В налоговую инспекцию номер 29 меня устроили по великому блату. Там работала в отделе кадров дочь нашей консьержки, с которой дружила моя матушка. Только так и можно устроиться на работу, когда тебе прилично за пятьдесят и, фактически, все понимают, что работать тебе уже неохота, а просто надо где-то провести время до пенсии; разумеется, к нашим политикам это не относится, ведь для них оказаться не у дел означает смертный приговор, а наше общество слишком гуманно, для того, чтобы отменять мораторий для двух третей нашей политической элиты. Я тоже не собирался изменять мир, поэтому на предложение дочери консьержки, переданное через саму консьержку, согласился сразу.
Примерно за неделю я вошёл в курс дела, то есть научился говорить в сжатой форме - «нет», а в развёрнутой - «обратитесь к кодексу». Этого умения мне бы хватило на все оставшиеся годы, но случилось не совсем предвиденное. Подчищая недоимки и списывая безнадёжные долги, наше начальство натолкнулось на огромную кучу отсутствующих должников; вот оно и не нашло ничего лучше, как послать меня их постепенно списывать посредством арбитражного суда, который должен был пачками признавать их банкротами, облегчая нашей инспекции жизнь, в смысле улучшения показателей нашей работы с недоимками. Пожимая плечами и почёсываясь, я направил свои подневольные стопы в арбитражный суд города Москвы, по известному всем адресу.
Естественно вся подготовительная работа была уже проделана, то есть мне оставалось прийти в суд, засвидетельствовать почтение судье и выслушать заикания какого-нибудь юнца или старца арбитражного управляющего, который бы и занялся всеми последующими действиями по признанию отсутствующего должника банкротом. Ничего этого я, разумеется, не знал до сего несчастного дня, и прожил бы без этого знания с большим удовольствием, но не всё равно, чем человеку заниматься, когда он просто ожидает пенсии, получая за это определённое содержание от государства. Ещё в коридоре я обратил внимание на яркую особу, которая часто выходила курить на лестницу, а потому часто попадалась мне на глаза; я во всех бюрократических учреждениях выбираю только те места для ожидания, где можно курить, как видно и эта мадам, предпочитала места такие же.
Любезно дав ей прикурить, - да забыл сказать, почему мы так долго болтались на лестнице, хотя это и просто, суд был назначен на десять часов, но оказалось, что все дела были назначены на десять, а всех было без малого восемь, а семь из восьми были дела, перенесённые в порядке их откладывания, наше же дело еще ни разу не откладывали, поэтому оно оказалось восьмым, - я представился и пожалел её очарование, вынужденное пропадать в таких неприглядных стенах. Мы познакомились. Всё там очень долго происходит в этих судах, поэтому и курить нам с дамой пришлось очень долго. Мне и в голову не приходило, хотя мы уже болтали как старые приятели, спросить её что-то о своём деле, ведь сама мадам была много интереснее, чем моё дело, о должнике нечестивце, который задолжал аж шесть тысяч рублей тридцать две копейки, на которые набежало несколько миллионов штрафов и пенни.
Как раз в тот момент, когда мы обсуждали достоинства различных моделей бюстов, и вариантов с подкладками в чашечках и без, она меня неожиданно спросила: а какое отношение вы имеете к арбитражному процессу? Тут всё и раскрылось – вынужден был признать, что я из самой несправедливой организации на земле. Взгляд моей богини – мысленно я так её уже называл, что несколько фамильярно, но уж совсем оправдано, за счёт её неповторимой внешности – потух, и она стремительно начала терять ко мне интерес.
Чтобы хоть как-то задержать её внимание, я начал рассказывать, что у меня за дело: должник иностранный гражданин, организовал, чёрти в каком ещё году дело, в форме автостоянки, на пустыре Мичуринского проспекта, который теперь уже превращён в какую-то элитную преисподнюю и, конечно, забыл какую-то дрянь заплатить, с тех пор никто его не видел, а в связи с пожаром и последующим затоплением налоговой инспекции и документов сохранилось совсем не много, вот почему принято в высших инстанциях решение – должника простить, но сделать это могла инспекция, без нареканий на собственную голову, только через арбитражный суд.
Богиня включила свои зелёные глаза на полную мощность и с непонятной для меня ледышкой в тембре голоса произнесла: как вам не стыдно признавать отсутствующего должника банкротом – ведь вы о нём решительно ничего не знаете. На что я совершенно легкомысленно ответил: да, я и знать о нём ничего не желаю… Мадам грациозно повернулась на каблуках ко мне спиной и проследовала в коридор, элегантным щелчком отправив в урну длинный ещё бычок; бычок описал крутую дугу и точно посередине вошёл в урну, стоявшую на пролёт ниже. Конечно, я расстроился, единственное развлечение, можно сказать удача, в совершенно неожиданном для таких дел месте – арбитражном суде – и коту под хвост. Обидно.
Пока я докуривал, внизу вдруг раздался вскрик, и зашумели страждущие судом посетители. Обернувшись на звуки, я увидел высокий столб желтого пламени, вырвавшийся из урны и ударивший в потолок, до которого было не три и даже не четыре метра, а уж все шесть точно. Пламя растеклось по потолку и также мгновенно, как появилось, так и исчезло. Внизу девчонки практикантки и судья в мантии и шапочке стряхивали с себя пепел похожий на кусочки несгоревшей до конца бумаги. Происшествие ничем не закончилось, не считая странного запаха, который всё же вполне вписывался в судебную атмосферу. Закончилось наше ожидание и секретарь, наконец, позвал нас в зал; вот и хорошо, что ещё пять дел перенесли, а то бы и не вошли сегодня в святая святых.
Довольно просторное помещение по контрасту с надоевшим коридором, показалось приветливым, в нем стояли стулья и в первых рядах столы, очевидно для удобства самых заинтересованных лиц. Вдоль окон, опять стояли столы, и, наконец, напротив зрителей и участников был длинный стол, за которым сидел судья и его помощница. Мне указали на один из столов рядом с окном, и я расстроился, так как хотел в окно смотреть, а крутиться в суде, чтобы взглянуть в окно неудобно.
Судья задавал формальные вопросы, арбитражному управляющему, который был так юн, что тянул по виду максимум на первый курс юридического колледжа, потом дошла очередь до меня, он спросил: подтверждаю ли я иск, который выдвинула против отсутствующего должника налоговая инспекция и готовы ли мы отказаться от штрафов и пенни, которые добавились к основному долгу, на что я, не особенно разбираясь во всех тонкостях, всегда отвечал «да»; может быть и зря так отвечал, но попробуйте во всё это вникнуть, когда рядом с вами сидит прекрасная дама, можно сказать моя богиня, интерес к которой ещё и подстёгнут её неожиданным охлаждением, после приятного довольно разговора. Пушистые её волосы, казалось, выражали полнейшее возмущение, пока мне непонятное, так как роль её в судебном производстве мне была совершенно неясна.
Так, вернёмся к причёске объекта моего внимания; длинные чёрные волосы отливали блеском только что выкрашенного витого литейного чугуна кузбаслаком БТ -577 и ступенчатый характер стрижки только подчёркивал залихватскую готовность хозяйки вступить в арбитражное сражение. Именно в этот момент я вдруг узнаю, что она является адвокатом того самого отсутствующего должника, которого я хотел разорить, вполне, кстати, виртуально, на шесть тысяч рублей тридцать две копейки, спасая от позора свою любимую налоговую инспекцию номер 29 для физических лиц. Когда этот статус моей знакомой окончательно выяснился, и судье были переданы документы адвоката, то естественно, с моей точки зрения, он был весьма удивлён, что и обозначилось на его лице всемерным следованием составляющих куда-то вверх, с превращением в полный вопросительный знак, но судья был калачом тёртым;
он сразу же задал вопрос арбитражному юнцу: позвольте, любезнейший, а как же был признан отсутствующим должник, гражданин Турции Агасфер Агасфер, если сейчас мы видим договор подписанный им собственноручно с адвокатом, гражданкой… как, кстати, вас зовут гражданка, что-то не запомнил, простите, да и в паспорте у вас и в остальных документах, вместо фамилии и имени отчества, какие-то пятна, бурого цвета, похожие на кровь, может уточните… Какие могут быть уточнения, ваша честь, ведь вашим вопросом вы затрагиваете честь дамы. Позвольте, гражданка… эх, не вижу ничего, вы здесь не совсем дама, а участник процесса…
Судья медленно, но верно начал терять вес, и всплывать над столом; попытки ухватиться за бумажки и встать на якорь брошенной книжкой арбитражного процессуального кодекса, так же ни к чему не приводили; он всплывал над столом, явственно задирая ноги выше пояса, мантия его напускалась ему на голову и оттуда слышались отчаянные протесты в коллегию адвокатов, а вскоре из-под прикрытия вывалилась и судейская шапочка; да делать было совершенно нечего, потому как уже рядом с ним плавала под потолком его помощница и постепенно начали всплывать каждый со своего места все участники процесса, за исключением, как ни странно меня и адвоката.
Дама адвокат подошла ко мне вплотную, - дыхнула на меня ирландским столетним виски, этот запах я узнаю из тысячи других, этим виски меня угощали приятели на моём пятидесятилетнем юбилее, - и уронила меня прямо на мои бумаги, спасённые частично от пожара и наводнения; её губы впились в меня, как судебный пристав впивается в должника при исполнении своих прямых обязанностей, но с большим анестезирующим эффектом. Она ловко расстегнула на мне пояс, легко вытащила у меня то, что ей хотелось бы видеть и нависла надо мной, как нависает круча над маленьким ручейком; губы её шептали: мерзкий мытарь, я из тебя сделаю мужчину на старости лет, ты у меня попоёшь, - она глубоко и мечтательно вздохнула, - серенады.
Никаких возражений я открыто не высказывал, поэтому крепко обнявшись, что с моей стороны было просто данью технике безопасности, выбили головами двери зала заседания суда и полетели по коридору, при этом сшибли случайно не менее пяти журналистов, из которых одна явно была Юлией Латыниной, точно сказать не могу кто, но, по-моему, именно она кричала нам вслед: как вы смеете ронять лауреата премии имени Герда Буцериуса «Молодая пресса Восточной Европы». На лифте мы не поехали, на что я всё-таки в глубине души надеялся, а сделав полный круг по пятому этажу, вылетели на лестничную клетку и тут уж вовсю разогнались, так ни разу не остановившись, даже пролетая под железной дугой металлоискателя, но одна остановка всё же была совершена у книжного ларька, мерзкого, потому как торговавшего только юридической литературой, но видно моя адвокатша, была иного мнения, она даже вывернула меня наверх, а сама подхватила Семейный Кодекс РФ от 29.12.95 N 223-ФЗ, в красном переплёте.
Подробности полёта, в котором нам подавали разные невкусные пакетики с синтетической едой, рассказывать не буду, но вскоре мы сидели на вилле побережья Турции, около бассейна и пили шампанское и тот самый виски столетней выдержки, который я ни с каким иным не перепутаю, и при этом мило беседовали; разумеется, в перерывах, вы уж не думайте обо мне так плохо, о том о сём, в том числе и о том что: милый, ты теперь понимаешь разницу между женихом отсутствующим и должником присутствующим. Я с умным видом кивал головой и отвечал: согласен, с тобою, моя дорогая, согласен на всё, - а сам нет-нет, да и погляжу на толстую красную книгу, которую мы так неудачно прихватили из книжной лавки арбитражного суда.