Вопреки эпатажной установке Виктора Топорова, его прохиндиада "Двойное дно" производит в целом неплохое впечатление в общем ряду такого рода автобиографий или "плутовских романов". Мне приемлемы и даже близки некоторые оценки В.Топорова, например, о том, что он называет "левизной" (Владимир Сорокин, В. Пелевин, С. Соколов, Э. Лимонов) в статье "Левый марш". В этом смысле я, как и он, скорее ратую за "правизну", хотя в определении этого понятия несколько расхожусь с Топоровым.
Однако, в "Двойном дне" как "палицей по лбу" ударили мне следующие характерные моменты: 1) то, что Топоров, просыпаясь, создает себе "сурвивальную" установку на день: "Победить!" или "Выжить!" (если только, по его собственному выражению, не пребывает в состоянии "автопилота"); 2) то, что он полагает, будто Россия потерпела военное поражение в холодной войне.
Второе утверждение, конечно, снискало В. Топорову положительный резонанс на западе (он сам об этом пишет). И, вроде бы — мужественное, до мазохизма категоричное суждение. В самом деле: только на закордонном языке URSS выглядело нехитрой шарадой типа "переставь одну букву" — и будет RUSS, отсюда мораль: RUSSia=URSSia. Кто будет теперь спорить, что поражение потерпел СССР? Но эта аббревиатура, похожая на гусеницу танка, на русском уже не анаграмма Руси. Значит, не Россия потерпела поражение, а испортился наехавший на нее и на полмира танк СССР. Такова правда языка.
Россия, претерпевшая в этом веке нашествия Вильгельма, Ленина-Троцкого, Сталина, Гитлера, потом опять взнузданная Сталиным и его коррумпированными преемниками, вновь обретает свое историческое имя, пусть и на урезанной территории. Можно ли это назвать поражением? И что есть поражение для такого мессианского народа как русские? "Умом Россию не понять, аршином общим не измерить."
***
И теперь мы плавно переходим к разговору о русском политическом чуде. Оно состоит в том, как такие сомнительные милашки как Ленин и Сталин, проигравшие в пух и прах народное достояние и в 1918, и в 1921, и в 1941 годах, трансформировались в более чем заметной, а когда-то и определяющей части общественного сознания в народных вождей, в олицетворение народной славы. А между тем, Ленин понял, что проиграл "игру" и сошел с ума от злобы, бешенства, бессилия, когда стало ясно, что с "мировой революцией" не вышло, а Россию никак не загонишь в прокрустово ложе его убогих схем. В отместку он лишил Россию ее исторического имени, устроив на ее территории зловещий "СССР" и искусственно расчленив на национальные республики с унизительными и кровоточащими до сих пор границами, с огромной русской диаспорой... Добрейший был человек.
Излишне напоминать, что катастрофическое отступление на фронтах Первой мировой началось сразу с приходом к власти этих не в меру расшалившихся гимназистов-беспредельщиков. Россия по всем признакам выигрывала Первую мировую войну (это признавал даже Черчилль): год в окопах и немцам капут, у Германии не было ресурсов.
Сталин затевал войну за контроль над всем миром, надо всей Европой — по крайней мере. Только так можно было еще оправдать "завоевания революции", оказавшейся столь убогой и жалкой (по сравнению с зарытыми в землю почти сбывшимися надеждами Российской империи), не соблазнительной для остальной Европы, даже для вскормившей Ленина (“холопа Кайзера”) Германии. Режим Сталина в России неизбежно бы переродился в новый нэп, если бы он не ставил глобальные цели, импонирующие русскому характеру. Третий Интернационал мог до какой-то степени возместить Третий Рим. Сталин понимал это как никто, сосредоточивая власть в своих руках. Документально установлено, что он хотел первым напасть на Гитлера, но тот был тоже не промах, опередил. Сталин проиграл.
Упустив нападение Гитлера, СССР проиграл не только Вторую мировую (такой, какой замышлял ее Сталин), но и, впоследствии, из-за непоправимого возвышения США во Вторую мировую, — он проиграл и холодную войну.
Сталин хорошо понимал, что потерпел поражение. Одним из условий помощи союзников было закрытие Коминтерна. После войны уже не было желания создавать стометровый памятник Ленину на месте разрушенного храма Христа Спасителя. Построили бассейн, отчасти выполняя план Гитлера по затоплению Москвы. "Дело Ленина" было окончательно проиграно. Тогда Сталин взялся за советский национализм.
Вторую мировую войну выиграл советский народ, выведя государство из невиданно катастрофического положения. Сталин бездарно проиграл свою войну, и сам, человек трезвый и циничный, хорошо это понимал. Но на гребне народной победы он, проигравший и опущенный, казался победителем, мудрым народным вождем, символом победы. Вот оно, советско-русское чудо, оплаченное морем крови. И "мудрый" Ленин (палач России в большей мере, чем Гитлер) вроде бы — у истоков этой славной победы...
Что делать! Сталин и Ленин вошли в историю вождями русского народа, народа победителя, и это, хоть ты лопни, записано в скрижалях народной души. Это я и называю русским чудом.
Возвращаюсь к В. Топорову и его первой мысли дня: "Выжить!" или "Победить!" В смысле — индивидуально выжить и победить. Масштабик, конечно, иной. И все же характерно: идея выживания — есть идея специфически американская. Ей потчуют нас с телеэкранов герои Шварценеггера (в переводе с немецкого эта фамилия выглядит примерно как Черномырдин), Сталлоне (нажился на сходстве фамилии со Сталиным) и иже с ними... Все они, Шварценеггер, Сталлоне и им подобные предстают и заявляют себя как герои-одиночки и "специалисты по выживанию" в каменных и прочих джунглях. От них млеют героини, женщины-самки, тоже обладающие здоровым инстинктом выживания. Сначала они, как правило, жеманно ужасаются "методам" сих славных мужей, решающих ту или иную сверхзадачу, но потом понимают их жестокую правоту в этом жестоком мире и становятся их помощницами и любовницами. Вспомним хотя бы Рэта Батлера из "Унесенных ветром" и его подругу Скарлет. Оба циничные специалисты по выживанию.
Образ советского человека планировался в противовес, а точнее — в виде замещения стопроцентного американца. Здесь сильно помог дух коммунальных квартир, куда бывшие крестьяне перенесли свои межевые споры. Счет шел уже не на десятины, а на квадратные сантиметры... Классовая борьба все усиливалась, шел естественный отбор по принципу приспособляемости и выживания. В результате мы получили то что имеем - двойника янки, циника, верящего лишь в чистоган и в “выживание”.
Нелишне напомнить, что русская национальная идея — не выживание, а спасение. Отличие этих терминов в том, что спасение не обязательно предполагает выживание тела. Спасение относится к обретению высшей правды, просветления души в конечном счете, оно относится к душе в первую очередь, а к телу — лишь постольку, поскольку. Это идея соборная, чуждая мысли об индивидуальном выживании. В этом отличие православия от протестантизма. Вот почему храм Христа Спасителя — наш национальный символ, и вот почему Ленин так онтологически ненавидел православие и пытался уже после смерти вознестись над развалинами этого храма стометровым монументом.
Вот почему о нашей истории нельзя судить по западной мерке. Хочу передать, как я чувствую национальное своеобразие России. Здесь много нелепиц. Отделение Аляски. Сан-Стефанский договор. Октябрьская революция, разразившаяся, когда война была практически выиграна. Нелепое начало Великой Отечественной войны, нелепая перестройка. Потом — отдача даром ГДР, когда англосаксы бы поторговались. Нелепость на нелепости. Подлые вожди, которые даже поневоле облагораживаются за счет народных жертв, народного духа. Штурмовщина, пьянство, беспредельщина, русский космизм: ходить в лохмотьях, задрав голову к небу. Этому противостоит последовательная, меркантильная, мещанская, расчетливая политика пуританских стран, наиболее воплощенная в “тэтчеризме”.
И все же, не любя выживать, имеем ли мы перспективы? Иначе говоря, есть ли у русских будущее? Мой оптимизм в этом вопросе основан на убеждении, что Россия играет особую роль в мировом духе. Эту роль все равно кому-то пришлось бы играть. Выпало — нам. Мы — всемирные мальчики для битья, которые при всем при том должны сами за себя постоять. На нас, принося нас в жертву, мир поправляет карму, нарушенную пошлостью прогресса, стяжательства, буржуазности, пуританства... В абсурдности России, в ее нелогичности ее сила и ее миссия, ее непредсказуемость и неравновесность. Здесь повышается энтропия мира, рождаются дерзания общечеловеческого масштаба и ставятся социальные эксперименты. Здесь остальное человечество находит опору, вдавливая нас в грязь, совершенствовать свои общественные формы, идя по пути прогресса, отменяя рабство и т.п. Мы благостно восприняли эту миссию. Иначе нам нельзя.
Это страна импульса, а не энергии. Для нефизиков поясняю: энергия времениподобна, импульс пространствоподобен. О власти пространств над русской душой многими сказано. Ноздревское и хлестаковское незнание пределов — наша черта. Только у нас могли появиться "космисты" — Н.Федоров и Циолковский.
Энергия есть деньги и власть денег. Деньги сдаются в рост, они времениподобны. Пространства покоряются бричками и ракетами. Ценить деньги, писать на них имя Бога — не наше дело. Заметная часть нашего существа тяготеет к презрению денег, к уходу от ее власти "в пространства", будь то творчество, водка, наркотик, или Сибирь. "Я бегу в неживые леса и не гонится сзади никто", — писал Брюсов. Эсхатологизм, сверхбытийность, попытка выйти за пределы, — наша черта.
Это означает, что если мир хочет существовать, Россия будет. Это необходимая часть мирового духа, который существует только в цельности. А потому Россия была, есть и будет. И будет нам место на этой земле, ибо у нас есть наша вечная миссия. Поднимая тост за Россию, говорю: мы не любим выживать, но, несмотря на это, авось выживем?..