Храм желтого дьявола Часть первая

Валерий Алешков





Храм желтого дьявола





Роман в двух частях

Часть первая














Все события в книге вымышлены автором
Место действия выбрано из личной симпатии
Все совпадения случайны







г.Златоуст
2008г.
Моему другу Леониду Завьялову посвящается


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ



ХРАМ ЖЕЛТОГО ДЬЯВОЛА



Глава первая

Боцманская дудка…

После четырехчасового пробега, выполнив плавный разворот вправо, автобус сообщением Златоуст-Екатеринбург въехал на территорию автовокзала. Пассажиры автобуса почти одновременно повставали с мест, пытаясь пройти в узкий проход «Икаруса». Улучив удобный момент, я тоже встал и потянул за собой из-под сиденья небольшую, но довольно тяжелую дорожную сумку, пытаясь втиснуться между выходящими из автобуса пассажирами. Сделав это, я стал двигаться к двери и, склонив голову, высматривал сына, Алексея, который должен был меня встречать; оказавшись уже почти на выходе, увидел его, стоящего напротив. Лицо было заметно поправившимся, губы стиснуты, глаза бегло осматривали людской поток внутри автобуса. Меня, одетого в армейский «камуфляж», он, видимо, просто не узнал, забыв, что я еду в Ивдель за клюквой…
Этой встречи я ждал давно. Вернувшийся в декабре прошлого года из Чечни в составе сводного отряда МВД, Алексей встревожил меня своей возбужденностью и бахвальством — много говорил и плохо слушал других, был резок и даже груб. Увиделись мы через несколько дней спустя, после его возвращения и страшного разгрома челябинских милиционеров, пришедших им на смену в Ленинский РОВД г. Грозного …
Еще перед самой отправкой в Чечню его настроение у меня, уже вызывало беспокойство. Имея темпераментный и задиристый характер, он был немногословен, медлителен и часто смотрел перед собой так, словно не видел никаких предметов. Было понятно, что будущая командировка в район боевых действий на три месяца не сулила ему ничего хорошего. Зная не понаслышке в РОВД о потерях в милицейских рядах и служа «в убойном отделе», он отдавал реальный отчет о возможных ее результатах…
Тогда, в июле прошлого года, я предложил ему съездить на два-три денька в благодатные места моего детства — на реку Уфу. Погода была теплая, солнечная и тихая. Я пригласил с собой своего друга — Николая Черепанцева,  Алексей — двоюродного брата жены — Александра. Вчетвером мы приехали на «уазике» и расположились на излучине реки Уфы, в устье реки Байки. Мы с другом занимались любительской киносъемкой, а Алексей с Сашей пытали удачу, ежедневно мотаясь на «резинке» к другому берегу, за полтора километра…
Мои представления о здешнем рыбном богатстве и технике лова явно устарели. За годы перестройки многочисленные бригады буквально обезрыбили ближайшее лещовое нерестилище устья реки Байки. Для ловли леща нужно было выходить близко к фарватеру Уфы и не становиться на якорь как обычно, а, используя заякоренный с двух сторон стометровый капроновый шнур, которого, разумеется, у нас не было, затягивать под него лодку, используя его эластичность. Затем можно, болтаясь на волнах, не бояться, что опущенная под лодку сетка с десятью килограммами распаренного не лущеного гороха, будет подпрыгивать вместе с лодкой, распугивая не только горбатых с золотым отливом красавцев, но и «фанерную» мелочь. Одним словом —  вместо двух-трех килограммовых лещей, брали пятисотграммовые подлещики, да и те крайне редко…
По утрам в водной глади залива отражались заросшие лесом горы. На торчащих из воды обрубках деревьев подолгу засиживались цапли. От воды поднимался и тут же исчезал туман. Лениво плескавшаяся у берега вода дополняла эту картину до божественного величия. Рыбалка не удалась…
Тем не менее, отдых на природе и ужины со стопочкой водки под ушицу пошли сыну на пользу. Алексей стал чаще улыбаться, говорить о будущих делах после своего возвращения. Эта поездка была единственной моей возможностью помочь ему справиться с нарастающей тревогой перед ближайшей перспективой оказаться втянутым в чеченский бедлам…

Увидев меня на выходе из автобуса, Алексей на секунду сделал удивленное лицо и только потом широко улыбнулся. Подав, как обычно, мне правую руку, он крепко обнял левой и притиснул к себе…
Мой багаж в виде ярко-красной «колбасы» — капронового рюкзака с высокой алюминиевой пайвой-коробом внутри и уже упомянутой дорожной сумкой быстро перекочевал в служебную, видавшую виды, «Волгу».
—  Купим билет и потом к тебе, — скороговоркой сообщил я о своих планах, усаживаясь рядом с сыном.
—  Что, батя? — спросил он, резко выкручивая руль. — Соскучился по северным краям?
—  Ты знаешь, Алеша, возраст у меня такой. То ли соскучился, то ли проститься хочется... Съезжу! А ты, вижу, животом начал обзаводиться?
—  Так ведь курить я бросил, как вернулся. А возраст у тебя что надо! Самое время ездить…
«Волга» резво стала двигаться в общем потоке машин. Энергично маневрируя и не боясь быть наказанным, Алексей —  то комментировал действия водителей, мешкающих по его разумению из-за своей нерасторопности, то пытался общаться со мной.
—  Ну, давай, шевелись! Развалился в своем «форде» как мешок с ушами! Как там мать?
—  Нормально. Сидит на своей почте, дома толчется на кухне. По выходным пасьянсы раскладывает... Сериалы по телику смотрит. Как всегда!
—  Ты зря один едешь.
—  Я не один... Приеду в Ивдель, узнаю, что и как. Съезжу с Демченко за брусникой на Полуночное и созвонюсь со своей командой. Сергей с Анатолием Васильевичем и Олег—  рюкзаки уложили и ждут моего звонка, чтобы на своей «буханке» рвануть ко мне.
(Кто не знает, «буханкой» окрестили «уазик» типа санитарной машины.)
—  Алексей, здесь тысяча километров. В две пары рук дойдут за сутки, если захотят. Отоспятся и на Манинское озеро — охота на утку уже открылась. Я им свои манки из пенопласта отдал;  опять же все вещи мои у них: спальник и еще одна пайва набитая битком. Сам почти налегке! А конец сентября на севере со снежком уже... Денька два поохотимся на местную утку и двинемся по маршруту, — объяснил я, чтобы успокоить сына…

Надо сказать, манки на утку у меня знатные! Сделанные по собственным эскизам —размером в полтора раза крупнее обычной утки и раскрашенные художественными масляными красками в полном соответствии с цветовой гаммой настоящих уток и селезней, были моей гордостью и предметом особой зависти местных охотников. Утка в полете не понимает несоответствие размера, зато с большего расстояния замечает выстроенную на воде перед охотником, не далее чем за семьдесят пять метров, такую стаю. Если еще и схема расстановки учитывает ветер и ландшафт, то налетающие стайки на вечерней и утренней зорьке с полукруга падают прямо в манки. А у меня еще кили снизу из тяжелых текстолитовых пластин. Чуть ветерок, и манок как живой — клювом к ветру. Да и не опрокидывается при порывах, как резиновое чучело. Случайной дробины тоже не боится. Громоздкие? Это есть! По весне беру пару уток, к ним селезня — больше не надо! — когда крякву, когда гоголя и на водоем. А осенью, как на подбор, двадцать пять штук ставлю! Но уже на машине везу…
— Совсем что ли отдал манки-то?
—  Зачем? —  попользоваться. Ты же знаешь, на севере на подлете утку не бьют. Забыл, как тебя местные охотники шугали?
Была у нас с ним такая история. Уволившись по болезни из вооруженных сил тогдашнего Союза в сорок лет, я стал больше времени проводить с детьми. Взяв сразу двоих — старшего Сергея и Алешку и уехал в Ивдель. Там когда-то жили мои родители и родной дядька жены. Дети маленькими тоже бывали в городе и кое-что сохранили в своей памяти, так что поехали с известной охотой. Тем более что в Ивделе и окрестностях можно половить хариусов, неплохих окуней и чебаков…
Двустволка шестнадцатого калибра ИЖ58 и финская гусятница — массивное одноствольное ружье, тоже шестнадцатого калибра — весь наш арсенал. Длина ствола у гусятницы ровно восемьсот миллиметров; единицей давала кучность семьдесят пять процентов по стодольной мишени за счет параболического чока. Резкость боя тоже была хорошая. По тополевой доске с дистанции пятьдесят метров стрелял «нулевкой» так, на четыре диаметра дробина уходила вглубь — не меньше! Вот с ним-то и «погорел» Лешка…
В тот год на Манинском озере клюквы — глухарям не сыскать! Мы и рванули через лес, за речку Манью — на большое болото. К одиннадцати дня болото оттает — берем клюкву почти до темноты и обратно. Два дня побрали, и запахло снежком. А ночевали на озере, в скрадках — такие бревенчатые избушки на самом урезе воды. Их там штук двадцать пять вкруговую. Выберешь посправнее и ночуешь. Не будешь пакостить — тебе и хозяин рад. Кого только я не брал с собой в те годы?! Все были довольны…
Приходишь с клюквенного болота — спину не разогнуть; на болоте вода присесть не дает, лицо и руки мошкой разодраны. Когда целый день холод, мошка и мошкара прячутся, а как потеплеет — держись!
Вечером все стихнет, по болоту туман, багульником пахнет и неповторимой сыростью торфяников. В каждой избушке стальная печурка, нары с двух сторон. Разведешь огонь, и через полчаса свечи плавятся: к утру и сухой и обогретый…
На второй день возвращаемся, как положено к ночи, а наши вещички у избушки аккуратно выложены — хозяин пришел. Километров пятьдесят севернее снежок выпал и перелетная утка вот-вот на озеро падать начнет.
Собрали мы вещи свои и вдоль берега — искать какой-нибудь безлюдный скрадок. Клюквы у каждого ведра по три, да вещи и болото моховое! Стемнело уже, а мы только нашли свободную избу. Бойнички без стекол, под правыми нарами вода, слева у буржуйки вовсе нар нет, а нас трое! Взял у соседа лодку с веслом и в потемках к прежнему месту ночевки — дровишки заранее припасенные взять. Не все дрова, но отдали ребята часть, зато бересты подкинули, и часа через два у нас гудела буржуйка, горели две свечки, и котелок парил с наваристым супом…
Проснулись от глухих с призвуком о воду выстрелов; вышел из избушки — снег!
На озере, почти в центре, на серой глади воды большими группами водоплавающие всех калибров. Печку топить нельзя — утку соседям отобьешь. Сбор клюквы отложен на следующий год. Решили тоже поохотиться…
 Алешка одностволку в руки и встал наизготовку возле избушки. Гага налетит на него — он по ней стрельнет. Раз стрельнул — мимо, два — мимо! Третий раз с расстояния метров за пятьдесят  попал. Она кувыркнулась в воздухе и в воду, а вынырнула метров за семьдесят…
На ружье у меня армейский оптический прицел ПО-4 стоял; прикладывается Алексей к прицелу и по вынырнувшей гаге — «бах!» По воде, как бичом, метров на сто пятьдесят, а озерко само через центр семьсот метров. Я на лодке выгребаю с двустволкой за добычей — детям не доверял, лодка вертлявая — махнул веслом не так и за бортом, а там два метра воды и пять —  сапропеля. Мало кому удавалось по холоду добраться до берега!
Пока я туда и обратно — у скрадка какая-то заваруха — моих ребят два бугая матерят с метров десяти — ближе не подходят. Мол, какого хера из винтовки по гусям!? Лешка в запале и без особых объяснений: «С какого фига винтовка?»
Подплыл и выпрыгиваю на берег, лодку за нос дернул, подхожу к мужикам. Они поняли, что я тут старший и на меня с тем же:
 — Вы чё, бля, поубивать народ хотите с нарезного ствола!?
—  Я чё, винтовку от тулки не отличу!?
—  Лешка, неси сюда ствол! — говорю.
Дергаю скобу снизу и откидываю ствол, извлекаю патрон.
—  На! Смотри! Где нареза? — сую им каждому под нос ружье.
Канал ствола, конечно, подкопчен бездымным порохом, но отсутствие нарезов неоспоримо.
—  Ну, успокоились!? — спрашиваю.
А народу уже человек пять собралось, и все с ружьями! Угомонил их, а они только головами покачивают: «Ну и ружье!»
Алексей засмеялся:
 — Дурачье! Сколько вспоминаю об этом случае, столько потешаюсь — винтовку от гладкостволки не отличить!
—  Да, ты так стоял с ним… как снайпер на выставке! Им и в голову не могло прийти, что на гладкий ствол прицел оптический кто-то поставит. Тем более такая кучность у дроби.
—  Как я снайпером стоял — дома покажу. Фотки «чеченские» ребята сделали и обменялись, так что полюбуешься, — уже сухо ответил Алексей…
Билеты до Ивделя я взял быстро, в плацкартный вагон — так проще ехать с рюкзаком и сумкой, видавшими виды. До отхода поезда оставалось пять часов, и мы поехали домой к Алексею…

Жил Алексей с женой и восьмилетним сыном в небольшой комнате общежития. Сама комната маленькая — на черепахе разобьёшься, зато общий холл и кухня квадратов пятьдесят. В холле свой телевизор, стол, стулья и холодильник. В комнате кресло-кровать Илюшки, диван Лешкин с Ольгой, шкаф для белья, столик компьютерный, и места остается — стул поставишь и не обойти.
Первое, что бросилось в глаза при входе в холл — большая цветная фотография Алексея в пятнистой серо-голубой форме с банданой на голове и «свдешкой» в руках. Алексей, стоя на плоской крыше, целится вниз, опираясь одной ногой на кирпичный выступ. Понятно, что это обычное позерство, но в сердце что-то больно шевельнулось, а по спине потянуло холодком. «Слава богу, вернулся!» — изрекла моя некрещеная душа, и я услышал, как внук кричит мне:
 — Деда, здорово!
—  Здорово! Здорово, внук! — отвечаю ему…
Ольга собирает на стол и пытается что-то у меня спрашивать. Илюшка вываливает передо мной кучу своих игрушечных машинок, непрерывно тараторя. Лешка молча выкладывает передо мной стопку фотографий.
Я пытаюсь одной рукой перебирать их, а другой вслепую взять в руки очередную машинку, не отрывая глаз от фото. Конечно, по фотографиям, на которых явно кто-то позирует, трудно почувствовать всю трагичность происходящего. Но случайно попавшие в объектив люди, разрушенные дома и сгоревшие машины, покореженные стальные конструкции обрушившихся зданий, всеобщая неустроенность быта, буквально исходили криком: «Война!»
С тяжелым осадком на душе возвращаю сыну его драгоценные снимки и мы садимся за стол. Пока взрослые едят и пьют сухое вино, внук перетаскивает свой автопарк обратно в коробку и непрерывно балоболит.
—  Деда, смотри!
Я поворачиваюсь и вижу в руках у Ильи настоящую боцманскую дудку. Красиво изогнутая и покрытая по латуни никелем, она походит на оркестровый музыкальный инструмент.
—  Ты зачем взял!? — бурно реагирует сын.
Но боцманская трубка уже у меня в руках, и Лешка миролюбиво заявляет:
 — Вещдок! Кстати, из Ивделя. Ездил три дня назад за жмуром, так при нем эта вещь единственная оказалась — в руке сжимал. Жмура я в морг сдал, а её донести третий день не могу — то смена, а то забуду; да и следока еще нет — на больничном он, — добавил, оправдываясь.
—  А что с трупом? На специальную экспертизу привезли?
—  В общем-то, да. Он кем-то, то ли покусан, то ли обглодан — места живого нет. А кто его так — в Ивделе понять не смогли и попросили привлечь науку.
—  Ты сам-то видел повреждения?
—  Нет. Оно мне и не надо — баранка и ствол мои орудия труда, а над трупами пусть эксперты потешаются.
Я продолжал держать в руках никелированный сигнальный свисток-дудку. «Когда же её впервые увидел?» — напрягая память, пытался вспомнить я. В памяти медленно, как в фотокювете, стало проявляться изображение человека в морской форме — «Броненосец Потемкин!» — кино из далекого детства.
«Но ведь я уже держал ее в руках. Точно!» — беззвучно произнес я…
Было это в 1973 году, на плавбазе ВМФ в городе Хургаде, в Египте. Наш экипаж самолета АН -12, вторым пилотом которого я был, ночевал две ночи на плавбазе, а рядом было пришвартовано гидрографическое судно. Вот там, в каюте, соскучившийся за два года в морях и океанах какой-то мореман, одаривал меня раковинами и расспрашивал о Союзе. А я держал в руках такую же дудку и хотел ее выпросить на память, но даже не заикнулся.
—  Да-а… Возьми свой вещдок.
Я протянул сыну флотский атрибут и вновь задумался. В голове навязчиво крутилась мысль: «Ты видел это еще раз. Видел!» И в качестве декораций у этих размышлений, упорно возникали пожелтевшие лиственницы, добротные, но почерневшие от времени строения, как по дороге в Ивдель…
«По дороге обратно из Ивделя в Москву, где-то в восьмидесятых!»…
На боковых сиденьях двое. Тот, кто ко мне лицом — молодой, крепкого телосложения, держит в руках знакомый мне по Египту предмет. Сознание четко зафиксировало исходную точку в памяти. Это как «нуль трансформации» — только что был здесь, а теперь уже там. И, кажется, не надо ничего вспоминать.

…После списания с летной работы из-за тропической малярии и последующей язвы, я стал наземным и перекочевал из морской авиации в чисто флотскую часть. Отпуск на пятнадцать суток стал короче и дорогу в Новосибирск — к теще на рыбалку и обратно — к моим родителям в Ивдель, пришлось делить на два отпуска.
В тот год я удачно побрал спелущую бруснику, а затем однобокую клюкву и возвращался в Подмосковье. Поезд Сергино — Москва останавливается в Ивделе поздно, почти ночью.
У меня поклажа на поклаже. Дядька моей жены на больничном «газике» со своим водителем довозит меня, как обычно, до вокзала. Его друг Геннадий — директор городской школы, пользуясь благосклонностью своих бывших учеников и учениц, «выбивает» мне билет на единственный проходящий поезд до Москвы. Затем вся, немного выпившая троица, в их числе мой отец, дружно и горячо дыша, запихивают в вагон чемодан с клюквой, рюкзак с пайвой, в которой брусника, и сумку с вещами, снаряжением и провизией, торопливо обнимают и спешат на выход. В вагоне полутемно.
Мое место нижнее, и я быстро укладываю в багажное отделение рюкзак и сумку. Пытаюсь двумя руками поднять чемодан с клюквой, но с первой попытки подкинуть его на вытянутых руках и затолкнуть на третью полку не получается. Неожиданно перед моим носом появляется крепкая мужская рука с покалеченным мизинцем и безымянным пальцем — я даже вздрогнул! Чемодан, плавно взлетев, оказывается на своем месте. Повернувшись к мужчине, я выдохнул: «Спасибо…».
Увидев перед собой молодого человека, в разрезе куртки которого виднелась тельняшка, добавил: «…браток». Протянув правую, вполне здоровую руку, он с милой улыбкой сказал: «Боцман». И смущенно поправился: «Павел!» Я тоже назвался, и мы сели на свои места. Место у Павла оказалось в нашем купе, только боковое нижнее. Столик был приподнят, матрац с постелью свернут, и лежал на второй полке. «Давно едет!» — подумал я про себя, — Скорее всего в отпуск, от самого Сергино». Я знал, что Сергино — это населенный пункт в низовьях Оби с речным портом, и не удивился тому, что этот парень по привычке назвался боцманом. Пассажиры с грохотом укладывали свои вещи — такие же сборщики ягод, как и я…
К Павлу подсел чисто и аккуратно одетый молодой мужчина, и Паша — это уже привычка, произнес:
 — Боцман. Павел.
Не в пример мне, новый знакомый подал руку, назвал имя и спросил:
 — Боцман-это погоняло, что ли?
—  Кликуха. Друзья на флоте дали. За отцовскую дудку.
Он вытащил из внутреннего кармана куртки блестящую в свете наружных пристанционных огней, настоящую боцманскую дудку и добавил: — Я ее на флот по призыву взял — память от отца.
И, как бы подчеркивая особую ее ценность, быстро сунул на место. Больше их разговоров я не слышал — был занят устройством постели, а затем и вовсе уснул…

Проснувшись, сквозь закопченные тепловозом окна, отметил наступление утра и энергично стал готовиться к завтраку. Мои соседи на боковых полках проснулись раньше меня. Постели уже лежали свернутые на верхней полке, на столике в стаканах дымился чай. Морячок пытался перочинным ножом отрезать пластик от большого куска копченой рыбы. «Обалденный запах!» — удивился я. Павел, перехватив мой взгляд, улыбаясь, сказал:
 — Нельма. Ребята на рыбзаводе дали…
Я достал из-под подушки тугой сверток, вынул из него свой охотничий нож и подал его морячку.
—  Не в рыбе дело.
—  Присоединяйтесь! — получил я в ответ и, вежливо отказавшись, ушел в конец вагона с полотенцем на шее…
В дороге время идет медленно и каждый коротает его,  как может. Мои соседи болтали без умолка, и я вынужденно слышал, о чем они говорили. Из разговора выходило, что морячок ехал в Москву и далее куда-то на север, поближе к морю. Пассажир сверху, которого Павел называл Виктором, ехал в Министерство цветной металлургии выбивать себе разрешение на старательскую деятельность. И далее что-то приглушенно… «Вот как! Золото!»
Виктор то и дело восклицал: «Зря ты так! Получится!» Чуть громче он рассказывал Павлу, как исторически добывали золото на Урале, и я обнаружил, что он неплохо осведомлен о технологии добычи золота из россыпей и рудных залежей…
Мне эта тема тоже была и понятна, и интересна хотя бы по посещению Ивдельского краеведческого музея, и я даже однажды вклинился в их разговор с вопросом:
 — Разве у нас дают частным лицам разрешение на добычу золота?
—  Дают! Но не всем. У кого есть связи в министерстве — те получают. Вот и я рискнул поехать — друзья в Москве адресок дали…
Больше примечательного в той поездке не произошло или не запомнилось…

Пока я размышлял, вино в бокале оказалось мной допитым, внук снохой уложен спать, а сын, вытянувшись в соседнем кресле, смотрел телевизор и позевывал.
—  О чем, батя, задумался?
—  Вспоминал, где я видел эту дудку.
«Эту» — получилось, как «именно эту», и Алексей, отвернувшись к телевизору, с раздражением бросил:
 — Я три дня назад ее привез.
—  Не о том, Леша! Просто я вспомнил, как по дороге из Ивделя в Москву, где-то в 81-82 годах видел пассажира в поезде с такой дудкой.
Я вкратце поделился с ним своими воспоминаниями. Молча выслушав меня, он дважды ткнул в клавиатуру смартфона, и я услышал тональный вызов — аппарат был включен на громкую связь.
—  Привет, Питон! Паришься? Ты не знаешь, у кого документы на жмура, что я привез?
—  Привет, Шаман. У Саныча твои документы, он рядом.
—  Дай ему «трубой», — продолжился диалог.
—  Здорово, Машков. Какие проблемы?
—  Саныч, ты читал «доки» из Ивделя?
—  Ну, читал. Экспертизу еще не проводили. Только осмотрели в морге и все.
—  И что там за повреждения или еще как? Ну не шестипалый он или, наоборот, без клешней.
—  У него на левой руке мизинец и безымянный укорочены в результате травмы.
—  Во  как! А татуировки где-нибудь есть?
—  На правом предплечье слово «Москва» и якорек под ним.
—  Москва!? И все?
—  А что тебе еще?
—  Батя у меня здесь… похоже, есть, о чем потолковать. Завтра с утра мы подъедем.
Сын положил телефон и посмотрел на меня с интересом.
—  Вот черт! А ты прав!
—  Это он, Леша! Паша с гордостью в разговоре упоминал, что он служил на «такре». Но на Виктора это не произвело никакого впечатления, а я хорошо был осведомлен тогда по долгу службы, что «ТАКР» — это не какая-нибудь шаланда, а тяжелый авианесущий ракетный крейсер, и первым в серии был — «Москва».
—  Так сколько лет-то прошло!? Он что? Так с этой дудкой и таскался?
—  Говорил же — память об отце!
—  Да-а! Конечно…
Утром следующего дня, отоспавшись после смены, Алексей заявил мне о том, что мы едем в райотдел. «Пока Питон не переполошил всех наличием у него свидетеля по Ивдельскому висяку, лучше подрулить самим», — сказал он. Позавтракав, мы сели в темно-зеленую «Ауди 100» и через минут семь были в Кировском райотделе.
—  Знакомься, Саныч — мой батя!
—  Здорово всем.
Мы обменялись рукопожатиями и, поскольку Алексей держал в руках ту самую дудку, Саныч быстро перехватил рукой пакетик и, плюхнувшись на стул, стоявший за обшарпанным столом с бумажными папками, изрек: «И где видели?» От неожиданности перехода я ляпнул: «Сегодня во сне!» Все трое засмеялись…
Минут через сорок беседы со следователем, я подписал протокол допроса свидетеля и, получив в ответ: «Разберемся!» — вышел в коридорчик…
До опознания трупа дело не дошло, и я удовлетворился информацией о том, что страшные рваные раны «неизвестного происхождения» на теле Паши были от пят и до самых подмышек. Руки, шея и голова были целы, не более чем полагается им быть у трупа недельной давности в начале сентября на севере Свердловской области. «Он что, в бочке с пираньями сидел?» — подумал я. Потолкавшись по коридорам райотдела, Алексей повез меня в общежитие…

 — Хочешь посмотреть одну штуковину?
Алексей снял со шкафа коробку и аккуратно ее распаковал.
—  Прибор ночного видения? — сообразив, спросил я.
—  Точно! С микрофоном направленного действия.
Микрофоном оказалась конусная штуковина с надетым на нее куском черного поролона. Воткнув в разъем стереонаушники, Алексей предложил мне посмотреть и послушать, предварительно осуществив простейшие манипуляции с прибором. Отойдя на расстояние, он поднял руку и стал потирать большим пальцем по указательному. Так делают, когда просят деньги.
—  Слышишь? — неожиданно громко прозвучал его голос в наушниках.
В них также четко прослушивалось синхронное с движением пальцев, шуршание.
—  И зачем тебе этот прибор?
—  На природе забавляться! Но если ты хочешь — возьми его с собой. Места много не занимает, зато будет что посмотреть и послушать. Ты же охотиться перестал, вот и любуйся природой в ночное время.
Предложение было заманчивое, да и сын ударил по больному месту. Действительно, в этом году я полностью разоружился. Сдал на переплавку оба ружья и перестал платить взносы в охотничьем обществе. Не потому, что дороговато стало охотиться — дураков в лесу образовалось несметное количество, а дичи в обратной пропорции уменьшилось. Да и палят сейчас не из гладкоствольных ружей, а большей частью из нарезного оружия; по кустам, да на шорох…
Ну, и с возрастом стало больше запоминаться не то, каково на вкус дикое мясо, а то, как дичина в предсмертных судорогах трепещет. Вот и ослабла душа заядлого охотника. А выслеживать зверя и скрадывать его, да на лету перехватить глухаря, можно и с фотоаппаратом, тем более обычная оптика и «цифровики» на любое разуменье пошли. Если сравнить по затратам, так «цифра» за 25-30 тысяч рубликов — это не дороже двух-трех сезонов пустой охоты. Вот и бросил! Правда, и фотоаппаратом хорошим пока не обзавелся...
—  Может действительно взять? Вечера в тайге длинные. Дичь большей часть ночью бродит.
—  Бери! Я тебе батареек к нему подкину — «дура сел», — подражая кавказскому говору, произнес Алешка.
Так черная капроновая сумочка с прибором ночного видения белорусского производства оказалась в моей дорожной поклаже рядом с настоящим морским биноклем, с которым я не расставался в поездках на природу никогда.
За разговорами с сыном и внуком, пришедшим из школы, время незаметно подкатилось к сроку отъезда.
—  Ну, пока, Илюха!
Я подал сорванцу руку, и он картинно шлепнул по моей ладони своей маленькой и теплой.
—  Пока, дед!
Недолгое расставание...
Как-то однажды, уезжая на север еще из Свердловска, я попал в сложную обстановку: билет удалось купить минут за десять до отправления поезда, а состав подали в дальний тупик. Подхватив свои три вещи: рюкзак за спину, чемодан и сумку в обе руки, я по длиннющим переходам еле успел к отправке. Памятуя это, на этот раз уговорил Алексея привезти меня на вокзал за час до отправления поезда, мол, такова традиция. Он не стал сопротивляться…
 Наша машина, нахально рыская в дорожных пробках, довольно скоро оказалась перед центральным подъездом железнодорожного вокзала. Тяжелую сумку понес Алексей, а я, закинув рюкзак за плечи, молча, семенил за ним, раздвигавшим неторопливо людской вокзальный поток.
—  Остановимся здесь! — сказал Алексей и поставил сумку.
Подхватив одной рукой лямку, он помог мне снять нетяжелый рюкзак, и мы, сгрудившись вокруг вещей, задрали головы на электронное табло. До отправления моего поезда оставался ровно один час.
—  Укажут путь, и мы двинемся на посадку! — предложил я, нарушив молчание.
—  Нет вопросов! Только ты, батя, если что не заладится, иди в отделение и проси, чтобы дали со мной связь. Парни там нормальные, меня знают — в Чечне вместе были. На мобилу не надейся.
—  Кто спорит? Если что, созвонимся; у Демченко Сашка в милиции.
—  Не знаю, где сейчас твой Демченко. Может, задвинули куда? Я не интересовался им. Да и отца его плохо помню — пацаном был, когда виделись.
—  Не одни Демченко в Ивделе. К бабе Нюре на кордон пойду — поди, жива старушка.
—  И еще, — нудил свое Лешка. — Там ты давно не был. Помни! Народу дерьмового осело в городе нехило. Каждый чем-то промышляет. Люди, как и везде, пропадают. Сам же говорил: «золотишком в округе попахивает». А кто такой шанс упустит? Разузнаешь насчет маршрута своего и вызванивай ребят. Если Демченко на месте — бруснику поберете с ним, пока твоя экспедиция по дороге будет пылить. А в лес и на болото один не ходи — не молодой уже. Всякое бывает!
—  Ладно. Будет стращать-то. Семнадцать лет ездил. Как правило, один. А то, что ситуация поменялась, так оно и в Златоусте, если соваться куда попало, не хуже встрянешь! Вон и путь указали, так, что «шевели батонами», — припомнил я сыну любимый сериал…
Без лишней суеты мы прошли на платформу. Предъявив билет и паспорт, постояли минуту, пока дотошный шибздик в форме проводника сверял мои бороду и усы с фотографией в паспорте, и полезли на высоченную подножку с необорудованной платформы. Мое место девятнадцатое, это середина вагона, нижняя полка. Как только я вошел в вагон, ко мне вернулись воспоминания прошедшего вечера. Ставлю сумку в багажное отделение. Закрываю его, беру в руки рюкзак и пытаюсь  закинуть на багажную полку. Перед моим носом появляется мужская рука и подхватывает рюкзак. И, буквально на какую-то долю секунды, мне кажется, что я увидел руку с накосо укороченными мизинцем и безымянным пальцами. Вздрогнув всем телом, резко поворачиваюсь. Алексей испуганно отстраняется и выдергивает из-под моего плеча свою руку.
—  Ты что!? Ударился? — спросил он. — Может с сердцем что? — на тебе лица нет…
Поняв абсурдность всей ситуации, поспешил его успокоить:
 — Мышцу потянул.
Алексей с недоверием еще раз посмотрел мне в лицо, но я уже справился с волнением, однако успел мельком бросить взгляд на боковые сиденья купе — они были пусты. Выложив из сумки полиэтиленовый пакет с продуктами и пакеты поменьше — с тапочками и туалетными принадлежностями, я снял кроссовки и надел сланцы.
—  Все, Лешка! — я на месте. Так что не трать время попусту; топай к машине.
Оглянувшись вокруг, Алексей, словно желая убедится, что действительно все, что нужно, на месте, с улыбкой обнял меня.
—  Давай, батя… удачи тебе! На обратной дороге заскочите ко мне —  буду рад.
—  С машиной проблем не будет, заскочим, — заверил я его, и мы расстались…
Присев на свое место, я начал наблюдать, как понемногу заполняется людьми вагон. Людская суета в соседних купе отвлекла мое затревожившееся сознание, а молодая мама с девочкой и пожилой спутницей, как оказалось позже свекровью, пришедшие в купе и вовсе успокоили меня. На боковых местах как-то незаметно, присели две полноватые женщины, и я отметил про себя: «Вот тебе и малинник!»
Девочка лет семи, одетая по осеннему в шапочку плотной вязки, в курточку разового цвета с утеплителем и зеленые брючки, сидела рядом со мной и легонько постукивала по очереди пятками ботиночек по багажному отделению. Стоило мне немного отвести глаза в сторону, она искоса начинала разглядывать меня. Поскольку ее взрослые спутницы, сухо переговариваясь, были заняты раскладыванием багажа и одежды, я взял на себя инициативу знакомства.
—  Как тебя зовут, розочка?
Девчонка дернула головкой и впервые открыто посмотрела мне в глаза. Не увидев в моем лице ничего страшного, она тихо, но очень четко сказала:
— Надежда.
— А меня зовут — дядя Виталий.
Поезд дернулся, и мы поехали на север.
—  Надежда, это хорошо, — ни к кому не обращаясь, сказал я.


Глава вторая

К вершинам северного Урала…

Проводник уже собрал билетные копии и разносил, желающим получить, постельные принадлежности. Мои попутчики заказали постель для троих, и я, положив на стол в общую кучу пятидесятирублевую купюру, снял сланцы и с ногами забрался на сиденье.
«Тук-тук, тук-тук», — равномерно постукивали колеса набиравшего скорость поезда. В вагоне тепло и пока еще не душно. Я подтянул под голову армейскую куртку на ватине и, отвалившись на спину, закрыл глаза.
«Может и правда, еду проститься? Ведь сколько лет уже не ездил! Пять или шесть?» — подумал я. А все старшой — Сергей. Подходит как-то ко мне и спрашивает: «Папа, у тебя есть карта северной части Урала?» А у меня привычка — я на подобные вопросы отвечаю вопросом: «Зачем!?» Пацаны, когда растут, часто интересуются не тем, чем хотелось бы: «Папа! А где спички?», — значит, дознавайся для чего, иначе спалят что-нибудь...
—  Да мы тут с Анатолием Васильевичем одну тему изучаем по рыбной части. Его знакомые побывали на севере Урала на рыбалке и такого наговорили! — Васильевич на следующую осень предлагает туда съездить, — сказал Сергей.
—  На «Ниве» что ли?
—  На поезде! Где-то под Воркуту, а затем через хребет на речку и озера. Там, до них чтобы доехать, вездеход надо нанимать, «ГТТ».
—  Ты реально соображаешь?! Горы те же. А тундру увидеть можно верст на тысячу раньше. Рыбалка в безлюдных местах — только один день рыбалка! А потом эта рыба — сплошная обуза, особенно для хапуг.
—  А мы не будем хапать лишнего!
—  Тогда еще хуже! Ваше удовольствие продлится не больше часа — килограммов по десять хариуса возьмете и бросай! Вари, жарь, копти и ешь! Или выбрасывай!
—  На природу полюбуемся… — уже, не так уверенно проговорил Сергей.
Разговор разговором, а на ковре в гостиной я успел разложить карту — двадцатикилометровку.
Таких карт у меня две, и остались они еще с семидесятых, с летной работы. Одна склеена для полетов из Москвы на Черное море, другая на север — на Новую Землю. Ту, что на север, я и разложил.
На карте проложены черным цветом линии воздушных трасс, «поднятые» желтым фломастером; красной ручкой курсовые углы туда и обратно, от пункта к пункту.
—  Давай показывай маршрут, — встал я над картой на колени.
Сын начал водить пальцем по рекам и вчитываться в названия гор. Увидев, куда занесла его нелегкая, я сказал:
 — Да такого во сне не должно присниться!
Однако Сергей стал рассказывать, как легко добраться до этих мест и как там отдохнули ребята. Его глаза горели праведным гневом.
—  А теперь меня послушай! — я тоже начал горячиться. — Я предлагаю ехать на машине сразу по восточной стороне Уральского хребта. Мы с тобой помнишь, где были!?
—  В Хорпии… дальше я не был!
—  А я, к старшему брату на Лозьву в Ушму ездил! Это еще севернее. Обратно нас вахтовка подобрала, а по дороге «БЕЛазы» один за другим. Вот и соображай! Рудники там! Можно на Платоновском «уазике» и дальше двинуть — до упора! От Ивделя поезжай хоть куда! В Хорпию, на Лозьву… в Вижай, —  там и речка одноименная; говорят, в верховьях хариус, ленок и даже таймень! Я не говорю о бруснике с черникой и голубикой — их там в любые годы! Можно в Ушму махнуть, в самые верховья Лозьвы — точно без рыбы не останешься! Куда она денется!? А поймаем трофей, так и довести на машине по холодку до дому сможем.
—  Вот оно что! Так ты уже с нами собрался?
— А какой вам интерес «уазик» гнать вдвоем в такую даль? Олега Горобца с собой взять — вот и команда! В Ивдель он с нами ездил, уговаривать не надо. Лишь бы его Анька не вздыбилась…
—  Проблема будет Анатолия Васильевича Платонова убедить в том, что этот вариант продуктивнее.
—  Поедем вдоль хребта — полный парад вершин Урала примем. Один Денежкин камень чего стоит! Васильевичу объясни: чтобы до Уральских гор добраться со стороны воркутинской дороги — по болотам надо как-то пройти. А потом все равно на восточную сторону хребта топать. Ради какого интереса? Расскажи ему, как я таймешонка с лодки поймал на Лозьве. Во всех красках!
—  Обсудить, конечно, можно! И с Олежей я переговорю — завтра обещал прийти; на охоту зовет в район Веселовки.
—  Да ты не баламуть его раньше времени! Переговоришь с Платоновым, тогда и Олегу можно весь расклад показать. Для него расходы — первая проблема! А Платонов по любому объявит, сколько на себя возьмет. Бизнесмен и депутат все-таки!
—  Да, лишь бы заинтересовался...

 — Пассажир, возьмите белье.
Открыл глаза. У молодой соседки в руках стопка белья, рядом с ней стоит наш суперкомпактный проводник и подает мне такую же упаковку.
—  Благодарю, — и протягиваю к нему руки. Соседка оглядывает полки и что-то соображает. Я понял суть проблемы и спросил:
 — Вы до какой станции?
—  До Ивделя.
—  Если не возражаете, я займу верхнее место. Мне тоже до Ивделя, так что за багаж не буду беспокоиться — пусть Надюшка охраняет.
—  Спасибо…
Застилать постель в поезде никого, по-моему, учить не надо — сначала верхние места, затем нижние. Надюшка сидит, облокотившись на колени своей бабушки, и теребит ухо мягкой игрушке — белому зайчонку, прижав его обеими руками к груди.
—  Оторвешь уши, слушаться не будет, — полушепотом говорю ей, подавшись вперед.
—  Будет! — громко, как на уроке, отвечает девчонка, — Он у меня послушный!
—  Не кричи, Надежда. Мы не одни в вагоне, — обращается к ней мать, застилая верхнюю постель напротив моей.
—  Я не кричу! Я громко разговариваю! — все также отвечает ей дочь.
—  Тогда громко не разговаривай, слышишь, как дядя с тобой говорит?
—  Ничего. Пока рано и никто не спит, — примирительно сказал я…

Люди сначала потянулись с полотенцами и пакетами в сторону туалетов, затем с кружками и бокалами за чаем. Послышались спокойные беседы. По вагону загуляли различные запахи: от «Доширака», куриных копченостей и до чесночного духа. Громко хлопали с обеих сторон двери старого образца. Вагон зажил обычной дорожной жизнью…
Дождавшись, когда женское трио наелось овощных припасов в виде помидорчиков и огурчиков, присовокупив к этому немного колбаски, одну куриную ножку, один йогурт — «Надюшке!» и чай с пакетиком на троих, я достал свои припасы.
В пластиковой упаковке были плотно уложены кусочки соленой семги. Продукт недешевый, но в дороге очень полезный — съел пластик с черным хлебом, чайком запил и сыт!
Чай, я люблю крепкий и хороший, поэтому не ленюсь его заваривать россыпью. На ночь не в меру крепкий чай не даст спать, но в этот раз спать можно восемнадцать часов с перерывами, поэтому я не стал лишать себя удовольствия.
Тетушки с боковых сидений постель не брали и сидели друг против друга, откинувшись головами в боковые перегородки. «Не далее Нижнего Тагила едут. Значит, ночью кто-то потревожит нас», — подумал о них. Я смотрел в их сторону и пытался представить себе тех двоих пассажиров из восьмидесятых годов. Лиц не помнил совсем. Хорошо запомнился только общий образ, уже описанный мной. Но не хватало какой-то важной детали, явно хранившейся в сознании, а вот вспомнить я ее не мог.
Почему Виктор все время говорил: «Получится»? Я задумался. «Что он предлагал Паше? — первому встречному. Может, быть совместную добычу!? В такие дела — просись — не возьмут! Либо у морячка что-то было. Либо… ничего, а точнее никого, не было. Пришлый. Без связей. Наивный. Незлобный. За малый  посул — добрый помощник в деле. Если исходить из того, что Пашино тело нашли на севере Ивдельского района, значит, ни на какие моря он не подался. Если это так, то первый, кто его туда заманил, это Виктор. Так что не исключено, что Павел стал старателем. А может он благополучно поучаствовал в деле и, спустя много лет, вернулся?» — пришла мне в голову более реальная мысль. Если Виктор получил или хотя бы официально просил дать ему разрешение на старательскую деятельность, в министерских архивах можно будет о нем узнать — вычислить нетрудно: известен год подачи заявки, время, личные данные. Полагать надо, имя невымышленное.
«Да что я морочу себе голову! Лешке на это —  «по барабану». А мне тем более!» — подумал я. Забрался на верхнюю полку и закрыл глаза. «Засну, так засну!» И отключился от проблемы. Освещение в вагоне перешло в дежурный режим, и людской гомон начал постепенно стихать. Все реже стали хлопать двери и мелькать пристанционные огни. Наступала глухая осенняя ночь, через которую несся наш поезд.
«Тук-тук-тук, тук-тук-тук», — стучали колесные пары, раскачивая вагон и баюкая пассажиров…

Уговаривать Анатолия Васильевича не пришлось: «Ну-ка! Куда-то по вагонам таскаться! А тут сел в свою машину и вперед. Дело привычное — внутри ты хозяин — снаружи ГИБДД... А если еще хариусы, ленки и даже таймени! Едем!»
 Анатолий Васильевич —  человек несуетливый, старой комсомольской закалки; из вожаков — прямо в бизнес! Сама пунктуальность! Лишь бы хватило времени записать в книжечку: «Кому? Сколько? Когда?!» Рыбалка и охота — излюбленные занятия. Деньги зря не тратит, но все, что надо, есть. И то! Свой магазин рыболовных принадлежностей, помимо «заводов, газет, пароходов»…

Каждый начал составлять свой список, кому что надо? Васильевич допытывается у Сергея: «А как там с тем-то и тем-то?» Сергей, если не знает, звонит мне…
 Я от всех потребовал обязательно иметь из снаряжения: два ножа — один со шнурком, чтобы не обронить в случае чего, армейский набор —  из котелка с крышкой и фляжкой в чехле с креплением на ремень, сапоги болотные, брезентовый плащ, компас, простой карандаш и блокнотик. К носкам иметь обязательно байковые портянки — сушить быстрее, даже просто на ветерке.
Прочее по желанию и, как обычно, на рыбалку и охоту. Общее снаряжение —  тоже по списку. Сам я, помимо компаса, взял с собой артиллерийскую буссоль в деревянной коробочке.
Плохо, что не хватило деньжат купить хороший мультипликатор на спиннинг. Ну, да обойдусь обычной инерционной катушкой! Две безинерционные катушки со сменными шпулями на некрупную рыбу у меня имеются. Есть водяной змей для ловли на мушки, десятка два мушек в коробке и прочее, прочее…
«Дудочку возьми с собой! Дудочку!» — говорит проводник и тычет в меня обрубками пальцев. — «Дудочку возьми!» Кругом льется вода, а он дудит в нее и дудит. Я просыпаюсь. Поезд стоит на станции. Свистит маневровый локомотив и льется вода из дренажной трубы заправочной емкости вагона — Нижний Тагил! Лоб мокрый, а в вагоне прохладно.
«Достанет меня эта дудочка, пока забуду! Хорошо, если не мычал во сне», — сказал про себя и покосился на соседнюю полку. Взял полотенце и вытер им лицо. Тетушки с боковых сидений исчезли, но никто их место пока не занял. Правда, стоять будем долго — может и боковушки займут. Закрываю глаза и натягиваю повыше одеяло — ночь вся впереди!
«Дудочку возьми! Дудочку возьми!» — дразню сам себя. А где я тебе ее возьму? Вон у соседки на загорелой шейке, какие кудряшки! Так бы, взял, да потрогал. И рядом — да не потрогаешь. А ты дудочку!» — продолжал шутливо возмущаться я…
Сергей, наверное, своими сборами всю семью издергал. Достаток и без того невелик, а тут такие расходы! Только купил для зимней рыбалки экипировку: палатку, сапоги теплые, брюки легкие с утеплителем, газовую плитку. Восстановился в обществе и ружье взял.
«На его-то зарплату и этого лишка. Лишь бы не перессорились промеж собой до отъезда», — подумал я.
Перебираю в памяти все до мелочей, куда и что я уложил из вещей и снаряжения для отправки машиной.
Изоленту забыл взять. Ну и хорошо! Раз что-то забыл, значит повезет.
«Тук! Тук!» — застучали колеса. Поезд набирал ход, покидая станцию…

За окном ясный день. Вдоль дороги карнавал осенних красок. В вагоне потеплело — подтопили за ночь угольком. «Пора вставать…», — говорю себе. «Пора, да не охота», — отвечает мне мой организм.
Мама, Надюшкина, перешептывается за столиком с бабушкой:
—  Вы уж там не ругайтесь с ним. Мало ли что скажет — столько лет Надьке, а еще не видел! А она вон, какая вымахала. Ох! Хоть бы капелюшечку-то на моего сыночка походила, — говорит пожилая дама.
—  Вы опять за свое!? Не собираюсь я перед ним оправдываться. Чего не было, того не было, а что было, то и сейчас есть! — нервозно шепчет в ответ ее сноха.
«Понятно! Надькин папа на отсидке… если вообще папа…», — подумалось мне. Весь север Свердловской области сплошные зоны. И народ туда едет и едет к своим сидельцам. Там в поселках — самый распространенный цвет построек — цвет белой извести. Наверное, ни одна страна в мире не тратит столько извести на побелку своих исправительных учреждений, как наша. Не зря, что ни тюрьма — то «Белый лебедь»!..

В Серове до меня дозвонился Лешка – так, просто. Сергею позвонил сам. Попросил взять капроновую веревку, прочную и длинную — вдруг придется по быстрине речку переходить, собьет с ног — закувыркаешься!

В Ивдель приехал к вечеру. На вокзале никаких изменений, если не считать пары торговых павильонов. Автобус, как всегда, старенький… за окном кедровый парк. Не доезжая моста через реку Ивдель, схожу с автобуса и в горку — аж, дух захватывает!  —столько лет не был, не ходил по деревянным тротуарам?!
 Ворота заперты; знаю, что на гвоздь потайной, да те ли хозяева у дома? На звонок второй раз жму, никто не выходит.
—  Володьки-то дома нет!
Я поворачиваюсь на голос — пожилая женщина хворостинкой бычка под горку настегивает.
—  Третий день на Манинском — утку стреляет. А Сашка скотину кормить через час придет, — продолжает женщина ставить меня в известность.
—  Спасибо.
«И в разведку ходить не надо», — подумал я. Убедился, что куст ирги на прежнем месте, и пошел добирать то, что воробьи не склевали. Чем мне нравится этот город —  так своими запахами. Проживешь дня три на чистом воздухе и начинаешь улавливать запахи ото всего, что может пахнуть.
Утром на заморозках — от огородов, в полдень от леса, к вечеру — от реки. По тайге идешь — костерком пахнет, километра два топаешь — вот он!
Небо здесь весной, когда ясное — почти бирюзовое; особенно в конце апреля. На рыбалку ходить далеко не надо, спустился к речке и гоняй кораблик до самых сумерек. Хариус небольшой, но по две-три штуки подряд цепляется. Раньше тайменя можно было обнаружить выше моста в яме по плеску. Я сколько спиннинг не кидал — мимо дела!
Зимой чебака в лунке видно. Чебак мерный—  двести-двести пятьдесят грамм.
Домик фанерный на полозьях, по улице —  рыбак за рыбаком тянет. На льду дымок — домики с игрушечными печурками внутри. Глянул в лунку — нет чебака, домик на другое место потащил. Забавно!
Лес кругом —  с одной стороны теснится по горам, с другой по низменности и до горизонта за Лозьву…

К дому подъехали красного цвета «Жигули» четвертой модели. В вышедшем человеке без труда можно было узнать Демченко Володю, только моложе лет на двадцать. Высокий, стройный красавец, немного медлительный.
—  С приездом!
—  Здравствуй, Александр. Не очень-то ты и удивлен!
—  С Екатеринбурга звонил следователь  — начальнику отделения милиции, сказали, что по делу свидетель к нам едет, так чтоб присмотрели, и на меня ссылался. Фамилию-то я не забыл, вот только про Алексея думал, что однофамильцы. К поезду не успел — узнал поздно. А домой поторопился.
Ловко выдернув потайной гвоздик, нажал на стальную лапку и толкнул ворота перед собой.
—  Входи.
«Ну что ж. Будем на «ты». Не убудем», — скаламбурил я про себя.
—  У отца в доме особого порядка нет — осенние заготовки, так что обходить банки-склянки придется, ящички и прочее, — заходя в дом, скороговоркой ставит меня в известность, Александр.
Он торопливо стал переодеваться в сельскую «спецодежду». В доме терпкий запах лука и чеснока, но не того, что только съели, а тонкого аромата луковиц. Пахнет хреном и укропом. Сразу вспомнилось, что ел я сегодня только рыбку с хлебом. На кухонном столе чистые трехлитровые банки, в зале, вдоль стены — перевернутые, с разносолами.
—  Сейчас поставлю супец разогревать и пойду живность кормить. Потом вместе поедим — я с работы. Отец обещал сегодня к ночи вернуться — избушку ладит к сезону. Скоро северная утка пойдет.
—  Местная улетела?
—  Кряква по болотам есть, так она на озеро не садится, а искать ее нет смысла.
—  А брусника в этом году?.. —  нетерпеливо проговорил я вслед выходящему в сени Александру.
—  Есть брусника! На Шипичном! — бросил он, закрывая за собой дверь.
«Вот и хорошо. Поедем в Шипичное, бывали там», — уже про себя ответил я…
На севере района места есть — лес, да брусника… Сосны, как на ковре брусничном, стоят. А ягода на больших кистях одна к одной; без «комбайна» по четыре-пять ведер за день наберешь —  почти без мусора…
На плите забулькала кастрюля. Вошел Владимир, занося с собой поросячий дух, и стал тщательно мыть руки, тыча ладонями в рукомойник.
—  На сколько дней идете?
—  Дней на десять; машина должна подойти — «уазик». Хотим вчетвером по верховьям северных речушек поискаться.
—  А ты знаешь, что у нас повышенная пожарная опасность? Лес в двух местах горит. Пожарниками поработать хотите? Кругом кордоны выставлены!
—  А мы с собой нашего депутата взяли; подошлем в горисполком за разрешением. Если не сработает  — ты поможешь?
—  Я по делам в понедельник на север сам еду. Успею — помогу! Пить будешь или отца дождешься? Мне-то еще за руль!
—  Дождусь! Не горю желанием. Поедим, и раскладывать вещи стану. Куда на север, если не секрет?
—  Какой тут секрет? Звонили из Перми — группа у них не вышла на связь. До перехода Урала отзвонились, а с нашей стороны —  нет! Поеду опрашивать местных жителей в районе выхода. На пять суток опаздывают — это уже неспроста!
—  В каком районе должны были хребет пересечь?
—  Как я понял, они двигались по левому берегу Печеры до самого истока. Через перевал, севернее Отортена, должны были спуститься к Сульпе — притоку Лозьвы. В группе пять человек, все из науки. Две женщины.
—  До верховий Лозьвы дойти можно на «УАЗе»?
—  Год сухой! По лесовозным дорогам должно быть дойдете, если не заплутаете. Только не до истока, а чуть ниже — до устья Сульпы.
—  Так, может, с нами прямиком на Лозьву? Ты опрашиваешь местных жителей, а мы по речке с удочками.
—  Мне-то уже в понедельник выезжать приказано!
—  А я, сейчас позвоню в Златоуст, и завтра, в четыре часа утра, ребята в дороге будут. Часов через тридцать здесь. На озеро не поедем — утка еще не летит, после на два дня сходим — перед отъездом, …и как повезет!
—  На «уазике», конечно, лучше. На своей «жиге» я и до Ушмы не дойду — переднюю подвеску только добью… давай звони, Александрович! И разрешений не надо. Мигалку «кинем» на крышу, рацию коротковолновую переставлю со служебной машины и вперед!
После короткого разговора, Сергей через полчаса передал SMS: «Выезжаем пять утра завтра взял веревку».
—  Завтра пятница. Едем с утра на Шипичное. Отца дергать не буду — пусть хозяйством занимается. Суббота мне на подготовку. Воскресенье — на отдых группе. В понедельник с утра в отдел и сразу на Полуночное в дорогу, — уже по-военному заговорил Александр. — Тебе все выходные на речке можно кораблик водить — хариус мелковатый, но берет.
«Вот и утрясли планы экспедиции», — довольный состоявшимся разговором, подумал я…

Печора! Я развернул карту северного Урала, и побрел пальцем вдоль голубоватой жилки, пока ноготь не уткнулся в высоту 1025 южнее истока. Еще южнее этой высоты — гора Отортон, с отметкой 1182. Правда, Александр ее почему-то называет Отортеном. Между высотами — перевал на восточную сторону хребта к устью Сульпы. От поселка Ушма и до устья Сульпы ни одного жилого места.
—  Саша, за Ушмой по Лозьве живет кто-нибудь?
—  Постоянно никто не живет. На лето переезжает из Хорпии — Руслан с двумя сыновьями — жена у него когда-то там погибла. С тех пор они, чуть потеплеет, и в свой домик!
—  А чем кормятся и что делают?
—  Скотину держат все лето на свободном выпасе — свою и чужую. На откорме бычки, телки. Его «фермером» там кличут теперь. Зимой в Хорпии в котельной кочегаром; он и его парни уголь кидают — здоровые мужики! Стойбище манси недалеко. Юрты три раньше стояло, теперь может, больше. Геологи таборами стоят — то там, то здесь. Карьерные разработки недалеко — народ в балках живет. Туристы то — туда, то сюда. Когда молевой сплав по Лозьве запретили — водники стали на байдарках и плотах сплавляться. Каждый год две-три группы от самых верховий идут. Лес еще рубят, …народу хватает!
«Ладно! Александр едет с нами, значит, по дороге плутать не будем. А где остановиться на стоянку —  сами решим. Отвезем его обратно, куда скажет, и зависнем на неделю. Может, двигаться через день в низовья будем, а может, верховья облазаем все», — решил про себя я.
Александр ушел домой, оставив меня в отцовском доме за хозяина…
Ближе к десяти вечера в доме раздался звонок — ворота я запер изнутри брусом, заложенным под металлические скобы. Открыл  их, к немалому удивлению, Владимира.
—  Напугался?
—  А ты бы еще фосфором намазался!
Мы засмеялись и пожали друг другу руки.
—  Ну, как?! Утка на озере есть?
—  Одна, две стаи налетят за день и шарохаются от одних манков к другим. Пару взял за три дня. Приезжий народ клюкву берет однобокую… в основном жильем занимался. Нары переделал, печку старую выбросил — новую еще по зиме завез…
Опять накрыли стол. Володя достал графинчик с самогоном, на апельсиновых корках, и мы предались воспоминаниям. О былых совместных походах на озеро, в горы по ягоды и на рыбалку по Лозьве. Наливали в маленькие рюмочки по половинке, и спать укладывались трезвые и довольные встречей…
На следующий день я привез пайву с верхом брусники и, пока она не слиплась, долго перебирал ее, раскатывая на наклонной доске; уложенная в прочный полиэтиленовый пакет ягода будет теперь стоять в дровеннике до самого отъезда…
Всю субботу бродил по речке — с утра со своим «змеем» — вечером со старым «корабликом», изготовленным мной еще лет десять-двенадцать назад.
В ночь на понедельник нас разбудил звук подъехавшей машины. Я не сомневался в том, что уткнувшийся почти в ворота «уазик» — это наши долгожданные участники похода.
—  С прибытием! — приветствовал, вышедшую из него троицу, разминающую от долгого сидения свои тела. — Без приключений?
—  Да, вроде… если не считать того, что Олежа на стоянке, за Серовом, чуть домашних уток не перестрелял, — ответил Сергей, и они с Анатолием Васильевичем засмеялись.
Олег смущенно улыбался.
—  Да, они как настоящие! — сказал он.
—  А ты думал, домашние — деревянные? — спросил я.
Теперь уже смеялись все.
—  Решили не гнать. Отдыхали восемь часов. Щучку на Сосьве ловили, варили уху, — докладывал дальше сын.
—  Ладно, завтра расскажете. Проходите в дом, мойте руки и за стол.
Большая, дружная компания мужиков затаскивала в дом наиболее ценную поклажу, подначивала друг друга и мыла руки…
В тарелках прибывших парил борщ, в хрустальных рюмках у всей компании искрилась водка.
—  Ну, что, по одной? — поднял руку с рюмкой Анатолий Васильевич, — за успех нашего дела!
—  За вашу удачу! — добавил хозяин дома.
Выпили в полной тишине и опять наперебой заговорили: «Куда и как едем? С кем? Что да как?» На все вопросы пришлось отвечать мне. Выяснив все, что нужно, доели и убрали без суеты посуду со стола, сдвинули его к окну и, кинув на пол спальники, через тридцать минут спали, дружно посапывая…
Я не спал. Во-первых, отоспался за последние несколько дней основательно. Во-вторых —  пытался осмыслить состоявшийся разговор, стараясь понять настроение участников будущей вылазки.
«Сергей рад будет любому результату. Олегу, если удастся наловить, настрелять, набрать, хоть что-нибудь — тоже не скиснет. Остается Анатолий Васильевич — тому надо все, как обещали, и желательно в той последовательности, в какой эти обещания записаны в блокноте», — язвительно подумал я. Для меня сам факт, что я стал организатором очередного выезда в далекие края моей молодости, было приятным для души событием…
 Беспокоиться пока было не из-за чего. Ни Владимир, ни его сын не сказали ничего плохого о перспективах половить рыбу. Если бы речки обезрыбили, они знали б об этом наверняка. Я нарочито обоим рассказывал о своих мечтаниях — то половить ленков хороших, то тайменя, и они поддакивали мне. А иногда сами рассказывали недавние истории о том, кто и где поймал вожделенные нами трофеи.
Погода теплая и сухая, до первого снега недели три, если не больше. Значит и с этой стороны неприятностей ждать не приходится. Грибов нет, так их никто и не обещал. Ягоды есть — наберут, если не поленятся. Техника не на моей совести. Проводник опытный и при власти — лучше не найти!
«Что еще не предусмотрел?» — спросил я себя. «Раз!» — повернулся на бок, «Два!» — повернулся обратно.
«Завтра понедельник, придет Александр, познакомятся со всеми и в отдел за спецтехникой, а там и в дорогу. До места должны дойти засветло», — зевнул... и покатился в бездну сновидений…

После завтрака потащили все вещи обратно в машину. Убрали в дом большую клетчатую сумку с моими манками — в горах нет перелетной утки, а местная вся слетела на юг.
Только уложились, пришел Александр — за спиной рюкзак, на плече ружье в черно-зеленом пятнистом чехле. Одежда, как у большинства из нас, армейского образца, тоже пятнистая. Прошелся по своему хозяйству, набрал в брезентовую сумку еще чего-то. В чехле удочки вынес из дома и доложил:
 — Я готов! Как дела с бензином?
—  Ночью, на въезде заправили баки по горлышко, — отчитался Сергей и сел за руль.
Александр устроился рядом.
—  С богом! — напутствовал он всю нашу команду.
«Уазик» сдал задом в гору и плавно покатился вниз. Я сижу за спиной Александра. Платонов за мной. Олег на боковом сиденье, вытянув свои длинные ноги. Все остальная часть «буханки» забита вещами. Когда проезжали мост, Сергей, не поворачиваясь, громко сказал:
 — Анатолий Васильевич, посмотрите, какая чистая вода. И в речке нет хлама, а течет по городу.
—  Есть уже местами на берегу кое-где мусор. Люди меняются, приезжих стало много,  привыкли, как у себя в средней полосе вдоль речки помойки устраивать. Люди воду для питья с реки раньше носили, а сейчас только с водовозки берут, — с сожалением высказался Демченко…
У отдела милиции стояли две патрульных машины и одна «Волга» с синими номерами. Александр поздоровался за руку с коллегами, с одним о чем-то поговорил минуты две и скрылся за дверью. Озадаченный сержант пошел в гаражный бокс и через минут семь появился с мигалкой в руке и черным блочком под мышкой. Уверенно подошел к нашей машине и, прилепив на крышу синий колпак, открыл освободившейся рукой правую дверь.
—  День добрый, — сказал он бодро.
—  Добрый, — наперебой —  кто внятно, а кто нет, ответили мы.
Сержант проложил провод между дверью и корпусом так, чтобы он лежал между резиновыми уплотнителями и воткнул разъем питания в розетку прикуривателя. Выглянул наружу, убеждаясь в работоспособности светового маячка, и выдернул разъем. Радиостанцию  — на два болта поставили на предусмотренное для нее место, соединили с бортовым питанием и заизолировали скрутки. Антенна на «буханке» стояла штатная, и ее разъем надежно состыковали еще до монтажа блока. Повернув рычажок выключателя питания вправо, и убедившись, что зеленый светодиод светится, а в выносном громкоговорителе с маленькой кнопкой сбоку раздалось характерное шипение, сержант поднес динамик к губам и проговорил:
 — «Ивдель центральный», «Ивдель двенадцатый» — проверка.
—  Отвечаю, «Двенадцатый». Норма. Я «Ивдель..», — отозвался диспетчер.
Сержант выключил радиостанцию и, пожелав удачи, захлопнул дверцу…
Спустя минут пять из здания милиции вышел Александр, сел в машину на прежнее место и, бросив в отсек приборной панели полиэтиленовый файл с белым листочком, сказал:
 — Позывные и каналы, на всякий случай по всему району. Поехали.
—  Есть! Поехали, — ответил по-военному никогда не служивший Сергей.
Наш «уазик» заурчал двигателем и пополз, сдавая задом. Развернувшись на площадке, мы плавно начали набирать скорость под горку.
—  Путешествие началось! — довольно громко воскликнул Олег, и тут же был наказан за нарушение субординации.
—  Ты, Олежа, по уткам на ходу не стреляй! — также громко сказал Сергей.
Все засмеялись.
—  Так расскажите, что у вас там произошло возле Серова, — обратился я к Сергею.
Пока Сергей соображал, как подать интереснее информацию, рассказ начал Анатолий Васильевич.
—  На стоянку встали ближе к ночи. Развели костер, вскипятили чай, и, поболтав минут пятнадцать, уснули на спальниках, укрывшись плащами, чтобы случайной искрой не прожечь их. Стоянку выбирали по карте и знали, что стоим на берегу Сосьвы. Утром Сергей раньше всех встал и, взяв спиннинг, пошел на реку. Спустя какое-то время встали и мы с Олегом. Обнаружив, что Сергея нет, Олег схватил спиннинг и быстро ушел в сторону реки. Не прошло и пяти минут, спешит обратно. «Там утки…», — шепотом говорит мне.
Сунув спиннинг в машину, быстренько сложил ружье, вставил два патрона в стволы, и мы друг за другом —  к берегу! Метров через семьдесят я увидел широкую канаву с водой, заросшую камышами. Из-за разности высот видна была только дальняя часть водоема. Я остановился и стал наблюдать, как Олег, пригнувшись, медленно подкрадывается к воде. Чтобы увидеть весь процесс охоты, отошел левее и забрался на какую-то заросшую насыпь. Этого оказалось достаточно, чтобы увидеть все зеркало воды, редкий лесок за ним и хозяйственные постройки метров тридцать за лесочком. А Олег уже почти ползком ползет и стволами вперед подался.
«Олег! Тут дома видны и люди ходят!» — прокричал я. Охотничка как на пружине кто подкинул! Утки от берега шарахнулись, загалдели, но не взлетели. Я хохочу, а Олег таращится на уток и ружье не опускает — ждет, а вдруг полетят!
—  Ох! И влипли бы мы, если б Васильевич процессом не заинтересовался! — воскликнул в свою очередь Сергей.


Глава третья

Чертово логово…

Дорога до поселка Полуночное достаточно ровная, и машина шла на скорости более шестидесяти километров в час. Мелькали красавицы-пихты, мощные сосны. Желтыми свечами стояли лиственницы. Иногда среди этой пестроты — редко, но угадывались кедры. Вести общий разговор в машине больше не удавалось, и я из-за спины начал задавать Александру интересующие меня вопросы.
—  А золото в районе сейчас добывают? Когда-то драгу по реке пускали каждые пять лет…
 — Золото стали добывать, рассыпное… Моют мелкие артели. Рудное золото тут только одна контора, частная, из бывших государственных мужей, добывает. 
Надо сказать, первую промышленную добычу золота на Урале начали небезызвестные братья Демидовы. Добывали золото только из камня — руды. Дробили, мололи, а потом засыпали в барабаны, выливали туда металлическую ртуть и крутили их. Ртуть золото хорошо смачивает и вбирает в себя. Ртуть сливают и на возгонку. Нагретая, как в самогонном аппарате, она перегоняется, а золотой порошок в осадке остается. Кто на дробилках работал — те золота в глаза не видывали… В военные годы народ за ржаную муку камни перетирал и сдавал ртуть. Ртуть получал — ртуть сдавал! До сих пор по руслу Ивдели ржавеют брошенные камнедробилки.
—  Побеги случаются из мест заключения? — опять спросил я его.
—  Весной бегут, как правило. Осенью по дури или с тоски; этих ловят в течение двух-трех суток.
—  А сейчас в бегах есть кто?
—  По последней сводке —  на Пониле и на Пелыме числятся четверо в бегах. Вряд ли далеко пойдут! — угадывая мои мысли, предположил Александр. — Заскочим в Хорпию, я уточню обстановку.
—  А незаконную добычу золота не обнаруживали? — возвращаюсь я к прежней теме.
—  Постоянно кто-то ловится! В Ивделе мужика в собственном подполе завалило — копал и мыл втихаря.
—  А так, чтобы с размахом, серьезно?
—  Что значит «серьезно»? На бульдозерах что ли? Тут с киркой в лес уйдешь, к вечеру обратно в наручниках явишься. Были случаи, бригады из двух-трех человек, под видом какого-либо заделья, пробовали мыть золото. Обнаруживалось все в течение месяца. Может, кому и везло — уносил ноги из тайги, прихватив с собой намытое золотишко — так  ведь такие мастера в статистике не числятся!
—  Ну, а тот морячек не на россыпях обнаружился?
—  Нет. Там про золото я ничего не слышал. Место покажу, если захочешь — рядом будем.
Сердце невольно екнуло: «Напросился».
—  Как его обнаружили? И кто? — попросил я уточнить Александра.
—  Недалеко от речки лежал. Геолог спустился по воду с котелком и обнаружил его — весь в кровище и мычит. Побежал в лагерь на помощь звать. Пока вернулся, он уже не дышит.
—  А какие соображения насчет… ранений?
—  Были бы соображения, не отправили на экспертизу… Место глухое. Тропинка к реке. Река обегает вокруг скалы, глубина с полметра. До «фермера» метров семьсот-восемьсот напрямую, вкруговую все полтора километра. Собак Руслан не держит, следов зверя какого-либо не обнаружили, да и не похоже ни на одного зверя. Бред какой-то!
—  В веселенькое место мы едем, — встрял в разговор Сергей. — Может, и пермских палеонтологов тоже кто-нибудь зажевал? Там же искать собираешься?
—  Пермские километрах в пятнадцати севернее должны были выйти, а для горных районов это другой мир! — парировал Александр.
—  Так уж и другой мир! Пешком можно за один день и туда и обратно, если камней нет и трава невысокая. По ягоды-то ходил, по себе знаю, — не согласился с ним я.
—  Так, я про камни и говорю! Вдоль хребта места крепкие, не разбежишься, — пояснил Александр.
Мы замолчали, и я задумался: «Одним бы глазком увидеть характер ранений, была бы пища для размышлений. Знать бы раньше, что окажусь в этих местах, обязательно напросился бы на опознание. Теперь поздно. Так что забудем  эту тему»…
Вся компания сосредоточенно разглядывала природу, и каждый был занят своими мыслями. Слева мелькнул дорожный указатель на поселок Вижай, и вскоре мы оказались в Хорпии. Александр короткими командами направлял Сергея, пока не встали у какого-то забора, обитого рядами колючей проволоки. Поверх забора кольца блестящей «егозы», которая топорщилась своими острыми шипами. Александр быстро зашагал к зданию и исчез за входной дверью. Из машины вышел только Сергей, чтобы перекурить. А мы, втроем, откинувшись на сиденьях, продолжали молчать. Вид из окна на соседние побеленные строения не вдохновлял к общению, а разминали ноги часа полтора назад на природе…
 Мы не ждали от Демченко сюрпризов, вроде информации о побеге — на блокпостах нас бы давно предупредили; осталось только формально уточнить по беглой четверке и последние сведения по пермякам. Сергей, выкурив сигарету, мирно посапывал на водительском сиденье…
Клацнул замок правой двери — Александр садился на свое место.
—  Беглые под замком! Палеонтологи как в воду канули, — доложил обстановку он.
Сергей, выворачивая руль, выезжал на проезжую часть дороги.
—  Прямо и направо, — опять взял на себя обязанности штурмана Демченко. — Севернее дорога похуже будет, но проходимая до самых верховий Лозьвы…
Опять замелькали суровые картины «опорного края державы», ставшие уже привычными. Оживление внесло в наши ряды появление горы  Верблюжьей. Чтобы поглазеть на открывшийся вид горного массива, я даже вытащил свой морской бинокль.
—  Поехали! Поехали! — заторопил нас Демченко, и мы попрыгали в «буханку». — До Второго Северного еще сто раз ее увидите! Дорога не ахти, но ехать можно…

Машина тянула хорошо, за рулем уже сидел Анатолий Васильевич — приближались места нашего будущего обитания, и он решил не упускать возможность лучше оглядеться…
В нежилом, судя по карте, поселке кипела жизнь  — здесь базировались геологи: на изрытом грунте стояла дорожная, желтого цвета техника, и два «Урала» с роспусками для перевозки леса. Как только машина остановилась, мы все высыпали наружу…
На вопросы о пропавших людях, старший геолог покачал головой и, поинтересовавшись о дальнейшем нашем маршруте, сообщил частоту имевшейся радиостанции и позывной. Остаться перекусить мы не согласились и в обратном порядке заняли места в «буханке».
—  Вперед! Вперед! Вперед! — мелодично пропел Васильевич, выказав тем самым удовлетворение от полученной информации — приглашали нас на уху из тайменя, пойманного вчера вечером…
Проехав километра три по лесной дороге, Анатолий Васильевич стал выжидающе останавливаться перед каждой развилкой. Было решено, что за руль сядет Демченко и пусть везет куда хочет.
«Да  мы  бы все равно не запомнили дорогу. Возвращаться будем, ориентируясь по компасу и по открывающимся видам», — резюмировал я обсуждение этого вопроса.
Александр уверенно газанул, и путешествие продолжилось с новым темпом. Я с тревогой посматривал на часы — время неумолимо катилось к вечеру, а дорога казалась потерявшейся в диком лесу. Левый поворот заметили сразу по освещенности салона — мы упорно стали двигаться на запад. И как только я наклонился к водительскому сиденью, Александр негромко сообщил мне:
 — Вдоль Ауспии пойдем — так ближе, а дорога везде одинаковая. Обогнем вон тот хребет с юга, а не с севера, и к Лозьве спустимся.
Развернув карту, я с трудом вслух прочитал в подпрыгивающей на ухабах машине название хребта: «Чарка-Нур». Демченко, услышав меня, громко сказал:
 — Нёр! Чарка-Нёр. На языке аборигенов — «нёр» — гора».
—  Как написано, так и читаю!
По карте выходило в два раза ближе, да не ошибся бы в расчетах Александр. Дорога уже никакая, и чем дальше, тем хуже. Часа через два мы с урчанием в животах начали спуск в долину. С перевала увидели Уральский хребет во всей красе. «Не подвел опер, хорошо места знает», — подумал я.
Двигаясь между хребтами по заброшенным лесным дорогам, форсируя малые речки, уже в вечерних сумерках встали у широкой полосы воды.
—  Все, господа! С вещичками на выход, — блеснул ведомственным юмором Александр.
—  Здесь мы будем жить! — напомнил о себе Олег Горобец, скрючившись на выходе из машины.
Под предлогом сходить до кустиков, разбрелись кто куда. Я подошел к Александру и спросил:
 — Место определенное или, не выбирая, подъехали?
Александр оглянулся и показал на край полянки метров за десять.
—  Там, кострище видишь? Последний раз пару лет назад камнями сам выкладывал.
—  Ну и хорошо, раз привязка есть.
—  К Руслану завтра пойду, тут до него километров пять по речке, а сегодня с вами заночую…

Сергея с его шефом отпустили за хариусом — он до ночи мушку бьет. Мы с Александром пошли выбирать листвянку. Олег деловито извлекал из машины провизию и кухонную утварь — ни я, ни Александр не знали, где и что лежит…
Подрубленная лиственница со звоном ударилась о землю, и я стал очищать ее от сучьев, а Александр пилить на трехметровые бревна. Свалить лиственницу, даже не более двухсот миллиметров в сечении, дело непростое, зато нодья из нее… — лучше только русская печь с лежанкой! И так придется каждый день…
На звук топора подошел Олег и, взвалив на плечи комлевую часть, они с Александром, равные по росту, понесли ее на поляну. Получилось три хороших бревна на нодью и добрая куча сучьев с вершинкой, которых должно было хватить для приготовления пищи.
—  Вон ту сосенку еще махну, — заявил Олег после того, как увидел, что последние сучья я сгреб в охапку — …и нам хватит на вечер и утро…

Место для нодьи обнаружилось сразу по характерной полосе на земле, с завалившейся на ней конструкцией из жердей. Старые жерди перекинули к костру. Собрали такую же конструкцию из свежесрубленной осины и натянули полог. Затем выложили из бревен стенку — нодью, на таежном языке. Пока мы хлопотали с Александром вокруг места ночлега, Олег перетащил срубленную им сушину и сосредоточено кромсал ее половинкой двуручной пилы.
Темнело очень быстро, и костер уже горел в сумерках ярким пламенем.
—  А вот и наши рыбаки! — приветствовал я, увидев Сергея с Платоновым.
По веселому говору было понятно — шли они не с пустыми руками. Сергей снял надетую через плечо сумку из полипропилена и подал нам, улыбаясь. Олег вцепился в нее двумя руками и первым заглянул внутрь.
—  Вот это красавцы! — с восхищением и тоскливой завистью проговорил он. — Граммов по четыреста будут!
—  Не стони, Олежа! Завтра наловишься — его здесь не меряно, — смеется, довольный реакцией, Сергей.
—  Так-то оно так! — изрек страдалец свою любимую поговорку.
— Та трохи не так! - передразнил его Сергей.
Анатолий Васильевич, видно было сразу, тоже рад такому началу.
—  Берега захламлены, а по речке не везде рискнешь из-за быстрин переходить на новое место, — поделился он со своими выводами.
— Так, скоренько чистим картошку и рыбу, — прервал торжественную встречу Александр.
Сам он уже шел с закопченным на костре ведром к речке. Картошка была мной набрана в полиэтиленовый мешок и, взяв его и кастрюлю, двинулся за ним. «Рыбу пусть рыбаки чистят сами», — справедливо рассудил я…
Когда у меня в чашке уже было с пяток почищенных картофелин, рядом ко мне подсели Олег с Сергеем и стали орудовать ножами в свете налобных фонариков.
—  Таймень не плескался на ямах, Сережа?
—  Здесь и ям-то особых нет — ниже спускаться надо. Я думаю, завтра осмотримся и переместимся ниже по течению, чтобы уж наверняка — Васильевич тайменями бредит.
—  Ладно, будут ему таймени, нечего зря гоношиться. Рыбу живее чистите, — бросил я, уходя и унося кастрюлю с картошкой…

Когда костер уже горит — уха, дело скорое. Только успели бросить рыбу в ведро, а уже команда: «Наливай!»
Подставили все, как один, эмалированные кружки — и не горячо, и не бьются, а в тайге это важно. При случае и в костерке побывают — не велик грех. Во фляжке разведенный спирт, и Васильевич по булькам дозирует раздачу.
—  За начало нашего мероприятия! — объявляет он первый тост на правах спонсора.
Выпили и стали прихлебывать ложками из мисок юшку. Присоленная рыба лежала отдельно, в эмалированном блюде — так настоял я.
По второй налили, когда народ потянулся к рыбе, аккуратно, чтобы не развалилась, перекладывая в миски.
—  За удачу и везение! — теперь уже по старшинству предлагаю тост.
Рыба перевариться не успела. Впитавшая соль сверху, будучи уже в блюде, была верхом вожделения в прохладе осенней ночи у костра…
По третьей не дождались и стали наливать чай из котелка, отставленного в сторону от огня. С кружками потянулись к костру и садились на длинное сосновое бревно, уложенное по концам на короткие и толстые чурбаки. Спать еще рано, и есть время послушать, кто и о чем будет травить…

 — У Руслана жена в этих местах погибла, — после нашего упорного пыхтения, начал рассказ Александр. — Отец только службу в исправительной колонии оставил. Я в тот год школу кончил. Мы с ним на выходные в Хорпию приехали к отцовскому другу — тезка его был.
—  Мы гостили у него с Сергеем и твоим отцом, — поддакнул я.
—  На моторке по Лозьве на то самое болото сплавились, где и вы в тот раз были, — подтвердил Александр. — И клюкву брали два дня. Вернулись поздно. Анастасия Павловна с порога нам новость: «У Руслана звери хозяйку сожрали…» Руслан когда-то срок получил бог весть за что. Домой в Чечено-Ингушетию не вернулся — поговаривали, «кровников» боялся. Отсидел свое и женился здесь. Невеста с его матерью приехала еще до того, как он весь срок отмотал. Сначала работал дизелистом на зоне.  Затем жена ему двойню родила — парней. Обзавелись хозяйством, дом построили. Хозяйку редко видели — все по домашним делам суетилась, видать. У них ведь на Кавказе свои обычаи! Потом вдруг уехали всей семьей из Хорпии на лето в эти места, и следующий год так. К школе вернутся, перезимуют, и опять грузят скотину в промзоновский «Урал». Оперативники первое время приглядывали за ними: куда ходят, чем занимаются? А ничем! Скотина гуляет по округе, дети перед домом бегают, повзрослели, на речку стали ходить. Учились до девятого класса отлично, а потом до троек скатились. С глазами какие-то проблемы начались — на свет щуриться стали. И вот эта беда! Отец на следующий день с прокурором виделся перед отъездом и рассказывал позже: «Ушла хозяйка Руслана за бычком и не вернулась к вечеру. Ушла, и с концами! Руслан в одиночку ее два дня искал. Сообщил в Хорпию с попуткой. Когда к нему приехали с собакой солдатики, он уже нашел ее да в своем плаще принес. И так-то черный, а тут, как уголь сделался — любил ее, видать…» На одной ноге перелом, а другие кости все целые, мясо обглодано. Тут, и куница и рысь могли постараться. В тайге со сломанными ногами человек — легкая добыча зверя, тем более женщина.
—  Установили точно, что это звери обглодали? — с намеком на знание истории с морячком пытливо спросил я.
Хмыкнул Александр и, немного подумав, сказал:
 — Запрашивали мы дело…— и, посмотрев выразительно на меня, продолжил, — …самым точным определением в экспертном заключении было: «…все кости обглоданы начисто». И кто, вы думаете, подписал все это? Местный фельдшер, некто Мулдашев. Фамилия ни о чем не говорит? — посмотрел на нас вопросительно Александр.
—  Ну, есть такой ученый мужик в Уфе, — проявил свою осведомленность Сергей.
—  Я не о том. Похоронить по мусульманскому обычаю Руслан свою жену торопился. Вот ему и помог единоверец. Фотографировать останки не стали — дело то некриминальное, да и муж, видать, не коленопреклонно просил не делать того... Так что остается только догадываться о характере повреждений! — повернувшись ко мне лицом, закончил он рассказ.
—  Ну и дела-а! Так у вас тут народ по-черному едят, и мы сюда приперлись! Ну и дела! — с чувством неподдельного ужаса высказался Олег.
—  У нас тут по всему району ежегодно от двух до пяти человек гибнет. Косточки не от всех остаются… Район большой, малонаселенный… Люди без боязни по зимникам топают, иногда даже по ночам. Нужда заставляет! В прошлом году на Пелымском Тумане мужа и жену стая волков у поселка уже настигла, так по сумочке только и угадали, кого, — добил его окончательно Демченко.
После этих слов мы как-то дружно поежились и, не сговариваясь, стали поправлять головни в костре. Олег украдкой стал озираться в темноту таежной ночи.
Желая перевести разговор в юмористическую плоскость, я с явной иронией спросил:
 — А черти у вас, случайно не водятся здесь?
Олег нервно хихикнул. Александр глянул на него и улыбнулся.
—  Если ты о зеках… так сами видели их в Хорпии — иначе не зовут! Одежда черная, кепки черные, лица серые. Появляются молчком, и молчком исчезают. Но, говорят, есть и настоящие черти! — загадочно сообщил Александр.
—  Это как? — настоящие, — почти с богобоязненным протестом в голосе неожиданно отозвался Анатолий Васильевич.
—  А вот так! Люди жаловаться лет семь назад стали. Черти видятся… то одному, то другому…
 — По-пьяному делу, небось? — спросил Сергей.
—  Бывает что и по-пьяному делу, но чаще рыбаки и охотники из местных; туристы, случалось, жаловались, — продолжил без какой либо иронии Александр. — Я сюда два года назад из-за чертей и попал на эту поляну.
—  Ну, на-ча-ло-сь, — потянул занудно, Олег. — На ночь глядя.
—  Дай послушать, Олежа! — оборвал его Сергей.
—  Так вот. Пришло сообщение: в туристической группе водников скончалась неожиданно девица двадцати трех лет от роду. Нас двоих, меня и фотографа Федю, на вертолете пожарников прямо до места добросили. Там, — указал он прямо на полярную звезду, — …взгорок с плешиной есть, нас и высадили. С вертолета базовый лагерь группы был виден, как на ладони, и ходу до него не больше часа. По тайге топать — не привыкать. И мы, действительно минут через сорок, от силы пятьдесят, оказались на этой поляне. В группе сплавщиков народ бывалый. Взрослые мужики и женщины. Спортсмены. Договорились со старшим в группе выделить нам палатку, — «И чтоб толпой не лезли!» …приступили к работе. Федя сделал несколько снимков девицы в спальнике, с пышными белыми волосами — роскошная блондинка! Я начал приглашать в палатку тех, кто сам пожелал что-либо рассказать, а затем все остальных. Исписал к вечеру десятка три-четыре листов. В итоге вырисовалась довольно интересная картина…
За три дня до происшествия группа на ГТТ от Второго Северного и прямо до этой поляны прибыла со всем своим снаряжением — молевого сплава не было уже, который год, и кто-то, осведомленный в этих делах, известил их. К вечеру поставили палатки. Разместились по ним, поужинали и попели песни под гитару. Улеглись спать поздно…
Утром другого дня позавтракали и стали собирать плоты к сплаву. Накачали резиновые баллоны — такие цилиндры миллиметров шестьсот в диаметре, проверили на герметичность и рубили в лесу сухостой на обвязку и палубу. Делали гребные весла.
Вечером, как водится, снова пели песни и травили байки. Как ушла Лена, никто не заметил, но от ее душераздирающего вопля во тьме ночной у мужиков волосы не только встали, а выпрямились местами. Вылетела из темноты и чуть не в костер.
—  Там… там, — и тычет рукой в лесную темень. — Там черт!
От такой фенечки напряжение спало разом. «Ленка, дура! Ты насмерть нас чуть не напугала!», — выпалил кто-то из женщин в сердцах.
—  Какой... тебя туда понес? — спросил старший в группе.
—  Я пи… в туалет ходила. А он стоит и смотрит на меня. Весь черный. Нос, как у поросенка с дырочками!! — истерично вопила блондинка.
—  В голове у тебя дырочки, — ответил ей руководитель. — А туалет — вон, сделан специально для вас, дамочка, — и ткнул при этом пальцем в сооружение из жердей, обтянутое полиэтиленом.
Ленку лихорадило как чумную, и ей налили грамм тридцать водки. Петь как-то расхотелось, и начали разбредаться по палаткам —  спать.
На следующий день приступили к сборке плотов. Три плота собрали к пяти вечера. Определились, кто на каком плоту идет, и занялись привычной подготовкой к ночи. Палатки, высушенные на горячем солнце, сложили еще днем, чтобы не укладывать их влажные от росы рано утром.
—  Перекантуемся в спальниках, — сказал руководитель группы. — Раньше снимемся с якоря!

Ленка днем пожаловалась своей подруге на «неловкие чувства в груди», и та дала ей из аптечки валидол. И без того худющая Ленка выглядела осунувшейся, под глазами синие круги.
«Не спала всю ночь, — решила подруга. — Бедняжка!»
Ночью всех разбудил резко оборвавшийся крик. Ошарашенные таким пробуждением водники не сразу поняли, кто кричал. Пока вылезли из спальников, зажгли фонарик — прошло минуты полторы. Не встала только Лена. Она лежала в спальнике головой к лесу в общем ряду, раскинув белые кудри, мертвенно-бледная. Расстегнули спальник и стали проверять пульс. Пульса не было...
Я допросил всех до одного и укладывал в полиэтилен протоколы — вдруг под дождь попаду!
—  Можно?
У палатки стояла Ленкина ровесница — Галина Фоминых.
—  Входите. Вспомнили еще что-то?
—  Нет, Александр Владимирович, — тихо сказала она, а потом решительно добавила:
 — Я видела его!
—  Кого его? — насторожился я.
—  Черта, конечно! Только Вы не говорите никому и не записывайте, — кивнула она на полиэтиленовую упаковку, которую я держал в руке.
И еще тише:
 — Ленка крикнула, я глаза открыла, а над ней… человек на корточках и в лицо заглядывает. Черный-черный и лохматый. Нос у него странный. Я глаза закрыла от страха. Открыла их, когда все вскакивать начали.
—  Все?
—  Все. А что еще?
—  Никому не скажу, и записывать не стану. Успокойся, — сказал ей и выпроводил из палатки.
Экспертиза выдала заключение: «…врожденный порок сердца».
После того случая начались спекуляции на эту тему. Стоило только упомянуть про верховья Лозьвы, обязательно ночью что-нибудь там украли, или черти привиделись. «Сразу двое!» — утверждали некоторые…

Чай пить по второму кругу отказались и вполголоса переговаривались кто о чем.
—  Сергей и Олег, берите головешки — нодью разжигать будем, — скомандовал, пружинисто вставший, Александр.
Грамотно поддерживаемый костер всегда можно перетащить на новое место —  дрова изредка подсовываются в огонь концами так, чтобы пламя не охватило всю лесину сразу, а, хуже того, все разом.
Вытащили за холодные концы малиновые головни, и они, осыпаясь искрами, проплыли в темноте к нодье. По очереди подсунули между бревнами лиственничной кладки, сложенной между кольями, специально надсеченными, в местах соприкосновения так, чтобы в пазах остались раскаленные угли.
—  Через час спать будем как в комнате, — кивнув в сторону полога, подвел итог операции, Александр.
Взяв с собой ружья в чехлах, все стали разворачивать туристические коврики и спальники.
—  Половина двенадцатого. Отбой! — для всех достаточно громко сказал я.
Возражений не последовало.
—  Продукты забросил в уазик, ключ у меня в кармане, — проходя мимо нас с Анатолием Васильевичем, бросил фразу Сергей…
Мне спалось на новом месте плохо, и я видел неоднократно, как на малейший звук Горобец резко поднимал голову. «Трусит мужик», — усмехнулся я про себя.
На небе горели звезды. Один, за другим, пульсируя отраженным светом, над нами пролетали спутники. «Плохой славой пользуется местечко, — размышлял я. Конечно, черти здесь ни при чем! Наверняка, так же, как и мы, страшилки перед сном рассказывали, вот и трухнула девчонка, увидев пенек в темноте. Хорошо хоть не сказала, что глаза светились. А смерть после стресса с таким заболеванием сердца не редкость... Завтра надо будет пройтись с Александром до этого «фермера», мало ли какая помощь нам потребуется. Пусть представит местному отшельнику, пока по своим делам не ушел. Округу надо обозреть, про ямы и тайменей поспрашивать. Без толку-то соваться в разные места не охота — так и прогадать недолго». Отраженное от полога тепло действовало как снотворное: «Спать… спать… спать…»

Утром все проснулись одновременно.
—  Долбаный дятел! — возмущенно воскликнул Олег.
На сосне, буквально рядом с нами, сидел большой зеленый дятел и ударял клювом в пружинистую вершинку. Только мы зашевелились, он стремительно сорвался и улетел за речку. Часы показывали девять пятнадцать. Небо было ярко освещено, а на поляне царил сумрак — горы заслоняли взошедшее солнце. Нодья продолжала тлеть малиновыми углями, но ее тепло в утренней прохладе уже не было столь объемлющим, как ночью.
—  Будете так долго спать, он вам дырки в голове продолбит, рыбачки хреновы, — сказал я и покосился на место, куда ложился ночью Демченко. Его на месте не было. «Ушел. И будить меня не стал?» — всполошился я. Но, заметив аккуратно скрученный коврик и рюкзак у машины, успокоился: «Промышляет с удочкой — гостинцы Руслану готовит», — решил почему-то я.
Потягиваясь и содрогаясь всем телом от утренней свежести, вылезли из спальников. Тут я заметил, что Анатолия Васильевича тоже нет — спальник пуст. «И этот там же!» — усмехнулся про себя. Но Анатолий Васильевич шел от речки с полотенцем на шее и сумочкой с туалетными принадлежностями в руке.
—  Доброе утро, — широко улыбаясь, приветствовал он наше появление из спальных мешков.
—  Доброе, — ответили ему по очереди Сергей с Олегом.
—  Доброе, — повторил я, довольно глухо…

День начинался в своем обычном, традиционном для рыбаков ритме. Когда была разогрета вчерашняя уха, и вскипел чай, все уселись завтракать.
—  Опера ждать не будем — захотел — ушел, захочет — вернется, — успокоил я компанию.
Однако Александр был недалеко, и то ли на слух, то ли по дымку от костра точно вычислил начало трапезы — торопливо нес удочку и Сережкину сумку в руке. Сумка была столь же увесистой, как и вчера. «Есть рыба! Есть!» — ликовало мое сердце.
Подойдя вплотную к костру, Демченко поздоровался:
—  Здрасть, компания! Как спалось?
—  Хорошо спалось! Кабы не дятел так еще дрыхли бы – пожаловался Олег.
—  Александрович! До Руслана со мной дойдешь познакомиться? Ребята нас подбросят вдоль речки, — опередил мое предложение Демченко.
—  Пойду. Познакомлюсь, — согласился я без раздумий…

После завтрака аккуратно уложили вещи и загасили огонь из резинового ведра. Демченко придирчиво оглядел работу Сергея и, убедившись, что костер залит добросовестно, пошел к машине занимать место водителя. Ожидавший его решения Сергей, проворно занял место рядом с водительским сиденьем.
«Уазик» тронулся и, не меняя направления, пополз в речку. Я развернул карту и стал разгадывать замысел Демченко. Получалось, что двигаться мы будем через Сульпу и по левому берегу Лозьвы. Проследив дальше, я со знанием дела прокомментировал: «Болота обходить будем».
Александр еле заметно кивнул. По сравнению с вчерашней дорогой эта оказалась не слишком долгой. Ныряя по колдобинам, мы все время держали в поле зрения речку. Остановив машину, Александр показал рукой направо:
 — Вон там живет Руслан, видишь вышку смотровую?
—  На середине склона? Площадку только видно…
Над лесом, не далее километра, угадывалось сооружение, похожее на пожарную смотровую площадку. Машина опять началась двигаться, и вышка то исчезала, то появлялась в виду. Через полтора часа подъехали к небольшой речке.
—  Сульпа, — объявил Александр. Идите место себе искать, рекомендую встать в устье. Лозьва здесь раза в три шире, и ямы есть, таймень должен быть. По Сульпе — хариус. Не понравится здесь, через Сульпу переправляйтесь. Дальше пойдете до Ушмы… и в Ивдель.
Мы вышли из машины и стали обследовать местность. В результате выбор пал на небольшую полянку, с которой можно было видеть обе реки. Впервые Александр достал из рюкзака карту. Я обомлел! В руках у него была настоящая километровка. «Вот тихушник, опер! Я тут блох ловлю — на пять километров по сантиметру выделено, а он индейца Виниту из себя изображает. Наверное, неделю изучал в кабинете», — стал ворчать я про себя…
Словно прочитав на моем лице мысли, Александр, спрятав улыбку, мол, «извините, служба такая», склонился над картой. Я не стал пенять ему за его службизм и зашел со спины, нагло уставившись в карту. Местность стала узнаваемой донельзя.
—  Вот здесь нашли морячка. А здесь девчонка умерла, — указывал он пальцем.
Отступив незначительно в сторону, показал место на карте:
 — Здесь погибла когда-то Зиля — жена Руслана — по его словам…
На тех местах, куда он тыкал пальцем, стояли еле заметные карандашные крестики. «Ах, вот какие мысли в твоей голове бродят, Сашенька!», — лихорадочно соображал я, продолжая жадно всматриваться в карту.
—  Вот здесь, — он перевернул карту другой стороной. — Должна была выйти группа.
—  А не ты ли это дело ведешь, Александр?
—  Считай с момента твоего приезда. Когда позвонили из Екатеринбурга — на меня сослались, мол, единственный по делу свидетель к нему едет, протокол по факсу скинули. Начальник быстро переобулся: «Бери этого морячка себе в разработку, приедет твой знакомый, поговоришь с ним сам, а запросы в Москву и на флот —  Кировский райотдел уже отправил по «электронке». Я должен был справляться насчет пропавших палеонтологов, но ты напросился со мной, и на меня оба дела взвалили, еще в субботу. Вот и общаюсь!
—  Ты карту далеко не убирай. Я внимательнее район поиска изучу.
—  Со мной, что ли собрался?
—  Пока до Руслана, а там видно будет. Может твои потерянные у Руслана чаи попивают с малиной сушеной!
—  Все может быть, — подавая мне карту, согласился Демченко.
Я стал тщательно вглядываться в район поиска. Запоминал направление поворота рек, высоты горушек, обступивших нас со всех сторон. Ставил себя на место участников потерявшейся группы, выискивая вероятные ошибки в определении азимутов…
В горах компас — ненадежная штука. Даже нарисованная от руки карта поможет лучше при достаточной видимости. «А была ли эта карта? — спросил я себя. — И если была, то не потерялась ли она? Допустим, после перевала. Если предположить, что группа успешно перевалила Уральский хребет и при этом уже была без карты, она по компасу взяла бы азимут на излучину Лозьвы. Спустилась  ложбиной к Сульпе и за четверо суток по Лозьве дошла до Хорпии. Другой вариант...», — стал соображать я дальше.
—  Что изучаем? — загородив головой солнце, спросил меня Олег.
—  Смотрю, где и как от Руслана спуститься к Лозьве, чтобы навстречу вам выйти — тесновато будет вчетвером со спиннингами идти. Один тайменя возьмет, а трое попусту валить будут, — выстроил я мгновенно свою версию, захваченный врасплох с картой в руках.
—  Так и я с Вами! Двое сверху пойдут — двое снизу станут подниматься. И Вам веселее — можно с ночевкой.
—  И то, Олежа —  правда! Пойдем с нами; проводим Александра и к реке. Раньше пяти часов вечера там не будем, вот тебе и ночевка, а то и две! Сергей-то машину не бросит — нам больше достанется, — подстегнул я Олега по уязвимому месту.
Такой оборот дела не вызвал на лице опера никакой мускульной деятельности.
—  Собирайтесь, — спокойно распорядился он. — Продуктов на три дня. На меня не рассчитывайте.
Это означало нашу полную готовность к парному с Олегом путешествию…
Я тщательно перебрал все свои вещи и, бросив все лишнее в сумке, набил «колбасу». Приторочил снизу плащ со спальником, а сверху скрученный коврик. «Что-то я еще хотел взять?» — пытался вспомнить, стоя над рюкзаком.
—  Сергей, где капроновый шнур? — наконец-то, вспомнив, спросил я.
Сын вернулся к машине, достал веревку и подал ее мне, сказав:
 — Быстренько, вы!
Он занял место водителя и посигналил Анатолию Васильевичу. Тот заспешил от реки к машине.
—  Что решили? — спросил Платонов, залезая в салон.
—  Добросите нас поближе к Руслану и обратно, — ответил я. — На машине через Лозьву вкруговую не больше часа, а там пешком с километр сами дойдем.
—  Сколько рассчитываете гулять?
—  Пару суток. Решите перебазироваться вниз по течению, оставьте в лагере бутылку с запиской, и не больше однодневной ходки вниз — ждите нас с Олегом…

Мы начали возвращаться обратно, чтобы пересечь в любом удобном месте Лозьву. Вскоре нам это удалось, и уазик долго забирался вдоль склона. Видя, что мы ползем еле-еле, Александр остановил машину.
—  Достаточно! Дойдем пешочком. Возвращайтесь в свой лагерь и точите крючки — таймень тупые не любит, выплевывает, — пошутил он, вытаскивая из «буханки» свои вещи. — Если что, включайте рацию и пытайтесь связаться ночью, хотя бы с геологами. Появятся пропавшие пермяки —  тоже сообщите всем, кому сможете.
—  Ружья не ленитесь таскать с собой, — добавил я. — По одному не разбредайтесь.
Олег, взвалив на спину рюкзак и надев на плечо ружье, взял в руку удочки. Я подал Сергею руку и сказал:
—  Ждите.
—  Удачи! — беззаботно улыбнулся в ответ сын…
Дорога по склону петляла, терялась и вновь возникала ниоткуда. Мы шли молча, чтобы не сбивать ритм. Когда останавливались, Олег доставал манок и пытался манить рябчика. Но лес шумел осиновыми листьями, трелями певчих птиц, а заветной песни рябка не было слышно.
—  Вечером у речки насвистишься. А сейчас глухаря не прозевай — вон, какие листвянки пошли! — подталкивая его в спину, торопил я...
Но листвянки кончились, а глухари так и не полетели, зато появилась тропинка, идущая вниз к реке.
—  Саша, так мы же могли напрямую! Вон и машина стоит наша, — приложив к глазам бинокль, возмутился я.
—  Так если б знать! — топали бы по тропинке. На карте-то ее нет — не тот масштаб. А если бы здесь камень на камне? —  шли бы мы целый день, ответил он, не оглядываясь в мою сторону.
—  И то верно! Раз уж не был — ищи тореных дорог, а не надейся на русский авось, — согласился я…

Чуть выше были видны крепкие, почерневшие и угрюмые строения. На вышке стоял человек и почти в упор разглядывал нас из ТЗК, установленной на треногу — прибор, знакомый мне по авиации. На старте из одной трубы наблюдали за взлетом, с другой за посадкой. ТЗК расшифровывалось, как —  труба зрительного контроля.
«Наши трубы были тридцати двух кратного увеличения, и эта не меньше», — сделал я предварительное умозаключение.
—  Может, и с Русланом не знаком лично? — обратился я к Александру.
—  Знаком! И дома бывал, только вот подъезжали к нему со стороны Второго Северного, — успокоил он меня.


Глава четвертая

Первые встречи…

Человек на вышке оторвался от оптики и, махнув нам рукой, стал спускаться вниз по ступенькам. Тропинка довольно круто поднималась вверх, была узенькая, как ниточка, но довольно хорошо заметной. Деревья местами были спилены, образуя неширокую просеку. Ходили по ней часто и каждый год. Не иначе как по воду на речку…
С каждым шагом пространство расширялось и, подойдя метров за десять к бревенчатой стене дома, не имевшей ни одного окна, мы оказались на чистом месте.
Слева вниз уходил склон горы, заросший иван-чаем до самой реки. Реденько по нему стояли осины и черные обгорелые без сучьев деревья — заросшая гарь!
По склону кормилось стадо бычков и телок, немного в стороне паслась, заметная своими размерами, корова. То и дело раздавались звуки разной тональности, происхождение которых не вызывает сомнение никогда — на каждом животном висело, так называемое, ботало…
Александр с Русланом сначала обменялись рукопожатием, а затем, засмеявшись, дружески обнялись.
Руслан подал руку сначала мне, и я назвал свое имя, затем протянул Олегу и только после этого с чувством юмора представился:
 — Руслан Костоев! Лицо уральской национальности.
В его речи не было и намека на кавказское происхождение. Лицо загорелое, волосы темные, с густой проседью, на скулах чернела щетина не более, как недельной давности.
—  Идемте, кушать будем.
Гостеприимный «фермер» сделал двумя руками приглашающий жест. Слово «кушать» он произнес чуть-чуть длиннее и напевнее, чем это делаем мы, выдав все-таки свои исторические корни.
Мы последовали за Русланом, обходя сначала вокруг дом, а затем смотровую вышку. Я задрал голову, осматривая сооружение. Вышка была сделана из лиственницы, ни одной доски или бревнышка не было прогнившим или заменено.
—  Спасибо, Руслан! Мы недавно ели и нам тяжеловато будет идти, — отказался от имени всех, Александр.
—  Давай, сметанки немного покушай. Хлеб свежий, в печке испек!
Он торопливо пошел к крыльцу. Сняв рюкзаки и поставив их на землю, оперев друг на друга, мы уселись на вкопанные во дворе скамьи по обе стороны неширокого стола. Столешница была в нескольких местах откосинами прибита к столбикам, вкопанным в землю. Все было прочно и надежно сделано. «Мастеровой…», — отметил я про себя.
Слева выстроен просторный загон для скота. Две глухие стенки выложены из тонкомерных бревен, над ними, крытая тесом, пологая крыша. Все это было огорожено забором из жердей. К воротам в загон вела тропинка, вытоптанная животными. Затем, небольшой крытый дровенник с поленницей березовых дров. Перед поленницей стоял толстенный чурбак, чтобы колоть дрова. Баня была за домом, в углу. Во дворе чисто и пусто. На веревке, натянутой перед баней, был развешан комплект постельного белья: простыня, пододеяльник и наволочка белого цвета. Рядом с ними висело махровое полотенце.
Под скатами крыши дома с обеих сторон и у бани со двора подвешены деревянные желоба, а под ними железные бочки. Вот и все хозяйство!
Справа от крыльца маленькое оконце с плотной темной занавеской. Слева два окна с деревянными, массивными ставнями на железных запорах, открыть которые можно только изнутри.
Из дома вышел Руслан с двумя трехлитровыми банками, поставил их на стол и сказал:
 — Эта свежая, жидкая, а эта густая, как масло!
Вернулся в дом и принес каравай хлеба с золотистой корочкой. Олег, плутовато улыбаясь, отстегнул от карманного клапана брюк капроновый шнурок и достал большой самодельный складной нож.
—  Молодец! Не забыл, — похвалил я его.
—  А то как! Старался…
На поясе у него в ножнах висел достаточно мощный нож с рукояткой, набранной из кожи. Мой складешок, его же работы,  еще дома я засунул в рукав пятнистой кутки с капроновым шнурком, надетым на запястье. Застегнутый обшлаг надежно удерживал его там.
Олег со знанием дела нарезал пол каравая ломтиками через всю длину. Взял ложку и зачерпнул густую, как масло, сметану. Мы с Александром тоже взяли ложки и нырнули ими в разные банки.
Сметана вприкуску с подовым хлебом, да еще в тайге, не просто лакомство, а верх блаженства. Втроем мы чуть ли не ополовинили обе банки и, сыто облизываясь, положили на стол ложки.
—  Ну, что видно? — кивнул в сторону вышки, спросил Александр.
—  Все видно! Что хочешь знать, Александр Владимирович? — спросил Руслан, понимая, что не зря опер по тайге бродит.
—  Люди пропали. По Сульпе с той стороны должны были спуститься.
—  Когда должны были приходить?
—  Неделю назад, не раньше…
 — Не видел неделю назад. Не было дыма на Сульпе. На Лозьве в горах был дым вечером и утром. Людей не видел…
Карту я помнил хорошо и сразу же сообразил: «Если это наша группа, значит, ошиблись перевалом или сознательно поменяли маршрут. Тогда почему до сих пор не дали о себе знать?»
 — Пойдем, поднимемся, — глядя на меня, кивнул на вышку Александр.
—  Посиди, Олег, здесь, — удержал я  ладонью за плечо встрепенувшегося товарища. — Вышку завалишь…
Я хотел наедине с Александром обсудить то, что увидим с вышки. Да и два ружья бросать на постороннего человека не привык…
Удерживаясь за перила, Александр энергично забрался на площадку. За ним, чуть позже, поднялся я. Тихо поскрипывали ступеньки. «Стареем… стареем… стареем…», — про себя дразнил я их.
Карабкаясь по ним, бросил взгляд на дверь, ведущую под крышу дома. Она открывалась внутрь чердака и была настолько близко от вышки, что можно  было лазать туда и обратно. Дверь запиралась изнутри, значит, в сенях есть лестница. Поднялся выше и ступил на площадку. «Так и есть. ТЗК, тридцати двух кратный», — довольный своей памятью, обрадовался я.
Александр, молча, припал к окулярам, направив трубу в предполагаемые верховья Сульпы.
«Дотошный опер», — сказал я про себя, и вслух, приложив бинокль к глазам:
 — Тут сутками стоять надо, чтобы увидеть что-либо.
—  А он почти все светлое время на вышке стоит.
—  Тогда почему не веришь?
Я стал демонстративно разглядывать в бинокль верховья Лозьвы. Никакого дыма не увидел.
—  Если бы не поверил, стал бы сам дымок искать на Лозьве, — не отрываясь, ответил Александр. — На Лозьву идти в любом случае придется, потом Сульпу не разглядишь, если что!
Он довернул прибор в долину Лозьвы и медленно повел его обратно. Остановился на минуту, рассматривая подножие горы, к которой вела тропинка, и стал разглядывать нашу стоянку.
—  Сергей место меняет. Вдоль Лозьвы тронулись.
—  Дай, гляну! — нетерпеливо попросил я.
Снял с шеи бинокль и, сунув в руки отступившему в сторону Александру, припал к окулярам.
Машину увидел сразу, как будто рядом стояла. Уазик, переваливаясь, мелькал за деревьями и, действительно, двигался вдоль Лозьвы.
—  Наверное, осмотрелись и нашли место лучше. Может, таймень, где играет? Решили ближе встать, — комментировал я их маневр. — Что будешь делать?
Александр молчаливо продолжал рассматривать в мой бинокль окрестности.
—  Вдвоем надо идти на Лозьву. Вот о чем я думаю. Олега зря потянули за собой. Пойдет с нами — останется без тайменей!
—  Если нет сомнений в том, что группа там — конечно, сходим, а Олега по тропинке вниз отправим, и пусть себе «уазик» догоняет.
—  Потом придем к ребятам, а они спросят: «А где Олега оставили?» Что скажешь им?
—  Олег заартачится — все равно не остановишь. Вон как пытает Руслана —  весь расклад уже в руках!
Олег и Руслан разговаривали и то и дело указывали то один, то второй в разные стороны речки. Руслан все чаще указывал на извилистые берега Лозьвы еще ниже по течению, чем предполагали спуститься мы.
—  Попробую уговорить его пойти с нами. Мужик уже взрослый, должен понять, тем более сам напросился. Спускаемся? — забрав у Демченко свой бинокль, спросил я…
Когда мы снова оказались во дворе, Олег нетерпеливо подошел к нам и заявил:
 — Таймень на ямах ниже Сульпы бьет, туда надо спускаться, Александрович!
Я взял Олега под локоть и потянул в сторону.
—  Олег, группа практически обнаружена, осталось найти и убедиться, в чем причина невыхода на связь. Можно, конечно, на речку уйти. Но там пять человек, неизвестно в каком состоянии… Мне надо идти с Александром — считай мы друзья! Тебя тоже отпускать поздно — Сергей стоянку меняет — упаришься догонять. А ночью у речки одному не с руки. Да и чем позже тайменя поймаешь, тем больше шансов до дому довезти…
«Вот как завернул!» — подивился сам сказанному.
—  Предлагаете втроем на поиски?
—  По тропинке вниз и на Лозьву. Там сколько сможем до темноты, столько будем искать. У нас три дня на все про все есть. Поздняк, Олежа! — хлопнул я его по плечу.
—  Вот так всегда. Чуть что, «поздняк метаться», — заныл он. — Ну да ладно. «Если б мамой не была, и меня б не родила!» — вдруг, почти весело пропел он строчку из какой-то, известной только ему, песенки. — Идем все вместе!
—  Какая тебе мысль в голову пришла, что ты так запел? — спрашиваю я, улыбаясь ему.
—  А мне вон те листвянки понравились, — указал он рукой на оранжевые верхушки среди опавших осин на склонах Уральского хребта. Там, на брусничниках, глухаря… видимо-невидимо, по данным разведки.
—  Хорошо ты тут настрополился у Руслана.
Подошли Руслан с Александром. Александр посмотрел на меня выжидающе.
—  Идем! Идем! — поспешно сказал я.
—  Ну, пойдем мы, Руслан. Привет ребятам, — сразу же отреагировал Демченко.
—  Ты извини, Александр Владимирович! Они ночью бычка искали, утром спать легли, обратно приходи, поздороваются, — пожимая нам руки своими мозолистыми и загорелыми, беспокойно глянув в сторону дома, проговорил хозяин.
Надев рюкзаки и ружья, взяв удочки, мы пошли к тропинке…

Спуск к реке занял минут двадцать. Не доходя, метров пять до берега, мы увидели еще одну, менее заметную тропинку, идущую вдоль речки. Наша тропинка пересекала ее и упиралась прямо в воду. Вода здесь текла неспешно и была хрустально-прозрачной. Огибая скалы, река далее торопливо шумела по камням. «Здесь и воду берут…», — решил я.
Александр стал крутить головой по сторонам и сказал:
 — Выше по течению крохотная полянка, на ней-то и нашли твоего морячка.
—  Чьего морячка? — спросил Горобец. — Вы что, знакомы были с тем парнем!? — и он с удивлением уставился на меня.
—  Мельком, Олежа. В поезде, много лет назад. Тебе это ничем не грозит!
—  Ниже по течению тоже поляна. Та удобная для стоянки. Дойдем до нее, — предложил Демченко.
Мы пошли за Александром. Поляна действительно оказалась за крутым поворотом реки. «Метров пятьдесят», — отметил я в памяти…

Хорошо выложенное кострище. Рядом сухие дрова — сосна, распиленная на метровки. И более ничего! Демченко снял рюкзак и спросил меня:
 — Александрович! Ты куда здесь поставил бы палатку?
Я озадаченно стал озираться.
—  Вот здесь, — подойдя ближе к краю поляны, показываю двумя руками, как бы обозначая ее местоположение.
—  Я бы тоже! — заявил Горобец.
—  Я бы тоже, — то ли передразнивая, то ли соглашаясь, пробубнил Александр и опустился на колени недалеко от «палатки».
И продолжил:
 — Будем что-нибудь искать…
Раздвигая траву и листья, сантиметр за сантиметром обследовал он перед собой поляну. Через полчаса что-то захватил двумя пальцами и начал осторожно вытаскивать из травы. Мы подошли ближе.
—  Настоящая золотая цепочка! — воскликнул я. — Значит, с морячком была женщина!?
—  Боюсь, что да. Порванная…— разглядывая изделие, сообщил сыщик.
—  Как тебе пришло в голову искать что-либо здесь?
—  А скажи! Зачем надевают дорогой фирменный спортивный костюм в тайгу? Бреются каждый день… с парфюмом… Ну, как вариант?
—  Выглядеть перед дамой…
— Если была «морячка», то не исключено, что ее силой увели и, скорее всего ночью, — заключил он.
—  Есть смысл. Должна была и одежда верхняя быть и все остальное. Куда оно делось?
—  А сейчас в горы — озирать окрестности. Заберемся по хребту как можно выше и пойдем, осматривая долину, — принял решение Александр, не ответив ни на один мой вопрос.
—  Не увидим с горы лагерь, спустимся, и будем прочесывать километр за километром, — уточнил он.
Демченко открыл клапан рюкзака и бережно вынул из него кожаный футляр. Извлек небольшой импортный бинокль и надел через голову. Глядя на все это, Горобец достал свой монокуляр и торжественно возложил его на свою шею. «У меня тоже есть для вас сюрприз», — поправляя на шее бинокль, про себя высказался я…
Прошли по течению метров триста и, найдя заброшенную лесовозную дорогу, стали подниматься вверх по склону горы. С каждым метром открытое пространство делалось все больше и больше. С каждым метром идти становилось тяжелее и тяжелее. Воздух был нагрет по-летнему…
Ближе к хребту стало свежее. Начали попадаться первые лиственницы. На очередном привале я взял у Олега удочки, и он переложил ружье стволами на сгиб левой руки — места действительно, были глухариными. Мы давно уже наелись на привалах и брусники, и черники, и шли, не замечая своих «окровавленных следов».
Часто останавливались и всматривались во все видимое пространство — ни малейшего признака человеческого присутствия.
—  Александр, давай обсудим еще раз наши действия, — предложил я. — Мы ищем их по всей площади долины. Открытого пространства мало. Люди в тайге уже неделю. Найти мы их можем только у воды! Я предлагаю спуститься до Лозьвы и подняться по ней столько, сколько сможем. Если не найдем, не будем разжигать костер до ночи. Не запахнет дымком, ночью — днем станем спускаться вдоль склона за Лозьвой.
Александр достал карту и долго разглядывал ее.
—  Если что, разделимся на две группы. Вы пойдете вниз, а я погуляю по горкам, — согласился он.
Мы сняли с поясов котелки и вынули из них фляжки с холодным чаем.
—  Что будем есть? Тушенку? — спросил Олег, намереваясь открыть свой рюкзак.
Этот приемчик Олега я знал давно. Если еда у нас коллективная, он всегда услужливо предлагал съесть что-нибудь тяжеленькое в первую очередь из своей ноши.
На его вопрос Александр вынул из широкого наружного кармана рюкзака тяжелый полиэтиленовый сверток. — Угощаю!
—  Хариус соленый! Роману забыл отдать? — с удивлением спросил я.
—  Он не инвалид, чтобы я ему рыбу ловил. В дорогу посолил, — ответил Демченко. Затем извлек бережно завернутую в кусок белой материи вторую половинку каравая.
Реакция Олега на появление краюхи была уже известна. Не прошло и трех минут, как аккуратно нарезанные ломтики хлеба легли на его, лежавший на земле рюкзак. Мы сосредоточенно чистили малосольную рыбу и, прикусывая хлеб, ели. Мясо было нежное и издавало аромат, свойственный только хариусу. Мне хватило двух рыбок и я стал глотать чай из фляжки, высоко задирая голову…
На третьем или четвертом глотке, чай у меня не пошел в горло — прямо на нас с горы медленно шел огромный медведь. Голова его была опущена, и он, переваливаясь под гору, мотал ей из стороны в сторону. До него было метров сорок. Не имея никакой возможности выдавить из себя какой-либо звук, я стал тянуть к себе ружье Олега. Видимо, заметив на моем лице выражение, свойственное только такой ситуации, Александр стиснул в руках свое ружье, лежавшее на коленях, и медленно, всем корпусом повернулся к медведю.
Лишившись с моей помощью ружья, Олег совал мне сзади под руку два, видимо, пулевых патрона.
Медведь услышал нашу возню и встал на дыбы. Мы тоже медленно поднялись на ноги.
—  Бей только с короткой дистанции, когда дыбом пойдет, — сдавленно прохрипел Александр.
Медведь подслеповато повел башкой из стороны в сторону — солнце светило ему в глаза. Наконец, разглядев нас во всех подробностях, он заревел страшной дурниной. Чтобы понять наши чувства, придите в зоопарк и постойте рядом с медвежьей клеткой, мысленно представив, что она из пластилина…
Медведь рухнул передними лапами на землю. Мы вскинули ружья. Зверюга медленно сделал полукруг, оборачиваясь на нас, и затем бесшумно удалился в лес.
Все трое снова опустились на колени. Спустя минуту я нарушил молчание:
 — Невкусные мы  —  давно не мылись…
И только потом услышал, как гулко бьется в моей груди сердце.
—  Вот это встреча, — сипло проговорил Олег, протягивая руку к ружью на вполне законном основании. —  Вот всегда так, Александрович — как ружье таскать, так Горобец, а как по медведю шарахнуть из стволов — так дай подержать! — начал восстанавливать свою рухнувшую охотничью планку мой юный друг.
—  А ты догони его и пожалуйся, — предложил Александр, дожевывая еду.
Мы с Олегом нервно засмеялись: «Шутка ли!? С медведем почти нос к носу. Непривычные мы к тому».
Оглядываясь попеременно назад, начали спуск к реке. «Теперь еще долго будем шарахаться от лежачих колод и горелых пней», — с расстройства подумал я…

От поляны, где была найдена золотая цепочка, мы прошли приблизительно десять километров.
Столкнувшись с одним из притоков Лозьвы, начали спускаться вдоль него в долину. Идти пришлось, не разбирая дороги,  не обходя буреломы и открытые поляны, поросшие травой выше головы. Через два часа мы дошли до своей цели. Перед нами была речка, а не ручей, как прежде. Вдоль реки тянулась еле заметная тропинка.
—  Пойдем в верховья, как договаривались? — спросил я Александра.
Тот внимательно разглядывал небольшой участок тропинки. Я тоже сосредоточился на изучении небольшого ее отрезка. Военного и охотничьего опыта должно было быть достаточно, чтобы обнаружить верные признаки передвижения людей по каменистой тропинке в течение ближайших дней.
—  Пойдем, выше посмотрим, рано выводы делать, — наконец-то вымолвил он.
Мы стали подниматься вверх. Под кустами, нависшими над рекой, раздавались короткие шлепки — кормился хариус. Олег с завистью следил за каждым всплеском. Он уже был двое суток на реке, но еще так и не открыл свой счет речным красавцам. Часто останавливаясь, и переходя на другую сторону, мы прошли еще километров пять. Поиски не дали результатов.
То, что группа находится выше, было еще менее вероятно — с вышки Роман видел не дымок, а четкое место горения костра.
—  Скорее всего... группа спустилась ниже, но не по реке, а по склону с левой стороны Лозьвы, — ускорив шаг, высказался я достаточно громко, так, чтобы меня услышал Демченко.
Он остановился и достал карту. Я не стал заглядывать ему через плечо, а сел прямо на землю, навалившись на рюкзак. «В конце концов, мне годков чуть меньше, чем им обоим вместе, имею право отдохнуть?» — пожалел я сам себя.
—  Перейдем на ту сторону и поднимемся по склону. Если они спускались по нему, должны были оставить, хоть какие-нибудь следы, — самостоятельно определился Демченко…

Следы нашлись сразу же за речкой, не далее километра по склону. Кто-то срезал ножом рябиновую ветку и острогал ее, сидя на камне, и оставил наброды по густой траве, спускаясь вниз. Следы были недельной давности. Решили, что нам следует также пойти вниз по реке. Мы практически взяли в кольцо того, кто спускался вниз, ведь на поляне следов не было, а по левой стороне не пройти — там почти отвесные скалы…
Оставив вещи, Александр налегке, с одним ружьем ушел дальше по склону, спугивая крикливых кедровок. Я лег на землю и блаженствовал, задрав ноги на рюкзак, давая им отдых. Олег, открыв коробочку с рыболовными принадлежностями, готовился к ловле хариуса.
Минут через сорок вернулся Александр и бодрым голосом сообщил, что группа прошла вниз по склону, и мы должны ее сегодня найти.
—  Я поднялся выше и нашел их стоянку, они натоптали на глинистом обрыве хорошую площадку — изучали отложения. Кроме палеонтологов это никому не надо, — заверил он нас с Олегом.
Такое известие нас ободрило и, отдохнув, мы начали медленный спуск вдоль реки. Отсюда до поляны было километров двадцать пять. Дели пополам — и вот она, предполагаемая ночевка группы…
Мы двигались от поворота к повороту, ожидая вот-вот увидеть среди лесного однообразия вызывающе-броские краски снаряжения и одежды группы; прислушивались, надеясь услышать человеческие голоса, но все было напрасно…
Солнце ушло за горизонт, и в лесу стало стремительно темнеть. Пройдя еще немного по сумрачным зарослям и спотыкаясь о валуны, мы поняли, что пора останавливаться на ночлег.
Выбрали небольшую чистину на повороте реки, сняли рюкзаки и, отдохнув минут, пять, стали готовиться к ночлегу.
Олега в награду за долготерпение отпустили ловить рыбу, а сами с Александром углубились в лес выискивать сухие сосенки для ночного костра.
—  Нодью ставить не будем. Втроем-то и вокруг костра поспим, — предложил я.
—  Поспим… если придется, — с какой-то озабоченностью высказался Александр.
—  Тебя что-то беспокоит? — попытался я понять его настроение.
—  Меня беспокоит отсутствие той женщины, что потеряла свою цепочку. Меня беспокоит то, что группа застряла на склоне. Меня беспокоит то, что я не верю в чудеса, а что происходит, не понимаю. Все это может коснуться и нас, — как на духу сознался он в своих сомнениях.
Сумеречный лес и река после его слов приняли зловещий вид…
Мы срубили и раскряжевали две сушины. Перетащили их до места ночлега. Как и договаривались, костер разжигать не стали — разведем только ночью, чтобы не отбивать себе нюх…
Почти в полной темноте вернулся Олег, рыбачивший выше по течению. Довольный, он притулил ружье к толстой березе, рядом поставил телескопическую удочку без чехла и снял брезентовую сумку, надетую через плечо, с полиэтиленовым пакетом внутри. Сумка была довольно увесистая. Мы подошли к нему, потыкались носами в раскрытый пакет: «Экая невидаль! — хариус…»
 — Молодец, — без особого восторга сказал я ему.
С таким же успехом можно было сказать: «Теперь таскайся с ними». Восприняв это как разочарование от результативности лова, он стал оправдываться, мол, мушку поначалу не мог правильно подобрать, леску на поводок тонковатую поставил — рвалась на резких потяжках. Пришлось съязвить:
 — Нахапал бы еще больше!
Теперь он стоял в растерянности, сообразив, что есть его рыбу, никто не собирается.
Чтобы доставить хотя бы небольшую радость, я сказал, обращаясь к нему:
— Давай своего поросенка в собственном соку — ужинать пора. Костер-то жечь не будем!
— Ну, баночку-то, дам! А то у меня их пять штук, да еще патроны, — обрадовался Горобец…
Открыв банку с тушенкой, мы уселись вокруг нее и, замачивая сухари в кружках с водой, молча, поглощали холодную и жирную еду.
— Ничего. Через часок чайку попьем, — ободрил нас Демченко.
— Не пахнет дымком пока! — облизывая жирную ложку, с сожалением ответил Олег.
Только он проговорил, мой нос явно почувствовал тонкий аромат копчености. Я поднял лицо кверху и, боясь наваждения, вдыхал ночной воздух. Пахло дымом все отчетливее и отчетливее.
—  Может, рванем вниз?! — обрадовано воскликнул Олег.
—  И переломаем себе ноги! — почти одновременно с Александром и с тем же, но деланным восторгом ответили мы ему.
—  Почисти десяток хариусов, остальных присоли на завтра, а я разведу костер, — выдал я Олегу задание.
Подготовленные заранее ветки и кусок бересты сразу же полыхнули ярким пламенем. Придавив их сверху сучьями, стал ждать, когда пламя разгорится и будет пора подкладывать трехметровые лесины…
Подошедший Олег поставил рядом со мной свою миску с почищенными хариусами, выключил  фонарик и спросил меня:
— Что дальше делать будем с рыбой?
—  Вскипятим чай в котелках, попьем,  остатки сольем во фляжки и отварим кусочками. Ночью съедим. Утром заварим супы, каждый себе. Годится?
—  Годится, — согласился Олег.
Молчавший все это время Александр подал голос:
 — У меня ветчина в банке есть, с утра съедим и чаем запьем. Лагерь, похоже, недалеко…
Над поляной бесшумно пролетел филин. Я взял у Олега манок на рябчика и, бросив ему: «Кипяти чай», отошел метров за двадцать в сторону от костра. Взяв в рот манок, засвистел пронзительно и тонко, подражая рябчику. Лес мне сразу показался приветливее. Поманив еще раз, я стал ждать…
Филину удалось поймать меня врасплох. Сзади пахнул порывом ночной воздух, прошуршали бархатно крылья и, присев от неожиданности, я увидел взмывшую вверх птицу. Филин сел на ветку метрах в пяти и буркнул что-то на своем языке.
—  Ну что?! Кинул я тебя с рябчиком! — ответил ему.
Когда я охотился в окрестностях Златоуста, этот прием у меня был излюбленный — обманывать больших ночных птиц. Однажды филин когтями сдернул с меня серую вязаную шапочку. Тогда я манил утку, сидя на берегу озера…
Поговорив еще немного с молчаливой птицей, я направился к ней. Не выдержав такого нахальства, филин с тихим шорохом упорхнул в темноту.
—  Вот и я поохотился! — довольным голосом объявил, возвращаясь к костру.
—  Невелика радость дурить голову птице, — недовольно буркнул Олег.
Он все еще помнил о глухарях…
Вода в котелках уже стала «гулять» и скоро закипела. Мы начали заваривать чай. Горячий чай впервые за весь день, терпкий и ароматный; на выдохе изо рта легкий парок. Ночь становится тихой и уютной спутницей жизни. Легко думается и дышится. Ноги перестали ныть от напряжения, и мышцы тихо подрагивают, расслабляясь…
Сливаю остатки чая во фляжку и бреду к речке за водой — надо варить рыбу. Присев, споласкиваю чаинки и зачерпываю воду. Подняв голову, замечаю, что за речкой в темноте стоит человек!
Испуганно нащупываю на лбу фонарик, но его на месте нет — забыл надеть. Нет и человека! За рекой стоит обрубок дерева ниже человеческого роста. Вздрагивая от возбуждения, возвращаюсь к костру и вешаю котелок над огнем. Никто ничего не заметил. «Чертовщина какая-то. Надо будет заварить на ночь мяты, не зря же ее взял», — недовольно бурчал я…
Олег о чем-то допытывается у Александра, а я начинаю копошиться в своем рюкзаке. Достал черную сумочку и вынул прибор ночного видения. Просунув ладонь под ремешок, отвернулся от костра и снял с объектива резиновую крышку. Указательным пальцем нажал на кнопку включения. На приборе зажегся светодиод, а в окуляре засветились зеленым свечением линзы. «Сюрприз!»
Я приложился к резиновому наглазнику и стал озирать ночной пейзаж. Деревья, пеньки, кочки и камни — все, что я увидел. Ничто не двигалось и не светилось. Я нажал на кнопку подсветки, и узкий зеленоватый луч стал выхватывать из флуоресцирующей темноты феерические пейзажи. Заметив наконец-то, чем я занят, встали с бревна, и подошли Олег с Александром.
—  Дайте, Александрович, глянуть, — нетерпеливо протянул руку Олег.
—  Успеешь, — сказал я и подал прибор Демченко, предварительно выключив подсветку. Александр аккуратно перехватил у меня прибор так, что его ладонь оказалась под ремешком, поднес его к глазам и нацелился в лес.
Обшарив весь лес, он снял его с руки и подал Олегу.
—  Микрофон с наушниками с собой? — с явным знанием устройства спросил Демченко.
—  С собой.
—  Подключи. Я послушаю.
Я полез в сумочку доставать микрофон и наушники...
—  Верни, варвар! — отнял я у Олежки устройство.
Фонарик у меня был уже включен и, присоединив микрофон и подключив наушники, снова мимо Олеговых рук подал прибор Демченко.
Он еще раз стал обозревать ночную тьму. Уставившись в одну точку, минуты две стоял неподвижно.
—  Тишина, — констатировал Александр. — Или река забивает все звуки.
И отдал прибор Олегу. Покрутив им в разные стороны, тот с завистью спросил меня:
 — Ваш?
—  Лешка дал в поездку. Себе купил.
Выключил прибор и демонтировал микрофон.
—  Поиграли, и будет, — отмахнулся я от Олега, клянчившего посидеть с ним еще немного.
С этими словами сунул прибор в сумочку.
—  Надо будет ночь разбить на часы и подежурить, лучше позднее встанем, — как можно спокойнее сказал Александр.
—  Я под утро посижу — нет проблем! Так что выбирайте с Олегом, — быстро определился я.
—  Олег, ты меня будишь…  —  Александр поднес к глазам руку с часами, —   …без четверти два. Александровича подниму в шесть. Отбиваемся…
Подоткнули в костер концы лесин и легли с Александром с другой стороны голова к голове. Олег остался сидеть на пеньке спиной к речке. В его задачу входило продолжать подталкивать обгорающие деревья в костер так, чтобы они не «сдружились» — не вспыхнули на всю длину. Ружье он держал на коленях, в стволах были пулевые патроны — видел, как он их менял, усевшись удобнее на лесину.
Если нет дежурного, я всегда плохо сплю и в палатке, и у костра. Привычка осталась от частых ночевок с маленькими детьми в лесу, которые засыпали поздно, но как застреленные. Обычно я лежал и прислушивался, соскакивая на каждый шорох. Устав к утру вздрагивать в полузабытьи, выталкивал кого-нибудь из детей к костру и мгновенно засыпал. Конечно, выдворенный, как правило, тоже засыпал возле костра, но я уже об этом узнавал только утром…
Теперь же, наблюдая через верхушки пламени за Олегом, я медленно терял связь с внешним миром. Снилось ли мне что-либо в ту ночь, я не помню, проснулся от легкого толчка в плечо.
В черном небе зияли звезды, на земле горел костер. Александр тихо проговорил:
 — Подъем, командир.
Я быстро проникся ситуацией и встал, освобождая место.
—  Ничего не слышно?
—  Прибором слушал и мне показалось, что женщина вскричала в той стороне. Но утверждать не стану.
—  Может, тебе пригрезилось?
—  Не должно. Если только кто другой вскрикнул — заяц раненый мог меня попутать. Рысь тоже иной раз пугает ночью своим мяуканьем, — укладываясь, размышлял Александр, вслух…
Когда я однажды впервые услышал, как кричит раненый заяц, мне стало жутко. И теперь я понимал Александра: с большого расстояния его можно принять за человеческий крик. Я сел на пенек и потянулся к своему котелку. Открыл крышку и через край выпил солоноватый отвар, утыкаясь носом в рыбу. Затем стал доставать ломтики отварного хариуса и, отламывая кусочки белого, тугого мяса, есть их, бросая в костер косточки. Освободив котелок, побрел к речке мыть и набирать воду. На этот раз у меня горел во всю мощь налобный фонарик, в руке было Олежкино ружье, и мне ничего не пригрезилось…
Я сидел на пеньке, чутко вслушиваясь в пробуждающийся лес. Вот тенькнула первая пичуга, за ней вторая. Порхнула стайка еще каких-то птичек и небо над лесом стало заниматься зарей. Моя задача теперь дожидаться, когда выспятся мои друзья, даже если станет совсем светло.
«Лишь бы «долбаный» дятел не прилетел!» — усмехнулся, вспомнив прошлое утро.
Первым проснулся и встал Александр Владимирович, заговорив в полный голос.
—  Заспался, похоже! Что слышно в лесу?
Олег зашевелился и, швыркнув простывшим носом, сел к костру.
—  Тишина полная. Вон только птички поют, — доложил я и стал сдвигать догорающие головешки друг к другу  — пришла пора кипятить чай…
Рыба у всех оказалась за время дежурства съеденной и мы, позавтракав обещанной ветчиной, дружно потянулись к своим котелкам с чаем; прогревая застывшие носы над кружками, обговаривали дальнейшие действия.
—  Идем тихо, — говорил Александр. — Если увидим место расположения группы, выходить к ним не торопимся — осмотреться надо минуты две-три. Может быть, они не одни. Без команды никаких действий не предпринимать.
—  Александр, ты не помнишь, с весны этого года не исчезали беглые бесследно или на чьих-нибудь глазах не тонули? — по-своему догадываясь о причинах столь расчетливой осторожности, спросил я.
—  Исчезли весной два зека, следы в болото увели. Через месяц было решено прекратить поиски — гиблые там места!
—  А теперь они по тайге шастают, — с полной уверенностью в голосе заявил Олег.
—  Может быть, и шастают. Снаряжения у туристов за лето много пропало, продукты исчезали почти у всех, кто отмечался в Ивделе, — практически согласился Александр.
—  На кого все списывалось в отделении? — допытывался я.
—  Да, ни на кого! Жаловаться жаловались, а заявления не писали. Ну и не верится, что они могли сюда дойти. Дорога не близкая, кругом блокпосты; искали с собаками.
—  По-быстрому собираемся… Олег, рыбу соленую не забудь! — спохватился я, вставая с бревнышка…
Сборы у бывалых рыбаков и охотников не долгие. И десять минут не прошло, мы уже шли за Александром по склону. Было решено двигаться по следам группы. Иногда они пропадали, но мы шли, учитывая  прежнее направление, и следы обнаруживались вновь. Погода была сухая, и в лесу от наших шагов раздавался постоянный шорох травы и треск сучьев…
Трижды с лиственниц впереди нас срывались глухари и планировали вниз склона; стрелять, Олегу было категорически запрещено. Всякий раз он сопровождал полет мощных красивых птиц возгласом: «Далековато!»
Глухари действительно взлетали с расстояния не менее семидесяти метров. И только когда мы стали передвигаться по сосняку с брусничными полянами, с «полу» взлетели копалуха и за ней два глухаря, буквально метров с пятнадцати. Олег нервно дернулся. Но в его руке была удочка, а ружье висело на плече. Он проводил птиц глазами, изобразив «стойку» легавой…
Шли не разговаривая. Направление движения устойчиво сбилось в сторону реки, и мы спускались под гору, подталкиваемые в спину нашими рюкзаками…
 Александр остановился и попросил у меня прибор ночного видения. Мы присели на траву, и я быстро достал капроновую сумочку. Установил микрофон, присоединил наушники и подал прибор Александру. Он привычно просунул ладонь под ремешок и уставился объективом в долину. Управление прибором простое, и, натренировавшись за ночь, Александр делал все «вслепую». Мы с Олегом сидели тихо, чтобы не мешать ему, вслушиваться в пространство. По положению прибора было нетрудно понять, что он нашел место с интересующим его звуковым фоном и не торопится расставаться с ним. Через минут пять, Демченко отключил питание и опустил руку с прибором на колени.
—  Реку слышно, и кто-то дрова рубит — стук, похожий на удары топора. Минут десять ходу, не больше, — подвел он итог акустической разведки. — Будем спускаться тихо к реке и пойдем вдоль русла, маскируясь шумом воды, — по-военному инструктировал он нас с Олегом.
—  Похоже, что ты в Чечне побывал? — внимательно посмотрев ему в глаза, спросил я.
—  Побывал! — вздохнув, ответил Демченко. — В первую и вторую компании угодил.
А я- то думал, седина в волосах у него по отцовской линии рано появилась. Вот оно как!
—  Широко не разбредайтесь, идите друг за другом и, если что, падайте на землю, — продолжил он.
—  В смысле, «если что»? — с недоумением уставился на нас Олег.
—  А ты угадай с первой пулей, — мрачно пошутил я.
—  Ну и шутки у Вас, Виталий Александрович! — обиженно возмутился Олег…
Оставив следы группы левее, начали осторожно спускаться к реке. Через пять-семь минут послышалось журчание реки, и мы друг за другом выбрались на берег Лозьвы. Постояв немного, молча, тронулись дальше. Шли осторожно, все время прислушиваясь. И однажды четко услышали мужской голос…
Почти крадучись, стараясь не задевать ветки, медленно продирались, вглядываясь перед собой в переплетение ветвей. Вот Александр поднял правую руку — мы замерли. Постояв с минуту, он повернулся к нам лицом, поманив рукой. Мы подошли к нему, и за его спиной, я увидел среди деревьев долгожданный клочок цветной одежды. Какой-то мужчина стоял к нам спиной и что-то делал.
—  Олег и я оставляем рюкзаки, — вполголоса заговорил Демченко, — … и двигаем на поляну. Если поднимется кипишь, сиди тихо, — обратился он ко мне. — Даже если позовем  — не ходи и не отзывайся. Бери у меня в рюкзаке карту и вали стороной к геологам на связь. Здесь два дня ходу. Будет все нормально  — Олега за тобой пошлю.
Я в знак согласия покивал головой, и мы стали снимать рюкзаки. У Олега от напряжения резко обозначились скулы. Он провел левой рукой по небольшим отделениям нагрудного патронташа, где у него были пулевые патроны, а правой коснулся рукоятки ножа, висевшего на поясе. Не сказав больше ни слова, они двинулись в сторону лагеря. Я присел и, опершись на колени, стал наблюдать за ними. Оба, высокие, в пятнистых зеленых костюмах они все больше и больше сливались с окружающими их кустами и мелкими деревьями…
Через минуты три-четыре в лагере раздались звонкие женские голоса, наполненные жалобными и тревожными интонациями. Я чутко вслушивался в них. Вот послышался мужской смех; голос был знакомый. У меня отлегло на сердце. В кустах мелькнула фигура Олега, ломившегося в мою сторону так, что сучья трещали.
—  Трое здесь! — подойдя ко мне, выпалил он и стал надевать рюкзак.
Я закинул за плечи свой и, взяв вдвоем за лямки третий, мы бочком стали протискиваться между деревьями на полянку.
—  Двое мужиков пропало неделю назад. Пошли с ночевкой вдоль реки осматривать обрывы ниже по течению, — спешно вводил меня в курс дела Олег.
Напряжение у него спало, и он был радостно возбужден. Мы наконец-то вылезли на узкую полянку, протянувшуюся вдоль скального карниза. Палаток не было видно, — да и зачем они здесь! Ночью в палатке уже холодно, топить нечем, а у костра и в минус двадцать пять еще можно спать, если грамотно обустроиться…
То, что группа обустроилась грамотно, было видно сразу. Под скальным обрывом на ковриках лежали спальники, перед ними еще с ночи горел костер. С боков у изголовья стояли рюкзаки, их было пять, перекрывая отток теплого воздуха. Как только мы приблизились к стоявшим рядом друг с другом Демченко и палеонтологам, они обернулись.
—  Здравствуйте, — сказал я, вглядываясь в лица, словно ожидал узнать кого-либо.
—  Здравствуйте, — ответили мне с вымученными улыбками две женщины.
Одна была не старше двадцати пяти, другой около сорока. Когда я подошел совсем близко и снял рюкзак, та, что постарше, первой подала мне руку.
—  Маргарита Ивановна. Старший научный сотрудник.
Но, рассмотрев внимательно мое бородатое лицо, добавила:
—  Рита.
—  Ника. Вероника Зуева. Аспирантка пермского университета, — представилась молодая женщина.
Обернувшись к высокому худощавому мужчине, заросшему светлой щетиной и близоруко щурившемуся на нас, представила:
—  Мой муж Леонид.
—  Леонид Викторович Зуев, кандидат наук, — сделав два шага ко мне, сказал скороговоркой мужчина, приветливо улыбаясь и подавая руку.
Александр, до нашего появления уже успевший начать расспрашивать членов группы о случившемся, терпеливо ждал завершения церемонии знакомства…




Глава пятая

Ночные кошмары палеонтологов…

Наше прибытие позволило всем сесть на длинное бревно с другой стороны костра, перед столом — двумя расколотыми надвое и выструганными топором бревнами, на толстых, вкопанных в землю столбиках.
—  Так с какой же целью вы поменяли направление маршрута? — продолжил свои вопросы Александр.
—  Мы не туристы, Александр Владимирович! Нам важно было найти в этом полевом сезоне место будущих раскопок для студентов университета, — продолжила Маргарита Ивановна. — У нас была весьма скудная информация о том, что по границе Уральских гор и Западно-Сибирской низменности в некоторых местах вскрылись отложения палеогена. Имея на руках только аэрофотоснимки, мы заявили районом исследования западный склон хребта. На восточные склоны планировали перейти только, чтобы убедиться в своей правоте. Потратив три дня на поиски, мы поняли, что зря теряем время. Возвращаться ради того, чтобы перейти через перевал севернее Отортена, было для нас неприемлемо. Мы хорошо изучили по аэрофотоснимкам горный массив и пересекли Уральский хребет у истоков реки Ельмы. Тем самым сэкономили три дня, чтобы увеличить зону исследований по восточному склону…
«Говорит так, как будто читает лекцию студентам», — подумал я и начал отвлекаться от разговора. Меня раскопки ящериц, умерших миллионы лет назад, интересовали ничуть не больше Демченко. «В лагерь не вернулось два здоровых мужика. Нигде не объявились… Никаких следов не оставили… А, может быть, и оставили?... Лежат где-нибудь ниже по течению, заломленные насмерть медведем», — вспомнил я недавнее происшествие…
Голос рассказчицы задрожал, и я опять стал слушать.
—  Мой муж, Геннадий Романович Поличко, не является сотрудником университета, он, как и вы, служит в милиции. «Вот оно как! Забота о ближнем у пермских милиционеров», — подумал я.
—  Они с Липиным Веней, молодым аспирантом, решили спуститься вниз по реке, чтобы определить направление движения всей группы севернее на Лозьву, к ее обрывистым берегам или сразу на восток вдоль отрогов хребта. Веня молодой, но уже опытный палеонтолог, способный очень! — уже почти всхлипывала она.
—  Они пошли без всего? — указал Александр на два туго набитых рюкзака.
—  Ну что вы! У нас у каждого по два рюкзака. Вторые маленькие, с ними удобно ходить на день-два.
—  Какое оружие и снаряжение взяла с собой группа?
—  У Вени саперная лопатка, у Геннадия топор и ножи у обоих.
Немного подумав, добавила:
 — У Гены табельное оружие — пистолет Макарова. Сами понимаете, какие сейчас времена…
Демченко многозначительно посмотрел на меня. Это не ускользнуло от рассказчицы, и она почти навзрыд заплакала.
—  Маргарита Ивановна! Риточка! Ну, Ритуля! — обняв за плечи женщину, дрожащим голосом начала уговаривать Ника свою подругу. — Мы пойдем их искать! Вот товарищи пойдут…Правда! Вы будете искать их?
—  Обязательно пойдем рано утром, — вставая с бревна, подтвердил Демченко.
Немного успокоившись, Рита сказала:
 — Вы, наверное, голодные? Леня, разогревай суп и кипяти чай.
Мы, действительно, проголодались. Время давно за полдень, а мы еще не обедали. Олег и Саша достали из рюкзаков свертки с рыбой и положили на стол.
—  Ой, рыбка! — радостно воскликнула Ника.
—  Вы что, рыбу не ловите? — обратился я к Леониду.
—  Нечем! Геннадий Романович с Вениамином ушли с удочкой, — без особого сожаления констатировал Леонид.
—  Наверняка, леска запасная есть и крючки, — кивнул я на рюкзаки.
—  Может и есть. Маргарита не велела ничего трогать, — вздохнул он.
«Значит, с голоду не пухли», — сделал я свой вывод.
Вскоре, в подтверждение сказанному, нас пригласили к столу, где уже дымилось три чашки с супом из тушеной свинины и вермишелью. Ника чистила присоленных хариусов и складывала их на тарелку.
«Не понимают женщины прелестей соленой рыбы. Ее надо чистить самому, обгладывая тщательно шкурку и плавники, перед тем как, их выбросить. При этом такой аппетит нагоняешь, что слюнки текут. А тут все готовенькое, как в столовке третьеразрядной!», — возмущался я про себя, глядя на ее работу.
Словно услышав мои мысли, к столу подошел Леонид и, взяв за голову хариуса, стал обдирать с него шкуру.
—  Леня, ты бы руки помыл —   у костра возился!? — наехала на него тут же супруга.
—  Так я же для себя, — отрывая полоски мяса и щурясь на солнце, ответил кандидат наук.
—  У Вас что, светобоязнь? — обратился к нему Демченко.
«У Павла была светобоязнь… Точно! Вот, что я не мог вспомнить важное!» — взволнованно подумал я. Когда в вагоне зажегся яркий свет, Павел сощурился и извинительным тоном сказал: «У меня светобоязнь…»
 — Нет, что Вы! Лёне кто-то ночью очки раздавил. Остались еще одни, но он их не носит — бережет для работы, — вступилась за мужа Вероника. — У нас тут такое творится! И она махнула рукой.
—  Расскажите, — с видимым безразличием попросил Александр.
—  Расскажу, конечно... Тут нас так напугали! — словоохотливо подтвердила Ника.
Мы сели удобнее и стали ее слушать.
—  На вторую ночь, как мы встали лагерем, проснулись от резкого звука. В костре взорвалась банка с консервами. Сразу не разобрались, откуда она там взялась. У нас спальники все в жиру. Как лица не ошпарили!? Фонариками посветили — все на месте. Утром Веня продукты в дорогу стал доставать —  консервы. А их там нет! Ну, почти нет... Молния на рюкзаке понизу расстегнута. Банок пять не достает… «Банка от рюкзака к костру откатилась», — сказал нам Геннадий Романович. А куда остальные делись, так и не нашли. Кроссовки Ритулины в костре оказались, а Вениным —  просто кто-то ноги приделал — на сорок четвертый размер позарился. «Побывал кто-то в лагере», — сделали мы выводы и после ухода Геннадия Романовича с Вениамином на ночь стали «Кувшинку» устанавливать — приборчик такой.
—  Знаем! — вскинув брови, сообщил Демченко…
Я тоже держал когда-то в руках от этого прибора сменную бобину и видел схему на листочке. Прибор представляет собой примитивный звуковой генератор, срабатывающий на размыкание контактов. В качестве размыкающихся контактов используется двойной тонкий провод, концы которого легко свариваются в пламени зажигалки или спички. Включишь прибор —   он выдаст сигнал. Обожжешь кончик двойного провода правильно — замолчит. Длина тонюсенького провода на катушке метров восемьсот, сбегает с катушки от легкого натяжения. Опутал объект охраны проводом незаметно и положил приборчик рядом. Как, кто порвал — сработает. «Оружие к бою!» — тогда же пояснял мне, Алексей…
 — Каждую ночь ставили, — продолжила Ника. — А вчера ночью как запищит — я как заору! Лёня с Ритой соскочили, а я ору и все! Показалось мне спросонья, что черт подкрадывается ко мне, а когда я кричать стала, он сгинул. Весь черный и лохматый!
—  Нос как у свиньи, с дырочками, — добавил я.
—  А откуда Вы знаете? С дырочками, как у свиньи…  — подтвердила Ника.
—  Старые знакомые. Здесь живут… Недалеко в болоте, — изумил ее Демченко своим ответом. — Провод был просто порван или на полметра — метр откинут в сторону? — посмотрел Александр на Леонида вопросительно.
—  Я с трудом концы отыскал.
—  Покажете, как провод был натянут? — спросил, вставая Александр.
—  Пойдемте.
Леонид начал изображать прокладку сигнального провода вокруг лагеря, а Демченко при этом оглядывался по сторонам.
—  Где был провод порван?
Леонид показал место обрыва.
—  Где Вероника спала? — дальше допрашивал его наш опер.
—  Здесь, — Леонид указал на крайний спальник.
—  Вы что, посерединке спали что ли? — удивился Александр. Леонид понял щекотливость ситуации и, покраснев, сообщил:
— Так они обе боятся!
—  Ну да, — согласился Демченко. — А Вы что-нибудь заметили интересное? — обратился он опять к Леониду.
Но, увидев, как тот сощурил глаза, безнадежно махнул рукой.
—  Напрасно Вы так, Александр Владимирович. Когда Ника кричать перестала, вон там голос я услышал, но не разобрал ничего. Вроде как тихонько крикнул кто-то, — показал он на край речной отмели в конце поляны в сторону низовья.
—  Не почудилось? — с сомнением спросил Александр.
—  Да, нет же! У меня слух острый  — зрение обязывает, — заверил его Зуев…
Олега не интересовали наши разговоры, и он уже с полчаса махал удочкой, вышагивая по плесу в болотных сапогах. Клевало плохо. Еще рановато пока; хариус —  рыба пугливая. Но я с удовольствием наблюдал —  то за работой Александра, то за рыбаком…
Александр ушел в сторону реки, куда показывал до этого Леонид. Рита задумчиво вышагивала вдоль поляны, покручивая в руках ивовую ветку. Ника стала готовить ужин.
—  Лёня, поправь костер, скоро вешать котелок, — обратилась она к мужу.
И, готовый выполнить любую команду, доцент принялся перекладывать головешки и добавлять колотые поленья. Мы отошли ото всех в сторону, и я спросил Александра:
— Какие выводы сделал?
—  Рано выводы делать! Надо подготовиться к ночи, а утром выдвинуться ко Второму Северному. Дневной переход совершим вместе, а следующим утром Олег поведет группу дальше. У геологов выйдет на связь —  я текст напишу, и пусть ждет спецгруппу... Людей искать надо. Если до того не сыщем... — неопределенно высказался он.
—  А куда мы с тобой?
—  А вот мы и будем пока искать, — развел он руками, как будто хотел сказать: «Голыми руками». —  Ты мне вот что скажи, — продолжил Александр. — Что будут делать Сергей со своим другом? Как, по-твоему? На поиски и вывод этой группы мы потратим ровно трое суток. Значит, они вправе обеспокоиться! Сколько будут терпеть, пока не начнут действовать?
—  На четвертые сутки с утра будут рядиться: «Что делать?» К вечеру и ночью будут пытаться связаться с геологами. Если уже не поддерживают связь. Дежурный твой, небось, затюкал по всем каналам «юстицию».
Потерев мочку левого уха, Александр сказал:
 — Есть одно дельное предложение. Но боюсь, меня не поймут… Рюкзаки надо перетрясти у пропавших мужиков. Пусть жена возьмет, что ей нужно. Олегу с Леонидом что придется, сунем. Наши в них уложим и пойдем — не бросать же их здесь!? Да и найдем, если кого, пригодятся. Аптечки у них должны быть у всех хорошие. Главное, чтобы Маргарита не стала скандалить.
—  Надо Веронике ситуацию объяснить: мол, долг службы и начальство Геннадия настаивало группу выводить немедленно. Пусть, не нажимая особо, обсудит это с Ритой. Женщины в таких местах могут свихнуть с ума любого лесоруба, не говоря уж о прочих, — намекал я на поросячьи носы…
Александр перед ужином отвел Нику в сторону и о чем-то тихо с ней побеседовал. Леонид с Олегом жарили пойманных хариусов у костра; три штуки с золотистой корочкой рядочком лежали на краю поперек стола. «Так и не закинул удочку в речку», — с сожалением подумал я. А как мечталось, когда делал мушки из малюсеньких тройников! Их и купить-то была целая проблема. Мы с Владимиром —   младшим братом, в Москве прошагали все китайские ряды на Черкизовском рынке. Нашел только в день отъезда, в небольшом магазинчике в подземном переходе к новому универмагу на Казанском вокзале. Малюсенькие и цепкие, они почти не были заметны в небольшом пучочке коротких медвежьих волосков…
Покачав головой, Ника отошла от Александра и, покрутившись возле костра, улучила момент отозвать Риту на полянку. Разговаривали они тихо, Рита все время порывалась уйти, но потом, закрыв лицо руками, минуты три стояла с Никой, обнимавшей ее за плечи. Вернувшись к карнизу, Рита взяла рюкзак мужа и стала выкладывать по порядку все, что было в нем, на свой туристический коврик. Рюкзаком Вениамина занялись Леонид с Вероникой. Мы с Александром молчаливо наблюдали, отмечая каждую извлеченную мелочь…
Сменное трикотажное белье в полиэтиленовом пакете, теплый свитер, несколько пар носков. Рита подала, не оборачиваясь, полиэтиленовый сверток — пачку патронов к «макарову». Александр, молча, зажал их в ладони. Ничего более важного не обнаружилось. Открыв свои рюкзаки, они с Никой распределяли между собой вещи не вернувшихся мужчин. Оставив нам часть продуктов, теплые куртки и еще что-то, женщины отошли в сторонку.
—  Возьмите, что сможете, — глухо проговорила Рита.
Мы с Александром вытряхнули из своих игрушечных рюкзаков нехитрые пожитки и начали укладывать свалившиеся на нашу шею большие станковые рюкзаки. Когда все, что мы сочли нужным, оставили себе, позвали Олега складывать остатки в его станковый самодельный рюкзак. Ему в основном достались консервы и пара больших пакетов с макаронами.
Олег еще не знал о наших планах и, уложив свою долю, стал допытываться: «Куда пойдем! Когда пойдем?»
Александр коротко объяснил, и стоявший рядом Леонид, тоже бывший не в курсе принятых решений, стал возражать.
—  Я пойду с Вами! — заявил он твердо нам с Александром. — Мы практически сорвали всю программу экспедиции. Выделенные на нее университетом деньги пойдут прахом. Вы должны меня понять! В конце концов, Ваш товарищ доложит по рации состояние группы, и мое местонахождение не будет иметь особого значения.
—  Саша, он прав! Пусть Олег ведет женщин к геологам, а Леонид поможет, если что, понять логику поведения Вениамина с Геннадием Романовичем, — поддержал я Зуева.
—  Правильно! Мы обсуждали с Веней, где и что они должны посмотреть, — подхватил мою мысль Леонид.
—  Уговорили… Завтра разобьемся на тройки, и каждый в свою сторону, — согласился Александр.
Затем он подошел к Маргарите Ивановне и спросил: «Вы не помните, у мужа была запасная обойма?»
Рита задумалась и, достав какой-то пакет, раскрыла его. Перебрав содержимое, подала полностью снаряженную пистолетную обойму Александру. Демченко сунул ее в наружный карман куртки и, застегнул на пуговицу…
По речке стало веять холодком. Вечерело… Олег с Александром, пошептавшись, ушли  — один вниз по течению, другой вверх — манить рябчиков. Я получил возможность пойти с удочкой на речку. Не спеша снарядил телескопическую  легкую углепластиковую удочку. Накинул на себя заношенный жилет-разгрузку с многочисленными карманами, топорщившимися различными коробочками и, надев сумку через плечо, направился в конец поляны, намереваясь прогуляться вниз по течению — так удобнее ловить хариуса.
—  Можно, я с Вами, Виталий? — тихим голосом произнесла Маргарита. — Мы здесь неделю сидим  — все надоело уже!
Сделав короткий вдох сожаления, я кивнул головой. «Будет теперь приставать с вопросами —  не половишь толком», — подумал, недовольный ее просьбой…
Первый же заброс оказался результативным. Едва легкая мушка коснулась воды, ее понесло быстрое течение, леска полетела вслед за ней и, выбрав свободный запас, выхватила мушку из воды метров за семь от меня. Дав ей пару раз прыгнуть над водой, я наклонил удочку, и мушка на долю секунды скрылась в струе.
Мгновенно в том месте возник небольшой бурун, и кончик удочки резко согнулся, гася мощный рывок рыбы. Хариус, сопротивляясь в потоке воды, казался мне необоримым. Но прочная леска и хорошо отрегулированный тормоз на шпуле катушки позволили вывести его на мелководье, и я подхватил желанный трофей левой рукой. «Граммов пятьсот будет! Хорошее начало!» — тихо радовался я.
За моей спиной, метрах в трех, стояла Рита, не проронившая ни единого слова. «Не надоедливая барышня», — с благодарностью подумал я о ней.
Коротко мотнув удилищем, вновь отпустил мушку. Она, натянув леску, снова начала подпрыгивать от ударов воды. Поклевки не было, и я сделал пару шагов вниз по течению…
Хариус ударил неожиданно, на полкорпуса выпрыгнув из воды. Я уже без волнения стал вываживать его, любуясь на красивые зигзагообразные движения рыбы с мощным спинным плавником. Скоро ловля рыбы перешла в фазу неспешной добычи пропитания...
Лишь еще один раз сердце екнуло, как при первой поклевке, когда удочка неудержимо начала сгибаться и затарахтела трещотка, позволяя рыбе сматывать леску со шпули. Я крутил катушку — рыба, налегая в очередной раз, сматывала леску, вращая шпулю. Но силы были неравны. Технический прогресс и рыбацкий опыт победили. Семисотграммовый красавец плюхнулся в сумку. Колени от напряжения предательски вздрагивали.
—  На первый раз хватит, — повернувшись к женщине, следовавшей все это время за мной, сказал я.
—  Гена тоже любит ловить хариусов!
«Теперь можешь говорить сколь угодно», — сматывая леску на шпулю и собирая «телескоп», подумал я про себя, и посмотрел на нее. Но она замолчала, и до лагеря мы не проронили ни слова…
Пока я ловил рыбу, в лесу раздалось не менее пяти дальних выстрелов: три сверху и два снизу. В лагере охотников еще не было.
—  Будем теперь ждать остальных добытчиков! — сказал я, пытаясь смягчить длительное молчание у реки.
Рита не ответила. Я снял сумку и предложил отварить рыбу, Ника поддержала меня и тут же пропела:
 — Лёня!
Она сунула Леониду в руки большую миску и, вооружившись ножами, пошла с ним к речке.
—  Хорошая пара, — сказала Рита. — Как мы с Геной  — везде вместе… Жалко, нет детей.
—  У них нет детей?
—  У нас с Геннадием… Я простыла на Саянах… лечение не помогло, и мы решили после моего сорокалетия взять из интерната на воспитание.
—  И когда Вам сорок лет исполнится?
—  Первого октября, через неделю…
Лес уже наполнился сумерками, и пламя костра стало ярким. Почти одновременно появились охотники. Олег снял с плеча свою рыбацкую сумку и вынул из нее рябчиков, трижды засовывая руку.
—  Ни одного промаха! — счастливым голосом объявил он.
У подошедшего Александра за спиной висел, запрокинувшись вниз головой и болтая пестрыми крыльями, глухарь.
—  Эх! Вот это добыча! Поздравляю, — протянув ему руку и почти всхлипнув в конце последнего слова, проговорил Горобец.
Я тоже пожал руку Александру и стал разглядывать снятую с плеча птицу. «Сколько мной было добыто таких же, с далеких времен чтимых всеми охотниками, трофеев?» — вспомнил я свою былую страсть.
Рита в задумчивости перебирала крылья мертвой птицы тонкими пальцами. Поднимала и подкидывала их на ладони. Мне казалось, что где-то далеко в своем сознании она просила ее: «Ну, лети же, лети!» Она боролась со смертью… Погладив безнадежно падающие крылья, женщина с навернувшимися слезами отошла в сторону.
—  Ну и куда будем девать ваши трофеи? — обратился я к охотникам.
—  Оскубим, выпотрошим и до завтрашнего вечера оставим. Завтра шулюм сварганим! — сразу же предложил Олег.
Каждый взялся ощипывать свою добычу…
С реки вернулись Леонид и Вероника.
—  Ночью морозец ударит, — сообщил всем Леонид, грея у костра руки.
—  Ударит, — согласился Александр.
При этом он оглянулся на заготовленные Леонидом дрова, как бы проверяя, хватит ли их. Пять штук длинных и толстых лесин было достаточно, чтобы безбедно проспать до утра под каменным карнизом.
Леонид подвесил над костром котелок и приготовил к закладке рыбу. Во втором котелке Никой был сварен ужин.
—  Рыба сварится, выложу на блюдо и поставлю чай, — ни к кому не обращаясь, сказал Леонид.
Поздний обед и съеденные горячего копчения хариусы позволяли припоздниться с ужином. Темнота уже вплотную обступила лагерь со всех сторон…
Александр и Олег особым способом потрошили птиц, наматывая на палочку со срезанным коротко сучком внутренности и вытаскивая их. Птицу в таком состоянии можно носить с собой в рюкзаке по холодку до трех суток.
Александр украдкой поглядывал в лес. Я не думал, что он боится чего-то, скорее соображает, как организовать ночевку…
 — Ужинать пора! — объявила звонким голосом Ника, поставив на стол пакет с сухарями.
Мы начали разбирать из стопки свои миски, заботливо помытые горячей водой женщинами; по очереди подавали их Нике и усаживались за импровизированный стол. На этот раз был сварен великолепный борщ с тушеной говядиной, с консервированными приправами, сухим картофелем и свежей капустой. Заметив мое удивление, Ника пояснила: «Берегли вилочек до возвращения наших мужчин».
Ели сосредоточенно и молча. Палеонтологи с тревогой и тоской оглядывали приютившую их поляну, на которую так и не вернулись дорогие им люди. Завтра придется ее покинуть, разорвав невидимые нити надежды на встречу.
Поев борща, помыли в речке пожухшей травой миски и налили чай в кружки. Леонид тихо спорил с Никой о каких-то костях. Рита, сидя ближе всех к костру, делала записи в тетрадь. «Наверное, пишет дневник», — решил я.
—  «Кувшинку» будем ставить? — спохватился Леонид.
—  Ставь. Не помешает, — безразлично отреагировал Александр.
«Правильно. Если кто-то вчера был, то сегодня он на дальнем ночлеге. Без костра ночевать не станешь, а разложишь вблизи — обнаружишься», — согласился я мысленно с ним…
Перед тем, как лечь спать, я поменял в приборе ночного видения батарейки и положил его себе в изголовье. Олега положили с краю  — со стороны верховий. Крайним понизу лег Александр. У них с Олегом под боком лежали ружья. Договорились патроны в стволах не оставлять. Выхваченное кем-либо ружье не станет опасным, пока хозяин не отдаст патроны. Зато, если поднимет ружье хозяин, то не угадаешь  — стрельнет или нет…
Я лег рядом с Александром, Леонид рядом со мной, и рядом с ним женщины. Александр потянулся к моему изголовью и почти незаметно переместил прибор под свой плащ, который лежал поверх спальника в качестве защиты от случайных искр. «Будет из-под плаща часов до трех наблюдать. Вот опер!» — восхитился я поведению Демченко…
Я заметил у Александра много хороших качеств — он никогда не жаловался, если удавалось присесть и расслабиться, тут же засыпал. Но только стоило появиться постороннему шуму, мгновенно открывал глаза. Не особо разговорчивый, он не пропускал мимо ни одного слова…
Олег уже тихо похрапывал. «Находился за день, да еще по уреме за рябчиками... Пусть спит», — подумал я, накрываясь капюшоном спальника…

Утром, проснувшись, увидел серебряную от инея поляну. Солнце уже встало, и небо над нами сияло чистотой и свежестью. Я осторожно вылез из спальника и, взяв из-под изголовья куртку, натянул кроссовки и занялся костром. «Минут тридцать еще поспят в тепле», — увидев иней на спальниках, решил я…
Вынув из котелка фляжку, прошелся к реке за водой; на заиндевевшей поляне остался темный след. «Надо будет округу обойти, может, чьи следы обнаружатся…», — подумал я, оглядываясь…
Возвращаясь обратно, в очередной раз перешагнул сигнальную проволоку, от инея за ночь ставшую серебристой, и повесил котелок над вспыхнувшим в костре огнем. «Не люблю вчерашний чай!» — покосился я на котел с неплотно закрытой крышкой…
Бросив две больших щепотки листового чая в снятый с огня котелок с булькающей водой, накрыл его крышкой. Разгоревшийся во всю длину подложенного бревна, костер коснулся теплым воздухом карниза и стал топить изморозь на спящих под ним людях.
Повозившись немного, женщины откинули капюшоны спальников, подставляя теплому воздуху лица. Я прихлебывал крепкий индийский чай и наблюдал за природой…
Следующей проснулась Маргарита. Вынырнув из спальника в теплом мохеровом свитере, она натянула поверх него розовую ветровку и, неслышно ступая, подошла ко мне.
—  Доброе утро, — шепнула мне. — Тихо-то как!
И, получив в ответ мою улыбку и кивок головы, отправилась к речке. Заверещавшая «Кувшинка» остановила ее, и она с ужасом глядела, как вскакивали спящие с другой стороны костра люди.
Когда я повернулся к ним, то увидел, что Олег держит в руках ружье с откинутыми стволами, положив руку на нагрудный патронташ, готовый в любую минуты дослать в стволы пулевые патроны.
Александр, отбросив в сторону плащ, ухмылялся. А дрыхнущего Леонида, Ника трясла за плечо, испуганно озираясь на происходящее.
—  Доброе утро! — приветствовал я всех.
Начинался новый день. Неожиданный подъем привел в бодрое состояние всех, кроме Леонида. Он продолжал блуждать между явью и сном, несмотря на то, что Вероника уже с раздражением терла ему щеку. Он пытался поймать ее руку и прижаться к ней. Вероника стыдливо отворачивала от нас взгляд. «Эх! Соскучился мужик!» — было на лицах остальной мужской части.
—  Ну, Лёня! — наконец-то возмутилась она. — Просыпайся же!
«Ну, Лёня!» — оказалось столь магическим, что заспавшийся муж стремительно сел и таращил на нас глаза, но без очков он вряд ли понимал, что происходит вокруг него.
Все вылезли из спальников и брели к костру прогреться и подсушить слегка отсыревшую в спальниках одежду.
Оглядев белесую поляну, Александр взял ружье и отошел в сторону. Дослав в стволы два полиэтиленовых красного цвета патрона, он ушел вниз по течению. В лесу тревожно — то там, то здесь, стали кричать кедровки. Вернулся он минут через сорок по своим следам. На его лице не было ни тени тревоги, в своих выводах он был уверен еще вчера: «Гостей не будет»…

Доев остатки разогретого борща и холодных хариусов, долго пили чай —  кружки по две, каждый. «Попотеть придется изрядно, и вода в организме не задержится», — рассуждали опытные путешественники.
Понимая, что через полтора часа мы тронемся в дорогу, ночевщики распихивали по своим рюкзакам все, что сейчас было не нужно.
Леонид с Олегом пошли на речку драить котелки. Один котел заберет Леонид, а другой придется тащить Олегу.
Вскоре на поляне стояли одни рюкзаки и более никаких вещей. Осмотревшись и спалив на костре все, что непотребно бросать в лесу, группа была готова к выходу. Стоявшие у ног котелки с водой Олег и затем Леонид вылили в костер и приторочили их к рюкзакам. Все постояли минуту в полном молчании и тронулись за Александром, первым шагнувшим на тропинку…
Ожидать сюрпризов несколько километров не приходилось. Вчера Александр уже прошелся здесь охотой, и мы шли, разглядывая ландшафт. Леонид буквально пожирал глазами открывающиеся голые участки обрывов, надев свои единственные целые очки. «Есть еще люди, за жалкие гроши готовые возвеличить не только свое имя, но и сторонку родимую!» — радовался я своему новому знакомству…
Всякий раз он, молча, сворачивал к ним, и они втроем тщательно осматривали обнажения. Что-то отмечали на аэрофотоснимках и торопливо записывали в свои блокноты. В это время Александр обходил приглянувшееся палеонтологам место и тщательно осматривал его округ. Изредка что-то поднимал с земли и внимательно изучал. Затем он подходил к научному коллективу и спрашивал: «Не пора?» Всякий раз кто-нибудь из них спохватывался и, оглянувшись еще раз на объект изучения, кивал головой: «Пора»…
Высокие станковые рюкзаки, несмотря на свою величину, были не столь тяжелы, как казались. Резиновые болотные сапоги мы надели на ноги, и это замедляло наш ход. Чем ниже мы спускались по реке, тем меньше спотыкались о деревья и кустарники — тропинка была более заметной; люди здесь были нередкими гостями. По правой стороне реки все чаще в виду стали попадаться чистые поляны, слева же иногда приходилось обходить камни и скалы по воде, и Александр перешел на правый берег. Тут же обнаружилась еле заметная тропинка. Мы стали двигаться бойчее, но в душе начала расти тревога  — места были мрачные, и ожидалось, что вот-вот увидим какую-нибудь ужасную картину…
Однажды, заинтересовавшись очередными перспективными выходами на поверхность остатков прошлого, Александр обнаружил обструганную веточку, воткнутую в глинистый карниз. Взяв ее в руки, он стал изучать и наконец-то сказал: «Недельной давности!» А пройдя метров десять, позвал к себе палеонтологов. Мягкий грунт, непохожий на глину, был явно недавно выбран лопатой и лежал пирамидальной кучкой.
—  Венечка копал! — восхитилась и тут же осеклась Ника.
Далее мы многократно наталкивались на следы научной деятельности Вениамина. Спустя четыре с половиной часа после начала движения, Александр остановил группу и сказал, что от реки придется отойти на юго-восток  — дорогу нам преграждала речушка — второй по ходу движения приток Лозьвы.
—  Пора вскипятить воду и пообедать на скорую руку. До места ночевки, по моим подсчетам, не менее трех часов пути, — сказал я.
Группа еще не очень утомилась  — научные изыскания позволяли нам делать частые передышки. Подрубив несколько сухих мощных веток из нижнего яруса пихты, мы разожгли костер. Вскипятив воду, заварили в кружках суповые пакеты, открыли три банки с тушенкой и, прихлебывая горячий бульон с сухарями, поедали консервы…
Из лесной чащи к реке спустился лось, грозно неся свои рога — украшение, готовое упасть в любое время — октябрь на носу. Он осмотрел нашу группу с расстояния в семьдесят шагов, не более, и начал пить воду. Мы, не сговариваясь, уставились на него в бинокли. Ника, не имея своего, смотрела в бинокль мужа, притянув его голову к себе, за ремешок.
—  У Геннадия Романовича тоже свой бинокль? — спросил Александр.
Понимая, что вопрос обращен к ней, Рита ответила:
— Нет. Бинокль у нас один на двоих.
—  У Вениамина с собой «цейс»! — доложила Вероника. — Старенький весь такой, военного времени.
—  А у Геннадия, — неожиданно добавила Рита. — Вся одежда промаркирована йодом инициалами «ПГР». Я постаралась, когда начали поговаривать об отправке в Чечню. Гену не взяли, а маркировка осталась. «Мало ли, пригодится хотя бы опознать», — читалось в ее словах…
«Теперь придется все время идти в гору, — размышлял я. — Руслана обходим по дуге!», и  вспомнил каравай хлеба и сметану: «Вот бы еще раз побывать в день выпечки хлеба! Сметаны всегда —  прорва! Где они ее хранят? Банка была холодная…»
 — Александр, а где Руслан хранит сметану? Больно уж холодная она была, спросил я Демченко.
Александр, не задумываясь, ответил:
 — В погребе под кладовкой, справа от крыльца.
«Ага! Значит занавесочка не на кухне, как я подумал, а в кладовке. Там и погреб!» — обрадовался я новой информации…
Лось давно ушел восвояси, и мы лежали, на пока еще теплом осеннем солнце, радуясь отдыху…
Группа встала на ноги, когда Александр надел свой рюкзак. Мы, помогая друг другу, тоже надели рюкзаки и тронулись в путь. Надо было спешить, чтобы следующего дня должно было хватить Олегу для перехода его тройки…
Чем выше забирались, тем тяжелее становились рюкзаки. Отдыхая каждые сорок минут, преодолели не менее десяти километров. После очередной команды «Привал!» мы поняли, что еще один переход и ночевка. Солнце ушло за хребет, и нас освещало только яркое небо. Когда группа прошла с километр, мы наткнулись на следы нашего «уазика» — протектор четко отпечатался на суглинке. Это были следы первого дня нашего спуска к Лозьве. Далее мы поднимались, ориентируясь по ходу машины, и незаметно оказались на верхней точке седловины хребта.
Оставив нас на месте, Александр налегке ушел искать место ночлега. Спустя какое-то время он пришел и сказал, что выискал защищенное от ветра место, рядом ручей.
—  Там и заночуем! — обрадовал он всех.
Сделав последнее усилие над собой, мы надели рюкзаки и неторопливо пошли за ним. Отклонившись влево от маршрута, а потом и вовсе скатившись немного по склону обратно, мы оказались на поляне, с трех сторон окруженной вздыбленными скалами. Немного дальше, в зарослях, тихо струился еле заметный ручеек. «Лучше не придумаешь! Притулимся к скалам и нодью зажжем на ночь —  спи, не горюй!» — порадовался я за удачный выбор Александра…
Составили рюкзаки как раз так, чтобы они были боковым ограждением: три слева и три справа по группам. «Теперь нас уже две группы, — подумал я и посмотрел на Олега Горобца. — Этот доведет к месту женщин, лишь бы им ночевать не пришлось».
Олег с Леонидом срубили по очереди лиственницу, и мы с Александром в два топора начали кромсать ее на части. Затем дружно вытаскали бревна. Срубили тонкую и звонкую сосенку, высохшую на корню. «Эта пойдет в костер и на обустройство лагеря, не сидеть же на земле», — решил я.
—  Ну, пожалуй, и все, — сказал Александр. — Можно ночевать…
Небольшой костерок заполыхал пламенем, и над ним уже висели два котелка. В обоих, отражая пламя, блестела вода —  сегодня нас ждала дичь и чай.
Охотники выложили рябчиков и глухаря. Олег выстрогал рогатку, чтобы опалить над пламенем костра тушки. После этого их можно будет поделить на порции и забросить в котелок. Как только мясо сварится, бросим лук и присолим, вот и шулюм готов! Чай тоже не проблема…
Удивить приготовленным блюдом не удалось никого — горячее варево, свежее мясо и сухари просто насытили всех…
Пока Леонид в темноте скидывал с бобины «Кувшинки» и растягивал проволоку от поворота к повороту, Александр оглядывал все пространство перед скалами с помощью прибора ночного видения. «Не лишняя предосторожность», — оценил я его действие.
Спать укладывались в известном порядке. Вероника легла последней, она помогала Алексею устанавливать сигнализацию. Они еще с полчаса посидели на бревнышке, перешептываясь, и, когда Леонид уже находился в спальнике, Ника тоже полезла в свой спальный мешок, расталкивая соседей…
От нодьи повеяло по-настоящему теплом. Усталое тело ныло, требуя отдыха. На этот раз карниза не было, и я видел прямо над собой звезды и скалы, уходящие вверх. В небе погасла яркая звезда. «Как так?» — еще успел я подумать и заснул…
На этот раз снилось мне теплое Азовское море, на котором я отдыхал прошлым летом. Меня грело солнце, качала волна. Потом кто-то закрыл от меня солнце, и я стал задыхаться; проснулся и понял, что Леонид с головой накрыл меня полами моего и своего плаща. Осторожно отложив обе вещи в сторону, я вдохнул ночной воздух и краем глаза, в свете тлеющей нодьи, увидел огромного человека с мешком, перекинутым через плечо. Ошарашенный видением, я толкнул локтем Александра.
Вскинувшийся мгновенно, Демченко подхватил левой рукой ружье, лежавшее вдоль тела стволами к костру, и перебросил в правую руку. В это время в лесу полыхнуло короткое пламя и, разрывая ночную тишину резким сухим звуком, прогремели два выстрела. Пули коротко тюкнули в скалу. Раздался гортанный крик. Мешок глухо стукнулся о землю, упав с плеча, присевшего во время стрельбы черного громилы. По склону с шорохом и треском кто-то убегал.
Александр, откинув в сторону ружье, выхватил из-под мышки пистолет и взял его наизготовку двумя руками. Но стрелять было не в кого — лес поглотил пришельцев...
Кроме нас с Александром никто даже не шевельнулся. Поняв каждый по-своему ситуацию, мы выскочили из спальников. Александр вогнал патроны в стволы и сунул мне в руки ружье. Затем выхватил из своего рюкзака фонарик. Мы подошли к брошенному спальному мешку и посветили. В нем мирно посапывала слегка бледная Ника. Я присел около нее с ружьем наизготовку и замер, вслушиваясь в лес. Чернота ночи угрожающе молчала…
Александр осматривал остальных ночевщиков. Подойдя ко мне, он поднес к моему лицу стограммовый, коричневого цвета бутылек и посветил. «Хлороформ», — даже без очков прочитал я надпись.
—  Спят они, — шепотом сообщил он и добавил, бросив к моим ногам три небольших куска ватина грязного цвета — …под наркозом.
Нервное напряжение стало спадать, и меня начала бить дрожь. Мы подхватили Нику и, не особо церемонясь с ее соседями, положили на место.
—  Четыре часа ночи, — сказал Александр.
—  Почему не сработала сигнализация?
Демченко обогнул рюкзаки и стал искать блок на том месте, где он должен был лежать —   «Кувшинки» не было нигде.
—  Отключили и унесли, — сообщил он.
Посветил на скалы и, подумав, добавил:
 — Видели все.
Тогда я понял, почему погасла звезда: ее просто закрыли головой. Я зашел с обратной стороны к нодье и встал спиной, пытаясь унять дрожь.
—  Утром, Александрович, если никто ничего не заметит, не рассказывай. Пусть спокойно уйдут, а мы поищем гильзы. Если у них ствол Геннадия, то маркировка гильз должна совпасть с теми патронами, что в запасной обойме. Тогда можно будет сделать кое-какие выводы…
О каком-либо сне пока не было и речи. Я надел теплую куртку, подвесил котелок с вечерним чаем над костерком и подсунул ветки. Подул на угли раз за разом и, когда смоляные ветки вспыхнули, подложил сосновые сучья. К ручью идти не было ни малейшего желания — даже с ружьем. «Чертяки передвигались бесшумно и ловко, хорошо ориентируясь в темноте», — подумал я.
—  Откуда в тайге взялся хлороформ? — повернувшись к Александру, спросил у него.
—  Да, вот, думаю о том же… Вариантов немного. Либо у Руслана… Тогда это его «черти»! Или лесорубы… Те специально могли обзавестись — притон где-нибудь создают…
— В каком смысле… притон?
—  В самом обычном... Раньше девчонок в тайгу на вертолетах с комфортом доставляли — зарабатывать деньги. Жили в избушках целыми месяцами. Под охраной с банькой… Теперь в городе, не особо корячась, получают свое и барышни, и их сутенеры. А в лесу находить пленниц начали. Украдут и спрячут в укромном месте. Лесорубы — народ молчаливый и с понятиями, школа у большинства одна — зона!
—  Та, что с золотой цепочкой, тоже, что ли их рук дело?
—  Может быть. Я здесь на все вопросы не отвечу, искать надо серьезно, большой группой. Посиди часика полтора, я подремлю, — сказал и ушел на свое место, оставив мне ружье…
Прибор ночного видения я давно уже держал в руках, не решаясь поднести к глазам. «А вдруг стоит в метрах десяти и смотрит на меня, как вчера ночью за речкой», — думал я.
Но разум подсказывал, что раз уж сидишь у костра перед ночной темнотой, значит тебя уже видно, так что и сам осматривайся. Включил прибор с микрофоном и подсветкой и уперся в лес невидимым лучом. Обшарил место побега, вкруговую весь лес и скалы. Опустил руку и задумался: «Почему он так спокойно говорил о Руслане и его сыновьях? Может, узнал по росту или манерам, так он видел этого чертяку еще меньше!? Если утром выяснится, что стреляли патронами из той же партии, что у Геннадия  — заказывай похоронный марш потерянным палеонтологам — табельное оружие в тайге трезвый и здоровый мент просто так не отдаст», — рассудил я.
Сидя между нодьей и костром, быстро согрелся и успокоился. Стал представлять, что было, если бы усыпили нас всех; вот надо мной склонилась черная лохматая рожа с поросячьим рылом. Тычет мне в нос грязный кусок ватина, пропитанный хлороформом… Ужас!
Я не сидел на одном месте истуканом, а все время оборачивался — то в одну, то в другую сторону и когда Александр энергично стал покидать спальный мешок, увидел это. «Какой ты у нас точный! Как часы!» — воскликнул я про себя.
—  Тихо? — спросил он поеживаясь.
—  Тишина.
—  Иди, поспи пару часов, я посижу, поразмышляю.
Я с удовольствием залез в спальник, крутнулся в нем в разные стороны, согреваясь, и затих. Надо мной было ночное небо в звездах, очерченное черными зубцами скал. Чтобы опять, чего не привиделось, повернулся на бок спиной к Леониду. Сон медленно одолевал меня…


Глава шестая

Дорога в палеозой…


Мое пробуждение в этот раз было тяжелым и мучительным. Внутренние часы сыграли побудку, но, не отдохнувший за сумбурную ночь, организм сопротивлялся, требовал тепла и покоя. С огромным трудом разлепив глаза, обомлел —  вся команда сидела на бревнышке и тихо переговаривалась; торопливо вылез из спальника и подсел к костру. Без слов было понятно, что о ночном происшествии знают все. Кто догадался и почему — неизвестно...
Мое появление не изменило настроение группы. Я поздоровался вполголоса. Мне все кивнули. Вероника при этом жалобно посмотрела на меня. Ее можно было понять: фактически на нее дважды покушались. Женщины косо посматривали на кусты, в ту сторону, куда пытался унести Веронику ночной «гость». Мужчины договаривались о том, как надо встать, чтобы «цепочкой» прочесать все пространство. Видимо, Саша давно провел баллистическую «экспертизу» и достаточно точно вычислил квадрат поиска.
—  Александрович, раз уж проснулся… постой здесь, — попросил меня Демченко.
Он стоял на месте ночного падения Ники. И когда я занял это место, удалился к краю поляны так, чтобы оказаться точно на линии предполагаемого огня. Александр уперся спиной в кусты и обратился к Олегу с Леонидом:
—  Становитесь по обе стороны меня и ползком —   миллиметр за миллиметром!»
Втроем они усердно стали разводить перед собой руками траву, опустив головы к земле. Продолжалось это зрелище минут десять. Первым нашел гильзу Олег — правее Александра. Вторую нашел Александр прямо перед собой…
Глянув на донышко первой же гильзы, Демченко подтвердил наши догадки — гильзы принадлежали той же партии патронов, что и в запасной обойме Поличко.
Сунув их в полиэтиленовый пакетик с пачкой патронов, Александр, вернувшись к костру, легонько дотронулся ладонью плеча сгорбившейся Риты.
—  Будем завтракать и в дорогу. Здесь делать больше нечего, — обратился он ко всем.
Это известие немного оживило группу, и все начали по очереди подходить к котелку, снятому с костра. Вчерашний шулюм был еще вкуснее. В дополнение были открыты банки с овощными консервами. К чаю, женщины выдали две баночки масла с икрой минтая…
Дождавшись, когда была нагрета вода в котелке, помыли каждый свою посуду, кинули пустые консервные баночки в костер для ускорения процесса утилизации, и стали собирать вещи.
Леонид постоянно суетился возле жены, как будто это он виноват в том, что ее чуть не похитили, или просто переживал предстоящую разлуку.
—  Александр Владимирович, можно, я кое-что еще возьму из вещей мужа? — спросила Рита. — Они в Вашем рюкзаке…
 — Пожалуйста! — с готовностью поднял за лямки и повернул к ней Александр свою поклажу.
Выложив теплую куртку Александра, Рита выбрала из двух извлеченных, один пакет и стала перебирать вещи.
—  Я возьму это, — извинительным тоном сказала она, отложив в сторону какие-то свертки.
Затем положила аккуратно остальные вещи в рюкзак и закрыла клапан.
— Это материалы по западному склону! Они понадобятся…
Погасив костер, группа разделилась на две. Мы подали друг другу руки и, пожелав удачи, разошлись: одна группа, ведомая Олегом Горобцом с женщинами  — в направлении Второго Северного по следам «уазика», другая — обратной дорогой к Лозьве, продолжать поиски…
Мы шли, не останавливаясь на отдых. «Чем раньше окажемся на реке, тем раньше начнем поиск», — объявил еще перед отходом Демченко, и мы старались не терять темп. Разогревшись от быстрой ходьбы в полном безветрии, обливались потом…
Когда подошли к реке, не сговариваясь, сняли рюкзаки и, расстегнув куртки, умылись ледяной водой. Вытершись насухо полотенцами, собрали валежник и разожгли костер. Котел поставили на камни над костром. Времени было предостаточно, и Александр задал вопрос Леониду о том, как случилось, что эти места привлекли внимание палеонтологов. «Лучше бы ты не задавал этого вопроса, Саша!» — сразу понял я его промах.
Уставший Леонид мигом взбодрился и, надев очки, почти с вожделением взглянул на Демченко.
—  Видите ли… Уральские горы представляют собой узкую полосу, оставшуюся от большой горной системы. Современные Уральские горы занимают только западную окраину Урало-Тянь-Шаньской геосинклинали, располагающуюся между Русской и Сибирской платформами. Новые исследования показали, что структура Урала образована сложными, разнообразными складками. Довольно широко распространены разрывы складок, разломы и связанные с ними сдвиги и надвиги пород с востока на запад.
…Глубокие изменения структура Урала претерпела в мезозойскую и кайнозойскую эры. Тектонические движения верхнетретичного и четвертичного времени внесли коренные изменения в структуру Урала. Именно эти движения создали современный Урал и определили основные черты его рельефа, — почти с патетикой докладывал Леонид.
Но остановить его было некому. Я не мог изобразить Никино: «Лёня!»
 —  На месте современных Уральских гор и Западно-Сибирской низменности в течение всего палеозоя было глубокое море, от Новой Земли до Тянь-Шаня, — продолжил Леонид Викторович просвещать нас геологическим наукам.
—  И вы решили покопаться в этих морских отложениях? — спросил Александр, уточняя свой предыдущий вопрос.
—  В утрированном смысле, да, — наконец-то сообразил, «куда текут реки», таежный лектор.
—  Вода кипит, — сказал я, и Леонид мгновенно стал «Лёней», засуетился около костра, заваривая чай.
Я усмехнулся, многозначительно посмотрев на Демченко…
Чай пили с особым наслаждением — пропотели и изрядно утомились. Становиться второй раз на «геологические грабли» Александру не хотелось, а я и первый раз получил ими не по своей вине.
Потерев песочком свежую копоть и, ополоснув котел, Леонид приторочил его к рюкзаку. Мы, надев на плечи лямки, подняли станкачи и тронулись в путь…

Осматривать местные отложения палеозоя Леонид стал сразу же, как только мы сделали первую сотню метров вниз по течению. Александр продолжал внимательно приглядывался к прилегающей территории мест очередных раскопок, но ничего, что бы указывало на трагический исход судьбы двух исследователей, не находил — незначительные выборки грунта в виде сланцев и редкие надломы растущих поблизости веток кустарников говорили только о том, что они прошли здесь неделю назад…
Наиболее значительной находкой оказалось место привала группы: хорошо загашенный костер с двумя головешками, в нем две обгоревшие консервные банки и все! По времени движения группа вот-вот должна была встать на ночлег. Не заметить такое место мы не могли. Костер был бы значительно больше, лежали бы остатки дров — дрова обычно заготавливаются в избытке. Нашлись бы и другие признаки длительного пребывания двух человек…
Пройдя часа три, мы дошли до места нашей первой ночевки — той самой «Ленкиной» поляны. Благодаря отсутствию перспективных мест наблюдений, мы явно двигались ускоренным темпом. Взглянув со вздохом на следы «уазика» на другом берегу Лозьвы, я вспомнил о Сергее и его друге, оставшихся в десятке километров ниже по течению: «Ловят себе тайменей и жируют!»…
Прошагав с полтора-два километра вниз по течению, Леонид все чаще стал останавливать наше движение. «Поразительное сочетание», — бубнил он, даже не пытаясь ничего пояснять. Нам было понятно одно —  предыдущая группа не могла реагировать на открывшиеся объекты исследований иначе, чем реагировал Леонид. Ожидать можно чего угодно!
Однако, в очередной раз, осмотрев перспективное место раскопок и дав Леониду сделать записи, и отметки на карте, мы двигались дальше. День явно клонился к вечеру — результаты —   ноль!
Вот-вот должен был появиться знакомый поворот реки и тропинка, идущая в гору.
Только однажды Леонид высказал вслух свое удивление:
—  Вы заметили, река стала не такой полноводной?
—  В каком смысле? — сразу же насторожился Александр.
—  У меня складывается такое впечатление, что часть воды течет невидимым для нас руслом. Где-то имеются подземные горизонты, по которым река продолжает свое движение, — уточнил Леонид свои наблюдения.
«Действительно! Река стала мельче и говорливее, чем раньше, но шире при этом не стала. Вероятнее всего, ученый прав», — согласился я мысленно, осмотрев тот же участок.
—  Здесь наблюдаются дислокации неогенового этапа, — продолжил Леонид. — Участки пенеплена подняты на разную высоту, — указывал он на придвинувшиеся вплотную к реке скалы. — Поэтому гора имеет, так называемую, «сундучную» форму!
И задумался, видимо, соображая, какую пользу это нам дает в поиске его пропавших товарищей. Так и не найдя ответа в своей голове, он предложил двигаться дальше.
«Сундучная форма» горы начала вздыматься скальными навесами над водой, и река билась в нее широкими пенными бурунами.
—  А вот и тропинка! — подвел итог состоявшейся ранее дискуссии Александр. — Пора на ночлег, на поляну «Потерянная золотая цепочка».
Сняв рюкзаки, присели отдохнуть. «Дрова на поляне есть, успеем на ночлег устроиться», — оправдывали мы свою медлительность на пороге ночи.»
Я смотрел на реку влево и вправо от поляны  — та буквально на глазах набирала свою мощь.
—  Леонид, обрати внимание, после поворота река восстановила свою силу, — сказал я.
Леонид шустро поднялся и прошелся несколько раз от тропинки до начала поляны.
—  Действительно… здесь русло реки и шире, и глубже, — согласился он, зачерпывая в ладонь воду и пытаясь что-то разглядеть в ней, снимая и надевая раз, за разом очки…
Последние километры меня ухайдакали как надо, и я основательно расположился на месте пересечения тропинок. Посидев с минуту, почувствовал себя неуютно, словно кто-то за мной наблюдает. «Руслан! — вспомнил я. — С его вышки должен быть виден этот участок реки. Я же сам таращился с нее на скалистый участок, в который упиралась тропинка».
В встал и вскинул бинокль. В золотившемся на закате склоне горы, теперь хорошо различимой, была только верхняя часть площадки. Но и этого было достаточно, чтобы увидеть на ней человеческую фигуру и отблеск оптического прибора. В моем сердце зашевелился червь сомнения в порядочности столь тотального контроля окрестностей. Сев спиной к вышке, я обратил свой взор на другую сторону реки…
Скальные выступы, обтекаемые рекой, присмиревшей на повороте, были массивны и уродливы. Отражая свет облаков от угасающего заката солнца, их крутые и выглаженные ветрами выпуклости отливали бронзой. Чем внимательнее я разглядывал их, тем яснее улавливал черты какого-то монстра, опустившего свою пасть в реку, чтобы с жадностью ею напиться. Его язык, метра два шириной, покатый и шершавый, готов был в любой момент начать лакать холодную воду Лозьвы. Но, молчаливые камни были мертвее мертвого и продолжали лежать, придавленные горой «сундучного» типа…
Насмотревшись на природу, я встал и побрел на поляну, где уже с тревогой озирался в мою сторону Александр.
—  Что-нибудь увидел, Александрович? — спросил Саша, когда я подошел к нему ближе.
—  Руслан, похоже, засек наше прибытие  — на вышке было движение и отблеск трубы, — сообщил  ему. — Место у реки какое-то неприкаянное — скалы таращатся в сумерках на тебя, как живые, даже на сердце как-то неловко.
Еще немного поговорив, мы стали готовиться к ночлегу.
—  Александр! Пройдись с удочкой… давно свежей рыбки не ели, — предложил я. — Мы с Леонидом разложим костер и подрубим немного дровишек.
—  Хорошо! До полной темноты, думаю, успею десятка два харюзов выхватить. Готовьтесь уху варить, — сказал он и, повесив мне на шею ружье, сунул в руки патронташ, снятый с пояса.
Я хотел было, возразить, но вспомнил о его подмышечной кобре и смолчал. Леня хорошо знал свою работу, и мы, не мешкая, приступили к устройству лагеря. Застучал топор, и минут через пять-семь сосенка с почерневшим стволом, не имеющим и толики коры, стала падать вершинкой вверх по склону. Разрубив на три части ствол, мы перетащили ее в лагерь. Короткие будем жечь сейчас, а длинные подсунем в костер на ночь. Правда, всю ночь их придется подталкивать, чтобы костер не погас…
В сгущающихся сумерках урчание Лозьвинской воды стало приобретать беспокоящие слух нотки. Через час вернулся Александр и с ходу высказал свои соображения:
 — Может быть, я не прав, но ниже этой поляны особых палеонтологических перспектив с километр нет. Думаю, и дальше не будет тех интересных мест, что мы видели ранее. Да и ночевка у группы могла быть только до этого поворота реки. Не бегом же они бежали всю дорогу?!
—  Значит, группа могла либо отклониться от реки, либо… потеряться где-то выше по течению? Причем бесследно! — высказал свое мнение я.
В это время Леонид чистил пойманных хариусов и не мог принять участие в разговоре.
—  И что будем делать? — обратился я к Александру.
—  Завтра двинемся к машине… у меня не стояла задача найти группу. Я должен был опросить людей и только! Задачу я выполнил с вашей и божьей помощью. Радиограмму Олег, должно быть уже передал от геологов в Ивдель. Пусть начальство организует поиски.
—  А как же черти и пропавшая женщина?
—  Про женщину и прочие местные аномалии я написал короткое донесение для руководителя оперативной группы. Если таковая появится, Олег Горобец передаст. Так что моя совесть чиста!
—  Ну, тогда по тропинке вверх и в баньку!
—  А вот вверх идти как раз погодим…
Я увидел, что, сказав это, Александр нахмурился.
—  Это, что так? Есть сомнение относительно визитеров? Или в порядке тотальной версификации событий?
—  Да, нет! Вполне конкретные сомнения…
— Так поделись. Я тоже кое-чем поделюсь. Очень даже интересно будет друг друга послушать… — попытался я интригующе намекнуть на нечто важное для него.
К костру подошел Леонид с котелком воды и почищенной рыбой в полиэтиленовом пакете. Разговор сразу перешел на другие темы.
—  Леонид, ты что там, в воде хотел увидеть, когда ладонью зачерпывал? — припомнил ему, внимательный ко всему происходящему, Демченко.
—  Видите ли, Александр Владимирович, когда я понял, что река восстановилась в своих прежних размерах, я попытался найти следы ее пребывания в закрытых для наших глаз земных пластах, — ответил Зуев.
—  Ну и как, нашел? — поддержал разговор я.
—  Нет! Вода чистая, как и раньше. Никаких признаков заиления или выноса песчаных частиц я не обнаружил. Возможно, она просто течет под неглубокими карнизами в скальных породах и не меняет своих параметров, — сообщил он бесстрастным языком науки…
То, что вода не поменяла своих параметров, я понял и так. В свете костра она в котелке играла бриллиантовыми отблесками. «Чистейшая, как горный хрусталь!» — заключил я про себя.
Леонид повесил котелок над костром, и над поверхностью воды запорхали первые частички пепла. «Вот они и делают уху с запахом дымка», — думал я, наблюдая за его действиями.
—  Ну и чем ты меня хотел удивить? — напомнил мне дотошный опер недавний разговор.
—  Это более похоже на романтические изыски, чем на рабочую версию, — попытался я отмежеваться от образа сыщика. — Костоев здесь живет более двадцати лет! Здесь погибла его жена, выросли и возмужали дети. Неужели столь велика человеческая привязанность к жене, чтобы лишать детей земных радостей!? Им ведь уже за тридцать! Пора давно жениться. Что мешает устроить свою судьбу? Плохое зрение? Когда я рос, в нашем селе была артель; большинство совершенно слепые люди! И всем находилось дело; женились, рожали детей и не считали себя какими-то изгоями… читали книги пальцами. Что заставляет этих вести столь странный образ жизни? Ради чего они жертвуют благами цивилизации? Ну не из-за банки же со сметаной!?
—  Есть… есть в твоих словах логика… Что еще? — спросил Александр и подал Леониду чашку — уха вот-вот должна была свариться.
—  Есть и еще соображения другого порядка, — продолжил я.
—  Ну, например? — с интересом посмотрел на меня Александр.
—  Ты сам рассказывал случай двухлетней давности, что тебе пришлось расследовать. Не такая уж и странная история, если ее поставить в одну цепь с событиями, свидетелями которых стали мы вместе. Лена, действительно, могла видеть человека в образе черта — рожу вымазать сажей с маслом и надеть выструганный из дерева поросячий нос — труда не стоит. Если это было два года назад, то ни о каких лесорубах и речи не может быть. Стал бы тебе лицом любоваться сутенер или бандюга, какой. Здесь страсть, Саша! Уж поверь мне…
 — И бегают по лесу в поиске суженой братья, отнимая у здоровых и крепких мужиков табельное оружие, и палят из него в упор ночью, когда их ловят за столь безобидным занятием, как похищение невесты, — дразнил он меня язвительными интонациями в голосе.
—  Ничего удивительного! Если это братья были вчера ночью, то их понять можно. Подглядели со скал после предыдущего провала, куда мы «Кувшинку» поставили, и сняли ее. Дальше, еще проще! Один в кустах, на стреме с пистолетом — как он к ним попал, пока вопрос, другой нежно подхватывает Нику, предварительно сунув ей и крайним, спящим по куску ватина с хлороформом, а заодно и Лене, чтоб руки не распускал…
При этом я улыбнулся, глянув на него; доцент почти томно вздохнул — я хорошо запомнил, почему стал задыхаться: поверх брезентового плаща на моем лице была рука Леонида, которую, скорее всего, положил на меня похититель, когда освобождал свою избранницу из объятий мужа…
 — А то, что он палить начал... Так ведь ты ружье стал вскидывать, а откуда он знал, что у тебя в стволах патронов нет? И ты с испугу в спину его кровному брату-близнецу с двух стволов картечь не пошлешь! А? — уставился я на Демченко вопросительным взглядом.
—  Знать, конечно, не знал, — согласился Александр.
—  Кстати! А откуда вся группа узнала о случившемся? — спросил я его. — Мы же договаривались помалкивать.
—  Пришлось мне сознаться, — заявил Демченко. — Когда они начали просыпаться, Ника пожаловалась Леониду на тяжелую боль в голове и тошноту. Леонид без очков обнаружил у нее в спальнике кусок ватина с хорошо известным запахом. Я ведь только три нашел! Надо было принять меры —  дать нашатырный спирт. Тем более Олег тоже пожаловался на то, что его «по голове попинали» ночью.
—  Теперь ты выкладывай свои соображения за и против, — обратился я к нему.
Но Леонид налил нам уху, и Александр сосредоточенно, поглощал ее так, как будто и не слышал моего вопроса. «Пусть обдумает все, что я сказал, может, и сработает какая-нибудь пружинка!» — подумал про себя и тоже налег на харюзовую ушицу…
Александр отложил в сторону тарелку с ложкой и, выждав, когда я сделаю то же самое, продолжил разговор.
—  Ты хорошо помнишь, как у Руслана выглядит двор?
Я, буквально на секунду закрыл глаза, восстанавливая в памяти всю картину.
—  Помню достаточно хорошо.
—  Ты не был у него в доме, а я бывал. В комнате двухэтажная деревянная кровать и что-то вроде больших нар. Спят на матрацах, застеленных покрывалами, и укрываются одеялами. Никаких подушек я не видел.
—  А во дворе комплект постельных принадлежностей сохнет, — продолжил я, покачав головой.
—  Правильно! Дорогая пленница в доме — краденая невеста! Хозяйка цепочки, — довершил тираду Демченко.
«Вот и все сходится…», — не без гордости подумал я и встал, чтобы помыть свою посуду.
Надел на лоб фонарик, правда, нужды в нем пока не было — по небу плыла полная луна. Отмыв от нежирной ухи тарелку и ложку, я вернулся к огню. Пока Леонид, занятый своими мыслями, неторопливо доедал свою порцию, ждать чай не следовало…
Я раскрыл рюкзак и начал готовится ко сну. Выпавшую из-под клапана свернутую в бухту веревку надел на левое плечо. Извлек пакет с туалетными принадлежностями на завтра. Уложил, завернув в куртку Поличко, морской бинокль, и увидев желтого цвета деревянную коробочку с металлической застежкой, достал ее. «Забыл совсем про артиллерийскую буссоль», — сказал я сам себе и раскрыл коробку. Вынул буссоль, поднял визирную рамку, установил в рабочее положение призму и снял со стопора магнитную шкалу. Оглядев все округ, не нашел ни одного объекта, на который можно было бы определить азимут. Кругом была ночь, залитая лунным светом.
«Сверимся с полярной звездой», — решил я и, выровняв ладонь с лежащим на ней прибором, стал крутить корпус в горизонтальной плоскости, позиционируя его на полярную звезду. Поскольку дело было близко к полночи, нулевая угловая метка стояла строго против полярной звезды. Заметив мои манипуляции, подошел с ружьем Александр. Я зафиксировал шкалу, и уже хотел было подать буссоль Александру, как услышал голос Леонида. Он звал нас к речке, куда ушел мыть котелок. Я сложил визиры и сунул прибор в нагрудный карман. «Потом покажу», — решил, когда увидел, что Демченко, потеряв к нему интерес, пошел к реке. Сунув в рюкзак руку, нащупал сумочку с прибором ночного видения и, взяв ее, последовал за Александром.
На берегу стоял Леонид и рассматривал в котелке воду в свете  фонарика. Мы заглянули в котелок —  там раскачивалась обычная мутноватая вода.
—  Который раз зачерпываю воду, а она мутная! — сказал нам Леонид в полной растерянности и, подтверждая свои слова, он выплеснул содержимое, за тем,  шагнув по колено, снова показал нам — в котелке была вода с частичками ила.
Я перекинул бухту с веревкой через голову, шагнул в болотниках с котелком левее и дальше от берега и зачерпнул свободной рукой в котелок воду — в другой у меня все еще был прибор ночного видения. В холодном свечении светодиодов бултыхались темные частички взвесей, делая воду мутной. Леонид снова взял из моих рук котелок.
—  Пойдем выше! — предложил Александр.
Втроем мы начали двигаться вверх по течению, то и дело, набирая воду в котелок и склоняясь над ним — вода была мутной.
—  Может, наши потерявшиеся ребята обнаружили золотую жилу и заболели золотой лихорадкой? — высказал я дерзкое предложение. — Запрятались где-нибудь в укромном месте — по ночам моют, а днем спят.
—  В любом случае жгли бы костер. Да и какой смысл провоцировать свои поиски? Чтобы нашли и раскрыли участок перспективный, да еще и срок дали? Не дурак же Поличко! — усомнился Демченко.
—  Вениамин никогда бы не согласился на такое! — с чувством явного протеста заявил Леонид. — Для него палеонтология выше всех земных благ.
—  Чтобы знать, как ты относишься к золоту, надо однажды его найти, хотя бы граммов пятьдесят, — возразил я. — До тех пор можно рассуждать как угодно. А когда в руках оказывается непомерно увесистый слиток замысловатой формы, отливающий золотисто-матовым оттенком, люди порой теряют рассудок и совершают такие поступки, о которых раньше им было бы страшно подумать.
—  Здесь без Вениамина народу хватает, — вступился за науку Александр. — И костер, пожалуй, жечь не будут — есть масса других решений. Мы один раз обнаружили группу людей в тайге, так за три дня они по одному разу костер жгли — местные жители, манси сообщили нам. У них оказалась малогабаритная гидроэлектростанция и мощные каталитические горелки. Среди снаряжения нашлись и пластиковые «тарелки» — лотки для промывки грунта. Оправдывали они это тем, что, мол, коллекционируют минералы, в том числе и те, что можно добыть только старательскими методами. Пять человек и пять лотков. На вооружении три «Сайги» двадцатого калибра в комплекте с пятью обоймами на каждую. Голыми руками таких добытчиков, не возьмешь!
—  И что им предъявили? Золото ведь не нашли? — заинтересовался Леонид.
—  Нашли! — с гордостью за своих коллег сообщил Демченко.
Мы продвинулись еще на несколько метров выше по течению и стали повторять уже знакомые процедуры.
—  А как нашли-то? Обычно эти люди предпринимают самые оригинальные меры по сокрытию факта добычи. Дилетанты что ли? — заинтересовался уже я.
—  Осмотрели весь лагерь, перерыли всю округу. Нет ничего! А потом заметил кто-то в костре две банки обгорелые, закрытые лежат, а рядом с импровизированным туалетом, мусорная яма; там те же банки пустые, необожженные валяются! Те, что в костре были, достали. В каждой свертки из алюминиевой фольги с рассыпным золотом.
— «Ну и лежат себе пусть…», — сказали, наверное, добытчики.— Отпечатков-то пальцев нет! — отверг я его доказательства.
—  Все так и было! Только банки имели маркировку, а она совпала как с той, что была на банках из мусорной ямы, так и с той, что была на банках в рюкзаках, — напрочь, отмел все мои доводы Александр…
 — А здесь вода чистая! — почти выкрикнул Леонид.
Мы с Демченко увлеклись нашим разговором до такой степени, что отошли от реки метров на пять, предоставив палеонтологу изучать пробы воды самостоятельно. И только теперь обнаружили, что он стоит по колено в воде на еще большем удалении.
Демченко проявил заинтересованность и пошел к Леониду, а я решил понаблюдать за всем этим со стороны.
Включил прибор и стал разглядывать их манипуляции. В зеленом свете оба были видны как на ладони. Леонид на моих глазах в очередной раз выплеснул из котелка воду и зачерпнул снова. Они склонились над котелком и нерешительно стали выходить из воды. Леонид вернулся метра на два вниз по течению и, зачерпнув котелком воду, заглянул в него. Ничего не понимая, стал озираться во тьму. «Мутная…», — догадался я и тоже, подняв руку с прибором, стал осматривать противоположный берег. Над кромкой воды, вырывающейся из-под скалистого берега, нависали мощные, покатые глыбы камней. Это в их очертаниях на закате я увидел бронзового «монстра». И я повел прибором выше и левее, чтобы вновь восстановить ранее виденную мной картину.
Черты каменного гиганта возникли в лунном свете вновь неожиданно, во всей своей пугающей уродливости — «монстр» жадно лакал воду! Его язык был опущен в реку, и водный поток, мощной струей ударяясь в него, бурлил…
Зрелище было настолько пугающим, что я опустил прибор и нервно оглянулся назад, как будто опасность исходила сверху склона, из-за моей спины. Но там была непроглядная темень.
Я нажал кнопку подсветки и медленно поднял руку, прикладываясь к окуляру. Изображение грозного каменного исполина исчезло; узкий инфракрасный луч выхватывал из темноты небольшие участки каменных глыб, и из-за разности освещенности единой картины уже не складывалась. Зато открытая пасть испугала меня еще больше. Луч прибора, касаясь влажного языка, тонул в глубине открывшейся каменной ниши. Чтобы избавиться от наваждения, я опустил руку и пошел к Леониду с Александром.
—  Саша, посмотри, — протянул я ему руку с прибором, указывая им на противоположную сторону реки.
Александр спокойно принял прибор и, пристроив его на ладони, поднял руку, прикладываясь к окуляру. Неожиданно он подался вперед. «Увидел!» — понял я и включил налобный фонарик.
—  Что вы там нашли? — спросил нас Леонид и торопливо шагнул к нам, подняв брызги воды, сверкнувшие бриллиантовым фонтаном в лунном свете.
Александр, не снимая с ладони прибор, поднес его к лицу палеонтолога. Леонид вцепился двумя руками в руку Александра и стал ею распоряжаться как своей. Что могли увидеть Леонид и Александр с более близкого расстояния, я не знал…
Леонид, отодвинув руку Демченко, нацелился лучом  фонарика на зиявшую черную нишу и шагнул прямо к ней. Когда он стал взбираться на камень, с явным намерением исчезнуть в чреве горы, мы спохватились.
—  Стой, Леонид! Остановись! — закричали мы разом и, не сговариваясь, ринулись к нему.
Но остановить ученого, перед которым столь неожиданно открылась научная перспектива исследований, было не в наших силах. Он уже на коленях вползал в пещеру, зловеще засветившуюся холодным светом светодиодного фонаря. С двух сторон, — Александр слева, а я справа, взгромоздившись на «язык» тоже стали протискиваться вперед. Мне было более удобно тем, что на мне через плечо была только бухта с веревкой, горел  фонарик, и обе руки были свободны. У Александра на левом плече висело ружье, в правой руке был зажат мой прибор ночного видения, который он уже успел выключить.
Удерживая оба предмета на весу, сгорбившись, он переступал на коленях, двигаясь вперед. Мы уже догнали в своем движении Леонида, озиравшегося внутри небольшой пещеры. Стены ее были шершавыми и сухими. Под нами недалеко булькала вода. Никаких предметов!
—  Ты за каким лешим сюда затянул нас, Леонид? — дрожащим от напряжения голосом нарушил я тишину. — Надо было дождаться утра и все осмотреть.
—  Если вы думаете, что этот камень отвалился сам по себе, то зря, — заявил Леонид. — Мы бы непременно услышали его падение. Во всяком случае, я все время находился рядом!
—  Тем более незачем было переть сюда, как к себе домой! — не менее напряженно заговорил Демченко. — Полюбовались и сваливаем. Разбираться, что и почему, станем утром.
Он следил головой за лучами наших с Леонидом фонариков и не видел ни малейшего повода оставаться дольше в каменном мешке.
—  Я б так не сказал! Завтра здесь дырки этой не будет. Она появилась совсем недавно и воду взбаламутила, — протестовал Леня…
Входное отверстие манило нас сияющей в лунном свете водой. Уже когда разворачивались обратно, луч света выхватил на расстоянии не более полуметра от пола, сначала один, а метрах в полутора от него в стороне — второй, металлические костыли, забитые в щель между небольшим ступенчатым выступом и вертикальной стенкой. Цветом они были почти одинаковы с камнем и плохо заметны. Посередине, между ними, на выступе, в небольшом углублении лежали каких-то два цилиндрика, сантиметров по десять длиной и толщиной миллиметров восемь. С конца, на одной третьей длины, у того, что был ближе ко мне, виднелось отверстие. Под левой лопаткой у меня тревожно заныло, и я сообразил: «Свисток… Дудочка!» Я сделал шаг вперед и потянулся рукой к предметам…
Камень под ногами дрогнул. Перед нами появилась щель, из которой исходил слабый свет. Щель стремительно росла, и мы начали терять точку опоры. Каменная глыба продолжала крениться, давя и сбрасывая нас в неожиданно возникшую пещеру, залитую на половину водой. Я метнулся к стенке и намертво вцепился в металлический костыль правой рукой, мотнув по каменной нише лучом фонарика, Александр, пытаясь высвободить левую руку, сдернул с плеча ружье, не выпуская его из руки, потянулся к костылю и, накинув на него ружейный погон, вцепился в металлический костыль, торчавший с другой стороны. Ружье громко ударилось о камни. Стоявший между нами Леонид судорожно вцепился правой рукой в веревку, висевшую на мне, а левой пытался дотянуться до металлического костыля, за который держался Демченко. Сделать это было невозможно, и он, зацепившись левой рукой за карниз, удерживался в таком положении еще секунду. Затем, не выдержав, вцепился в запястье правой руки Александра, в которой тот удерживал прибор ночного видения.
Каменная платформа, на которой мы стояли, окончательно ушла из-под наших ног, коснувшись воды. Распятые втроем перед сияющей внутренним, голубовато-зеленым светом пещерой, мы теряли силы.
Леонид медленно сползал вниз. Его болотные сапоги уже погрузились в воду до щиколоток. Левая рука у меня была относительно свободной, и я пытался нащупать удобный выступ, чтобы зацепиться еще и за него — тяжеленный Леонид буквально отрывал мне голову, повиснув на веревочном «хомуте».
Спиной я уже почувствовал прикосновение холодного камня. Возвращаться было некуда. Оставалось только падать…
Опустив голову, я увидел, что луч фонаря уперся в воду. Мое тело содрогнулось от ужаса. Прямо там, куда нам предстояло падать, на дне водоема лежали два человеческих скелета. Черепа смотрели на нас пустыми глазницами и скалились зубами.
Леня тоже опустил голову и забился в конвульсиях. Я сделал последнюю попытку зацепиться за карниз и, наткнувшись на один из «цилиндров», сгреб его рукой. «Возьми дудочку!» — кричало мое сознание.
—  А-а-а! — завопил Леонид, и мы все трое, сорвавшись с камня, полетели вниз.
Упав в воду чуть выше пояса, я обернулся на своих друзей. Александр высоко держал правую руку с прибором. «Молодец, какой!» — мысленно похвалил я его. Леонид мычал что-то нечленораздельное и тыкал пальцем перед собой. Повернувшись в ту сторону головой, куда показывал он, я при этом добавил освещения своим фонариком и увидел картину, которую забыть трудно.
С противоположной стороны водоема, из-под камней, выплывали странного вида существа бутылочной формы с лепестками в передней части, которыми они работали, вроде как плавниками, сокращая и выпрямляя при этом туловище. В центре лепестков были отчетливо видны зубы, расположенные по кругу. Сбиваясь в стаю, они ритмично плыли в нашу сторону. Не было никакого сомнения в их намерениях — ногами мы чуть ли не стояли на чьих-то скелетах…
Я машинально сунул в рот трубочку, которую сгреб с уступа, скорее всего, чтобы освободить руки.
—  А-а-а! — снова завопил Леонид, поворачиваясь к сбросившему нас камню и пытаясь взобраться на него.
«У-у-у!» — попытался взвыть я, но вместо этого услышал резкий, пронзительный звук, который издавал… я, тараща глаза на ужасающих тварей. Еще не понимая, в чем дело,  увидел, как скопище мерзких полупрозрачных обитателей дрогнуло и стало рассыпаться в стороны, а наиболее удаленные мгновенно исчезли под камнями.
Пятясь назад, я набрал в легкие воздух. Дрогнувшие было монстры стали снова, разворачиваясь и сбиваться в стаю. Я стал дуть в дудочку с такой силой, на которую только был способен. Она, вибрируя тембром, издала звук, близкий к верхнему пределу чувствительности человеческого уха. Вода буквально вскипела! Плотоядные существа словно растворились на моих глазах между камнями. Я вдыхал воздух и снова выдыхал его через дудочку — никаких живых существ не было видно...
Пятясь назад, я искал на камне опору, чтобы забраться на его покатую поверхность. Пятка нащупала в нескольких десятках сантиметров от дна что-то выступающее, и я сделал первый шаг вверх. Затем развернулся и сделал второй. Неотрывно следя за противоположным берегом, глушил все звуки своим свистом. Взобравшись на камень, обнаружил на нем Леонида и Александра и вынул изо рта свою спасительницу.
—  Здесь к-кругом вбиты скобы? — сказал, заикаясь, Леонид.
Нас потряхивало от холодной ванны и страха, ледяными иголками пронизывающего тело. Полные воды болотники тянули вниз, и мы, не сговариваясь, стали сливать с них воду, высоко задирая ноги.
За нашими спинами была едва видимая щель, в мир который исчез самым  немыслимым образом. Идти можно было только вперед, туда, где скрылись обитатели пещерного водоема.
—  Надо перебираться на ту сторону. Здесь мы без сна и от холода попадаем в воду, — кивнув на человеческие останки, заговорил Александр. — Раз кто-то вбил скобы, значит впереди хоть что-то, но есть!
Мы с Леонидом молчали…
Я стал разглядывать скелеты, на которые только что указывал нам Александр. Медленно переводя взгляд от одной кости к другой, я стал различать рядом и другие предметы. Заметил лезвие саперной лопатки, тускло светящееся узкой полосой заточки. Рядом с черепом лежит предмет, похожий на бинокль. «Так это и есть бинокль!» — сообразил я. Бинокль был несколько длиннее обычного, и корпус местами отсвечивал желтой медью. «Вот тебе и Веня!» — понял я с грустью и накатившейся новой волной страха.
—  Там бинокль лежит! — указал я рукой на предмет слева от человеческого черепа.
Александр стал внимательно вглядываться в толщу прозрачной воды.
—  Старый и не российского производства — не те пропорции, — заключил он.
—  Да! — вспомнил я, — вон там саперная лопатка.
И снова указал рукой на предмет с четко видневшейся линией заточки.
—  Если сопоставить все факты… от найденных гильз и до этих скелетов, то нам искать больше некого! Оба попали, как и мы, в западню. Только без каких-либо шансов выжить! — подбил итоги нашим находкам Демченко.
—  У нас их может оказаться не больше. У тебя есть теперь представление о причинах смерти жены Руслана и морячка? Похоже, эти твари здесь давно живут, и мы не первые, кто пожаловал сюда желанными гостями на их пир, — отозвался я.
Вода была исключительно прозрачной, и мы увидели, как из-под нашего камня выплыла рыба.
—  Хариус, — шепотом сказал я.
Мы стали тихо за ним наблюдать. Рыба в два-три стремительных рывка преодолела пространство перед нами и стала чем-то кормиться в светящихся струях у противоположного берега. В какой-то миг она резко дернулась, сверкнув серебристым боком, и исчезла в клубке, бог весть, откуда взявшихся хищников. Мы переглянулись — урок был наглядным.
Я поднес к губам трубочку и резко дунул в нее. Потрясающе! За одну секунду твари исчезли из вида.
—  Есть шансы перебраться на ту сторону. Я буду в дудку дуть, а вы по одному опуститесь в воду и пойдете. Если что! — обратно на камень, — предложил я друзьям.
На этот раз смолчали Леонид с Александром…
Через минуту Демченко стал медленно спускаться в воду. Как только он встал на дно, из своих укрытий показались первые «бутылочники», как я их окрестил за сходство с бутылкой, у которой отбито дно…
Я вдохнул воздух и стал дуть в дудочку; увидев, что все поползновения покинуть свои убежища монстры прекратили, Александр медленно задвигался к противоположной стороне водоема. Подойдя к краю, он стал выбираться по камням на сушу. Как только он оказался в безопасности, я прекратил звуковую атаку.
—  Шагай, Леонид! — скомандовал с того берега Демченко. — Оружие у нас надежное… Пора выжимать одежду и искать убежище.
Леонид с опаской стал сползать с камня, даже не пытаясь нащупать ступеньки.
Когда я дунул в дудочку, он вздрогнул всем телом и пошел вперед. Александр подал ему руку и рывком выдернул на сухое место…
Меня уговаривать было не надо. Я осторожно спустился в воду, поежился и, непрерывно испуская пронзительные звуки, пошел по воде к своим товарищам по несчастью. Меня подхватили сразу две руки, и я выпрыгнул из воды, не успевая наступать на камни. Мы оказались недосягаемыми для ненасытных острозубых существ.
—  Какие соображения есть насчет ископаемых, палеонтолог? — обратился я к Леониду.
Мы снимали с себя сапоги и намеревались отжать воду из одежды.
—  Вообще-то я палеоботаник, — выдавил из себя стучащий мелкой зубовной дрожью Леонид. — По этой части у нас Вениамин… был специалистом, — Леня кивнул в сторону то ли тварей, то ли человеческих останков в болотных сапогах, покоящихся на дне. — Если вас интересует мое мнение, этот вид имеет сходство с древним ископаемым — белемнитом. Во всяком случае, он похож на окаменелости, что относят к этому виду. Но только по внешнему виду! — уточнил Леонид.
Я бережно вынул из кармана все вещи и стал снимать с себя одежду. Вскоре в неоновом свете, исходящем от водоема, усердно отжимали одежду три совершенно голых мужика.
—  Вы заметили, с этой стороны вода значительно теплее? — спросил нас Леонид.
—  Это чувствуется даже на берегу, — подтвердил Александр. — Здесь впадает какой-то теплый источник, а вот откуда свечение, понять трудно.
—  Свечение от мелких, совершенно крохотных микроорганизмов, которых выносит вода. Попадая в холодную речную воду, они, похоже, гибнут, поэтому с того края вода почти не светится! — доложил свои соображения наш палеоботаник.
—  Эти твари тоже не особенно-то любят холодную воду. Иначе бы лезли к нам со всех сторон, а то ждут, когда мы в воду спустимся и начнем ее греть своими задницами! — выдал я не менее состоятельное заключение.
—  Тепло — их условие жизни! — согласился Леонид.
Мы надели мокрую одежду и стали приседать, чтобы согреться. Немного согревшись и еще больше устав, я обратился к друзьям:
— Что будем делать?
—  Пойдем вперед! Я думаю, здесь есть на что посмотреть. Обсохнем, попытаемся поспать. Времени у нас не менее суток. Днем эта пасть, очевидно, не открывается, — бодрым голосом объявил представитель местной власти…
Я оглянулся на воду и подумал: «Если б не дудочка, лежали б мы сейчас рядом с теми парнями!»
К горлу подступила легкая тошнота. Вместе с тем, когда опасность явной гибели миновала, пришло другое чувство: «А что, если мы стронули этот камень с места, и он навсегда закрылся? Значит, мы оказались в каменном подземелье, из которого нет выхода, и нас ждет долгая и мучительная смерть у этого страшного залива реки Лозьвы!?»


Глава седьмая

Всему есть начало…

На берегу реки горел костер. Сергей сидел на водительском кресле с открытой дверью и слушал рацию. «Сегодня ровно четверо суток, как Александр ушел с отцом и Олегом по склону горы. Если вызывать геологов на связь, что говорить им? — размышлял он. Если все действовали, как договаривались, то Александр должен был уйти по своим делам, а отец с Олегом давно уже выйти нам навстречу — мы сменили лагерь в тот же день»…
 — Ловить тайменей больше не имеет смысла. За два дня поймал и отпустил четыре штуки. Кормить рыбой некого, а заготавливать впрок нет смысла! — подойдя к машине, объявил Анатолий Васильевич.
—  Да… конечно, ловить больше не стоит. Может, клюкву поберем на той стороне? Будем вызывать геологов, Анатолий Васильевич?
—  Что ты хочешь узнать? Если б у них были для нас сведения, они давно вышли бы на связь с нами. Каждый вечер слушаем их болтовню, и ни единого разу не вызывали. Если хочешь, вызови — в лоб не ударят!
Тихо шипевший динамик неожиданно заговорил:
 — Ивдель двенадцатый. Ивдель двенадцатый. Второй северный, ответьте.
Сергей схватил микрофон и торопливо проговорил:
— Ивдель двенадцатый на приеме.
—  Ивдель двенадцатый… Ваша группа разделилась на две. Горобец Олег находится в нашем расположении с двумя женщинами из Перми. Двое ваших людей с одним участником экспедиции продолжают поиск. Сведения имеете? Второй северный.
—  Ивдель двенадцатый, не имею.
—  До связи, Двенадцатый, не выключайтесь. Второй северный…
— Вот так! У нас времени осталось три дня до выхода из тайги, — глянув на наручные часы, словно на календарь, сказал Платонов. — Придется собирать клюву денька два, а там будем принимать решение.
—  Пару дней на болоте посидим, и снова рыбалить захочется. Пока они спустятся с перевала, пока дошагают, им и искать-то времени до сегодняшнего вечера было! Так что день-два точно будут еще до нас добираться, — согласился Сергей.
«Что-то случилось… Раз из пятерых только троих нашли. Не хватает двоих мужиков. Может, приболели или с медведем столкнулись? Пошел же с ними палеонтолог зачем-то — соображения, наверное, какие-то есть!» — думал Сергей…

— Ивдель двенадцатый! Я, Второй северный.
—  Отвечаю, Ивдель двенадцатый.
—  Имею вам «радио» «Ивделя центрального» двигаться навстречу группе до западного поворота Лозьвы в районе «фермера». Связь со мной завтра в это же время. Как поняли?
—  Ивдель двенадцатый, понял, двигаться навстречу группе.
—  До связи, Ивдель двенадцатый. Второй северный.
—  До связи!
Радиостанция продолжила тихо шипеть.
—  Вот и побрали клюкву! — сказал, вылезая из кабины, Сергей.
—  Не нравится мне ситуация, — покачав головой, ответил Анатолий Васильевич. — Что, Сережа, будем делать?
—  Я думаю, надо дойти опять до брода, переправиться и пойти вдоль берега до поворота. Если часиков в девять выйдем, то к одиннадцати будем на месте.
—  А почему в девять-то? Мы с тобой дорогу знаем. Может, раньше снимемся? В шесть утра…  к восьми уже переправимся через Лозьву.
—  Тоже правильно — быстрее в обстановку вникнем. Будем тогда готовиться к выходу с вечера, — согласился Сергей…

 —  Машков Алексей! Зайди в следственный отдел, Саныч ищет тебя, — высунувшись из окошечка, громко сказал дежурный райотдела прошедшему мимо Алексею. Тот махнул в воздухе рукой, подтверждая получение команды, и пошел дальше по коридору…

—  Здорово, Саныч, — сказал Машков, энергично входя в кабинет следователя.
—  А… Алексей! Проходи. У меня для тебя сразу две новости.
—  Одна плохой, другая тоже очень плохой! — засмеялся Алексей, усаживаясь на стул возле стола.
—  Ты прав, новости не очень хорошие. Получили по «электронке» предварительное заключение института по морячку.
Он подал распечатку письма с подчеркнутым карандашом текстом. Алексей взял в руки документ и стал бегло читать: «…многочисленные повреждения тканей на трупе имеют воронкообразную форму. Нанесение повреждения тканям осуществлялось мелкими иглообразными предметами (зубами), расположенными по кругу острием к центру…» И далее: «…Характер повреждений не идентифицируется ни с одним известным науке существом либо механизмом».
—  Что это значит? — возвращая листок, спросил он.
—  А то и значит, что твой отец ушел с Демченко искать пропавшую экспедицию в район, где морячок получил столь экзотические повреждения. Группу они нашли. Но в группе отсутствуют двое мужчин. Один из них, наш коллега из Перми — Поличко. Участвовал в порядке личной инициативы. Направление движения этой пары — в район гибели морячка. Вчера, ночью, группу Демченко обстреляли из табельного оружия Поличко — Демченко имеет на руках гильзы и запасную обойму. Женщин вывели из тайги. А твой отец, Демченко, и некто Зуев Леонид Викторович продолжили поиски. На связь больше не выходили. Твой брат и его товарищ на связи с геологами. Они должны завтра с утра выдвинуться навстречу Демченко, к излучине Лозьвы в районе местного фермера. Вот «такой» информация! — в той же шутливой манере завершил он свое сообщение. — Если тебе интересно, расскажу кое-что еще.
—  Что еще интересного? — безрадостным голосом спросил Алексей.
—  По морячку флот пока молчит, а вот по его попутчику мы получили…
Следователь раскрыл белую папочку и, взглянув на последний в ней листок, продолжил:
— Некто «Серюков Виктор Михайлович, одна тысяча девятьсот…» и далее …Подавал заявку на ведение частной старательской добычи на участке… — Указаны координаты: «…на севере Ивдельского района Свердловской области… Дата подачи заявки Октябрь 1982 года. Сведений об удовлетворении ходатайства не имеем…» Пока все сходится! Сделал запрос в Ивдельский отдел милиции, они подтверждают, что эта личность им знакома. Бывший геолог, осужденный за грубое нарушение правил ведения буро-взрывных работ, приведших к гибели людей. Несколько раз в летнее время собирал коллекцию минералов в верховьях реки Лозьвы. Иных оперативных данных не имеется. С места жительства по адресу, указанному в заявке, получил ответ сегодня: «Гражданин Серюков Виктор Михайлович… скончался в 2000 году! В его московской квартире проживает племянница Инна Григорьевна Серюкова». Вот такие пирожки я напек! — бросив папку на стол устало улыбнулся он. — Между прочим, в настоящее время, по сведению участкового, оная гражданка находится в отпуске, так что поговорить с ней ему не удалось! — добавил следователь.
—  Может мне взять отгулы и на своей машине махнуть в Ивдель? Подсуечусь, если что с поисками. Как считаешь, Саныч? — неуверенным голосом заговорил Алексей. — Места я там знаю, и опыт кое-какой имеется.
—  Господи! — он места знает… Там такие ребята есть в роте розыска! Некоторые прапора по двадцать лет беглых по тайге ищут! Куда нам с тобой тягаться!? Да и стрелки не хуже имеются — по Чечне помнишь, наверное. А вот если завтра подобью все документы, может начальство тебя само пошлет —  повезешь все материалы поездом в Ивдель.
—  Хорошо бы! Пока батя там, держи меня в курсе. Я завтра на сутках в дежурном экипаже, — подавая руку, сидевшему за столом, следователю сказал Алексей…

Сергей чистил картошку на суп. «Так хорошо все началось! Места нашли знатные… Васильевич так доволен был. Каждый день по тайменю! Два обрыва, — обдумывая ситуацию, Сергей ковырял острием ножа в картофелине ростки. — Клюкву один день побрали — по два ведра чистой будет».
—  Витальевич! Какую банку открывать будем, свинину или говядину? — прервал его размышление Платонов.
—  Открывайте обе, завтра доедим — все равно готовить некогда будет. Заварим гуще — я картошки начистил много.
Сергей нарезал большими кусками картофель, промыл его в котелке и, набрав воды, встал с корточек. Впереди, в просвете деревьев, мелькнул отблеск. «Руслан с вышки нас рассматривает в оптику», — решил он и стал выискивать ориентиры, чтобы запомнить направление на вышку.
—  Анатолий Васильевич! У Вас на карабине, какой прицел стоит?
—  «Переменный…» — до четырнадцати крат, а что?
—  Там вон, нас с вышки рассматривают… Может, втихаря тоже поглядим из кабины «уазика»?
Повесив котелок над огнем, они забрались в кузов машины, и Анатолий Васильевич аккуратно вынул из мягкого чехла новенький немецкий карабин. Из специальной, жесткой коробки достал черный оптический прицел, плавно и без каких-либо усилий установил его на оружие.
—  Направление помнишь? — спросил он Сергея, подавая оружие.
—  Постараюсь найти!
Сергей открыл стекло пассажира справа от водителя и, опираясь на перегородку между водительской кабиной и салоном, высунул ствол из окна и приложился к окуляру. Выставленный на максимальное увеличение, прицел не позволял быстро найти цель. Отрываясь от окуляра, Сергей несколько раз уточнял направление. В заходящем солнце вышка была достаточно хорошо видна. На площадке стояли два человека, что они делали, было непонятно. Большое расстояние не позволяло увидеть какие-либо подробности.
—  Плохо видно, далековато. И угол обзора маленький. Будете смотреть? — возвращая карабин Платонову, спросил Сергей.
—  Вряд ли мне это интересно, да и найти не смогу, — ответил ему Платонов и стал укладывать оружие в обратной последовательности. — Завтра постреляем где-нибудь в укромном месте, — добродушно пообещал он...

На вышке стояли два брата-близнеца, Умар и Али. Высокие и хорошо сложенные, они походили на своего отца.
—  Ты уверен, что эти не будут долго торчать на поляне? — спросил Али. Голос у него был мягкий —  достался от матери, стройной, звонкоголосой Зили.
—  Если не дураки, то уже поняли, что больше искать негде. Завтра с утра пойдут к машине и поедут дальше тайменей ловить по нашим ямам. Отец не зря нахваливал Сашке! — гортанным голосом возражал Умар.
Он приложился к трубе и посмотрел еще раз на поляну, правее тропинки. Два человека занимались у костра. Александр — они его знали хорошо, ловил рыбу ниже по течению. Довернув трубу вправо, Умар стал высматривать «уазик». Нашел его и увидел двоих человек. «Все на месте!» — радовался он.
—  Сашка говорил, что он искать не будет, значит придут искать другие? — продолжил разговор Али.
—  За десять лет тут столько народу побывало, а в «дыру» попали только трое. И то у одного карта Витькина была, а те двое не по своей воле оказались там — так бы они никогда входа не увидели, — ответил ему Умар…
Он вспомнил, как они с братом собирались навестить лагерь палеонтологов на следующий день, после того как «попугали» их немного, бросив банку в костер. Вымазавшись как обычно сажей с маслом и нацепив выструганные из дерева черные поросячьи носы, они надели свою привычную одежду — легкие черные свитера двойной вязки из мохера. Взлохматили друг другу волосы и хрюкнули, сверкая белками глаз — перед каждым из них стоял здоровый черт, не хватало лишь рожек...
Сумерки только начали скрывать долину и, не боясь никого и ничего, Костоевы стали бесшумно спускаться по тропинке. Когда братья выходили из дома в таком виде, они никогда не разговаривали — все делали согласованно и молча. Более десяти лет, особо не наглея, вынуждали таежных туристов «делиться» всем, что было им угодно.
Брали в основном продукты и туристическое снаряжение. Когда какая-нибудь группа слишком близко приближалась к «дыре», они либо пугали ее основательно, либо раздевали и разували догола.
Но однажды Умар увидел худенькую и стройную девушку с белыми, вьющимися волосами  и понял, что в этом мире ему не надо больше ничего и никого…
Но его избранница не дала ему ни одного шанса. Она увидела его и переполошила всю группу…
На следующий день он подготовился основательно. В ветеринарной аптечке у них был хлороформ. До лагеря было не более трех часов хода, и они с Али еще до наступления полночи уже были на месте. Видели, куда легла Лена. Имя ее они уже знали из шутливых реплик ее подруг относительно вчерашнего происшествия. Когда лагерь тихо заснул, Али остался в темноте ночи, чтобы вовремя подать сигнал отступления, а он тихо подкрался к изголовью женщины; водники им сами облегчили задачу — собрали днем палатки. Умар не успел достать из кармана хлороформ и смочить им ватин, как блондинка открыла глаза и коротко вскрикнула…
Ему казалось, он умрет от горя, когда ее тело грузили в оранжевый вертолет. Даже известие о том, что у нее было больное сердце, не могли заглушить боль и жалость. Но судьба ему улыбнулась еще раз: теперь у него была Инна… И он, ухмыляясь своим воспоминаниям о ней, шел с братом добывать тому жену.
В небе стояла почти полная луна, и «дыра» должна была вот-вот открыться. Заметить это можно было только, если сидеть напротив, прямо на земле. «Дыру» сверху прикрывал достаточно большой каменный карниз…
Когда до реки осталось метров пятьдесят, они услышали, как рявкнул медведь. Прямо перед ними спиной, плечом к плечу, стояли два человека. Слева, недалеко от них, был небольшого роста медведь пестун, а справа большая медведица и по-осеннему рослый медвежонок. «Попали между медведицей и медвежонком, пусть и пестуном — верная погибель…», — сообразили братья.
Отступать люди могли только к реке. Когда медведица рявкнула еще раз и сделала выпад в сторону людей — прозвучали выстрелы. Стрелял мужчина, что был ниже ростом, вскинув обе руки.
Медведица охнула и, перейдя на вопль, вздыбилась на задние лапы. Расстояние до людей было метров семь. Пестун метнулся к матери, а люди бросились через речку, прижимаясь к скалам. Тогда-то они и нашли «дыру»… Медведица плюхнулась в воду и бросилась к скале. Когда она сунула голову в «дыру» и утробно зарычала, прозвучал еще один выстрел. Зверь отпрыгнул от скалы и ретировался. Очевидно, пуля угодила в голову и срикошетила, на какое-то время медведица ощутила себя беспомощной. Этого хватило, чтобы скала под весом палеонтологов опрокинулась, закрывая вход. Бросившаяся в очередной раз медведица злобно тыкалась мордой в скалу, не находя входа; позже она и двое медвежат ушли в верховья. Помочь чем-либо ни сейчас, ни тем более в пещере попавшим в беду, братья не могли…
На поляне они нашли два рюкзака и топор палеонтологов. Собрав все до последней мелочи, что могло бы выдать присутствие пришельцев, надели рюкзаки и ушли домой. На следующую ночь, братья просто обязаны были попасть в пещеру…
От палеонтологов остались только кости на дне подземного водоема и пистолет Макарова на камнях. Скорее всего, его владелец успел пересечь водоем и пытался выбраться на берег, цепляясь за камни. Но ужасные раны, наносимые сотнями тварей, заставили его, уже потерявшего контроль над собой, броситься обратно, и он погиб так же, как и его товарищ...
Пистолет с пятью патронами Умар сунул за пояс под свитер. Вещи, найденные вчера, перенесли из дома сюда же, оставив себе только еду.
Поняв, что без двоих, погибших к тому времени мужчин, экспедиция не двинется с места, они не покидали пещеру, отрабатывая свои шалости…
Но на следующий раз Али нарвался на сигнализацию. Потом группу нашел Сашка. У них было оружие — у него, и высокого парня… Ночью ударили заморозки...
Очередную попытку предприняли уже на перевале, когда поняли, что отключить сигналку — плевое дело — со скалы было видно, куда ее положили. Но просчитались. Один человек проснулся и разбудил Сашку, тот схватился за ружье. «Хорошо, что не стал стрелять прицельно, а мог бы. Испугался за брата…», — подумал Умар.
Поежившись от воспоминаний, он еще раз наклонился к трубе и, не найдя никаких перемен, обратился к брату:
—  Не переживай, Али, подождем немного и будем снова искать тебе жену! Смотри за ними, пока видно будет.
Умар спустился по лестнице вниз…
На крылечке сидела, закутавшись в шаль, молодая женщина. Умар подошел к ней и, сев рядом, обнял ее за плечи. Она прижалась к нему и шепотом заговорила:
— Умар! Миленький! Уедем отсюда. Ну, не смогу я без Москвы, без людей! Страшно мне здесь. Павла затянула сюда из-за дурацкой романтики. И погубила... Ну, ведь хватит уже!
—  Инночка! Девочка моя! — и он еще крепче обнял женщину. — Я не могу бросить отца. Здесь, у могилы матери, поклялись! И за Павла себя не упрекай. Он мужчина! Это был его выбор…
Они замолчали. Женщина уткнулась ему в плечо, накрывшись шалью с головой. Может быть, плакала…

Нет, Инна не плакала. Она вспоминала, с чего все началось.
…После того, как отец по пьяной лавочке сгорел вместе с половиной дома в подмосковной Балашихе, мать и ее, маленькую Инку, приютил у себя в московской кооперативной квартире — дядя Витя. Приехавший на похороны брата на новеньких «Жигулях», он первым делом поднял ее, пятилетнюю девочку, на руки. И только потом вошел во двор соседей, приютивших погорельцев. Похороны брата Виктор взял на себя. Без излишней помпезности, но с достоинством. Оказавшись в Москве, в его двухкомнатной квартире на Сиреневом бульваре, Инка стала королевой без королевства...
Работавший все лето где-то на Урале, дядя Витя возвращался в Москву и кутил ночами напролет. Не так, как отец — до пьяной дури, а с легкостью и куражом.
Хорошо одетый и навеселе, он возвращался домой поздним утром на такси. В руках у него был букет цветов для ее мамы, а в целлофановом пакете очередные подарки «королеве». Но так продолжалось недолго.
Через несколько лет, Инна заметила, что дядя изменился в худшую сторону. Стал раздражительный и истеричный. По ночам не спал совсем. Закрывшись днем в своей комнате, пил из плоских бутылок спиртное и часто вскрикивал во сне. Иногда на месяц уезжал на юг…
Возвращался дядя Витя оттуда загорелый и худой. Инна училась в школе, а мать сидела дома и вязала ей, себе и дяде Вите теплые вещи. Жили они на деньги, которые дядя Витя клал на мамину сберкнижку. Когда началась перестройка, дядя Витя стал приносить домой доллары, и они с мамой их прятали в бельевом шкафу…

Как-то раз он сказал, что больше не сможет работать и останется на лето в Москве. В тот год умерла мама… она не болела. Просто однажды простыла и не пошла как обычно, к врачу, а залезла в горячую ванну. Когда из ванной комнаты потекла вода, Инна позвала дядю Витю. Тот постучал рукой, но мама не ответила, и он выбил дверь. Мама лежала с головой в воде, и струя из крана шевелила ее волосы. Инна завыла, как побитый щенок, а дядя Витя шепотом матерился набирая на телефонном аппарате номер милиции…
После похорон дядя Витя совсем запил. Когда Инне исполнилось восемнадцать лет, она поступила в институт…
В один из дней на пороге их квартиры появился Павел. Среднего роста. Хорошо одетый мужчина около сорока лет, в черных очках. Его мужественное лицо сияло чистотой и свежестью. Галантно раскланявшись перед Инной, он представился и попросил разрешение пройти к Виктору Михайловичу. Вышедший из своей комнаты, спавший там целый день с похмелья дядя Витя поначалу взбычился: «Кто такой?» Но, когда Павел достал из кармана какую-то серебристую штучку, прослезился и потянулся к нему с объятиями. «Пашка! Боцман! — вопил он. — Нашел-таки меня, братишка!»
Павел стал извлекать из пакета продукты. «К столу!» — и последним жестом вытащил бутылку армянского коньяка. Надо сказать, они не бедствовали. У дяди Вити всегда были деньги. Но коньяк он себе уже не позволял — пил водку…
Они просидели с Павлом до утра на кухне, а когда Инна пришла из института, оба дрыхли в комнате дяди. Повеселевший дядя Витя на следующий день заявил, что бросает пить и поедет на следующее лето работать на Урал вместе с Павлом…
На следующее лето его похоронили. Павла, на похороны, вызвала она сама. Он и тогда приехал хорошо одетый и вежливый. Без суеты организовал похороны, а когда вернулись с кладбища, пригласил Инну в комнату дяди Вити и рассказал все дядины тайны. Так она узнала о входе в пещеру. И про то, как погибла мать Умара и Али…

Виктор ежегодно приезжал в Хорпию, как только становилось тепло. Он хорошо знал Руслана — они вместе отбывали срок —  каждый за свое. В зоне за Виктором закрепилась кличка «Свистун». Свистел он громко и пронзительно. Свистел, когда радовался, когда возмущался и когда злился…
Вышедший из заключения Руслан сразу же женился, а Виктор ушел в тайгу, на место своей бывшей работы, сказав: «Отдохну от людей!» На самом деле ему хотелось понять, как он так мог просчитаться, что от взрыва погиб его друг. Блуждая по горе и изучая места закладки взрывчатки его бригадой два года назад, он понял: в горе есть большие пустоты. Его решение увеличить массу заряда было действительно ошибочным. Он вернулся к реке и сидел долго, до самой ночи, обхватив голову руками, пока не увидел открывшуюся пещеру…
Руслан и Виктор столкнулись однажды в тайге, на берегу реки. Виктор был заросший и худой. Жил он в палатке и объяснил это тем, что собирает научные материалы для диссертации. Зимой работает в Москве, в институте…
Через несколько лет Руслан построил дом на склоне горы и однажды, спускаясь с нее по тропинке по воду для питья, встретился с Виктором вновь. Его палатка стояла на том же самом месте. Только писал он уже «научные статьи» и проводил «научные эксперименты». Руслан, привыкший в зоне не лезть в душу, принял все на веру и частенько отсылал с детьми к «дяде Витьке» молоко и сметану…
Однажды, когда Виктор, собрав вещи, чтобы покинуть пещеру, (камень вот-вот должен был открыть выход), вернулся в боковую галерею за подарком для племяшки — небольшим куском известняка с очень хорошим окаменевшим трилобитом, и услышал женский душераздирающий крик. Он бросился обратно к воде…
В «Заливе Смерти», как он окрестил подземный водоем, бултыхалась и исходила криком Зиля — жена Руслана. Виктор издал ртом пронзительный свист — он редко пользовался «страшным оружием» —  медным свистком. Но на этот раз пирующая свора кровожадных монстров отказывалась возвращаться в свои укрытия. Вздрогнув на мгновение от очередного, резкого свиста, они продолжали терзать жертву. Зиля уже тонула в кровавом месиве, когда Виктору удалось вытащить из-под одежды свисток. Не отрывая глаз от женщины, он лихорадочно сунул его в рот и разорвал воздух в пещере мощным, однотонным звуком высокой частоты.
«Белемниты» стремительно стали исчезать. Продолжая свистеть непрерывно, Виктор вытащил тело на землю, выплюнул изо рта висевшую на шнурке «дудочку» и зарыдал. Как попала сюда Зиля, он не знал…
Виктор вынес тело и положил его напротив пещеры. Рюкзак был собран, и он, наклонившись над останками, вложил в кисть правой руки медную свистульку. «Больше я сюда не вернусь», — сказал и тронулся в путь по залитому лунным светом берегу реки…

Из рассказа Умара Инна знала, что следующим днем его отец нашел Зилю напротив пещеры. Он сидел над ней, скрючившись, шепча проклятия всем, кто мог это сделать. «Дыру» он увидел в тот момент, когда она стал медленно раскрываться. Понимая, что смерть его жены как-то связана со столь диким явлением, он остался безмолвным зрителем.
Когда камень вернулся на свое место, он не помнил и обнаружил это только ближе к рассвету. Унося домой Зилю, спрятал в кармане медную штучку. И только на следующий год с сыновьями они вернулись к тому страшному месту. В руках у них было охотничий карабин, топор и большой моток капронового шнура. У каждого на плече висела «шахтерка» — аккумулятор с налобным фонарем. Привязав один конец веревки к обрубку березы на берегу реки, они втроем шагнули в пещеру. Обшарили все стены лучами шахтерских фонарей, и нашли металлические костыли…
Нетрудно было понять, что все это неспроста. Руслан отправил Умара привязать веревку к костылю. Тот сделал на конце петлю и накинул ее на железный штырь, каменная плита медленно стала крениться, вытесняя и сбрасывая их вниз. Удерживаясь за два конца капроновой веревки, они легли на покатый камень перед раскрывшимся сказочным и пугающим одновременно миром.
Серебрившаяся в лучах фонарей вода была чистейшей. Спустя какое-то время они стали свидетелями дикой сцены пожирания хариусов — сначала одного, затем другого, неизвестными существами; дети с содроганием смотрели на пирующую стаю. Только когда пришла в третий раз пара хариусов и поплыла навстречу вынырнувшим тварям, Руслан извлек из кармана свисток, взятый год назад из «руки» жены, и дунул в него, поняв все. Пещера стала их тайной собственностью со всем, что в ней они обнаружили...

Окончившая институт Инна позвонила Павлу с просьбой помочь ей найти хорошо оплачиваемую работу, и Павел устроил ее в торговое представительство норвежской фирмы, где он уже давно работал сам. Институт Павел закончил заочно еще в советское время и имел опыт работы на северном торговом флоте…
Однажды, придя к ней поздравить с днем рожденья с большим букетом цветов, он остался ночевать. А затем и вовсе перенес к ней свои вещи. Так они и жили, пока Инна не уговорила Павла съездить на Урал, чтобы увидеть все своими глазами, о чем говорил иногда пьяный дядя Витя: «Я им свистну, и они по своим норкам. Твари!»
Павел не верил всему, что говорил Виктор, но увесистая металлическая коробка с маленькими узорными кусочками золота — дендритами, решила исход поездки. Осенью они купили билеты до Ивделя, взяли один рюкзак на двоих и карту, нарисованную Виктором — профессиональным геологом. Так она оказалась здесь…
Найти поворот реки не составило труда. Выполняя «рекомендации» дяди Вити, они сели в сумерках перед каменными глыбами и стали ждать. Взошедшая луна освещала их, сидевших рядом друг с другом. «Как сейчас мы с Умаром!» — подумала Инна. Когда уже ей стало надоедать, Павел шепнул: «Открывается!» Инна ничего не видела. Она не обладала феноменальной способностью Павла видеть в темноте. И только когда зияющую чернотой пустоту не увидеть было невозможно, Инна согласилась и неуверенно ткнула перед собой пальцем…
Следующей ночью Павел, прихватив  фонарик и свою боцманскую дудку (делать другую по чертежам Виктора он не стал). «У нас своя есть не хуже!» — уходя, сказал Павел. Неробкого десятка Инна, оказалась в безвыходном положении. «Со мной ты не пойдешь!» — сразу заявил Павел. Не отпускать его, тоже не было смысла. «Сама упросила приехать», — понимала она.
Павел ушел на сутки…

Нашел его Умар, истерзанного и потерявшего много крови. Наклонившись над ним, он заглянул ему в глаза.
—  Ты кто? — спросил, кривясь от боли, человек.
—  Я Умар.
—  Костоев? — спросил человек. — Там Инна, уведи ее. Не хочу, чтоб видела. Уведи. Оставь меня… я не поверил, — и он попытался поднять руку, в которой матово блеснул незнакомый, согнутый странным образом предмет.
Умару одного взгляда было достаточно, чтобы ясно понять, сколько сможет протянуть в тайге этот человек. Даже если б берег превратился в один миг в операционную палату, а он в лучшего хирурга — спасти человека не удалось бы…
Он стоял над ним и думал: «Нашей вины здесь нет... А тайна пусть останется тайной». Снял с человека фонарик, сунул в свой карман и, подхватив его, впавшего в беспамятство, отнес вверх по течению метров на пятьдесят. Помыв руки, пошел на поляну. Где стоит палатка и как выглядит Инна, он хорошо знал — ее стройное молодое тело он наблюдал несколько часов к ряду с вышки…
Когда Умар раскрыл палатку, сонная Инна сначала протянула к нему руки, а, поняв свою ошибку, завизжала пронзительно и жалобно. Успокоить ее Умару удалось быстро. Он поймал руками голову Инны, зажал ладонью рот, и коротко сказал: «Заткнись!»
Его гортанный голос в ночной темноте парализовал женщину, и она стала кивать головой, уставившись взглядом в Умара. Умар отпустил руку и добавил: «Твой муж остался в пещере и просил тебя пойти со мной в наш дом. Собирайся…»
Он быстро покидал в рюкзак их вещи, встряхнул палатку и сложил ее; не оглядываясь, пошел по тропинке. Инне ничего не оставалось, как трусить за ним, озираясь по сторонам. Утром она узнала, что геолог нашел Павла истерзанного «неведомым образом», а когда прилетел вертолет, ее заперли в чулане с завязанным ртом. Она знала о пещере все и еще ночью созналась об этом молчаливо стоящими перед ней Костоевыми…

Неделю от нее Умар не отходил ни на шаг. Он все говорил и говорил с ней. Шутил и смеялся, и она начала прислушиваться к его словам и стала понимать их смысл. Потом решила односложно отвечать ему и заглядывала в его глаза. Однажды она покорно позволила ее обнять …
 —  Заходи в дом, холодно уже! — заговорил Умар. — В «дыру» пойдем, когда люди уйдут совсем! — успокоил он женщину…

Когда практически стало темно, с вышки спустился Али.
—  Сашка спать будет у костра — кушают уже! — сказал он, снимая куртку.
Помыв руки, Али сел к столу, на котором стояла керосиновая лампа, освещавшая большую часть дома. Инна молчаливо поставила перед ним чашку с супом и положила каравай хлеба с ножом и ложкой. Али, не поднимая на нее головы, стал есть…
Спать Умар и Инна ушли в свой чулан. Широкая скамья была надставлена и превращена в топчан. Ночи были не настолько холодными, чтобы они мерзли в своем убежище под толстым ватным одеялом, заправленным в белоснежный пододеяльник…

В наручных часах Платонова сработал будильник, установленный на половину пятого утра. Поеживаясь, они с Сергеем вылезли из спальников и поправили костер. Сергей отхлебнул из своего котелка чай и закурил. Платонов с сумочкой пошел к речке умываться и чистить зубы. Когда он вернулся, над костром уже висел котелок с тушеной картошкой. Взяв два маленьких котелка и пакет со своими туалетными принадлежностями, следующим умываться, пошел Сергей. Рядом с Платоновым лежало два охотничьих ружья и карабин, оставлять без присмотра которые они не собирались…
Ночь еще царила над тайгой, в небе блистали звезды, отражаясь в торопливо бегущей речной воде. Подвесив над костром котелки с водой, сели завтракать. Картошка немного подгорела, и ели ее нехотя, вылавливая в основном куски мяса. Однако кончилось тем, что на дне котла нетронутой осталась только подгоревшая корка. В котелках забурлила вода, и, соскочив разом, Платонов и Сергей сдвинули их в сторону. Чай решили не заваривать.
—  Попьем кофейку, чтоб не дремалось — спозаранку соскочили! — сказал Платонов, доставая банку с растворимым кофе…

Машина покинула лагерь без десяти шесть утра. В свете фар замелькали каменные валуны, горелые пни и глиняные канавы — все это приходилось объезжать на самой малой скорости. Стараясь ехать по той же дороге, что привела их на место стоянки, Сергей внимательно вглядывался вперед, выискивая наиболее приметные места…
Платонов сидел справа, удерживая левой рукой ружье, зажатое между ног, а правой схватившись за скобу. Мотало их «уазик» из стороны в сторону основательно. Двигались уже больше часа, а узнать место брода через реку не могли —  не было видно лиственницы с раздвоенным стволом и сломанной одной из вершинок, косо запрокинувшейся к земле. Изредка взлетали вальдшнепы, кормящиеся ночью в невысокой траве вдоль реки. Неожиданно в свете фар мелькнула лиса и, сверкнув глазами, исчезла в траве…
 — А вот и листвянка! — сказал Сергей и стал плавно разворачивать «уазик» к реке.
—  Та, самая, — согласился Платонов.
Переправа прошла без проблем — дождей не было, и уровень воды позволял не спеша форсировать реку…
По правой стороне реки дорога была более заметной и, миновав стороной поляну, встали на тропинке, ведущей к реке. «Помнится, именно здесь Александр показывал спрятавшуюся в кронах деревьев на склоне горы смотровую вышку Руслана», — увидев тропинку, отметил про себя Сергей.
Вылезли из машины, и подошли к речке. Прошлись метров десять вверх и вниз по течению и увидели поляну, над которой едва курился дымок. Сергей развернул «уазик» и, сминая небольшие кустики, пополз вдоль берега к поляне. Проехав не более пятнадцати — двадцати метров, встали — дорогу преграждали деревья. К тому времени было уже почти светло и, взяв оружие, Платонов с Сергеем смело зашагали вдоль берега к поляне…
То, что они увидели, повергло их в смятение. Костер еле-еле тлел; обгоревшие с концов три лесины чернели погасшими концами. На земле лежали три совершенно незнакомых станковых рюкзака. Рядом с ними — знакомый темно-зеленый спальник. В раскрытом рюкзаке вперемешку — знакомые и чужие вещи.
Прислоненные к кусту удочки в чехле тоже были знакомы. К двум другим рюкзакам были также приторочены спальники и коврики. То, что это все принадлежит отцу и его друзьям, у Сергея не было сомнения...
Посуда стояла вразброс немытая. «Людей не было с вечера, — сообразил Сергей. — В лагере что-то произошло!»
 — Что произошло? — уже вслух спросил он.
—  Трудно сказать… — осматривая поляну и сняв с плеча ружье, заговорил Анатолий Васильевич. — Пройдемся вдоль речки…
Они стали медленно двигаться вдоль берега вниз по течению реки, всматриваясь в береговую черту. Но ни вниз, ни вверх, куда они тоже прошли метров двести, увидеть ничего не удалось. Люди исчезли!
—  Надо вызывать геологов на связь. Дело пахнет бедой, — с тревогой в голосе обратился Сергей к Платонову. — Может, радист еще не ушел из балка и удастся поговорить?

Вернулись к машине и включив рацию, Сергей стал вызывать геологическую партию со Второго Северного: «Второй северный. Второй северный. Я Ивдель двенадцатый, ответьте». Эфир молчал. В дневное время прохождение волн было плохим, и надежды на связь почти не было. Выдержав паузу, минут пять, он снова и снова вызывал на связь геологическую партию…
В какой-то момент из динамика раздался слабый голос оператора:
 — Второй северный на связи. Двенадцатому, — прозвучало вполне разборчиво.
Сбиваясь, и наклонившись всем корпусом к микрофону, Сергей стал торопливо рассказывать о происшествии в лагере.
—  Ивдель двенадцатый, я вас понял, оставайтесь на связи. Я, Второй северный, — ответил ему динамик и замолчал…
«Ушли на другую частоту, будут пытаться установить связь с Ивделем», — понял Сергей, и на сердце у него стало чуть-чуть легче. Он закурил, сидя в машине. Анатолий Васильевич шел медленно по берегу и всматривался в воду, явно что-то выискивая. «Кончились радости. Ни рыбалки… Ни охоты… Ни ягод…» — думал Сергей, наблюдая за ним…
Через полчаса радиостанция заработала вновь, речь была не разборчивая и понять ничего не удалось. Выключив станцию, Сергей вылез из кабины; солнце уже взошло, и надо было что-то решать…

В Кировском райотделе начинался рабочий день. Служивый народ торопливо пробегал мимо дежурного. Останавливая некоторых, дежурный что-то им втолковывал, другим просто отдавал бумажки — за ночь накапливалась информация, и он ее доводил до заинтересованных сотрудников отдела.
—  Тебе из Ивделя! — подал дежурный сложенный вдвое лист бумаги проходившему мимо следователю, которого все звали Санычем.
Тот взял, развернул листок и стал читать на ходу. Затем вернулся назад и попросил дежурного найти Машкова Алексея: «Пусть зайдет, у меня мобильник отключен».
Стоявший у окошечка молодой, высокий сотрудник извлек мобильный телефон, набрал номер и сказал:
— Привет, Шаман! Тут тебя Саныч ищет, у него мобила «пустая», заскочи к нему, если будешь рядом.
—  Спасибо, Питон, — отреагировал на его действия дежурный…

Через час Алексей уже знал об исчезновении группы поиска. Получив папку с документами, он «таранил» улицы Екатеринбурга в северном направлении. «Оказывается, Серюкова Инна почти месяц назад купила билеты на поезд до Ивделя — пробили по ее паспорту. На одном с ней поезде, а точнее, на соседнем месте, ехал некто Гридин Павел Николаевич, сорока двух лет от роду. Вряд ли это совпадение? — размышлял Алексей. — Павел, Виктор, Инна и снова Павел».
Темно-зеленая «Ауди 100» вырулила из пригорода и добавила газу. На крыше салона вспыхивал синий колпак спецсигнала…

В Ивделе, в кабинете начальника отдела милиции, сидел почти весь наличный состав сотрудников. Начальник отдела молчал, просматривая какие-то бумаги. Затем, отложив их в сторону, сообщил:
 — Пропал Демченко, в том же районе.
Он обернулся на карту, висевшую на стене. Где пропал Демченко, пальцем тыкать было не надо — знал весь отдел.
—  Николай Станиславович! — обратился он к полноватому майору. — Свяжись с МЧС насчет вертолета, будем отправлять спецгруппу.
Тот, молчаливо покивал головой.
—  А ты! — начальник посмотрел на коротко подстриженного капитана, с тяжелой квадратной нижней челюстью, на груди у того было две орденских планки. — Собери человек семь своих ребят с полной выкладкой и будь готов высадиться в лесу с расчетом на пять дней. Спутниковый телефон возьмете, чтоб не пропадали, как эти! — и он снова глянул на верхний край карты района…


Глава восьмая

Поклонение желтому дьяволу…

— Будем двигаться друг за другом. Я иду первым, за мной ты, Леонид. Мне нужен фонарик, — сказал Демченко и выжидающе уставился на нас.
Помедлив секунды три, я снял налобный фонарик и подал его Демченко. «Упертый какой этот Лёня!» — возмутился  про себя и покосился на палеоботаника...
—  Батареек всего два комплекта, — уже вслух сказал Александру и постучал по упаковке, лежавшей в правом нарукавном кармане куртки.
Александр кивнул и надел на голову фонарик. Мы тронулись в путь. Просторный зал сузился сразу же за поворотом, превратившись в нечто подобное туннели. Метров через пятнадцать слева по ходу обнаружили грот — углубление, промытое водой, больше походившее на склад. Слева лежали кучей различных размеров куски камней, справа, на туристических ковриках, грудой валялись вещи и различные туристические принадлежности. Ближними к нам оказались два рюкзака, которые Леонид сразу же опознал.
—  Этот Романа Геннадьевича. А этот Вениамина, — ткнул он в каждый пальцем.
Мы стояли и смотрели на все с какой-то пугающей пустотой в душе. Заметив в куче вещей спортивную одежду, я предложил:
— Может, переоденемся во что-нибудь сухое? — указывая на гору, высившуюся перед нами.
Демченко наклонился и на ощупь проверил, действительно ли оно сухое.
—  Переоденемся и скомплектуем по рюкзачку. Надо перебрать все, что здесь есть! — согласился он.
Мы стали сортировать одежду; куртки к курткам, штаны к штанам, свитера к свитерам. Получилась три кучки и еще одна с разными вещами и обувью всех размеров. Стали подбирать себе из каждой кучки и переодеваться. Со стороны это выглядело, скорее всего, сценой из какого-нибудь эротического шоу. Мы опять обнажились и в свете то и дело прыгающих вверх-вниз фонарей, стали надевать на себя —  кто и что выбрал. Поверх сухой одежды мы с Александром надели свои пятнистые костюмы. На ремнях у нас висели ножи и котелки с фляжками внутри. В своей одежде мы чувствовали себя более уверенно…
Леонид без сожаления расстался со своими мокрыми брюками и ветровкой, надев на себя достаточно просторный, из плотной ткани костюм, а под низ шерстяное трико и свитер. Когда он стал подбирать себе обувь, мы его остановили.
—  Не торопись, Леня! Мы еще не знаем, в чем здесь можно ходить, а в чем нельзя. Хорошо, если скафандры не потребуются, — напомнил я ему про доисторических рептилий. — Давай лучше пороемся в мелочевке, вдруг портяночки сыщутся…
Портяночки не нашлись, и мы без сожаления сделали их из полотенец, которых оказалось достаточно —  и вафельных, и махровых…
Протерев сапоги изнутри насухо, я присел на камни и поставил  перед собой. Леонид стал пристраиваться рядом со мной, выбирая место. Свет его налобного фонаря уперся в каменную плиту, на которой я сидел, и он настойчиво начал отталкивать меня в сторону. Я пересел, давая ему место, но он отталкивал меня дальше, словно пытаясь смахнуть с нее совсем.
— Леня, что ты мостыришься возле меня, как слон?! — места другого мало?
—  Вы сидите на ракоскорпионе! — тихо, но зловеще произнес он.
Я подскочил как ужаленный. В свете фонаря на плите было четко видно изображение странного существа, напоминавшее и рака, и скорпиона одновременно, только непомерной величины. Леонид завороженным взглядом стал осматривать другие камни и плиты. Поняв, что мне ничто больше не угрожает, стоя, надел сапоги и тоже присоединился к осмотру любопытной коллекции.
—  Это фоссилии! — коллекционные образцы древних окаменелостей.
Небольшие кусочки он брал в руки и, сняв очки, близоруко осматривал их, чуть ли не выкрикивая странные,  и неудобные к произношению названия.
—  И какова ценность этих фоссилий? — спросил я, раз уж речь шла о коллекционных образцах.
—  С коммерческой точки зрения может оказаться на сотни, а может и более тысяч долларов. Мир этого еще не видел! А они свалены в кучу. Кто это мог сделать? — уставился на нас ученый муж.
—  Нам надо идти, — заявил Демченко, молчаливо наблюдавший сцену со стороны.
Леонид торопливо взял несколько небольших плиточек и стал рассовывать их по карманам, но, увидев на лице Александра недобрую ухмылку, понял, что не стоит этого делать после столь эффектной их оценки.
—  Тяжелые… Неудобно будет нести, — сказал он, смутившись, и положил их на край плиты с ракообразным существом.
— Их пока и нести тебе некуда. Найдем выход отсюда, тогда и будешь этими козявками карманы набивать, —  холодно заявил Александр…
— Вы меня не так поняли!
— Ну, да! Ты еще нам рюкзаки эти камни натолкай, — теперь уже с раздражением отреагировал Демченко.
Мы вытряхнули из рюкзаков Геннадия и Вениамина все, что там было и, уложив по комплекту сменного белья, мою веревку, две нержавеющие миски и эмалированные кружки, найденное в углу сухое горючее и прочие мелочи, надели с Леонидом рюкзаки и замерли. «Мы готовы», — говорил весь наш вид.
—  Леонид, выключи свой фонарик, пойдете за мной, не споткнетесь, — сказал Демченко и вышел из грота...
Осматривая стены и заглядывая в каждую нишу, мы двигались вперед. Незаметно туннель начал спускаться вниз и послышалось переливчатое журчание воды. Затем он стал расширяться, и в нем появился свет — голубовато-зеленый сумрак…
Сделав еще несколько шагов, мы сбились в кучу. Перед нами открылось довольно большое пространство, залитое светом. С высоты чуть ли не в десять метров бежал зелено-голубой ручей, водопадами дробясь с каменных карнизов, с одного яруса на другой, образуя небольшие озерца. Озерца были обложены камнями. Вытекающая из них вода, накапливаясь, каскадами изливалась широкими тонкими струями и разбивалась на тысячи мелких брызг. В результате многочисленных водопадов и озер образовалось сказочное и изумительное по своей красоте зрелище.
Это была чья-то творческая задумка. В центре «зала» образовался бассейн глубиной не более метра. От воды веяло теплом. Вода из него вытекала несколькими ручьями. Один исчезал в камнях буквально в метре от нас. Два других текли радиально в расположенные по отношению к «бассейну» галереи. Тот, что бежал вправо, изливался свободно по пробитому им самим замысловатому руслу. Слева ручей образовывался за счет искусственным путем проложенного русла.
—  Красиво, как в храме, — сказал я, нарушив тишину.
—  Действительно, похоже на храм, не хватает только органа, — заворожено оглядывая феерический каскад, подтвердил Леонид.
Александр стоял, выключив  фонарик, оглядывая сверху вниз величественную картину.
—  Куда пойдем? Влево или вправо? — обратился он к нам.
—  Я думаю, надо идти влево. Туда кто-то пустил ручей не для красоты, а для освещения. Слишком много труда потрачено для того, — указал я перед собой в сторону галереи…
Мы снова тронулись в путь. Теперь у нас было хоть и скудное, но все же освещение. Через метров пятнадцать-двадцать слева стали открывать все новые и новые галереи, и в каждую убегал маленький, светящийся, зеленовато-голубой ручеек. Но мы не покидали основную галерею. Она явно выделялась среди других своим просторным проходом и хорошо протоптанной тропинкой…
Через час мы оказались в еще одном зале. Только теперь мы стояли наверху перед большой и достаточно глубокой ямой. Кто-то продуманно пустил воду между камней так, что она последовательно заполнила десяток небольших, выложенных камнями «бассейнов», сияющих, как светильники. Зеленовато-голубой поток впадал в черную в темноте воду и, растворяясь, угасал в ней. Справа в нише стояла деревянная тачка, и лежали большие плоские «тарелки». К стенке были прислонены две лопаты и кирка — примитивный инвентарь старателя. Леонид стал медленно спускаться мимо «светильников» с одного уступа на другой вниз. Он прошел мимо тачки и, включив  фонарик, стал вглядываться в выработку. Осматривая шаг за шагом, что-то говорил. Мы с Александром стояли и смотрели на его действия…
Когда он удовлетворил свое любопытство, и устало поднялся; времени было четвертый час утра. Доложил он нам на строго научном языке: «В процессе разрушения гор в мезозое и палеогене отлагались продукты разрушения — кора выветривания, с которой связаны месторождения драгоценных металлов, минералов и других полезных ископаемых». И указал вниз. Мол, если не верите, можете убедиться лично сами. Убеждаться мы не хотели, но стали спускаться вниз. Просто там бежала чистая вода и, если в ней не водились какие-нибудь химеры, можно было набрать и вскипятить чай в котелке на сухом горючем найденном нами в гроте…
Мы осторожно подошли к подземному ручью, выше по течению, от места, где впадал светящийся ручеек. В свете  фонарика он оказался неглубокий, но быстрый, с изумительно чистой водой. Оглянувшись друг на друга, мы с Александром одновременно зачерпнули одним движением ладонями воды, понюхали и выпили. Вода была без каких-либо посторонних запахов и ледяной.
Пока мы пробовали воду, Леонид нашел что-то интересное. Справа, откуда вытекал из-под земли ручей, в воду была утоплена металлическая бочка, и в ней белели консервные банки, установленные одна на другую. Рядом стояла трехлитровая стеклянная банка то ли с молоком, то ли со сметаной.
—  Скорее всего, со сметаной, — с бульканьем вытаскивая банку из воды, сказал Демченко. — С голоду не умрем!
Он открыл тугую полиэтиленовую крышку. Наклонив банку, проверил текучесть продукта. Положение белой массы не изменилось. Затем поднес ее к носу и понюхал.
—  Сметана! И мы, кажется, где-то уже ели такую же, — сказал он, явно намекая на посещение Руслана. — Значит драгоценные металлы, говоришь?!
Леонид со знанием дела кивнул головой.
—  Берем пару банок с тушенкой, воду в котелках, сметану, и наверх. Пора перекусить, — скомандовал Александр.
Воду набрали в два котелка. У Леонида своего не было, и он понес трехлитровую банку.
—  Я думаю, стоит поискать в ближайших галереях укромное местечко. Не таскали же они с собой посуду и не ели холодную тушенку!? — обратился я к друзьям…
Мы поднялись наверх и осмотрели всю площадку над карьером, а это был именно он. В правом углу мы обнаружили вход в еще одну галерею. Острые камни были подобием ступеней. Идти по туннелю можно было в полный рост. Туннель, то и дело, изгибаясь, забирался вверх и вдруг он закончился ничем. Так нам показалось от неожиданности. Перед нами был вход, закрытый брезентовым пологом, за ним скрывалась… комната — иначе это не назовешь…
В углу стоял стол. На столе керосиновая лампа, медный примус, две чашки, две ложки и две эмалированных кружки, небольшая алюминиевая кастрюля и такой же чайник. На столе две пластиковые бутылки с водой. Вдоль стола широкий и длинный топчан. Под ним большая толстостенная алюминиевая кастрюля, закрытая крышкой. Рядом с ней картонная коробка, в ней было два сменных стекла, одно — для лампы, другое — для фонаря и упаковка со спичками…
В правом углу комнаты стояла зеленая плоская канистра, судя по запаху с керосином, и на ней жестяная воронка. Рядом фонарь типа «летучая мышь». Но это было еще не все!
Над топчаном был каменный уступ. На нем я сразу же увидел знакомую мне упаковку с большими круглыми батарейками и огромную, черную телефонную трубку. «Радиостанция «Недра», — мигом сообразил я.
Взяв у Александра свой фонарик, нацепил на лоб и полез на топчан, свернув вдвое лежавшие на нем коврики и одеяла. Дотянувшись до радиостанции, я стал смотреть, куда уходит антенный провод. Проводок в виниловой оплетке уходил под камень и исчезал в скомканной темной тряпке. Я дернул тряпку и увидел маленькую далекую звездочку, из отверстия пахнуло свежим ночным воздухом. У меня в горле встал ком. Там была свобода...
Я включил радиостанцию, она зашипела. Эфир безмолвствовал.
—  Средневолновая... Частота в пределах двух мегагерц, с верхней боковой полосой. Дальность ночью со штатной антенной до тридцати километров. Днем не более восьми, — профессионально отрапортовал я. — Если стану проверять настройку антенны, нас засекут. И, скорее всего те, кто оборудовал этот бункер, — продолжил я высказывать свое мнение.
—  Не проверяй! Я тоже догадливый, — ответил мне Демченко.
Я оставил отверстие открытым и спустился с топчана. Леонид с Александром осматривали «потолок» и стены пещеры — кругом были огромные серые валуны. «Полная безнадега!» — читалось на их лицах.
—  Леонид! Зажги лампу что ли. Хватит палить батарейки. А я загляну в кастрюлю.
С этими словами Демченко стал вытягивать тяжелую утварь в проход. Открыв крышку, он удовлетворительно хмыкнул. Первое, что увидел я, были сухари — пшеничные ломтики нарезанного каравая. Уже потом, когда Александр стал извлекать вермишель, сахар, чай, халву и курагу, понял: «Пока живем…»
 — Я разожгу примус. Дело знакомое, — справившись с лампой, сказал Леонид и переставил его на землю, предварительно качнув с боку на бок, чтоб узнать, есть ли керосин.
Подкачав воздух в бачок, он подождал, пока в чашечку наберется керосин, и чиркнул спичкой о коробок, взятый со стола. Керосин пыхнул коптящим пламенем. Через минуту примус робко запыхтел, и Леня еще несколько раз качнул воздух насосом. Синее пламя над горелкой зафырчало. На примус поставили котелки…
Вскрытые консервы разогревать не стали. Дождались, когда вода закипела, и понемногу налили в кружки кипятка, а затем всыпали заварку. Ели тушеную говядину с размоченными в кружке сухарями до отвала. Напились горячего, сладкого чая вприкуску с сухарями и густой холодной сметаной и стали решать, как нам жить дальше.
—  Первое! — надо поспать часа четыре-пять, — стал предлагать я. — Второе… после завтрака проверим, что там «мыли» братья. — И пройдемся по остальным галереям.
В том, чьих рук это дело, у меня нет ни малейшего сомнения…
—  Не возражаю. Прихватим с собой продуктов, примус и фонарь, — согласился Демченко. — Леонид! Поделись своими соображениями относительно этих жрущих все подряд тварей. Откуда они могли взяться здесь? И что ты думаешь насчет входа в пещеру? Почему эта каменная глыба ведет себя так — открывается ночью, чуть тронул — закрывается?
Леонид снял очки и протер их маленьким дамским платочком. «Не иначе ему костюм женский попался!» — про себя усмехнулся я…
Надев очки, он кашлянул и стал излагать свою версию. Я забился на топчан к самой стенке отделанной туристическими ковриками, чтобы не холодило, и приготовился слушать с закрытыми глазами. «Глядишь, и усну», — решил я.
—  Есть несколько версий! — начал Леонид свою, на этот раз пещерную лекцию. Одна из них прекрасно изложена Стивеном Спилбергом в кинофильме «Парк юрского периода»… Другая… Других я просто не знаю, что хотите, делайте со мной! Необходимо изучать геологические структуры, ответить, в конце концов, хотя бы на вопрос, откуда течет вода с микроорганизмами и температурой не ниже тридцати шести, — задумчиво произнес доцент. — Что касается движущегося камня, я думаю над этим вопросом с тех пор, как вылез на сухое место. В голову приходит одна мысль. Камень, скорее всего, имеет специфичную форму. И лежит на плите. Его дневное положение определяется равновесием. Ночью что-то меняется. Например, уровень грунтовых вод и плита меняет свое положение. При этом изменяет режим равновесия. Дополнительный рычаг создает человек, ступивший на край камня. Гидрологический режим…
Я задумался и вспомнил про маленькую звездочку, горящую между валунами. Там сейчас ночная прохлада. Сергей спит у костра и, наверное, еще не знает, что мы пропали. А тут парк юрского периода, раки, скорпионы, по миллиону долларов за каждый. Яхту можно купить и плыть куда-нибудь, лежа в кресле. А кругом море, солнце и волны качают и качают…
Когда я открыл глаза, то первое, что увидел, это был дневной свет —  в «комнате» на стене большое световое пятно. Солнечный луч бил прямо в небольшое отверстие под карнизом. Значит, наш бункер выходит на восточную сторону, а расположен на западном склоне горы. Я осторожно расстегнул нагрудный карман и вынул буссоль. Установил визиры и расстопорил шкалу. Однако, лежа на боку, определить азимут на луч не удавалось.
—  Ты что возишься, Александрович? Солнцу рад? — услышал я голос Демченко. — Леонид, подъем!
Леня даже ухом не повел и тихо посапывал. Когда Александр поднялся с топчана, тот, блаженно потянувшись, занял все свободное место. Тогда я тихо покашлял, прочищая горло, и фальцетом пропел: «Лёня!» Я думал, он меня расплющит. Леонид соскочил, и удивленным взглядом уставившись на нас, воскликнул: «Ника!»
 — Приснилась что ли, ботаник!? — хохотнул Александр.
Я, довольный розыгрышем, тоже улыбался.
—  Да, нет же, я точно слышал ее голос. Подшутили что ли? — возмущенно спросил Леонид и нехотя сполз с топчана.
Я все еще сидел с буссолью в руках.
—  Измеряй, измеряй, — обратился ко мне Александр. — Правильная мысль. Кто знает? Может и пригодится.
Я встал на нарах и развернул корпус буссоли так, чтобы в призмочке зажегся лучик. Когда мне удалось это сделать, повернул стопорный винт. «Вроде бы не сбил шкалу», — подумал, глядя, как сработал стопорный механизм. Присев на топчан, снял показания. Достал из левого нарукавного кармана блокнотик с карандашом в полиэтиленовом мешочке, записал дату и точное время, указал азимут, нарисовав рядом знак солнце. Получилось красиво и загадочно…
Александр и я пошли к реке по воду, а Леонид остался разжигать примус. Мы спускались вниз по знакомой галерее в луче света фонарика на голове Александра.
—  Сегодня проверим боковые галереи по ходу движения и пройдемся до второй, как я понимаю, основной. Особых находок ожидать не следует. Если не считать «миллионное состояние» Леонида, — высказал свой вариант наших действий Демченко…
— Можно конечно. Но не думаю, что там есть выход. Искать выход надо наверху.
— Посмотрим по времени, может и удастся найти вариант…
Вышли к карьеру и остолбенели от неожиданности. В карьере царил мрак. В свете луча фонарика вода в «чашах» тускло отсвечивала, но не светилась как прежде. Когда мы подошли к первому «светильнику», я присел и протянул к нему руку. От воды не веяло, как прежде, теплом, напротив, чувствовался холодок.
—  Похоже, водичка светится только в ночное время. Как думаешь? Или мы по-крупному влипли? — спросил я с нарастающей тревогой.
—  Вчера ты, наверное, уже спал, когда Леонид мне пытался представить версии насчет камня, про режимы освещенности и солнечный ветер. Я думаю, это явление как-то связано с камнем более реально. Будем надеяться на то, что вода в ручье все еще течет.
Мы осторожно стали спускаться к ручью. Промыли чайник, набрали в бутылки свежей воды, и взяли еще пару банок с тушенкой. Умывшись, пошли наверх в «бункер». Леонид принял из моих рук воду и налил в небольшую кастрюлю.
—  Отварю вермишель и тушенку кину в нее. Правильно? — посмотрел он вопросительно на нас.
—  Вари лучше суп с вермишелью, горячее варево похлебаем, сытнее будет. Когда еще удастся? — возразил Александр.
—  Ты знаешь, Леонид, а «твои» микроорганизмы не светятся. Внизу тьма «египетская»! — заявил я.
—  Как так? — воззрился на нас палеоботаник.
—  А вот так! — тьма и холод, — добавил я.
—  Что бы это могло значить? — спросил Леонид, установив кастрюлю на примус, затем сел на топчан и задумался…
Мне тоже было непонятно происходящее, и я стал в уме прикидывать наиболее вероятные варианты. Заметив на столе небольшого размера пластмассовый предмет, взял его — раньше я его здесь не видел.
—  Откуда это? — спросил , показывая находку.
—  У меня в куртке было, спать мешало, я и выложил, — сознался Леонид.
Я вертел предмет в руках, пытаясь понять его назначение. Корпус сплошной. Ни одного отверстия, ни крышки, ничего! Надпись на английском и цифры. Понятно только — «MHZ», что означало частоту в мегагерцах.
Я знал лишь одно электронное устройство, не имеющее ничего, кроме электронной схемы, залитой в компаунд — радио маячок с контуром ударного возбуждения. Попал человек под снежную лавину — в одежде маячок. Специальным прибором ищут. Как только мощный электромагнит поискового прибора наведет ток самоиндукции в маячке, он возбудит контур высокой частоты, и получите передатчик на фиксированной частоте…
 — Хороший сувенир, — сказал я и подал его обратно Леониду.
—  Дарю на память, — ответил тот и улыбнулся.
Я хмыкнул и сунул подарок в нагрудный карман. Выложив из чашки тушенку в кастрюлю, Леонид закрыл крышку. В нашем убежище запахло едой. Завтракали как в столовой, сидя за столом, сервированным не хуже домашнего. Погасшие «светильники» не выходили у меня из головы. «Как же все увязать в единую цепочку?» — пытался я разобраться в явлении.
—  Леонид, ты же хорошо изучал район поиска? Вспомни, нет ли поблизости какого-нибудь озера в горах, — спросил я.
Зуев раз-два хлебнул ложкой из тарелки и уверенно заявил:
 — Километров десять — пятнадцать западнее нашей горы есть озеро. Лозьва берет из него начало. Думаете, это как-то связано?
—  Представь себе, что в озере за счет фотоэффекта образуется нечто, снижающее активность «неоновой» мелюзги, они ведь «дети подземелья». А как только солнце садится, их жизнедеятельность возобновляется. Они начинают светиться и греть каким-то образом воду.
—  Резонное соображение. Во всяком случае, иного объяснения не вижу причинам их дневных и ночных циклов под землей, — согласился, кивая головой, Леонид.
—  Есть и еще одно, чисто физическое умозаключение. Ты тут про плиту говорил и гидродинамические процессы. А если на это посмотреть с другой стороны? — развивал я далее свою теорию. — Ночью плита омывается с одного конца теплой водой, а с другого холодной.
Закончить мне мысль Леонид не дал.
—  А когда микроорганизмы снизят свою жизнедеятельность, плита охлаждается с обоих концов. За счет температурного коэффициента линейного расширения изменяются геометрические размеры плиты, и она опрокидывает стоящий на ней камень, — с ликованием сделал он выводы.
—  Вот тебе и суточный цикл у камня! — согласился я со своим же мнением.
—  Какова надежность этого цикла? — задумчиво спросил Александр.
Мы замолчали. С одной стороны, многие годы эта каменная плита работала исправно, с другой стороны мы не знали ее возможной «ахиллесовой пяты»…
Попили чай и стали укладывать рюкзаки.
—  Сметану в «холодильник», из «холодильника» возьмем консервы, — начал отдавать свои обычные распоряжения Александр. Из кастрюли выгребли все, кроме вермишели. Мало ли как судьба распорядится.
—  Я в одну бутылку керосина налью? — тряхнув в воздухе ею, спросил Леонид.
—  Наливай, — коротко бросил Александр.
В две фляжки слили остатки горячего чая. Заправили керосином фонарь и примус. Примус Леонид сунул себе в рюкзак, чтобы и мыслей ни у кого не было попользоваться им без него. Аккуратно убрали на столе. Посудой мы пользовались своей, и помыть ее собирались в ручье. Когда все были готовы покинуть «бункер», я залез на топчан и закрыл той же тряпкой отверстие —  керосиновый фонарь уже горел, и дневной свет нам был не нужен…
Оглядев все вокруг себя, мы откинули полог и стали спускаться к карьеру. Время было одиннадцать часов дня. Знакомой дорогой спустились к ручью, поставили в бочку банку со сметаной, придавив камнем, чтоб не всплывала, и выбрали из бочки почти половину запасов — пять банок говяжьей тушенки. Помыли посуду и приступили к добыче «драгметаллов»…
Леонид долго осматривал карьер и наконец-то указал пальцем место: «Здесь очень интересно!»
Александр стал махать киркой. Леонид совковой лопатой выхватывал у него породу и грузил в тачку. Убедившись в том, что тачка полная, Леонид стал толкать ее к ручью, а мы с Александром взяли по тарелке — лотку. В кино я не раз видел, как моют золото, поэтому почти профессионально стал это делать. Со вторым лотком возился Леонид. Александр наблюдал за всем этим, держа в руке керосиновый фонарь, свой светодиодный фонарик я у него отнял сразу же, как только обнаружился альтернативный вариант.
—  Есть! — крикнул я, смыв остатки мути.
В лотке лежали металлические узорчики. Я стал выбирать их на ладонь; в каждом чувствовалась особая тяжесть. «Золото!» — стал, молча, восхищался я маленькими дендритам; впервые в жизни мне приходилось, держал золото, добытое своими руками. Демченко подставил ладонь, и я пересыпал ему в руку дендриты, а сам лихорадочно набрал новую порцию. Леонид долго всматривался в добытое им золото и, достав дамский платочек, аккуратно его туда переложил и подал Александру. Пересыпав и мою добычу в платочек, Александр по очереди стал вглядываться в наши лотки. Дело спорилось быстро, и в скором времени тачка опустела. В платочке была уже тяжеленькая кучка золотых, замысловатых по виду маленьких самородков. Сноровисто набрали еще одну тачку и продолжили сосредоточенно крутить и покачивать в воде лотки. Руки ныли от холода и немели на глазах…
Самородок я увидел сразу же после того, как качнул в воде «тарелку». Величиной с перепелиное яйцо, он блеснул ноздреватым телом, и я выхватил его из размытой породы. Сердце у меня билось, глухо ударяясь в ребра. «Вот она удача!» — неслышно сказал я.
Леонид поставил лоток на землю и сунул руки себе под мышки, согревая их. Глазами он буквально пожирал лежащий у меня на ладони кусочек золота. Мы рассматривали самородок так, как будто хотели его запомнить на всю жизнь. Руку мне оттягивала приятная тяжесть.
—  Похож на перепелиное яйцо? — спросил я Леонида.
—  Ну, если только размерами, — ответил в раздумье Леонид.
Я подал Александру находку и, сопроводив ее взглядом, принялся с еще большим усердием трудиться. Леонид уже плюхал «тарелкой» в воде...
Третью тачку набрали с другого места и продолжили работу. «Если так дело пойдет, к вечеру у нас будет целое состояние!» — лихорадочно соображал я…
Следующий самородок нашел Леонид. По величине он был вдвое меньше, но радости всем доставил больше, чем мой. Он убедил нас в том, что золото у нас под ногами, надо только работать и работать! Хотелось затянуть тачку в воду и разом промыть в ней весь грунт. Мозг лихорадочно искал варианты ускорения добычи. Я вспоминал все известные мне эпизоды из жизни, где сталкивался с методами добычи золота.
…Египтяне рыли каналы и устилали дно шкурами, поверх которых укладывали вязанки хвороста, задавливая их камнями. Затем они сбрасывали накопленную в водохранилище воду, и она стремительным бегом по каналу смывала песок вместе с золотом. Камни задерживались хворостом, обычный песок смывался водой, а мелкие частички золота удерживались в волосяном покрове шкур. Отсюда и «золотое руно». «Здесь бы так!» — думал я, и мне уже грезились песчаные барханы и голубой Нил…
Я вспомнил макет простейшей машины из Ивдельского музея. «Тоже было бы ничего, в несколько раз быстрее», — неслышно прошептал я, смывая с лотка, пустую породу. Коченеющими пальцами я уже не мог взять по отдельности каждую частичку золота и стал их выгребать в ладонь. В сознание прорвалась мысль: «А зачем мы это делаем?» Я пересыпал в платочек из ладони очередную порцию и отшвырнул лоток.
—  Ребята, мы охренели! Все уже и так ясно. Золото здесь есть, и Костоевы его добывали. Мы что, будем его мыть, пока не сдохнем?
Следующим пришел в себя Александр. Он еще раз глянул в мокрый платок и, завязав узелком, сунул в руки Леониду.
—  Подошьешь к отчету. Пошли наверх!
Бедный Леонид! Он ошеломленно смотрел то на меня, то на Александра, то на лоток, где уже были видны золотые крупицы. Его сознание медленно успокаивалось после золотой лихорадки. Он опустил руку с «тарелкой» и смыл все, что было в ней, в воду. Бросив тачку с остатками породы, мы поплелись вслед за Александром. «Вот тебе и желтый дьявол», — придя в себя, подумал я. Говорить после столь позорной сцены из нашей жизни не хотелось…
Свернули в первую же галерею и шли, пока не уткнулись в небольшую выработку с тремя погасшими «фонарями». Потратив часа три на блуждание по боковым галереям, пришли к выводу, что золото добывалось везде. «Идем к основной галерее!» — наконец-то принял разумное решение Александр.
Мы стали без остановки двигаться к «храму». Поскольку ручьи текли в полной темноте, мы не ждали, что опять увидим сказочный каскад водопадов…
Большая пещера встретила нас полной темнотой и многоголосым напевом воды. Мы обошли бассейн и нырнули в правый туннель. Александр шел с фонарем впереди, я за ним. Леонид, постоянно отставая, плелся за мной. Мне надоело оглядываться на него, и я попросил Александра остановиться. Палеоботаник обшаривал рукой стенку туннеля и что-то пытался понять. Мы вернулись к нему, и он заговорил:
 — Совершенно очевидно, что это надвиг другой геологической структуры. Никакого золота здесь нет…
 — Успокойся, Леонид. Мы золото уже нашли, а сейчас просто гуляем из интереса, так что не тормози процесс без особой на то надобности, — с явным раздражением проговорил я. — Пойдем!
Леонид выключил фонарик и, оглядываясь на поверхность туннеля, стал идти заметно быстрее. Керосиновый фонарь желтым светом заливал пространство метра на два, и мы двигались за Александром, наступая на его тень. Неожиданно я споткнулся об Александра и увидел впереди две ярко-зеленые прыгающие точки. Стукнув о землю фонарем, Александр выхватывал из-под мышки пистолет. Я с ужасом смотрел, как на нас, раскачиваясь в темноте, надвигаются эти мечущиеся зеленые огоньки. Сознание дорисовывало к ним окровавленную морду и острые клыки. Александр, прицеливаясь, вскинул обе руки, а я наконец-то нащупал кнопочку налобного фонаря и нажал ее. Луч фонарика выхватил из темноты бегущего зверя, добавив света в его зловещие глаза.
—  Заяц, — надтреснувшим голосом сказал Александр, медленно опуская оружие.
Ушастый, метнувшись из стороны в сторону и чуть не сбив керосиновый фонарь, промчался мимо. Колени предательски вздрагивали, а ступни с трудом отрывались от земли  — испуг был нешуточным.
«Вряд ли когда-нибудь он выберется из западни... А мы?» — подумал я с горечью в сердце. Дальше идти стало тревожно и откровенно страшно.
«А если б это был какой-нибудь тираннозавр, сохранившийся в вечной мерзлоте, а теперь оттаявший в этой светящейся жиже?» — вопрошал я про себя.
—  Еще парочка таких стрессов и будете меня закладывать камнями, чтоб не погрызли местные хищники, — не надеясь даже расстроить, сообщил я своим спутникам.
—  Кто знал, что тут обитают пещерные зайцы? — оправдываясь, сказал Демченко. — А вот и первая ниша.
Александр шагнул в углубление, и мы с Леонидом, не сговариваясь, включили фонарики. Это был боковой ход, не менее просторный и постоянно меняющий направление. Стены его были неровными, и складывалось впечатление, что здесь кто-то побывал. На земле лежали —  то тут, то там плитки сланца. Леонид подхватывал их и осматривал.
«Пусто!» — произносил он всякий раз и кидал на землю. Уткнулись в конец пещерного хода и повернули обратно…
Следующую пещеру прошли метров пятьдесят и, обнаружив десятки боковых ответвлений, поняли, что заблудимся в этом лабиринте, вернулись обратно к ручейку. Освещая по сторонам стены туннеля, постоянно натыкались на небольшие ниши метров по пять глубиной. Это были гроты, промытые некогда водой. Прошагав метров двести, мы вошли в большую просторную пещеру в форме зала, от нее уступами вверх уходили туннели. Кругом лежали груды камней и плит.
—  Каменоломня какая-то, — почему-то шепотом заговорил я. Наверное, по тому, что подспудно понял, что камни, лежащие на земле, когда-то были там, в черной пустоте и от любого звука другие вполне могли упасть нам на головы.
—  Мы уже часов пять бродим… Пора обедать! — напомнил о себе Леонид.
Александр посветил на часы и согласился:
— Давно пора!
Мы скинули рюкзаки и стали, не сговариваясь, доставать провизию. Леонид бережно извлек примус и разжег его. Сухари, консервы и чай с халвой —  весь рацион.
—  Похоже, дальше идти некуда, — сказал Александр, удалявшийся на какое-то время с моим фонариком. — Туннель кончился, а ручей нырнул под скалу. Воды чистой нигде нет.
—  Будем осматривать камни? — с надеждой в голосе проговорил Леонид. — Откуда-то взялись фоссилии? А здесь, — и он кивнул в темноту пещер. — Столько битого камня и плит!
Александр поднял руку с часами, подсчитал что-то в уме и сказал:
 — Время… у нас есть. Посмотрим.
Мы стали по периметру обходить нижний ярус пещеры. «Действительно, каменоломня!» — еще раз я пришел к этому выводу. Ходы, норы, пещеры и везде битый камень…
— Медведь! — крикнул Леонид, забравшийся в какую-то нишу. Александр выхватил ствол, а я из-за его спины светил в сторону Леонида.
—  Иди сюда! — завопил Демченко.
Из пещеры вышел Леонид и, увидев направленное на него оружие, поднял вверх руки, при этом что-то выронив из них.
—  Я только… хотел посмотреть… — лепетал он. — Но если нельзя…
— Где медведь? — не опуская оружия, уже тихо спросил Александр.
—  Здесь, — повернувшись головой к пещере, сказал Леонид и добавил:
— Пещерный… ископаемое…
Стоя за спиной Александра, я по физиономии доцента давно уже понял, о каком медведе шла речь и, не таясь, давился от смеха. Александр сунул пистолет под мышку.
—  Руки-то опусти. Пещерный…— усмехнулся Демченко…
Мы полезли в пещеру к медведю. На земле из кусков каменных плит была выложена площадка. На ней лежали кости животного. Имея даже самую скромную фантазию, нетрудно было увидеть сходство с чертами медведя.
—  Вот это и есть твои миллионы? — спросил Александр, видимо, решив отыграться.
—  Я не знаю ни одного случая, чтобы пещерный медведь сохранился столь хорошо. Ни одной кости не фрагментировано, сохранились все до последнего когтя.
Если перевести с языка науки на современный коммерческий сленг, это звучало бы так: «У тебя таких бабок, чтобы купить его  — нет!»
Мы удовлетворительно похмыкали.
—  Тот, кто это собрал, явно среднюю школу без троек окончил. Как считаешь, Леонид? — спросил я Зуева.
—  Минимум геофак. И фотоаппарат имел… Фотографию сделал перед тем, как откопать окончательно, а потом по косточке переносил. Но, скорее всего, хорошо рисовал, — согласился Леонид.
—  Дальше пойдем зверинец осматривать или как? — спросил Демченко.
—  Я думаю, надо подниматься вверх, — торопливо предложил Леонид. — Все, что тут наломано, принадлежит верхним ярусам пещеры. Предлагаю подняться с этой стороны.
Леня тут же полез по карнизам, освещая себе дорогу. Нам ничего не оставалось, как забираться вслед за ним. Обходя камни, мы остановились у первой же видневшейся черной дыры. Пещера была практически гротом, небольшая в глубину и просторная. Было видно, что камни были выломаны человеческими руками и скинуты вниз.
Лежавшие грудой аккуратно сложенные плитки немедленно были осмотрены Леонидом. Он брал их в руки и разглядывал миллиметр за миллиметром, всякий раз произнося с восхищением что-нибудь вроде: «Это редчайшие аммониты! Они даже не требуют реставрации!»
В следующих пещерах, куда затянул нас палеоботаник, находились еще более редкие представители амфибий и рептилий. «Хорошо их сюда надвинуло. Сразу целым музеем!» — удивлялся я, слушая Леонида.
Мы уже бродили часа три по бесконечным карнизам и гротам, недоумевая, каким образом столь скупая обычно природа расщедрилась на богатства.
—  Надо спускаться вниз и идти к камню! — потребовал Александр. — Скоро представление начнется, «троглодиты», небось, проголодались. Это вам не «пещерные медведи», они хотят есть так, что лучше всего заранее прийти и форсировать их «суповую тарелку».
—  Давайте осмотрим еще эту пещеру, — указал Леонид на открывшийся перед нами узкий проход.
—  Отсюда свежим воздухом тянет, — поддержал я ученого.
—  Последняя! — угрожающим тоном согласился Демченко…
Мы с Леонидом полезли вперед и через метра полтора оказались в камере, в которой действительно пахло осенним воздухом: легким запахом увядающей листвы и хвойной смолы. После, почти полных суток пребывания в пещере, мы уловили этот букет своим чутьем безошибочно; освещая стены,  двигались вдоль стены, и нашли поворот. За ним тускло брезжил дневной свет. Среди каменных глыб было отверстие, но видно ничего не было — близок локоть, да не укусишь!
Демченко, решивший было не следовать за нами, оказался рядом, и сейчас с удовольствием дышал свежим воздухом. Никаких окаменелостей мы не нашли. Отдохнув минут десять, Александр потянул нас обратно.
Расставаться с близкой поверхностью мне не хотелось. Когда мои спутники уже обогнули выступ, я встал и, расстегнув карман, достал маячок, сунул его как можно дальше к свету. «Дыши свежим воздухом", — сказал я, как живому, и пошел.
Демченко спускался первым, за ним Леонид, следом я. Мы возвращались обратно, не выбирая особенно дороги, лишь бы вниз, и Александр торопил нас. Часто приходилось возвращаться обратно, когда дальше был тупик…
В темноте трудно правильно сориентироваться, и мы не заметили арки. Как только я шагнул следом за Леонидом, сзади меня что-то зашуршало и, почти сбивая его с ног, я успел прыгнуть на каменный выступ. За моей спиной была черная пропасть, а внизу грохотали камни. На лице выступил липкий пот, сердце бешено колотилось —  моя смерть в очередной раз промахнулась своей косой.
Сунувшись в разные стороны, мы поняли, что это тупик. Идти просто было некуда. Посветили вниз — там была темнота. Леонид бросил камень и, услышав, как тот стукнулся, сказал:
—  Метров двадцать.
—  У меня веревка двадцать пять метров, — с надеждой в голосе сказал я. — Если привязать за что-нибудь, можно спуститься…
Мы стали искать, за что привязать. Никаких уступов или больших камней не было.
—  Надо обвязать длинный камень и заложить его другими. Кучей! — внес предложение Леонид.
Длинный камень он тоже нашел сам. Для промера глубины спуска привязали к концу веревки небольшой камень и стали опускать его с обрыва, стравливая вниз веревку. Камень издал стук только тогда, когда в моей руке остался буквально метр. Я повернул голову к Александру.
—  Вижу. Метра полтора может не хватить, — правильно понял меня Демченко. — Деться некуда, привязывай…
Мы сделали два витка веревкой вокруг длинного и тяжелого камня и завязали двойным узлом. Положили на расстояние полтора метра от края и начали стаскивать все камни, какие только нашли. Установив два самых крупных в одну линию, уложили наш камень. За ними, пропустив веревку между крупными камнями, стали городить сначала стенку, а потом и вовсе —  кучу малу…
Первым спускаться пришлось мне, как самому легкому. Опираясь ногами о стенку, медленно перебирал руками, боясь сорваться на скольжение — руки до костей можно ободрать. Скоро в моих руках оказался конец веревки, а опоры подо мной не было. Я опустил голову и прикинул, сколько до груды камней. «Метр, не более», — решил я и отпустил конец веревки. Он спружинил и улетел вверх, а я больно ударился ногами о камни. Оглянулся кругом и понял, что стою почти на выходе в главную галерею. Передо мной еле заметно светилась зелено-голубая полоска воды.
—  Спускайтесь, метра не хватает! — крикнул я и отошел подальше.
Следующим спустился Александр. За ним, кряхтя, стал спускаться Леонид. Когда ему до камней осталось метра два, где-то вверху раздался дикий вопль: «Пфя! Пфя!» Мы с Александром вздрогнули, а Леонид сорвался с веревки и громко ойкнул. Он прилег на камни и стал стонать. Когда сняли с его ноги сапог, сразу же увидели вывернутый неестественным образом сустав.
—  Вывих, — констатировал я.
Ситуация усложнилась. Времени было в обрез, а у нас почти не ходячий Леонид.
—  Кто это кричал? — со стоном спросил Леонид.
—  Раненый заяц, — ответил Александр. — Что с ногой будем делать?
Мы сидели на корточках перед Леонидом и разглядывали все более опухающую щиколотку.
—  Надо захватить ладонями ступню и пятку и энергично потянуть на себя с поворотом... вроде так учили, — уже неуверенно произнес последние слова я.
—  Сможешь? — вставая, спросил меня Демченко.
—  А куда я денусь? Держи его подмышки.
Я попросил Леонида вытянуть ногу. Александр подтянул его к себе, а я сделал «как учили». Леонид вскрикнул и обмяк. По его лицу текли слезы. Нога приняла правильный вид.
—  Все, Леонид! Затягивай потуже портянку, и пойдем, иначе нам кранты, — скомандовал довольный развязкой Александр.
Мы надели наши рюкзачки и, подхватив подмышки Леонида, стали выбираться из пещеры. Перед нами бежал яркий зелено-голубой ручей.
—  Представление продолжается! — приветствовал я его появление из-под руки Леонида.
Впереди у нас было часа полтора пути к «живому камню»…
Отдохнув около бассейна в «храме», мы пошли дальше. Леонид довольно сносно ковылял уже сам, что нас очень радовало — шеи он нам натер изрядно.
Керосиновый фонарь светил уже плохо, но чистить стекло желания не было.
—  Дойдем и с таким, — успокаивал нас Александр. — Времени потеряли много. Кто знает, когда он откроется и когда закроется — полночь на носу...
И мы заспешили… «Скоро склад со шмотками и коллекцией», — успел только подумать я, и справа появилась ниша. Поравнявшись с ней, Александр поднял левую руку с фонарем, пытаясь что-то разглядеть, затем резко выхватил из-за пазухи пистолет. Перед нами полыхнул огонь, и раскатисто ударил выстрел. Стекло фонаря дзенькнуло и разлетелось, фонарь покатился по земле и погас. Александр толкнул нас в грот, и вновь прозвучал выстрел. Демченко завалился в него вслед за нами и дважды выстрелил в проем. Наступила тишина.
—  Сашка, это ты? — услышали мы голос из галереи. — Это я! Умар! Ты зачем мое золото взял? Ты зачем сюда пришел? Умирать будете здесь!
Он самодовольно хохотнул.
—  Умар, не дури! Мы сюда случайно попали! Не надо нам твоего золота. Давай спокойно поговорим! — ответил Александр.
—  У него осталось четыре патрона, — сказал я. — Если еще где-нибудь не потратил…
— Знаю, — хрипло проговорил Александр. — Зацепил он меня в левую руку…
— Сашка! Я не выпущу тебя отсюда! Один уйду, а вы мое золото караулить будете, чтобы детям моим досталось и внукам. Это мое золото! Мое золото! — орал в темноту гортанный голос.
—  Давай мне пистолет. Тебя Леонид перевяжет. Ищи, Леонид, какую ни будь чистую тряпку для перевязки, — настоятельно потребовал я.
Перехватив на ощупь поданное мне оружие, я подался вперед, пропуская Александра за своей спиной. Как только он прополз, привалился левым плечом в угол, чтобы меня, если что, было меньше видно, а стрелять было удобно.
—  Зажигай, Леонид, фонарик, — сказал я и включил свой. — В темноте он просто перестреляет нас…
Мы сидели и ждали следующих действий от Умара. В груди ныло сердце от нехороших предчувствий. Леонид копошился около Александра, а я не отрывал глаз от выхода в галерею. Когда перевязка была закончена, Александр придвинулся ко мне и что-то стал делать…
—  Зря ты сюда пришел, Сашка! Человек ты хороший, а работа у тебя плохая. Уходить мне надо — дыра скоро закроется, — заговорил опять Умар.
Александр толкнул перед собой набитое в куртку чучело, и сразу же прогремел выстрел. Через секунду на землю в галерее было брошено оружие.
—  Последний патрон, Умар?! — примостившись напротив меня, прокричал Александр.
—  У меня еще твое ружье есть с пулями! — гортанным голосом ответила галерея.
—  Я же ружье на костыль сам повесил. Эх, раз-зява! — укорил себя Александр.
Я снял с плеч рюкзак и шепотом сказал:
 — Прибор…
Демченко потянул мой рюкзак за лямки к себе и стал в нем рыться. Прибор был без чехла, но завернут в одежду. Он достал его и включил, затем подал мне. Выключив фонарик, я лег на землю и пополз на выход. Прижимаясь щекой к земле, приложился к окуляру. Галерея была пуста.
—  Нет его. Ползем на выход, — шепнул я Александру. — С ружья пулями не так ловко стрелять, а ты, если что, патронов не жалей, — с этими словами сунул пистолет обратно ему в руку.
Мы начали выползать, осматривая перед собой дорогу. Наткнулись на брошенный Умаром пистолет. Затвор был заклинен пустой обоймой. Я сбросил его в исходное положение. Услышав этот звук, Александр подал, не глядя мне обойму с патронами. «Теперь мы оба вооружены. Ты тоже промашку сделал, Умар», — бормотал я про себя, лежа на животе в кромешной тьме.
Через какое-то время мы оказались на выходе из галереи и замерли. Раздался пронзительный свист, и плеснулась вода.
—  Он уходит, — сказал я.
Через минуту мы встали в полный рост.
—  Остаемся на сутки, — с тоской в голосе сказал Александр и обхватил рукой раненое плечо.
—  Чтоб он сдох!! — зло и с языческой страстью произнес я, как будто обращался к своим богам.
Рядом уже стоял Леонид, которого никто не звал. Перед нами светился неровной береговой чертой залив.
—  Один час тридцать три минуты, — зафиксировал событие Александр.


Глава девятая


Одной группы крови…


Платонов продолжал медленно идти вверх по течению, внимательно всматриваясь в хорошо освещенный участок реки. Та перестала метаться по камням и, успокоившись, плавно обтекала на повороте каменный выступ. Остановившись напротив «языка», Анатолий Васильевич что-то заметил и полез в воду. Поддернув вверх рукав, чтобы не замочить, он взял в воде предмет и стал его вытаскивать. Захваченная за серебристый «тюльпан» удочка начала медленно вылезать из-под карниза. Платонов, отступая спиной, потащил ее за собой на берег и прокричал:
 — Сергей, иди сюда!
Подошедший Сергей с интересом стал осматривать снасть.
—  Не старая… недавно в воду попала. Это не наша! Наверное, кто-то потерял. У нас закрытых спиннинговых катушек с собой не было.
Удочку прислонили к ближайшему дереву.
—  Может, те геологи потеряли? — спросил Сергей. — Так найти было бы нетрудно…
— Если их здесь медведь не подрал…
Близость такой находки с оставленными рюкзаками начала их беспокоить. «Странное место… Здесь кончается тропинка с горы. Где-то в этом месте гибнет морячок. Пропадают геологи и отец с людьми. И никаких следов борьбы. Словно исчезают в пропасти, и все…», — рассуждал Сергей, оглядывая противоположный берег, откуда только что была извлечена удочка. Солнце ярко освещало дно реки, и было видно все камни, особенно напротив скалы, нависшей над рекой. «Как будто их моют и обратно складывают», — подумал он.
—  Анатолий Васильевич! Мне бы днем подремать немного — я ночью покараулю это место. Вы не против?
—  По очереди и поспим. Ночью и мне здесь не заснуть. Я хоть и невпечатлительный, но тут столько всего непонятного… лучше ухо востро держать! А еще лучше свалить отсюда. Но...
Он развел руками, мол: «Куда теперь денешься?»
Подремать, на Сережином языке, означает дрыхнуть «без задних ног». Забравшись в спальник, разложенный на коврике в трех метрах от костра, он сопел уже подряд три часа…
Уставший от безделья Анатолий Васильевич достал тетрадь и стал что-то туда вписывать…
—  Пора обедать. И тоже дремануть немного, — вполголоса сказал Платонов.
Сергей будто услышал сказанное им и, глубоко вздохнув, выполз наполовину из спальника, чтобы сесть, и сказал:
 — Уютный у отца спальник и теплый.
—  Давай, Сергей, поедим, и походи по речке с удочкой вдоль поляны, а я тоже сосну пару часов.
Они дружно стали готовиться к обеду —  разогревать суп и кипятить чай. Поев, Платонов залез в спальник и «отбился». Сергей с удочкой медленно двигался вдоль берега, облавливая перспективные участки реки…

Вечером вышли на связь с геологами и сообщили о находке. Помолчав немного, оператор подтвердил, что у Поличко была удочка с закрытой катушкой малинового цвета. Так Рите стало известно о второй потере ее мужа…
Как только стало смеркаться, Сергей с Анатолием Васильевичем взяли по коврику, спальники, оружие и залегли по обе стороны тропинки в засаду. Бросив на себя сухую траву, они даже в сумерках уже не были видны друг другу. «Курить не придется часа четыре. Эх! Бросить бы совсем…», — вздыхал про себя, укладываясь удобнее, Сергей…
Когда мимо них в пяти метрах прошел человек, Сергей внутренне вздрогнул. Весь черный, тот ступал так мягко, что увидел он его только тогда, когда неизвестный уже прошел. Не сворачивая, тот вступил в воду и исчез на другом берегу реки, спрятавшись под карнизом. Что он там делает, видно не было. Платонов не предпринимал никаких действий, и Сергей тоже решил выждать. «Может, что-нибудь вытащит спрятанное им же самим, и тогда остановим», — надеялся он.
Начавшая одолевать дрема улетучилась. Возникшее нервное возбуждение превратилось в легкую дрожь, и он позавидовал Анатолию Васильевичу, залегшему напротив него с маленьким термосом с кофе.
«Надо будет тоже купить. Удобная штука…», — с завистью подумал Сергей…
Сиявшая в небе луна освещала все предметы, делая все округ контрастным и узнаваемым. Под карнизом хлюпнула вода, и раздались звуки, похожие на стук камней в воде. Неожиданно оттуда показался человек — знакомый детина. На этот раз в руке у него было ружье. Взяв его на мушку, Сергей, не шелохнувшись, громко и отчетливо произнес: «Ствол на землю». Человек дернулся и замер с оружием наизготовку. Напротив Сергея прошелестела трава, и ворохнулся спальник, из которого раздался голос Платонова: «Клади оружие!»
Громила вскинул ружье, и ночную тишину разорвал ружейный выстрел. При этом ружье в руках неизвестного полыхнуло, и он, выронив его, завалился на спину, согнув колени. В лунном свете было видно, что оружие валяется в стороне, а стрелявший в них человек, лежит так, что неожиданно схватить его не сможет — не дотянется.
—  Васильевич, я посмотрю осторожно, а ты, если что, вали его.
Сергей, включив
фонарик, с оружием в руках, по два-три шага, начал двигаться вперед, приближаясь к лежащему человеку. Встав так, чтобы не заслонять его от Платонова и не попасть под выстрел самому, он долго и внимательно разглядывал лицо. Затем, присев, наклонился к ружью и, поймав рукой погон, потянул к себе. Когда оружие оказалось в его руках, он понял все. Двуствольное ружье было с откинутыми стволами, и один ствол был порван почти по всей длине. Приклад в месте крепления колодки был раздроблен.
—  Выходи, Анатолий Васильевич. Он мертв...
Платонов встал на колени и, не опуская оружия, стал выползать из спальника, стряхивая его с тела.
Когда он тоже уперся лучом фонарика в лицо молодого мужчины, они заметили на земле темное пятно у головы. Повернув голову к свету, увидели небольшую рваную рану в височной области. Сомнений быть не могло —  причиной гибели стал осколок разорвавшегося при выстреле оружия. Стараясь не оставлять отпечатков, внимательно осмотрели уцелевший ствол и обнаружили полосу замятия — ружьем пользоваться было нельзя.
—  С утра попытаемся выйти на связь и сообщим в Ивдель, — решил Анатолий Васильевич и пошел за спальником.
Оружие взяли с собой, и ушли к угасающему костру.
—  Я не заметил его, когда он появился, — спустя некоторое время заговорил Платонов. — Кофе пил. А дернулся с испуга, когда услышал тебя, — откровенно сознался он.
—  А если б ружье было исправным?
—  Мне кажется, этот парень подходит по всем статьям под описания сына Костоева Руслана. И пришел он сверху, и направлялся туда. Правильно, Сергей? — пропустил Платонов мимо ушей неудобный вопрос Сергея.
—  Вне всяких сомнений… Нам стоит занять круговую оборону до утра. Гости могут пожаловать! — неожиданно понял это Сергей и высказал вслух возникшее опасение…
Спать обоим расхотелось разом. Перенесли бревнышко у костра, чтобы сидеть спиной к реке. Подложили дрова, и стали пить крепкий чай. Болтали на отвлеченные темы, но всегда так, чтобы постоянно слышать и видеть, что творится кругом…

«Последняя развилка», — отметил про себя Алексей и, сбросив газ, подъехал к посту ГАИ, больше похожему на блокпост где-нибудь в Хасавьюрте. Сделавший к нему было шаг, гаишник увидел синий колпак и вернул в исходное положение мотнувшуюся в руке вверх полосатую палку.
Алексей вышел в своем пятнистом серо-голубом костюме и показал развернутые в руке «корочки», тут же сунув их обратно в карман.
—  По делам в РОВД… У вас люди в тайге потерялись, ничего нового не слышно? Батя у меня там с Демченко…
Сержант внимательно посмотрел на Алексея и, подумав, сообщил:
 — У нас тут еще хуже дела есть. Вооруженный побег в Хорпии. Трое с «калашами» ушли, постреляв охрану.
—  Когда это случилось?
—  Днем еще. Часов… в двенадцать. А Демченко пока не нашли.
Сказав это, пошел мимо Алексея на звук автомобильного двигателя. Гаишник уже прикладывал руку к головному убору, представляясь водителю остановленной им «Газели», а Алексей все стоял, пытаясь вспомнить, где эта «Хорпия». «Ничего, в отделе узнаю», — решил наконец-то он и сел за руль своей машины; тронув рычаг скорости, дал газ…
Дорога была знакомая и, покрутившись на поворотах, через какое-то время подрулил на стоянку отдела милиции. Посидел минуты две, откинувшись в сидении всем корпусом и сцепив ладони на затылке. Затем, взяв с заднего сиденья запечатанный пакет, вылез из машины и пошел к входу в здание.
Дежурный мельком глянул на целостность бумажки с печатью, достал замусоленный журнал и внес в него запись, сунул вместе с ручкой Алексею.
Пробежав глазами по строчке, Алексей размашисто расписался.
—  Что слышно про Демченко? — обратился он к дежурному.
—  А ничего. Сегодня утром Утюг с группой на вертушке полетит искать.
—  Когда утром? И откуда?
—  Через час должны подъехать сюда на патрульной машине. Командир инструктаж сделает и к вертолету. В Хорпии присядут — врача на борт возьмут, — голосом статиста, безразличного ко всему, сообщил дежурный…
Алексей вышел из отделения, открыл машину и достал небольшой пятнистый станковый рюкзак с притороченным ковриком и пятнистым спальником. Расстегнув ремень, надел на него нож и, застегнувшись обратно, вытащил из салона утепленную куртку. Кепку бросил в салон и надел на голову черную вязаную шапочку с закатанными краями…
 — Машина будет мешать, переставишь! — вернувшись в отделение, сказал Алексей и положил на стол ключи с брелоком. Сел в коридорчике на стул и, откинув к стене голову, уснул…

Вошедший майор сразу же заметил Алексея и на приветствие дежурного спросил:
 — Его машина? Пусть уберет.
—  Сейчас ребята подойдут и переставим. Он из Екатеринбурга, с документами, Машков…
— Понятно… Материалы по делу морячка привез и на выручку к отцу собрался?
—  Точно так, Николай Станиславович. Заберете бумаги? — дежурный поднял журнал и вытащил из-под него пакет.
—  Давай посмотрю. Группа Гладилина соберется, позвонишь мне.
Начальник ушел в свой кабинет…
Через полчаса дверь отделения снова распахнулась, и в коридор с гомоном вошло сразу четверо молодых бойцов в пятнистых костюмах и черных шапочках. Алексей встрепенулся и, увидев группу, встал.
—  Здорово, бойцы, — подал каждому руку, сказав для всех сразу:
— Алексей.
Среди вошедших людей с одним оказался знакомым лично, и они, пожав руки, дружески обнялись.
—  С нами собрался? — спросил его тот.
—  Батю выручать. Занесла его нелегкая в ваши края.
Вспомнив, вдруг спросил:
— Хорпия от того места далеко?
—  Суток трое ходу, не больше — если прямиком… Ты насчет беглых? Хреновая подстава получилась. Если пойдут в нашу сторону… отморозки полные…
Вошли остальные три человека из группы. Старший по возрасту из них, сразу же заметил Алексея и поздоровался, подавая руку.
—  Здорово, Шаман. Ты что ли?
—  А ты угадай, — ответил Алексей и засмеялся…
Задав еще пару вопросов об общих знакомых, Утюг, в смысле капитан Гладилин, пошел в дежурку. Группе предстояло получить оружие по особому расписанию…
Построившись, в разнобой поздоровались с подошедшим заместителем. Тот коротко ознакомил с ситуацией, стоявших в строю бойцов. Напомнил о правилах обращения с оружием и, подойдя к Алексею, спросил:
— Командировочное предписание есть?
—  На трое суток. А там отгулы, — ответил Алексей.
—  Извини! На трое суток дать оружие не могу. Так что не высовывайся, где не надо. Все! Получайте оружие и на вертолетную площадку, — завершил инструктаж начальник.
Группа стала подходить по одному в ружейную комнату, и там начали клацать затворы. С оружием сразу же шли на выход. У всех, кроме одного, были короткоствольные автоматы. У молодого парня, явно северных народностей, в руках была винтовка СВД с оптическим прицелом, обмотанная наполовину куском одеяла темно-синего цвета…
Через полчаса ярко-оранжевый вертолет взял курс на Хорпию. Над горами поднималось солнце…

Просидев оставшуюся ночь у костра, Сергей и Платонов, поеживаясь и разминаясь, стали готовить завтрак. Как только часы показали ровно восемь, Сергей пошел к «уазику» выходить на связь.
Анатолий Васильевич, прихватив карабин и гладкоствольное ружье, двинулся следом за ним…
Эфир не отзывался. Сергей снова и снова сонным голосом бубнил ставшую уже привычной фразу: «Второй северный. Второй северный. Ивдель двенадцатый. Ответьте».
И вдруг раздался дребезжащий, но довольно громкий голос:
 — Ивдель двенадцатый. Я Ивдель третий, ответьте.
Сергей, посмотрел на Платонова и, не увидев ни одобрения, ни запрета, проговорил:
— Ивдель третий. Отвечаю, Двенадцатый.
—  Мобильная группа на вертушке следуем в ваше расположение. Прибытие через десять минут. Есть новости? Ивдель третий.
—  Третий… Сергей помолчал и продолжил, — …у нас груз двести. Из местного населения. Больше нет ничего. Я, Двенадцатый.
—  Ждите гостей! До встречи! Ивдель третий.
—  Давай, Сергей, вещи убирать в кусты — все раскидает. Костер тоже придется пока залить — тесновата полянка, — засуетился Платонов.
Они начали перетаскивать сначала свои, а затем и брошенные станковые рюкзаки. Вытащили из костра большие головни, положили их на берег горящими концами к воде. Оставшиеся угли тщательно залили водой.
Оглядев еще раз поляну, стали чутко прислушиваться. Вскоре, немного правее, чем ожидали, послышался хлопающий звук лопастей вертолета…
Пройдя по кругу над долиной на малой высоте, вертолет начал, задирая нос, заходить на поляну. Повиснув над ней на пару секунд, поочередно коснулся колесами земли и присел всем корпусом, сбрасывая обороты двигателя.
Из открывшейся двери стали выпрыгивать люди с оружием и рюкзаками. Они были пятнистыми вразнобой —  кто песочного цвета, а кто серо-голубого. Последним вышел мужчина с серебристым чемоданчиком в обычной армейской форме. Отбегая в сторону, люди горбились и оглядывались по сторонам. Вращающиеся лопасти опускались все ниже и ниже, пока не замерли, повиснув. Из группы прибывших на вертолете бойцов один отделился и, улыбаясь, пошел к Сергею с Платоновым.
—  Здорово, брательник.
Сергей, не веря своим глазам, раскинул руки и воскликнул:
— Лешка!
Они  со смехом обнялись.
—  Ну и где Ваш «груз двести»? — спросил подошедший следом за ним Гладилин.
Сергей отошел к краю поляны и, взяв разорвавшееся ружье за ружейный погон, принес и подал его руководителю группы.
—  Идемте, — сказал ему и пошел к изгибу реки.
Человека три, в том числе доктор, пошли следом. Подошли, окружили плотным кольцом мертвое тело и стали оглядывать его со всех сторон. Сергей, по очереди с Платоновым, показывали, где они лежали, откуда пришел человек и куда ушел, и откуда вернулся.
—  Понятно, только откуда пришел, — сказал Гладилин, поднес к глазам бинокль и уставился им на вышку.
—  А за нами наблюдают, — не отрываясь от бинокля, сказал Утюг.
—  Местный фермер. Костоев Руслан, — подтвердил Сергей. — А этот, — и он кивнул он в сторону трупа. — Похоже, один из его сыновей — по описанию Демченко, — уточнил Сергей…
Четверо рослых парней подхватили тело и понесли его к вертолету. После погрузки летчик запустил двигатель, и лопасти закрутились все быстрее и быстрее. Взревев двигателем, вертолет поднялся над поляной и, глянув на землю лобовыми стеклами, устремился в небо.
«Есть повод посетить фермера. Если это его сын, то он должен знать, куда тот ходил и где взял оружие», — подумал командир спецгруппы, провожая глазами удаляющуюся «вертушку»…
Сергей пошел кормить Алексея. Благо, супа осталось полкотелка, а у Алексея оказалось две буханки еще свежего хлеба, купленного где-то по дороге в Ивдель.
Костер заполыхал снова, и группа начала жить своей, понятной ей жизнью —  люди делали дело, разговаривали, шутили и смеялись…
Вот отделилось четыре человека, и они во главе с командиром стали взбираться по тропинке в гору.
«Тю-у-у!» — ударил со стороны вышки протяжным эхом винтовочный выстрел.
—  В «зеленку»! — крикнул Утюг, и его спецы покатились, кувыркаясь, с тропинки.
На полянке торопливо заговорила радиостанция. Оставшиеся на ней бойцы тоже устремились через лесок к тропинке. Алексей спешно надевал на пояс пятнистый патронташ с охотничьими патронами для нарезного карабина. Справившись с этим, он подхватил карабин и побежал к лесу.
—  К машине, Лешка! Там из окна вышка просматривается! — крикнул ему вдогонку Сергей, и, видя, что брат поменял направление, тоже побежал с ружьем наперевес.
Открыв кабину, Сергей посторонился. Алексей в два приема, опираясь на дверь, залез на крышу «буханки» и, встав на колено, приложился к прицелу…
Вдоль тропинки группа поднималась вверх по склону. Стоило одному из бойцов чуть больше, чем нужно высунуться, с вышки снова ударил выстрел. Парнишка, упав на колени, уткнулся лицом в землю. Его тут же подхватили под руки и спиной к земле потащили в лес. Расстегнув куртку, увидели в бронежилете дыру и торчащую из нее пулю. Вынув ее, Утюг произнес:
 — Полуоболочечная! С охотничьего карабина лупит, гад!
Оглянувшись и найдя глазами нужного бойца, крикнул:
 — Хант! Как увидишь его, бей на поражение — приказ! Всем двигаться лесом, на открытое пространство не выходить.
Боец, получивший пулю в грудь, уже очухался и сидел, застегивая куртку. Уходя дальше, группа ободряюще похлопывала его по плечу…

Алексей, успокоившись после пробежки к машине, наконец-то нашел вышку и стал выискивать на ней стрелка. Тот, приложив винтовку к плечу, опирался на трубу, стоящую на треноге. Связи с командиром группы не было, а принять на себя решение открывать огонь на поражение, не видя явной угрозы, не имел право. «Стреляет поверх крон, а потом оправдывайся!» — думал он.
После второго выстрела снайпера, с попаданием в спецназовца, Алексей взял в перекрестие трубу на вышке и нажал спусковой крючок. Выстрел у карабина был «мягче», чем у его служебной винтовки. Когда он приник к прицелу вновь, человека на вышке не было.
—  Подниматься вверх нет смысла, — сказал Алексей. — Группа уже там.
И стал спускаться на землю.
—  Понятно! Спеца подстрелили на просеке. Сейчас ваш Утюг даст… этому стрелку!
Сергей достал сигарету и закурил, руки у него нервно подрагивали…

Окружив дом со стороны двора, бойцы залегли на опушке. Дом с закрытыми ставнями угрожающе молчал. Командир группы, высунувшись из-за дерева ровно столько, чтобы его слышали, прокричал:
— Руслан, выходи, никто не пострадал! Все уладим! Выбрось оружие и выходи!
—  А ты мне Умара вернешь, шакал? — послышалось из глубины дома.
—  Мы Умара не трогали! Он сам погиб! Ружье в руках взорвалось!
—  Не было ружья у него! Врешь ты все! — упорствовал «фермер»…
Махнув рукой, Утюг перебежал пару шагов ближе к дому, бойцы тоже, кто мог, сделали короткие перебежки. Из дома ударил выстрел, и все залегли…
Неожиданно за домом взревел двигателем мощный мотоцикл и стал удаляться в лес вне видимости группы.
—  За поленницей дров стоял. И ворота там есть. Проглядели! — чертыхнулся вслух Гладилин.
Как только звук мотоцикла отдалился от дома, на порог вышел Руслан с зеленым деревянным ящиком.
—  Уходи! — закричал он. — Сейчас буду взрывать…
Из ящика выходили провода, и конец их был где-то в руке Руслана. Снайпер мгновенно взял его на прицел и краем глаза покосился на Утюга. Командир показал жестом: «Ложись!» — и кивнул. Винтовка в руках снайпера дернулась, откидывая бойца, и хлестанула округу резким звуком. Руслан, запрокидываясь назад, согнулся в коленях и упал на порог дома, роняя ящик. Снайпер плюхнулся на землю...
Выждав три минуты, Утюг встал и, подняв правую руку: «Стоять!» — медленно пошел к дому. В раскрывшемся ящике лежали три плоских бруска желтого цвета. К одному из них был привязан кусок провода в виниловой изоляции, другой конец просто валялся на земле. «Муляж», — понял он и посмотрел на Руслана. У того между переносицей была кроваво-черная отметка — входное отверстие пули. Сделав приглашающий жест, понятный даже непосвященным, Утюг снова стал разглядывать бруски. К нему стягивалась вся группа. Снова подняв руку, он ее остановил. Группа замерла. Показав двумя растопыренными, указательным и средним, пальцами на дверь, он дождался, когда двое бойцов, прикрывая друг друга, юркнули в дом, опустил автомат.
Через пару минут бойцы вышли, показав большими пальцами: «Все нормально!» И только после этого, уже голосом Утюг подал команду осмотреть все и ничего не трогать. Бойцы, не напрягаясь, стали заглядывать во все уголки хозяйства. Утюг взял один из брусков и взвесил его на руке. «Золото!» — достаточно громко и значительно произнес, не обращаясь ни к кому…
Когда все было осмотрено и ни оружия, кроме охотничьего карабина СОК-9 с оптическим прицелом, ни взрывчатых веществ не нашли, собрались перед крыльцом. Каждый не по разу подержал слитки, пытаясь их взвесить, и все молчали. Какую цену заплатил за них человек, они видели своими глазами.
Ожидать катафалк не приходилось, и Руслана потащили к дровеннику; там его накрыли лежавшим на березовых дровах плащом…
Взяв из бани воду, с помощью метлы оттерли дверь и крыльцо от следов выстрела. Дом переходил во временное пользование группы.
—  Сам подставился. Специально, — подвел итог командир группы. — Шахид хренов. На мотоцикле, скорее всего, второй брат ушел, а этот слитками хотел убедить нас , что «пустой».
«Надо идти вниз за телефоном, пусть перехватывают», — подумал он.
—  Командир! В доме рация допотопная шипит! — доложил один из бойцов.
Бросив коротко: «Ящик в дом», Утюг стал подниматься на крыльцо. В углу за обеденным столом висела большая черная трубка. Один провод уходил через щель на чердак, два других тянулись под стол, к автомобильному аккумулятору. Осмотрев устройство, Гладилин буркнул:
 — Видел где-то, в кино такую же штуковину. Пусть шипит. Раз слушали  — значит было кого! И вы в пол-уха слушайте…
Действительно, он мог ее видеть в кино — Высоцкий в кинофильме «Вертикаль» по ней разговаривал, только антенна была другая…
Оставив доктора и двоих бойцов в доме, группа стала спускаться по тропинке и не вразвалочку, а с некоей настороженностью —  чуть, что не так, и залегли. Когда вышли на поляну, их встречал Алексей с карабином в руках.
—  Ты треногу подрезал на вышке? — подавая ему руку, довольным голосом спросил Гладилин и, покосившись на оптику, добавил:
 — Молодец!
Разбредшиеся по поляне бойцы принялись за оставленные ими ранее занятия…

 — Ну, все! Взяли укладки и в гору —  табориться будем там! — прикрикнул Гладилин на подчиненных и добавил без какого-либо юмора:
 — Скотина не поена, корова не доена…
Бойцы взяли свои рюкзаки, и пошли по тропе вверх. Их командир присел к костру и закурил от уголька.
—  Алексей, ты в общей команде будешь или сам по себе, — наконец надумал спросить он.
—  Что за вопросы? Конечно, в общей.
— Тогда давай в общей команде и будем работать. Теперь ты при оружии. Надеюсь, господин Платонов не возражает? А то у нас там карабин высвободился. Старенький, правда, но хозяину он более ни к чему, — сказал обрадовано Утюг.
—  Какие возражения могут быть? — сразу же отозвался Анатолий Васильевич. — Пусть будет при нем, а то я с двумя на плече второй день!
—  Вот и хорошо! Забирай своего штатского брата и в верховье Лозьвы. С горы вышку местами должно быть хорошо видно. Дам тебе резервную рацию и держи ее на приеме по графику. Походите… посмотрите… Может, проводок на дереве увидите — антеннка тут должна быть недалеко. Одним словом, эта горушка ваша, — указал пальцем через речку Гладилин. — Рассчитывай пока на две ночевки.
Бросив окурок в огонь, он повел Алексея к своему рюкзаку…
Вернувшись, Алексей стал договариваться с Сергеем, что они возьмут и когда выйдут в дорогу.
—  А мне, может, тоже с ними? — оставшись не у дел, спросил Платонов у командира спецгруппы.
—  Нет, Вы нам здесь пригодитесь, — возразил Утюг. — Три бойца постоянно будут в лагере. Они ночью посменно, вы днем будете присматривать. Машина здесь с радиостанцией… рыбку с доктором половите —  скучно не будет, — сказал он и зашагал, не оглядываясь, вверх с рюкзаком на спине и автоматом в правой руке…
Поняв его — «рыбку половите» дословно, Анатолий Васильевич стал раскладывать свои вещи на место и готовить удочки. Подошедший Алексей посмотрел на большой рыболовный ящик Платонова и покачал головой, дивясь на разнообразие снастей.
—  Вы, Анатолий Васильевич, старайтесь здесь у спецов под носом ловить — побег в Хорпии вооруженный, могут через пару дней и здесь оказаться. Так спокойнее будет, — благожелательно сказал Алексей, с трудом отрывая взгляд от многоярусной «кладовой» рыболовных причуд.
Платонов нахмурился и, расстроенный, сел на бревнышко. Для него эти беглые уже, считай, были здесь…
Не дожидаясь обеденного часа, братья, пожав руку Анатолию Васильевичу, пошли вдоль реки, в ее верховья, искать первый удобный выход на склон горы. Алексей надел запасные болотные сапоги из «уазика» и теперь мог, как все, переходить вброд речку.
—  Я тебе покажу место, где я первых харюзов нахватал, — хвалился Сергей, радуясь возможности общения с братом. — Места! — мама, не горюй!
И они ушли, не оглядываясь, скрывшись за поворотом реки…

Четырехколесная «Хонда», квадрацикл, басовитым урчанием оглашала сосняки. Водитель  — крепкий рослый мужчина в черных очках, уверенно держал руль. Позади него сидела молодая женщина, одетая в хороший спортивный костюм — пуховку. Голова была повязана платком. На багажнике лежал станковый рюкзак и две небольших капроновых сумки. Умело маневрируя по изувеченной «Уралами» лесовозной дороге, они двигались уже четвертый час.
—  Сейчас свернем в укромное место! — повернув голову к пассажирке, прокричал водитель.
Она согласно кивнула головой. Хонда, не напрягаясь, брала подъемы, шла по каменистым спускам. Мужчина, сидевший за рулем, круто свернул с дороги и стал карабкаться между большими камнями. Сначала в гору, потом под гору и где-то в глубине скалистого участка леса звук мотоцикла стих. Через полчаса звук возник снова, и Хонда вырулила из-за деревьев. В багажном отделении дорожных сумок не было. Взревев мощным двигателем, машина крутнулась и стала довольно быстро удаляться от места тайного посещения каменных дебрей. Не доезжая поселка, мотоцикл остановился у заброшенных строений.
—  Поставлю технику в сарай, и дальше пешочком. До автобуса остался час, — сказал мужчина.
—  Может, передумаешь, Али, и поедешь в Москву? — арестуют же!
—  Не арестуют. Не за что... ничего не видел... ничего не знал! Оружие в руках не держал — отец подтвердит. Не волнуйся, Инна, тебе нельзя...
Али снял с мотоцикла рюкзак, открыл дверь ближайшего сарая и заехал в него на малом газу. Закрыл ворота и подложил под дверь камешек, чтобы не открылись сами; уверенным движением надел на себя рюкзак. Они медленно пошли в сторону поселка…
Вслед им смотрели три пары глаз из сарая, стоявшего поодаль.
—  Картавый! Сможешь уговорить железо? — спросил стоявший посредине мужчина.
—  Уговорю. Почему бы нет? «Мерсы» объезжали! Пойдем, глянем, — ответил ему голос с явно картавым выговором.
—  Не торопись. А то шеей вертеть станет, увидит, и хай подымет. Подождем чуток…
Когда двое повернули за поворот и скрылись из виду, из заброшенного строения друг за другом, пригибаясь, выбежали три человека с автоматами в руках и солдатскими вещмешками за плечами. Поверх черных арестантских костюмов на них были надеты пятнистые зеленые куртки на ватине.
Откинув камень в сторону, первый дернул на себя дверь и пропустил двоих вперед, оглядываясь по сторонам. Затем он тоже нырнул в сарай и тихо затворил дверь. В сарае послышалась возня — беглецы осматривали подарок судьбы.
Через какое-то время заработал двигатель, и ворота распахнулись настежь. Садившийся за руль парень лет двадцати пяти, с закинутым за спину автоматом, крикнул сидевшим двум сзади него сотоварищам: «Держись!» И «Хонда» сорвалась с места, круто выворачивая на дорогу к северу. Беглецы, за вчерашний день и половину ночи, сбившие ноги, ощутили себя избранниками бога. Они с надеждой смотрели на приближающиеся горы, стискивая в руках оружие. На другой стороне хребта их ждали одежда, деньги и документы. Остановить их могла только смерть…

—  Ты все помнишь? Уже во второй раз спрашивал Али свою спутницу, и та кивала головой.
—  Только не придумывай сама ничего.
Али посадил в автобус Инну, и она смотрела на него тоскливым взглядом из окна. Там, в горах, один за другим, погибли двое близких ей мужчин. Сейчас тронется автобус, и она, может быть, навсегда покинет этот край, не воплотив в жизнь своей мечты — стать любимой и независимой от прихотей судьбы женщиной. Счастье было рядом. Но теперь оно зависело целиком и полностью от этого уверенного и спокойного мужчины, внешне не отличимого от Умара. «Одной группы крови…», — подумала она и улыбнулась ему из тронувшегося в путь автобуса…
Али быстрым шагом стал возвращаться обратно к сараю. Оглядывая сквозь черные очки лес и горы, он в тысячный раз представлял себе, что это Кавказ, на котором он никогда не был, и о котором столько много им с братом рассказывала мать зимними вечерами. Ему, выросшему в этих диких северных краях, трудно было даже мысленно представить, что над дорожками у дома могут висеть огромные кисти винограда и,  что по ночам воздух пахнет так же, как в детстве пахло из буфета на кухне, где мама хранила различные мешочки с травами, привезенными бабушкой, когда та еще была жива...
Незаметно он подошел к брошенному таежному подворью и только тут увидел, что ворота сараюшки распахнуты и мощного внедорожника там нет. Еще, не веря своим глазам, он оглянулся по сторонам и застонал, сжав кулаки: «О-о! Шакалы!» Затем мельком вскинул на лес голову и торопливо пошел известным только ему путем. Еще какое-то время его можно было отследить по крикам встревоженных кедровок. Иного выбора у него не было. Он помнил: «Возвращайся, сын!», — сказал отец, оглядываясь по сторонам и закладывая проход в поленнице дров…

Гладилин медленно квадратными челюстями пережевывал холодное говяжье мясо. Есть суп из тушенки не хотелось — достала в Чечне за долгие месяцы командировки. «Вечером уху сварю — доктор рыбу обещал», — загадывал про себя Утюг. Он смотрел на лица молодых парней, с половиной из которых прошел всю вторую чеченскую компанию. Вспомнил Демченко, с которым они первыми оказались в том бедламе, который устроил ретивый министр обороны.
«Эти двое пойдут вниз по течению. И там по Сульпе… Хант останется со мной», — переводя взгляд на парня, бережно державшего на коленях снова завернутую винтовку, про себя, планировал он. «Две пары пошлю обшарить весь этот склон, слева и справа, а двоих в лагере внизу придется оставить. Там вся каша заварилась. А может еще и не вся…», — с сожалением подумал он.
—  Через полчаса во дворе построились! — громко объявил Гладилин и налил в кружку чай…
Когда отпущенные полчаса истекли, он вышел из дома и посмотрел на стоявших неровным строем бойцов своего подразделения. Разбив на группы и ткнув каждому из старших групп в карту, он стал давать указания, как и куда, идти в случае, если… и так далее. «Прочесывать «зеленку» они умеют. Лишь бы неожиданностей не было», — сказал Утюг про себя и вслух:
 — Работаем!»
Строй рассыпался, и пары друг за другом бесшумно ушли по своим направлениям. Еще двое пошли вниз по тропинке, к машине. Командир поднялся на вышку осмотреть степень повреждения зрительной трубы…
Сама труба была невредима. Одна штанга треноги была перебита пулей, и конструкция завалилась набок. «Ладно. Дело поправимое. Прикрутим костыль проволокой, и будет стоять на командирском посту, как новая», — решил он одну проблему.
Пристроив тубу к перилам, как сумел, стал оглядывать окрестности. Удобнее всего было рассматривать скалистую в основании гору, с почти плоским верхом, напротив вышки. Долго всматривался во все, что можно было с уверенностью разглядеть. Но никаких признаков присутствия где-либо, людей помимо лагеря у Лозьвы, обнаружить ему не удалось...
Уже полчаса Гладилин непрерывно просматривал — то лесные поляны, то скальные обрывы, то небольшие каменистые террасы. «Сколь причудливо природа создает хаос!» — подумал он с восхищением и отстранился от трубы…
Внизу уже давно бездельничали бойцы отобедавшей смены; пора была и их пристраивать к делу.
«Там, где золото — жди беды. А золота здесь нашлось три увесистых слитка. Костоевы не на базаре его купили, значит где-то должно быть и место, где его добывали...», — размышлял Утюг.
Гладилин стал спускаться с вышки и, заметив дверь под крышу дома, толкнул ее рукой. Дверь открылась. Чердак был совершенно пуст. Напротив, с другой стороны, тоже была дверь, и она находилась в открытом виде. «Из дома можно на обе стороны выходить. Удобно сделано и заблаговременно!» — подметил про себя Гладилин. Он шагнул под крышу и спустился в чулан. Посмотрев на чисто-белую неприбранную постель, задумался, а потом взял по очереди каждую подушку в руки и обнюхал их. От одной пахло тонким ароматом женской парфюмерии. Толкнув дверь в коридор, чтобы было светлее, откинул в сторону одеяло. Посередине длины простыни без труда удалось обнаружить следы бурных ночных объятий. «Как там, гражданочку звали? Инна Григорьевна?  — что ехала в одном купе с Павлом, а затем пропала. Уж, не с ней ли упорхнул братец Али?» И он поспешил в дом к спутниковому телефону. Увидев на крыльце бойца без оружия, стоявшего к нему спиной, отдал тому распоряжение:
 — Хант! Поднимись на вышку, осмотри треногу и восстанови. Проволока на бане висит на гвозде, целый моток. Ну и оглядись вокруг, пока не стемнело. Тебе полезно…
Боец спустился с крыльца и исчез из вида. Телефон лежал в рюкзаке и, достав его, Утюг стал готовиться ко второму за день сеансу связи. Необходимо было задержать исчезнувшую москвичку…

Группа, работавшая на склоне горы, вернулась к вечеру в лагерь, не обнаружив ничьих следов. Две другие — «приблудная», с Алексеем и та, что ушла на Сульпу, на связь так и не вышли, скорее всего, были вне зоны прямой видимости. Оставалось организовать ночевку людей в двух лагерях…
Стоявший на крыльце Гладилин смотрел, как из долины поднималось рогатое поголовье. «Накаркал! Еще одна проблема  — корову-то доить надо!», — сообразил он и стал вспоминать, кто у них живет своим хозяйством, не считая его самого. Перебрав всех по пальцам и вспомнив бытописание каждым своей жизни, пошел искать подойник и греть воду. «Доить придется самому», — понял он…
Когда стемнело, боец принес два десятка хариусов. В доме топился подтопок, встроенный в русскую печь, и горела керосиновая лампа. Гладилин сам почистил рыбу и картошку, найденную в чулане, стал варить уху. Он знал, что в эту минуту каждый из его подчиненных был занят не менее важным для него делом, и не суетился, распираемый служебным рвением. С наступлением темноты шипение в радиостанции Костоевых стало усиливаться…

До прибытия поезда на Москву оставалось два часа. Инна подошла к окошечку билетной кассы и, подав паспорт, сказала:
— Один до Москвы, купе, пожалуйста. И улыбнулась кассирше. Та в свою очередь тоже улыбнулась красиво одетой в спортивную одежду молодой особе и, раскрыв паспорт, стала набирать на клавиатуре вводную информацию. Дойдя до паспортных данных пассажира, глянула в него и, сжав губки, замерла. Не глядя на пассажирку, сказала:
— Машина повисла! Подождите минуточку». Билетный кассир торопливо вышла из кассовой кабинки. Инна, удерживая коленкой рюкзак, в основном, чтобы не остался без присмотра, стала разглядывать внутреннее устройство кассы.
—  Здравствуйте, Инна Григорьевна, — раздался за ее спиной мягкий мужской голос.
Она, слегка вздрогнув, испугано повернулась. Перед ней стояли два молодых человека в гражданской одежде и улыбались.
—  Прапорщик Омелько — транспортная милиция, — представился ей мужчина все тем же голосом. — Пройдемте с нами в отделение. У нас к вам несколько важных вопросов.
Ее сердце учащенно забилось.
—  У меня там паспорт, — указала Инна на окошечко.
Но молодой человек вынул ее паспорт из кармана своей куртки.
—  Он уже здесь, — показал он при этом ее документ.
—  Идемте, — смиренно согласилась женщина.
Второй сотрудник милиции подхватил рюкзак и, оглянувшись еще раз на кассовое окошечко, женщина, опустив голову, пошла за ними. «Как они меня могли так быстро найти?» — подумала Инна и тут же поразилась дикости этой мысли. Более уместным было бы: «Так поздно»…
Целый час она отвечала на вопросы срочно прибывшего на вокзал следователя прокуратуры.
«Не видела… не знала… мне сказали…», — упрямо повторяла задержанная.
—  Умар меня нашел на поляне и привел в дом, держал взаперти. Когда он погиб… Али решил увезти меня в поселок, чтобы домой ехала. Али хороший парень. Я беременна… я устала, — заявила она, жалобным голосом.
Досмотр личных вещей ничего не дал. Надо сказать, справедливости ради, сама она видела только дядину карту. Остальное все с чужих слов. Даже «дыру» она «увидела» только потому, что так хотел Павел. Куда исчезли сумки, и что в них было, она не видела и лишь догадывалась... Ее отвели к кассе и помогли купить билет…

«Хонда» с разгона выскочила на перевал и, скатившись метров пятнадцать вниз, стихла.
—  Жучка сдохла! — со смаком сказал водитель и выключил фары.
—  Да! Литров двадцать бы еще, и мы, считай, в Европе, — слезая с сиденья, с сожалением протянул фразу второй человек с картавым выговором.
—  Ты лететь, что ли собрался? Сказано же было, до перевала, а там прямиком через верховья между теми вон горами, — кивнул в сторону вершин, за которыми недавно скрылось солнце, мужчина, самый старший в группе. — Тут бы ноги не переломать! Идем с горки. Место для ночлега надо искать неприметное…
Подхватив автоматы, они пошли вниз по склону. Стоянку нашли очень удобную. Закрытая с трех сторон скалами поляна. Рядом ручей. На поляне приличное количество дров. Картавый подошел к кострищу и поднял какую-то склянку. «Хлороформ», — прочитал он и бросил бутылек в золу…

Ночь надвигалась стремительно. Но, судя по зашедшему солнцу, до верхней точки горы было еще далеко. Алексей присел на склоне и, достав полевой бинокль, стал осматривать лес и поляны. Сергей еще поднимался за ним — он все время отставал. «Дыхалка слабая. Курит много», — с сожалением подумал Алексей и вновь навел бинокль на противоположный склон горы. В седловине вспыхнул яркий свет фар, нырнул вниз лучами и погас. «Кого там, на ночь, глядя, принесло?» — подумал он и поменял на северо-восточное направление движения.
—  Еще полчаса хода, Серега, и мы будем на связи с Утюгом. Нас будут еще час слушать…
«Не надо было мне хариусов ловить. Теперь вот припозднились...», — ругал себя Алексей.
Посидели в сумеречном лесу и снова пошли на прямую видимость вышки…
Полчаса хода оказалось достаточным, чтобы увидеть на востоке весь хребет. Заходящее солнце еще освещало отраженным от перистых облаков светом вершину и склон. Можно было выходить на связь. Взяв в руки еще раз бинокль, Алексей медленно прошелся по тому месту, где видел яркий свет. Сейчас там, едва различимый, мерцал огонек костра. Над костром поднимался синей струйкой дым.
—  Ивдель третий! Тринадцатому! — поднеся к губам включенную портативную станцию, произнес Алексей и стал ждать. Через минуту, не меньше, послышался ответ:
— Говори, Тринадцатый! Ивдель третий на связи.
—  Сижу на месте. Поиск без результатов. На углу сто двадцать в седловине видел свет фар, полчаса тому. Сейчас там костер. Как понял? Тринадцатый.
—  Понял тебя, Тринадцатый. Спасибо. Спокойной ночи. До связи.
—  Ну, вот… теперь можно местечко выбрать. Правильно я говорю? — обратился он уже к Сергею, сунув в боковой карман рюкзака станцию.
— Да, пора уже! Я сегодня толком не спал…
Пройдя метров пятьдесят еще выше, облюбовали чистую полянку, окруженную со стороны главного Уральского хребта соснами, и стали приискивать сухостой на охотничий костер. Буквально в пяти шагах обнаружилась сосенка, и ее свалили небольшим топориком, разрубив ствол на три части. Собрали сухие ветки и подожгли их, наломав небольшую кучку.
—  Будем харюзов жарить? — спросил Сергей.
—  Вечер долгий, пожарить успеем, давай чайку вскипятим и доедим остатки моих домашних припасов, пока не скисли…
За разговорами и чаепитием не заметили, как ночь окружила поляну сплошной темнотой. У костра на палочках в наклон выстроились хариусы. В куртках на ватине пока было тепло и уютно. Только мысль о том, что где-то, возможно, рядом в беде находится их отец, делала ночной разговор скупым и односложным.
Край неба озарился бледным светом — всходила луна. Воздух становился прохладным, дышалось легко. В черном небе горели яркие звезды. «Счастливы те, кто видит все это и радуется», — сидя у костра, рассуждали братья…


Глава десятая

Камней бояться — в пещеру не ходить…


До сознания медленно доходили угрозы Умара. «Он нам угрожал тем, что мы останемся здесь навсегда. Этот псих знает, что нужно сделать, чтобы остановить камень…», — подумал я, и от этой мысли мне стало жарко. Я представил себе, как стою в сплошной темноте и смотрю на единственную звезду в небе и спрашиваю себя: «И это все, что у меня есть!?» Мы брели к гроту, хотелось спать, усталость навалилась, подминая под себя тело.
—  Будем ночевать в гроте, — предложил Александр.
Подобрали фонарь и осмотрели его. Кроме битого стекла, никаких повреждений. Леонид занялся чаем, а я стал перебирать все вещи, тщательно ощупывая карманы на наличие лекарств. Найденные таблетки, бинты и пузырьки складывал в кучку. Нашел еще один маячок и сунул себе в карман. Когда стало ясно, что искать больше негде, стал разбираться с находками. Решили считать лекарства пригодными с удвоенным сроком хранения. Поморщившись, Александр съел две таблетки анальгина. Остальные уложил в свой рюкзак.
Ужин был более чем скромным  идти за продуктами в «бункер» не было никакого желания.
—  Позавтракаем и сходим! — сказал Демченко. — На сегодня приключений достаточно.
Застелили коврики, найденные в гроте и, укрывшись куртками и свитерами, уснули…
Разбудил меня Александр тяжелым стоном. «Наверное, задета кость!» — всполошился я. Включил фонарик и посмотрел на Демченко. Тот спал, обняв свою руку, как младенца. Я зажег фонарь и убавил его, чтобы без стекла не коптил. Времени было уже достаточно много, и я толкнул рукой Леонида. Тот бормотнул что-то и сел, озираясь кругом. Тут же рядом с ним сел Александр.
—  Который час? — спросил он.
—  Без четверти десять. Как у тебя рука, Александр? — обратился к нему я. — Ты так стонал утром…
 — Тут зарыдать пора, — ощупывая свою ногу, сказал таким голосом Леонид, что показалось, он сейчас намерен это сделать.
—  Нормально рука — болит, как положено. Лишь бы заражения не было, — ответил Демченко.
—  Чем сегодня будем заниматься? — обратился я к обоим.
—  Сходите с Леонидом за продуктами, и будем ждать открытия выхода. Чем еще тут можно заняться?
—  Можем золото продолжить мыть! — ответил я, и все дружно засмеялись, вспомнив наш несостоявшийся артельный промысел. — Ну, раз смеемся, значит, живы! Леонид, что на завтрак сегодня? Мы проголодались!
—  Чай с курагой… и одна банка тушенки на троих. Одна в НЗ останется, пока не принесем другие, — ответил Лёня.
—  Как скажешь. Идти-то нам с тобой. Так что чем быстрее будет завтрак, тем быстрее наступит обед, — согласился я…
Прежде пришлось заправить керосином примус, т керосина осталось еще на одну заправку. «Горячий чай в пещере с перспективами остаться в ней навсегда — это как последняя надежда», — сидел и размышлял я.
Мне никак не удавалось понять смысл угрозы Умара. Что мог он предпринять, чтобы оставить нас здесь навсегда. «Конечно, он может бросить тротиловую шашку под карниз, и камень сместится, тогда да! Но при его массе надо бросать камни не мене ста килограмм. Хотя кто его знает?!» — так и не найдя ответа на вопрос, заключил я. Но, пожалуй, этот вариант отпадал по двум причинам: мощный взрыв привлечет внимание посторонних, и какой смысл портить вход в гору — золота уже не добудешь!
Мы допили чай и, надев рюкзаки, пошли с Леонидом в сторону «храма». Леонид рассказывал о важности для науки сделанных нами находок и делился планами о том, как он, после возвращения будет настаивать на полномасштабной экспедиции в пещерный комплекс.
—  Как только станет известно о запасах золота здесь, этот «сундук» вскроют аммоналом, как игрушечный. Никакие твои научные доводы не остановят. Финансовые воротилы примут решение в пользу добычи золота раньше, чем ты успеешь, свой научный доклад написать, — не вытерпев его красноречия, сказал я.
—  Но это же варварство!
—  А им варварство, пока есть что брать на халяву, ой как выгодно!
—  Может быть, Вы и правы, но мы привлечем всю мировую общественность!
—  Чем ты, Леонид, ее привлечешь? Россказнями своими. У тебя даже фотографии нет ни одной.
—  Я зарисую. Придем сейчас, и я сделаю карандашные эскизы. Вы же дадите мне свой блокнот?
—  Бери и рисуй! Только вернуть не забудь. Насовсем я тебе отдам его в обмен на автограф на твоем научном труде…
Храм, утонувший во мраке тьмы, встретил нас разноголосицей своих водопадов. Мы постояли минуты две, освещая его фонариками, и свернули в левую галерею. Поскольку у Леонида не было своих запасных батарей, он шел за мной, наступая мне на пятки. Поднялись в бункер и вздрогнули: нет полога — виден топчан и стол…
Медленно зашли. Нет большой кастрюли и нет ничего на столе. Осталась канистра на полу и черная телефонная трубка на уступе.
—  Умар побывал здесь. В полог завернул вещи и, сложив посуду в кастрюлю, унес. Искать их придется год, — тихим голосом подытожил я.
Леонид заглянул в коробку, стоявшую под топчаном, и вытащил запасное стекло к фонарю. Бултыхнул канистру — керосин оказался на месте.
—  Что будем делать? Консервы и сметану он точно нам не оставил. Вот и сбылась его первая угроза! — воскликнул Лёня.
Я встал на топчан и взял радиостанцию в руки. «Умар так торопился, что даже не вспомнил», — решил я и стал производить настройку антенны.
—  Может, Руслан не знает о самовольстве сына и хотя бы помешает осуществить вторую часть его страшного плана. Как считаешь, Леонид?
Радиостанция запищала тональным модулятором и вспыхнула неоновая лампочка — антенна настроена. Я приложил трубку к уху и стал звать на связь Костоева: «Руслан! Ты меня слышишь? Возьми трубку. Руслан, ты меня слышишь?» Минут пять я уговаривал его подойти к радиостанции и ответить. Но эфир безмолвствовал и я, выключив ее, положил на выступ.
—  Если Руслан знает о происходящем, то выключать станцию не стал бы — а вдруг мы до кого-нибудь дозовемся, — сказал, молчаливо наблюдавший за мной, Леонид.
—  Это практически невозможно. Радиостанция маломощная, а частотный диапазон давно не популярен. Мы можем рассчитывать на связь только с ним…
Еще раз, окинув взглядом «комнату», мы стали спускаться вниз, унося стекло и канистру. Опасения насчет «холодильника» подтвердились сразу же — он был пуст!
«Теперь осталось понять, что планировал  Умар сделать, чтобы помешать камню, открыть пещеру. Единственное, что приходит в голову, так это то, что он подсунет под «язык» другие камни и заклинит его. Возможно, они уже сталкивались с этой проблемой и не раз. Допустим, после весеннего половодья приходилось убирать все из-под камня», — решал я про себя головоломку…
Я поделился своими соображениями с Леонидом, который понуро шел за мной и нес стекло и два котелка с водой. «Лучше бы этого не делал!» — воскликнул про себя я, глядя, как еще более сник палеоботаник. Леонид и без того уже был на грани нервного срыва, а я подтвердил и теоретически обосновал все его опасения, лишив тем самым каких-либо перспектив.
—  Мы здесь умрем от холода и голода. Кончится керосин, и мы окажемся в полной темноте, — почти запричитал он.
Мне было самому тошно, и я стал высказывать возражения на свои же прежние доводы:
— Вряд ли он знает, сколько и как положить надо камней. Одно дело очистить то, что набилось с паводковыми водами, а другое дело подстроить самому. Не сможет же он песком забить, и мелкими камнями — будет кидать крупные, а это не такой даст эффект. В конце концов, мы можем начать искать выход на поверхность в твоем палеонтологическом музее, — напомнил я ему о находках. — Камней бояться — в пещеру не ходить!
Известие о том, что Умар не оставил нам продуктов, Александра ничуть не расстроило.
—  Я не собираюсь здесь жить. Что поменяется от того, что у нас будут консервы, а выхода не будет? — спокойно отреагировал он.
—  У нас было бы больше времени на поиски другого выхода. Есть инструменты, можно попытаться расширить какой-нибудь заячий лаз, — стал я возражать ему...
Леонид уже установил новое стекло на фонарь, и мы сидели в достаточно освещенном гроте, наблюдая, как тот изучает фоссилии.
—  Александр, у Вениамина в рюкзаке должна быть тетрадь с записями, а мы ее не нашли, когда разбирали рюкзак. Неужели она размокла, и ее выбросили братья? — спросил я Демченко.
—  Ну почему размокла! Она была хорошо упакована, и я изъял ее сразу же, как обнаружили рюкзаки. Ночью, когда вы спали в «бункере», я почитал ее на досуге. Документ для следствия не представляет никого интереса, — ответил тот.
—  Тогда отдай ее, пожалуйста, Леониду Викторовичу, он начнет готовить научный доклад, чтобы защитить от хантеров это бесценное наследие прошлого.
Я знал, что хантерами зовут тех, кто занимается поисками окаменелостей из коммерческих соображений.
Демченко расстегнул здоровой рукой куртку и извлек из-за пазухи толстую тетрадь в двойном полиэтиленовом мешке. Я протянул руку, и он ее подал мне. Тетрадь была заполнена не более чем на десять процентов. Записи касались только найденных отложений и, действительно, не могли внести ясность в тайну проникновения двоих человек в пещеру.
—  Леонид, у тебя есть карандаш и ластик? — оторвал я от дела палеоботаника.
—  Разумеется, есть, — ответил тот и, увидев у меня тетрадь, протянул руку.
—  Нет, Леонид Викторович! Я предлагаю разделить чистые листы пополам. Рисую я неплохо, так что будем делать зарисовки вместе, иначе здесь до ночи тут можно с ума сойти, — возразил я и стал соображать, как можно аккуратно поделить листы.
—  Хорошо. Только давайте сделаем измерительную линейку для обмера образцов. Без этого мы не сможем задаться масштабом, — согласился со мной Леонид.
Мы начали искать что-то похожее на тесьму. Единственным вариантом оказалась белая капроновая тесьма, нашитая на капюшон болоньевой куртки. Мы спороли ее ножом и, используя клетки тетрадного листа, сделали что-то наподобие портновского метра с помощью раскаленной иглы над коптящим пламенем фонаря. Это занятие отняло у нас час времени, и мы были рады, что оно прошло незаметно…
Далее стало еще интереснее. Оставив Александра дремать на ковриках на правах раненого, мы занялись зарисовками. Леонид отобрал образцы и уложил их на брошенные вещи.
—  Начнем с неизвестных и самых больших, мелкие мы попытаемся вынести, — сказал он и долго объяснял мне технику зарисовки. — Для науки очень важны детали, позволяющие классифицировать как вид найденное окаменелое существо. Вот! Вот и вот! — указывал он карандашом и обводил контуры какой-то рептилии, окаменевшей миллионы лет назад.
Леонид составил перечень наиболее важных элементов частей тела, которые следует изображать скрупулезно точно. Мы принялись за дело, заточив наши карандаши. Всякий раз, когда я брал у него ластик, Леонид заглядывал в мой рисунок и что-нибудь уточнял. Мы так увлеклись работой, что не заметили, как Александр разжег примус и стал готовить обед. Он вскипятил воду и, разделив мясо в последней банке пополам, положил его в котелок. Получилось по кружке горячего бульона с ломтиком сухаря в придачу.
—  Осталось еще на ужин. А там… — и Александр замолчал.
Можно было и не говорить, что ждет нас там. Чай попили, доев халву. На то самое «там» у нас осталось с полкилограмма кураги и полпачки чая. Мы неторопливо съели свои порции и позволили Александру изучить наши труды.
—  Ну, и чье мастерство выше? — спросил я не без гордости.
—  У тебя, Александрович, они красивые, а у Леонида больше походят на плиты, — сделал он свои выводы. Довольный Леонид украдкой глянул на меня с нескрываемым чувством удовлетворения. Я приложил друг к другу два листа и внимательно стал их сравнивать. У Леонида не было никакой техники рисования. Он не пользовался штриховкой, но грамотно подчеркивал объемы тела.
—  Учтем, — буркнул я.
—  Продолжим? — спросил поощренный за свои труды доцент и переставил фонарь в нашу «мастерскую».
Александр попросил у меня комплект сменных батарей и, установив их в фонарике, вышел из грота.
—  Прогуляюсь я немного, — сказал и ушел в сторону залива.
Мы сразу же забыли о нем и работали себе в радость…
—  Леонид, посмотри вот здесь, — и я указывал кончиком карандаша на очередную выпуклость или впадину, или какую-нибудь хитрую деталь, не вписывающуюся в мое представление об анатомии очередного окаменелого субъекта.
—  Не надо это рисовать! Этот фрагмент не относится к данному представителю этого вида.
Или:
 — Обязательно! Обязательно! Это же жаберные щели, — говорил мне Леонид.
Так мы усердно трудились над будущей докторской диссертацией Зуева…
 — Леонид, а давай, пока нашего «дознавателя» нет, завернем несколько наиболее важных образцов и уложим в рюкзаки. Только так, чтобы явно не оттягивали плечи…
Леонид стал подбирать окаменелости, а я выбрал из кучи мелких вещей то, во что их можно было бы завернуть. Сделав это, мы, переполненные чувством научной солидарности, стали делать зарисовку с одной большой плиты в две руки, разделив ее условно на четыре фрагмента.
—  Это будет уникальный рисунок. Мы дадим полное представление о совершенно неизвестном виде, — заговорил Леонид. Вдруг, вскинув голову и уставившись в одну точку за моей спиной, он завопил:
 — А-а-а!
Меня пронзила волна страха, и я всем корпусом повернулся, схватившись за рукоятку пистолета, торчавшего за моим поясом. Передо мной, на входе в грот, стоял человек…
— Вы чего орете? — голосом Александра заговорил пришелец.
Только тогда мое сознание, загнанное в угол реакцией Леонида на его появление, начало видеть того, кто стоял перед нами.
—  Леонид, нам только паранойи не хватает! Давай пройдемся тоже по туннелям, — сказал я вставая.
Палеоботаник, обескураженный своей очередной «пещерной» выходкой, живо согласился.
—  Сходим до «каменоломни» и осмотрим несколько гротов слева от веревки, — предложил он.
Капроновую веревку нам пришлось оставить там потому, что освободить второй конец было некому.
—  Не лазьте поверху. А то переломаете себе ноги, — предупредил нас Демченко.
—  Так уж и не лазьте! А если нам жираф окаменевший попадется? Как будем его осматривать? — пошутил я на выходе из грота.
Мы зашагали в сторону «храма», непринужденно болтая о научной ценности сделанных нами зарисовок. Впереди тихо зажурчали струйки воды — мы подходили к «храму»…
 — Одним озером, Леонид, здесь не обошлось, — напомнил я о вчерашнем разговоре. — Если согласиться с тем, что горное озеро является регулятором флюоресценции микроорганизмов, то должен быть где-то еще один небольшой водоем, играющий роль инкубатора.
—  Возможно. Но, скорее всего, вопрос здесь в скорости размножения микроорганизмов, иначе цикличности, как таковой, не было бы.
—  Но для этого нужна невероятно высокая скорость размножения.
—  Коллега, — и, смутившись сам, продолжил:
— Способности некоторых простейших к размножению предвосхищают любые мыслимые скорости. Тот источник, — и он указал на открывшийся каскад водопадов. — … можно превратить за пару часов в сплошную биомассу, если поселить в них некоторые виды водорослей…
Он стал рассказывать о том, что ученые рассматривают эти виды как основной источник репродукции биологической массы планеты и т.д.
Входя в правую галерею, я вспомнил случай с зайцем.
—  Леонид, ты не забыл о том, что здесь живут зайцы? Это я к тому, чтобы ты меня хотя бы не пугал.
—  Я же не специально. Он так страшно кричал, что я забыл о веревке и рухнул на камни…
На этот раз сцены с бегущим «зверем» не произошло, и мы благополучно добрались до «каменоломни». Веревка оказалась на месте и, обойдя ее слева, начали осматривать последовательно все ниши и небольшие пещеры...
В одной пещере Леонид усмотрел что-то очень важное. Мы забрались по уступам вверх метров на пять, и его научные догадки подтвердились. Как он и ожидал, на плитках, вытащенных им, оказались древние окаменелости. Он стал карабкаться еще выше, и всякий раз восхищенно говорил свою излюбленную фразу: «Мир этого еще не видел».
Подкупленный его обращением ко мне — «Коллега!», я не заметил, что мы уже поднялись на значительную высоту, и продолжаем шаг за шагом забираться вверх по крутым уступам.
—  Леонид, нам пора остановиться.
—  Как остановиться? Я же только что нашел нижнюю границу отложений! Необходимо осмотреть весь разрез.
Палеонтолог полез дальше. Когда он скрылся с моих глаз, я вынужден был продолжить движение…
За поворотом я нашел Леонида, стоящего на корточках перед каменной нишей, из которой был виден кусочек леса.
—  Я нашел выход, — шептал Леонид. — Я нашел…
— Отверстие слишком маленькое, Леонид.
—  Но его можно расширить. Здесь довольно мягкая порода. Посмотри!
И он стал раскачивать камень, торчащий перед ним. Камень дрогнул и вывалился ему под ноги.
—  Видишь! Видишь! — горячился он. — Если взять кирку, то можно выбить достаточно большое отверстие!
—  Чтобы махать киркой, надо прорубать целый туннель. А нам это не под силу.
Я достал охотничий нож и полез в нишу, вытесняя при этом Леонида. Мне хотелось проверить возможность увеличения отверстия на самом выходе. Сделав несколько движений лезвием ножа, я убедился в том, что грунт действительно поддается обработке. Решив проверить твердость свода, я вскользь ударил по нему лезвием ножа. Оно отскочило от твердой поверхности, и я, больно ударившись суставами пальцев, выпустил из руки нож. Он по инерции скользнул в отверстие и исчез, звякнув о камни где-то снаружи. Так я остался без любимого мной охотничьего ножа. Меня эта потеря расстроила не меньше, чем зловредное изъятие продуктов и утвари Умаром.
—  Все! — хватит научных изысканий. Пора возвращаться, а то сами загремим вниз, — твердым голосом заявил я Леониду.
Поняв, что я расстроился, Леонид молчком стал спускаться. Я еще раз оглянулся на кусочек леса, достал найденный мной второй маячок и сознательно просунул его к выходу.
—  Твое место на поверхности, а не в пещере, — сказал, уходя вслед за Леонидом...
По дороге Леонид засовывал за пазуху некоторые плитки, намеренно положенные им ранее на видное место…
Когда мы пришли к гроту, Александр спал. «Наверное, слабость после ранения», — заподозрил я. Услышав, как мы протискиваемся внутрь, он проснулся и поднес к глазам часы.
—  Двадцать два часа. Пора поужинать и собираться на выход, будем там сидеть на камушке, — спохватился Демченко…
Леонид выложил из-за пазухи в свой рюкзак каменные плитки и засуетился около примуса. Вскоре мы ели последнюю горячую пищу — готовить больше было нечего. От мысли близости времени нашего освобождения меня стало познабливать…
Мы попили чай и стали укладывать в рюкзаки то, что наиболее важно там наверху. Наиболее важными оказались только камни, отобранные Леонидом. «Все остальное на поверхности у нас есть», — решили мы к вящему удовольствию палеоботаника. Посидев пять минут после завершения сборов, пошли к заливу, освещая себе путь керосиновым фонарем…
Залив встретил нас неоновым свечением и тишиной. Мы постояли еще полчаса, и я вынул дудочку, висящую у меня на шнурке на шее. Александр подошел к краю воды, и я засвистел. Демченко торопливо пошел вперед и, набирая в сапоги воду, стал двигаться к камню. Как только он забрался на него и слил воду с бродней, пошел Леонид. Он стремительно пересек залив и почти влетел на камень. Следующей была моя очередь. Я сделал несколько свободных вдохов и выдохов и тоже пошел под пронзительный свист…
Мы сидели на камне и тревожно ждали, когда он издаст хоть какой-нибудь звук. Время тянулось медленно, и мы стали трястись от холода.
—  Через пятнадцать минут час ночи! — сообщил нам Александр…
Спустя несколько минут камень шелохнулся, и мы повернулись лицом на выход, приготовившись ползти вперед. Там уже образовалась полоска лунного света шириной в пару миллиметров. Но больше ничего не происходило. Время для нас остановилось...
—  Сволочь… Ублюдок, — зашептал я.
Говорить не получалось. Горло перехватило судорогой и, уткнувшись в ладони, взвыл от тоски. Что происходило с другими, я не видел и не слышал. Очнулся от громкого всплеска и крика Александра: «Леонид, вернись!»
Я повернулся лицом к заливу и уже ловил рукой дудочку. Леонид, широко расставив локти и вращая корпусом, шел на другой берег. Навстречу ему, возникая ниоткуда, двигалась мерцающая в зелено-голубом свете живая масса кровожадных зубастиков. Еще не веря в то, что мне удастся их остановить в этот раз, я выдохнул в дудочку почти весь запас воздуха за одну секунду. Леонид шел и шел…
Прикрыв глаза, я еще раз глотнул воздух и стал его вдувать в маленькое отверстие трубочки. Когда я их открыл, Леонид уже вскарабкался на другой берег и, расплескивая воду из сапог, шагал в темноту галереи.
Мы с Александром сползли в воду с мертвого камня, и пошли за ним, атакуя звуком исчезающих «белемнитов»…
Леонида нашли в гроте. Уткнувшись в кучу брошенных вещей, он тихо стонал, его плечи вздрагивали.
—  Все, Леонид! Давай будем думать, что делать дальше. Но сначала переоденемся, — сказал я и легонько пнул носком сапога в подошву его бродней…
Переоделись в свою, к тому времени высохшую на «камнях», одежду. «Ну вот, как на флоте! — гибнуть, так при полном параде, а не с чужого плеча», — подумал я, и мне захотелось запеть песню о крейсере «Варяг». Но сейчас нам было не до песен; нужны были решения.
—  Единственный выход, — начал я. — Осмотреть еще раз «купол» пещеры и все боковые ходы. По той стороне, как нам уже известно, не мене двух лазов на поверхность. Надо выбрать один и вгрызаться в землю, сколько сможем. Перенесем туда радиостанцию и будем в ночное время звать на помощь. Соберем все, что может гореть и коптить, и там, где тяга будет наружу, станем жечь. Других предложений у меня нет. Помолчав, добавил:
— Нары и стол придется разобрать, коврики не трогать — при горении выделяют синильную кислоту. Надеюсь, что это никому объяснять не надо.
—  Выкладывайте из рюкзака все ваши фоссилии. Все, до единого, металлического предмета, которыми можно скрести, копать и грызть, берем с собой. Ночь спим в бункере, а с утра приступаем к работе, — подвел итог нашему совещанию, Александр…
Леонид бережно выложил все свои замечательные трофеи, сунул под куртку тетрадь с нашими рисунками и, немного подумав, положил туда же маленькую белую плиточку.
—  Нике на память, — виновато сказал он.
—  Да хоть две! Бери примус тоже к себе. Я возьму только фонарь, — ответил ему Александр.
Его раненая рука была уложена в косынку, перекинутую через голову. Надев рюкзак и взяв канистру, я шагнул за Александром. Леонид нес свой рюкзак с примусом и «железом», обнаруженные в гроте. Поверх рюкзака у него было два коврика. Часы показывали четверть третьего…
Мы шли друг за другом, погруженные в свои мысли. «Все решения приняты. Остается грызть камни», — с тихим ужасом думал я. Открывшиеся водопады не вызвали ни у кого никаких эмоций. Прошли мимо них, не поднимая голов. Когда дошли до карьера Костоевых, остановились, чтобы набрать воды и поднять наверх инструменты.
—  «Тарелки» тоже возьмем. Долбить придется свод, удобно будет мусор вытаскивать, — предложил я.
От одной мысли, что мне придется лезть в узкий лаз, цепляясь спиной и локтями, у меня пропадало дыхание — я панически боялся замкнутого пространства…
Поднялись наверх, в бункер. Сложили все принесенное на топчан, канистру поставили в угол. Сели и задумались.
—  Чай будем кипятить? — спросил Леонид.
Он держал в руках примус и смотрел на нас.
—  Кипяти. Выпьем с курагой, и спать, — разрешил Демченко…
Когда мы шли, я вспоминал недавнюю сцену нашей катастрофы: «Умар точно знал, что его план сработает. Достаточно было иметь в воде на всякий случай пару камней, чтобы в любой момент подложить их под «язык монстра». Камень «на закрытие» готов в любой момент опрокинуться. А вот чтобы открыть его, надо целый день охлаждать плиту, тогда и силы хватает открыться...»
Теперь я закончил мысль и почувствовал в душе какое-то возбуждение. «Что меня так встряхнуло-то? Ну, да! Чтобы открыть пещеру, надо целый день охлаждать плиту. И возникшая сила опрокинет камень в неустойчивое положение. Сила… Сила!» — подумал я и только тут понял всю ценность мысли, пришедшей мне в голову.
—  Пойдемте назад, — тихо, но внятно сказал я, словно боялся испугать только что родившуюся в моей голове идею.
—  Зачем назад? — первым спросил меня, Александр.
—  Камень открывать будем! — ответил я и решительно взял в руки керосиновый фонарь.
Они уставились на меня, как на сумасшедшего.
—  Отдохни, Александрович! Все завтра будем делать, — сказал Демченко.
—  Сегодня, Александр. Только сегодня! Мы еще успеем перегородить ручей, текущий в залив. И начнем дальше охлаждать плиту, на которой он стоит, пока она не опрокинет камень полностью. Завтра может быть поздно! — загорячился я.
Они смотрели на меня и пытались понять сказанное.
—  А как мы его перегородим? — спросил и стал подниматься Леонид.
—  Перегородим! Обязательно перегородим! — ответил ему Александр. — Берем тачку и рубим кайлом породу, лопатами закидываем русло. Вперед!
Подхватив рюкзаки, мы пошли на выход…
Спустившись из бункера к карьеру, мы с Леонидом подняли наверх тачку и, взяв в руки кайло, Леонид начал срубать первый же на спуске в карьер уступ. Я кидал в тачку, добытую золотоносную породу, Александр здоровой рукой светил фонарем…
Первую ходку решили сделать все втроем, взяв с собой кайло. Я надел свой рюкзак и стал толкать перед собой тачку. В «храм» вошли, только что не с молитвой. Мы понимали, что это была наша, пожалуй, единственная возможность выйти отсюда на свободу. Взяв кирку, стал расширять русло. Грунт оказался достаточно твердый.
—  Придется таскать из карьера, пока не остановим поток, — сказал я, вытирая со лба пот.
На помощь ко мне пришел Леонид. Он с размаху вгрызался острой частью в неподатливый грунт и со второго удара выковыривал солидный ком. Поняв правильность идеи, мы пробивались и пробивались к водоносному уровню. Через два часа стало ясно, что пора городить плотину: мы дошли до глинистого участка. В образовавшееся русло опрокинули содержимое тачки…
Александр и Леонид ушли, и я стал собирать лопатой камни в бассейне и делать плотину, чтобы не размывало грунт, сброшенный в русло ручья. Пока я это делал, появился Леонид, на его лбу горел фонарик, и он толкал перед собой тачку. «Настоящий шахтер», — усмехнулся я при его виде.
—  Опрокидывай здесь, — указал ему место.
—  Хорошо уплотняется грунт?
—  Стараюсь, как могу. Там видно будет...
Третья и четвертая тачки уже дали свои результаты — Александр сходил к заливу и сказал, что вода в заливе почти не светится. Они ушли с Леонидом в очередной «рейс». Я устало брал небольшую порцию грунта и целенаправленно укладывал его, чтобы полностью перекрыть воду в подземном ручье. Взяв небольшую порцию грунта, я удивился его тяжести и посмотрел на лопату. На ней лежал, тускло поблескивая, самородок, похожий на два сжатых детских кулачка. Я медленно положил лопату на землю и, не веря глазам, потянулся к нему. Взяв его в руки, поразился тяжести. Мелькнувшая на миг мысль об удаче тут же была уничтожена другой, более тревожной и значимой. «Свобода… Нужна свобода!» — воскликнул я про себя и сунул находку в боковой карман рюкзака. «Не буду поднимать ажиотаж… Надо работать», — решил я…
Пришедшие Леонид и Александр опрокинули тачку и стали второй лопатой помогать укладывать и утаптывать плотину.
—  Обложим ее камнями и к заливу, — радостно зашептал Леонид.
На него было тяжело смотреть. Он весь светился, несмотря на усталость. «Ох! Если ошибся…», — подумал я с содроганием…
К заливу шли налегке. У Александра фонарь, у нас с Леонидом рюкзаки. У меня в рюкзаке из ценного был завернутый в одежду прибор ночного видения, у Леонида примус и остатки чая и кураги. Все остальное осталось у карьера, в «храме», либо в «бункере»…
Залив встретил нас полной темнотой. Мы расположились на самом берегу, и Леонид разжег примус. Мы были уставшие и голодные…

Утюг положил на стол радиостанцию. «Молодец Шаман. Не проглядел! Возвращается беглец в свой отчий дом. Ах, Али! Что же ты затеял здесь? Ведь знаешь, что на рожон прёшь. Значит, того стоит…», — думал Утюг. Посидев еще с полчаса, он вышел в сенцы и через кладовку поднялся на вышку. Тренога стояла как вкопанная. «Хант постарался!» — оценил он про себя работу подчиненного и стал искать на противоположной стороне костер отличившейся группы. По левому склону увидел отблеск и остановил движение трубы. В холодном ночном воздухе в полной темноте металось пламя костра, и сидели два человека. Увидеть в долине Сульпы вторую группу не удалось, и он спустился вниз. «Завтра с рассвета по хребту пошлю группу на перехват Али, четверых посажу в засаду здесь, ночью сегодня тоже придется удвоить караул», — решил про себя Гладилин и пошел отдавать распоряжения…
Едва забрезжил рассвет, двое бойцов тенями скользнули в сумрак сосновых крон и исчезли в «зеленке»; до перевала им идти было три-четыре часа. Еще трое, рассредоточились скрытно вокруг дома. Четвертым в засаде был сам командир спецгруппы…
Доктор, вооруженный охотничьим карабином Руслана, остался у реки с Платоновым. За день совместной ловли хариусов они сдружились и решили «обороняться» вместе…
Утюг, удобно устроившись на чердаке дома, имел все преимущества. Он мог контролировать подход к дому с двух сторон из чердачных дверей и вход в дом из кладовой. В любое время можно было оказаться на вышке и вести огонь оттуда вниз по склону. С вышки же он видел Ханта, а тот его. Хант лежал там же, откуда произвел выстрел, ставший для Руслана роковым. Солнце поднялось, а рация, воткнутая в карман, молчала…

Утро было прохладное, и у костра, догоревшего к утру у заспавшихся поисковиков, стало неуютно. Алексей проснулся и, поеживаясь, вылез из-под плаща. В спальник не полез потому, что из него, считал он, неудобно соскакивать. Но готовить завтрак одному не хотелось и пришлось будить Сергея. Тот, с трудом разлепил глаза и, глотнув, как обычно, пару глотков чая, закурил. Завтрак решили приготовить на скорую руку — кипяток и «горячая кружка», маленькая баночка печени и чай с галетным печеньем…
—  Выдвинемся пораньше на северный склон и начнем зигзагами прочесывать до самых скальных уступов. До обеда хватит работы! — определил начальный этап нового поискового дня Алексей.
—  Там… — Сергей показал на север, — …склон пологий, но скалистый, карниз на карнизе. С Лозьвы было видно... Спрятать можно кого угодно!
Они уложили рюкзаки и стали двигаться строго на север…
 — Вот и скалы, Серега. Будем теперь ходить с запада на восток и обратно с востока на запад. Пока не спустимся вниз…
Дважды поднимали зайца, и дважды Сергей от неожиданности «мазал» по нему. «Тут либо надо охотиться, либо искать антеннки и прочие признаки», — отшучивался он…
Прошлись по одному уровню до самого взлобка горы и тронулись обратно. Всякий раз Алексей оглядывал из бинокля предстоящий маршрут движения и намечал ориентиры. Подняв к глазам бинокль, он стал осматривать маршрут движения с востока на запад. В поле зрения попал предмет, блеснувший отраженным светом, как стекло.
—  Сергей, видишь вон тот «нос»? — и он указал пальцем на далекий каменный уступ. — Там блеснуло что-то. Подойдем когда, надо будет обшарить все.
—  А что там могло блеснуть-то?
—  Не будем гадать. На месте разберемся.
Они тронулись не спеша, переходя от камня к камню, от выступа к выступу. Когда подошли к «носу», стали лазать по камням и искать блестящий предмет. Это могло быть все что угодно: от куска стекла до куска слюды или скола на камне…
 — Нашел! — крикнул Сергей и затих, уставившись на находку.
Алексей подошел к нему и взял в руки нож, произнеся:
— Батин!
—  Его. Значит, он был где-то здесь. Надо искать. У него ведь ружья не было. Может, где-нибудь ниже спрятались от медведя?

 — Ивдель третий! Тринадцатому, — громко заговорила радиостанция. Утюг выхватил ее из кармана и быстро ответил:
— Здравствуй, Тринадцатый. На связи, Третий.
—  На северном склоне… на скалах нашли нож. Принадлежит отцу. Наши действия?
—  Не ошибся, Алексей?
—  Нет. Не ошибся. Ты этот нож у меня в Грозном просил, с косулей на лезвии. А я тебе говорил, что у бати взял в командировку... Тринадцатый…
Утюг задумался. Потом отдал распоряжение:
 — Ивдель тринадцатый! Вызови на связь «Восьмого» и передай команду двигаться к подножию горы. До прибытия усиления прочесывать весь склон. Ивдель третий.
—  Тринадцатый понял. Передам.
Утюг послушал разговор Алексея со старшим группы, находящимся в районе Сульпы и сказал сам себе: «Ну хоть что-то!» Поднявшись на вышку через кладовую, коротко свистнул и увидел, как ожил сначала один куст, затем второй. Обратно Утюг спустился по ступенькам. Дождавшись троих подчиненных, сидевших в засаде, стал менять задачу:
— Хант, остаешься со мной.
—  Понял.
—  Вы вдвоем на вот эту горушку пойдете, по северному склону, через речку. Будете метр за метром прочесывать — там Алексей отцовский нож нашел. Два глотка чаю и вперед…
Бойцы молчком ушли в дом и через пятнадцать минут с полными укладками стали спускаться вниз. Хант полез на вышку озирать округу. Времени было без четверти одиннадцать…

Гладилин сидел за столом. Перед ним была карта, справа под рукой лежала радиостанция, слева кружка с дымящимся чаем. Он посмотрел на «гору» и стал мысленно очерчивать периметр зоны поиска. «Километров пятнадцать квадратных будет. Вшестером на пузе до вечера все исползают, но найдут, кого угодно», — бубнил он, оценивая возможности трех групп в районе находки. Затем перекинул взгляд в противоположную сторону. «Здесь ребята поищут технику и Али перехватят. А пока молчат…», — уже с тревогой подумал он. За последний час это была уже третья кружка чая…

Человек, чье погоняло было Картавый, проснулся раньше всех и заваривал в солдатском котелке чай. «Эх! Сейчас бы пачку на кружечку! Чтоб загудели жилы!» — мечтал он. И, сняв с огня котелок, громко объявил:
— Чай готов!
Скрючившиеся у огня два человека оторвали головы от поленьев, подложенных вместо подушек, встали с подстилки.
—  Выспался, Картавый? — спросил один из них. Мельком глянул на часы и добавил:
— Девять доходит… так, хватит балобонить! Малой, подъем!
Авторитет толкнул в плечо молодого парня. Третий —  тот, что был раньше за рулем, посмотрел на своих подельников, и те засмеялись: «Ну, ты и рожу отмял! Все полено отпечаталось…» Окончательно проснувшись, они торопливо грызли сухари и пили чай.
—  Сейчас по склону к реке переходим и вон туда, к самой высокой. За ней перевал. К ночи должны быть у подножья, еще раз покемарим и в Европу, — волевым голосом определил действия беглецов их главарь.
Малой посмотрел, куда показал авторитет, и скользнул взглядом вниз по склону. Опытный водитель и неоднократный участник мотокроссов в детстве, он что-то быстро решал в уме.
—  Корнила, а давай еще покатаемся. Что ноги-то бить о камни? — обратился он к старшему по возрасту.
—  За горючкой в Вижай пехом пойдешь? Чего зря воду в ступе толочь, — ответил тот.
—  А мы, — не унимался Малой, — толкнем коляску и запрыгнем. Километров тридцать в час нам хватит. Сколько сможем, столько и проедем. Бросить-то никогда не поздно!
Авторитет прошелся взглядом по склону и глянул на Малого.
—  Мозги-то не прочифирил еще. Пойдем. Будем толкать под гору.
Они подхватили оружие и вещмешки. Через пять минут ярко-красная «Хонда» бесшумно начала скатываться с перевала…

 — Ивдель третий! Шестому, — торопливо заговорила рация.
Утюг сгреб станцию и в тон скороговорки ответил:
— Шестому! Третий отвечаю.
—  С перевала «Хонда» идет накатом. На ней трое с «калашами», отрезать не успеваю. Беглые!
Гладилин подскочил, чуть не опрокинув стол.
—  Шестой! Себя не обнаруживать! Идите за ними по «зеленке». Нагоните, вызывай! Ивдель третий. В ответ рация щелкнула.
—  Доигрались!
Снова поднес к губам рацию.
—  Ивдель восьмой, Ивдель тринадцатый. Третьему…
— Тринадцатый все слышал, жду указаний.
—  Ивдель восьмой! Третий. Ответьте…
Утюг, помедлив минуту, вышел в сени и опять полез на вышку.
—  Ивдель восьмой, Я, Третий!»
Но группа не отвечала, и заговорил Алексей:
— Ивдель восьмой, Тринадцатому.
Утюг встал рядом со снайпером и стал ждать.
—  Третий! На приеме у меня Восьмой, Ивдель тринадцатый!
—  Всем свернуть поиски. Восьмому и Тринадцатому вернуться по своим следам. Тринадцатому на южном склоне ждать. Восьмому через Лозьву взять под охрану лагерь. На рожон не лезть! Всем приказ стрелять на поражение! Ивдель третий.
—  Тринадцатый приказ понял.
—  Хант! Смотришь в этом секторе «Хонду» с тремя вооруженными беглыми. Водилу снимай сразу. Если двое не лягут, бросив стволы, бей с интервалом в четыре секунды — у меня там двое внизу, без связи. Мать их!
Он торопливо стал спускаться вниз. Выйдя на тропу, Гладилин свернул влево. «Успею срезать угол — положу без свидетелей одной очередью и делу край!» — про себя решил он. Утюг предполагал, что его группа засекла беглецов на самом верху седла, но это было не так...

Батареи решили больше не экономить, и пили чай в свете керосинового фонаря и налобных фонариков. Их световые пятна не покидали серого покатого камня. Молчали. У меня на шее в полной готовности висела дудочка. Тишина, и только стук сердец. Любой, даже малейший шорох, вызывал вздрагивание. Ждали уже четыре часа!
Сначала услышали скрип, затем на глазах камень дрогнул, и мы, не сговариваясь, полезли в залив. Когда ступили в воду, я засвистел в дудочку и не выпускал ее изо рта до тех пор, пока не лег животом на камень.
Камень медленно поднимался, а мы ползли и ползли вперед. Перед нами раскрывалась слепящая дневным светом щель. Мы доползли до нее и стали садиться, разворачиваясь ногами к реке. «Ну, еще немного! Еще!» — просил я шепотом глыбу.
Скрежет под камнем перешел в глухой перестук — так в воде стучат падающие камни.
Первым выпал в воду Леонид, затем мы с Александром. К берегу шли и щурились от яркого дневного света. Перед нами была тропинка к дому Руслана.
—  Вон «уазик», — указал я рукой. — И Платонов…
Мы повернули к ним. Увидев нас, Платонов и какой-то военный взяли ружья, и пошли нам навстречу. Ноги отказывались идти, но мы шли...
И вдруг с вышки ударил хлесткий выстрел. Встречавшие нас сначала замерли, а затем упали в траву и стали в кого-то целиться. Мы оглянулись и увидели заваливающийся мотоцикл с вооруженными людьми.
Следующий выстрел прозвучал с поляны. Александр уже лежал на спине и тянул из-за пазухи пистолет. От мотоцикла полоснула автоматная очередь. Падая на землю, я успел заметить, как вскинулся и обмяк военный, залегший рядом с Платоновым. Упав, я тоже повернулся на спину и увидел двух людей, бежавших вдоль берега к нам. Выхватив из-за пояса свой пистолет, открыл стрельбу по нападавшим. Рядом со мной вел огонь Демченко.
Беглые метнулись в воду и, поднимая высоко ноги, кинулись к нише. Один из них остановился и начал вскидывать автомат, но с горы еще раз ударил винтовочный выстрел, и он нырнул под карниз вслед за другим. Я видел, как они забрались на камень и исчезли в черной дыре. Откинувшись на спину и не сводя с камня глаз, я удерживал пистолет двумя руками на весу, целясь под карниз. «Тук-тук, Тук-Тук»», — болезненно билась в правом виске жилка. Люди не выходили. Вдруг камень стал подниматься и стремительно закрывать вход в пещеру. Что-то заскрежетало и, коснувшись скалы, «язык» гулко ударился. Затем он дрогнул и выполз из-под ниши — «монстр» испустил дух!
Сверху, вдоль Лозьвы, мелькнули пятнистые костюмы, и скоро перед нами показались распарившиеся от бега бойцы спецподразделения во главе с командиром с тяжелой квадратной челюстью…

Я выложил из станкового рюкзака свои вещи и достал из маленького рюкзачка Геннадия тщательно завернутый прибор ночного виденья. Намереваясь уложить рюкзачок со всеми вещами, стал поднимать его, но тот упорно тянул мою руку к земле. Засунув ее в боковой карман, нащупал маленькую, но тяжелую «гантельку» и присел на колени. «Самородок!» — вспомнил я про свою находку. Оглянувшись вокруг, достал его и, помедлив, опустил с ним руку в свою «колбасу» и уже там замотал «два кулачка» в свитер. «Приеду в Ивдель, поговорим с Александром, что с ним делать?» — решил я…
Через несколько часов на поляну сел вертолет. Бойцы погрузили свои вещи и бережно перенесли тело доктора в салон. Затем туда же затащили тело в черной одежде. Алексей улетал вместе с группой Гладилина. Он подал мне руку и, притянув к себе, обнял меня другой рукой за плечи.
—  До встречи, батя. Мамке привет, — сказал мне сын и пошел к вертолету…

Александр спускался по тропинке с горы, в руке у него был кожаный планшет. Мы уже все сложили в салон «уазика» и ждали только его. Леонид спал в машине, навалившись на спальные мешки. Демченко залез в салон, сел рядом со мной, и Сергей стал выруливать из лесочка. Когда машина пересекала тропинку, идущую в гору, мне показалось, что я увидел человека, стоящего на вышке.
—  Вернулся Али? — спросил я.
—  Вернулся. Куда он денется!? — ответил Александр.
Мы стали забираться в гору. Сергей о чем-то говорили с Анатолием Васильевичем и часто смеялись.
—  Александрович! Ты помнишь, как мы перекрывали ручей? — спросил меня Демченко.
—  Ну, помню…— неуверенно сказал я и почувствовал, как к моему лицу приливает кровь. «Хорошо, не видно из-за бороды, как я покраснел. Сейчас скажет, что он все видел…», — стушевался я.
—  Я там… — и он наклонился ко мне — …пока Леонид тачку толкал к тебе, нашел…
Он разжал ладонь. В его руке матово отблескивал ноздреватый самородок, немного больше «перепелиного яйца», что я выискал первым.
—  Спрячь. Потратишь на санаторно-курортное лечение. А Леонид, если приложит к отчету то, что мы нашли, может поставить крест на своих творческих планах, — достаточно громко сказал я.
Леонид сапнул двумя ноздрями и затих.
—  А ты? — настойчиво опять зашептал Александр.
Я посмотрел на него и улыбнулся, откинувшись на сидении. «Пусть думает, что хочет», — подумал я. — Парень сообразительный, поймет…»
На Втором Северном все уже знали о нашем прибытии. Подъехав, мы выгрузили вещи палеонтологов и выпустили рвавшегося из «буханки» Лёню. Он выпал из машины прямо в объятия Вероники.
Мы загрузили Олега Горобца с его тремя «только что пойманными» тайменями. Рита подошла к нам с Александром и по очереди обняла и поцеловала. «Спасибо!» — шепнула она каждому.
Мы обменялись телефонами и поехали. Александр остался с экспедицией, перед тем попросив меня подробно изложить все на бумаге. «Подошью к делу», — сказал он, улыбаясь.
Я подмигнул и заверил его: «Обязательно напишу… самым подробным образом!»

P. S. «Спасибо за перепелиное яйцо! Рита», — получил я однажды SMS.
«Не поскупился Леонид. Хороший парень…», — подумал я, удаляя сообщение из памяти смартфона.