17.08.2007, пятница
Сегодня старшая стартовала с очередной диетой. Вчера жена принесла вырезку, - не мясную, конечно, а из журнала - и в ней очередная многообещающая диета. Дочь загорелась мгновенно, как сухой валежник.
Одна беда – гаснет она быстро.
В общем, пока мы зачитывали, глаза её пылали и дочь, черпая ложкой борщ, слушала всем телом. А, отобедав, спросила:
– Так что - можно уже приступать?
А когда мы покачали головами, расстроилась.
– Жаль! – выдохнула она. – А вот я как раз чувствую в себе силы.
– Ты чувствуешь в себе обед, – сказал я. – А вот завтра, когда почувствуешь голод, тогда и проявишь рвение. Сегодня же лучше подготовиться морально.
– То есть - как?
– Ну, диета, – говорю, – рассчитана на двадцать дней. Поэтому сейчас: возьми листок, отметь числа, повесь на холодильник, чтобы перед сном зачёркивать каждый прожитый диетный день…
Договорить я не успел, дочь сорвалась с места, бросилась в комнату, зашуршала бумагой. В тот миг её энтузиазм достиг апогея. А мы с женой обменялись преисполненными скептицизма взглядами.
Борьба старшей с лишним весом продолжается без малого вот уже три года. И всё это время стрелка весов, словно сбрендившая гусеница, ползёт лишь вверх.
У нас два холодильника. Один на кухне, другой в подсобке. По уровню доступа – красный и зелёный.
В зелёном, дозволенном – всё полезное: овощи, молочное, фрукты. В запрещённом, красном – пища: кастрюли с едой, колбасы, сыр, яйца, мучное. Короче, вредное.
Подсобка запирается на ключ. Хранителями заветного ключа являемся мы с женой, и он передаётся из рук в руки с произношением пароля... Пароль меняется ежедневно.
Все эти годы сценарий борьбы с лишним весом неизменен. Мы прячем – дочь находит. Мы обвиняем – она оправдывается. При этом в разворачивающихся диспутах всегда побеждает она, о чём и свидетельствует неумолимая стрелка.
Помню такой случай, произошедший года три назад.
Вечером, перед тем как отправиться спать, я вдруг уловил некое шевеление в подсобке. И в мозгах моих вспыхнул алярм: «Незаконное проникновение!».
– До-очь!!! – крикнул я, как можно тише, чтобы не навредить детской психике.
Но, всё-таки, видимо, навредил, ибо шарахнулась она, как ошпаренная. После чего опрометью рванула в свою комнату.
– Сто-о-ять!!! – рявкнул я.
Дочь застыла. Я поманил её пальцем. Засеменив мелкими шажками покорной гейши, она приблизилась, и смиренно распахнула на нас свои зелёные глазёнки.
– Что ты там делала? – спросил я, ожидая сбивчивых оправданий с набитым ртом.
– Ничего! – ответила дочь абсолютно ясно.
Смотрю - рот пуст, руки тоже.
В общем, переглянувшись с супругой и недоумённо пожав плечами, я сказал:
– Ну хорошо, иди спать.
И старшая, покорно моргнув, заторопилась в комнату, по-прежнему дробно перебирая ножками.
– Сто-о-ять!!! – окрикнула её уже мать. Тоже, разумеется, как можно вкрадчивей, чтобы прониклась, но не травмировалась.
– А ну-ка, подойди… – сказала жена и, водрузив на нос очки, конфисковала из трусов дочери двести граммов сыра.
Не покупать вредное мы не можем. Кроме старшей у нас есть и другие дети. Например, дохляк - младший. Он до сих пор - а ему скоро уже девять – на искусственном вскармливании. Да-да, мы кормим его практически вручную, и все эти углеводы, жиры, белки и витамины – впихиваем своими заботливыми дланями.
Однако даже под нашим надзором – этот феномен остаётся тощим, как обглоданная сельдь.
Тренер по баскетболу видит в нём будущее. А мы видим заморыша.
Тренеру хорошо - это не его сын. Он может спокойно заглядывать в будущее. Нам же дальше настоящего заглянуть не удаётся. И в этом неприглядном настоящем мы замечаем лишь, как с сынишки спадают брюки, как ежовыми иглами топорщатся под кожей рёбра...
И всё же любопытно - сколько старшая продержится на сей раз?
Мы делаем ставки. Жена говорит – неделю. Я говорю – до завтра.
Диету дочь выбрала такую, что врагам…
Два дня - кефир, два - яблоки, два - понос… Лично я бы сдался, не начиная. Но она в свои силы верит непоколебимо, ибо уже столько раз начинала всяческие диеты, что совершенно перестала их бояться.
В общем, она знает, что сильнее любой из них, и чуть что, может послать диету к «ядрене-фене».
А сегодня она стартовала с кефира…
20.08.2007, понедельник
С работы позвонила жена. Плевалась словами, как шелухой:
– Мне тошно! Мне плохо! Бери машину и пулей в аптеку. Купи что-нибудь от тошноты, но гомеопатическое. Ты, понял?
– Да.
– Хочу кого-нибудь убить, – задумчиво добавила она.
– Кого? – поинтересовался я.
– Не управишься за полчаса, узнаешь!
В общем, побежал. Запыхавшись, влетел в аптеку.
– Что у вас от тошноты, но гомеопатическое? – набросился на полную провизоршу. – Только быстро!!
– Имбирный корень… – испуганно вытаращилась она из-под овалов своих голубых линз.
– Давайте скорей!
Женщина влезла на лестницу. Принялась копаться в закромах. А я, тем временем, стал заваливать её вопросами:
– А беременным это можно?.. А по сколько?.. Кстати, это таблетки или капсулы?.. А перед едой или после?..
Фармацевт отстреливалась короткими ответами, и наконец, протянула мне коробочку. Разглядывая которую, я поинтересовался:
– А что в нём есть?.. То есть - из чего он сделан?
– Из корня имбиря, - ответила аптекарша.
– Имбирный корень из корня имбиря?
– Именно.
– Я правильно понимаю, это простой имбирный корень из обычного корня имбиря?
– Да. Простой корень имбиря из имбирного корня. А что?
– Да ничего, просто хочу понять… То есть - это обычный сушёный корень имбиря, тот, что по пять копеек за сто грамм, в любом магазине пряностей, такой, да?
– Ну да. А в чём дело-то?
– А почему он тогда столько стоит?!!
– Так вы брать будете? – вместо ответа, спросила провизорша. И я, вспомнив жену, спешно выкрикнул:
– Да буду я! Буду!
***
А встретила меня жена жёлтым лицом язвенника.
– Ну, как? – протянув покупку, спросил я её осторожно.
– Придушила бы! – вздохом ответила жена.
– Может, ржаного хлебушка с маслом?
– Уйди от греха…
В общем, моему исчезновению позавидовал бы сам Дэвид Копперфильд.
25.08.2007, воскресенье
Запахи терроризируют жену, жена терроризирует семью - такой вот порочный круг.
Нюх её и в обычной жизни острый, а теперь и вовсе стал настоящим проклятьем. Он донимает её, она донимает нас. Единственный выход – не пахнуть!
Я моюсь, скоблюсь по несколько раз на день, но, увы, в её носу, я по-прежнему не букет сирени.
Раньше она обоняла меня с воодушевлением, теперь - с отвращением.
Понимаю, беременность творит с человеком ужасные вещи, но зачем же принюхиваться? Если тебе пахнет, так не принюхивайся, я так считаю…
Словом, только я - из душа, а она - тут как тут… Точно Дуся.
Ну, ладно бы, Дуся! Во-первых – собака, и это в её природе. Во-вторых, где особенно грязно – оближет. Ну и, в конце концов, даже если Дусе и есть что нанюхать, ей нечего по этому поводу сказать.
Жене же, в отличие от собаки, всегда есть.
– Опять этот одеколон? – морщится. - Я же тебя просила!
– Да, не душился я! Клянусь, не душился!
– А чем тогда от тебя так несёт?! – восклицает она тоном бабы-яги, которой невесть откуда пахнуло русским духом.
С меня ещё стекает вода. Стою стерильный, как стакан из-под спирта, а меня уже обнюхали, потёрли пальцем и послали перемываться.
– Этим мылом не пользуйся! – напутствует жена. – Этим тоже!.. И этим, пожалуй, не стоит…
– Так что - стиральным порошком мыться, что ли?
– Водой! Мойся водой!
На днях она заявила, что в доме нестерпимо воняет свежим… ну, вы уж простите, но слов из песни не выкинешь. И дружная семья бросилась на поиски таинственного клада.
Дети тараканами заползали под диваны, заглядывали за шкафы, обнюхивали канализационные стоки. В итоге, были найдены: старый носок, несколько заколок, потерянный винтик от швейной машинки, отправленной на помойку лет пять тому. И ещё - бог знает, что.
А искомое не обнаружено.
– Строиться! – скомандовала жена, и мы, выстроившись по росту, выставили туловища к осмотру.
Она обнюхала каждого. От ушей, до хвоста. Выявила: грязные ноги, обгрызенные ногти, нечистые уши, потные подмышки.
А искомое не обнаружено…
Далее, силой детского десанта была захвачена и доставлена со двора Дуся, после чего она была немедленно подвернута насильственному обнюхиванию. В процессе собака старательно виляла хвостом и задом, всячески подлизывалась и, вообще, вела себя положительно. Что, однако, не повлияло на тщательность проверки. Беременная супруга – строгий и неподкупный судья.
Поэтому у Дуси были изъяты: два клеща, шесть блох, пять колючек растительного происхождения и, несмотря на угодливые виляния и подлизывания, она была отправлена в стирку.
А искомое, по-прежнему, обнаружено не было...
Лишь к вечеру «нюхач» утомилась, и мы счастливо затихли по углам.
Она нюхает всех и вся. Какой-то обонятельный психоз! У нее постоянно вид озабоченной гончей, выслеживающей не то зайцев, не то какую другую остро пахнущую живность.
Прохожие от неё шарахаются. Гости боятся к нам заходить. Ей всё дурно пахнет. Мир её насыщен миазмами, и разлагается у неё под носом… Неужели для того, чтобы прозреть, нужно было забеременеть?
28.08.2007, вторник
Сегодня у нас в гостях мои родители.
Папа смотрит новости. Мама готовит борщ. Идиллия!
Когда мама не готовит борщ, а папа не смотрит новости, в доме зарождаются маленькие тайфуны.
Перед их приездом мы с женой долго совещались: сообщать о беременности или нет?
Реакцию папы просчитать нетрудно. Реакцию мамы - тоже.
Мама обязательно глубоко вздохнёт и скажет:
– В добрый час! – с умилением человека, приговорённого к пожизненной каторге.
А вот папа… С папой всё сложнее.
Детей он обожает, внуков – особенно. Но каждую нашу беременность переживает глубоко и проникновенно, как кастрированный кот - весну. Его поведение словно выписано из пособия по психологии.
Первая реакция – отчуждение.
На него вдруг снисходит глухота, и восприятие реальности блокируется им на уровне синоптического узла.
Пару месяцев тому, когда мысли о будущем ребёнке в нас только зарождались, я пытался вывести его на душевный разговор.
– Папа, что ты думаешь насчёт… э-э-э… ещё одного внука? – спросил я, запинаясь и холодея.
– Что у тебя с пультом? – озабоченно глядя на коробочку дистанционного управления, пробормотал папа.
– Работает… Так, ты меня слышишь?
– Прекрасно слышу.
– Ну и что ты думаешь насчёт ещё одного внука или... внучки?
– А у вас тоже отключили НТВ? – не прекращал терзать пульт папа.
– Да. У нас тоже!!!.. Ты меня, вообще, слышишь?
– Прекрасно слышу.
– Я спрашиваю, что бы ты сказал, если бы мы родили ещё одного ребёнка?
– Ты только посмотри, что эти гады вытворяют. Отключают каналы, а деньги дерут!
В общем, я бросил эту бесполезную затею.
Такой удар, как очередная беременность его младшего сына, папа привык получать из уст мамы. Под воздействием её волшебного голоса, тротилом взрывающего глубины папиного подсознания, его глухота отступает, и наступает следующая, обычная для него реакция – отрицания.
Он начинает бегать по кухне, качать головой на манер гуся, и приговаривать:
– Этого не может быть!.. Этого просто не может быть!..
В такой момент, мы обычно молчим, опустив глаза, и ожидаем, когда вторая волна схлынет и наступит третий этап – рациональный.
– Дети, это, конечно же, хорошо! – с приходом третьего этапа расцветает улыбкой папа. – Дети, они… будущее! Дети, мать их – цветы… И прочее.
Проговорив всё это, он начинает проецировать на нас свои собственные страхи.
– А что будет с вашей работой?.. Вы, вообще, отдаёте себе отчёт?!.. А, если ребёнок, не дай Бог, заболеет?! Как вы будете справляться?..
Далее тон его смягчается.
– Вам, конечно, видней, – вздыхает он. – В конце концов это ваша жизнь, ваши дети, вам их и растить… Но если вы думаете, что мама будет работать у вас нянькой, вы глубоко заблуждаетесь!
А примирение со стрессовой новостью у папы происходит приблизительно так:
– Мы, конечно, будем помогать всем, чем можем… Мы очень любим наших внуков… М-да… Ещё один маленький человечек… – тут его глаза обычно наполняются слезами. – И, вообще, мы так рады!.. Не думал, что доживу!
Потом, промокая глаза платком, он обычно достаёт кошелёк и начинает вытряхивать на стол его содержимое.
– Это для тебя! – говорит он моей жене, своей невестке. – Покупай себе всё самое свежее!..
Затем напутствует меня:
– Заботься о ней! Слышишь? Хорошенько заботься!
Далее говорит:
– Завтра ещё пришлю. Напомни, какой у вас номер счёта? И да, если хотите, на выходные мы заберём девочек к себе.
И так далее...
Захлёстывающая папу радость требует немедленно выпить.
После первой - он обычно растекается. После второй - розовеет, вновь пуская скупую слезу. А после третьей - окунается в воспоминания, увлекая за собой и нас, и внуков. И хоть его бесконечные истории досконально нам известны, мы их всё равно слушаем.
Короче, предугадать реакцию моего папы несложно. Поэтому, пошептавшись с женой, мы решили, пока с объявлением обождать… Месяцев, эдак, восемь.
Предупредили детей, чтобы держали языки за зубами, пригрозив им лишением привилегий и прочими карательными санкциями.
Угрозы - это компетенция жены. Её, так сказать, «конёк». Моя же специализация – приведение приговора в исполнение.
***
А в целом визит родителей прошёл тепло.
В конце визита я, правда, всё же рассказал маме о нашем положении. Не знаю, то ли атмосфера подтолкнула, то ли ещё что. Одним словом, я проговорился.
Она варила борщ. Я помогал ей нарезать лук. Ну и сказал, утирая слёзы:
– Мы тут подумали ещё ребёночка завести…
– Сильно подумали? – помешивая морковку, спросила мама.
– Восемь недель.
– Папе не говори!
– Что ты! Конечно, не скажем!.. Ну а ты, что думаешь?
– Свекла как-то слишком медленно варится…
– А насчёт ребёнка?
– Папе не говори!
– Упаси Бог, ни под каким…
И тут мама вздохнула:
– М-да, борщ сегодня ну совсем не клеится… Морковь подгорела, свекла не варится… Папе только не говори!