…встревожен мертвых сон, - могу ли спать?
( Джордж Байрон)
…меня, еще не полностью отошедшего ото сна, разбудил мальчуган своим задиристым фальцетом, чеканивший как запрограммированный
- Семечки...семечки…семечки…
Он стоял, прям над моей головой, держа в руках пластмассовою миску красного цвета, полностью наполненную семечками. Лицо его, несомненно, подтверждало, что мальчик сей не уснет до утра пока не добьется своего. Психа - дегаже, наступление на мозг, все еще пребывавшим в дремоте под-черепной крышкой, продолжалось более тридцати минут, пока я не протянул деньги. Мы сидели молча, мальчугану было лет не больше тринадцати, круглолицый юнец, я же, предельно проснувшись, грыз семечки, ежеминутно поглядывая на часы, до моего поезда оставалось тридцать минут с гаком.
- Тебе домой пора, - заерзался я на своем месте, стараясь удобно сесть.
- Через пол часа, - юный коммерсант обратил взор к электронным часам на стене - ты в Баку живешь?
- Ага, почти рядом, в поселке приморск. Знаешь?
- Неа, не знаю, я в Баку не был, - юнец перемешал семечки, добавив из маленького мешочка, болтавшегося на правом плече, - мы в Самаре живем.
- Мы, это кто?
- Мама, отец, брат и я.
- А тут че делаешь? Родители где?
- В Самаре они, я тут у тети остаюсь, она на вокзале кассиршей работает, – мой собеседник, высыпав сегодняшнею выручку на лакированную скамейку, начал вдумчиво считать, - вон она, через полчаса смена ее закончится, вместе уйдем, – оголец, на секунду подняв голову, кивнул в сторону кассы
Я оглянулся, там молодой сержант весело беседовал с рыжеволосой дамой через окошко кассы.
- А ты почему не с родителями?
- Я тут должен класс девятый окончить, потом смотаюсь…
- Отец на базаре?
- Нет, у нас в Самаре два оптовых магазина, продуктовых, а мам свой салон красоты имеет, - мальчуган терпеливо разглаживал помятые купюры, как ярый нумизмат, аккуратно складывая в мини кошелек.
- А ты семечки продаешь…- я усмехнулся, закрывая куртку, стало холодать
- Западло? – юный негоциант, не отрываясь от дела, как бы разговаривал про себя, - после уроков часок пять тут пошатаюсь, а потом вмести с тетей и домой - я ж для себя, зачем попросту время тратить. Покупаю с базара и тут перепродаю, в три раза больше зарабатываю, прибыльное дельце, - мальчуган, сложив выручку, стал озираться по сторонам, наверное, в поисках нового клиента- телефон себе купил новый, весь класс мне завидует, теперь коплю на компьютер, еще месяц два и все.
- Менты не мешают?- кивнул я в сторону милиса*у кассы, шумно болтающего с кассиршей, то и дело, почесывая яйца, откинув фуражку на затылок
- Мою тетю тут все знают, - малец с усердием ковырял в носу, далее небезынтересно изучая найденное добро.
- А уроки?
- Ты что, больной? Какие уроки, на уроках я только высыпаюсь.
- Знаешь, кто такой Низами?- на вокзал медленно подтягивались люди, до поезда оставалось минут десять.
- Ты университет заканчивал? - проигнорировал мой вопрос мальчуган
- Да.
- Машина есть?- мальчик уставился на меня
- Нет.
- Видишь, зачем учиться, читать книжки, теряя попросту время, когда от них проку никакого, ведь денежки не заработаешь…прибыли нет…
Спать в поезде не по мне. Не получается, не усну, всю дорогу верчусь, место не могу себе найти. А если на верхней койке, то это совсем ужас. Ощущение такое маниакальное, думается мне вагон с рельсов выйдет и перевернется. Фобия загадочная, пот ледяной вступает на лбу, ноги сразу ватными становятся, в дрожь бросает, сердце бешенно колотится, кажись, вот-вот грудинку обломит. Приходится, всю дорогу всматриваться во мрак, не сомкнув глаз до утра.
И в этот раз, по своей же расторопности, снова пришлось дрыхнуть на верхней койке, к тому же рядом с туалетом. Вонь в вагоне стояла удушающая. Я уже час тщетно пытался уснуть, успев за это время, пять раз сходить в туалет и два раза пройтись по тамбуру.
Еще три раза я не смог струей мочи попасть в унитаз. Ссать в наших поездах, это пластика, которому позавидовал бы сам Джеки Чан. Железный унитаз, прям как в тюрьмах США для особо опасных рецидивистов (видел по телику), качается, подпрыгивает, а схватиться в вагон - сортире не за что, вот и думай, как теперь опорожниться.
Под утро, когда человеческий сон превосходит все страхи и тревоги, я все-таки уснул…
…виделось мне улица, где я живу, вся в густо-белом тумане, будто бы облака наземь свалились, прям до коленного сгиба. И я парю чуть выше земли, как ласточка уведомляет о завтрашнем ливне. Витаю, на душе как-то легко, спокойно, радостно. Одет то ли в саван белый, то ли в рубашку с длинными рукавами и похож на домушников из мультфильма про Карлсона, что на крыше поживал. Порхаю, даже руками не махаю. Влетаю, значит, во двор и вижу толпу, соседи, каждый у своего подъезда. Выстроились в длинную очередь, как доминошные пластинки, смирно стоят, некоторые шушукаются.
У всех длинные рубахи. Вокруг все в белом, старые пятиэтажки, балконы, гаражи, здания детского сада за гаражами, урны, коты в мусорных баках, все в белом, мутно белом.
Подлетаю к своему подъезду, а там мама, тоже в белом одеянии, улыбается, успокаивает меня, мол, сынок видишь люди, соседи толпятся у ступень, так это они все к богу, но у каждого своя очередь…
- Мам, – спрашиваю я, - мы мертвы?
- Не бойся, - отвечает мама,- иди, поднимайся, там все будет ясно, сейчас твоя очередь…
- Мам, мне страшно…
- Ты всего-то лишь ответишь на вопросы. Поднимайся, тебя уж ждут.
Я взлетаю на второй этаж, независимо от себя. Чувствую сердечко колотится, как у воробья в кулачке. Думаю, вот и встречусь со старцем с усталыми глазами. И что я отвечу? Ведь не взирая на мой молодой возраст, грехов то у меня навалом. Интересно, а ангелы там будут? Черт, если спросят про слепого котенка, брошенного мною с крыши пятого этажа, то мне хана. Или про собаку, бедное животное, я отрезал ему ухо лезвием, протер рану одеколоном, дабы кровотечение остановить. Откуда мне было знать, что собака помрет через два часа от сепсиса крови. Но, ведь за собаку отец меня по шее шлепнул. К тому же перед глазами друзей. Может быть, мелкие букашки, там жучков и паучков мне простят. Про последний звонок в школе тоже спросят. Врать то бесполезно, лучше меня знают. Я же честно не хотя заметил. А шантажировал, тоже не желая? Мне было обидно. Обидно за то, что ей нравился другой? Более сильный и находчивый чем ты? На всю школу обозвал ее платная женщинаой. Тоже от обиды или от понимания своей слабости, маниакальной трусости, которая перманентно сопровождает тебя, превратив твою жизнь в аптечку, где хранятся сотни таблеток Ново-Пассита и Персена…
…вижу, что к себе домой, точнее, к двери прилетел. Все же мне до боли знакомо, и дверь железная цвета асфальта, и надпись рядом с дверью, и счетчик монотонно крутящийся.
Я пытаюсь дотянуться до ручки, но дверь сама распахивается.
Влетаю в зал нашей трехкомнатной квартиры. Гостиная на удивление очень даже большая, явно арендаторы постарались, расширили площадь. Смотрю, прям в центре зала стол массивный, буквой «П» как в кабинетах НКВД в старину, зеленым ситцем накрыт, два ночника на столе, партийные лозунги на стене и люди вокруг главного, кто прям перед мною сидит.
Сначала не вникаю, я ж этого точно не ожидал. А где же старик с пушистой бородой, ангелы с арфами? Вместо этого, мужик с усами и добрыми глазами, не старый, с небольшой лысиной, улыбается мне, как кот мартовский Алисе. Вдруг, я узнаю мужика, в телевизоре видел его и не один раз, да точно, это же известный актер, Яшар Нури, и люди вокруг него, тоже все актеры, тот же Сийавуш Аслан.
Стою как вкопанный, хлопаю ресницами, актер все чай свой в граненном стакане перемешивает, а над головой его, громадный портрет Кобы, и усатый грузин мне язык показывает, гримасы строит.
- Где же бог?
- Какой бог?- испивает с ложки чай лицедей.
- Меня же отправили к богу.
- Нет никакого Бога - начинает мелко улыбаться актер, - обманули мы вас, разыграли, розыгрыш все это.
-Как нет? - я обескураженный, обвожу взглядом собравшихся
- Нет и все,- актер, а вмести с ним и все остальные начинают громко смеяться, оглушительным, гомерическим смехом. Я же, сажусь на пыльный паркет и в унисон хохочущим, плачу, рыдаю.
-Как же я теперь жить буду? Как без бога вообще?...
ГЯНДЖА-БАКУ-ПРИМОРСК-CSM SUPLE BASE 3 ( 2007-2008)