Телефонный звонок разбудил рано утром.
Аккурат, в полдвенадцатого, садист, и поднял. Ну, кто меня знает, прекрасно представляет, что это значит. А если учесть, что накануне по случаю удачно подвернувшегося отпуска мы засиделись до трех ночи, и голова у меня мало того, что не соображала, так еще кружилась и выдавала все похмельные симптомы, позвонившего я готов был убить, расчленить и скормить собакам. Ну, или сдать в ближайшую «Шаверму» под видом свинины сомнительного качества, на съедение оголодавшим менеджерам среднего звена.
Однако звонил не просто начальник, а Сам (!).
И если своего непосредственного шефа, я послал бы и не поморщился, то этого не мог. Мало того, что друг отца, так еще и человек хороший – действительно.
- Значит, ситуация следующая, Олежка, внимай, - начал он.
И я даже сосредоточился.
- Примерно час назад на проспекте Владмира Ильича был найден труп депутата Госдумы Ивана Яковлинского.
- И?.., - не понял я.
- Сам понимаешь, дело политическое. Было решено отрядить самых толковых сотрудников.
Ага, так я ему и поверил. В управлении народу, как всегда, нет, вот меня из отпуска и вытащили. Заодно и козла нашли – отпущения.
Господи, ведь пять лет не отдыхал!
Но Творец остался безучастен.
Собирался не спеша, учитывая, что на собственном транспорте до места преступления со всеми пробками добираться минут сорок. В коридоре, разыскивая ключи, еще раз обратился к Всевышнему, дабы не наслал на больную голову проклятья: не дал в кого-нибудь въехать, как и оному «кому-нибудь» «помять» меня.
Вообще-то, человек я не суеверный и не особо верующий, во всяком случае, в церковь и под угрозами пыток не заманишь. Однако иной раз помогает.
Еще, как и любой сотрудник угрозыска, я ненавижу гаишников. Это только людям несведущим кажется, что все мы – одна шайка-лейка, а на самом деле внутри органов идет самая настоящая война. Мы терпеть не можем ФСБ, что отбирает уже наполовину раскрытые дела. Прокурорские ненавидят нас, потому что «часто отсебятиной занимаемся». Гаицы же никого не выносят, а особенно тех, с кого бабла срубить не получается.
А у меня голова кружится, во рту сухо и жить неохота, ну, по меньшей мере, до ближайшего ларька.
Добрался без происшествий – помог Боженька все-таки. Правда, минут не за сорок, а за все полтора часа: едва не уснул в пробке.
Приезжаю и впадаю в самый настоящий ступор.
Ряд девятиэтажных сталинок. Тротуар примыкает к домам, чуть дальше идет проспект.
Депутат лежит на асфальте с проломленным черепом, рядом валяется утюг.
- Сбросили, - указывая на бытовой нагревательный прибор, рассказывает эксперт.
- Неа, сдуло, - парирует Красовский.
Минут пять дружно ржем.
- Красивый, - рассматривая меня, замечает эксперт. – Прямо мой клиент.
- Типун тебе, - огрызаюсь, и ухожу. – И вообще, злыдни вы и страхующие люди.
- Сам страшный.
- Значит, в доме недовольных нынешним курсом, бабок десять от силы наберется, - докладывает участковый. – Но окна у них преимущественно во двор, да и живут в районе второго-третьего этажа. А вообще, они только на словах, готовы мочить гадов-депутатов, а на самом деле «одуванчики!».
- Утюг скинули с чердака, - нарисовывается эксперт. – И это был теракт!
Весело ему, сволочине, видите ли.
- Вот и просчитай, с какой высоты должен был быть сброшен оный предмет, чтобы прошибить черепушку, - рычу и тихо-тихо злорадствую. – А почему только десять?
Так ведь, дома-то какие – сплошная престижность.
Оглядываюсь по сторонам:
- выхлопные газы,
- ноль деревьев,
- сплошняком бутики с ювелирными,
- хлеба купить негде.
А где есть, то цены, как цепные псы кусаются.
- Где – спрашиваю, - престижность?
А участковый мне:
- Везде.
- А…, - говорю, прикидывая, что и до ближайшего метро минут двадцать пехом.
- Б…, - отвечает участковый. – Потому одни чурки и покупают. А бабки остались из тех, кто приватизнуть не успели, да и с рынком не ужились. В общем, потому и на депутата зуб точили, как и на весь правительственный курс.
Во загнул!
- Ну…, чурок не жалко.
Утюг - на экспертизу, сам – на поквартирный обход.
Вообще-то, как говорил незабвенный Глеб Жеглов «всегда находится человечек, который что-то где-то видел, кого-то слышал, случайно что-то узнал». Но здесь таковых не было.
Злой, уставший и в расстроенных чувствах под конец рабочего дня припираюсь в отдел. И все ради того, чтобы узнать еще одну «замечательную» новость: отпечатков пальцев на утюге нет. Его перед тем, как из окна выкинуть, мало того, что протерли, так еще и спиртом.
Висяк, скорее всего, заказуха и все это – на мои несчастные недавно отпускные плечи.
Через неделю на ушах стояло не только СМИ и начальство, но и поочередно пинаемое первыми и вторыми отделение. К окончанию второй выяснилось, что если через три дня результатов не будет, всех «уволят к такой-то матери».
Первый день целеустремленно бухали. Второй – поголовно проспали – если уж конец близок, то оторваться на всю катушку требуется. А на третий уже не выдержал я.
Схватил в охапку Красовского – и на проспект.
Сидим во дворе.
Легкий ветерок. Птички поют, ребятня в песке копошится.
Красота одним словом. И тут слышу…
- И что, кинул?
- А то… раз – и в дребезги.
Вообще-то, я в удачу не верю, однако осторожно так спрашиваю:
- Что?
Ребятня еще не пуганная, к взрослому нормально отнеслась. И этот карапуз белобрысый особенно.
- Утюг, конечно. Мы с Санькой поспорили, что разобьется.
Пацану – года три от силы, только говорить научился и некоторые буквы еще не выговаривает.
- И как, разбился?
- А мы не видели: кинули, а тут мама завтракать позвала. Хорошо, что не застукала.
- А зачем спиртом протерли? – это уже Красовский.
- А как же, - хмыкает он и смотрит на двух огромных дядек, как на последних идиотов. – Чтобы не оставлять отпечатков пальцев. А-то вдруг бы мама узнала.
Ну и кого теперь в убийстве обвинять?
Нет, конечно, за действия своих несовершеннолетних детей ответственность родители нести обязаны.
Да только, пошло оно лесом такое правосудие!