Перед её глазами многочисленные стеклянные ёмкости разных цветов заплясали в причудливом танце крутящегося калейдоскопа. Она опустила голову и сделала глубокий вдох, чтобы не потерять сознание, после чего схватила бутылку с будто бы знакомой этикеткой и направилась к кассе.
Элегантный высокий мужчина в клетчатом шарфе, который в это мгновение расплачивался за коробку шоколадных конфет, бросил мимолётный взгляд на прозрачное лицо подошедшей к кассе девушки, сжимавшей бутылку виски окоченевшими от февральских морозов пальцами. Мужчина попросил ментоловых сигарет, дождался сдачи и вышел на улицу.
- С Вас шестьсот семьдесят рублей, - пробормотала неулыбчивая продавщица с большими красными губами.
- Вот, - едва слышно сказала девушка, достав из кармана перепачканного пальто тысячную купюру. На пол мокрый от мигрирующего по свету грязного снега вывалился скомканный фантик от клубничного леденца.
Направляясь к двери, она принялась откручивать крышку бутылки, но грязный пол, многочисленные полки, забитые разноцветьем всевозможных продуктов и чьи-то мрачные лица, выплывающие из продовольственных рядов, вновь закрутились у неё перед глазами. Она остановилась и облокотилась на стену рядом с входной дверью. Словно из-под воды ей послышался приглушённый диалог пожилой пары, внимательно оглядывающей её с ног до головы.
- По-моему девочке плохо, - сказал старичок своей закутанной в облезлую квадратную дублёнку спутнице.
- Да ты посмотри на неё! Посмотри, как она одета! Ни стыда, ни совести! Хоть бы грудь-то свою недоразвитую прикрыла, а то ишь! У всех на виду уже промышляют… Ещё и с бутылкой стоит…
- Может её избили? Лицо-то в крови… Может помочь надо…
- А нечего грехом заниматься! Ей теперь и Бог не поможет… Всё, хватит пялиться, пойдём. Ну молодёжь… Что за молодёжь…
Старушка, продолжая причитать, повела своего супруга к прилавкам.
«Они даже не представляют себе, как дьявольски красиво всё это» - мелькнула мысль у девушки в голове, отбросив, словно тень, едва заметную улыбку на белоснежные губы, после чего весь мир растворился во мгле.
Она открыла глаза, не совсем понимая, где теперь находится, но отчётливо слыша характерный шум морского прибоя в ушах. Над ней покачивались три хохочущих физиономии каких-то юношей.
- Смотрите, глаза открыла! А я-то думал, сдохла, - сказал один из них и убрал в сторону носок башмака, которым приподнимал лохмотья её дорогого платья, чтобы полюбоваться на грудь.
- Да ну её к чёрту, пойдём отсюда. Ты пива мне купил? – прокуренным голосом гаркнул второй.
- Купил. Всё, надо идти уже.
- Да уж. А ведь красивая девка-то, могла бы себе какого-нибудь хахаля богатого найти, чего на панель понесло…
- Ещё неизвестно, где больше платят!
Продолжая неистово хохотать, молодые люди вышли из магазина. Девушка поняла, что, по всей видимости, потеряла сознание, и, покачиваясь, стала медленно подниматься на ноги. В её красивых чёрных волосах, которые ещё несколько часов назад пахли карамельным шампунем, слиплась и засохла безрадостная грязь петербуржских разъеденных солью дорог. На роскошное узкое платье некогда красного цвета было больно смотреть. Колготки, разумеется, порвались и явили на свет божий ободранную девичью коленку. «Чёрт… Вот стоит одеть платье, так день всегда заканчивается какой-нибудь мрачной историей. Наверное, всякий бы засмеялся, если бы узнал, что именно сейчас я более всего чувствую в воздухе запах перемен, - подумала она и подняла с пола на удивление не унесённую никем бутылку виски, - а ведь не всё добро оставило людские сердца». Она горько ухмыльнулась и открутила крышку.
- Перемены? Будут тебе перемены, когда я милицию вызову! А ну пошла отсюда! Чего пригрелась! - высказалась неулыбчивая продавщица с большими красными губами.
- Хм… Как странно. Впрочем, ничего странного…
Девушка сделала большой глоток из бутылки и вышла на улицу, в морозный зимний вечер.
Холодный ветер облизал её всю – с ног до головы – и притаился где-то за воротом, перебирая волосы и кусая затылок. Она поспешно запахнула пальто, которое с трудом закрывало разбитые колени, и, пройдя немного в сторону от выхода из магазина, присела на низкий чугунный заборчик, окружавший заснеженный газон. Крепкий дурманящий напиток уже давно перестал обжигать ей горло, и она сделала несколько больших глотков, даже не изменившись в лице. Будто бы стало немного теплей… Подобно свету уставшего жёлтого фонаря, по её жилам пролилось чувство обречённости, сочетающееся с невиданным спокойствием и умиротворением. Она улыбнулась и посмотрела на небо. Белёсые облака неслись по чёрной глади с невероятной скоростью… Создавалось такое ощущение, что они стоят на месте, а движется тот, кто на них смотрит… просто… подняв глаза и не моргая. Город жил. Город жил так, что у всех его обитателей, более или менее внимательных и не ослепших от света ксеноновых фар, где-то глубоко в груди практически незаметно подгнивало уязвимое человеческое сердце, наверное, не рассчитанное на такую вот вечную зиму цвета промокшего картона, не предвещавшую никакой определённости.
Она посмотрела на себя со стороны и поняла, что изумительным образом вписывается в общую картину этого вечера. Она увидела это хрупкое создание издалека: запутавшееся в проволоках чёрных волос бледное личико, на котором ещё остались мрачным напоминанием о наличии жизни глаза… Стереть бы их как эту растёкшуюся тушь салфеткой, да выбросить, чтобы больше ни к чему никогда не приглядываться в поисках смысла. «Смысла нет!» - сказала она вслух и улыбнулась.
It makes no sense that you are living
And finding fault with someone else
That you don’t breath without bleeding
And all your verses make no sense.
Снова улыбнулась, но, пожалуй, немного грустней, чем прежде. На проезжей части неподалёку стояла очень дорогая и красивая машина. Дорогая и красивая машина более всего выделялась на общем фоне за счёт своей ослепительной чистоты. Свет фонарей шалил, отражаясь неровно в её космических гладких формах. «Вот ведь какая ирония судьбы…» - подумала девушка, но мысли её не суждено было оформиться в полноценное предложение. Сильным рывком нечто неизвестное опрокинуло её назад, за заборчик, безжалостно сжимая горло. Она, даже не успев толком испугаться, очутилась на снегу, а нечто большое и невероятно смердящее выпитым алкоголем уверенно волокло её подальше от входа в магазин, казавшегося теперь таким по-домашнему уютным. Она не издала ни звука, когда это недружелюбное существо размытых очертаний взгромоздилось на неё, выдавливая своим весом из жалкого истерзанного холодом и чужим равнодушием тела последние признаки жизни. «Нельзя сказать, что мне везёт сегодня… Впрочем, какая разница. Мне пора…» - подумала девушка и закрыла глаза. Где-то в пустоте чёрного зимнего неба разлилась спокойная мелодия этого вечера. А она улыбалась…
It makes no sense that you are falling
And getting high in sinfulness,
There is no God behind your collar,
No judge to blame you or to bless.
Потом, наверное, была какая-то суета, потом, наверное, кто-то громко кричал, захлёбываясь своей отравленной химическими соединениями кровью, а потом совершенно точно была тишина. Она не смогла посмеяться над всем происходящим в эти минуты и теперь, к своему удивлению подняв вновь дрожащие веки, увидела совершенно иную картину, с трудом поддающуюся объяснению, учитывая предыдущие мрачные события того дня. Глаза! Красивые добрые глаза сбывающейся мечты!
- Ну, слава Богу! Как хорошо, что я всё-таки успел! Это животное чуть было не разорвало Вас на части… Как Вы себя чувствуете? Вы меня слышите? – он склонился над ней и коснулся пальцами её холодной щеки. «Какой ты тёплый», - подумала она и, не сказав ни слова в ответ, едва заметно улыбнулась своему спасителю.
Спаситель был весьма обеспокоен, о чем красноречиво говорили его нахмуренные чёрные брови и напряжение в уголках губ. «Вы совсем замёрзли. Сейчас я отнесу Вас в машину», - шепнул он и быстро подхватил девушку на руки. Она не отрываясь смотрела на его глаза, продолжая зачарованно улыбаться.
Он усадил её на пассажирское сидение, а сам сел за руль. «Чёрт возьми, Вы похожи на Снежную Королеву. Ничего, сейчас согреетесь… Вот… Погодите… - он снял своё пальто и накинул ей на плечи, а шею ей обмотал своим тёплым клетчатым шарфом, - Так-то лучше». Незнакомец пристально смотрел на неё: подбородок и мраморного цвета шея девушки были украшены рубиновой россыпью кровоподтёков, которые в полумраке казались практически чёрными, на щеках виднелись разводы потёкшей туши, густые вьющиеся волосы её растрепались, и теперь она украдкой пыталась пригладить их. На тонких бледных пальцах её сверкали крупные кольца, а под тёмнотой непослушных прядей блестели нарядные серьги. В выражении его мягких бархатных глаз она прочитала неподдельное восхищение и некоторое любопытство.
- Да… Без всякого сомнения сегодня я выгляжу просто изумительно! Не стоит удивляться…
- Если бы не ироничная интонация в Вашем очаровательном голосе, то я бы сказал Вам, что Вы читаете мои мысли, сударыня…
- А разве я не читаю Ваши мысли сейчас? Что ж, я просто предположила, что у нас с Вами одинаковое мнение на этот счёт…
- Именно так, - юноша таинственно улыбнулся, - но мне кажется, Вы сейчас ещё прекрасней, чем сами думаете! Что же с Вами стряслось? Неудачный выдался вечер?
- Теперь даже не уверена, что сказать Вам в ответ. Несколько минут назад у меня не было сомнений в неудачности этого вечера, а теперь…
- Вы возвращались из гостей? Из театра? Расскажите.
- Из гостей… Я ходила в гости к своим друзьям. К сожалению, всё закончилось крупной ссорой. Хлопнув дверью, ушла… Убежала. Терпеть не могу ссоры. Однако язвительный шепот в мой адрес за закрытыми дверями мне нравится ещё меньше. А потом была улица… Хлюпающая грязь под ногами и разбитые фонари.
- Беда никогда не приходит одна…
- …Волочит за руку не сильно сопротивляющуюся подругу. Верно. За мной увязались двое. Может быть, с самого начала, но заметила я их, когда было уже поздно.
- Только не говорите, что Вас изнасиловали… Боже, какой кошмар.
- Не скажу. Если Вы так просите, то, конечно же, не скажу. На самом деле то, что произошло дальше, скорее относится к разряду чудес, чем к историям о жестокой действительности. Они затащили меня в ближайшую подворотню. Здесь, совсем недалеко отсюда. А дальше… Я даже не знаю, что на меня нашло. Это словно бы и не я была вовсе. Честно признаюсь, я не ожидала, что умею так драться! Возможно, мне просто повезло, но мне удалось повалить одного из них на землю. Вцепилась ему в лицо со всей силы. Хотелось порвать эту сволочь на куски. Второй пытался меня оттащить… Видимо у кого-то из них был нож или что-то ещё острое – я не заметила в тот момент. Только потом уже поняла, что они меня укололи в поясницу. Чёрт возьми… Какой сумасшедший день.
Молодой человек смотрел на неё недоумевающими глазами. Он молча достал из кармана пиджака пачку ментоловых сигарет и, опустив немного стекло, закурил. Предложил закурить и своей загадочной спутнице. Она не отказалась.
- Я не знаю, что со мной было. Словно что-то большое и отвратительное вырвалось из меня наружу и обрушилось на ближайший омерзительный мне объект. А потом второму всё-таки удалось меня оттащить. Швырнул меня об стенку. Больно. Такого количества изысканных хитросплетений нецензурных слов я не слышала никогда прежде. Я хотела поднять свою сумку, которая отлетела в сторону, но уже не решилась, поскольку этот сумасшедший пошёл на меня с ножом. Первый по-прежнему лежал на земле. Тогда я и убежала. Решила более не испытывать судьбу, да к тому же почувствовала-таки боль от укола. Как это всё омерзительно… Боже мой.
- Подобные подонки отвратительны мне до глубины души. На Вашем месте я, пожалуй, не смог бы остановиться и либо прикончил бы эту мразь, либо сам отправился к прадедам. Ничтожества. До чего же должен унизиться человек, как же он должен ненавидеть себя за то, что ему не дано в этой жизни, чтобы поступать подобным образом…
- Не знаю. Стыдно сказать, но порой меня саму раздирают более чем противоречивые чувства и желания. Иногда мне хочется кого-нибудь убить. Не кого-то конкретного, а просто… Возможно, это всего лишь любопытство. Интересно, что же чувствует подлец, насильник и убийца в момент совершения своего злодеяния. Что он чувствует после… Что творится в его душе…
- Не переоценивайте их, сударыня. По крайней мере, у того существа, что напало на Вас недавно около магазина, души будто бы не было вовсе. Большинство этих уличных преступников не отличаются высоким уровнем интеллектуального и духовного развития. Они совершают эти поступки, не производя должного анализа и осмысления, а просто потому, что нужны деньги… Просто потому, что хотят секса, хотят выпивки или дозы. Это на уровне инстинктов. Они настолько примитивны или настолько сильно деградировали, что чувствуют себя совершенно безнаказанно. Редкий человек из этой сумасбродной братии задумается над тем, тварь ли он дрожащая или право имеющий. Хотя, не стану спорить, за любым беззаконием изначально стоит некая более глубокая внутренняя проблема. Просто иногда настаёт день, когда человек забывает про причину своих злоключений, тогда остаются лишь следствия оной. А Ваше любопытство мне знакомо… - он улыбнулся, и она почему-то невольно улыбнулась ему в ответ.
- Скажите мне лучше, что же Вы намерены делать? Вам есть кому позвонить?
- Выходит, что некому. Мои родители сейчас за границей, даже не знаю, стоит ли им сообщать о моих злоключениях… Всё равно они оттуда вряд ли чем смогут мне помочь.
- А когда они вернутся? Быть может, друзья? Муж..?
- Вернутся завтра вечером. В квартиру мне без них не попасть, ведь ключи остались в сумке. Теперь придётся менять дверные замки. Друзья? Ну вот… Ещё один повод ля грусти…
- А муж объелся груш! – бархатные глаза улыбались, глядя на неё. Где-то глубоко внутри, на дне своей замёрзшей души она почувствовала давно забытые прикосновения крыльев таинственных ночных бабочек. Не может быть… Это же он…
- Вас надо непременно отвезти к врачу… Это всё может быть очень серьёзно.
- Нет, нет, нет! Я не хочу к врачу… Там ерундовая царапина… Даже почти не болит.
- Скорее всего, Вам просто так кажется после пережитого шока, выпитого виски и переохлаждения…
- И не только…
- В общем, хватит тут болтать. Сейчас мы попробуем сделать так, что Вы вновь почувствуете себя прекрасно. Вы сегодня определённо заслужили этого, маленькая отважная Королева… - с этими словами он достал мобильный телефон из внутреннего кармана пиджака и набрал какой-то номер: «Сегодня нас будет двое, так что постарайтесь, как следует. Не подведите».
- Ну что, поехали?
- Поехали, - она продолжала смотреть на него и улыбаться, а красивая и очень дорогая машина, подобно инопланетному космическому кораблю, неслышно, но невероятно быстро заскользила над мокрым асфальтом куда-то в ночь.
Девушка сидела вполоборота к своему новому другу, поджав под себя ноги и уткнувшись носом в его тёплый клетчатый шарф, от которого исходил очень приятный аромат парфюма… и не только… Был здесь и какой-то другой, даже более очаровательный запах, который, однако, было очень непросто охарактеризовать конкретным эпитетом. Может быть так пахли руки матери, которая гладила вас по голове, пытаясь успокоить излишние тревоги… Ну или скошенная трава у деревянного домика, где вы провели своё детство. Или малиновое варенье, которое ваша бабушка готовила в маленьких кастрюльках где-то на даче. Разумеется, его шарф не пах ни руками, ни травой, ни вареньем, но иначе, без этих сравнений, было бы сложно передать весь смысл слова «родной».
We drive together to the bottom,
Essential part of broken dreams
And only love is so important
And only love atones for sins.
We drive together to the border
The music cries! You see the tears,
And only love is so important,
But only music lasts for years.
Он немного прибавил звука и начал выстукивать красивыми пальцами на руле незатейливый ритм.
- Вам нравится эта песня? Мне она очень нравится. Хотя мне никогда не удавалось запомнить название группы, её исполнявшей. Забавно.
- Да… Красивая… - она почувствовала, как запылали её щёки от волнения, вызванного столь странным стечением обстоятельств и этой поразительно актуальной композицией, которая будто бы годами жила в её голове прежде, а теперь так ясно и чётко передалась прямо через небо в музыкальные колонки его машины. Его машины… Их машины… Их маленького уютного мира, в который она так мечтала однажды попасть.
За стёклами проносились в ночь огни фонарей и фар встречных машин, оставляя в воздухе за собой длинные светящиеся хвосты. Дома, редкие прохожие, улицы и рекламные щиты слились в каком-то потустороннем красочном представлении, закружились вместе с большими и пушистыми хлопьями снега, обильно падавшего и сверкавшего безудержно ярко до самого конца, до того, как раствориться и исчезнуть навеки в миллиардах таких же прежде нарядных снежинок, теперь превратившихся в обычную грязь петербуржских улиц.
Она вновь взглянула на него. Он же смотрел перед собой на дорогу и продолжал улыбаться. Аккуратные черты его бледного лица казались ей невероятно знакомыми: эти разлетающиеся чёрные брови, тонкий прямой нос, гладко выбритые щёки и подбородок с небольшой ямочкой, эти чувственные крупные губы, волосы, черные как вороново крыло, даже эта прядь, небрежно спадавшая на лоб…а глаза! Тёплые бархатистые глаза, излучавшие мягкий свет внутренней доброты и спокойной силы, способной однажды сдвинуть горы, - как всё это ей было знакомо!
- Ну вот мы и приехали, собственно. Добро пожаловать в мой дом.
Она осмелилась отвести взгляд от невероятного чуда сбывающейся мечты и огляделась по сторонам. Высокие решётчатые ворота медленно раскрывались перед ними, открывая вид на белоснежную дорожку, обрамлённую с обеих сторон небольшими круглыми фонарями на толстых ножках. Они заехали за ворота, и колеса машины не спеша поскрипели по только что выпавшему и девственно чистому снегу. По всей видимости, их окружал настоящий сад, притаившийся теперь, скрывший свою многоцветную пышность под пушистым зимним одеялом. На одном из деревьев по-прежнему висел скворечник, покинутый своими суетливыми жильцами на долгие месяцы, и теперь очень похожий на заснеженную избушку с новогодней открытки. «А это мой дом. Наверное, он так же соскучился по гостям, как и я сам», - сказал молодой человек, нажав кнопку маленького пульта, открывающую гараж. Она увидела это совершенное слияние современных технологий и консервативного, даже скорее романтического вкуса хозяина. Это был вовсе не дом. Это был небольшой, но самый настоящий замок со всеми необходимыми для всякого настоящего замка атрибутами: были здесь и колонны, провожавшие посетителей к большой парадной двери, были здесь и скульптуры, изображавшие ангелов, обнажённых и безнадёжно замёрзших прелестниц, были здесь и башенки, и высокие узкие окошки, из которых виднелся дрожащий свет зажжённых свечей. «Ах…» - вырвалось у неё непроизвольно. «Всё ради вот этого «аха», моя дорогая… Именно ради него», - сказал он и въехал в просторный гараж.
Спустя некоторое время она уже стояла под горячим душем и чувствовала, как твёрдые капли воды ударяются о её спину, тут же становясь робкими и податливыми, скатываются вниз, и каждая оставляла ей свою частичку тепла, перед тем, как навсегда исчезнуть в водостоке. Вместе с ними уходила вся грязь, вся боль и невероятная обида на несправедливо враждебный окружающий мир, смывалась запёкшаяся кровь с её лица и тела, и будто бы немного щипала ранка от того самого укола ножом, будто бы… А может быть нет. Мысль о нём, ожидающем в гостиной, поторопила девушку и заставила выключить воду и, закутавшись в свежее пушистое полотенце, только что принесённое домработницей, выйти из душа. Просторная ванная комната была наполнена сладко-ментоловым запахом неизвестного происхождения. Он бодрил и успокаивал одновременно. Девушка подошла к большому прямоугольному зеркалу и слегка подсушила свои длинные чёрные волосы феном – теперь они были такими же блестящими и красивыми как прежде, до её многочисленных злоключений. В дверь постучались, после чего её приоткрыли, и она увидела его бархатные улыбающиеся глаза, которые тут же смущённо опустились вниз. Молодой человек протянул ей белую хлопчатобумажную майку и большой шёлковый халат бардового цвета. «Простите. Мне не удалось найти ничего для Вас подходящего. Это мои вещи. Надеюсь, Вы будете чувствовать себя уютно в них», - сказал он и, так и не подняв глаз, аккуратно закрыл за собой дверь. Она надела его огромную майку, которая на её хрупкой фигурке выглядела словно платье, накинула халат и, улыбнувшись своему отражению в зеркале, вышла в холл.
Потолок здесь был довольно высокий, однако тёплых оттенков осени стены, мягкий свет диковинных люстр и многочисленные картины в резных деревянных рамах делали просторное помещение очень уютным.
- А почему здесь совсем нет мебели? – спросила она у ожидающего её в холле молодого человека. Он молчал. На его изумительной красоты лице светилась сдержанная, но бесконечно восторженная улыбка, в то время как глаза его впивались в неё, изучали, будто бы записывали на плёнку или жадно запоминали то, что в любую секунду может испариться.
- Просто раньше здесь танцевали. Вальс, например… Случалось, ко мне приходило очень много гостей, но те времена давно прошли. Вы правы… Стоит поставить здесь пару диванчиков. Почему бы и нет, - вскоре ответил он и пригласил девушку к столу, не до пошлости романтично накрытому на двоих в соседнем помещении. Незримые слуги аккуратно сервировали его, выставили позолоченные блюда c холодными закусками, наполнили бокалы красным вином, зажгли свечи и исчезли прежде, чем кто-либо мог их заметить.
В углу комнаты располагался самый настоящий камин, и шум пламени, неустанно пожирающего c треском чернеющие дрова, наполнял воздух спокойствием зимнего домашнего вечера.
Они сели за стол, друг напротив друга, и растворились в наполненных огнём появившейся надежды взглядах, в мерцающем тёплом свете горящих свечей, в танцующих на стенах тенях, в изысканном букете старого вина, песне сгорающих в камине дров и в чём-то ещё, так до сумасшествия откровенно напоминающем воскрешение вечной, трепетно ждущей под сердцем своего часа любви.
- Вам нравится поэзия? – спросила она.
- Да. Я не отношусь к тем людям, которым длинные столбики стихотворного текста внушают неподдельный ужас.
- А я писала раньше стихи, много стихов…
- Вот оно что? Стало быть, теперь не пишете?
- Очень редко. Вдохновение меня покинуло. Словно бы мир потерял краски и стал грязно-серым… Очевидно, я сама стала грязно-серой, - по её лицу скользнула уставшей улыбкой ирония.
- Но всё же иногда бывают моменты…
- Бывают. Как бы я хотела, чтобы они превратились в вечность! И даже не сами моменты, а те эмоции, которые они доставляют! Вечный полёт, вечная влюблённость, вечное желание и бесконечная боль… Лишь боль способна выжимать из затуманенного рутиной дней разума лучшие строки, лишь она сыплет ими, словно искрами из глаз. Она должна тлеть, покалывать сердце, чтоб оно не зачерствело, но всякий раз не сжигать его полностью. Она должна быть долгой и мучительной.
- Будьте аккуратны c мечтами… Иногда мечты сбываются. Иногда мы достигаем всех поставленных целей, переживаем все необходимые нам чувства, узнаём всё то, что так хотели узнать… Тогда жизнь заканчивается.
- Для меня она заканчивается там, где мне не о чем написать.
- В таком случае я желаю Вам жить очень долго, жить и украшать собой этот грязно-серый мир.
- А о чём мечтаете Вы сами?
- О чём-то бесконечно банальном и не менее драгоценном. Видите ли, у меня есть всё. Я побывал во многих странах, многое видел и пробовал. Многое знаю, и многие знают меня. Всё это я сделал своими руками, я построил не один дом, провёл ночь не c одной женщиной, родил не одного ребёнка и обеспечил их до самой старости всем необходимым. Мои друзья и коллеги уважают меня, враги меня ненавидят, лишь я сам год за годом становлюсь всё более равнодушным. Я бы не хотел быть равнодушным. Я бы хотел любить. Любить по-настоящему, сгореть от этой любви, умереть от этой любви, отдать ей всё до последней капли, выдохнуть из себя всю жизнь, вдохнуть в неё… Мне больше нечего желать. Мне больше некуда идти. Мне остался последний шаг до последней вершины, и, если для достижения её, придётся пожертвовать всем остальным, я готов.
- Будьте аккуратнее c мечтами… Иногда мечты сбываются…
- Вы – моё маленькое очаровательное эхо! Как же здорово, что судьба привела меня к этому ночному магазинчику. Ведь совсем случайно я оказался там, просто потому что мне не хотелось возвращаться домой, просто потому что захотелось ментоловых сигарет и шоколада! И тут Вы… Дрожащее, заплутавшее создание. Возможно, если б не Ваша печальная история, Вы бы гордой королевой прошли мимо меня, не оглянувшись…
- Я бы оглянулась…
- И прошли бы мимо…
- И прошла бы мимо. Отчего же Вам не хотелось возвращаться сюда? Ваш дом прелестен! Мне очень редко нравится у кого-то в гостях, а у Вас здесь я будто бы хотела остаться навсегда.
- Знаете… А он в самом деле прелестен, Вы правы. Только теперь я заметил это. Совпадение ли?
- Закономерность ли? – она сдержанно улыбнулась. Она почувствовала лёгкий дурман полусухого красного, лёгкий дурман этого невероятного вечера, лёгкий дурман его потрясающих добрых глаз и поняла, что сейчас – счастье… Она уже давно научилась ловить такие моменты за молнейносно исчезающий во мраке хвост , записывать на плёнку своих видеофильмов, чтоб вдохновляли они её в серые неприметные дни. А потом была музыка:
It makes no sense that you are falling
And getting high in sinfulness,
There is no God behind your collar,
No judge to blame you or to bless.
We drive together to the bottom,
Essential part of broken dreams
And only love is so important
And only love atones for sins.
We drive together to the border
The music cries! You see the tears,
And only love is so important,
But only music lasts for years.
It makes no sense that we are mortal
We’ll leave together with the storm,
Just make one step and cross the border,
Fell down but let this song go on…
Они танцевали сперва медленно… и бесконечно нежно, будто знали друг друга вечность, но не виделись и того больше. Он аккуратно обнимал её талию, а она положила голову ему на грудь. Невольно улыбнулась, представив, как комично, должно быть, она выглядит со стороны в этом огромном халате, босая рядом cо своим таким высоким и хорошо одетым принцем. Потом мелодия сменилась на что-то современное и очень задорное, он засмеялся и, схватив её за руки, начал кружить. Тёплый свет камина и тени мелькали на его лице, а картины, висящие на стенах, стол, стулья и большие часы c кукушкой из красного дерева завертелись перед глазами в быстром хороводе. Когда она окончательно потеряла чувство равновесия и упала на мягкий красивый ковёр, заливаясь смехом, он опустился к ней и лёг на спину, устремив взгляд куда-то в потолок.
- Знаете, мне стыдно признаться, но не было у меня такого никогда… Не было, чтоб так легко… Не было, чтоб столько искр из глаз. Вы меня околдовали, наверное, моя прекрасная незнакомка.
- Это всё так красиво, - прошептала она и уткнулась носом ему в плечо.
- В самом деле… Напишите об этом какое-нибудь прелестное стихотворение, прошу Вас…
- Пожалуй, я напишу об этом целый роман …
А потом была тишина. Такая тишина, которая подразумевает под собой, должно быть, очень многое, такая тишина, в которой живут настолько яркие цвета, что описание их неподвластно перу даже самого гениального творца. Он продолжал глядеть в украшенную изысканной лепниной пустоту, а она слушала, как бьётся такое большое и доброе его сердце. Эти редкие спокойные удары теперь стали её миром, а из глаз её стремились вниз по щекам горячие, обжигающие слёзы, одна за другой они торопливо бежали и растворялись в полумраке, язвительно щекоча нос – так разрывалась её прежде никчёмная душа от осознания свершившегося чуда и едва уловимого уже теперь привкуса неминуемой конечности счастья и грядущей, пока неясной, трагедии.
- На самом деле я буду c Вами всегда. Вы можете мне не верить, но это так. Я не отпущу Вас больше, моя Королева, я буду следовать за Вами, куда бы Вы не направились по этой жизни, какой бы путь Вы не избрали, я буду всегда рядом, я буду закрывать Вас своим сердцем от злобы и жестокости этого мира… Не бойтесь ничего.
- Ах, если бы Ваши слова были правдой… Хотя, наверное, я бы не смогла пережить счастья в таком невероятном количестве. Оно бы свело меня c ума. Чёрт… ну почему же я плачу теперь…
- Плачьте. Вам очень идут слёзы. Кроме того, Вы устали, Вам нужно поспать, а от слёз всегда тяжелеют веки, и сон приходит намного скорей.
Он повернулся к ней лицом, обнял её и, уперевшись бледным лбом в её лоб, закрыл глаза.
- Разве можно спать, когда нужно ценить каждое мгновение!
- Спите спокойно, у нас впереди целая вечность.
Она поупрямилась ещё немного и, конечно же, уснула, потому что её веки стали такими тяжёлыми, а его спокойное ровное дыхание казалось таким надёжным и в самом деле вечным.
На следующий день её разбудил яркий свет торжествующего утреннего солнца, льющийся на ковёр через открытые ставни, и запах прорывающегося в помещение свежевыкрашенного бирюзой неба вперемешку c ароматом только что сваренного итальянского кофе. Он опустился к ней на ковёр c подносом, на котором стояли чашки, графин c соком и душистые тёплые булочки. Чёрные волосы его были забавно взлохмачены, заспанное лицо украшала лёгкая щетина и лучезарная белозубая улыбка. Между его красивых ресниц солнечным зайчиком сверкала неподдельная радость. Теперь он казался таким домашним, тёплым и родным, что она, забыв всякое стеснение, обхватила его шею руками и, притянув к себе, повалила его на ковёр. Комната залилась звонким смехом, притворно недовольным бурчанием о стынущих булочках и вообще чем-то бесконечно весенним и непривычным.
А потом он отвёз её домой к уже вернувшимся родителям, проводил до входной двери, и, аккуратно пальцами взяв её подбородок, прильнул губами к её горячему рту.
- Не бойтесь ничего. Теперь не нужно бояться. Я буду рядом всегда.
- А как же мы встретимся снова? Ведь я даже не записала Ваш номер телефона… Я не смогу позвонить Вам, если захочу услышать Ваш голос…
- Моя прекрасная незнакомка, мы c вами уже поверили в чудо однажды, так давайте же верить в него до самого конца. Всё будет так, как должно быть. Зачем Вам номер моего телефона, когда у Вас есть теперь моё сердце.
Она грустно улыбнулась и выпустила его руку, он улыбнулся ей в ответ и ушёл. Придя домой, она долго смотрела из окна своей спальни на багровое вечернее небо, падающее на покатые крыши петербуржских домов. Её сердце отчаянно трепыхалось в хрупкой груди, словно бабочка, которую поймали и держат за крыло. Ей хотелось выпрыгнуть, ей хотелось упасть в эти перистые облака, залитые кровью умирающего солнца. Ей хотелось кричать. Ей хотелось танцевать. Хотелось… И тогда она достала из ящика стола чистую тетрадь в девяносто шесть листов, взяла ручку и написала первую короткую фразу: «Перед её глазами многочисленные стеклянные ёмкости разных цветов заплясали в причудливом танце крутящегося калейдоскопа…».
Остановиться она уже не смогла, ведь у неё не было номера его телефона, а слов было так много, так много красивых слов и ярких красок, что они сыпались сами собой, выливались через край её сознания. Эмоции не давали ей уснуть: то ей казалось, что она теперь бесконечно счастлива, а то напротив – бесконечно несчастна в своей серой действительности после такого изумительного сна. Тогда она плакала, и веки её тяжелели от слёз, погружая хоровод разных мыслей её в таинственное царство Морфея.
Утром её разбудил такой будничный писк будильника, который она незамедлительно выключила и, заложив руки за голову, уставилась в скучную прошлогоднюю протечку на потолке. «Это был самый потрясающий сон в моей жизни, - подумала она, - сон, после которого мучительно больно просыпаться». Она опустила босые ноги на холодный пол, задрожала, как осиновый лист, от недосыпа и холода, взглянула на себя в большое настенное зеркало. Спутанные волосы змеями струились вниз по её хрупким бледным плечам, а под глазами лежали большие мрачные тени. Она вздохнула и раздвинула оконные занавески, впустив в комнату бледный свет очередного пасмурного дня. На карнизе нахохлившись сидел голубь, а грязные машины неторопливо ползли вдоль проспекта по своим грязным делам. Вдруг она подняла брови от удивления и выдохнула тихое «ах..» - на огромном рекламном щите, стоящем около дороги, вместо позавчерашней пропаганды здорового образа жизни висела её вчерашняя фотография, где она была запечатлена спящей c улыбкой на лице. Под фотографией красовалась надпись «Мечты сбываются, любимая», и какие-то прохожие уже стояли неподалёку от щита и обсуждали, должно быть, что же за загадочный продукт продвигается таким любопытным способом.
Потом она, конечно же, отправилась на работу, и не рассказала никому, почему так загадочно улыбается даже в том случае, когда улыбаться будто бы нечему. А затем была череда необычных и совершенно причудливых дней, которые проходили по привычному, ничем не примечательному распорядку, но каждая минута, каждая секунда этого времени была насыщена донельзя каким-то необъяснимым восторгом и предвкушением следующей встречи c ним, и вместе c тем тревогой и страхом никогда не коснуться его губ вновь. Однако, стоило ей отчаяться, стоило ей пролить слезу и допустить мысль о том, что это был лишь сон, как он непременно давал знать о себе и неустанно поражал её и её многочисленное окружение своими красивыми поступками. Однажды в клубе солист модной группы заявил со сцены, что следующая песня посвящается самой потрясающей и самой любимой женщине на свете, и назвал её имя. Разумеется, они спели ту самую песню… Про такую важную любовь и такую бесконечную музыку. В другой раз в её дверь позвонил красивый молодой человек и вручил ей потрясающее колье из чёрных бриллиантов, к которому прилагалась записка всё c теми же словами про мечты, что иногда сбываются вопреки всяким ожиданиям.
Как-то утром к ней в комнату зашла мать и позвала её c собой на кухню, обещаясь показать что-то невероятное. То, что предстало перед её взором, было в самом деле по крайней мере необычным, поскольку в первый момент, когда она выглянула в кухонное окно, ей показалось, что весь двор внизу залит бордово-розовой кровью. Крови этой было так много, что снег под ней скрывался вовсе, кровь была всюду – на крышах припаркованных c вечера машин, на замусоренном прежде газоне, на деревянных скамейках, детской горке и даже на бачках c отходами. Из соседских окон высовывались искажённые удивлением физиономии соседей, а те, кому посчастливилось быть обладателями неблагонадёжных и покрытых трещинами снизу балконов, разумеется, выползли на них и рискованно свешивались через перила. C верхнего этажа не представлялось возможным понять, что же это было такое, но ощущение от увиденного было более чем странным: перехватило дыхание и невероятно похолодели ладони. Кто-то залил весь двор своей кровью. Кто-то залил весь двор. Кого-то больше нет.
Потом во двор вошли дети и начали играть в свои игры, как ни в чём не бывало. Они бегали друг за другом по бордовым лужам, смеялись и подбрасывали в воздух кровавые брызги, стараясь попасть ими в лицо какому-нибудь своему зазевавшемуся приятелю.
- Мама… Это розы. Это миллионы красных роз.
- Наверное, твой художник продал все холсты, чтоб так украсить наш двор. Впечатляет.
В это мгновение в дверь позвонили и растерявшейся девушке вложили в ладонь тонкий конверт. «Мечты сбылись, Королева. Сегодня в восемь у Невы, где лучший вид на город».
Ровно в восемь часов вечера она стояла у замёрзшей воды и перебирала носком сапога хрустящие льдинки. За её спиной возвышался, пронзая чёрное небо, одинокий шпиль Петропавловской крепости, а впереди открывался холодный простор разукрашенного огнями фонарей Петербурга. «Когда он придёт, мы будем долго смотреть в глаза друг другу и молчать… Когда он придёт, он возьмёт меня за руку, и мне больше не страшен будет этот глупый ветер. Он придёт и увезет меня в свою ночь. Он придёт, чтоб больше никогда не уходить… Боже, скорей бы он пришёл…, - думала она, беззвучно проговаривая свои мысли одними лишь губами, - я люблю его. Я его буду любить до самой смерти».
Прошло полчаса. По набережной проползали неторопливо машины, Нева белела льдом в полумраке зимнего вечера. Она уткнулась носом в толстый шарф и взглянула на часы: половина девятого. Вернее восемь часов тридцать две минуты. Тишина.
Ветер игрался её волосами и выдавливал из её так старательно накрашенных глаз одну слезу за другой. Девять часов. «Наверное, он ждёт того момента, когда я подумаю вновь, что всё это был лишь сон… И тогда он появится откуда-нибудь… подхватит меня на руки…»
«И унесёт меня в ночь…», - девять двадцать пять. Она медленно пошла в сторону Горбатого мостика, глядя себе под ноги и пытаясь прочесть его мысли: «Вот она идёт… Она устала ждать… Она совсем замёрзла. Ещё чуть-чуть и я выйду… я подхвачу её на руки… Ей больше никогда не будет холодно. Если бы она знала, как прекрасна теперь… Неуловимая чёрная тень на фоне заснеженных дорожек».
Десять часов. Она остановилась около своего подъёзда и облокотилась об исписанную граффитями стену. Заплакала. Его розы давно замёрзли и покрылись грязно-бежевым липким снежком. Он не пришёл, и надежды на очередной сюрприз c его стороны теперь не оправдались. «Быстро же люди привыкают к хорошему. C чего я взяла, что он будет со мной вечно… Как я могла подумать такое после стольких разочарований, после стольких ошибок… Как я безнадёжно глупа». А ночь вторила ей неумолимо:
It makes no sense that we are mortal
We’ll leave together with the storm,
Just make one step and cross the border,
Fell down but let this song go on…
This song is requiem to all lovers,
So let them get what they deserve,
They must be dying now and flowers
Are fading there for tune to curve.
Но, конечно же, вера в чудо оказалась сильней. Она подумала, что, скорее всего, c ним что-то приключилось из ряда вон выходящее, скорее всего, он просто не смог придти к ней на встречу, скорее всего, просто сегодня именно она должна сделать шаг в неизвестность, порадовать внезапностью и убедить в возможности невозможного. Нельзя останавливаться, если путь однажды был уже выбран, и она пошла… не останавливаясь. Пошла туда, где согрел он её замёрзшее сердце своим теплом, и вдохнул в её однообразную покрытую инеем воспоминаний и грусти жизнь тёплый ветер перемен к лучшему.
Одиннадцать ноль пять. Каменный остров и невозмутимо закрытые ворота его прекрасного дома. Она нажала кнопку звонка и стёрла c лица потёкшую от слёз тушь. Никто не ответил, но зато пошёл красивый пушистый снег и засеребрился в свете полночных фонарей. Она позвонила ещё раз.
- Кто там? – раздался женский голос, наверное, из домофона.
- Я…. я… (она вдруг поняла, что по сути никем определённым не является для хозяина здешних мест, и огорчилась) – я подруга… У меня была назначена встреча.
- Открываю…
Дверцы калитки распахнулись, и она вышла на ту самую длинную заснеженную аллею. Её обрамляли всё те же красивые деревья, на одном из которых висел всё тот же маленький скворечник, а у входа в дом мерзли изысканные статуи ангелов, напоминая ей о том, что вовсе не было сном.
- Он просил меня быть в восемь часов у Невы… Но… - перед ней стояла мрачная пожилая женщина в чёрной одежде.
- Наверное, он назначил Вам встречу когда-то давно…
- Только сегодня. Он не пришёл. Могу я увидеть его? Мне кажется, это в самом деле важно.
- Боюсь, что нет, моя прекрасная сеньора. Дело в том, что его больше нет.
- Как...? Нет..? Он уехал?
- Он умер.
- Как...? Умер?
- Сердце… Сердечный приступ. Три дня назад. Сегодня похоронили. Я вот тут… убираюсь в доме, - из глаз женщины хлынули слёзы, и она, достав из кармана брюк скомканный носовой платок, погрузила в него своё раскрасневшееся покрытое морщинами лицо.
- Вы, должно быть, шутите? Сегодня он прислал мне миллионы роз… и записку… Сегодня…
- Сегодня его похоронили, девочка. Его больше нет. Я сама кидала горсть земли на его могилу… Простите, если причиняю Вам боль… - женщина захлёбывалась в слезах, и её глаза практически исчезли в этих океанах неподдельной скорби, - Говорят, что все богатые глупы, жестоки и безнравственны… Но у этого человека было в самом деле золотое сердце! Так ужасно, что именно золотые сердца перестают биться первыми! Я проработала у него пять лет… И все пять лет восторгалась его добротой, щедростью и человеколюбием… Он был мне как сын! Извините… мне очень тяжело теперь…
- Как? Как так? Этого не может быть! Он же прислал мне записку! Сегодня! Вы обманываете меня… Это какой-то ужасный розыгрыш… Сейчас он появится за Вашей спиной c улыбкой на лице… Я знаю. Я обижусь на него за это…
- Простите меня, ради бога… Это правда, к несчастью. Я знаю, он любил Вас… Вы его прекрасная незнакомка… Ваши чёрные волосы и эти глаза – как он рассказывал… Ах, простите! Его похоронили на Северном кладбище… Наверное, он по-прежнему ждёт Вас… Простите. Я больше не могу, - c этими словами женщина залилась протяжным жутким воем и захлопнула дверь перед её лицом.
Она тяжело опустилась на ступеньки крыльца и молча смотрела в пустоту широко раскрытыми глазами: «Этого не может быть… - думала она, - Наверное, он просто хочет, чтобы я поехала на Северное кладбище… сумасшедший… Оригинал чёртов… Что ж. Я поеду. Я сделаю всё, как ты хочешь».
Двенадцать сорок восемь. Она лежит на мраморной плите где-то там, посреди устрашающего заметённого снегом кладбища. Покосившиеся кресты сливаются c ночным небом, а новый снег, ничем не испорченный, спускается откуда-то сверху на её растрёпанные волосы, запутывается в них и уже не тает. Её сбывшаяся мечта… Её бесконечная любовь и неугасающая боль… Здесь, под чёрным камнем. Мёртвая.
Живая.
Вечная.
Последняя… Хватая жадным ртом морозный воздух… Задыхаясь – «Ах!».
И лбом стучась о холодный безучастный гранит, - «Мой единственный…
Мой мальчик… Мой ласковый, добрый волшебник… Аааааааааааааа!!!!!!!!11111111111»
- дальше вой переходил в песню… истинную и прекрасную до сумасшествия песню самой настоящей и до безобразия красивой любви…
Красиво.
Изысканно красиво умирала стройная незнакомка в чёрном пальто, содрогаясь от рыданий и извиваясь над гробом своего мужчины ничем не примечательной февральской ночью.
Изысканно красиво было её истерзанное муками горя замёрзшее тело, когда его на следующее утро нашла какая-то безучастная вдова.
Она выжила. Её привезли в больницу c диагнозом кошмарного отморожения всего что только можно было отморозить… Кроме сердца. Она выжила, но, как ей казалось, перестала жить.
День за днём она продолжала писать свой изысканно красивый роман… День за днём она приходила на его могилу и приносила каждый раз тёмно-красную розу, подобно тем, что превратили когда-то её грязный двор в кровавое море любви… Год за годом. Зима сменялась весной, а весна – летом… Из нежно-зеленой дымки молодых почек распускалась сочная листва и покрывалась беспощадной городской пылью. Потом она желтела и падала вниз, уступая место всё тем же пушистым хлопьям такого предсказуемого и такого вечного снега. Так мучительно колола острой режущей болью некогда пораненная пьяным хулиганом поясница, так гнетуще и нескончаемо - минуту за минутой, секунду за секундой - ныло разорванное в клочья сердце.
Давняя рана почему-то продолжала кровоточить, и она прикладывала к спине ватно-марлевый компресс, пропитанный лекарствами. Иногда посреди ночи она просыпалась от боли, жмурила свои чёрные глаза и тихо шептала мимолётное «ах»… переворачивалась на живот и упиралась заплаканным лицом в подушку. Потом она всегда засыпала, потому что её веки становились очень тяжёлыми… Уродливый мир окружал её, пел ей свои пьяные деферабы и пытался нырнуть ей под одеяло до тех пор, пока её лицо не разукрасила изящная сеточка из тонких морщин. Больше никого не осталось. Все ушли, кроме мерцающих звёзд в хорошую безоблачную погоду. По вечерам она смотрела на них со своего ненадёжного балкона и улыбалась… Она знала, что скоро непременно обнимется c ним… и уткнётся носом в его тёплое и такое любимое плечо… Ему будет всё равно, что её густые чёрные волосы поредели и поседели, и что её молодая гордая осанка сменилась на уставшую сутулюсь старости… Ему будет всё равно, что её яркие большие глаза потерялись в долгих годах одиночества и скорби. Ему будет всё равно, что она давно умерла… какое это имеет значение.
Она никогда не выйдет замуж. У неё никогда не будет детей. И может быть никто так и не прочтёт её изысканно красивый роман… В конце концов не об этом она и мечтала.