Дело было уж года два как назад. Как заведено, на лето в Мекленбург, поближе к морю, приезжает столичный цирк. Вечером представления, а днём шабашка по пляжу: фотографирование досужих отдыхающих с экзотическим зверьём. Мартышки там всякие, удавы, игуаны, черепахи… и крокодилы.
Собственно, крокодильчик-то был небольшой, всего каких-то восемьдесят сантиметров. И пасть ему, как водится, замотали скотчем, чтобы, значит, от греха подальше. Зверушка на подработках вела себя образцово: не рыпалась, отдыхающих не пугала. Так что западла дрессировщик не ждал и потому в свой обеденный перерыв пускал его в тенёк на песочек или в неглубокую лужицу – остыть, передохнуть, прийти в себя. А сам наслаждался пивом и бутербродами. Хитрая рептилия всё рассчитала правильно, и в один прекрасный летний день человек на положенном месте крокодила не обнаружил.
Новость облетела город в считанные часы. В транспорте и на лавочках, в цехах и в конторах, в курилках и на кухнях, в чатах и на тусовках крокодил стал основной темой. В зависимости от возраста и темперамента население ругало и требовало привлечь к ответственности хозяина животного, травило анекдоты, утрясало его пол (доподлинно выяснилось, что из пары, работавшей в цирке, сбежал самец), разрабатывало планы поимки, строило прогнозы относительно судьбы африканского гостя в промышленном городе умеренно-континентальной климатической зоны.
Конечно, крокодила ловили. И те, кому положено, и все, кому не лень. Пляжники разделились на тех, кто боится крокодилов и тех, кто верит в силу скотча. И, наконец, герой сезона был отмечен высочайшим знаком народного признания – город дал ему имя. Где-то в мутных водах Мекленбургской бухты теперь скрывался грозный Годзилла.
А лето тем временем неумолимо катилось к концу. Цирк уехал на зимние квартиры, предоставив Годзи своей судьбе. Сам зверь тоже пропал из виду. Новости о нём появлялись всё реже и носили характер скорее слухов. Всё чаще мекленбургского крокодила поминали в нарицательном смысле. Когда никогда, если заканчивались поводы выпить, строились прогнозы относительно его судьбы. Ведь если животное ввиду скотча не сдохнет от голода, то обледенелое море вряд ли покажется ему гостеприимным. Знатоки возражали, что крокодилы довольно долго могут держать пост, да и скотч вряд ли хорошо функционирует в морской воде. Но холод и ими признавался как серьёзный враг для теплолюбивой рептилии.
Осень прошла в тревожном ожидании. Неумолимо холодало. Ноябрьский ветер обнёс остатки побуревшей листвы. Море затягивало декабрьской ледяной коркой. Робко и осторожно, словно в присутствии покойника, люди задавались вопросами: «Где Годзи? Как он там? Жив ли ещё?»
Второе пришествие Годзиллы взорвало город так, как ни одно политическое событие, ни один скачок валют. Годзи жив! Умное животное вышло из моря, поднялось вверх по реке и нашло дорогу на «горячку» - отстойный пруд для сброса воды из горячих цехов одного из мекленбургских металлургических комбинатов. И по свидетельству очевидцев имело бодрый и процветающий вид. Сотрудники упомянутого предприятия сразу стали нарасхват. Все подробности смаковались во всех деталях. Гвоздь программы: Годзи научился ловить птиц! На поверхности незамерзающей горячки всю зиму жируют чайки. К их услугам всегда была тёплая вода, живая рыба и никаких хищников. Крокодил вволю попировал, пока чайки сообразили, что опасность приходит из глубины. Потом животное осмелело. Из близлежащего пищеблока тянуло вкусным запахом. Какой крокодил откажется разнообразить своё меню? То и дело мусорные контейнеры возле заводской столовой находили перевёрнутыми, а их содержимое валялось вокруг. Руководство смотрело на происходящее сквозь пальцы: крокодила любили и позволяли безобразничать. Но когда однажды ночью Годзи забрался в помещение пищеблока, где хранились припасы, съел пять килограммов мясопродуктов, ящик рыбы и выпил три бутылки водки, терпению администрации пришёл конец. Руководство комбината обязало МЧС поймать животное и выписало на это мероприятие мясо для приманки. Каждый вечер, взяв предварительно замоченную в маринаде приманку, дежурная бригада располагалась на берегу пруда с тёплой, несмотря на окружающий мороз, водой и всю ночь ловила крокодилов. Бутылки наутро аккуратно собирались, чтобы не дразнить начальство. В конце концов, осознав свою тактическую ошибку, администрация прикрыла лавочку. Годзи победил и на этот раз. Город рукоплескал.
Время катилось по накатанной колее. Медленно, но верно зима уходила на север. Море оттаяло. Птицы ушли с горячки. За ними ушёл Годзи. Теперь мало кто беспокоился о его судьбе. Крокодил стал частью города, его жизни, его будней. Но беда приходит, откуда не ждали.
Работа в горячем цеху – не сахар. Температура выше ста градусов. Люди непрерывно пьют и потеют. Человеческое тело за смену в таком цеху теряет через поры около шести литров жидкости. Поэтому, после окончания смены при выходе на воздух первое, что должен сделать человек, чтобы не стать инвалидом – «завести» почки. Быстро. Немедленно, ибо от этого зависит его жизнь. Способ прост: пиво и кусты. Возможно, не слишком эстетично, возможно, недостаточно цивилизовано… Но такова цена за экономическую мощь, за металл, за прокат. За те трубы, по которым горячая и холодная вода поступает в жилища брезгливых эстетов, за технику, которая делает ту работу, к которой не приспособлены их нежные пальцы… Впрочем, не о них речь.
Пить и отливать после заводского ада всегда приятнее на свежем воздухе. Поэтому, выходя из проходной, мужчины и женщины (которые тоже работают в горячих цехах) берут по пиву и спускаются к заросшему благодатной зеленью берегу реки посидеть на природе. Конечно, это не заповедник в экологически чистой местности. Позади грохочет завод, то и дело реку накрывает облаками смога, от воды поднимаются ядовитые испарения. Но, по сравнению с цеховой преисподней, здесь - пасторальный уголок, в котором тело и душа расправляются, возвращаются к жизни и готовятся к встрече с миром, который только догадывается о том, как тебе достаётся твой хлеб. Вот здесь, на берегу реки и нашли Годзиллу. Он неподвижно лежал на молодой травке возле воды: серое, бугристое бревно с зубами. Поначалу его сочли мёртвым. Впрочем, подходили с опаской. Зверюга выглядела огромной. Как потом было установлено, за время своей одиссеи на вольных харчах Годзилла вырос на пятьдесят сантиметров. Но крокодил был ещё жив. В городе говорили, что от него пахло мазутом.
Для спасения сделали всё, что было в человеческих силах. В течение нескольких минут прибыла бригада МЧС. Животное уложили на носилки, осторожно зафиксировали и отправили в столицу. По рации связались со столичными коллегами. Уведомили хозяина и вызвали ветеринара, специализирующегося по рептилиям. Увы – все труды оказались напрасны. Спустя три дня животное погибло. Слухи ходили разные, но все сходились в одном – несчастный Годзи отравился нефтепродуктами. Город, в конце концов, убил отважное животное.
Неделю все приходили в себя. А потом откуда-то из недр городского сердца: из чатов, из разговоров, из глубин человеческой души родилась и выплеснулась идея. Поставить памятник Годзилле. Нашему Годзилле. Деньги нашлись быстро – несколько «богатеньких буратин» организовали складчину и вроде даже нашли скульптора. Но городская администрация отнеслась к идее прохладно. Политические шатания высших эшелонов княжества держали всех в слишком большом напряжении.
В городе немного памятников. И всего два не имеют отношения к мемориальным доскам, выдающимся деятелям или событиям города. Это два памятника Владимиру Высоцкому. Для большого, богатого и, как ни крути, курортного города маловато.
Можно привыкнуть жить и на вулкане. В дурдоме тоже есть расписание, и если войти в ритм, даже психи не сильно мешают. Общество научилось компенсировать толчки политических катаклизмов и эффективно функционировать в условиях организованной неразберихи. Город отстоял своё жизненное пространство, пришло время подумать и о душе.
Проблему озвучил мер: «Имея столько металлургических гигантов, мы не найдём триста кило бронзы на достопримечательность? Ну-ка, спросите, кого желает увековечить народ?»
Народ пожелал увековечить Нестора Махно, тётку Остапа Бендера вместе со знаменитым племянником, няню Шаталинских отпрысков…Но единодушно и безоговорочно лидером в этом списке стал давно покойный, но не забытый крокодил.
Мы живём на пороге ада. Ядовитые облака окутывают цветущую сакуру. Запах цветов оставляет свинцовый привкус во рту. Утренняя роса разъедает трамвайные рельсы. Ветер колышет могильные травы на самом большом кладбище в Европе. Мы, точно собаки, не пропускаем ни одного дерева, иначе свалимся замертво. Но мы живём здесь, чтобы другие могли жить там, где чище. Мы спускаемся в пекло, чтобы другие писали музыку и картины, строили театры и школы. И когда в город снова вернётся Годзилла, мы будем приходить к нему, как приходят к родственнику или другу. Спасибо, что был с нами, и прости, что не спасли...