниоткуда ураган! Чернеющее небо разряжается молниями, волны, пенясь, начинают накатываться на берег поднимая волну всё выше и выше.
Вода становится белой у берега и чёрной вдали, лишь бегут в никуда, светлые гребешки волн.
И начинается такая кутерьма, что становится не по себе!
Я - прячусь в доме, и сквозь окно наблюдаю за вакханалией на море.
Что интересно… так это то, что всё может закончиться через тридцать минут - так же быстро, как и началось, а может бушевать, и до утра.
Зато утром, на берегу можно найти всё что угодно - от раздолбаной рыбачьей
лодки и обрывков сетей, до наручных часов или штанов, оброненных кем то в море
и по воле судеб вынесенных прямо к нам.
После бури, на берегу и возле него, лёгкая волна лениво и редко набегает на пологий уклон.
Восходящее солнце чертит багряную дорожку и всплёскивает рыба, видно делая утреннюю зарядку. А может-быть щука не даёт дремать, и заставляет делать «ноги».
Вдали тянется и уходит теряясь, продолжение берега.
Темнеют на востоке холмы и горушки. Там - мы ещё не были.
Здесь хорошо и легко думается, и гуляя приходят в голову самые неожиданные
идеи, вплоть до конструкторских замыслов по постройке «ромбической радиоантенны» - громоздкого сооружения для сверхдальнего приёма телесигнала. Я смутно помню
её чертеж, требующий площади 50 на 50 метров и четырех мачт, высотой под десять метров.
Рассказываю о ней Айдару, и он неопределённо и смущённо кивает головой: …кроме необъятных свободных площадей для антенны, больше ничего нет.
Купил необходимое для ремонта, будучи в Балхаше, и вечерами крутим ручку настройки радиоприёмника, ловим что-нибудь развлекательное. Эфир просто забит - музыкой, речью, морзянкой, тресками, шорохами - настолько ощутимыми, что, кажется исчезнут звуки, и жизнь остановится.
Оформляя «бумажки» не замечаю, как приходит ночь. Темнеет здесь долго - пока
не исчезнет горизонт, и тогда на эту землю "резко" приходит ночь.
Лампочек наружного освещения нет, поэтому в двух шагах от дома в сторону «удобств», если приспичит ночью – хоть на ощупь иди. Я присобачил к комнатной лампочке рефлектор от автомобильной фары и в такие моменты направляю луч в
окно, в сторону поля. За окном становится немного светлей. Что, мне и нужно.
Очень здорово здесь, когда ночь - лунная. Просто волшебно красиво!
Огромная луна выплывает из-за края земли на юго-востоке, и постепенно поднимаясь по небосклону, причудливо и быстро меняет ландшафт вокруг.
Вначале серебристая длиннющая лунная дорожка «делит» водную гладь. Затем,
вокруг становится светлей и проявляются берег возле дома и посёлок.
Ещё чуть-чуть, и уже виден мрачно чернеющий вдали полуостров, сильно выдающийся в море.
Поверхность воды начинает сверкать и серебриться мелкими звёздочками, словно
под водой включили иллюминацию.
Ветра нет, и постепенно приходит ощущение, будто это не вода перед тобой на полсотни километров, а огромное поле серебрится ковылём.
Небо настолько чистое, что отчётливо видны мириады самых крошечных светил,
свет которых иногда затмевает медленно плывущий по небу искусственный спутник – одинокий странник среди звёзд.
Ранним утром, бегу к вертолёту - сегодня моя очередь запускать и прогревать винтокрылую машину, и я сижу на высоченном троне в рычании движка, среди приборов и тумблеров.
Отсюда хорошо видно как уходят на лов рыбацкие лодки или шаланды - гуськом,
друг за другом, задрав нос и опустив корму.
Вдалеке, "размытым фоном", виднеется тёмный силуэт какого-то небольшого корабля.
Вскоре, "движок" прогрет. Короткий рык захлебнувшегося остановкой мотора и, снова тишина. Только ровно гудят телефонные провода по дороге к домику.
Мне так знаком этот звук, из моего детства.
Однажды, совсем пацанами, мы глазели как вдоль единственной улицы нашего села роют ямы похожие на могилы - уж больно их форма, для столбов на которые потом натянут сеть проводов, была похожа на свежевырытые могилы. Вскоре установили столбы, натянули провода на стеклянные красивые штучки, и мы, прислонившись
ухом к свежей древесине, заворожённо слушали пение-гудение проводов, на круглогодично не стихающем ветру.
Машет от домика, Айдар. Оказывается, для нас пришла радиограмма "Экипажу
такому-то перелететь Аркалык выполнения аварийно-спасательных работ". тчк.
Ясно. В Аркалыке ещё сходит тая, снег, и образуются разливы воды сравнимые по территории с большими озерами. Бывает и так, что вода отрезает дорогу дальше путнику оказавшемуся в этот период вдалеке от дома. Вот мы и будем дежурить, в этом огромном районе, на всякий случай.
Ну что ж, вперёд! - Ещё один рейс и собираем манатки. А «собраться нам - только подпоясаться», и вскоре рокоча всеми четырнадцатью цилиндрами, споро идём в аэропорт города Балхаш. Там, делаем хорошую баньку, ужин, и с рассветом заправленные «под пробочки», держим курс на Аркалык.
В тех местах я ещё не работал - посмотрю. Мне ведь всё интересно, как молодому барбосу. Ожидание нового, неизвестного, занимает мысли, а командир видавший всякое за свои тридцать пять - ничему не удивляется однако.
Думает наверно "Дадут ли нам аванс в бухгалтерии аэропорта Аркалык или не дадут?".
Мы ведь пробыли в командировке около месяца, и наши финансы сами знаете, что "поют".
Дадут! - Мы просить умеем. Плохо только, что из зарплаты высчитают. Издержки, однако.
Но дежурить, нам долго не пришлось - паводка, обычно сильного в это время года, не будет, и нас отпускают с миром, домой.
Какое ёмкое и тёплое слово.. "До-мой"!