Как я там оказалась, я не знаю сама. Но раздумывать мне было некогда – в моих руках был маленький ребёнок, запеленатый в большой пуховый платок, и за нами гнались. Кто гнался, я не видела – рассматриваться и оглядываться было некогда, хотя, кажется, было не слишком темно, несмотря на то, что на улице явно была ночь. Я была почему-то в длинном платье и босая, а мои длинные волосы развевал ветер, но к счастью, ветер был в лицо, и волосы не мешали мне смотреть вперёд. Я прижимала ребёнка к себе и бежала – какими-то задними дворами и огородами. Ноги чувствовали ещё не остывшее тепло мягкой земли, и казалось, от этого было легче бежать, как будто сама земля помогала мне…
Куда бежать, я не знала, но раздумывать об этом было некогда. За мной гнались, и я должна была спасти этого ребёнка – некогда даже было думать о том, откуда он взялся. Но даже если бы у меня было немного времени подумать над тем, почему именно я спасаю его, хотя он не мой, я бы всё равно не думала об этом. Я должна была его спасти – в этом сомнений у меня не возникало.
Мы бежали долго, но усталости я не чувствовала, хотя ребёнок был не лёгенький. У меня не было и мысли сражаться с кем-то, кто гнался за нами – хотелось просто скрыться от погони, спрятаться и переждать. Хотя чего именно я собиралась ждать, было непонятно. Возможно, мне просто нужна была передышка.
Наконец я добежала до небольшого полузаброшенного домика и вошла внутрь. Там было по-домашнему тепло и уютно, и хотя домик был пуст, было видно, что в нём кто-то живёт – я успела заметить коврики на полах, большую перину на деревянной кровати и гору подушек под кружевным покрывалом. Я присела на полу лицом к входу и прижала ребёнка к себе. Казалось, он понимал, что плакать сейчас не стоит, и молчал, в ответ прижимаясь ко мне. Ему было страшно. Мне, наверное, тоже, но показывать это ему я просто не имела права. Не знаю, сколько мы так просидели. Я уже слышала шаги во дворе, но вдруг где-то прокричал петух, и вмиг всё исчезло – и тот, кто за нами гнался, и ребёнок, и, собственно, домик. И вообще весь этот район. Я снова была дома. В родных джинсах, растрёпанная, невыспавшаяся и злая. Целый день я не выходила из дома, всё думая над ночным происшествием – в его реальности меня уверяли уставшие ноги и руки и болевшая ссадина на предплечье – её я получила, зацепившись за какой-то куст. Я боялась думать о том, что там случилось, почему я была там и спасла ли я ребёнка.
***
Следующая же ночь убедила меня в том, что не спасла – я снова бежала через уже знакомые огороды с ребёнком на руках. И думала о том, что когда-то это должно закончиться. И если сегодня я его спасу, то больше мне не придётся возвращаться сюда и пытаться сделать это снова.
Куда бежать, я знала. У меня не было сомнений, что в том домике, где я пряталась с ребёнком прошлой ночью, я найду защиту и спасение. Дорогу я нашла быстро. В домике всё было так же, как вчера, но пахло свежей травой и болотной тиной. Немного сушёной душицей и чем-то ещё, чего я не могла отличить. Я присела на полу в том же месте, что и вчера, и прижала ребёнка к себе. Чьи-то шаги приближались и приближались. Я посмотрела в лицо ребёнка – его пухленькие щёчки были розовыми и влажными от слёз. Этот маленький мужественный человечек плакал молча, боясь выдать наше присутствие. Я прижала его к себе и решила, что буду сражаться за него до последнего.
Вскоре дверь в домик открылась и тяжёлыми шагами по деревянному полу в комнату вошла какая-то женщина – тоже босая и растрёпанная, но уже пожилая (интересно, как она могла за нами так бежать?!) и вся в оборванной грязной чёрной одежде. Она повела носом и закашлялась, шаря глазами по комнате и не находя меня. Вдруг, словно резко о чём-то вспомнив, она повернулась к окну, щёлкнула пальцами, окно открылось настежь, травяной запах стал стремительно выветриваться, и она посмотрела прямо мне в глаза. «Отдай», - прочитала я в её взгляде. «Ни за что», - так же, взглядом, ответила я ей и крепче прижала к себе ребёнка. Она медленно подошла ко мне и наклонилась, протягивая смуглые тонкие морщинистые руки к ребёнку.
Петушиный крик спас меня и в этот раз. Всё исчезло, и на этот раз я уже не сомневалась в том, что всё повторится снова – ведь ребёнка я не спасла.
***
К следующей ночи я готовилась основательно – нашла в кладовке пыльные старые книги, доставшиеся мне по наследству, и искала в них что-то, не зная что. К вечеру я уже знала, что старуха была ведьмой, а ребёнок ей нужен был для проведения ритуала. Как защититься от неё, в моих книгах написано не было. Значит, действовать надо было интуитивно. Не успев придумать, как именно, я уже снова бежала с ребёнком на руках.
Казалось, ребёнок несколько потяжелел, а может быть, я просто устала. Мне было трудно бежать. Ребёнок был уже без платка, а просто в ползунках и мягкой кофточке, обнимал меня ручками за шею и тяжело дышал. Погоня была далеко позади нас, дорогу я знала, так что, несмотря на усталость, к домику я прибежала быстрее, чем обычно. На улице было всё так же сумеречно, земля была такой же рыхлой и тёплой, от её поверхности поднимался густой туман, а вокруг цвели деревья – красивыми белыми цветами с ярким медовым запахом. В домике всё было как вчера. Он по-прежнему был пуст. Прижав ребёнка к себе, я присела на полу, скрестив ноги. Шаги ведьмы приближались – я уже слышала их во дворе. Опираясь одной рукой на пол, чтобы сесть удобнее, я нащупала прохладный небольшой пыльный предмет, подняла его и увидела обычный белый мел. Шаги были слышны уже в доме, когда мне пришла в голову новая мысль – найденным мелком я очертила большой круг и села в его середину.
Окна она открыла сразу, едва войдя в комнату. Меловый круг, наверное, защищал нас, потому что ведьма всё равно нас не видела. Это её к моему огорчению не смутило. Она походила по комнате, остановилась напротив меня и глядя, казалось, прямо мне в глаза, хотя я и знала, что она меня не видит, стала что-то бормотать. Она бормотала и бормотала какое-то заклинание, и вдруг я заметила, что мой круг понемногу бледнеет, словно стирается от её слов. Она тоже видела это, и кривая улыбка тронула её старушечий рот. Мой страх возрастал, мне становилось тревожно. Придерживая ребёнка одной рукой, другой я чертила и чертила этот круг снова и снова, цепляясь кончиками пальцев за неровный деревянный пол, загоняя в пальцы мелкие занозы. Они начинали саднить, я почувствовала, как моя кровь смешивается с пылью и мелом, но остановиться не могла. Ведьма всё бормотала и бормотала, круг всё стирался и бледнел, я рисовала, рисовала, и рисовала, начиная в мыслях молиться, чтобы петух закричал как можно скорее.
Он закричал, когда у меня больше не оставалось сил противостоять ведьме.
***
После трёх бессонных ночей моё состояние оставляло желать лучшего. Я уж начинала задумываться, сколько времени человек может не спать, но спать времени не было – я точно знала, что всё снова повторится. Решив, что выспаться мне всё равно не удастся, и в моих интересах хоть немного отдохнуть, я набрала в ванну горячей воды с пеной и лавандовым маслом, отключила телефон и залезла в тёплую ароматную пену. Понемногу мне становилось легче. Я вымыла голову, повытаскивала занозы, смазала царапины и ссадины. Когда я вышла из ванны, мои силы были уже почти восстановлены. Я собиралась поискать в старых книгах какие-нибудь заклинания, но день оказался неожиданно коротким – мгновение спустя я снова была там, на улице, с ребёнком в руках.
Ведьма была возле меня, и вокруг нас было ещё несколько человек в тёмных лохмотьях. По их взглядам я поняла, что они все на её стороне. Мне было страшно, надо было бежать, но сдвинуться с места я не могла. Они начали подходить ко мне, смыкая плотное кольцо. Они брали друг друга за руки и начинали бормотать какое-то заклятье. На улице темнело на глазах – надо мной сгущались тучи. Я прижала ребёнка к себе и зажмурилась. Вдруг сквозь закрытые веки я увидела свет и почувствовала, как меня кто-то подтолкнул. «Беги», - я скорее ощутила, угадала этот полуприказ-полупросьбу, чем услышала, но повторять не пришлось – я уже бежала, за мной гналась тёмная толпа, а рядом бледнеющий и тающий мой неожиданный спаситель. Пока он не исчез, я с усилием выдохнула из себя вопрос: «сколько ещё?», а он, перед тем, как растаять в воздухе окончательно, сказал: «завтра в последний раз». Значит, завтра. Но до завтра ещё надо дожить. Я бежала, не присматриваясь особо, куда я бегу – ноги несли меня сами по знакомой дороге к знакомому домику.
Мела на полу не было, запаха трав тоже. Значит, придётся защищаться как-то по-другому. В том, что я должна выстоять и спасти ребёнка, я по-прежнему не сомневалась. Тем более что до конца оставалось немного – сегодня и завтра.
Ведьма вошла в комнату очень быстро, почти влетела. Её приспешники оставались во дворе или шарились по дому, не решаясь подойти ко мне ближе. Она посмотрела на меня очень тяжёлым взглядом, пригвоздив меня к полу. Я едва могла пошевелиться и напряжённо думала, как можно её отвлечь. Она начала читать заклятье. Я вдруг вспомнила, что кто-то говорил мне, или я где-то читала, будто ведьму можно отвлечь, бросив в неё горсть крупы – якобы она не успокоится, пока не соберёт все зёрнышки воедино. Я оглянулась. Вокруг не было ничего подходящего, только рядом стояла тонкая фарфоровая чашка, расписанная яркими красивыми фиолетово-красными цветами. Выбора у меня не было. Я взяла чашку и бросила ей под ноги изо всех сил, и сильнее прижала ребёнка к себе. Он тихонько всхлипывал и крепко обхватил мою шею ручками. К моему удивлению и облегчению, ведьма наклонилась и стала собирать мелкие фарфоровые осколки, глядя на меня злобными глазами. Двигаться я по-прежнему не могла. Больше чашек рядом не было, и мне стало страшно, что она успеет всё собрать и дочитать заклятие до петушиного крика.
Но мне повезло и на этот раз. Раздался петушиный крик, и немедленно всё исчезло.
***
Сегодня последняя ночь. Я в задумчивости подошла к зеркалу и посмотрела на своё бледное худое отражение. Оно было совершенно измученным, но царапин и ссадин на мне больше не было – только красный след охватывал мою шею – ребёнок слишком сильно сжал её своими ручками, но, представив, как, должно быть, было ему страшно, я не стала его винить. Не знаю, как бы я вела себя на его месте.
К вечеру после душистой ванны мне стало немного легче. Я знала, что сегодня это произойдёт в последний раз. И понимала, что мне помогут и сегодня – ведь каждый раз в спасительном домике оказывалось что-то, что мне помогало. К тому времени, как я снова оказалась там с ребёнком на руках, страха больше не было. Тёмные люди снова были вокруг меня, и мой забег начался с того же места, что и вчера. Бежала я тяжело, ребёнок стал ещё больше, держать его было неудобно. Зато он больше не хныкал, не душил меня от страха, а просто держался за мою шею и смотрел на меня чистыми синими глазами так ласково, что я даже улыбнулась ему. Он смотрел на меня, и вдруг я услышала его мысли: «Не бойся, родная. Просто держись. Осталось совсем немного». Его вера в меня придала мне сил, и до знакомого домика я добежала в мгновение ока. Домик выглядел получше, чем обычно. Он был как-то светлее, просторнее и чище, а внутри пахло горячим свежеиспеченным хлебом, и это очень успокаивало. Кровать на этот раз стояла в самом углу комнаты, рядом окон не было, а на перине была гора подушек, так что мне было не страшно оставить ребёнка на кровати. Увидев на полу мел, я окончательно успокоилась. Я обвела мелом широкий круг вокруг кровати, положила ребёнка на подушки и закатила рукава. Ведьма вбежала в дом, запыхавшись, так, словно и за ней кто-то гнался. Тёмные люди встали рядом, были встревожены и начинали читать заклятье. Меловый круг таял как предрассветный туман. Ведьма взглядом пригвоздила меня к полу так, что я не могла сдвинуться с места. Вдруг незнакомые прежде слова сами собой пришли в мою голову. Словно повторяя за кем-то, я стала шептать какое-то своё заклятье. Ведьма бросилась ко мне, а её приспешники стали подходить ближе к ребёнку. Я в отчаянии посмотрела в его сторону, но он оказался просто молодцом – успокаивающе кивнув мне, он взял в ручки невесть откуда появившуюся тонкую фарфоровую чашку и бросил в ведьму. Как и в прошлый раз, она стала быстро собирать осколки, шипя от злости. Это задержало её совсем ненадолго, но этого времени хватило для неожиданно подоспевшей помощи. В комнату вошли люди в светлой вышитой орнаментом одежде. Невысокая худенькая женщина взяла на руки уже улыбающегося ребёнка, прижала его к себе и кивнула мне в благодарность. Всё было кончено. Тёмная месса не состоялась.
***
Выслушивать благодарности мне было некогда – я проснулась от звонка будильника в собственной постели.
Я до сих пор не знаю, как страшные пять ночей прошли за одну мою обычную ночь. Но внутри меня есть странное ощущение выполненного долга и гордости за себя. Я выстояла. Я смогла.