Глава 22 – Кабинет генерала Ноубла
О добрый друг мой! Диавол настолько хитёр, что надеяться на его помощь – всё равно, что продавать ему душу... Попробуй, не раскаиваясь в содеянном, оставить при себе хотя бы совесть...
Изречение на полях древней книги
1
Город-порт Урс, как это ни покажется странным, встретил победителей неприязненно. Смутное недовольство просачивалось из запертых дверей и ворот, сквозило из закрытых ставнями окон. Келлангийцы, в бытность хозяевами города, неплохо прикармливали горожан. Изобилие поставляемых из Лаггатоу колбас и сыров, водки, муки и сигар теперь, с приходом тагркосской армии, неминуемо должно было сойти на нет. Помимо этого, в особенности у зажиточных горожан, успела приобрести популярность Новая Церковь. На местных рынках ничего не стоило за умеренную цену приобрести мясницкий нож с инкрустированной рукоятью или боевой посох, не говоря о балахонах, расшитых знаками и составлявших неотъемлемую часть праздников и маскарадов, до которых горожане в последнее время стали особенно охочи. Должны были прекратиться как массовые моления, за которыми следовали безответные погромы чаттарских кварталов, так и турниры, на которых «стадники» упражнялись в ловкости и умении, не говоря о красивых факельных шествиях по городу – зрелищах, нимало помогавших возвыситься в собственных глазах.
Ввечеру того дня, когда по улицам впервые за несколько лет зацокали подковы тяжёлой тагркосской конницы, в торопливо запертых домах вовсю пылали камины – обеспокоенные горожане сжигали посохи и балахоны, наличие коих, как казалось им, могло навлечь месть и преследования со стороны новой власти. Несколько сотен подлинных «стадников», рассеянных по городу, сбросив одеяния, немедленно принялись сеять смуту в головах людей.
– Близок конец света, о братья, – завлекающе шептали они.
Таргрек и Тэрри провели ночь в казарме одного из пехотных отрядов. Ближе к полудню им была назначена встреча с Даурадесом.
Тэрри, который бывал в Урсе неоднократно, с раннего утра потащил своего нового друга на прогулку. Начали они со знаменитой урсской гавани, в которой ныне стоял, укрываясь от шторма, тагркосский флот. Там залечивали раны корабли, среди которых выделялся славный «Баф». На крестовинах рей сновало множество матросов, занятых переброской такелажа и ремонтом пробитых в сражении, обожженных парусов. Крепкий ветер с грохотом трепал голубые флаги с изображеньем нереиды-меченосицы.
Они осмотрели седые горбатые улочки, что состояли из теснившихся впритык старинных домов с контрфорсами и горельефами рыцарей, прекрасных дам и драконов; помнивших времена, когда Урс ещё не был отвоеван у бэрландцев, времена более древние – когда город находился в правлении у келлангийцев, а также самые древние времена – когда город основали пришедшие с моря племена тагров…
На главной из площадей Урса закончился военный парад. Чёрные, отсверкивающие мрачным огнем в пластинах лат, по главной улице следовали драгуны. Они шли плотным строем, открыв забрала шлемов, упирая в стремена древки пик.
За ними проходили, сверкая начищенными до блеска панцырями, кирасиры Еминежа под знаменем креста из четырех ромбов. Их гривастые каски были обмотаны чёрной материей. Далее степенно вышагивали мощные чаттарские кони и одетые в синее седоки были вооружены саблями, карабинами и традиционными связками дротиков в узорчатых колчанах. Шли артиллеристы Теверса со своими и трофейными орудиями, пехотинцы Крабата, снова тагрские кавалеристы, на этот раз в коричневом, под командованием Вьерда, и – новые знамёна, пехотинцы, артиллеристы, всадники...
Горожане, ошеломленные подобным зрелищем не менее, чем вчерашними событиями на улицах города, молчаливо теснились к стенам домов, взволнованно перешёптывались, покуривали трубки. Площадка вблизи бывшего дворца генерала Ноубла, ныне – штаба сухопутной армии Тагр-Косса, пестрела народом. На фонарном столбе, очень высоко – чтобы труднее было достать, прикрученная веревкой, белела бумага. Люди вставали на цыпочки, пытаясь разобрать текст. Лист появился этой ночью и по краям был изукрашен знаками Новой Церкви.
«Братья и Сёстры! – гласило написанное, –
Узурпатор и палач Даурадес отныне царит и в нашем городе! Нечестивое войско, состоящее из инородцев и предателей, овладело свободным Урсом. Отныне Вы можете навсегда распрощаться со Своими, веками заслуженными Свободами и Вольностями. Пришельцы осквернят Наши Храмы и лишат последнего куска Хлеба изголодавшиеся семьи. Резня Маллен-Гроска повторится, едва кто-нибудь из нас только посмеет бросить Смелое Слово в лицо истязателям наших Свобод! Держите язык за зубами, о Братья и Сестры! И готовьтесь к решающему дню, ибо силы предателей слабеют, и с каждым днем крепнет сопротивление предательскому режиму. С Вами Новая Церковь, о Братья и Сёстры, и Святой Отец Салаим и Великий Олим, Борец за Правду генерал Ремас да пребудут с Вами и да благословят Вас!!!»
– Это как же? – спрашивали в толпе. – Мы – молчи, они – кричи? За кого, за нас? Неужто мы сами не сможем сказать за себя слово?
– Келлангийцы угнали в Бэрланд оба моих бота, – угрюмо повествовал какой-то бедолага. – Скоро путина, на чём мы пойдем к берегам Анзуресса? Кто мне их вернёт, эта самая Новая Церковь?
– А всё-таки, что-то в этом такое есть, – сомневался другой. – Не будут люди просто так вывешивать бумаги на столбах...
– Поберегись! – раздался зычный голос. Из боковой улицы, в цокоте подков появился вначале отряд драгун в парадной форме, в сверкающих шлемах с «волчьими хвостами», все на гнедых с чёрными гривами, до блеска вычищенных, свежих конях.
Следом появился сам Даурадес. Иронично усмехаясь, оглядел толпу, которая под одним его взглядом дрогнула и начала понемногу рассеиваться. Повернув коня, в сопровождении Донанта и Гриоса, подъехал к столбу.
Пробежал глазами написанное.
– Ещё неизвестно, кто из нас предатель, – скривился Донант. – Содрать?
– Да, пожалуй, – задумчиво произнес генерал. – Я попрошу... вас, Гриос, снять эту бумагу и... пожалуй, перевесить ее пониже. Будьте добры… Людям не видно, что в ней написано!
Гриос осторожно отделил трепыхавшийся под ветром клочок бумаги от столба и, спустившись на землю, аккуратно подвязал его так, чтобы каждый, независимо от роста, сумел без труда разобрать каждую букву.
– Теперь – читайте! – приказал Даурадес. – Читайте! вслух!! Читайте же!
Сразу несколько торопливых голосов, перебивая друг друга, вновь огласили содержание бумаги.
– Прочли? Замеча-ательно! – констатировал он. – Смотрите же! смотрите во все глаза! до какой мерзости способны доходить враги! Не в силах разбить наше войско в честном бою, они жалят исподтишка, рассчитывая, что и среди вас найдётся десяток-другой дураков, согласных пролить свою и чужую кровь якобы за высокие идеалы, а на деле – за бездарных генералов и бездарных политиков, что спят и видят, как бы вновь усесться на шею собственному народу… О чем они толкуют?! – рявкнул он.
Собравшиеся молчали…
– Я что, покусился на ваши вольности и свободы?! Кто из вас скажет, на что именно я покусился?!
– Впрочем… – в полнейшей тишине продолжал Даурадес. – Да, пожалуй, «покусился»!
– Но только на одну, противную самому естеству человека свободу – безнаказанно унижать, грабить, насиловать и убивать другого человека! Ибо это – свобода зверя, а не разумного существа. Подлинная Свобода в мире людей может быть лишь одна! Да, мы её лишены – пока!.. Потому что не может быть свободен народ, который лишает свободы иные народы. Не может, не кривя при этом сердцем, говорить о какой бы то ни было свободе человек, если он строит свое счастье, богатство и власть на смертях детей и плаче вдов и сирот, к какому бы народу и к какой бы вере они ни принадлежали!
– Что, они наперебой толкуют о конце света? – продолжал он, чувствуя, как собравшиеся ловят каждое слово. – А-ах, как им хочется, чтобы он поскорее настал! Ах, как этим стервятникам хотелось бы устроить его самим – так, как они себе его воображают, чтобы вдоволь наклеваться нашей падали!..
– Да, да, будет конец, но не свету, а тьме! – прибавил он после паузы. – Они кричат, они вопят, они ревут, они захлебываются от собственного воя, предчувствуя, что скоро, очень скоро пред ними предстанет тот, кто принесет не меч, но мир! Они призывают к миру, но надевают латы. Они опоясываются мечами, но плохие солдаты получатся из них – ибо… на самом деле нет солдата, что не мечтал бы о мире! И потому, когда придут на них солдаты настоящие – не будет пощады тем, кто вопия о мире, таил меч под одеждами своими! И не будет пощады тем, кто, вопия о Храме, предавал Храм в душе своей. Ибо каждый человек прозревает и становится верен Истинному Богу лишь тогда, когда начинает понимать, что сам он и есть Храм, в котором распят Бог, мучения которого не перестают от Великого дня и по сей день. И кровь из ребра прободённого стекает в чашу Бытия, и скоро переполнится эта чаша, ибо терпение Высшее огромно, но также не бесконечно... О какой «резне в Маллен-Гроске» можно говорить, когда улицы, политые кровью в Коугчаре и здесь, в Урсе, до сих пор не оплаканы и не очищены духом Церкви? Священники старой веры!
– Вы молчите, как воды в рот набрали, предоставляя мне, простому солдату, исполнять ваши обязанности! Зато переодетые в ваши одеяния мародёры чинят произвол под видом новой веры. Не может быть веры ни старой, ни новой! Истинная вера – одна, и – либо она живёт в человеке и делает его человеком, либо её – просто нет!.. А если её нет... тогда, о чём же мы с вами толкуем, о братья и сестры?..
Последние слова он выделил особенно горько. Его верные драгуны с задумчивым видом покручивали усы. Молчаливо потупили глаза горожане.
– Я не обращаюсь к вам как к таграм, – продолжал Даурадес. – Я не обращаюсь к вам как к тагркоссцам. Я не обращаюсь к вам как к представителям любой иной нации. Я обращаюсь к вам как к людям, душам которых вольно, по Воле Свыше было родиться таграми, келлангийцами, чаттарцами, бэрландцами, анзурессцами или элтэннцами. Я заявляю, что мною равно уважаем человек, на каком бы языке ни читал он молитвы Всевышнему... Что касается бандита, то у него всегда была и есть одна национальность – негодяй! А так называемая вера его – вера крысы в то, что ей удастся вволю пожрать из чужого амбара!
Терри потянул Таргрека за рукав. Отшельник стоял неподвижно, во все глаза разглядывая Даурадеса.
– Оставьте на месте эту писульку, – распорядился генерал. – А вон на том столбе, напротив – вывешивать каждый день листки нашей газеты «Подъем!». Пусть читают и сравнивают!
2
Бывший кабинет генерала Ноубла, формами походивший на запылённый старый сундук, был великоват для Маркона. По крайней мере, это было первым, о чём он подумал, увидев, какие апартаменты он вынужден будет занимать. С другой стороны, его не оставляло чувство, что он не задержится здесь особенно долго.
Резные деревянные рожи глазели на него со стен. Потолок и карнизы украшала лепнина. Громадная карта Такканского побережья, в тяжёлой толстой раме, на стальных цепях свисала с потолка. На пьедестале в углу мерцал стеклянными глазами какой-то набитый опилками зверь... Интересно, на кой чёрт келлангийцу была нужна вся эта рухлядь?
Оставшись один, Даурадес с любопытством осмотрел бумаги из ящиков письменного стола. Иные из них он немедленно переложил в планшет, иные отправил в камин.
Затем его внимание привлёк книжный шкаф. На одной из полок он приметил синенькие томики – не иначе, как библиографическая драгоценность, сочинения Корвина, прочесть кое-какие из которых ему давно хотелось.
Потянув ручку, он попытался открыть витрину.
Застеклённая дверца, впрочем, открылась вместе с томами книг. За ними оказалась вторая, потайная полка. На неё в беспорядке были навалены... нет, не какие-нибудь секретные бумаги. Потайные полки использовались генералом Ноублом для утаивания книжечек фривольного содержания и хранения журналов вроде «Приключения и подвиги». Даурадесу и раньше попадали в руки отдельные номера. В них быстрые перьями авторы на все лады расписывали похождения героев современности и рыцарей прошлых веков, морских пехотинцев и разведчиков, а на любителя – магов, вампиров и борцов с нечистой силой…
Авторы увлекались действием, забывая хотя бы вскользь упомянуть, что инструмент под названием «штык» используется для того, чтобы пронзать насквозь живое тело, а инструмент под названием «сабля» – чтобы кромсать человека на куски. Они молчали о том, что артиллерийская бомбёжка наносит до ста процентов урона гражданскому населению в то время, как отряды противника давно ускользнули из села. О том, что наступающая освободительная армия тоже грабит и тоже насилует. И ещё о многом и многом ином…
Маркону вспомнился случай, когда парня уволили из армии по контузии, а он вернулся, радостный, к своей девушке, и дело пришло к свадьбе. Когда же, за свадебным столом, молодым пришла пора поцеловаться, жених взял со стола острый ножик и, со словами: «а вот сейчас я тебе покажу, как у нас, в армии пытают!», стал полосовать лицо невесте...
Там же, на потаённой полочке, ему попалась в руки келлангийская газетка. Газетка была датирована позавчерашним числом и имела название «Новости Столицы», а на первой странице её помещалась карикатура на президента Келланги, господина Ансара Ватога. На троне восседало длинноухое существо с головой человека в короне и с бородкой. В руках его помещались скипетр и держава. Вместо ног у существа виднелись явные копыта, на которых, крепко уцепясь, повисали человечки в генеральской форме. Измазанным в чернилах гибким, с кисточкой хвостом существо подписывало гербовую бумагу с заглавием «Приказ о всеобщей мобилизации». Надпись под рисунком гласила: «Король Ослан Великий».
Непонятно было, для чего это Ноублу понадобилось сохранять в тайнике подобный документ. Впрочем, прикинув возраст генерала, можно было предположить, что и у того существовали не только дети, но и внуки, чей возраст как раз подкатывал под очередной военный призыв...
И тут из пачки бумаг выпала наружу тоненькая книжечка.
«Организация…» – значилось на обложке.
Открыл наугад. Перелистнул…
«Имей в виду, – гласила книжечка,
– что обманом, ложью и обещаниями ты добьёшься всего.
Лги, обманывай, обещай.
Обещай, обманывай, лги.
Лги им в глаза!
Помни: стыд, сомнение, великодушие, скромность – оружие слабых.
Почаще напоминай людям о своей Святости! Бог – это Ты и Твоя воля – божья воля.
Морочь им головы, пока они не потеряют ощущения реальности.
То, что не сбылось – легко спихивай на людей иной веры, иных взглядов, иного цвета кожи, на всех, кто может и, особенно, в силах помешать тебе и твоих великим замыслам.
Ты направляешь людей в Великий поход! Пред Которым ничто и потоки крови, и слёзы детей и жалобы отступивших от Тебя.
Доводи ситуацию до абсурда, и чем дальше, тем чаще. Пусть те, кто слушает тебя, всё больше теряют контроль над реальностью.
Окружи их жизнь массой запретов. Вели им изнурять себя постами, есть только рыбу и пить траву зверобой – тем больше экстаза для молитв, песнопений и поклонения Тебе.
Запрещай есть мясо – оно даёт силы; и пить вино – оно даёт энергию. Запрещай им любить друг друга – это даёт им возможность общаться с Господом.
Именно Ты и только Ты должен быть над ними. Ты и только Ты – их Господь!..
Говори с ними о правде – вместо истины.
Говори с ними о справедливости – вместо человечности.
Говори с ними о любви к Тебе Самому – вместо их любви друг к другу.
Морочь их разум призраками, видениями, оборотнями, вампирами и разными невидимыми существами. И пускай их ощущение врага перейдёт на того, кто рядом, кто затаился, но ждёт своего часа.
Доводи их до безумия. Доводи обстановку до абсурда, требуй всё новых обрядов, покаяний, ужасных жертвоприношений. И чем дальше, тем чаще!
Заставляй их работать. У них не должно оставаться свободного времени на то, чтобы задуматься, а значит – усомниться!
Пусть те, которые слушают Тебя и работают на Тебя, всё больше пребывают в тенётах безумия, всё больше теряют контроль над своими мыслями и чувствами.
Осыпай их подачками. Представляй эти подачки как великие благодеяния.
Помни!
Из пропасти непонимания, из пропасти безумия есть один лишь выход.
И его укажешь Ты!
Пусть вместе с тобой из десяти останется один.
Пусть вместе с тобой из двадцати останется два.
Из ста останется двадцать пять.
Из тысячи – триста.
Из ста тысяч – половина.
Из миллиона – все!..»
В дверь осторожненько постучали.
– Господин генерал! К вам, вне очереди на прием просится отец Салаим... или майор... генерал...
– Пусть заползают все трое, – буркнул Даурадес.
Он опустился в кресло и потёр ладонями лицо. Что это, в конце концов, за вездесущий Салаим? и какого, собственно, Курады он не даёт мне покоя? Пенка на навозной жиже... Всё равно раздавим, с ожесточением подумал он. Раздавить всю эту сволочь, а там – посмотрим, как и что нам следует наладить в Тагр-Коссе...
Сегодня, в ночь перед парадом, ему приснился неприятный сон. Как будто он, бреясь, нечаянно соскоблил себе не только щетину, но и усы. На него из зеркала, ухмыляясь, глянуло откровенно молодое и голое, мальчишеское лицо. И всё оно было окутано почему-то то ли огнем, то ли каким-то иным сиянием. Проснувшись, он внимательно изучил в зеркале свою физиономию. Здесь всё было в порядке: и усы, и начинающая отливать серебром щетина на ввалившихся щеках, и мешки под горящими немым укором глазами. А ведь мне всего тридцать семь, подумал он.
Столько же, сколько войне.
В последнее время у него стало побаливать сердце. Как там это называется по-научному... Впрочем, инта каммарас, кому и почему до этого может быть дело? Есть Маркон Даурадес, Маркон Стальная Лапа, Разрушитель, деспот и узурпатор, царь и бог, и кому какое дело до того, что колотится под его драгунской курткой...
– Простите, я могу войти?
Снова – он, и снова в ином облике.
На сей раз майор-генерал Курада, он же отец Салаим, был облачен в скромный, чёрного цвета костюм, из тех, что носят мелкие торговцы или государственные служащие. Небольшая резная тросточка с резным изображением петушиной головы, на ногах – забрызганные капельками грязи сапоги, почему-то разного размера, с петушиными же шпорами.
– Кто вы? – спросил Даурадес. – Кто вы на этот раз?
– Вы совершенно правы, – улыбнулся Курада, без приглашения проходя внутрь и разваливаясь на стуле. – Сейчас моё имя Аберс Ник, а собираюсь я, собственно, в Бэрланд или Анзуресс, поскольку мои дела здесь, в Тагр-Коссе, пришли в упадок. Я, знаете ли, торговец, а торговля сейчас и в самом недалеком будущем – самое выгодное ремесло. Я решил, откровенно говоря, отказаться и от военной, и от духовной карьеры, однако, памятуя о прошлых ошибках, решил, для скорейшего решения моих печальных дел, чисто по-дружески, обратиться непосредственно к вам. Знаете ли, так оно будет надёжнее. Если сказать короче, мне нужен какой-нибудь пропуск на ближайшее судно, идущее в Анзуресс или Бэрланд. Пропуск, подписанный лично вами, господин генерал.
– Основания? – уронил Даурадес.
Сердце кололо... Нет, не просто так заявился к нему этот хам, улыбчивая физиономия которого весьма украсила бы коллекцию деревянных образин на стенах кабинета. Что за неприятные известия привез он из Коугчара?
– Мне кажется, что вы уже должны были бы догадаться, – обычным медовым голосом начал новоявленный Аберс Ник, – что моё обращение именно в ваш адрес должно быть подкреплено весьма и весьма вескими причинами.
– Ещё бы. Вы бы постарались держаться подальше, например… от моих чаттарцев. В случае чего... я буду вынужден их понять…. отец Салаим.
– Не только это, господин генерал, не только это... Кстати, у меня, собственно, есть одно немаловажное известие – для нашего общего друга, капитана Гриоса. Весточка о его семье. Видите ли, бежавшие из Коугчара чаттарцы встали лагерем в лесу, на склоне горы, западнее города. Представьте, я даже побывал там, у них – разумеется, тайно, только с несколькими особо доверенными людьми. Живы, здоровы, узнали меня, передают привет. У старший девочки, правда, какая-то странная такая повязочка на лбу – говорят, стегнуло веткой, – ну, да это не беда, пройдёт. Прошу вас учесть ещё раз, что всё это исследование я провел строго самостоятельно, и о расположении чаттарского лагеря не знает никто, включая господина Ремаса... Вы, разумеется, быть может, скажете, что сего благого деяния с моей стороны явно недостаточно для моего оправдания и будете правы...
– Далее, – устало бросил Даурадес.
– Не спешите. Далее... у меня с собой известие, которое касается непосредственно вас, господин генерал. Вы разрешите? – и Курада достал из пристегнутой к поясу маленькой дорожной сумочки небольшой пергаментный свиток.
– Этот свёрточек я отобрал у одного нашего общего знакомого. Знаете, откровенно говоря, я тоже недолюбливаю воинственных служителей церкви Святого Икавуша. Этот колчерукий мерзавец, оказывается, не только шпионил за мной, но и получил заказ на убийство... знаете, кого? Вас, господин генерал.
– Подумаешь, новость...
– Не спешите, не спешите.
Курада развернул старый пергамент.
– Видите надпись? Здесь, древними сакральными письменами начертано ваше имя: «Даурадес»...
– Моё имя Маркон.
– Ну, ваша фамилия... А вот это... вот это было завернуто внутри.
«Это» – представляло собой крошечную куколку, грубовато слепленную из чёрного воска. Голову фигурки украшал жестяной шлемик, а в районе груди торчало несколько тонких иголочек.
– Я не верю в магию, – поднимаясь из кресла, промолвил Даурадес. – Дайте мне эти игрушки!
– Что вы делаете! Осторожнее! Не делайте этого, ни в коем случае не делайте! – вскричал Курада, он же отец Салаим, он же Аберс Ник.
Но было поздно. Тлеющие в очаге бумаги ярко вспыхнули, когда на них закапал расплавленный воск. Мерзко зашипел пергамент, завернулся и тоже вспыхнул.
Туда же, в огонь, полетела брошюрка «Организация…».
– Ну и что? – спросил Даурадес. – Стою, смотрю, как оно воняет.
– Я – Маркон Даурадес, – добавил он. – Я Маркон Железная Лапа. И я сам знаю, что мне делать и чего не делать.
– Вы... вы, по-моему, выбрали не лучший путь... – Курада, судя по его виду, и в самом деле был не на шутку испуган. – Откровенно говоря, наверное, следовало вначале показать эти вещи какому-нибудь специалисту... Хотя, с другой стороны, – видя, что до сих пор ничего страшного для него не произошло, приободрился он, – быть может, вам лучше знать...
– Я хотел ещё сообщить, – окончательно овладев собой, продолжал он, – что вашего, а теперь – и моего врага более нет в живых. Узнав, что его тайна раскрыта, он принял яд...
А ведь ты сказал мне далеко не всё, подумал Даурадес. С каждым твоим сообщением я вижу у тебя в глазах тот же тоскливый вопрос. Ты так жаждешь, чтобы тебя поняли и пожалели! Кого поняли и пожалели? Тебя? Или маленького испуганного человечка, что сидит у тебя внутри?
Но существует ли он внутри тебя, этот маленький человечек? Или, точнее: он ли внутри тебя существует?
Если не он, то тогда кто это: чёрт, Хайяк или просто…. кусок дрожащего дерьма?
Интересно, куда же при этом пропадает человек?
– А у меня к вам ещё далеко не всё, – словно прочитав его мысли, мурлыкал новоявленный Аберс Ник, – Во-первых, как вы уже поняли, никакого отца Салаима более не существует. Те несколько тысяч ублюдков, которых собрал вокруг себя генерал Ремас... вы, разумеется, разделаетесь с ними легко и без затей, как ребёнок с игрушечными солдатиками. Однако, вам следовало бы учесть, что это была лишь проба сил. История Новой Церкви на этом отнюдь не будет закончена. Видите ли, у нас, как вы уже понимаете, есть немало сочувствующих и довольно влиятельных лиц, как за границей, так и здесь, в Тагр-Коссе. Эти люди... эти весьма важные и – облеченные властью покровители, финансисты и политики прямо заинтересованы в том, чтобы наше движение не прерывало своей деятельности. И, более того – в ближайшие годы оно должно стать самой мощной и влиятельной политической и духовной движущей силой в стране...
– Попы, под сутаной которых – нашивки бывших офицеров государственной безопасности?
– Называйте как хотите. Учтите лишь, что те, кого вы так неуважительно назвали попами, на самом деле – высокодуховно одаренные личности и носители культурных ценностей. Для нас особенно близки и отнюдь не чужды идеалы всемирного братства, признания власти Высших Сил, гуманного отношения человека к человеку, просветлённости и культуры как важнейших условий процветания нации. Мы построим новые школы, мы будем обучать детей, мы поставим на новую платформу научные изыскания, невиданно... ммм... разовьются различные ремесла, возрастёт моральный уровень общества... Да, вы и ваши отважные солдаты, разумеется, вскоре овладеете и Коугчаром, и Бугденом, и Бодариском, пока эти ослы из Лаггатоу не сообразят, что их карта давным-давно бита. Но что вы собираетесь делать потом? Угроза остаётся. Вам всё равно, волей или неволей, придётся держать под руками огромную армию, и кормить её, и на неё работать. А внутриполитические дрязги? Я хочу вам сказать по-дружески, откровенно говоря, собственно, эти игры в демократию, этот делёж власти, подавление голодных бунтов, жизненная необходимость лжи, лицемерия, кулака на каждом шагу... – разве это ваш путь? А ведь я, лично, очень вам сочувствую. И более того, я бы, конечно, могу набраться смелости и попросить у вас, например, какой-нибудь должности при министерстве иностранных дел. Но вы же честны и совестливы, а значит – долго у власти не продержитесь. Сбежите! Или будете казнены теми, кто придёт за вами… А потом – подрастут молодые волки и грядут новые войны... вы ведь не станете категорически утверждать, что их не будет? – и новые жертвы. А я – человек уже немолодой. Мне бы очень хотелось попросить у вас всего лишь пропуск на какое-нибудь судно до Анзуресса или Бэрланда, а там... клянусь, вы более не услышите обо мне никогда. Однако, перед этим, я хотел бы напомнить вам, что все эти беды можно, если не предотвратить, то ввести во вполне регулируемое русло. И вы сами наверняка понимаете, как это можно было бы сделать...
Курада, выжидательно округлив глаза, смотрел на Даурадеса.
– У вас всё? – насупясь, спросил Даурадес.
– А вы гордый, – совсем иным тоном проговорил майор Курада. – Ну, поскольку вы решили играть в непонимание, я, так и быть, объяснюсь. Дело в том, что нам нужен меч. Понимаете? Нужен народный герой, который смог бы номинально возглавить движение. Нет, внешне обстановка останется такой, как она есть. Ваши доблестные войска геройски одерживают верх над неприятелем, народ кидает шапки вверх, народ доволен и даже накормлен, отстраиваются заново города и дороги, крепчают связи, растёт духовный уровень, та же культура, объявляются свободы и всё такое... Вы, лично – властны, богаты, на каждом шагу вам сопутствуют… понимание, любовь со стороны простых людей, готовность идти грудью за идеалы, всесторонняя поддержка... Ведь вы – отнюдь не тот деятель из Коугчара, тот «великий Олим», которого молва уже сейчас окрестила «дядюшкой Туриксом»... К тому же, у вас появляется немало очень хороших, опытных и знающих друзей, которые всегда помогут в тяжёлую минуту...
– Послушайте, Курада, – прервал его взволнованную речь генерал. – Скажите, вам действительно так нужен этот самый пропуск? Или вам необходимо, чтобы я подписал нечто иное?
– Пожалуй, – поднимаясь со стульчика, озабоченным тоном произнес экс-майор и генерал. – Пожалуй, я был бы не прочь немного погостить в Урсе. Через пару-троечку деньков я, пожалуй, мог бы встретиться с вами и тогда...
– Нет, господин Аберс Ник, – со злобной радостью в голосе ответил Даурадес. – Зачем вам лишний раз утруждать себя, задерживаться из-за каких-то пустяков... Адъютант!
– Господин капитан! – обратился он к немедленно появившемуся в дверях офицеру. – Приказываю вам срочно выделить соответствующий конвой для препровождения этого господина со всеми его пожитками на первый же военный корабль, отплывающий в Бэрланд... нет, пожалуй, в Анзуресс. Сопроводить всеми надлежащими документами на имя Аберса Ника и не упускать из виду, пока – означенный Аберс Ник не окажется на том берегу… Исполнить немедленно! Счастливого пути, господин Ник!
3
По коридору штабного здания, громыхая сапогами, конвоиры провели бледного, бесцветного бывшего майора Кураду.
Таргрек и Тэрри посторонились, дали дорогу.
– Удивительно, – покачал головой Таргрек. – Живой мертвец. Удивительно.
– Тэрри! Скотина! Живой! – шагнул к ним долговязый, худой как скелет драгунский офицер. – Капитан Крабат, – не забыл представиться он Таргреку и снова обратился к Тэрри:
– Ну, давай, ври, как оно и что... Ты знаешь, что тебя Даура заждался?
Эти два старых засранца, Еминеж и Гриос...
– Инта каммарас! Тэрри! – и ещё один, приземистый и чернявый драгун набросился с объятьями на бедного келлангийца, не давая тому произнести ни слова.
– Это всё... он, – со счастливыми глазами, наконец выдавил из себя Тэрри, указывая на Таргрека, который скромно возвышался в углу. – Он и Тинч... Тинчес Даурадес.
– Так сын Даурадеса жив-здоров? – обрадовался Гурук. – Вы говорили с генералом? А ну, пойдем!
– Но там ведь какая-то очередь! – весело напомнил Отшельник.
– Это какая ещё, к Хайяку, очередь? – заорал Гурук. – К чёрту очередь! Вперёд!
Говорил, в основном, Тэрри. Таргрек, потупив глаза, как бы старался лишний раз не смотреть на Даурадеса.
Генерал, – небывалое дело! – развалившись в кресле, потягивал келлангийскую сигару, кашлял, кряхтел, смеялся и вытирал невольные слезы – то ли из-за дыма, то ли так... Чем более Таргрек на него поглядывал, тем более мрачнел.
– Ну, а теперь расскажите что-нибудь вы, – обратился к нему Даурадес. – Кто вы, откуда? Я полагаю, что случайностей на свете не бывает, однако...
Их глаза впервые встретились. Даурадес машинально пронес окурок мимо пепельницы.
– Мы... ранее никогда не встречались?
Таргрек не ответил, лишь отвел взгляд.
– Всё совсем не так хорошо, как кажется? – настаивал генерал. – Есть более важные известия?
– Есть.
– Ну, как там Тинч? Здоров?
– Здоров.
– Просил что-нибудь передать?
– Просил.
– Что именно?
– Просил напомнить, что место вашей встречи – середина соборной площади, – ответил Отшельник.
На этот раз взгляд отвёл Даурадес.
– Так, – серьезно сказал он, закуривая новую сигару. – Ближе к делу. Что произошло?
– Должно произойти, – ответил Таргрек.
– Сейчас, в эту минуту, – продолжал он, – в Коугчаре адепты новоявленной Новой Церкви собирают заложников. Это старики, женщины и дети из тагрской общины. Всех их, числом ровно пятьдесят один, должны запереть в старом деревянном доме, что на соборной площади. В подвале четыре бочки с керосином. Людей должны принести в жертву завтра в полдень. «Стадники» верят, что это даст сигнал тем, кого они называют Высшими Силами и те помогут им отстоять город. Этих изуверов поддерживают келлангийцы… В том случае, если вы надумаете штурмовать город раньше этого срока, заложников принесут в жертву сразу же, как прогремят первые выстрелы.
– Почему я должен вам верить? – спросил Даурадес.
– Среди заложников окажется ваш сын, господин генерал. Это долго рассказывать... Хотя бы из книги вашего сына… «Кремон Седрод, водитель войска, принесет в жертву единственного сына, участью которого станет гибель в плену. Взамен понесут наказанье невинные, и море крови воспоследует за сим...»
Даурадес припомнил сон…
– Вы, кажется, бредите, – не без сарказма молвил он. – Какой Крамон Седрод?
– Переставьте буквы в имени, прочтите фамилию от конца к началу и всё поймете, – ответил Таргрек.
– Опять какая-то магия, – устало произнес Даурадес.
Странная, подсвеченная красным, смеющаяся физиономия вдруг представилась ему. Бесцветные глазки улыбались на пухлом лице...
Ладно, ступай откуда пришёл. Надоело!
– Ваше сообщение запоздало, – заметил он, подумав. – Все подходы к Коугчару закрыты келлангийскими войсками. Теперь, когда им более не помогают стены, они вывели войска в поле. Там бы их и бить... Однако, при этом мы лишены возможности послать какой бы то ни было отряд освободить заложников. Разыскивать бежавших в горы чаттарцев? Нет времени, да и они вряд ли сумеют пробиться к городу. Проникнуть со стороны моря? Там Кипящие Рифы... Правда, если мы пошлём вперёд кавалерию, ударим со всей возможной быстротой... Нет, это не выход. Впрочем, о Рифах... Скажите, Тэрри, верны ли слухи о вашем отце, что он пробовал водить через них свой корабль?
– Во время прилива, – ответил Тэрри. – Для этого необходимо совсем небольшое судно, какой-нибудь рыбацкий бот или неф... с неглубокой посадкой. И я даже помню, где именно мы с ним однажды проходили...
– Ладно! Глупости! – сердито произнес генерал. – Простите меня... Таргрек. Мне почему-то кажется, что такими словами не бросаются и вы действительно не намерены шутить. Кроме того, я неплохо изучил повадки некоторых «бойцов отрядов народной обороны»...
– Если вы даже отмените штурм и в придачу сумеете каким-либо способом освободить пленников, – глухо произнес Отшельник, – ничто не помешает Ремасу набрать новых. Отказаться же от штурма вы не можете. Не освободив Коугчара, войска не сумеют выдвинуться к Бугдену, где уже завтра должно начаться восстание. Мне известно, что ящики с оружием хранятся в подвалах Башни Тратина… Если вы не окажете помощи восставшим, их выступление будет подавлено... Это не всё. Не позднее как через два дня войска тагрской армии, что возвращаются ныне из Элт-Энно, возьмут Бодариск. Так что… Либо вы выступаете немедленно, либо надолго потеряете весь Северный Тагр-Косс. Пути назад нет, господин генерал...
– А вы сами не отказались бы возглавить отряд для освобождения заложников? – неожиданно спросил Даурадес. – Вы, двое, хорошо знающие город и обстановку вокруг него?
– То есть как? – сглотнув слюну, удивился Тэрри. – нам что... обратно? И – морем? И – в такую погоду?
– Я не против, – объявил Таргрек.
– Инта каммарас, ну до чего же это всё по-дурацки! – заныл Тэрри. – И, очевидно, настолько по-дурацки, что… и я не откажусь.
– Я ещё раз хорошенько обдумаю и, по возможности, проверю всё, о чём вы мне сообщили, – сказал генерал. – Где вас можно найти?
– Как это где? – вздохнул Тэрри. – Конечно, «У щучьего хвоста»! Где ж ещё?