"...Но чем дальше, тем будет быстрей;
Все помнят отцов, но зовут матерей;
И они говорят, что у них веселей -
В доме, в котором не гасят огней...
Но, чтобы стоять, я должен держаться корней.
Так строй свой бюджет на запасах вина,
Что хранятся в твоих кладовых.
Кормись на тех, кто кормит тебя,
Забудь про всех остальных.
И я мог бы быть таким же, как ты,
И это бы было верней;
Но, чтобы стоять, я должен держаться корней."
(Б.Гребенщиков. "Аквариум")
……………………………………………………………………..
Крупный ворон по хозяйски, основательно и не торопясь, молчаливо облетал небольшое деревенское кладбище. Снег сошел удивительно рано, каких-то пару недель назад, но лучи апрельского солнышка продолжали сушить и без того хрупкий пергамент прошлогодней листвы.
Около одной из могилок хрупкая и стройная женщина в тёмном собрала очередную, похоже последнюю, кучку лежалых листьев, потом аккуратно прислонила грабли к оградке и прилегла грудью на металлический штакетник. Взгляд её замер на памятнике: «Ну, вот и прибрались после зимы…». Весенние лучи нагрели фуфайку, проникли глубже и расслабили теплом натруженное тело. Лет женщине было, наверное, около пятидесяти. Пока она стояла и о чём-то мысленно беседовала с тем, кто был изображен на фото, двое крепких, высоких мужчин, чуть её младше, слаженно складывали уже собранные пыльные холмики в ведро и выносили мусор за пределы деревенского кладбища в специальный железный ящик.
Ещё одна женщина хлопотала здесь же, за столиком, около оградки. Она прошлась по клеёнке мокрой тряпкой, и начала доставать из принесённой корзинки хлеб, солёные огурцы, деревенское копченое сало и граненые рюмки. Женщина отличалась от той, что стояла сейчас в задумчивости. И отличалась не столько тем, что была помоложе, сколько одеждой: джинсами, светлыми туфлями и вязанной красной курткой. В деревне так не носили. Неудобно и вызывающе. Значит, городская. Ей помогала совсем юная девушка. Девушка тоже была в куртке, правда светлой, и тоже в джинсах:
- Мам, огурцы резать?
Ещё один мужчина, старше суетящихся за работой лет на десять и чем-то неуловимо похожий на очень крупного сытого тюленя, сидел перед столиком на лавочке. Он, как и женщина в тёмном, смотрел на памятник.
- Мойте руки. Помянем братца, - наконец произнёс он, - Женщинам, наверное, вина, а нам уж как всегда…
В стаканчики полилась самогонка и домашнее вино. Зажурчала на руки вода из принесённой бутыли.
- Ну, царствие небесное, - сказал самый старший, тот, что был похож на тюленя.
Все собравшиеся разобрали рюмки и посмотрели на памятник. С фото им навстречу серьёзно глядел совсем молодой парень.
- Марин, а Генка-то смотри какой красивый был, - сказала городская, - сколько его уже нет?
- Двенадцать лет будет уже… А на фото ему двадцать восемь…
- Жалко внука не дождался. Я помню, как он говорил: «Пока у меня сына не будет, и у вас одни девчонки будут». Так мальчика хотел... А у вас Наташка, Ленка, Катюха… А ведь и правда, так у братьев одни девчонки и рождались…. Володька вот только вклинился, сына родил….
Все посмотрели на стоящего здесь же «Володьку».
- Ой, Марин, знаешь что вспомнила? - опять начала городская, - Мы только поженились, в деревню конечно тут же приехали, и вот ваша Ленка, тогда трёхлетняя, подходит и серьёзно так спрашивает: «Поженилась? Нда… Дети у вас будут? Нда… Ну, хорошо», - и в задумчивости отошла по своим детским делам. Теперь она сама мама Егорки… Как они там, в городе то?
- Да ничего вроде. Зять обещался приехать огород вскопать… Помогают, да… Ещё бы Наташку с Катькой замуж отдать, - сказала женщина и опять вернулась взглядом к фото.
Вдруг солнце скрылось за тучей, и сразу подул холодный пронизывающий ветер. Каркнул ворон. Мужчины и женщины обернулись на его крик. Черный большой красавец с достоинством сидел на макушке креста самой дальней и почему-то одинокой могилки. Крест зарос бурьяном и, казалось, пройти к нему невозможно.
- Колдун у нас там похоронен. Как просил, на самой горе. Яму рыли сутки, камни же сплошные, сказал «тюлень».
- И откуда ты дядь Саш всё знаешь?- спросила девушка.
- А он тут всё про всех знает, Алён. Вот не дай бог что, и рассказать некому станет, - подключился к разговору мужчина, который только что носил мусор в ведре.
- Это папа твой, Алён, мало что уже помнит, - и «Дядь Саш» посмотрел, улыбаясь, на говорящего, - Городские, ёмаё…. Я тебе сейчас прабабку твою покажу. Мне она бабка, как и твоему папе…
- Та самая баба Катя?
- Знаешь?
- Ну да. Рассказывали. У неё было шесть детей, а потом она вас всех, своих внуков, нянчила. Поэтому вы все, двоюродные, как братья. И как с дядей Володей маленьким в карты играла тоже рассказывали, - девушка посмотрела на мужчину около ограды, которого все называли «Володька», - а он всё просил песню про кота и капризничал «Бааааб, чаю налей..»
- Да уж, - старший продолжил, - ох, и капризным ты рос, Володька. «Жил да был чёрный кот за углом».. Бабка то слов не знала, вот ты и орал.
Все, улыбаясь, смотрели на «Володьку» - теперь солидного уверенного мужчину чуть старше сорока, а тогда самого младшенького из внуков.
- Ты, конечно, не помнишь, в люльке лежал. Нас с Генкой приведут к бабке, она по делам отойдёт, а мы давай на люльке раскачиваться… Бабка потом выговаривает: «Ты уж, Валь, ко мне их больше не води…» А на следующий день сама за нами приходит... Куда нас девать то?
- Вот, Алён, твоя прабабка, Екатерина Моисеевна Смирнова…
- Ого, год рождения 1899..
- Бабка всё смеялась, говорила, поздно её замуж-то отдали. В двадцать лет… Ты не собираешься ещё?.. А, ну да, времена другие….Не, свататься много раз приходили. Первый раз сваты пришли, когда ей только пятнадцать исполнилось. Отец не отдал. Сказал помощница хорошая. И с конём хорошо управлялась и вообще по хозяйству.
- Вот откуда у меня любовь к лошадям…
- Наверное. И ещё сказал, отдам за тридцатого. И вот Григорий-то, царство ему небесное, твой прадед, тридцатым и был. Посватался и на гражданскую сразу… Потом уж дети пошли. Твой дед, Константин, самый старший… Потом Валя, Зина, Тамара, Лида, Миша…. Потом с Отечественной не вернулся.. Бабка всё сама….У Миши-то девчонки родились. Поэтому когда у Кости сын родился, радовалась вся родня. Продолжатель рода… Теперь всё уж. Кончились Смирновы. Вот был бы у тебя, Алён, брат…
- А я может вообще фамилию менять не буду, а сына рожу..
- Посмотрим…. Ну что, помянем…. Царствие небесное….
- А вот и дети её… Тётки твоего отца: моя матушка - тётя Валя……Володькина- тётя Зина. Эх, рано, рано ушли..
- А вот мать её.. Твоя пра-пра бабка, Алён….Кузницу пра-прадед держал…Известный человек… Сейчас Володька там дом свой поставил. Помнишь, Володь, фундамент рыли, подковы находили?
Все опять посмотрели на «Володьку», который почему то всё время молчал.
Пока деревенские возвращались к столику с провизией, городские мама с дочкой пошли по кладбищу.
- Мам, пойдём крест с вороном сфотографируем. Место-то какое … Бррррр…. Обалденная жуть…
- Алён, смотри, какая интересная надпись: «Как много нашего ушло с тобой, как много твоего осталось с нами». Как глубоко, если вдуматься…
- Мам, я вот что хочу всё спросить.. Дядя Саша так помогает семье тёти Марины, девчонок выучил, а вместе не живут..
- Когда Генка умер, одиннадцать лет назад, Сашка сказал на поминках, что девчонок не бросит. У самого-то семьи нет, вот он всё и отдаёт Генкиным детям. Выучил в институтах, сейчас материально помогает. А с Маринкой они…. Не знаю, если честно.. Наверное, как брат с сестрой…
- Донна Мариуза, ну что… пойдём что ли?
- Саш, почему ты её так называешь? - улыбнулась городская.
- Да это из сериала. Маринка всё их смотрит. А я книжки больше люблю.
- Надо бы к тебе заглянуть. Дашь что-нибудь почитать?
- Да бери. Я много выписываю. Только потом верни. Кстати, баб Катя покойница тоже почитать любила. Помню, сидит за голландкой и шевелит губами. Она и читать-то сама научилась. А мы пацанами подглядываем, хихикаем… Было в этом шевелении что то...
- Ну вот, всех помянули. Хорошо…, - сказала женщина в фуфайке.
Мужчины и женщины стали собраться.
- Ждите, скоро и нас принесут, - обратился куда то в пространство «тюлень» перед тем, как встать.
- Ты чего, Саш? Разве можно так говорить?- удивилась городская.
- А чего? На этом свете ещё никто не остался. Все там будем. А пока поживём, что отпущено. Идёмте….
Женщина, та, что в фуфайке, собрала остатки провизии в корзинку и процессия, не спеша, потянулась на выход.
Опять каркнул ворон. Все опять обернулись на его крик.
Время, на миг остановившись для этих мужчин и женщин, опять потекло вперёд. Оно опять уходило в вечность. В ту самую вечность, в котором времени нет….
16 апреля 2008г.
фото автора.