Глава 24 – Дорога через залив
Мы в сумерках пройдём
до края суши,
Здесь, на холме, у храма Диониса,
Где бриз ночной играет факелами
И раздувает паруса плащей –
Идёт спектакль.
И море – всё грохочет...
Несложное, простое представленье,
Где глухи голоса и тусклы маски,
И пыльные окраины кулис
Завалены корзинами и хламом,
Грядет исход и – обречён герой...
Но все глаза нацелены на сцену,
И четверть недоеденной лепешки
Зажата в белых пальцах старика...
Спектакль идёт.
И море – всё грохочет...
«Поэма о театре»
1
– Веселее, веселее на вёслах, ребята! Таргрек, держи руль по ветру! Да не порви мне штуртросы, детина, давай слабинку, инта каммарас! Держись! волна!..
– Аах!
Храм моря принимал их под своды свои…
Длинный и узкий неф с косыми парусами именовался «Морская игла», и хозяин его поклялся, что это – самый лёгкий и быстроходный из кораблей, когда-либо построенных на урсских верфях. Правда, команда «Иглы», за исключением, возможно, одного Терри, была не слишком опытна в путешествиях по штормовому морю, где удача зависит не столько от смелости и силы рук, но и, в немалой мере – от умения управлять кораблём как собственным телом.
В перекрутах смоляных валов, где темноту то и дело разрывали отчаянные всплески зарниц, вёл корабль сын старого пирата.
– Таргрек, борода несмышлёная, не крути рулём как хвостом корова! Понежнее, поласковей! А, ч-чёрт!
Отплевываясь от попавшей в рот воды, Терри перебирался на корму.
– Здесь надо полегче, полегче! Не отпускай! Давай-ка вместе, ну-ка! Р-раз! Два! Как будто девушку ласкаешь! Р-раз! Два! Вот так, молодец!
– Как бы нам не налететь на ту гряду, что перед Кипящими Рифами! – крикнул ему в ухо Таргрек.
– Ты откуда знаешь? А-а-а, держи штурвал!..
Очередной вал накрыл «Морскую иглу» почти до середины мачт, но юркий кораблик вывернулся и оказался на самом гребне волны.
– Правь по гребню, по гребню! Пусть волна нас сама несёт! Ах, что за суденышко, давно мечтал о таком! Ребята, потише на вёслах! Табань! Ну! Пронеси нас, Господи!
В пронзительных лиловых вспышках света, совсем близко от них мелькнул осклизлый бок рифа.
– Есть, прошли! Прошли! Умница ты моя! Теперь держим курс севернее! Так! Вот так! Держись, ещё волна!
– Аах!
– Все на месте? Никого не смыло? Ну, слава всем морским богам, слава Ниорду, останусь жив – принесу им достойную награду! Ещё волна, держись! Да смилуется над нами Хозяин Моря!
– Аах!
– Нам бы только попасть в течение, а там – как-нибудь проберёмся! – вновь и вновь кричал Терри.
– Так ты командуй, инта каммарас! – в один голос отвечали ему Гурук и Таргрек.
Спустя несколько часов, благополучно миновав широкую полосу белой от разводов пены, бурлящей воды, «Морская игла» вошла в коугчарскую лагуну.
– Правим севернее, там песок! – командовал на сей раз Таргрек.
– Хочешь посадить корабль на мель?
– А ты думаешь, лучше попасть в лапы береговой охраны?
Здесь, в лагуне, оставшаяся за спиной полоса Рифов не давала волнам разгуляться. Поставив паруса, под вновь сменившим своё направление, теперь – восточным ветром они с разгона влетели на мель – совсем рядом с берегом.
– А теперь, господа, сухой или мокрый, – пробираясь по качающейся палубе, крикнул Терри. – шагом марш в воду!
– А ну, веселее! – в тон ему поторопил солдат Гурук.
Поддерживая над головой карабины, подпрыгивая при каждом накате волны, они, где по пояс, где по грудь в воде, поспешили к берегу.
– Все здесь? – спросил Таргрек.
В непрестанных отблесках далёких молний пересчитали людей – все двенадцать человек выбрались на берег. В сапогах хлюпала морская вода, ни на ком не было сухой нитки.
– Воду из сапог – вон!.. – скомандовал Гурук. – Отделение, шагом...
– Может, тебе ещё и песню? – осведомился кто-то. – И так зуб на зуб не попадает...
– Р-разговорчики! – прошипел Гурук. – Кто вякнет ещё хоть слово – придушу на месте!.. Отделение... Бегом... ма-арш!
К городу выбрались, когда начинало светать. В небе одна за другой угасали звезды. Ветер почти стих, на смену ему потянулся по земле белый вяжущий туман.
Коугчар, как и предполагалось, с северной стороны почти не охранялся. Они успешно миновали окраинные улицы, где один раз едва не наткнулись на патруль. Благополучно переждали в узкой улочке, покуда мимо, борясь со сном, проковыляли келлангийские пехотинцы.
Ближе к центру города пробираться по улицам стало сложнее. Несмотря на темноту, тагркоссцев мог легко выдать простой отблеск на пластинах их курток. И тут, как из-под земли, перед ними появился мальчишка.
– Стойте! Куда вы! Нельзя туда идти! – заговорил он громким шёпотом.
– Инта каммарас! Ты откуда свалился, черномазый?
– Не черномазый, а смуглолицый, – строго поправил мальчик. – Зовут меня Пиро.
– Пиро… – прошептал Таргрек.
– Неужели в Коугчаре остались элтэннцы? Быть того не может...
– Я ушёл. Но я вернулся! У меня здесь остался друг... А вы – тагркосские драгуны? Вы идете прямо к келлангийской заставе!
– Вот что, парнишка, – серьёзно сказал Гурук. – Если ты здесь всё так хорошо знаешь, то не покажешь ли путь к соборной площади?
– А зачем вам туда? Там полно келлангийцев и этих... балахонщиков.
– Значит, надо. Только, как проводишь, в драку не ввязывайся. Беги стремглав со всех ног. Понял?
– Да понял, понял... Пойдёмте!
В полном молчании они проходили темными переулками, дворами, чертыхаясь – перелезали через ограды… Рассвет, рассвет торопил их! В любую минуту тагркосские части могли начать штурм, а это значило, что в эту же роковую минуту чья-нибудь торопливая рука подожжёт запал. Наконец, Пиро, прижимая палец к губам, чуть слышно прошептал:
– Всё, пришли!
Гурук настороженно выглянул из-за угла.
Предрассветная площадь была почти пуста. Несколько костров, возле которых дремали келлангийские кавалеристы, одинокий часовой, привалившийся щекой к крыльцу двухэтажного деревянного дома... Более – никого.
– Спасибо, друг, – горячо пожав Пиро его смуглую руку, сказал драгун. – Теперь – уходи… Нет! беги, что есть мочи, понял?!
И прибавил, медленно вынимая из-за голенища тонкий длинный, с острым как бритва лезвием чаттарский нож:
– Теперь начнётся наша работа...
2
В углу одной из комнат на втором этаже дома, неподалеку от зарешёченного, с выбитыми стеклами окна, примостился на полу Тинч. Иногда ему удаётся, забывая про холод и горькие мысли о том, что его ожидает завтра, ненадолго задремать. Перед его взором возникают Айхо, верхом на поднимающей фонтанчики песка вороной, Хэбруд с его нравоучениями и уроками по рукопашному бою, Айхо, Тайри и Кайсти – почему-то вместе, оживленно беседующие – почему-то о нём, отец... каким он его запомнил в последний раз, три года назад. И снова, и снова снится ему багровая, вся в тюльпанах и маках, весенняя степь.
«Ты ещё не раз увидишь её такой, Тинчи!» – говорил невидимый голос. «Ой, вряд ли», – отвечал ему мысленно Тинч. «Увидишь, увидишь», – говорил голос, и это почему-то был ломающийся хрипловатый голос Тиргона Бычье Сердце. «Надо что-то делать, ребята!» – говорил Тиргон. «А что тут поделаешь?» – отвечал ему Йонас. «Посохами отмахаемся!» – твердила Кайсти.
«Ну-ну! Что это ещё за крестовый поход детей!» – возражал Пекас, почему-то жёстким голосом отца...
«Он оставил книгу! Посмотрим, что скажет книга!»
«Здесь закладка! Его чётки!»
«Открыл? Читай, Йонас!»
«– Не подходи! Не подходи! – в отчаянии закричал патер Юниус. Нашарив в темноте оружие, он направил его в грудь незнакомца. – Как тебя зовут? Кто ты?
– Меня не зовут никак. Или, точнее, зовут только малодушные. И эта ваша игрушка вам нисколько не поможет, – устало ответил тот. – Я не боюсь смерти.
– Но почему, почему?!.
– Потому что я и есть Смерть, – с грустью объяснил незнакомец…»
«– Я понял! – крикнул Тиргон. – Смерть балахонщикам!»
«– Смерть балахонщикам!» – подхватили остальные.
Предназначенных в жертву людей разместили на втором этаже. Сквозь проломленные насквозь полы первого этажа спустили в подвал четыре бочки с керосином. Керосином провонял весь дом, от подвала до крыши, и то, что несмотря на холод, сквозь разбитые стекла окон проникал свежий воздух, было даже хорошо. Тесно, навалом прижавшиеся друг к другу старики, женщины и дети, словно в дурном сне наяву ожидали наступления дня.
Ближе к утру рваные темно-серые облака, что вершили бег над Коугчаром, ушли далеко на юго-запад и в нарастающем Бальмгриме на небосвод высыпали гаснущие звезды. Сквозь прутья решётки, как сквозь забрало боевого шлема, Тинч смотрел в светлеющее небо.
Скоро, ближе к полудню это должно навсегда пропасть из моей жизни... Или нет, это я пропаду из жизни, а звезды – они навечно, как навечна жизнь. И новые люди на смену придут, а меня не будет... Что ж, и ладно. Трабт ансалгт! Я до конца был верен себе и завершаю жизнь, от первого крика до последнего вздоха, не совершив того, что было бы хуже смерти. Мне есть, что сказать перед Господом.
Хм… Ха-ха. Как вытаращил глаза этот «Великий Олим»! Подумаешь, «сильный». Как когда-то сказал Хэбруд: «Ежели слабый везёт на себе сильного, то кто из них сильный, а кто слабый?»
Сильный – это я. Потому что я стерплю, и это – и моё право, и моя обязанность. Жаль, правда, тех, кто разделит мою судьбу. Я ничем не могу помочь им. Хотя… ведь сейчас я с ними. Это уже кое-что.
А всё же интересно, как всё это будет. Быть может, прав Пиро, и я снова приду на эту землю, не помня, кем был раньше? И меня, беспомощного, снова кто-то будет укачивать и кормить молоком? Это правда? А что есть правда? Она зависит от веры? И вера может быть разной, и верить можно в разное. Создавая в самом себе картины будущего, мы верим в них. Это – правда, но истина ли это?..
Тинч почувствовал, что его вновь начинает одолевать сон. Вот это правильно, подумал он, устраиваясь поудобнее и закрывая глаза. Это сейчас – самое правильное...
Внизу, на первом этаже, что-то негромко то ли звякнуло, то ли стукнуло. Караул меняют, зевая, подумал Тинч, и в этот момент где-то, теперь внутри дома оглушительно ударил выстрел, за ним – другой. В ответ им беспорядочно захлопали выстрелы с улицы. Кто-то громко и пронзительно закричал, кто-то отдал команду – по-тагрски:
– Прицельно, залпом – огонь!
И сразу с десяток карабинов дали залп. По старой деревянной лестнице вверх затопали коваными сапогами, клинок щёлкнул о клинок, и снова крики, и снова выстрелы... Они доносились близко, близко, из коридора!
Тинч вскочил, подбежал к двери и забарабанил по ней кулаками. Чья-то рука отбросила засов снаружи и несколько человек, вбегая в комнату, закричали наперебой:
– Не вставать! Отодвинуться ближе к стенам! Ползком в коридор, все, быстрее, быстрее!
Выбивая остатки стекол, две или три пули, прозвенев над головами, разбрызгивая щепу, впечатались в стену напротив.
– А ч-чёрт, я же сказал ползти, а не вставать! – взревел один из ворвавшихся. Дождавшись передышки, пока в доме напротив перезаряжали оружие, солдаты выставили в окна карабины и открыли ответную стрельбу, судя по их возгласам – удачную. Перебивая дух керосина, в воздухе отчетливо и остро запахло порохом.
– Отсюда теперь не сунутся! Пойдём на ту сторону! У-у, людоеды! Ты чего дожидаешься, парень? Дуй за остальными!
Последние слова кричавшего относились к Тинчу... Боже, Господи, Всевышний, Единый, Истинный! На них – хвостатые шлемы и куртки с защитными пластинами! Драгуны полка Даурадеса!
– Посторонись! Давай его вот сюда, в угол! Лампу, быстрее лампу!
Голос Таргрека! Это точно, он!
– Помоги мне, Тинчи! Подстели что-нибудь!
Откуда он узнал, что я – здесь? И сам он здесь, непривычно одетый в драгунский мундир – откуда?
Кого это, такого маленького, беспомощно постанывающего, он несет на руках?
Не может быть... Этого просто не может быть!
– Лампу же, быстрее, инта каммарас!
– Пиро... Это ты?
Штурмовая группа Гурука, включая Таргрека и Терри, буквально в несколько минут овладела домом. К несчастью, этого не удалось сделать незаметно. На площадь из окружающих домов посыпались келлангийцы и ополченцы «народной обороны». Несколькими меткими залпами их удалось отбросить назад, однако о том, чтобы безопасно вывести наружу заложников, теперь не могло быть и речи. К лучшему, правда, было, что дом, хоть и деревянный, обладал толстенными стенами и у осажденных сохранялась возможность отсидеться в нём как в настоящей крепости. Захват дома обошёлся без потерь среди солдат, однако...
Однако, дуралей Пиро всё-таки увязался за ними и даже попытался, в тесноте и сутолоке, по-своему биться с врагами, за что и заработал страшный удар широким келлангийским штыком в живот.
– Я не могу остановить кровь, – растерянно говорил Таргрек. – Задета печень, повреждена артерия. Такую рану не в силах исцелить даже я... Быть может, даже лучше, что он без сознания. Легче будет уйти... Малыш, малыш, зачем же ты нас не послушал!
– Он уходит к предкам, – вздохнул Гурук. – Там ему будет легче, чем здесь, на земле.
После первой перестрелки на площади наступило затишье. По-видимому, келлангийцы и балахонщики совещались, что им делать дальше.
– Он приходит в себя, – заметил драгун.
– Тинчи! – это было первым, что сказал, приходя в сознание, Пиро. – Чесночник... вонючий...
– Саранчук черномазый... – ответил Тинч.
– Тебе передавал привет... Таппи. Отец его говорил... они будут ждать тебя... скоро...
– Не говори много. Потеряешь силы, – посоветовал Гурук.
– Я и так... теряю силы. Я скоро… увижу… О`на!.. Тинчи, как хорошо, что ты здесь... Ты здесь?!.
Пиро беспокойно повел глазами. Тинч взял его за руку.
– Я здесь, Пиро.
– Нож! – шепнул тот. Ему подали заветный дедовский кинжал в ножнах. Пиро изо всех сил прижал его к груди. – Теперь… Я хочу, чтобы ты... на прощанье... спел мне ту свою песенку, помнишь? Про дом...
– Счастли-ивым днем, – прошептал Тинч. – верну-усь я в дом,
В ворота молнией влечу,
И у порога соскочу,
Прими коня и песни пой!
Вернулся,
Вернулся
Я домой...
«Великий День!» – всплыли в памяти слова молитвы.
И – в снежную круговерть жизней и смертей уходил и уходил друг...
И волны, в страдальческом звоне и грохоте ударились о скалы. И солнце, с плачем, переходящем в надрывный рёв, заметалось по небу: «не для того я в муках порождаю детей, чтобы им уходить до срока!»
– Пиро!!!
– Так всегда бывает, Тинчи. Уходят самые лучшие, с этим ничего не поделаешь.
– Таргрек! Но я не понимаю, почему это случилось именно с ним!
– Он умер как настоящий мужчина, – вмешался Гурук. – Как настоящий элтэннец, в бою, вступившись за отца и мать. Я и себе не пожелаю лучшей смерти.
– Стреляют, – сказал Таргрек. – Мы пойдем проведать, что случилось. Тинчес, ты остаёшься здесь. Не хватало нам и тебя потерять.
– Слушаюсь, – угрюмо отвечал Тинч. – Постойте. Слышите?
Из-за города, с его южной стороны, всё отчетливее доносились звуки канонады.
– Это наши, – воскликнул Гурук. – Ей-богу… Это наши!
3
В дом, который занимал генерал Ремас, ворвался запыхавшийся балахонщик.
– Господин генерал! Господин генерал!
– Сейчас, одеваюсь. Сам слышу… что стреляют. Прекрати орать как беременный осёл. Где это?
– Они захватили деревянный дом, что на площади!
– Что-о? Кто захватил?
– Не знаем, господин генерал! Нам не удаётся выбить их оттуда! Они простреливают всю площадь!
– А как же... нет, это невозможно, никак невозможно... Как же наша святая вера? Попробуйте... ну, хотя бы взорвать или поджечь этот чертов дом издалека... Они успели вывести этих... как их?..
– Не успели, господин генерал!
– Слава Отцу-Создателю! Он слышит наши молитвы!..
– Господин генерал! – и ещё один вестовой, появившись в дверях, торопливо, не переводя дух, сообщил:
– Войска Даурадеса начали штурм, господин генерал...
– А почему вы не называете меня «великий Олим»? – буркнул Ремас, не попадая пуговицами в петли. – Или в мире что-то поменялось, и солнце и впрямь пошло по небу в другую сторону?
– Прости меня, о великий Олим! – повалился на колени балахонщик. Второй вестовой снисходительно посмотрел на него сверху вниз. Он был келлангийцем.
– После дурацкой гибели генерала Хорбена... мир праху его, до вознесётся его пепел к небесам... исполнять его работу... Помогите надеть кирасу, вы, мерзавцы!
– Наросло сало на боках, – морщился он, с трудом натягивая тяжёлый кирасирский панцырь.
– Разрешите, господин генерал? – и в комнате, улыбаясь обычной зубастенькой улыбкой, возник капитан Деннес. – О, я гляжу, вы уже на ногах! Весёленькое утро, не правда ли?
– Вы... распорядитесь там, насчет отражения атаки Даурадеса, ох!
– Всё уже сделано, господин генерал. Вы можете не спешить и спокойно приступить к командованию своим ополчением.
– А эти мерзавцы, что захватили дом на площади?
– И там всё сделано как надо.
– Что сделано? Что – как надо? Я вас спрашиваю, потому что именно вашим солдатам была поручена охрана дома! Вы...
– Прошу меня выслушать. Они захватили дом и полагают, что легко сумеют продержаться в нём до прихода своих...
– И они что, сумеют продержаться?
– Не спешите. Пускай они сидят в этой бывшей психушке хоть до конца света. Для них он наступит гораздо скорее, чем они полагают… Всё дело в том, что тагркосский карабин бьет на сравнительно близкое расстояние...
– Не читайте мне лекций. Вы что-нибудь придумали?
– А что тут думать? Одна из улиц, ведущих к площади, так называемая Лошадиная улица – некогда там помещались конюшни... Так вот. Она очень прямая, эта улица. И если у нас в запасе есть хотя бы одна небольшая пушечка, а там их у нас целых три... они достаточно дальнобойные... тогда мы, находясь в полной недосягаемости для их пуль, и прямо у них на виду – можем вполне спокойно дать... хотя бы один-два залпа. От дома и ваших заложников останется чёрная пыль, господин генерал!
– Тогда, инта каммарас, почему вы медлите?
– А куда нам спешить, господин генерал?