Глава 3. Скачка

Феликс Эльдемуров
Глава 3. Скачка

И снова на камень ступил гонец,
 И встал у края земли,
 Где волны катили седой свинец
 И пенились на мели.

       А берегом частые тучи шли,
       Подобные парусам...
       И всадник спросил:
       «Что за свет вдали?»
       «Иди, и узнай сам!..»
       
Ратш Киппин, «Странствия Магриса»

1
В ту пору на всём протяжении Таккана сплошной полосой тянулись пески и пески. Вдали от моря пески сменялись красными глинами, далее начинались луга. Горы, ближе к границе с Чат-Таром, встречали путника нагромождением скал и разломов пород, рядами, шеренгами и колоннами гигантских каменных пальцев. Один из этих ступенчатых гребней начинался к западу от Коугчара и назывался «Сестра и Семьдесят Семь Братьев», хотя… по правде, кто считал этих братьев? Тагры называли эту цепь «Тропой Исполинов» или, точнее, «Тропой Исполинов, что шагают по вершинам гор».
 За Тропой Исполинов шли округлые вершины и склоны, пропоротые верхушками базальтовых скал, поросшие вереском, колючкой и низким запутанным лесом, а ещё далее – покрытые снегом и льдом. С высоких ледников брали начало реки, мутными потоками стремясь вниз, на равнину. В их руслах лежали гигантские округлые камни, которыми, по преданиям, когда-то играли великаны.
Дороги петляли по склонам, уводя то выше, то ниже. Нередко, путник, проведя в седле деньков пять, лишь перебирался на ту сторону небольшого ущелья. Порой он мог даже перекинуться парой слов с другим путником, что пробирался по другой стороне, хотя пожать друг другу руки они смогли бы отнюдь не скоро. Внизу, под обрывом грохотал поток, сверху нависали узловатые ветви деревьев; дорога, подремонтированная весной, скрипела и прогибалась под копытами коня. И только где-то в долине грудь отпускало чувство опасности…
Ах, раннее утро... Рассветный огонь обожжёт верхушки сосен, что неторопливо покачиваются под порывами ветра, и чёрная птица, хлопая крыльями, опустится на ветку:
– Ка-ак! Др-рыхнешь?!
И верный конь переступает рядом, тянет морду – озяб, бедняга. Пройдешь ему спинку суконочкой, заседлаешь – да не тем новомодным седлом, чтобы мягко тебе, а таким, чтоб удобно коню, и – в дорогу…
Спеши, приятель!
На горных лугах трава вырастает по конскую грудь, а заберёшься глубже – скрывает с головой. Хотя, сторожа из деревень, что рядом, следят, чтобы посторонние не топтали покосные травы, не прокладывали путей по своему хотению, и сурово спрашивают с каждого, кто приближается к чаттарским владениям. Грабителей не милуют, бродяг – не терпят: хочешь или не хочешь, а поступай в работу или не гости чересчур. Бывает, что село с селом затеет потасовку, и тогда старейшины следят, чтобы ссора не затягивалась надолго. В горах любое недоразумение может обернуться многолетней и жестокой войной…
Чаттарская кавалерия издавна ценилась по всему Таккану, а иметь при дворе гвардию, набранную из горцев, считалось делом престижа. Жилистые и скуластые, выносливые, выросшие на свежем воздухе чаттарцы представляли собой внушительную силу, которую нельзя было использовать единственно против других чаттарцев. Удивительно, но крайне резкие и драчливые между собой дома, чаттарцы на чужой земле проявляли редкую взаимопомощь и держались стеной, особенно если речь заходила о национальных интересах. Они отстояли свои кладбища и храмы в Бугдене, Коугчаре и Дангаре, они исповедовались своим священникам, они подчеркнуто носили одежды цветов своего национального флага: синего, фиолетового, чёрного.
Взберись по тропе на главу самого высокого из Исполинов, и за спиной твоей останется Чат-Тар, а впереди – испещренная путями тагркосская равнина, что пролегла от Бодариска до Маллен-Гроска. По ней – продолжишь путь...

Вспомним же о капитане Гриосе!

С холма на холм, с пригорка на пригорок поднималась и опускалась дорога, и всадник на ней то подставлял правую щеку северо-восточному ветру, то окунался в белую мглу, наплывавшую от подножия гор.
Эта дорога была ответвлением главной и вовсю петляла меж холмов и оврагов. Вела она в сторону предгорного посёлка Шортаб. Там, по предположению Гриоса, и должен был стоять мятежный драгунский полк под командой Даурадеса. В отличие от главной дороги, чьи плиты были уложены «в замок», эта была устроена проще. Оттого и щерилась она кое-где прогалинами. Местное население время от времени воровало хорошо обтёсанный камень.
Колокол часовенки почудился издали.
Тревожится, подумал Гриос. Будто о чьей душе тревожится, о чьей душе? Сожженного на погребальном костре тагркоссца? Изъеденного могильным червём чаттарца?
После получасовой скачки гвардеец, убедившись, что дорога позади – пустынна, решил дать отдых лошади и поехал шагом.
Происшедшее полчаса назад начинало подергиваться пеленой. С ним ли это было? Он ли с такой горячностью, очертя голову рванулся вскачь... Куда? От кого? За чем? Он ли не спал двое суток? Он ли сейчас качается в седле на полудикой от холода и голода, забрызганной грязью лошади?
Временами он ехал в забытьи, не то побеждаемый сном, где с ним встречались и разговаривали знакомые и незнакомые люди, не то уходя в воспоминания, откуда острыми зубцами выпирали давние и недавние события.
Он чувствовал: невидимая пружина соскочила со взвода, и весь механизм сам собой, с сабельным лязгом сдвинулся колесо к колесу. Зубец прищелкнул о зубец, невидимый маятник пошатнулся, шмыгнул туда-сюда, и – заходил, заплясал, зашёлся в упругом барабанном ритме...

Келлангийцы не дураки, станут дознаваться, что к чему. Как тогда, пятнадцать лет назад, в Чат-Таре…
Хозяйке – ствол пистолета в рот: говори! Хозяин дома – за ружьё. На шум прибегут соседи. И тогда им поможет чудо – кирасирам дай лишь повод…
Мало ты насмотрелся на такое?
Что ж, видать, вслед за Чат-Таром, пятнадцать лет спустя, настает очередь Тагр-косса.
Вернуться? Поздно. Как всегда – слишком поздно!..
Не вернуться туда, в пятнадцать лет назад, когда тебя, со скрученными позади руками, волокли по улицам Ихиса, мимо пробитых пулями мешков с песком, мимо забрызганных кровью сапог келлангийских и тагркосских солдат, мимо трупов, что враскачку швыряли в телеги.

2
«– Хорошо, хорошо, капитан Гриос, – вновь, как наяву, услышал он мягкий, с доверительной интонацией голос.
– Вы знаете, а нам о вас многое известно. О вашей службе, о боевых наградах, о том уважении, которым вы пользуетесь у простых солдат… И потом, вы ведь не будете отрицать, что, собственно, сами наотрез отказались участвовать в этой бессмысленной, братоубийственной резне? Боже мой, боже мой! Подумайте-ка, ведь при разгроме мятежа мирных жителей погибло вдесятеро больше, чем, собственно, солдат! Вы совершенно правильно сделали свой выбор и я... Господи, да какой дурак посмел связать вам руки? Капитан Гриос, капитан Гриос... Эй, там, поживее!..
– Я уже, собственно, говорил об этом, – продолжал навязчиво журчать в голове тот же мягкий, деликатный голос, – но считаю своим долгом высказаться ещё раз, со всей определенностью. Нельзя требовать свободы для одних себя, не согласовав этот вопрос с другими заинтересованными лицами. Какая бы власть ни царила в стране, она не власть без надлежащего порядка. Согласитесь! – что свобода, собственно, есть всего лишь верное соблюдение закона, согласованного с демократическими нормами! Хотя именно этого, увы, не понимают мятежники Каррабо и Пратта, а ведь Паблон Пратт, между прочим, даже не чаттарец... Постойте-ка! Говорят, также, что у вас были какие-то там, ну, чисто приятельские, конечно, знакомства с кем-то из этих людей?
– Что же вы молчите? Ах, да, конечно! Весь город только и говорит не только о ваших смелости, отваге, чести но и, разумеется – о вашей душевной чистоте и привязанности к близким…
– Ну, собирались, да? Пирушки, картишки, девочки... Ах да, простите, ведь вы женаты, да! И у вас ребёночек, помнится, его надо растить, а это сейчас так трудно. Мальчик, конечно? Ах, девочка... Нет и годика... Вот видите. Что? А, допрашивали вашу жену... Ну, это обычная грубость, военные люди, да, собственно, в такой обстановке... Вы сами военный, должны понимать.
– Скажите, кто-нибудь из этого списка когда-либо бывал в вашем доме? Так, так. А вот этот… лейтенант Маркон Даурадес? Не верю! Неужели ни разу? Ах, старые счеты! Как, как? Отбил у вас невесту? Вашу невесту? А на ком же вы, собственно, сейчас... Не слышал, не слышал, расскажите. Но учтите! Я наведу справки, хотя бы мне понадобилось добраться до самого святого Икавуша...
– Теперь подпишите вот здесь, прошу вас. И мы вас сразу же отпускаем, немедленно отпускаем, просто немедленно, берём и отпускаем...»
Майор Курада, начальник секретной службы. Это по его протекции Гриос впоследствии получил назначение в личную гвардию маршала Варадоса.

3
Когда-то в детстве всё было проще. Возвращался домой наслышанный о проделках сына отец, делал язык трубочкой, вот так. Затем, не проронив ни слова, снимал с гвоздя специально существующий для порки ремень и всё в мире само собой вставало на свои места.
Там, в горах, на северных склонах до сих пор лежит чистый, белый-белый, пахнущий молоком снег. Он будет таять до середины лета. Гремят, разливаясь, зажатые в теснинах Авока, Лаэста и ещё тысяча тысяч рек и речушек. Почему ты медлил, почему летом не сбежал с семьёй туда, где по лугам скоро поднимутся высокие, влажные травы...
Когда там, в деревнях готовят траву на силос, в башню запускают ребятишек. Сверху им на головы сыплется сочная, горячая от солнца трава, а ребятня внизу топчется, танцует, борется... Поначалу внутри с жаркого дня бывает прохладно, весело, но мало-помалу выматываешься, начинаешь пыхтеть, оступаться, падать, а трава, охапка за охапкой, валится и валится на голову, на плечи, и вот уже нет никаких сил вытягивать из нее ноги, и ты понемногу начинаешь вязнуть, вязнуть, вязнуть...
Копна за копной. Пока затаптываешь одно, на плечи валится другое...

Тогда же, пятнадцать лет назад, после всех мятежей и трибуналов, уволенный со службы, он в поисках работы метался по городу. Сами стены Ихиса, казалось, готовы были сойтись, чтобы раздавить его как гнилой орех. Он боялся невзначай назвать кому-нибудь свое имя, которым недавно так гордился… И, как искупление, внезапно встретил молодого тагркосского офицера. Одного из своих друзей. Пожалуй, даже, одного из давних и лучших. Единственного, кого он не выдал на допросах...
Гриос был при оружии, но всё равно не стал бы обнажать «бодариск». Он остановился, опустил руки и замер, готовый ко всему на свете.
Однако, словно не заметив его, легко и спокойно прошагал мимо тагркосский лейтенант, имя которого было Маркон.
Маркон – Железная Лапа. Маркон Даурадес.

Именно об этом то ли думал, то ли снова и снова переживал в видениях в это студеное утро подпирающий плечами низкое небо, грузно осевший в седле, широкоплечий чаттарец по имени Гриос.
 
4
За холмом несколько раз ударило – туго и коротко, словно палкой в подушку. Наезжая, Гриос увидел хорошо ему знакомую развилку на две дороги. Правая сворачивала вновь к старой дороге на Бугден. Та, что отходила влево, вела к горам и посёлку Шортаб, за которым, через перевал Волчья Пасть проходила дорога на Дангар.
Развилка, селение неподалеку, местность вокруг – всё кишело людьми. Застава? Лагерь?
Эх, установить бы здесь, на высотке, пушечку, да шарахнуть! Вот бы они там, внизу засуетились, вот бы забегали!..
В глубоких, ещё дымившихся ямах ритмично взлетали кирки и лопаты. Гриос заметил рабочие куртки и коричневые тагркосские мундиры. На выраставшие прямыми углами позиции закатывали пушки, стволами в сторону перевала. От домов селения солдаты в ярко-зелёном и коричневом таскали охапками тростник, кто-то наотмашь рубил тесаком изгородь, большой костер полыхал прямо на дороге.
Загораживая путь, поперек дороги лежал громадный тополь, к обрубкам ветвей которого были привязаны кони. Часть охраны подобралась ближе к огню, остальные разъезжали вдоль укреплений, поглядывая за работавшими.
Трое или четверо солдат в коричневом встали на пути Гриоса.
– Стой!
Молодой светлоглазый сержант ловил под уздцы вороную.
– Стою, стою, – отозвался Гриос, подбирая поводья.
– Вижу, что стоишь... Не умничай! Кто такой?
– У вас с глазами плохо, господин сержант?
– Я задаю вам вопросы, потому что имею право их задавать!
– А я, – отозвался чаттарец, – не отвечаю, потому что имею право не отвечать. Видите ли, унтер, я в данный момент нахожусь на службе… Личная охрана Великого Маршала Тагр-косса! Вопросы?
И почувствовал, что второпях, как видно, произнес что-то не то, потому что смешавшийся было сержант, вмиг обретя твердость в голосе, круто отчеканил:
– Документы!
И с солдатской книжкой Гриоса отошёл туда, где несколько человек в коричневом и зелёном, держа в поводу коней, слушали размахивающего подзорной трубой офицера.
Солдаты охраны отошли к костру, все кроме одного, который, не двигаясь с места, как завороженный разглядывал вороную.
– Хорофа лофадка! – причмокнув, сказал он.
– Прежний хозяин, упокой его душу Мастер, – отозвался Гриос, – называл её Вороново Крыло. Я называю проще: Сколопендра, она не обижается… Ве камо-э чъат-таренда?
– Чъат-таре, айге. Катъа ве?
– Объясни, земляк, – спросил Гриос по-чаттарски, – что это, вокруг значит?
– А то, – отвечал чаттарец. – Разве ты не знаешь, что со вчерашнего дня нет маршала Варадоса? Теперь генерал Гир.
– Кто-о? – протянул Гриос. – Гир? Тот, что был наместником в Ихисе?..
– Он самый.
– А при нём ещё, помнится, офицерик был такой, майор Курада…
– Что ты! Теперь он правая рука самого генерала Хорбена. Так и сквозят туда-сюда, так и скачут друг за другом как Басайка с Масайкой… уже сутки или больше.
– Надо ж. Подняли дерьмо на вилы...
– Что поделаешь, земляк, и у львов глисты заводятся... Покамест твой Великий Маршал или как его там, сладкий сон досыпал, да с постели слезал, да штаны надевал, вот они его и скрутили.
– А что, майор Курада… – начал было Гриос.
– Ты хотел спросить: генерал Курада? – чаттарец, склонив голову набок, оценивающе наблюдал, как Гриос, не слезая с седла, подтягивает стремена. – А ты, как будто, не оттуда едешь?
– Ну, откуда я еду, долго рассказывать.
– А ты расскажи, земляк.
Гриос, проверяя равновесие, покачался на стременах:
– Слыхал, что позавчера творилось в Коугчаре?
Чаттарец отмерил ладонью чуть выше колена:
– Эти?.. есть?
– Есть, – ответил Гриос и хмуро прибавил:
– А может – были...
– Ну так, инта каммарас, чего же ты медлишь? – с оглядкой молвил чаттарец. – Сейчас тебя разоружат, дадут кирку в руки, а твою лошадку приберёт к рукам вон тот келлангиец. Думаешь, о чём они там болтают?
– Назад мне дороги нет, – отвечал Гриос. – У меня донесение полковнику Даурадесу.
В этот момент светлоглазый сержант, переговорив с начальством, спрятал документы Гриоса в сумку на поясе и, пронзительно свистнув, позвал своих солдат.
– Скачи к перевалу, земляк, – шепнул Гриосу чаттарец. – Там они, кто тебе нужен.
– Разговорчики! – подоспевший сержант схватил под уздцы Варрачуке. – А ну, слезай!
– Эа! – рявкнул Гриос.
Вороная вскинулась на дыбы, повалив сержанта и заставив отшатнуться остальных. Гриос ухватился за шею лошади и, мгновение спустя, высоко поднимаясь в стременах, стремглав летел прочь по дороге.

…Он уже не успел увидеть, как резво вскочил на ноги и прицелился ему вслед молодой сержант, как встрепенувшийся чаттарец коротко ударил своего командира прикладом в грудь, после чего со всех ног бросился было к лошадям, но не успел добежать...

Беспорядочные выстрелы, что донеслись из-за спины, Гриос принял спокойно. Он намного опередил тех, кто пустился за ним вдогонку и, взлетая на холм, решил, что на этот раз легко отделался, как вдруг едва лоб в лоб не столкнулся с отрядом кавалеристов в зелёной форме, которые с гиканьем вылетели ему навстречу. Мелькнули оскаленный в крике рот и рыжая борода келлангийского капитана...
В следующий миг руки Гриоса рывком повернули вороную и промерзлая суглинистая земля как барабан загудела под копытами Варрачуке.
Низко пригибаясь к конской гриве, он встречал взглядом то и дело набегавшие желтовато-красные, с белыми разводами соли кочки, заледенелые болотца, колючие кустарнички перекати-поля, которые подгонял ветер... Он слышал, как мимо него временами, всхлипывая, ввинчиваются в воздух пули, и чертыхался поминутно, потому что из-за болей в спине не мог повернуть голову – поглядеть, далеко ли погоня.
– Так, так, – поднимаясь на стременах, приговаривал он. – Не так шибко, не так шибко, голубушка! Ножку не поломай, не запнись о камушек... Ох ты, Бог ты, ну и влепят мне сейчас пулю в зад! Ничего, ничего, милая, держим хвостик дугоой!..
Ах, дьявол, подумал он, осаживая вороную. Пласт почвы медленно отвалился и обрушился глубоко вниз, туда, где по дну оврага изгибался, поблескивая, ручеек. Овраг тянулся далеко в обе стороны и скакать вдоль него на обессиленной, сбившей дыхание лошади было бессмысленно.
– Вперёд! – решился он.
Кое-как спустившись, он погнал вороную вдоль по руслу оврага. Варрачуке испуганно всхрапывала, рыжие брызги летели по сторонам, вслед прогремело несколько выстрелов – пули, чмокнув, ушли в седую глину.
Гриос соскочил наземь. Хлопнув ладонью по крупу – послал вороную наверх. Сам, увязая, на чем свет стоит проклиная бестолковую шинель, на полы которой наступил бессчетное количество раз, закарабкался следом...
Почему не стреляют? Хотят лучше прицелиться, чтоб не тратить зря патроны?.. Скорее бы тогда...
Долгий переливчатый свист, – показалось, теперь не сзади, а откуда-то спереди и сверху, – сопутствовал ему. Всё черно было в глазах, когда он без сил обнял руками шею поджидавшей его наверху вороной.
– Сейчас, сейчас, голубушка, – приговаривал он. – Погоди… Что ж, хорошая моя, иди пока, побегай. А я как-нибудь сам, за двоих повоюю...
И, досылая в ствол патрон, впервые повернулся лицом к преследователям.
Повернулся, и – ничего не понял.
Весь отряд, десятка полтора кавалеристов в зелёном и коричневом, с рыжебородым капитаном во главе, повернув коней, торопливой рысью уходили прочь к дороге.
Пожалели? Чёрта с два! Что-то задумали? Что?
Тот же переливчатый свист, на этот раз – из-за спины...
Неторопливый перестук копыт...
Он вновь схватил карабин наизготовку. И… услыхал насмешливый молодой голос:
– Дя-адь! А дядь! Опусти ружьецо! А то стрельнёт, не приведи Господь!

Справа и слева, вдоль края оврага, к нему неторопливой поступью приближалось по чёрному, рыжевато высвеченному солнцем всаднику. Спереди, от Тропы Исполинов надвигался третий. Гнедые с чёрными гривами, крепкие кони плавно выступали под ними.
Седоки были одеты в перехваченные крест-накрест ремнями чёрные куртки с нашитыми поверх кожи воронёными металлическими щитками и просторные штаны, заправленные в короткие маллен-гроскские сапоги.
Каждый из них имел на вооружении карабин, тяжёлую бодарискскую саблю, а в колчане, в придачу, ещё и элтэннское вооружение – пучок дротиков, неплохое метательное подспорье в ближнем бою.
Стальные пластины курток, по технологии мастеров Бодариска, покрыты множеством наплавленных металлических шариков, что переводят любой удар с прямого на скользящий. Даже пуля в упор не всегда пробивает их.
Гранёные решётчатые забрала защищают переносье и верх лица, с верхушек округлых, с широкими назатыльниками шлемов за спину опускаются щетинистые «волчьи хвосты».
Гриос опустил оружие. Тогда они одновременно, как по команде, подняли забрала.
У молодого оказалось весёлое веснушчатое лицо с ямочками на щеках и носом-пуговкой. Тот, что был постарше, худощавый, с нашивками сержанта, чуть откинувшись в седле, поглядел на Гриоса неприветливо. Самый старый, чьи усы и брови поблескивали сединой, наблюдал за чаттарцем спокойными, прищуренными, всё повидавшими на веку глазами, но его взор был способен пронзить камень…
Это были драгуны полка Маркона Даурадеса.