Жертва Посейдону

Геннадий Лагутин
       

       «Оверкиль» - нежелательный в морской практике поворот, когда судно переворачивается ввверх дном»
       (Морской фразеологизм)
«Древние греки очень почитали Посейдона и, чтобы достичь его расположения, приносили подводному владыке множество жертв, бросая их в море». (Мифологическая энциклопедия)



Теперь уже не оставалось никаких сомнений, что « Россия» обречена. Попытки борьбы за живучесть* были бесполезны.

 Сперва шторм бросил судно на утесы и острый выступ скалы проломил борт так, что судно оказалось насаженным на скале, как жук на булавке. Камень застрял в борту и оглушающие, ревущие волны все глубже вгоняли внутрь каменный выступ. Погнутый винт, сотрясая корабль в вибрации, яростно рубил воду, корму бросало влево - вправо, но машине было не под силу вырвать корабль из намертво схвативших камень клещей, развороченной стали.

И вдруг, очередная волна, накрыв сухогруз, на откате сдернула корабль с «крючка» и понесла его в сторону моря. И тут же скисла машина. Что там случилось, разбираться было уже некогда, в пробоину десятками тонн, как в яму, заливалась вода, ощущался крен, который мог в дальнейшем привести к опрокидыванию судна.

-Капитан! – крикнул старпом Истомин. – Командуй, надо уходить!
Утерев стекавшую со лба кровь, мешающую видеть, капитан Никифоров волоча ногу, пополз, с усилием поднялся и схватил микрофон.

-Здесь капитан ! – произнес он. – Команде покинуть судно по аварийному расписанию! Повторяю! Команде покинуть судно по аварийному расписанию!

Он не мог знать, слышал ли кто его, но увидел сквозь разбитое стекло рубки, что около шлюпки появились люди. Вторую шлюпку разнесло в щепки еще раньше, при столкновении.
Судно накренилось уже значительно и шлюпка, опускалась на палубу, а не в воду.

Люди старались оттолкнуть ее, руками, пожарным багром, откуда-то взятыми веслами. Шлюпку пытались отвести в сторону, чтобы она скользнула по борту вниз. Получалось это плохо, потому что судно болтало по волнам, как щепку, шлюпку раскачивало, она упорно не желала двигаться в ту сторону, куда хотели люди.

 -Истомин! Ты, как там? Живой? – крикнул капитан Никифоров. – Посмотри, что с рулевым? Я не могу! Кажется у меня нога сломана!
-Неживой он, Петр Сергеевич! Видно сразу насмерть!
-Истомин! Лови ключи! Быстро ко мне в каюту, сейф открой. Всё в сумку, она там же лежит, и быстро сюда. Пистолет не забудь!

Прерывисто мигали огни аварийного освещения, это мешало разглядеть, что происходит на палубе. Кто-то тронул капитана за плечо. Это был Саша-"Маркони". Радист. «Маркони» - такое прозвище носят радисты на всем флоте.

-Сергеич! « SOS» идет на аварийной волне автоматом. Я еще несколько раз передал вживую наше положение……Открытым текстом! Может кто и услышал! Что с ногой, Сергеич?
-Не знаю! Кажется, сломал. Болит невыносимо. Маркони, ступай быстро в рубку, приберись, уничтожь, что положено, сейчас уходить будем. Автомат пусть работает. Кто-нибудь запеленгует. Давай! И быстро на палубу!

Саша исчез. Никифоров снова посмотрел в окно рубки.
Шлюпку так еще и не удалось спустить. Даже сюда, в рубку, сквозь рев волн и ветра доносились проклятья.

В рубку вбежал Истомин и схватив судовой журнал, сунул его в сумку и стал застегивать ремешки
-Все, Сергеич! Уходим! Держи ствол! – он сунул Никифорову пистолет. – Давай! Опирайся на меня и пошли! Время не ждет!…………… Чё-ё-ё-рт! Спецгруз! Сергеич, выбирайся на палубу, я сейчас…

Никифоров помертвел. В суматохе катастрофы он и думать забыл о спецгрузе. Это был тяжелый металлический ящик, который сопровождали трое неулыбчивых охранников с автоматами. Никифоров знал, что в ящике были слитки золота. Его погрузили в Магадане, откуда «Россия» шла на встречу с караваном, с которым должна была пройти по Севморпути в Архангельск.

Истомин еще издали увидел, что дверь в отсек, где лежал спецгруз отдраена. Около люка, в луже крови лежал мертвый охранник. В отсеке, в мигающем свете аварийного освещения метались какие-то фигуры, слышался отборный русский мат.

Истомин перешагнул через комингс и вошел в отсек. Там шла поножовщина. Сознание зафиксировало открытый ящик, из которого тускло поблескивало желтое. Два охранника сцепились с двумя матросами. В руках у них были ножи. Все были в крови. То ли пострадали при столкновении, то ли успели порезать друг друга.
-Откуда у них ножи? – некстати появилась мысль у Истомина. – Где оружие охраны?

-Прекратить! – заорал он изо всех сил. Дерущиеся замерли и обернулись.
-Так! - подумал Истомин. - Рябцев и Колупаев из машинного.

 И в этот момент он услышал выстрел, но еще не понял, что стреляли в него. Удар бросил его вперед, он распластался на металлическом полу, сучил ногами от боли, скреб пальцами металл, понимая, что сознание покидает его, что это смерть.
-Откомандовался старшой! – еще успел он услышать чей-то знакомый голос и кто-то перешагнул через него, вернее, через его уже мертвое тело.

Попытки спустить шлюпку не приносили успеха. Сильная бортовая качка и крен не позволяла это делать. В какой-то момент шлюпка, наконец, легла на накренившийся борт и в этот момент гигантская волна подбросила «Россию», со звоном лопнули тросы, шлюпка, как пущенная из катапульты, устремилась в воздух, совершила в воздухе кульбит и, упав носом в волну, стремительно скользнула внутрь ее. Все! Шлюпки у них больше не было.

Только теперь Никифоров заметил, что судно снова несло на камни. Видно, от боли и стресса, голова у него работала плохо – это надо было сделать раньше. Никифоров снова схватил микрофон.
-Отдать оба якоря! Да живо, ………………мать!

В клюзах загрохотали цепи, судно развернуло и качка перешла в килевую. Теперь волна не валила судно, а проходила по нему, сметая что можно на своем пути. Корма, то задиралась вверх, то опускалась вниз. Но якоря не спасали корабль. Он неумолимо ложился на бок.

Никифоров попытался сделать шаг, но охнув от нестерпимой боли в ноге, упал. Он ворочался на полу, как раздавленный червяк, кричал от боли в ноге, пытался добраться до сумки с документами, но волна катала его по рубке. Наконец, скрипя зубами, он схватил сумку и пополз к выходу.

 Переползая через порог на площадку трапа, идущего вниз на палубу, он успел заметить, что стены рубки и борта, дребезжали листами рваного железа. Двери открывались сами собой и закрывались. Корабль колотило в страшной вибрации. Все звенело, трещало и разрушалось в агонии стали, дерева, резины и…огня! Корабль горел!

Никифоров увидел, как по накрененному проходу правого борта, двое охранников и двое матросов, цепляясь за остатки фальшбортов и за что придется, волоком тащили металлический ящик. За ними, так же цепляясь за что придется, пробирался боцман Скуратов.

-Скуратов! Вот молодец! Спас! Груз спас! А где Истомин?

Скуратов остановился, несколько секунд смотрел на Никифорова, а затем прострочил его автоматной очередью.
-Там с ним встретишься! – прокричал Скуратов.

Тело Никифорова, подброшенное выстрелами, перевалилось и рухнуло вниз на палубу.
Ящик подтащили на полубак, где уже разворачивали спасательный плот и где скопилась вся уцелевшая часть экипажа.

-Братцы! – ахнул кто-то. - Это же ЗОЛОТО!

Все бросились к ящику. Кто-то потянул из ящика золотой кирпич, любовно погладил его и сунул за пазуху.
 Началась свалка, каждый норовил выхватить золотой брусок из ящика, кто-то полоснул другого ножом и тот, упав, заерзал ногами по палубе.

И тут над головами прогремела короткая автоматная очередь. Все присели. Скуратов держал всех под прицелом автомата.

-Положьте все в ящик! Ну, живо, скоты!

Все, кто успел выхватить золото из ящика, опасливо поглядывая на Скуратова, повиновались.

-Леша, друг! Ты чего? Здесь на всех хватит с лихвой! – сказал кто-то.

Вперед выступил матрос Боровой.
-А ты чего тут раскомандовался? Это что? Твое что ли?
-Мое! ЭТО все мое! Поняли, засранцы! Ставьте ящик на плот! Ну-у! – Скуратов передернул затвор автомата.

И в этот момент раздался выстрел. Капитан Никифоров, рука которого ходила ходуном, снова целился в Скуратова, который крутился на месте волчком, шипя от боли и зажимая рану в плече.

 Так, крутясь, он полоснул очередью по Никифорову, а потом по толпе матросов. Раздались крики и стоны. Не обращая на них внимания, Скуратов подошел к убитому капитану, вырвал из его руки пистолет и пошел к ящику.

-Леша, друг! Не убивай! Мы же с тобой вместе….всю жизнь! Леша! – протянул к нему окровавленные руки один из матросов.

 Выстрел заставил его замолчать. Скуратов аккуратно осмотрел трупы, кое в кого выстрелил для уверенности.

В этот момент волна опять подбросила «Россию». Крен стал угрожающим, приблизительно под сорок пять градусов.
 
Ящик с золотом заскользил вниз, норовя провалиться в океанскую пучину.
-Не-е-е-т! – закричал Скуратов, схватился за ручку ящика и попытался удержать его. Ящик тянул вниз. Скуратов держась за ящик, полз в воду, отчаянно пытаясь удержаться на палубе.

 Внутри корабля раздался грохот – видимо сорвалась со станин машина, корабль медленно и неохотно перевернулся кверху днищем и устремился к последнему прибежищу кораблей – морскому дну.

Уже мертвый Скуратов, так и не отпустивший ручку ящика, стремительно падал на дно. Он лежал на дне, обнимая ящик, как обнимают любимую женщину. Если кто-нибудь смог в этот момент увидеть его лицо, он бы удивился, потому что на нем было написано блаженство.
 Так оно и сияло блаженством, пока его не вдавила в придонный ил громада «России».



И внезапно ветер стих. Волны исчезли, и только плавающий спасательный плот мог что-то рассказать о том, что здесь было совсем недавно.

*"Борьба за живучесть" - морской термин, обозначающий, что команда должна спасти тонущее судно своими силами.