Глава 12. Лагерь на развалинах

Глава 12 – Лагерь на развалинах

       Спокойно, рыцари, спокойно,
       Сигнал получен, дан приказ.
       По коням, рыцари, по коням,
       В последний раз, в последний раз.
       Твой путь сегодняшний измерен
       И он судьбу твою решит.
       Копьё остро и меч проверен,
       Надёжен шлем и крепок щит.

       Сверкнул на латах солнца лучик
       И клятва произнесена.
       Там, впереди – счастливый случай,
       А позади – твоя страна,
       Несёмся мы лихой громадой,
       Плащи и перья на ветру,
       Нас ждут победы и награды,
       И чаши пенные в пиру...

       О рыцарь, брось хмельные бредни,
       Весь пыл сражению отдай,
       И в каждый бой,
       как в бой последний
       С холодной яростью вступай.
       И пусть не пройдены все беды,
       И пусть глумится вороньё –
       Надейся, рыцарь, на победу
       И верь в нее, и верь в неё!

Боевая песня Кайсти

1
       Этим утром Тинч продрал глаза поздно. Он тотчас узнал комнату. Когда-то в этих четырёх покосившихся стенах находилось его собственное жилище – до того, как домик был разрушен смерчем. Переезжая в новое жилище, Даурадес оставил здесь старый продавленный диван, и стол о трех ногах, и даже такую редкость как маленький потрепанный глобус, что не пропал и не сгорел, а, удивительное дело – всё так же стоял, покинутый, на полочке в углу.
Удивительно, но, если не считать старых одеял и мешковины, устилавших полы, – ночи в комнатке-пещерке проводили никак не меньше пяти человек, если не считать, что разбитое окно кто-то старательно заткнул старыми тряпками, – здесь всё оставалось по-прежнему.
Нынешние обитатели дома тихо, стараясь не разбудить неожиданного гостя, покинули ночлег. Впрочем, из-за портьеры, что заслоняла вход, доносились сдержанные голоса и, иногда – поскуливание и добродушное ворчанье того самого пса, о лапы которого Тинч споткнулся ночью.
Углы портьеры приподнимал утренний ветер. Тинч откинул её и оказался в светлом дворике, где меж полуповаленных стен пекли в золе картошку вчерашние знакомые.
При его появлении девочка проворно поднялась. В руках у нее оказался кувшинчик, который она в протянутых руках, не говоря ни слова, с очень серьезным видом поднесла Тинчу. И Тинч, не говоря ни слова, принял кувшин из её рук.
Питьё на вкус было кисловатым – чем-то вроде морса из раздавленных ягод. Такие ягоды можно было в изобилии собирать из-под талого снега на южном склоне холма...
– Есть будешь? – деловито спросила Кайста... Или, теперь уже – Кайсти? Тинч вспомнил, что на языке народа Анзуресса это имя означает «хвостик». И действительно, светлые волосы девочки – ей на вид было лет двенадцать – были убраны сзади в небольшой такой, озорно торчащий хвостик. Вязаная шапочка украшена вышитыми узорами в виде сплетающихся рун и крестиков. Белая рубашка, узкие брючки, маленькие красные башмачки... И – очень-очень серьезный и вопрошающий взгляд.
Тинч отрицательно помотал головой и спросил:
– Где все?
– Пойдем. Ангарайд, ты останешься здесь, – приказала она братишке, который с таким же, весьма сосредоточенным видом копался прутиком в углях костра.
Кайсти набросила на плечи курточку и, захватив стоявший тут же у стены длинный, украшенный резными знаками посох, сделала многозначительный жест – приглашение следовать за собой.
И лишь сейчас, когда она повернулась спиной, Тинч ненароком приметил одиноко выбившийся из-под вязаной шапочки, совершенно седой локон…

Дым, стук и треск летели над побережьем.
– Нет, нет, нет, это никуда не годится! – с удовольствием приговаривал Таргрек, легко уворачиваясь от летящего прямо в грудь острия посоха. Он сам, на первый взгляд – такой массивный и тяжёлый, с необыкновенной грациозностью уворачивался от ударов. – Ну, точнее, точнее! Вот я стою, такая туша, весь перед тобой... Так! Опять не то!.. Ну, начнем сначала. Упор с уколом... Как держишь посох?! Так ты себе все пальцы отобьёшь. А я, между прочим, показывал! Ну-ка, повторим... Так. Так. Та-ак... Ну, мне надоело. Получай, приятель! Вот: раз, два, три! Ку-уда попятился? Я – длиннорукий, близко действовать не могу. Подлезай ближе, дурень! Хорошо. Хорошо! А теперь что? Посох я твой поймал. Чем будешь бить? Кулаком, конечно! Нет, опять не так! Пока ты размахнешься...
– О! – воскликнул он, завидев Тинча. – С добрым утречком! Ах-ха-ха! Вот тот, кто тебя научит!
И все, кто сидели вокруг, обернулись. Их было человек пятнадцать – мальчишек и девчонок, все как один – с резными посохами в руках. Одна из девочек, высокая и темноволосая чаттарка, походила на Айхо. Другая, низенькая, плотная, рыжеволосая – напомнила Тайри.
– Тинчи! – попросил Таргрек. – Научи человека своему удару.
– Это просто, – с готовностью откликнулся Тинч. Сбросил куртку и, подражая манере Таргрека, обратился к изрядно запыхавшемуся, взлохмаченному парню:
– Ну, бей. Цель – корпус.
Раз!
– Плохо!
Кулак прошёл в дюйме от его плеча.
– Плохо, плохо, – довольно сказал Тинч, легко уворачиваясь и от второго удара. – Ещё хуже... А теперь – смотри!
От его ответного удара противник покатился по земле. Тинч протянул ему руку.
– Далеко размахиваешься. И ты разозлён. Приди в себя. Так... Собрался? Теперь запомни: ты холоден как клинок. Тебе всё равно, что приведёт твой кулак к цели. Главное – не думай, каким образом ты его донесёшь. Смотри: сейчас он здесь, а в следующий миг – там. Без промежутков. Вот так! Понял?
И – от неожиданного тычка в грудь сам тут же растянулся навзничь.
– Похоже, понял, – поднимаясь с земли, удовлетворенно отметил он. – Но ты не думай, что это всё!
– А ну, ребята, – позвал Таргрек, – вы, четверо – на него!
– Погодите, я хоть свитер стащу! – с готовностью отозвался Тинч. – Ну, а теперь – держитесь!
Навалились они на него и вправду здорово. Ему пришлось выказать многое из того, чему он научился за все эти годы, не только в обычных дворовых драках, но и в матросских кабаках, где, бывало, схватывались по-серьёзному моряки из Урса и Бэрланда, в темных подвалах бугденской пивоварни, где Клем в свободные часы учил его приёмам уличной драки, наконец – в гимнастическом зале башни Тратина...
– Вот, смотрите! – кричал, подбадривая, Таргрек. – На каждого из вас могут напасть одновременно не более трех человек. Четвертый – уже мешает!..

После доблестного боя, потирая синяки и шишки, они счастливо и дружно расселись вокруг костра – кто на чурбачке, кто на досточке. Внизу, сквозь развалины стен, блестело на полуденном солнце спокойное золотистое море. С необычайно глубокого сегодня неба время от времени осыпались сочные красноватые гусенички – опадали серёжки тополей. Свежим запахом земли несло из-за дальних садовых заборов.
Где-то там, на берегу, оставался Пиро. Не поторопился ли он отпустить его? Ему наверняка понравилось бы здесь, в компании, где явно не делали особых различий меж цветом глаз и кожи...
Многих из этих ребят Тинч видел впервые, за исключением вездесущего Пекаса и ещё двоих-троих, которых помнил по школе. Его поразили их нынешние лица. Это были не привычно скучные маски, которые каждый день надевают на себя люди. Все они, казалась, чего-то ждали, ждали чего-то чудесного, на что можно глядеть не боясь, широко и свободно открытыми глазами…
– А вы говорите: какой-то там Гоби Волосатый... – решил прихвастнуть он. Ему в драке досталось меньше всех – правда, более из-за того, что ребята и в самом деле мешали друг другу. В результате кое-кто пострадал не столько от кулаков Тинча, сколько от неточных ударов товарищей.
Главный из его противников, худощавый и темноглазый парень со странным именем Тиргон Бычье Сердце, протянул ему, присыпанную солью половинку картофелины и ответил:
– За Гоби можешь не волноваться. Он с постели не скоро встанет.
– Меньше языком трепать надо, – поддержал его Пекас.
– А в чём дело? – пережёвывая горячую картошку с луком и хлебом, с набитым ртом спросил Тинч.
– Просто обо всех его подвигах узнали «стадники». А у них закон такой: всех, кто ворует, грабит или обманывает на рынке – наказывать плетьми.
– Спасибо пусть скажет, что пальцы на руке не обрубили, – добавил Бычье Сердце. – Как моему отцу.
– Мы свинью откармливали всю зиму, – объяснил он, заметив, что Тинч ожидает рассказа. – Думали, по весне продадим – как раз с долгами расплатимся... Ну, не знал он, как там надо продавать и по какой цене. Плотник – он и есть плотник. А эти подошли и вежливенько так спросили: почем, мол, свининка? Он вначале даже обрадовался и назвал цену, да повыше. Дорого продаёшь, сказали. Товар конфисковали – то есть, считай, сожрали сами, а отцу тут же оттяпали на руке два пальца. Как теперь будет работать – не знаю...
– Погоди, погоди! А цех плотников, что, не вступился?
– А-ай, какой там цех! Затаились как мыши под веником… Кто-то даже сказал, мол, правы балахонщики. Негоже плотнику такими делами заниматься… Так что, власть у нас нынче правят эти…
– Они вообще много чего творят, – хмуро поддержал разговор низкорослый крепкий паренёк по имени Йонас. Под левым глазом его наворачивался свежий синяк – это Тинч, промахнувшись, нечаянно врезал ему совсем не по корпусу, как было положено.
– Ничего, Даурадес придет – он им всем покажет, – заявил один из братьев-близнецов, то ли Марис, то ли Макарис.
– А почему они лук грызут?
– Это чтобы от них потом все женщины отворачивались, – пояснил Бычье Сердце.
– Женщина – сосуд греха. Нечего смущать правоверных! – серьёзно сказал то ли Макарис, то ли Марис, а Марис или Макарис добавил:
– Они, говорят, даже живут друг с другом как муж с женой.
– Это что! – выпалил один из сидевших поодаль. – Я слышал, что при посвящении им надо обязательно поцеловать духовника сначала в губы, потом в пупок, член и задницу...
– Мальчишки, конечно, без подробностей не могут, – вздохнула Кайсти, поднимаясь с места.
– Ладно, не уходи, – попробовал остановить её Бычье Сердце. Тинч заметил, что он частенько и далеко не равнодушно поглядывает в её сторону.
– Он сейчас и дымить начнёт. Фу! – Кайсти передёрнула узкими плечиками, но не ушла – просто отсела подальше.
Бычье Сердце и в самом деле не торопясь достал из заветного кармана старую изогнутую трубку, разобрал, продул мундштук и принялся деловито прочищать его соломинкой.
Тинч вспомнил про кисет капитана Гриоса.
– Ух ты! – удивился Тиргон. – Чаттарский? Поделишься?
– А сам-то? – спросил он, заметив, что Тинч, с лихвой отсыпав положенное, прячет кисет обратно.
– Я? Нет... – ответил Тинч и почему-то решил приврать:
– Бросил.
– Вот правильно, – скосила глаза Кайсти. – И ты бросай.
– С тобой бросишь, – пробурчал Бычье Сердце.
– А вы не боитесь, что балахонщики пронюхают про это убежище? – спросил Тинч.
– Уу, – замотал головой Пекас. – Про нас мало кто знает. И потом, есть лодка. Если кто-то из наших ночует здесь, на маяке – то есть, если у кого нет дома, – для тех места в ней как раз хватит. Пока «стадники» разберутся, что к чему... Они же тупые, как пробки.
– Если что – на палках отобьемся, – воинственно сверкнув глазами, заявила Кайсти. –Мы Таргрека попросим. Пусть научит нас...
– Ну-ну! Что это за крестовый поход детей! – вступил в разговор Отшельник. Всё это время он неподвижно и незыблемо, как сторожевая башня, восседал рядом, подогнув колени и спрятав лицо в переплетении могучих рук.
Пекас рассказывал Тинчу, что он сидит так частенько, однако совсем не спит и всё слышит.
– Таргрек! – задиристо напомнила Кайсти, – Ну что, ты как-нибудь покажешь нам... ну, пару таких приёмов...
– Быть может, кое-что и кое-кому, – серьезно ответил Отшельник. Потёр воспалённые глаза и добавил:
– Эх, дети, дети... Не дай Бог, чтобы вам пригодился хотя бы один из них. Там, откуда я пришёл, меня учили убивать. Убить человека легко, и человеческое горло так хрупко... Вашими посохами можно просто махаться. А можно и бить, и убивать. Мозжить черепа…
– А что такое крестовый поход? – спросила серьезная темноволосая чаттарочка – та, что была похожа на Айхо.
– Это вы лучше у Тинча спросите. Он всё знает.
– У него такая книга есть, – объяснил всезнающий Пекас. – Раз прочтёшь – три раза ахнешь.
– Он у нас как Тирн Магрис, – зевая и выпрямляясь во весь рост, сказал Таргрек. – Выловил в океане рыбу мудрости и когда чистил – уколол плавником палец. С тех пор, как пальчик пососёт – так сразу мудрость выскажет.
– А могу! – без смущения подтвердил его слова Тинч.
– Вот вечерком и послушаем, – разминая плечи, сказал Отшельник. – А что, ребятки, не сходить ли нам к морю? Искупаемся, а заодно – проверим сети. Да и креветок наловить не мешает. Кстати, а кому сегодня бежать за солью?
– Мы здесь голодать не собираемся, – пояснил он, обращаясь к Тинчу.
– Да! – подхватил, смеясь, Бычье Сердце. – Все местные жители за эту зиму лодки на дрова порубили. Зато у нас – всё в порядке!

2
Этот день, как и несколько дней последующих, у обитателей развалин маяка прошли в заботах. Тинч, как более опытный в делах строительства, возглавил бригаду каменщиков. Они отремонтировали крыши и стены, а также превратили в неприступную каменную ограду.
Все «жерновки» он с самого начала отдал в фонд стаи, что было встречено с восторгом – денег на хлеб и картошку хватало не всегда.
Теперь их обычные вечерние посиделки стали проходить намного уютнее, чем раньше. Марис и Макарис получили нагоняй от Таргрека за то, что стащили у келлангийцев мешковатый, но неимоверно широкий орудийный чехол. В то же время, укрывшись под натянутым на кольях брезентом, можно было не обращать внимания на то, что моросит дождь или падает поздний снег, и можно было подольше посидеть у костра.
Впрочем, той ночью, о которой пойдет речь, погода выдалась спокойной и ясной, и мириады звёздочек змейками отражались в уснувшем море...

Тихая и серьезная мечтательница Кайсти в кругу друзей славилась как сочинительница песен и придумщица разного рода страшных историй.
– И вот пришёл на нашу землю ужасный и сильный дракон! – поздно вечером, у костра восторженно повествовала она. – И задумал тот дракон поработить дух людей, чтобы жить им отныне в рабстве и покорности, и терпеливо сносить все прихоти властелина. И приказал дракон каждый день приносить ему в жертву деву из дев...
– А потом примчался славный рыцарь и его убил, – насмешливо подсказал Тиргон. – Было про это.
– Если ты такой умный, – обиделась Кайста, – то сам и рассказывай.
– Ты бы лучше спела.
– А вот теперь, из вредности – не буду! А!
Высунутый язык…
– Эээ! Получил?
– Может быть, Тинч что-нибудь почитает из своей книги? – предложил кто-то.
– Мне бы свечку, – попросил Тинч.
Ему подали... правда, не просто свечу, а такую особую лампу. Бутылка из-под пива обматывается смоченной в керосине веревочкой, ближе к донышку, потом веревочка поджигается, бутылку донышком вниз суют в холодную воду. Дно отпадает и внутрь, в горлышко бутылки вставляют свечу. Такую лампу никогда не задувает ветер…
– Ну, слушайте.

«– Во мгле, среди звёзд и ночных ветров, одиноко ведёт жизнь Ночной Воин. И подвластны ему Звёзды, что определяют жизни и судьбы людей, и подвластны ему миры. Но не видит он Солнца, ибо навек устремился к Звездам, и голубоватый отсвет на латах его.
И нет на земле никого богаче этого существа, и нет опытней в боевом искусстве. Он зовёт сражаться всякого, кого встретит в бесконечном ночном дозоре, и горе путнику, что не владеет мечом. Если же какой великий рыцарь случайно одержит победу, то в знак её Воин перед смертью своей дарует победителю священный амулет из камня – круг, в котором отверстие.
И вешает тот талисман на шею победитель – чтобы, в свою очередь, превратиться в Ночного Воина.
Ибо начинает он понимать весь тайный смысл сочетания Звёзд, и понимает во всем смысл и истину, и его разум мутится. Ни один из победителей Ночного Воина не избежал этой участи, потому как только дано бывает ему осознать всё своё могущество и богатство, то не выдерживает разум и слепая жадность отныне руководит поступками.
О человек! Пусть ты разумен и силён, но остерегайся получать всё сразу, не пройдя длинного и трудного пути, что и есть Истинное Посвящение...

– И сумел избежать той беды лишь один. И была это женщина-великанша по имени Удана. Женщина, она сама по себе кладезь великой вселенской мудрости, и никто и ничто на свете не сравнится с нею в умении постигать и применять знания, ибо она есть Великая Устроительница Истина. Примерила Удана этот амулет, посмеялась, поплакала, да и повесила обратно на шею Воину:
– Ах, не нужен он мне! Я и сама такая!
– И вообще. Как может мужчина, даже если меня победит, превратиться в меня?
– И ещё неизвестно, победил ли он…»

Легкий вечерний бриз потянул с моря. Дым костра лёг на землю и длинным сизым хвостом дотянулся до Тинча. Не переставая читать, он досадливо поморщился, протянул ладонь и повёл ею справа налево. Дым послушно отодвинулся, но при этом попал в глаза Йонаса. Йонас чихнул и тоже повёл ладонью. Теперь дым пошёл в лицо Кайсти, которая, небрежно отмахнувшись, отправила столбик дыма на противоположную сторону. Так они, шутя, передавали дым по кругу, пока строгая темноволосая девочка по имени Арна – та самая, что была похожа на Айхо, – воздев руки и нахмурясь, не направила его отвесно вверх, к звездам.
– А что это там за звёздочка такая? – спросила Кайсти.
– Которая? – придвигаясь к ней, спросил Тиргон Бычье Сердце.
– Вон эта. Летит.
– Бегущая? – спросил Тинч. И учёным тоном объяснил:
– Происхождение неизвестно. Иногда их наблюдают по две или даже три. В иные времена они пропадают, совсем и надолго. Зато, когда начинают летать каждую ночь... это к большим переменам.
– Это плохо? – спросила Арна.
– Отец рассказывал, что в ночь, когда я родился, над городом тоже летала такая...
– Значит, – подытожил Таргрек, – это та звезда, с которой ты когда-то пришёл на Землю. А может быть, и все мы пришли на Землю именно с нее.
– Вы, – продолжал он загадочные речи, – за это время обучились многому из того, что должно пригодиться впоследствии. Это правильно. Вполне может получиться так, что этот вечер – последний, когда мы все вместе.
– Не понял, – забеспокоился Тиргон, – Ты уходишь?
– Зато остаётесь вы... Как вам жить далее – решите сами.
– Уйти… это так необходимо? – спросила Кайсти.
– Это неизбежно.
Таргрек распахнул полы плаща, накрывая ими тех, кто находился от него слева и справа.
– Забирайтесь.
И тотчас под крылья к нему слетелись все, за исключением Тинча, который остался сидеть на своём месте – глаза в глаза с Отшельником.
И снова что-то неощутимо и странно знакомое почудилось Тинчу в его насмешливом взгляде. На какой-то миг ему показалось, что он глядит в зеркало, и в зеркало даже не этой, а будущей жизни...
– Ты вернёшься? – спросила Арна.
– А я никуда не денусь! Так же, как ни один человек не может просто, так, раз-два – и исчезнуть из этой Вселенной.
– Знайте, – продолжал Таргрек, – что все, кто когда-то рождался и умирал, равно как и те, кто будет рожден и умрёт, на самом деле живут в одном мире. Живут вместе. Каким бы ни был человек, его дела, слова и мысли невидимые оставляют следы, что протягиваются далеко, как в неизмеримо огромное будущее, так и в неизмеримо огромное прошлое. Ибо приход его, как приход Посланника, всегда предопределен, и мир готовится к этому.
– Не знаю, это что-то сложное... – замотал головой Тиргон.
– Ты хочешь сказать, что каждый человек и есть тот самый Посланник, о котором говорят в церкви? – спросила Арна.
– Неизбежно, – ответил Таргрек.
– И тогда... исполнив роль здесь, мы уходим в иные миры?
– О великая волшебница, ты как всегда права... – шутливо отозвался он и продолжал:
– Вселенная, в которой живет каждый из нас, – на самом деле не одна… Помните, мы как-то говорили о том, что каждый из нас есть центр своей собственной Вселенной? Он воспринимает мир, всегда и изначально, совсем не так, как это делают другие. Потому с его рождением новый мир рождается, в течение её – меняется, а с его смертью умирает. Но, правда, создать именно только свой, целостный и неповторимый мир удаётся не каждому. Слишком много властителей, политиков, даже служителей церкви желают, чтобы все, на кого они надеются опереться, мыслили одинаково, то есть...
– То есть, подчинили свои миры...
– И не просто подчинили, а уничтожили, а сами полностью подчинились миру, для них изначально чужому и чуждому. Люди не всегда, увы – и далеко не всегда понимают, что у них отняли. По земле ходит немало тех, кто считает себя человеком, но на самом деле – живой мертвец, поскольку его собственный мир давно угас...

– Каждый из нас – это множество миров. Каждый из нас живёт одновременно в настоящем, прошлом и будущем. В каждом из нас есть невидимая ось. Провернувшись на этой оси, мы обнаружили бы, что живём во Вселенной не только в образах человека… Встретив кого-либо, посмотрите ему в глаза. Кто он, в своём запредельном мире? Благородный лев или жестокий скорпион? Трудяга-бык или навозная муха?

– И в каждом из наших миров, – продолжал он, – мы в каждый последующий миг изменяемся. Мы, каждый из нас, совсем не те, что были за миг то этого. И мир каждого из нас – совсем не тот, что раньше. Он сохранится в воспоминаниях, окажет влияние на будущие события, однако вернуться в него не дано никому из нас... В обычных условиях.
– Заповедь седьмая? – спросил Тинч.
– Что? – не понял или сделал вид, что не понял Таргрек.
– То есть, каждый новый миг – это новый мир? – спросила Арна.
– Время – это не есть что-то постоянно текущее в одном и том же русле. Русла времени непрерывно раздваиваются, ветвятся с каждым новым шагом, поступком, словом, мыслью. Потому – мы изначально хозяева не только одного, раз и навсегда застывшего в неподвижности мира, но – бесчисленного множества разных миров. Мы всегда вольны выбрать тот или иной поворот, ту или иную дорогу. Наша душа всю жизнь, а на деле – огромное множество жизней проходит по тем или иным руслам, где в каждом события складываются несколько по-иному, чем в соседнем... Это понятно?
– А священник в церкви говорит, что мы живем одну жизнь, – подал голос кто-то, кажется Марис или Макарис.
– Священники не должны разглашать непосвященным некоторых тайн. Вас, здесь собравшихся, я считаю прошедшими первое, самое главное посвящение...
– Отсюда, – продолжал Таргрек, – проистекает великая сущность того, что называют Истинной Магией. На самом деле маг не совершает и не может совершить того, что называют чудом. Он не в силах разом изменить всю Вселенную. Зато он в силах... что?
– Выбрать в нужный момент нужное русло, – подсказал Тинч.
– Именно. Он переносит собственную душу, а на самом деле – свой взгляд на вещи из того потока времени в другой, соседний, только что открывшийся ему поток, выбрав тот, в котором то, что он задумал, осуществляется самим ходом событий. Важно выбрать точку приложения этой силы, а самое главное – чувствовать ответственность за последствия своих действий...
– И не только действий? – спросила Арна. – Слов, мыслей?

– Более того, и намного более того, дорогая моя… Я только что говорил о душе, как о предмете, благодаря которому мы способны приложить свои силы и способности в том или ином из наших миров. Это немного сложно, но постарайтесь понять. Мы живём одновременно и в тех мирах, которые сильно отличаются от нашего. Этот, вокруг каждого из нас, мир, восставший некогда из пепла небывало страшной и опустошительной войны, сейчас ещё необычайно жесток, и многое, что окружает каждого из нас, противно самому назначению человека на земле. Возможно даже, кое-кому покажется, что наша с вами стая – это лишь хрупкое исключение из обычных правил, ненормальный островок в море нестабильности, загнивания, страха, лжи политиков и священников... – да-да, и иных священников тоже! – лжи, ненависти, войны, голода, смерти...
На самом же деле мы с вами – это норма. Так быть должно! Нас объединяют и сплачивают не ложь или ненависть, но – понимание того, что этот мир, в том виде, как он представился нам от рождения – не нормален. И потому мы ищем и находим таких, как мы. Нас объединяет любовь. И любовь объединяет нас с Богом. И любовь объединяет нас с Богом в каждом из нас.
Это – единственно верное решение.
Люди друг другу и должны быть семьёй и стаей, где никто не ущемлён в правах и исполняет обязанности просто потому, что не может иначе. Это – общество Бальмгрима, бога северного ветра, бога с холодностью ума, но неизмеримой горячностью доблестного любящего сердца. Этим мы отличаемся от общества Хайяка, в котором горячий, но безрассудный ум всецело находится под влиянием сердца холодного и бесчувственного... С кем кому по дороге? Пусть выбирает сам…
Знаете, а ведь, наверное, где-то сейчас сидит и «играет в наседку» точно такой же Таргрек и вокруг него – точно такие же ребята. Это тоже я и тоже вы... Только мир тот – иной, чем этот.
И самой правдивой из историй оказывается сказка... Быть может, именно твоя сказка, Кайсти.