Манхэттен

ДЕТИ РЕВОЛЮЦИЙ
Offspring of Revolutions

Часть 2 МАНХЭТТЕН
 
Графство Манхэттен, Нью-Йорк 1939 год
Фото из архива ФБР. Центральный парк Нью-Йорка. Дорожку пересекает Шебанов, справа стоят филеры из ФБР.


БАБ
    Овакимян присматривался к Шебанову. Шорри делал видимые успехи – познакомился с новоиспечённым радиоинженером Юлиусом Розенбергом  и русским художником Коненковым и даже с министром финансов Моргентау  и молодым президентом Университета Арканзас  Фулбрайтом  на стенде всемирной выставки. Прослушав выступление знаменитого физика Альберта Эйнштейна, вступил в дружеские отношения с лидерами  нескольких еврейских общин. Свою арендованную квартиру использует в качестве конспиративной – сразу при получении агентурных материалов несётся с ними ночью домой, а утром - в консульство.
    
     Несколько раз Шебанова подключали к отправке диппочты. Однажды он выручил всех.
Один из секретарей консульства  скверно закрыл машину, в результате на проезжую часть выскользнул никем не замеченный толстый пакет Manila . При передаче материалов на пароход обнаружилась нехватка. Шебанов тут же, не колеблясь, приобретя опыт работы с нью-йоркской полицией на выставке, обратился в ближайший полицейский участок. Через час пакет был передан полицией Шебанову в руки.

Оказалось, что немолодая американка, увидев пакет на проезжей части, подобрала его и передала в ближайший полицейский участок. Шебанов был почти убеждён, что так и будет. Недаром на кожаном футляре для ключей автомобиля в магазине Macy’s, где он его купил, мастер по обычаю сделал тиснение  с указанием адреса его квартиры – в 9 случаях из 10 подобные футляры оказывались в почтовом ящике растеряхи.
    

Интимные отношения Шебанова также вселяли надежду начальству на доступ к важным потенциальным агентам влияния.   Две американки, которых увидел Шебанов на стенде, появились вновь. «Джейн» и её подруга представились, и Шебанов пригласил их вечером прокатиться на побережье Лонг-Айленда. В восемь вечера «Бьюик» Шебанова поджидал девушек около их дома в Бруклине – там они снимали односпальневую квартиру на двоих в целях экономии. Молодые люди с шутками вышли из машины на побережье океана, и зашли в кафетерий что-нибудь выпить и познакомиться ближе.
      
Оказалось, что «Джейн» зовут Барбарой , а её подругу Сарой. Обе называли себя бывшими полячками – свободно говорят по-польски и белоруски. Они говорили и на идиш, немного картавя, но об этом не сообщили русскому пареньку, инстинктивно подозревая славян в антисемитизме. Их английский язык имел совершенно очевидный бруклинский акцент. Звук ‘th’ они произносили как ‘d’. При этом они показывали кончики своих язычков, как будто дразнились. Баб  смешлива, по любому поводу улыбалась, а её смех похож на звук колокольчика, звон которого хотелось вызывать снова и снова. Когда Шебанов расплачивался, вынув бумажник из заднего кармана брюк, девушки переглянулись – бумажник трещал по швам от набитых туда долларов. Девушки решили, что поскольку русский парень не сводит глаз с Барбары, то Сара должна уступить.
    
Так оно и произошло – на следующее свидание в воскресение Барбара пришла одна. Они опять поехали на побережье Лонг-Айленда – теперь уже купаться. Молодые люди переоделись в кабинках и теперь могли уже демонстрировать друг другу части тел, не скрытых купальниками. Шебанов сильно волновался при виде полуобнажённой девушки, то и дело у него возникала эрекция. Купающихся много, приходилось скрывать восставший член, стоя по пояс в воде. У Барбары, или как её называли подруги - у Баб, маленькие круглые груди, тонкая талия и совершенные ноги, равно как и руки. Распущенные мокрые светло-рыжие кудри накрывали её грудь и спину. Она несколько ниже Шебанова и походила на куколку - Dolly, как её называли подруги. Взявшись за руки, они вместе вбегали в волны и вместе выскакивали на пляж. Баб, безусловно, видела непроизвольную реакцию Шебанова, считая её нормальной, и радовалась ей.

    Расставшись с Баб после полудня, Шебанов в хорошем настроении ехал домой и на пересечении с Бродвеем беззаботно проехал на красный свет. Ему надо быстрее попасть домой – должен придти курьер с документацией, прикинувшийся сотрудником «Лошадиной почты» (Pony Express). Обычно ему носили какие-то тяжёлые тубы, обёрнутые бумагой Manila: видимо скрученную из большого количества листов плотную чертёжную бумагу.
 
   Его остановил полицейский и предложил зайти к судье. Шебанов ещё раз убедился в истине, что «время – деньги». Судья заседал неподалёку: толкнув дверь с улицы, полицейский, пройдя через небольшую приёмную, вошёл прямо в зал заседаний, который представлял собой небольшую комнату: посередине сидел за столом лицом к входной двери, по-видимому, судья – маленький строгий старичок с молотком в руке, а справа - девушка секретарь за пишущей машинкой. Полицейский кратко изложил проблему, передав старичку лицензию Шебанова. Старичок, подняв молоток, тихо сказал: «Штраф пять долларов!» Шебанов решил возразить.

«Штраф десять долларов!» - громче сказал судья и стукнул молотком по деревянной наковальне. Теперь уже поняв суть американского правосудия, Шебанов сказал: “I agree, Sir! ” Судья велел отдать секретарю десятку, вернул Шебанову лицензию и выдал квитанцию, пожелав на прощание удачи.

     Шебанов доложил Гайку Бадаловичу как о своём знакомстве с молодыми американками, получив разрешение на развитие знакомства, так и о вердикте полицейского суда, который он выслушивал, переминаясь с ноги на ногу и нервничая, что упустит курьера.

Вербовка ещё не дозволялась Шебанову – он мог только обзаводиться  знакомыми, подготавливать установочные данные на них с тем, чтобы Центр мог дать команду какому-либо из доверенных разведчиков выйти на вербовку. Понимая это, Шебанов ревновал – допустить чужака к Баб он считал делом невозможным и поэтому тянул, насколько это позволяли приличия. Вопросы к Баб заурядные, основанные на утверждённом руководством НКВД списке вопросов для допросов жён врагов народа, поначалу вызвавшие внутреннее возмущение:
1. Сколько лет прожили с мужем или любовником?
2. Назовите ваших знакомых и знакомых вашего мужа или любовника?
3. Кто приходил к вам в дом?
4. Где родились? Кто мать, отец, братья, сёстры, дядьки и тётки? Не участвовали ли они в контрреволюционной деятельности? Не знакомы ли вы и они с иностранцами? (Это в Америке-то?) Нет ли дальних родственников за границей (в СССР, что ли?)?
5. По каким поводам собирались?
6. Говорили ли на политические темы? Обсуждали ли политику советской власти?
7. Если ваш муж или любовник будет арестован (или уже арестован) как участник контрреволюционной организации, то, что вы можете сказать об этом?
8. Если вы будете обвиняться в том, что знаете всё об антисоветской деятельности мужа, любовника, родственника, то признаете ли вы себя виновной?
9. На каких условиях вы согласны на сотрудничество с НКВД?
10. Готовы ли вы доносить на близких?

     Необходимость задавать подобные вопросы ужасала Шебанова, но он инстинктивно хранил молчание среди коллег – ведь в ШОНе всё время долбили в голову, что интересы Родины превыше принципов простой гуманности и ложно понимаемой нравственности.

Требовалось, чтобы завербованный иностранец либо гражданин СССР подписал соответствующую бумагу, что всегда вносило смятение в душу вербуемого. Иногда несчастные отказывались подписывать обязательство – разведчик уходил ни с чем, что оказывалось действительной трагедией для него. Судьба же неудачно вербуемого человека могла быть совсем уж печальна, о чём Шебанов мог только догадываться.

    Вопросы, правда, разрешалось задавать россыпью и в других формулировках, в течение месяца-двух, вставляя их как бы в невинную беседу о пустяках. Кроме того, всё требовалось перепроверять, используя другие источники. Шебанов поговорил с Сарой, арендодателем их квартиры, шефом конторы Робертом, где работали девушки. Он также следил за девушками, устанавливая их обычные маршруты, знакомых и, может быть, не случайных собеседников.

Беседы, безусловно, шли по-другому: как мог влюблённый паренёк допрашивать свою ненаглядную? Понемногу Шебанов узнал всё о Баб. Если бы Баб оказалась советской гражданкой, то, следуя логике НКВД, её можно было бы сразу сажать, если не расстрелять.

     Её отец Владимир Фомич Задорожный - белорус, гражданин ненавистной «белопанской», как её называли в СССР, Польши. Работал в имении у помещика князя Любецкого в Гродненском повете  кузнецом или ковалем по-польски. Ковал лошадей, объезжал их, запрягал барскую тележку или сани. Пользовался большим уважением за спокойный, дружелюбный характер и, безусловно, за мастерство – он считался лучшим ковалем в округе. В 1912 году пан отпустил его: он поехал на заработки в Америку – многие украинцы, белорусы и поляки предчувствовали большую беду и жаждали лучшей судьбы и лучших заработков. Монархи могущественных европейских держав готовились к очередной войне в целях обогащения, а под их ногами тряслись троны – народы требовали изменений в социальной политике.

    На острове Эллис Задорожный познакомился с Марией Иосифовной Фельцман из еврейского местечка в Илицком повете. Вместе приехав в городок Байонн штата Нью-Джерси, устроились на работу: Мария посудомойкой к богатому еврейскому родственнику, а Владимир поступил рабочим на небольшой сталелитейный завод. Они не венчались, пока Владимир Фомич не стал более или менее обеспеченным человеком.

    В 1915 году он купил в рассрочку кирпичный дом на восемь квартир, решив семь квартир сдавать в наём, а в восьмой, лучшей, по его мнению, квартире, жить с молодой женой. В 1915 году они повенчались у католиков, и в 1916 году у них родилась дочь Барбара.  Жизнь у них казалась счастливой. В 1918 году у них родилась вторая дочь Ребекка. Однако в 1920 году у Марии наступила нежданная третья беременность, нежелательная по неизвестным Барбаре причинам. В США запрещали аборты, поэтому молодые супруги по глупости прибегли к услугам подпольного акушера. Мария скончалась при извлечении недоношенного ребёнка. Началось следствие. Пропал смысл жизни. Отец срочно продал дом с большой скидкой и с двумя дочками сел на пароход, направлявшийся на Кубу.

    В мае 1921 года из Гаваны он с трудом добрался до Варшавы, а потом - в имение князя. В Польше только что закончилась война с Россией – поляки дали крепкий отпор Красной армии.

     По окончании советско-польской войны творилось странное – эмигранты из Польши говорили о каких-то партизанах. Ни Шебанов, ни Баб не знали, что в период 1921-1925 годов разведывательное управление РККА проводило массированную засылку диверсантов после передачи Польше Гродненской, Брестской и части Минской и Витебской областей по мирному соглашению между РСФСР и Польшей, подписанному в Риге. В результате поражения РККА в войне против Польши (1919-1920) Политбюро ЦК ВКП (б) в тайне от НКИД поставило реваншистскую цель создания партизанского движения в Западной Белоруссии, которую не достигли.

     Как Баб узнала спустя четверть века, с 15 июня по 6 августа 1922 года на территории Гродненского и Илицкого поветов провели несколько боевых операций, в ходе которых диверсанты разгромили три помещичьих имения, сожгли дворец князя Любецкого, взорвали два паровоза на узкоколейной дороге, принадлежащей французской фирме, и железнодорожный мост, уничтожили на большом протяжении железнодорожное полотно на линии Лида - Вильно. При тушении пожара во дворце Владимир Фомич получил сильные ожоги. У дворца в бою диверсанты убили 10 польских улан.

    Только в Москве после войны Шорри узнал от товарищей, что в 1925 году, потерпев окончательное поражение от поляков, советские диверсанты в польской форме, спасаясь, прорвались в Россию и  были пленены советскими пограничниками. Ни комиссар иностранных дел Г.В. Чичерин , ни его заместитель М.М. Литвинов  ничего об этом не знали, пока не получили ноту от польского правительства.

     Женился отец Баб вторично на мачехе Ирине, оказавшейся властной и плодовитой женщиной. Баб стала нелюбимой падчерицей – из неё мачеха сделала Cinderella . Отец жалел её, но ничего не мог поделать – у него мягкий характер: все говорили, что он «под каблуком». Баб хорошо пела и танцевала в отличие от многочисленных сестёр и братьев от второго брака отца. С отличием окончила семилетнюю польскую школу, в составе самодеятельного ансамбля выезжала на конкурсы польского народного творчества в Краков и Варшаву.

    В 1934 году отец решил отправиться вновь в США подзаработать, но американцы не дали ему визу, не только на материк, но даже на Кубу. «Отправляйся, доченька, отсюда одна и живее», - сказал он дочери: «Мне уже здесь помирать. На этой земле не будет счастья. Все говорят, что будет война, очень большая война с Германией. Польская культура в нашей деревне будет уничтожена. Потом нацисты сгинут, но сюда придут русские и поработят нас. Восточную Украину они голодом морили - хотели всех загнать в колхозы».

    У Баб хранился американский паспорт, и она поехала с ним в американское посольство в Варшаве. Отец отдал ей половину долларов, оставшихся от продажи дома в Байонне. Остальные деньги он приберёг для младшей дочки Ребекки. До Варшавы Баб сопровождал друг Фёдор Булай, который сделал ей предложение выйти за него замуж. Фёдор подал заявку на въезд в США и стал ждать, но не дождался – жениха забрали в польскую армию. Баб же села на поезд и через Гавр попала в Нью-Йорк (правда третьим классом) как полноправная американская гражданка.

     Первое время она жила у дяди Якова Фельцмана в Бруклине. Быстро выучив язык (благодаря тому, что хорошо усвоила фонетику с детского возраста), она поступила на курсы секретарей, одновременно работая в ночных сменах няней в больнице. По окончании курсов её сразу же взял директор универсального магазина Macy’s секретарём, видимо, восхитившись её внешностью и умением делать одновременно десять дел. В настоящее время Баб работает  машинисткой в  «Рокфеллер Центре»  вместе с Сарой Гринберг, дальней родственницей секретаря финансов США Моргентау. Сара, собственно, и рекомендовала Баб на хорошую работу. Баб с гордостью сообщила.
- Я ведь получаю 15 долларов в неделю!
У Шебанова захлестнуло дух.
- Ты, Варя, сказала, что у Моргентау?
- Да нет же! Я работаю с Сарой у её двоюродного дяди Роберта Шумейкера, который приходится племянником Моргентау.

ДЯДЯ ЯКОВ

    18 августа 1939 года Шебанова просили заехать в Генконсульство. Там его с нетерпением поджидал Овакимян. Шебанов с удовлетворением сообщил Овакимяну о возможном установлении связи с департаментом финансов США. Он также сообщил, что Баб, обитая в еврейском квартале, знает многих молодых людей, имеющих родственников среди правительственных чиновников в Вашингтоне и нью-йоркских банкиров. В Америке, правда, не заведено ходить в гости и выпрашивать деньги у богатых родственников. Дружба дружбой, а денежки врозь! Собираются только на свадьбы и похороны. Признался, что прокололся – наводил справки о Баб у Роберта – дяди Сары! Гайк Бадалович, усмехнувшись своим мыслям, его успокоил.
; Ничего. Он, наверняка, решил, что ты невесту изучаешь. Придётся тебе жениться. Погоди, мне надо в секретный отдел зайти, нас вызвали обоих. Есть информация. Подожди меня здесь.

    Овакимян вышел. У Шебанова от радости застучало сердце: «Жениться! Вот это здорово! Но она же иностранка – как к этому отнесётся начальство?» Овакимян вернулся.

; С тебя причитается. Покидаешь выставку, переходишь работать на фабрику третьим секретарём. Зарплата 400 долларов. Командировка продлевается на неопределённый срок. Ты в том же звании –  лейтенант госбезопасности, но тебе объявлена благодарность наркома. По мере сил выполняешь консульскую работу, немного поучись у  ребят Киселёва. Оперативное руководство пока осуществляю я, но у меня наука и техника. Скоро будет много заданий в политическом плане – вот тебе придётся попыхтеть. Посол Уманский  в Вашингтоне получил указание подать ноту в Госдеп о распространении на тебя дипломатических льгот, это лучше, чем в «Амторге» прикрываться. Кстати, он наш человек. Тебе уже делают новый загранпаспорт, но дипломатический. Никаких женитьб. Я даже спрашивать разрешения у Центра на это не буду. Если твоя Варя будет стажёром , то светить её нельзя. Сару может быть придётся вербовать тоже. Решение за Центром. Тебе дано право выходить на связь с агентурой. Завтра получишь первое задание. На работу выходи уже сюда.


     Со смешанными чувствами Шебанов, торопливо сел в машину и через милю остановился у телефонной будки, чтобы позвонить в офис Баб. В пять часов вечера Шебанов, посадив её в машину, сказал подруге, что решил съездить на побережье Лонг-Айленда. Солнце ещё хорошо грело. Шебанов хотел поговорить с Баб на открытом воздухе, чтобы исключить возможное прослушивание в помещении. О возможном наличии микрофона в машине он забыл.

    Купальные принадлежности обоих постоянно находились в багажнике – летом купальники там быстро высыхали, будучи повешенными на металлической тяге, как на бельевой верёвке.

Искупавшись, Баб предложила переодеться в машине, благо, что «Бьюик» стоял почти у зарослей кустарника. После купания они сели на заднее сидение, и Баб начала стягивать с себя полноразмерный купальник сверху. Она не сказала, как обычно в подобных случаях должны говорить стыдливые девушки: «Отвернись!» или «Не смотри на меня!» Шебанов понял, что Баб перешла в наступление. Он краем глаза увидел её яблоки и тёмные ореолы вокруг торчащих сосков. От волнения у него не появилась обычная для таких случаев реакция. «Ну а ты? Стягивай trunks !» - засмеялась она колокольчиком. Шебанов, вздохнув и приподняв ягодицы, стянул с себя трусы. Баб наклонилась к нему, коснувшись его правым плечом.

; Ты прошёл Bris Milah ?
; Что ты имеешь в виду?
; Глупый, ну конечно, ты был маленький, жил в orphanage .

   
Шебанов, наконец, позволил себе взглянуть налево и увидел миниатюрный треугольник рыжих волос. Его орган не заставил себя долго ждать. Баб засмеялась и наклонилась лицом к низу живота друга. Шебанов не успел даже понять, что произошло - так быстро Баб взяла в рот его налившийся член. Шебанов сидел смущённый, схватив Баб за голову, и вспомнил детский дом.

; Ну, как? Хорошо? Вам, мужчинам, ведь нельзя так долго терпеть. У вас болят balls , бессонница, нервные срывы на работе!


Друзья оделись в сухую одежду. Шебанов, помолчав, спросил.

; Что ты сделала? Мы же не женаты!
; Я же девушка простая, деревенская. У нас в Белоруссии это обычное дело. Женщины используют ваш сок для втирания в кожу, особенно в груди. Говорят, что молодеют.
; А ты как же?
; Женщине это не так остро нужно. Мы терпеливы, за исключением некоторых бешеных. Хотя можешь меня попробовать. Девственности я не лишусь  – это у нас в деревне главное. До свадьбы дотерплю. Ты видел, что я везде рыжая? Нас истинно рыжих всего 1% на свете. А ты тёмный блондин – вас 3%.
; Русый.
; Всё равно это Blonde по-американски. Ты тоже везде  Blonde. Светловолосые ашкенази – так нас в шутку назвал дядя из Яков.


      Шебанов сразу вспомнил слова Слуцкого при приёме в ШОН: «Как, однако, всё планируется! Это он сказал про ашкенази!»

; Он что, видел нас вместе?
; Конечно!
; И что он про меня говорит?
; Говорит, что ты светлый татарин.
; Во даёт дядя Яков! У меня лицо светлое и узкое – какой я татарин? Он, что, специалист по расам, как нацисты?
; Нацисты – кретины. Татары - не монголы для твоего сведения.
; Понимаешь Баб, я ведь человек подчинённый. Я не могу без разрешения начальства сделать тебе предложение.
; Догадываюсь. Дядя Яков говорит, что ты русский шпион.


    Шебанов замолчал. Сердце у него бешено застучало: «Провал!» Тут он сразу вспомнил, что гонщики  могли вставить подслушивающую аппаратуру в автомобиль. Он заставил себя спокойно дышать и спросил.

; С какой стати? Я работал в «Технопромимпорте», а теперь меня переводят на работу в Генконсульство. Ничего плохого я Америке не хочу. Наоборот, наши народы могут хорошо сотрудничать.
; Говорит, что все русские в Нью-Йорке похожи друг на друга – выражением лица, манерой одеваться, ходить и оглядываться. Он видел, как за тобой следят фэбээровцы из машины.


 Помолчали. Шебанов решил продолжить.

; Ты можешь подождать с замужеством, пока не проясняться обстоятельства?
; Я могу ждать. Тебе труднее. Ты всё сдаёшь китайцу в стирку и глажку – это дорого. Ешь всухомятку. Это вредно для желудка. У тебя уже изо рта стало пахнуть – несварение. Хорошо. Я буду приходить к тебе домой иногда – готовить тебе хорошую польскую еду, а может быть и кошерную, иногда.


    В мире всё тревожно. «Чем всё это кончиться?» - часто думал Шебанов. 18 августа, когда Шебанова среди ночи вызвали на фабрику, подписали торговое соглашение между Германией и СССР, 23 августа  был подписан Пакт о ненападении Риббентропом и Молотовым, 31 августа Верховный Совет СССР ратифицирует Пакт, а 1 сентября -  Германия нападает на Польшу.

По мнению простых американцев СССР, став союзником фашистской Германии и заранее поделив Европу на части, начал вторую мировую войну вместе с Гитлером. Трудно объяснять иностранцам логику советского правительства – лучше молчать, но молчать нельзя. Приходилось осторожно намекать на коварную политику Великобритании, натравливающую Гитлера на Россию. «Ведь Англия это матерь Америки!» – думал он: «Антибританские высказывания здесь не пройдут!»
   
Дальше дела пошли ещё удивительнее. 3 сентября Англия и Франция объявляют войну Германии, заступаясь за Польшу. 17 сентября Красная армия оккупирует восточную Польшу, то есть западные части Украины и Белоруссии. 28 сентября польская армия прекращает сопротивление, а Германия и СССР подписывают договор о разделе Польши. 12 октября СССР начинает переговоры с Финляндией - Финляндия отказывается от подписания Пакта о взаимопомощи и передачи южных земель Советской России в обмен на часть студёной Карелии. 30 ноября СССР нападает на Финляндию, а Лига наций исключает за это СССР из своих членов 14 декабря. США прекратили поставки в СССР. Германский люфтваффе начал бомбардировки Лондона. Крыть нечем. Отношения между СССР и США вошли в тяжёлую фазу. Слежка за сотрудниками советских учреждений усилилась – фэбээровцы считали СССР уже полным союзником фашистской Германии.

   
Баб сообщила Шебанову мнение дяди Якова: союз с Германией носит временный характер – надо искать византийский замысел Москвы. Союз германских нацистов с еврейскими руководителями СССР дяде Якову казался явным абсурдом: видимо, русские боятся воевать на два фронта – с Востока России угрожает Япония, и поэтому Сталин заигрывает с Гитлером. Причём Англия только и ждёт, когда два дракона с красными пролетарскими флагами вопьются друг в друга когтями. Американцы не очень то и любят евреев, почему-то добавил дядя Яков и вздохнул.


ЛАВРЕНТИЙ

      Баб явилась в квартиру Шебанова с продуктами. Из сумки она вынула какую-то коробку.

; Кондомы от «Дюпона»!

      Шебанов впервые овладел Баб по настоящему. Они любили друг друга почти каждый день, а по выходным – дважды, выбирая наиболее подходящую позицию из шести основных: миссионерскую, собачью, наездницы, сбоку, стоя и перекрёстную. В конце концов, остановились на двух – миссионерской и наездницы.

     Баб посчитала Шебанова вполне подходящим мужем – денег у него много, характер у него твёрдый, не робкий, своего всегда добивается. Смущали только слова Сары, что от русских дипломатов надо держаться подальше – здесь он не останется, а когда кончиться командировка, то бросит. Жениться ему не разрешают – Шебанов предложил ей быть друзьями, помогать в установлении связей с некоторыми людьми, которых она хоть немного знала. Баб догадывалась, вместе с тем, что Сергей её любит, причём очень сильно, и до конца жизни может остаться её верным другом и защитником, поскольку, как она инстинктивно решила, является однолюбом: он никогда не провожал других женщин взглядом.

     Шебанов, будучи влюблённым, тем не менее, мог оценить Баб как будущую жену до гроба – несмотря на отсутствие базового образования, весьма развита, грамотно читает газеты, быстро схватывает суть, экономна, практична, хорошая и чистоплотная хозяйка, безусловно, будет настоящей матерью его детей. Она ему как-то сказала то, чего он не знал – евреи передают национальность по матери, поэтому советские начальники, женясь на еврейках, дают потомство Израилево: «А чем он хуже? Да она и еврейка-то наполовину – отец белорус, славянин».

     Он стал часто рассматривать себя в зеркале: «Кто я, откуда? Определённо я европеец со Среднерусской возвышенности. Почему люди так неравнодушны к своему происхождению – какая им разница? В условиях интернационализма, созданных в СССР, это не имеет ровно никакого значения!»

    Работы на Шебанова навалилось много – он не вникал, по какой линии он трудиться: по научно-технической или политической. Встреч в сутки много. Еле успевал выходить на точки, отрываясь от гонщиков. Проверился, пришёл, увидел, назвал пароль, выслушал, взял и понёсся на фабрику. Встречи, как правило, планировались на сумеречное время. Хлопотная работа в городе вошла в привычку – он и во сне ехал, ждал, уезжал, отменял встречу и появлялся вновь. Не оставалось времени на поиск новых агентов – да и задача такая перед ним не ставилась: «Давай, Шорри, давай», - торопили его. Часть его потенциальных агентов, которых он нашёл, наверняка, уже завербована его товарищами, но на связь с этими возможными агентами он не выходил. Он знал, что агенты работают бригадами, которыми руководят бригадиры – старые проверенные агенты, с которыми он, собственно, и встречался, получая от них толстые бумажные пакеты Manila. 

     Наступил 1941 год. Все на фабрике знали, что Шебанов «почти» женат, однако начальство считало, что это не только не вредит делу, а наоборот – способствует. Баб часто ждала его в машине у какого-нибудь магазина, когда он, отрываясь от гонщиков, садился на другой стороне квартала в такси или на автобус, чтобы попасть на точку.

      Шебанову уже позволили отдыхать со своей девушкой на территории советской «дачи» в Глен Кове  на Лонг-Айленде. Баб легко сошлась с жёнами других сотрудников – она уже достаточно хорошо овладела русским языком, только склонения и спряжения ей не всегда давались. Баб служила информатором советских женщин по части распродаж во всех магазинах Нью-Йорка – её ценили любительницы делать дешёвые покупки.

Сергей и Варя, как их стали называть в советской колонии, подружились с Семёном  и Глафирой Семёновыми – родителями двух толковых мальчишек, а также с  Николаем  и Марией Егоровыми, недавно ставшими родителями новорождённого Валерия – их третьего ребёнка при наличии двух девочек-подростков от предыдущих браков. Семёновы и Егоровы работали в «Амторге» на Пятой авеню.


Весёлая компания из шестерых молодых людей привлекала всеобщее внимание – они никогда не скучали: плавали, ходили на каток с искусственным льдом, играли в мяч и настольные игры. Часто выезжали на аттракционы Кони Айленда – там Сергей Николаевич не раз показывал друзьям своё бесстрашие прыгать с парашютной вышки.

Варя всё ближе знакомилась с особенностями жизни советских людей – её удивляла их, как оказалось кажущаяся, беззаботность, желание с оптимизмом смотреть в будущее. Она узнала, что в СССР можно бесплатно учиться в университете, получать бесплатные путёвки в дома отдыха, а также получать бесплатное жильё. 

       Когда в одну из майских суббот 1941 года Сергей с Варей до посещения концерта уроженца штата Нью-Джерси Фрэнка Синатры в «Мэдисон Сквер Гарден»  находились в миссионерской позиции, Лаврентий Павлович Берия тихо вошёл в кабинет Сталина в Кремле.

; Проходи, дорогой! Садись. Сейчас чай тебе принесут английский с русскими сушками, как обычно. Длинно будем говорить.

   
Сталин раскурил трубку. При раскуривании трубки собеседником Лаврентий почтительно молчал, зная вспыльчивый нрав Иосифа, который старше его на целых двадцать лет: «Молчи – пока не спрашивают!» Наконец Сталин спросил.

; Ты мне скажи, зачем Серебрянского  замели? Делать твоим мерзавцам нечего? Этот эсер возился с бандой Кутепова  в Париже? Установил крепкие связи с мировым сионизмом. Где он сейчас? – хитро прищурил глаза Сталин.
; Ожидает ВМН в камере, - потупил глаза Берия.
; Ведь еще с 1925 года по директиве Дзержинского чекисты активно разрабатывали и проникали в сионистские организации США, Западной Европы и Палестины. Особо разветвленную агентурную сеть в сионистском движении удалось создать в начале 30-х годов этому еврею Серебрянскому. Да, Лаврентий, погорячился ты с ним!
; Дело поправимо.
; Ну и поправь. Однако ты уже инвалида, скорее всего, из него сделал. Не годится. Подумаем. Скажи, где больше всего евреев?
; В Кремле.
; Ты на кого намекаешь, сука? На моих Аллилуевых или на своих еврейских родственников? – рассердился Сталин.
; На Кагановича, Жемчужину-Молотову… Я пошутил. В Америке! – испугался Берия, с ужасом вспомнив, что вторая  жена у вождя была еврейкой.
; Вот то-то! Слушай, Адик  сердится, что у нас в НКИД еврей. Надо сказать старому козлу, чтобы Литвинова завтра же назначили послом в США.
; Завтра воскресенье.
; Ну, в понедельник. А Уманского в Москву вызывай. Пусть тут пока посидит. Он нам пригодиться ещё. Не трогай его! Скажи, а почему Адик войска перед нашей Белоруссией определил?
; Говорит, что он их от английских бомбардировок защищает. Они у него в резерве там...под нашим крылом.
; Нам пока беспокоится нечего. Наша группировка на Западной Украине больше всей его армии в Польше будет. В июле выступаем на Румынию, отрезаем у него нефть и идём без форсирования рек прямо на Берлин. Севернее Полесья мы для маскировки никаких укреплений делать не будем – пусть Адик думает, что мы ему верим. В Полесье он не попрёт – болота там. Никто, кроме нас, этого не знает. Это ты учти.
; Учту.
; К делу. Существует Палестина с одной стороны. С другой стороны имеется крепкое сионистское движение. На Сион хотят ехать как наши евреи, так и американские. Муть, конечно, но раз хотят – это надо использовать в наших интересах. Надо рассказать о нашей поддержке этой идеи, пусть евреи боготворят нас. Нам нужно возобновить наши контакты с евреями американского правительства и банкирами Нью-Йорка, Лондона, Стокгольма и других центров их группирования.
; Зачем, Иосиф Виссарионович?
; А затем, что нам понадобиться в скором времени поддержка всех богатых евреев. Войны с Адиком всё равно не избежать этим летом. А наши Ваньки могут застрять, причём надолго. Наше слабое звено – плохая самоорганизация: бегут все стадом, договориться друг с другом, куда в атаку бежать, не могут . Учишь их, учишь. Всё без толку! С вразумительными командирами пришлось расстаться – не надо было им восхищаться идеями Льва Давыдовича, этой сволочи! Хорошо, что ты, наконец, заткнул пасть этому гниде.
; Я понял.
; Расскажи,  что понял.
; Поговорю с Фитиным , - попытался увильнуть от прямого ответа Берия.
; С этим паникёром? Будто мы сами не знаем, что война будет. Вопрос в том, кто первым рванёт в бой. Ты сейчас скажи, что затеял.
; У нас была идея использовать лидеров социалистического Бунда - Генриха Эрлиха и Виктора Альтера во внешнеполитических целях. Эти бундовские лидеры арестованы нами в Восточной Польше в сентябре - октябре 1939 года.
; Надо выпустить. И организовать советский еврейский комитет. Поставить своего во главе. Есть кого?
; Так точно. Михоэлс , например. Известный человек. Эрлих и Альтер много знают о наших планах, могут растрепать. Может их подержать ещё?
; Подержи, только не уродуй. Что дальше.
; В Нью-Йорке есть парнишка. Он сейчас с еврейской общиной спутался.
; Ну а Литвинова ты забыл?
; Литвинов – это во всех смыслах хорошее назначение. Однако парнишка изнутри будет работать.
; Хорошо. А Фитин не еврей? Ты же знаешь, все выкресты на «ин» кончаются.
; Он из деревни. Не все на «ин» кончаются.
; В понедельник назначаем Литвинова и проводим заседание Политбюро. У нас коллективная ответственность. Я сам выступлю – пусть нас поддержат товарищи в еврейском вопросе.
; Они-то поддержат. Желательно пропаганду начинать исподволь. Советский еврейский комитет – это хорошо. Пока он должен быть подпольным, чтобы Адик не дёргался.
; Это правильно. Давай выполняй. Будешь иногда докладывать о работе парнишки. Здесь корректировки потребуются. Вот что ещё. Ты заметил, что в сентябре 1939 года, после вступления Англии в войну, басмачей у нас под брюхом больше нет?
; Красная армия всех сильней!
; Сильней-то, сильней, а  вот англичанам не до Средней Азии стало. Вот что значит гидра! Если глаз выбить, то и когти отпустит! Стало быть, я правильный сделал вывод – в дальнейшей политике с Рузвельтом  и Черчиллем необходимо искать их болевые точки, чтобы англосаксонские когти не впивались в наше мясо. Мы, вот, в апреле  с японцами на пять лет Пакт о ненападении подписали, а Япония – недруг США! Скорее Хирохито на Америку нападёт, чем на нас... Вот ещё что... Японцы просят возобновить в прежнем объёме поставки северосахалинской нефти для бункерного топлива. Мы-то их наказали незадолго до Хасана - нефть им стали без охоты давать, хотя и должны были…по соглашению вплоть до...1970 года. Анастас  работает в этом направлении. А вот Адик просит целый пароход киргизской урановой руды отгрузить в приватном порядке откуда-нибудь подальше от Европы, ну с того же Татарского пролива. Немцы до мировой войны весь киргизский уран и ванадий в России скупали. Теперь в Африке ищут. Зачем Адику уран? Элемент №92? Где уран, там и золото? Верно ли наш академик Вернадский  об энергии вещества говорит? Зачем Иоффе , в метро «Динамо» элемент №92 расщеплял? Ты, Лаврентий за всем этим проследи!
; Слушаюсь, Иосиф Виссарионович! – нахмурился Берия, - что касается поставок, то у нас ведь в Наркомвнешторге спецгруппы созданы для проведения закрытых торговых операций.
; Я так Анастасу и сказал. Он знает. Нефть – японцам, а руду – немцам отгрузит. Зачем Адику уран-то?
; Не знаю, Иосиф Виссарионович, - нахмурился Берия.
; Вот и узнай!
; Слушаюсь, Иосиф Виссарионович!
; Пойдёшь через секретариат, кликни мне офицера связи. Покедова!


     Во вторник Шебанову дали почитать шифровку: «Активизировать работу с еврейской общиной Везувия и Тира. Аттика  секретно одобряет международное сионистское движение – распространять соответствующие слухи в еврейских общинах. Шорри поручить найти подход к ближайшему еврейскому окружению президента Франклина Рузвельта. Докладывать о каждом шаге. Учитывать, что Остров препятствует переселению всех евреев в Палестину. Их можно будет селить в Крыму. В СССР будет создан советский еврейский комитет. Виктор»

    Шебанов, полагая, что ему то и делать подход, впал в смятение: «Он и Рузвельт! Сравнили жопу с пальцем! На него и советник посольства Громыко  смотрел свысока, когда отчитывал Сергея за «дурацкую инициативу» на выставке - Вильяма Фулбрайта в Москву приглашал!» Овакимян успокоил его.

; Справишься. Сару не надо вербовать. Вербуй Роберта с помощью девушек. Тем более что ты с ним знаком. Роберт будет нам искать агента влияния в Вашингтоне. Конечно нашим ребятам там сподручнее, но в столице наша охота у всех на глазах. Лучше из Тира действовать. Кроме того, здесь огромная община. Погружайся в среду как следует. Кстати, подписанта Виктора ты знаешь?
; Нет.
; Ты с ним вместе учился в ШОНе. Фитин его фамилия. Не знал? Его зовут Павлом Михайловичем.
; Павла помню.
; Вот видишь – тебя сюда в поле, а его сразу в начальники.
; Он способный и старше меня. Правильное назначение.
; Дипломатом ты стал, Шорри! Молодец!  А Вардо Максималишвили помнишь?
; Да.
; У самого наркома секретарём работает. Ты был с ней в хороших отношениях?
; Почти влюблён.
; Везунчик!


    Сара очень хочет замуж, а Шебанов уже захвачен подругой. Она, правда, полагала, что завидовать Баб нечего. Она считала двоюродного дядю Роберта Шумейкера более привлекательным женихом -  он настоящий еврей и перспективный помощник администратора одного из зданий «Рокфеллер Центра», и его очень хвалят. Шебанов это понял и предложил Баб взять Сару и Роберта погулять в Центральном парке. Баб поняла цель друга и организовала совместный отдых. Баб отвела Сару в сторону, позволив Шебанову наедине поговорить с Шумейкером.

Выяснилось, что родители Роберта приехали из-под Минска в 1885 году, а сам он родился в Олбани, столице штата Нью-Йорк, самым поздним ребёнком. Роберт хорошо знает рабби Авраама Калмановиц, которого судьба сначала занесла в Россию, в глухой сибирский посёлок Мир, и рассказал о своём знакомстве с ним.
 
; Он с другими раввинами и студентами ешивы  прошёл путь из Польши через Сибирь, Китай и Японию в Нью–Йорк. Приехав в Нью–Йорк, рабби Калмановиц занялся исключительно спасением евреев Европы. Этот человек, не зная английского, неоднократно встречается с Рузвельтом, Секретарем штата Нью–Йорк, членами Конгресса. Знает многих представителей политической элиты Америки. Однажды он взял меня с собой, и я видел своими глазами, как рабби Калмановиц буквально ворвался в кабинет сенатора, минуя ошалевшую секретаршу, и просил, требовал от сенатора, чтобы тот помог спасти евреев. В доказательство своей правоты он показывал сенатору какие–то строчки из Танаха, который всегда носил с собой. Ни слова по-английски при этом сказано не было. Прежде чем переводить, я спросил сенатора, понял ли он, о чём говорил рабби. Сенатор ответил, что он не понял ни одного слова, но, судя по действиям рабби, по его эмоциям, речь идёт о чём–то очень серьёзном, и он постарается помочь.

Шебанов уточнил.

; От кого спасать евреев?
; От Гитлера, конечно.
; Вы знаете, Роберт, я человек советский и мы все интернационалисты. Мы спасём евреев.
; Это, каким же образом?
; Прошу, чтобы информация осталась между нами.
; Sure !
; В СССР будет образован советский еврейский комитет, и мы предлагаем евреям всего мира Крым.
; Руководители комитета приедут в Америку?
; Думаю, да. Извините, я не знаю, что такое Танах?
; На иврите «Танах» означает  «Священное писание», которое полностью соответствует вашему Ветхому завету!
; Мда? Значит у нас еврейский Бог? – промычал Шебанов, никогда не читавший, ни Ветхого, ни Нового завета.
; Sure!


Шебанов догадывался, что завтра же все прихожане Центральной синагоги Бруклина будут знать о советском еврейском комитете. «Хорошо, полдела сделано. Сегодня дальнейшие подходы отменяются. Моё незнание религиозных вопросов никого не смутит!» - решил Шебанов.
Роберт помолчал и спросил Шебанова.
; А что Шебанов, вы делаете здесь в Нью-Йорке?
; Вы, может быть, знаете, что я работаю в Генеральном консульстве СССР? У нас много работы, мы защищаем права советских граждан, даём визы всем желающим ознакомиться с достижениями социализма.
; И много желающих?
; Sure! Значит, вы были в Конгрессе и Сенате, знаете сенаторов?
; Видел, говорил. А что?
; Интересно. Не хотите к нам в СССР? Я помогу вам с визой.
; Когда-нибудь воспользуюсь вашим предложением. Сейчас в Европе война. Нельзя нормальному человеку туда ехать. Сейчас все в Америку едут.
; В СССР войны нет.
; Скоро будет.
; С кем?
; С Гитлером. Хотя у вас с ним подписан мирный договор. Немцев много в Москве?
; Только коммерсанты и дипломаты, думаю. Знаете что, мне с вами как-то комфортно. Вы всё так хорошо понимаете. Девушки наши, мне кажется, тоже рады. Перекусим?

    Роберт согласился и дальше проводить время вчетвером, тем более что Шебанов не позволил ему оплатить счёт.


РОБЕРТ

   Шебанову всё больше нравился Шумейкер с точки зрения агентурной работы – сообразителен и жаден. На руке всегда носил дорогие часы, часто менял золотые запонки и заколки для галстуков – лишние деньги ему никогда не помешают. Правда, Центр ориентировал охотников на агентов приобретать их или на основании идеологических убеждений либо на основании добытых компрометирующих материалов. «Какие тут убеждения?» - рассуждал Шебанов: «Он чрезвычайно религиозен – вот его убеждения. Компромат на него надо долго копать – растрату какую-нибудь обнаруживать? Слишком долго. Он делает карьеру – ему необходимо быть кристально честным».

    В беседах выяснилось, что Роберт дальний родственник Генри Моргентау – защитника национальных меньшинств. В Турции Генри, будучи ещё очень молодым человеком, оказывал содействие армянам, принуждаемых принять ислам под угрозой смерти. На его глазах турки убили 1,5 миллиона армян, не пожелавших обратиться в ислам. Роберт сообщил, что в ближайшее время в Бруклине, в Центральной синагоге соберутся его родственники для участия в обряде Брит Мила, там будет и сам Моргентау, приедет из Вашингтона. Шебанов, немного помолчав и сильно волнуясь, после рассказа Роберта решил сделать ему предложение.

; Вы, Роберт, часто бываете в общине. Не могли бы вы делать лекции о национальной политике СССР? О наших намерениях организовать поддержку народов, в отношении которых проводиться геноцид?
; Вы сами, господин Шебанов, почему не делаете этого?
; Я дипломат и не имею права заниматься пропагандой. Мы вам будем платить по 50 долларов за лекцию.
; Интересно. Где я возьму материалы?
; Материалы я подготовил на английском языке. Вы можете перевести их на идиш?
; Конечно. Деньги сразу будете платить?
; Я передам вам материал вместе с деньгами за первую лекцию. Когда перевод будет готов, вы будете приглашать меня на слушания. Я хочу посмотреть и увидеть реакцию аудитории. Но прошу вас не обращать внимания прихожан на меня, я хотел бы оставаться инкогнито. Кроме того, я хотел бы получать от вас расписки. Мне нужно отчитываться в бухгалтерии. Ещё мне хотелось бы брать с собой Барбару.
; Конечно. Вы, не хотите придти на церемонию Брис Мила?
; Конечно, хочу Роберт. Думаю, что Баб и Сара тоже не откажутся.

    Шебанов вернулся на фабрику, чтобы доложить о принятии предложения Робертом. В проекте шифровки он также просил разрешить посетить торжество в Центральной синагоге Бруклина с целью установления контакта с министром финансов США или его окружающими лицами.

Действиями Шебанова теперь начал руководить Павел Кларин (в Нью-Йорке его звали Лука, на родине Шебанов узнал и его настоящую фамилию - Пастельняк),  а консультировать - Григорий Харон , имевший хорошее представление о традициях еврейских общин в Америке. Центр выдал разрешение на операцию, по обыкновению подтвердив место и время её проведения.

    Шебанов с Баб по дороге из дома заехали за Сарой и Робертом. Роберт отказался ехать на машине Шебанова – он  пересадил Сару в свою. Две машины почти одновременно подкатили к синагоге. Роберт, уже садясь в машину, надел кипу. Баб достала из сумочки новую кипу, приготовленную для друга, и, посмеиваясь, попросила её надеть. В кипе Шебанов выглядел очень не плохо, он быстро слился с толпой прихожан у входа в синагогу. Спустя несколько минут Роберт подвёл рабби Кальмановиц к своей группе и представил священнику Шебанова, Барбару и Сару. Шебанов замялся, подыскивая первый вопрос для рабби: «Английский язык он, наверное, не понимает? А русский?» Вопрос застрял у него в горле. Баб пришла на помощь, спросив его о здоровье на идиш. Рабби заулыбался.

; Вы не знаете, как мне становиться всё лучше! Я уже видел вас с вашим другом здесь. Роберт читал нам лекцию. Догадываюсь, что это работа Москвы.
; Вы были в России?
; Был. Это ужасно бедная страна воинствующего атеизма – о каком сотрудничестве с вами можно говорить?

Шебанов сразу нашёлся.

; Неважно, какую религию мы исповедуем и исповедуем ли вообще. Здесь важно совместное действие государств по достижению общих целей. Была бы цель поставлена разумная и отвечающая интересам сторон.

    Краем глаза Шебанов увидел, как к группе приближался Big Chief  в окружении нескольких мужчин. Подошедший хорошо одетый мужчина с благородным, как решил Шебанов, лицом взял Роберта за плечо. Роберт улыбнулся.

; Здравствуйте дядя Генри! Как много сегодня наших. Всё из-за этого маленького Мозеса. Вам он кем приходиться?
; Чтобы не соврать, я лучше спрошу жену, она скоро подойдёт. Встретилась с сёстрами и застряла у входа. Представьте мне ваших друзей.
; Конечно, дядя! Это Барбара Задорожный, это моя девушка – Сара Гринберг. А этот молодой человек – русский дипломат Серж Шебанов, он ухаживает за Барбарой.
; Я вас помню Серж! Вы так уверенно описывали карту России на Всемирной выставке. Вы хорошо освоили американский язык!
; Спасибо! Я стараюсь!
; Я слышал, что Россия планирует, я бы сказал, аналог Калифорнии в Крыму. Это правда? Люди слушают ваши лекции, которые читает Роберт, и восхищаются.
; Да, это - правда. Принято решение о заселении полуострова Крым и организации там новой союзной республики для лиц иудейского вероисповедания.
; Это очень интересно! Но ведь там уже давно кто-то живёт! Я знаю точно про крымских татар. Как планируется взаимодействие с местным населением?

    Шебанов погрустнел, задумавшись. Он не знал ответа. Моргентау улыбнулся.

; Не грустите, друг мой! Вы не можете знать всего. Будем ждать новостей из Москвы с надеждой. Рядом со мной стоит мой помощник Гарри. Его родители приехали в Америку одновременно с родителями Роберта, хотя Гарри старше Роберта лет на десять.

     Шебанов внимательно посмотрел на человека средних лет с проницательными глазами и представился, слегка кивнув головой.

; Секретарь Генконсульства СССР в Нью-Йорке Сергей Николаевич Шебанов!
; Гарри Декстер Вайт, помощник секретаря президента по финансам! Давно я не был в Бруклине, но, слава Богу, наши традиции заставляют нас иногда встречаться и решать семейные проблемы. Кстати, есть и проблема. У Роберта под Минском осталась тётка, которая не смогла уехать в Америку 55 лет назад. Сейчас ей должно быть 70 лет. В западной части минской области печальные события, насколько я знаю.
; Какие печальные?
; Мистер Шебанов, вы должны знать, что осенью 1939 года ваша страна аннексировала территорию Польши. До осени Шумейкеры высылали деньги старушке Рейчел . Она всегда подтверждала получение денег с благодарностью, а теперь уже полтора года ничего не пишет. Переводы из Америки или не находят адресата либо старушка поменяла адрес, не известив Шумейкеров об этом. Не могли бы вы узнать, какова судьба Рейчел Шумейкер?
; Я постараюсь. Я вас должен известить в Вашингтоне?
; Вы хотите ради этого приехать в Вашингтон? Разумно, если вы там не были, тогда обязательно посетите библиотеку Конгресса. Однако о Рейчел меня просили родители Роберта – он скромный мальчик, не хотел обращаться к вам непосредственно почему-то. Вам лучше информировать их в первую очередь, они не знают, что и думать.
; Думаю, что сейчас информационные дела наладятся. Наверное, вы слышали о проекте «Калифорния в Крыму»?
; Слышал. Идея мне нравиться. В принципе мне симпатична ваша национальная политика. В вашей стране мирно и в согласии проживает столько народов - надо обладать мудростью царя Соломона, чтобы так построить новое государство. Англичане будут довольны – на их Палестину вы покушаться не будете.

     По дороге домой Баб рассказала Шебанову о том, что узнала от Сары – Моргентау, оказывается, друг молодости нынешнего президента Рузвельта. Рузвельт очень доверяет Моргентау, часто с ним советуется по любому поводу. Моргентау – большой демократ, ненавидит расизм. Гарри Вайт пользуется полным доверием у Моргентау, кроме того, у Вайта вполне социалистические взгляды на устройство мира.

     Шебанов спустя пять часов в полночь сидел на фабрике и составлял проект шифровки. Через двое суток ему дали почитать ответ: «Шорри объявляется моя благодарность. Приказываю ему не расширять контакты. Временно прекратить встречи с агентурой. Лекции отменить и заниматься только консульской деятельностью. Жить нормальной жизнью, участвовать в пикниках с Варей, Сарой и Сапожником . Денег на представительские расходы не жалеть. Обещать Сапожнику получение информации о Рейчел в ближайшее время. Ждите дальнейших указаний. Виктор».


РАХИЛЬ

      В субботу 22 июня 1941 года Шебанов с Баб лежали, раскинувшись на кровати в меблированной квартире в Бруклине. Наступил полдень, стало жарко и вставать не хотелось – любовники ещё не завтракали. Баб принесла Шебанову стакан холодного молока, а себе взяла из холодильника стакан апельсинового сока – у них разная кислотность желудка. Любовники лежали без пижам, одна скомканная влажная простынь валялась на полу. Баб, засмеявшись, сказала.

; У нас с Сарой соревнование – у кого больше.
; Что больше?

    Баб повернулась к тумбочке и достала оттуда портняжную ленту с дюймовыми метками. Шебанов находился в состоянии покоя – полчаса назад он снял кондом, наполненный его семенем, и выбросил его в унитаз. Баб, улыбаясь, ласково раскинула ноги любовника, и села на корточки лицом к нему.

; Начинаем фаллометрию!

Шебанов улыбнулся.

; Что ты затеяла?
; Лежи тихо! Меряю! Так, длина бутона 1 дюйм! Ширина бутона по короне 1 дюйм! Длина от кончика до лобка – 3 дюйма! Эти показатели меньше, чем у Роберта, но не намного –  на полдюйма. Начинаем стимуляцию!

    Через пару минут член Шебанова достиг конечных размеров. Баб прервала стимуляцию.

; Продолжаю измерения! Длина бутона 1,5 дюйма! Ширина бутона по короне – 1,5 дюйма, а длина общая – 6 дюймов! Ура, победа! На 0,5 дюйма длиннее, чем у Роберта!
; Как же ты это докажешь?
; Если Сара мне не поверит, то устроим competition . Ты не против?
; Подумаю, выдумщицы вы мои! Роберта мне не надо.
; А Сару подпустишь?
; Согласен, но только в качестве судьи.

    Баб села на бёдра Шебанова, раскатала на его восставшем члене новый кондом, и осторожно насела на него. Через двадцать минут скачки Баб замерла, переживая момент и сжимая член любовника мышцами влагалища, тем самым по обычаю добиваясь у обоих второго оргазма. Затем Баб пошла в ванную, а Шебанов включил длинноволновый приёмник, стоявший у его кровати.

    Послышалась ласкающая слух песня в исполнении Bing Crosby. В 13-00 мелодия прервалась, и диктор, как обычно, бархатным голосом начал сообщать новости: “Attention! Very important! German troops crossed the border of Russia! O, God! German tanks are moving without delay towards Minsk, the capital of Byelorussian republic.  Taking into account their speed they will reach Moscow in one month!”       

    Шебанов соскочил с кровати и ринулся в ванную. Баб ещё мылась, поставив стройную ножку на край ванны. Увидев сосредоточенное лицо Шебанова, она посмотрела вниз, протянула руку и сняла с его опавшего члена кондом.

; Что случилось, honey?
; Война!
; Так война уже давно! Не знаю, что с отцом. Письма не приходят.
; Гитлер напал на СССР сегодня!
; Значит, отец уже под Гитлером? Может быть почта наладиться!
; Может быть! Чёрт побери! О чём ты? Какая почта? Нашей доктриной была война на территории противника! Может быть, Западная Белоруссия и есть территория противника? Тогда другое дело! Через пару дней наши разгромят немцев! Всё понятно. Я срочно еду на работу! Буду бриться. Дай мне свежее бельё и рубашку!
; Побрей подмышки! Пахнешь!
; Нет времени.
; Я тебе говорю, пахнешь, и лобок у тебя зарос! Необходим trimming . Могла и с размером  ошибиться.
; Нет времени!
; Без завтрака я тебя не отпущу. Так что время у тебя есть.

     В здании фабрики на углу Пятой авеню и 61-й улицы Манхэттена полный сбор. Разведчики гудели как пчёлы в улье. Делались различные предположения. Шебанов старался выглядеть спокойным, напряжённо вглядываясь в лица начальников и старших товарищей – вице-консула и теперь уже резидента Паши Кларина, Гриши Хейфеца  и друга Семёна. Шебанов очутился рядом с авантюрным Лёвой Тарасовым (на родине он оказался Василевским ). Хотел что-то ему сказать, но запнулся, распознав в его глазах отсутствие искренности. «Как жалко, что Гайк больше не у дел!» - подумал неожиданно для себя Шебанов: «Надо ведь, в Синг-Синг попал!  Жена его бригадира – немка: вот и сдала мужа фэбээровцам! Взяли обоих с поличным в кафетерии на Седьмой авеню. Все эти внутренние расследования, связанные с арестом Гайка Бадаловича, довели всех до потери уверенности в своих силах. Ходил вот в банк с Лёвой, принесли судье выкуп в 50 тысяч долларов. Боялся, что гангстеры деньги вырвут по дороге, но обошлось – не зря надел костюм Альтшулера. Надеюсь, что через пару дней выпустят Овакимяна из тюрьмы под залог. Говорят, что сам Сталин дал телеграмму Рузвельту, о чём написал, правда, никто не знает».

  В резидентуре все занимались обычными делами, но без энтузиазма. Выслушивали соболезнования агентов, которые настороженно спрашивали о перспективах дальнейшей работы.   22 июня Уинстон Черчилль выступил с радио обращением с предложением помощи СССР. 24 июня Рузвельт сделал заявление о готовности оказать помощь СССР.

    Из Центра поступило указание оказать нажим на еврейские диаспоры по каналам Шорри в целях распространения ленд-лиза  на СССР.

27 июня Венгрия объявила войну СССР, а 30 июня СССР разорвал дипломатические отношения с Францией. 27 июня в СССР началась эвакуация фабрик и заводов на Восток. 30 июня в СССР образован Государственный комитет обороны (ГКО), куда вошли вожди советского народа Сталин, Молотов, Берия, Ворошилов и Маленков . 3 июля Сталин выступил с тронувшим всех библейским обращением к «Братьям и сёстрам». Уже 10 июля дивизии Вермахта оказались под Смоленском.   

Начали поступать радостные сведения о приостановке движения немцев на Москву. Тем не менее, Белоруссию и Украину заняли, окружили крупные группировки Красной армии – по данным американцев почти 4 миллиона красноармейцев погибли или попали в плен.

    В первый день войны Сталин вызвал Берию в Кремль. Берия миновал приёмную, до отказа заполненную военными и гражданскими. Дежурный офицер открыл ему дверь.

; Садись, Лаврентий! Тебя принимаю вне очереди. Боюсь, забуду. Дальше будешь сам крутиться. Мне теперь войной надо заниматься. Почему не усмирил брожение в Прибалтике и на Западной Украине? Это ведь пятая колонна! Сегодня Молотов выступит по радио. Дел невпроворот, сам видишь. Политбюро соберу вечером на Ближней даче. Тимошенко  видел?
; Сидит. Смотрит грозно.
; Ещё бы. Понимает, небось, что это проверка Ваньки на вшивость. Ты, знаешь, что три четверти в Красной армии это колхозники? Ты, думаешь, они будут нас защищать после…коллективизации…голода на Украине?
; Трудно сказать, Иосиф Виссарионович. У нас, ведь, трёхкратное превосходство в технике и боеприпасах! Да Чубаря  и Косиора  этого мы…того! На них вся вина за голод…
; Не юли. Я бы на месте колхозников не стал бы. Будут добровольно сдаваться в плен, сволочи! Надо бы приказ подготовить о расстреле дезертиров. И создать заградительные отряды НКВД, чтобы не пятились на восток. Помниться на австрийском фронте военный министр Керенский ввёл эскадроны смерти с этой целью. Впервые, думаю, заградотряды царь Пётр придумал.
; Слушаюсь!
; Знаю, что наши вшивые специалисты преклоняются перед Германией. Мы сами хороши – с 1938 года пропагандировали мир и дружбу с Германией, не разлей вода! И при Ленине тоже, ведь это он велел нам дружить с Германией и простить немцам контрибуции в 1922 году ! Баварская республика, понимаешь! Вся заводская техника у нас немецкая! То-то народ подивится вероломству Гитлера! Теперь эти настроения дружбы надо пресекать. Никакого заискивания и пораженчества!
; Слушаюсь, товарищ Сталин, - Берия привстал.
; Сиди. У наших командиров инициативы никакой. Польшу и Прибалтику только с помощью немцев завоевали. На Финляндии потренировались, маленькую страну трупами своими забросали. Вот тебе и Ворошилов! Чаю не подам, нет времени чаи гонять. Слушай. Ты помнишь наш разговор об американских евреях? Что-то сделано?
; Проделана большая подготовительная работа.
; А не назвать ли нам эту организацию Еврейским антифашистским комитетом ? Получим всемирную поддержку, от Адика уже скрывать нечего. Всё я правильно предусмотрел – нам будет нужна помощь. Адик, говнюк, двинулся на восток, сначала покорив Европу, и ведь до Волги дойдёт! Ну, погоди, Адик! После победы кастрирую тебя лично на Лобном месте! Переиграл меня, сволочь! Немцы замерзнут здесь – европеец не выживет в этой ледяной пустыне. Продержаться бы до первых морозов! Если бы не японцы, то было бы более или менее предсказуемо. Ведь они у нас на континенте целое государство создали…Манчукуо . Пол Сахалина и все Курилы у них – безобразие!  Как ударят нам через Китай и Монголию в самый промышленный центр за Уралом,  несмотря на Пакт – вот тут и конец, если немец отгонит нас за Волгу! Не верю я теперь Микадо ! Адик то обманул, несмотря на Пакт! Наладил связь с Рузвельтом через доверенное лицо?
; Лаз проделан.
; Парнишкой этим, как его?
; Шорри.
; Что это значит?
; Коротышка - по-американски. Его рост метр шестьдесят, - сказал Берия и похолодел от ужаса, непроизвольно назвав Сталина «коротышкой».

Однако Сталин позволил себе улыбнуться – он ненавидел высоких людей, имея точно такой же рост.

; Хорошо. Есть торговые противоречия между США и Японией, это раз! Два – почему Рузвельт отсиживается? Черчиллю старьё в кредит поставляет и думает, что умыл руки. Надо использовать недовольство финансовых и промышленных кругов США политикой Японии. Ставлю две задачи – открытие экономической помощи нам со стороны США и вступление США в войну против Японии, прежде всего, а затем - и против Германии в Европе. По мере получения свежей информации будешь докладывать.

Сталин встал. Тронул себя за усы и продолжил.

; Да. Вот ещё что. Своих мерзавцев переключай на партизанское движение. Организуй лагеря по подготовке из них диверсантов - нужно, чтобы у немцев под ногами земля горела. Жги и взрывай всё – мосты, фабрики, жилые дома! Надо пожечь их запасы бензина, чтоб танки до Москвы не дошли! Хватит мужиков по квартирам хватать – теперь они в народное ополчение пойдут, а их бабы будут окопы рыть. Всех арестованных ранее врагов народа на территории к западу от линии будущего фронта Ленинград – Москва - Сталинград поставить к стенке – нельзя, чтобы они создали у нас пятую колонну. Этнических немцев и их отродье переселить в Среднюю Азию!

    Лаврентий молча вышел из кабинета Сталина и не заметил улыбки в усах вождя.

Сталин задумался: «Вот Адик и развязал узел. Теперь так называемое прогрессивное человечество не будет винить меня в сговоре с нацистами. У нас отныне оборонительная позиция, а Германия – агрессор. Ничего, ничего. Наберём мощи, обратимся к Антанте за подмогой – недруг теперь у нас общий. Адик сам в петлю полез!»


Берия, приехав в свой кабинет на Лубянке, немедленно вызвал к себе Фитина. Фитин вошёл через пять минут.

; Присаживайся Павел Михайлович. Рад?
; Чему?
; Твои прогнозы о дате нападения полностью оправдались.

Фитин молчал.

; Говори!
; Это не прогнозы, а донесения агентов нашей разведки.
; Пусть будет так. Необходимо укреплять резидентуру в США. Овакимян изолирован. Кого поставишь?
; Зарубина .
; Правильно. Пусть выезжает из Китая. При въезде в США будет… Зубилиным. Будет легальным резидентом – американцы поймут нас правильно, думаю, дадут визу. Шорри просил чего?
; Лука просил найти Рейчел Шумейкер в Белоруссии. Это тётка Сапожника – будущего субагента влияния.
; Помню.

    Берия нажал на кнопку звонка, вошёл адъютант в форме капитана госбезопасности.

; Райхмана ко мне с документами по Шумейкеру.
; Слушаюсь.

Берия откинулся в кресле. Немного помолчав, спросил.

; Ты думаешь, что наш консульский работник в Нью-Йорке без шума сможет смотаться в Вашингтон для встречи с особо важным чиновником Белого дома?
; Не думаю.
; Может быть, направить опытного нелегала, работающего под настоящего американца. Он даст нам реальную картину со стороны.

В кабинет, постучав, вошёл полковник госбезопасности с папкой в руке.

; Можно, Лаврентий Павлович?
; Присаживайся Леонид Фёдорович. Расскажи-ка нам об этой тётке из как его… Минска.
; Рахиль Наумовна Шумейкер, по мужу Шпаковская, вдова бухгалтера отделения польского банка в городе Молодечно  Минской области.  До смерти мужа жили зажиточно. Её мужа, как буржуазного элемента, пристрелили в 1925 году наши из диверсионного отряда РККА. Овдовев, быстро прожила остаток средств. Работала учительницей польского языка в местной школе. Проповедовала негативное отношение к советской власти. Получала деньги из Америки. У неё связь с заграницей – в штатах у неё проживает старший брат Иосиф Шумейкер. При аресте в 1939 году у неё нашли нетрудовые доходы - 1000 долларов с чем-то. Выслали по этапу в Карлаг. В Ульяновске её сняли с поезда – заболела, видимо простудилась. Сейчас в местной тюремной больнице под охраной.
- Полтора года болеет? Не умерла?
- Работает в тюрьме санитаркой по состоянию здоровья.
- Вот что, дорогой. Тётка сейчас нам нужна катастрофически. Направляй к ней опытных докторов из Кремлёвки вместе с каким-нибудь благообразным сотрудником в штатском. Пусть принесёт извинения за ошибку. Скажет, что виновные понесли заслуженное наказание. Доносчиков расстрелять – всех! Кроме того, внушит, что мы её просто спасли от верной смерти – скоро в Минске фашисты будут. Потом по состоянию здоровья, то есть, как только будет себя хорошо чувствовать, этапировать в Москву в пульмане. Кормить хорошо, исполнять все желания. Поселить в гостинице «Москва» в номере для иностранцев. Отдать 1000 долларов с чем-то. Вернуть, по возможности, всю перехваченную переписку! Поставить на полный пансион, дать личную переводчицу-наблюдателя. Разрешить переписку с Америкой, всё читать. Если дрянь будет в её письмах, то письма подшивать в дело, черновики тоже. Звонить по телефону не давать, ссылаясь на военное положение. Никуда из Москвы не выпускать! Отвечаешь головой! Об исполнении доложить.

Райхман встал и вытянулся по-военному.

- Слушаюсь!
- Идите!

Когда Райхман вышел, Берия вновь обратился к Фитину.

- Ну, так кто будет проверять Шорри?
- Ахмеров .
- Опять ему в штаты ехать? Однако у Ахмерова в Америке остались большие связи, не встречал ли он там нашего будущего агента влияния? Не нравиться мне этот татарин, хоть убей!
- Лаврентий Павлович! Это преданный и талантливый разведчик. Про связи можно узнать сейчас прямо от него. Он ведь прощупывал американцев, китайцев и японцев относительно войны штатов с Японией и Японии с нами.
- Хорошо, выслушаем. Нет, говори с ним сам. В американском отделении есть молодой сотрудник Виталий Григорьевич Павлов. Вот его и направим в наше посольство в Вашингтоне. Под крышей посольства ему будет легко вступить в связь с чиновником Белого дома. 
- Его оформлять на дипломатическую должность? Американцы ограничили состав нашего корпуса.
- Пошлёшь его дипкурьером. Давай обсудим поставленную задачу.
- Слушаюсь.
- Приглашу, всё-таки, Ахмерова сюда. Послушаем, потом продолжим.

    Берия, улыбаясь, нажал на кнопку звонка и немного прошёлся вокруг стола. Фитин напряжённо молчал. Вошёл тот же капитан.

- Степан! Ахмерова ко мне, срочно!

Капитан, развернувшись на месте, вышел. Берия воспользовался паузой.

- Павел Михайлович! Надо спровоцировать штаты на вступление в войну против Японии.
- Может быть, спровоцировать Японию?
- Это лучше. Это очень тонкое дело. Нам очень важна дружба с Америкой. Сам понимаешь. Их техническая мощь должна сослужить нам хорошую службу, как и ранее.
- Ребята по науке и технике работают с 1924 года там совсем не плохо.
- Однако Овакимян погорел. И не только он. Что дало расследование?
- Предатель один – жена старшего агента Гретхен. Выступает единственным свидетелем.
- Ликвидировать. Поручу Меркулову  разобраться со всеми. Немцы наступают по всем фронтам, они нам так все связи поломают. Продумай мероприятия по нейтрализации немецкой и японской диаспоры в США.
- Уже продумал.

Медленно открылась дверь, и в кабинет вошёл Ахмеров. Он встал по стойке смирно. Берия сел за стол и бросил.

- Присаживайся Исхак. Скажи-ка нам дружище, не встречал ли ты в Америке Гарри Вайта?

Ахмеров, не раздумывая, ответил.

- Встречал.
- Подробнее.
- До 1939 года я выполнял задания в штатах, устанавливал отношения с помощниками чиновников Белого дома. Я могу продолжать?
- Да.
- Уже семь месяцев мы под вашим руководством с Павловым разрабатываем операцию по нейтрализации Японии с помощью Америки. У меня остались за рубежом ценные агенты и просто знакомые, через которых можно было бы осуществить намеченное. Я, и другие нелегалы, как вы знаете, не стремились привлекать к агентурной работе больших государственных деятелей. К ним подступы весьма затруднены, и мотивы привлечения подобрать сложно: высокий чиновник обычно полностью разделяет политический курс своего правительства, а материально заинтересовать практически невозможно - такие деятели стоят очень дорого. Умный помощник руководителя знает иногда больше своего шефа и может добывать любую информацию из своего и даже соседнего ведомства. Обычно такие приближенные пользуются доверием у начальства. Такого близкого к министру финансов США  Генри Моргентау и президенту Рузвельту человека я вычислил вместе с Павловым. Это Гарри Декстер Вайт. В прошлую командировку я с ним случайно встречался в Вашингтоне, Вайт не был моим агентом. Мы просто оказались единомышленниками по вопросам политики США на Востоке и, особенно, в жёсткой требовательности к Японии. Ведь он считал меня американцем!
- Смотри-ка, Фитин! Твой Шорри прошёл этот путь интуитивно, если не сказать случайно, а эти товарищи – теоретически и практически!
- Что такое «Вайт» по-русски?
- Белый.
- Хорошо! Далее.
- Я закончил.
- Вот конспиратор! Фитин и тот не знал, что ты там, в кабинете с Павловым понавыдумывал. Ну, что ж. Вы свободны Исхак. Думаю вам,… Хотя, ладно. Работайте.

Ахмеров вышел. В кабинете наступила гнетущая тишина. Берия молчал минуты три.

- Задача номер один. Готовь Павлова к выезду. Пусть как следует проштудирует всё. Необходимо улучшить его язык. У него были только трёхмесячные курсы. Его приезд должен совпасть по времени с получением первого тёткиного письма американским Шумейкером. Иными словами он это письмо и повезёт. Рузвельт должен дать ультиматум императору Хирохито в той форме, какую подскажем мы. Для этого необходимо тщательно изучить состояние и возможности японских военно-морских сил, их способность нанести неожиданный, коварный и сокрушительный удар по Америке. Как Гитлер по нам. Инициатива на тебе, по мере подготовки информации немедленно иди ко мне на приём.
- Задача два. Ленд-лиз. Война началась. Рузвельт должен открыть нам кредит, как Англии. Конечно, Литвинов, как заместитель наркома иностранных дел и посол в США, должен идти официальным каналом – начать переговоры. Пора ему, кстати, туда ехать. Напомню Иосифу Виссарионовичу. Однако наши ребята должны прокачать вопрос помощи через того же Моргентау. Так вот, Шорри задачу номер один будет решать только в информационном плане. Ему поставить также задачу номер два. Его связи с евреями должны активизироваться после нашего официального заявления о создании еврейского антифашистского комитета. Иди к себе, работай. Не стесняйся советоваться.
- Лаврентий Павлович! Я советуюсь.
- Да уж. Такой самостоятельный и самоуверенный! Не серди!
- Как дела на фронте?
- Какой там фронт. Наши сопротивляются отчаянно , но первый эшелон немцев ушёл далеко вперёд, отдал добычу второму эшелону. Плохо всё. Правда, по-другому и не могло быть. Армия не готова к войне. Профессионалов почти нет. Одни крестьяне! Нам нужно было самим нападать, а то всё подтягивались, да потягивались! Наподтягивались. Чей солдат самый лучший?
- Русский!
- А генерал?
- Нем…

     Берия тяжёлым взглядом посмотрел на Фитина.

- Задача номер один – сверхсекретная. После её выполнения следовало бы всех… хе-хе, ликвидировать. О ней знают: сам, я, ты, Ахмеров, Павлов, Шорри и…Пастельняк. Я это говорю затем, чтобы ты понял – никто, никогда не должен об этом узнать, помнить или проболтаться по пьяному делу. Америка русским простит всё, кроме этого .  Будем операцию называть «Снег».

МЕРКУЛОВ
   
В понедельник 24 июня Шебанов дежурил в приёмной консульства. К нему пропустили пожилого человека. Хорошо одетый американец негромко и с располагающей к себе улыбкой интеллигента обратился к Шебанову.

- How do you do! Меня  зовут Николай Меркулов. Я хотел бы немедленно плыть в Россию. Родина в опасности!
- Да? Вы американец?
- Я американский гражданин. Я бывший капитан русской армии, потомственный дворянин. Мой род от графа Милорадовича, губернатора Петербурга, героя Отечественной войны 1812 года, погибшего во время восстания декабристов в 1825 году. Жена моя - княгиня, из уважаемого грузинского рода. После Октябрьской революции я эмигрировал в США, но был на стороне большевиков, помогал выходцам из России.

Шебанов встал и извинился.

- Извините, я должен информировать о вас начальство. Подождите меня минуты три.

Шебанов быстро добрался до кабинета Кларина.

- Паша! Я меня на приёме какой-то американец из бывших, называет себя Николаем Меркуловым. Хочет ехать в Союз. Что делать? 
- Погоди Сергей. Дай подумать. Слушай, очень может быть, что это отец Всеволода Николаевича.

Шебанов запнулся, но быстро справился с эмоциями.

- Меркулова?
- Да-да Меркулова – земляка Иосифа Виссарионовича! Сейчас иди к нему. Уточни. Назначь встречу в городе. Скажи, что он нужен Родине здесь, а не в СССР!

     Шебанов вернулся к собеседнику. К счастью он не ушёл, передумав, как это бывало иногда ранее с некоторыми посетителями.

- Уважаемый господин Меркулов. Начальство высоко оценивает ваш патриотизм. Будем вместе думать. Скажите, а вашего сына зовут Всеволод Николаевич?
- Да, конечно. Он теперь у вас важная персона.
- А где он родился?
- Ну, как где? В 1895 году в имении жены, в Закаталах. 
- Опишите местность.
- Закаталы, окружной город Тифлисской губернии, у южной подошвы главного Кавказского хребта, на высоте 1767 футов. В 1830-1851 годах это была крепость. Жителей менее четырёх тысяч. В Закатальском округе на южном склоне Кавказа площадью 3544 квадратных верст проживало жителей 87 тысяч, из них более всего аварцев - 40 тысяч и татар - 21 тысяча, остальные - другие кавказские народности, русских - не более 100 человек. Развито земледелие, пшеница, рис, просо, садоводство, виноделие и табаководство. Минеральные богатства значительны, это серебро, свинец, медь и кобальт. Запасы не разрабатывались в наше время. А вам они сейчас будут очень кстати.

- Вас не затруднит дать мне ваш паспорт? Водительские права или какой-нибудь счёт на оплату коммунальных услуг, где указан ваш адрес?
- Извольте.

Шебанов тщательно записал установочные данные.

- Вы, должно быть, знаете, что Родина в опасности?
- Конечно, поэтому я здесь!
- Опасность велика! Наш народ героически сопротивляется нашествию, но пока дела идут неважно. Возможно, что уже отрезаны морские пути. Фашистские подводные лодки озоруют в морях и океанах. Туда вам нельзя! В Америке вы будете полезны Родине, а не на Родине. Я хотел бы встретиться с вами на нейтральной территории, например, в Центральном парке.

- Хорошо, хотя как-то странно.
- Если мы будем  с вами работать, то в интересах дела вам не стоит посещать советские учреждения. И сейчас вас могли застукать!
- Кто?
- Как вам сказать. Скажу – немецкие агенты, которых полно в городе! – солгал Шебанов, намерившись сделать из старика, если не советского агента, то сочувствующего и работающего «на подхвате».

     Агенты ФБР зорко следили за гостями консульства и могли «сесть старику на хвост», если уже не сели.

- Понял. Назначайте встречу, - спокойно ответил старик.   

      Информировали Центр. Шебанову подтвердили встречу с Меркуловым в Центральном парке. Поручили установить связи старого Меркулова с промышленниками, военными либо с чиновниками. Приказали обходиться с большой предупредительностью .

   
 В одну из жарких июльских суббот Шебанов с Баб заехал с утра к Саре, предложив поехать вечером в «Радио-Сити Мьюзик Холл»  с Робертом. После вечернего концерта Эллы Фитцджеральд Шебанов пригласил всех в ресторан. Девушки, как всегда, сели рядом обмениваться впечатлениями. Роберт сиял, поглядывая на Шебанова.

- Ты знаешь Серж, что случилось?
- Что случилось?
- Ты умеешь держать слово. Тётя Рэйчел прислала письмо из Москвы. Она здорова!

    Шебанов это отлично знал. Письмо со штампом «Ценное» Московского почтамта привёз с диппочтой сотрудник Центра в консульство, и Шебанов сам опустил это письмо в местный почтовый ящик пару дней назад.

- Хорошо! Что пишет?
- Она не только пишет. Она прислала свою фотографию, снялась на фоне московского Кремля! Она пишет, что немало испытала при эвакуации из Молодечно. Но сейчас всё в порядке, с ней занимаются ваши врачи, приставили медицинскую сестру и переводчицу. Они очень любезны. Мой отец думает вытащить её сюда. Это возможно, Серж? И какое мудрое у вас правительство – за полтора года до начала войны эвакуировать жителей из зоны предстоящих военных действий!

Шебанов почувствовал прилив гордости за свою страну.

- Думаю, что её можно привезти в Нью-Йорк. Хотя сейчас трудно добираться в Америку. Кругом военные действия. Я информирую тебя.
- Что я могу сделать для тебя?
- Ничего.
- Не может быть.
- Ты прав, что-то нужно. Моему коллеге необходимо переговорить с Гарри Вайтом.
- Могу тебя успокоить. Я информировал дядю Генри и его помощника Гарри о твоей заслуге перед моей семьёй. Они хотят видеть тебя в Вашингтоне. Ты, ведь, собирался сам рассказать Гарри о тёте Рейчел?   Он может принять тебя в Белом доме, ты там был когда-нибудь?
- Боюсь, что меня не отпустит начальство. Мой коллега готов увидеться с Гарри. Он уже в Вашингтоне. Пусть он его примет.
- Думаю, что примет с удовольствием, особенно по твоей просьбе. Что ему сказать?

    Шебанов помолчал, чтобы пароль прозвучал более запоминающимся образом. Два дня назад он познакомился с советским дипкурьером, прибывшим в Нью-Йорк кружным путём. Виталия проинструктировал Кларин, а Шебанов насколько мог подробно описал внешность Гарри Вайта, рассказал о своём кратком знакомстве с ним и привычках американцев вообще и чиновников Белого дома в частности. Сейчас Вайтл должен уже быть в Вашингтоне и ждать отмашки от Кларина.

- Он назовётся Vital .
- Так и передам. Больше ничего?
- Ничего. Только позвони сегодня.
- Позвоню, как приеду домой. Как обстоят дела с советским еврейским комитетом? Ведь теперь вам будет нужна финансовая помощь еврейского народа. Как никогда.
- Ты прав, Роберт. Ждём новостей из Москвы с нетерпением.
 
     Шебанов подготовил шифровку о готовности Белого  к встрече с Вайтлом и задал вопрос о возможности вывоза Рейчел в Америку. Ответа долго не было. Через неделю Кларин дал Шебанову почитать ответ: «Благодарим за содействие в проведении операции «Снег». Контакт с Белым установлен. Тётка плоха. Сообщите о трудностях в пассажирском пароходном сообщении. Военным самолётом не доберётся. Виктор»

     Пока Шебанов ждал ответа из Центра, Вайтл  беседовал с Белым. Во внутреннем кармане пиджака Вайтла находился план ультиматума США японскому правительству, подготовленный на английском языке в бюро переводов на Лубянке. Вайтл, встретившись с Белым, провел с ним долгий разговор. Сообщил, что является личным посланником Сталина. И, понимая ответственность поручения Сталина и Берии, чтобы не забыть какую-то деталь, передал Белому перечень провокационных вопросов из кармана и через три дня покинул штаты. Перечень -  продукт интеллектуального труда чудом выживших японистов и американистов наркомата иностранных дел, сумевших точно раскрыть византийский замысел вождя.

     Как оказалось, Белый в сентябре-октябре 1941 года, неоднократно переделывая текст, всё сделал по плану, который предвидели Фитин, Ахмеров, Павлов и их руководители. Белый подготовил проект меморандума. Его подписал Генри Моргентау, а затем представил другу Франклину. Рузвельт был подготовлен к решительным действиям против Японии обстановкой, сложившейся в зоне Тихого океана: Япония очень активно расширяла владения и теснила главного конкурента - США. В законченной форме ультиматум вручили японскому послу в США Номуре. В документе излагались очень жесткие требования: вывести войска из Китая, Вьетнама, Северной Кореи, Маньчжурии; выйти из тройственного пакта Берлин-Рим-Токио. В ультиматум вошли все вопросы из конспекта, одобренного Сталиным. Главное, они оказались для Японии не только оскорбительными, но и невыполнимыми . Правда, Белый не предполагал, что нападение будет носить столь жестокий и коварный характер.


ЗУБИЛИН

     После того, как 10 июля Рузвельт послал телеграмму Председателю Верховного Совета СССР Калинину  о том, что русский и американский народы связаны узами исторической дружбы, и он следит с сочувствием и восхищением за мужественной борьбой русских, с Овакимяна сняли уголовную ответственность при условии его немедленного выезда из США. Даже вернули залог. 27 июля в США прибыла советская военная миссия, а 30 июля в Москву прибыл личный представитель Рузвельта Гарри Хопкинс. 2 августа продлили на год действующее торговое соглашение между двумя странами, одновременно вручили ноту США об экономическом содействии России со  стороны США. В ноте указывалось, что решение о содействии вызвано тем, что необходимо укреплять вооружённое сопротивление русских против агрессора, поскольку это отвечает интересам Соединённых Штатов. 14 августа Великобритания и США приняли Атлантическую хартию, подтверждающую право народов на самоопределение.   В период с 29 сентября по 1 октября 1941 года в Москве состоялась конференция трёх великих держав (СССР, США и Великобритания), где приняли решения о поставках России самолётов, танков и боеприпасов в обмен на поставки российского сырья и материалов. Дважды – 30 октября и 4 ноября состоялся обмен телеграммами между Рузвельтом и Сталиным о предоставлении займа (ленд-лиза) России. 1 октября 1941 г. Аверелл Гарриман  подписал первый протокол об экспорте в СССР оружия на сумму 1 миллиард долларов на срок девять месяцев. Первые поставки начались в октябре, но ленд-лиз на СССР пока не распространялся.
    Шебанов по этому поводу не раз говорил с Робертом. Роберт позволил себе высказать предположение.
- Ты знаешь, Серж, складывается впечатление, что широко масштабные поставки могут вам не понадобиться. Ваше правительство и наше посольство уехали на восток, в Куйбышев. Оттуда они могут уехать через Иран в штаты. В Москве паника, грабежи. Немцы по плану «Тайфун» к началу декабря должны взять Москву и Ленинград, а планировать они умеют. Боюсь, что и Сталин твой уже за Волгой.
- Не может быть! Сталин должен быть в Москве! Клянусь, что 7 ноября на Красной площади будет обычный парад, наша страна набирает силы, - случайно вырвалось у Шебанова.
- Хорошо. Я буду  просить Гарри и дядю Генри дать на подпись Рузвельту документ об открытии вам ленд-лиза, если они по радио услышат о военном параде на Красной площади! – поймал его на слове Роберт.
- Хочу заметить, что я выполняю свои обещания – ты ведь слышал о митинге в Москве, 24 августа создан Еврейский антифашистский комитет!
- Слышал. Я верю тебе.

     Шебанов пришёл домой, еле волоча ноги. Он не знал, что и думать. Он уже подготовил шифрограмму в Центр о необходимости провести парад на Красной площади 7 ноября. Но Москва под ударом, какой тут парад? Где Сталин? Не мог же он уехать за Волгу? Вермахт неумолимо приближался к столице. «Видимо, это моя судьба. Если парада не будет, то я не выполню приказа о распространении ленд-лиза! Тогда я приду на фабрику, достану из сейфа пистолет и застрелюсь!» - решил Шебанов. После принятия решения ему стало легко, он лёг спать на диван и не услышал, как Баб пришла с работы и начала готовить ужин.

     В течение 1941 года колония советских разведчиков в Нью-Йорке пополнялась молодыми людьми, получившими инженерное образование, в связи с началом операции «Enormous», о которой, правда, Шебанов ничего не должен знать.

     Шебанов и Варя подружились с Сергеем Андреевым , Сашей Фоминым , Толей Яковлевым , а также с Василием Михайловичем и Елизаветой Юльевной Зубилиными . Зубилина назначили легальным резидентом и одновременно по традиции вице-консулом, однако с самого начала он вёл себя по-товарищески, несмотря на годы, держал себя ровно со всеми, просил называть его Максимом.

    Шебанов, сам, будучи сдержанным в проявлении чувств на людях, в отличие от Зубилина не знал тогда, что скромность не только украшает человека, но и спасает его от беды – среди коллег водились «крысы», доносившие на своих товарищей. Он не позволил себе напомнить Елизавете Юльевне, что она была одним из его лучших преподавателей в ШОНе. Она же иногда с хитрецой в глазах поглядывала на него.

     7 ноября все собрались в консульстве отмечать праздник двадцати четырехлетия Великого Октября, однако, настроение непраздничное. Шебанов с коллегами не отходил от радиоприёмника, и Бог оказался на его стороне – RCA передала, что в Москве состоялся парад, и спустя два часа президент США Франклин Рузвельт подписал документ о распространении ленд-лиза на СССР.

     Вся советская колония аплодировала и вздохнула с облегчением – работа пошла утроенными темпами, необходимо обеспечивать Москву информацией о лучших образцах американской военной техники, помогать прибывшим в Нью-Йорк работникам Наркомвнешторга устанавливать контакты с заводами. Никто, кроме Шебанова и Кларина, не знал о причине совпадения двух событий на юбилей Октябрьской революции.

     Точно через месяц Шебанов в воскресенье в полдень 7 декабря услышал, как неожиданно прервалась джазовая музыка Дьюка Эллингтона, и знакомым голосом диктор с волнением начал говорить: “The Japanese attacked on the US naval base of Pearl Harbor today on December 7, 1941.The first acknowledgment that Japan was a war threat came on November 27, 1941 when Washington ordered a 'War Warning'.  The US feared a Japanese attack, not on America, but on the Philippines. At 03.50 an unidentified periscope was seen and ignored at the entrance of the harbor.  Also, the destroyer «Ward» depth-charged and sank an unidentified submarine at 06.37. The contact report was taken up much later and with no degree of urgency.  Finally, two radar sightings of a large mass of aircraft 64 kilometers north of the island were dismissed by the commanding officer at 07.02 as a 'probable’ flight of B-17s from the US west coast. At 06.00, the 2 500 feet anti-torpedo gate that guarded the entrance to Pearl Harbor was opened in a customary morning maneuver unknowingly welcoming the attack. Three hundred and sixty Japanese planes broke through the clouds above Pearl Harbor at 07.55.  The planes attacked in rows of two or three, dropping torpedoes at 100 knots from 70 feet.  The first wave of planes destroyed US hangers and the planes in the neat, anti-sabotage rows.  Other attacks in the first wave were on 'Battleship Row', cruisers and other auxiliary ships.  Most ships had numerous torpedo hits.  To complete the destruction of the war ships, six submarines aided in the sinking and destroying of what was not already certain. When torpedoing planes left the vicinity, bombers carrying 1600-pound bombs were sent to destroy any remaining ships. Overlapping the first wave of attack at 08.40 was a second one.  They concentrated on the not yet fully destroyed airfields.  By 09.45 any ship of the US Pacific Naval Fleet that was not on the Ocean floor was drifting helplessly.  "It the Arizona sank like an earthquake had struck it," a survivor remarked, 1200 of his crewmates died. US troops returned from church or brunch to defend as best they could.  Fighting until they drowned or were crushed by exploding debris, sailors, fliers and anti-aircraft gunners fought heroically to save their doomed naval base.  By reason of the attack occurring in what Americans thought was peacetime, much of the ammunition was locked away, leaving the defending US troops with little defense.  In the end, the US had eight battleships, three cruisers and a large number of smaller vessels sink or rendered out of use.  The Japanese lost 30 planes and five submarines.  Military records state that the attack sank the Arizona, Oklahoma and Utah.  US casualties included 2 500 as well as over 1 000 wounded.  The Japanese lost less than 30 aircraft and about 55 men.  Unharmed or salvageable from the attack were land installation, power stations, all submarines and stores of gasoline.  Primary targets for the Japanese were the US carriers Saratoga, Lexington and Enterprise.  They weighed 33 000, 33 000 and 19 000 tones respectively.  The carriers were out of port at the time of the bombing, performing deep-sea maneuvers, thereby eluding the attack ”. 

    На следующий день, 8 декабря 1941 года, советский посол Литвинов вручал верительную грамоту Рузвельту в Белом доме, где он и выразил соболезнования. Тогда же Зубилин вызвал Шебанова к себе.

- Привет, Шорри. Однако событие, что надо. Теперь Везувий объявит войну японцам. Жёлтым будет не до нас. По указанию Центра ты освобождён от работы с агентами по линии НТР . Не надо путать две линии. Твои бригадиры, доставшиеся тебе по наследству, будут переданы вновь прибывшим товарищам. Сосредоточься на евреях. Готовься к прибытию советских делегаций по линии ЕАК. Иногда, правда, будешь давать нам сочувствующих из их среды по линии НТР. Ориентируйся сам. Центр скоро пришлёт мне заместителя по этой линии. Есть новая сверхзадача. Хотя тебе знать этого не следует. Я дал на тебя характеристику. Правда, написал её Лука. Обычно её требуют для представления к правительственной награде.
- Служу трудовому народу!
- Я тоже. Вот ещё что. Твои любовные дела хоть и идут на пользу общему делу, но как-то двусмысленны. Ведь найдётся гад или гадина, который объявит твою Варю агентом ФБР. Знаешь что, не пора ли ей стать гражданкой СССР?
- Я давно об этом думаю.  Но ведь гражданство не избавит нас от гада, как вы его называете. Она всё равно останется для всех американкой.
- Как сказать, ведь моя Лиз тоже была иностранкой. Она родилась в 1900 году в Северной Буковине, до 1940 года это была Румыния. Студентка трех университетов: училась в Черновцах, Париже и Вене, прекрасно говорит на нескольких языках. В Вене Лиз стала вначале переводчицей советского постпредства, а затем и сотрудницей ИНО ОПГУ. В 1925 году получила советское гражданство, а в 1927-м отправилась на самостоятельную работу в Турцию .
- Может быть, моя Варя тоже сможет работать переводчицей консульства?
- Поживём – увидим. Пусть пишет заявление.


    Баб явилась в консульство на приём к Евгению Киселёву и подала заявление о предоставлении ей гражданства СССР. В Центр немедленно последовала шифрограмма с просьбой предоставить советское гражданство Варваре Владимировне Задорожной 1916 года рождения.

     Лишь 7 января 1942 года пришёл ответ: «Предоставление гражданства СССР Задорожной согласовано. Шебанов награждён орденом «Знак почёта» за работу по открытию ленд-лиза. Виктор».   

     Спустя месяц, 7 февраля 1942 года, Зубилин дал почитать Шебанову ещё одну касающуюся его лично шифрограмму: «Шебанов награждён вторым орденом «Знак почёта» за содействие в операции «Снег». Виктор».


Шебанова распирало от гордости. Число 7, как и у всех русских, стало его любимым числом. Однако ни с кем он не мог поделиться своей радостью. Шебанов давно понял, что каждый получал по заслугам тайно, такие награждения не подлежали публикации в печати, о них не рассказывали друзьям и коллегам. Шебанов, понемногу взрослея, начинал понимать, что зависть коллег творит ужасные дела – можно потерять всё в один прекрасный день. Можно прослыть болтуном, склонным к бахвальству, карьеристом, «находкой для шпиона». Шебанов вспомнил слова Кольки Евдокимова: «Я не могу молчать в тряпочку!» «А я вот не только могу, но и должен ради общего дела строительства коммунизма во всём мире!» - мысленно ответил Шебанов давно погибшему в сосновых лесах Пруссии Евдокимову.

Баб получила паспорт гражданки СССР, но не выбросила американский паспорт – однажды он принёс ей удачу. После переговоров с Киселёвым Баб зачислили на работу в Генконсульство на должность машинистки в связи с расширением штата резидентуры. Молодым осталось только официально зарегистрировать брак. Шебанов написал рапорт Зубилину с просьбой разрешить ему жениться. Соответствующий запрос ушёл в Москву. Ответ не пришёл и в новом 1943 году. Зубилин готовился к переезду резидентом в Вашингтон, и Кларин начал принимать у него дела. Однажды Кларин, шутя, сам начал разговор.

- Эх, Сергей. Не знаю, как вам с Варей помочь.
- Может быть, вы и не посылали запрос начальству?
- Ну что ты. Как можно не верить руководству? Никому так не говори. Тебя поймут не правильно. Себе пакостишь. Благодари, что я знаю тебя как стойкого оловянного солдатика. Молчишь всегда. А ведь отважен, рисковать не боишься.
- Что же делать нам?
- А очень просто! Пусть Варя забеременеет. Поставим Центр перед фактом – или пан или пропал. Ну, как?
- Слушаюсь!
- Ну, иди, иди Шорри, делай своё дело! Кстати, это хорошо, что первые буквы имени твоей невесты совпадают с первыми буквами имени известной тебе дамы! Вар-вара – Вар-до!


    В июле Баб забеременела. Она с любопытством ожидала развития плода. Для  Шебанова наступили тяжёлые дни. Тётка Рэйчел, написав ещё два, последних, письма скончалась в Москве. У Шумейкеров - траур, что не омрачило его отношений с Робертом. В Нью-Йорк готовилась ехать делегация ЕАК, кроме того, надо легендировать связи американских учёных с русскими, использовать сочувствие американцев к СССР, понесшему большие потери от Гитлера.

    В первой половине 1943 года организовали  Национальный совет американо-советской дружбы с центром в Нью-Йорке. На конгрессе этого совета в секции учёных 8 ноября 1943 года приняли постановление о создании Комитета по укреплению сотрудничества между советскими и американскими учёными, что строило потребную декорацию для операции «Энормоз», спланированной в Кремле. В 1944 году Конгресс США принял и соответствующий закон Джеймса Вильяма Фулбрайта об обмене студентами, научными кадрами и информацией. Шебанов развивал знакомство с Фулбрайтом после их первой встречи на Всемирной выставке в 1939 году. Дальнейшую работу с работниками Комитета он поручил Николаю Меркулову, показывающему всем и вся свой искренний патриотизм.

     С 16 июля по 20 октября 1943 года США посетила делегация Еврейского антифашистского комитета СССР в лице актёра Соломона Михайловича Михоэлса и поэта Ицика Фефера. Они посетили 14 крупных американских городов, где на 300 массовых митингах присутствовало более 500 тысяч человек. Шебанов с Робертом Шумейкером, который ради этого взял месячный отпуск, объехали с Михоэлсом пол Америки. На митинге в Нью-Йорке на стадионе Поло-Граунд присутствовало около 50 тысяч человек.   

     Посещение делегации привело к образованию Всеамериканской организации Russian Relief и к новой компании по сбору средств в фонд помощи Красной Армии и территориям, освобождённым от фашистской оккупации. Собрали более 93 миллионов долларов и перевели на корреспондентские счета Госбанка СССР в «Бэнк оф Америка» . За время своей деятельности ЕАК провёл три радио митинга (в августе 1941-го, в мае 1942-го и в апреле 1944-го), ЕАК отправил за границу 15-16 тысяч статей. Печатным органом ЕАК стала газета на идиш "Эйникайт", выходившая трижды в неделю, но подчинена она, как все газеты, отделу печати ЦК, куда посылался на утверждение план каждого номера, и контролировалась она Главлитом. В газете работали И.Фефер, Г.Бергельсон, С.Галкин, Л.Квитко.

    Делегаты Москвы выступали не только перед евреями США, но и перед англосаксами, поляками, итальянцами. Приходили русские и украинцы, проживающие в США. Состоялось большое собрание эмигрантов, где присутствовали князь Мещерский, сын основателя «Союза русского народа», и граф Путятин  - в них заговорило национальное чувство. Перед врагами советской власти выступал еврей Михоэлс, рассказывал на хорошем русском языке о борьбе советского народа с фашистскими захватчиками. Эффект его агитации в пользу Советского Союза, сражающегося с гитлеровской Германией, превзошел все ожидания Литвинова и Зубилина. Посол СССР в Мехико Уманский настолько активно содействовал работе делегации Михоэлса в Мексике, куда он прибыл после триумфальной поездки по США, что за это поплатился жизнью. 



    В 1943 году прибыл новый заместитель Зубилина – Антон , возглавивший сектор НТР.

    После прибытия Антона пришло долгожданное разрешение о вступлении в брак, одновременно сообщили, что Шебанову объявлена благодарность за работу с делегацией ЕАК. Стояла и подпись «Петров» . Зубилин спросил Шебанова.
- Ты хоть догадываешься, кто такой Петров?
- Догадываюсь.
- Ну и молчи. Считай его крестным отцом твоего будущего сына.
- Слушаюсь!




МИХОЭЛС
    Шебанов поддерживал активную связь с редактором еврейской газеты «Дер Тог» в Нью-Йорке Бенционом Гольдбергом, человеком энергичным, общительным, доброжелательно настроенным к СССР. Гольдберг - соратник Альберта Эйнштейна по антифашистской деятельности, он переписывается с руководством ЕАК: кроме редакторских обязанностей, он возглавляет Антифашистский комитет ученых, писателей, художников и актеров. Шебанов поддерживал связь и с редактором еврейской коммунистической газеты «Морген фрейхайт» Паулем Новиком, состоявшим также в переписке с ЕАК. Неоднократно супруги Шебановы приглашались на заседания Антифашистского комитета – на некоторых фотографиях того времени, сделанных  агентами ФБР, рядом с ними можно видеть Хейфеца, Шумейкеров и супругов Розенберг. Обычно профессиональный фотограф продавал снимки позирующим, записывал их адрес и брал деньги, но, узнав, что фотографируются иностранцы, фотографы дубликаты снимков передавали в ФБР, вне зависимости от того, состояли ли фотографы агентами бюро или нет: время было военное, люди старалась помогать властям - американцы с трудом расставались с предвоенной беспечностью. 

Никто не думал, что альтруистов-Розенбергов после войны постигнет печальная участь – настолько они показали себя порядочными людьми.

Шебанов случайно познакомился с Робертом Мозесом - видным деятелем штата Нью-Йорк, в 1934-1960 годах главным инспектором парков города Нью-Йорка. Благодаря ему  Шебанову удалось получить хороший выход на администрацию Нью-Йорка и оперативно решать возникающие у советских представительств проблемы.

Зубилин инструктировал Шебанова: посол Литвинов решительно выступает против связей с сионистским движением, а также против активного участия в решении палестинской проблемы. Посол считает, что советское воздействие на сионистское движение будет крайне незначительно. Поэтому Литвинов, которого в 1943 году заменил неприятный с 1939 года Шебанову Громыко, полагал целесообразным поручать все контакты с сионистскими кругами исключительно сотрудникам советской резидентуры и особо проверенной агентуре. Шебанову вдруг стало тревожно – Литвинов боится ответственности, хочет свалить риск операции на разведку, отводя своё ведомство и себя лично в тень. Он не поделился своей тревогой с начальником: судя по выражению лица Зубилина, он сам всё давно понял, раньше подчинённого.

Шебанову стало известно, что в официальном письме ЕАК за подписью Михоэлса на имя Маленкова предлагалось образовать еврейскую республику в Крыму, куда могли бы приехать евреи со всего мира. Шебанов не знал, что в марте-апреле 1944 года крымские татары уже депортированы - из Крыма выселили и перевезли в Узбекистан сто пятьдесят тысяч человек. Зато об этом узнал по своим каналам Моргентау и высказал своё возмущение племяннику. Шебанову пришлось долго объяснять Роберту, что выселение татар связано с их возможной антисоветской деятельностью, а не «освобождением» территории Крыма от коренных жителей. Роберт не мог согласиться с его доводами – геноцид одних заменялся геноцидом другого малого народа. Впервые Роберт начал сомневаться в необходимости поддержки инициатив СССР: «Один диктатор борется с другим, а мы играем какие-то странные роли провокаторов!»

Во время поездки по США Шебанов передал поручение Михоэлсу и Феферу провести проверочную разведывательную операцию по выходу на близкие к Эйнштейну круги ученых-специалистов, занятых разработкой в то время никому не известного «сверхоружия». Они встречались с близкими к семье Эйнштейна русскими эмигрантами супругами Коненковыми, и через них, правда, в устной форме в Кремль поступила дополнительная информация о перспективах нового «сверхоружия», обсуждавшихся в Принстоне при участии Ферми и Оппенгеймера. Сотрудники Генконсульства догадывались, что координацией всей работы с еврейской диаспорой в США занимались, кроме супругов Зубилиных, Хейфец, Кларин и супруги Шебановы. Агенты ФБР в этом никогда не сомневались.

Соломон Михайлович Михоэлс рассказал в поездке, что ему предлагали пост председателя Верховного Совета в еврейской республике. Кроме Молотова, Лозовского и нескольких ответственных сотрудников Министерства иностранных дел, Михоэлс - один из немногих в СССР, знавших о существовании плана создания еврейского государства в Крыму с самого начала. Шебанову стало ясно, что таким путём его руководство рассчитывало получить из Америки миллиарды долларов на восстановление разрушенной войной экономики. Советская инициатива поддержана американскими еврейскими организациями США. Слишком поздно, в 1946 году, Шебанов, наконец, узнал, что обсуждение вопроса о создании еврейской республики в Советском Союзе оказалось всего лишь зондированием Америки, с тем, чтобы выяснить, насколько далеко идут её планы предоставления СССР экономической помощи после окончания войны.

Решение проблемы об образовании еврейской республики отложено до окончания войны.  Судя по американской прессе, проектом заинтересовался президент американской торговой палаты Эрик Джонстон, которого в июне 1944 года вместе с американским послом Авереллом Гарриманом принял Сталин для обсуждения задач возрождения областей, бывших главными еврейскими поселениями в Белоруссии, и переселения евреев в Крым. Джонстон нарисовал перед Сталиным оптимистичную картину, отметив, что для этой цели Советскому Союзу после войны будут даны долгосрочные американские кредиты.

Сомнения нарастали у Шебанова: «Зачем же татар выселили? Ведь живут же американские евреи в Бруклине вместе с итальянцами, русскими, венграми, поляками, белорусами и украинцами! Все равны перед законом, что не мешает им вести национальный образ жизни. Никто не кичится, ни своим бывшим социальным положением, ни национальными пристрастиями. В США это вообще запрещено по конституции!»

Повседневная работа с агентурой осложнялась охотой на перебежчиков. 9 февраля 1944 года некая Елизавета Кузнецова спрыгнула с советского корабля в порту Портленд штата Орегон и вскоре вышла замуж за таксиста из Сан-Франциско, однако 4 ноября её уже отгрузили во Владивосток на танкере «Белгород».  В мае 1944 года из советской закупочной комиссии в Нью-Йорке бежал Виктор Кравченко, которого выследил опытный сотрудник госбезопасности Марк Зборовский (псевдоним Тюльпан, позднее Кант) и сотрудница резидентуры Жанна. Стало известно, что Кравченко укрывали эмигранты Давид Даллин, Исаак Левин и даже Александр Керенский, бывший российский премьер-министр. В прессу просочилась информация, что Кравченко отлично знает, что случилось с Вальтером Кривицким и поэтому в руки НКВД он живым не дастся.

Роберт стал уклоняться от встреч с Шебановыми. Он женился на Саре, которая родила ему дочь и теперь постоянно сидела дома. В конце концов, Шебанов выследил Роберта и нашёл повод, чтобы пригласить его на ланч в Рокфеллер Центре.
; Слушай, Роберт. Ты совсем пропал. Я же у тебя ничего не прошу. И не буду просить!
; И это правильно. Давай расстанемся.
; Что случилось?
; Ничего не случилось. Почему вы ловите соотечественников как зайцев?
; Что значит как зайцев?
; В газетах пишут. Несколько человек бежало с ваших торговых судов, из закупочной миссии.
; Это же предатели.
; Предатели? Предателем может стать военный или государственный служащий, нарушивший присягу или раскрывший государственную тайну. Кроме того, это надо доказать. Но это ваши простые граждане, а не солдаты. Гражданин США, например, рождён свободным. Со дня рождения он имеет право получить паспорт и ехать, куда ему заблагорассудится! Человек имеет право жить там, где он захочет! И американское правительство будет защищать своего гражданина и его имущество за границей, отнюдь не хватая его как уголовного преступника!
; Не так всё просто.
; Не согласен. Полагаю, что в вашей стране всё очень просто. 150 тысяч человек вывезено из Крыма без их согласия. Им всем предъявлено обвинение в предательстве без суда и какой-либо доказательной базы. Ведь суд проводиться над каждой отдельной личностью, а не над целым народом! Где гарантия, что еврейский народ, который когда-нибудь, может быть, поселиться в Крыму, в один прекрасный день по чей-то прихоти не будет выселен в Сибирь ?
; Роберт, извини. Если ты мне не веришь, тогда не будем больше встречаться.
; Верю я тебе или не верю, к делу не относится. Просто не буду вам помогать. Если люди от вас бегут, то не всё хорошо в вашем королевстве!
; Не надо помогать. Прошу об одном.
; О чём?
; Забудь все наши дела и никому об этом не говори.
; Догадываюсь. Естественно – я всё уже забыл. Прощай!

По возвращении на фабрику Шебанов доложил о размолвке с Сапожником. Кларин, подумав, сказал.
; Знаешь что. Проглотим молча. Мы всегда можем его подцепить. Денежные расписки-то у нас остались. С заданиями он справился. Забудь его до поры до времени. В Центр сообщим, что замораживаем Сапожника ввиду его душевной болезни.


СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ

В воскресение 23 апреля 1944 года коллектив разведчиков из консульства, «Амторга» и представительства ТАСС отмечал день нарождения вождя мирового пролетариата Ленина с опозданием, поскольку в субботу 22-го (когда он по преданию и по григорианскому стилю летоисчисления имел счастье родиться) работали согласно советскому закону до потери здравого смысла.

Мужчины хорошо выпили и закусили, вся компания перешла к танцам под музыку Гленна Миллера . Курили мужчины и многие женщины, вся комната наполнилась плотным дымом. Баб ходила на последнем месяце беременности, тем не менее, она не отказывала многочисленным желающим потанцевать с нею свинг или фокстрот. Шебанов с гордостью смотрел на раскрасневшуюся, с большим животом, жену. Танцы продолжались почти до полуночи. Баб вдруг почувствовала себя плохо, схватилась за живот. Друзья разыскали Шебанова в туалете: «Сергей! Выходи! Варя рожает! Езжай в роддом!»

Шебанов подхватил Баб и, шатаясь, проводил её кое-как до своего «Бьюика». В голове всё путалось: «Чёрт! И зачем я выпил бутылку бурбона? Как я доеду с рожающей женой?» Шебанов сделал несколько дыхательных движений и сел за руль. Подвыпившие друзья рвались ехать с ним. Маша Егорова, всё-таки, забралась на заднее сидение и села рядом с Баб.

Бог привёл его туда, где до этого родились дети его коллег Андреева, Семёнова, Кларина, Егорова, Василевского. Им оказался госпиталь “The Israel Zion Hospital” в Бруклине . Здесь рожать много дешевле, чем на Манхэттене. Госпиталь предназначен для оказания гуманитарной помощи евреям, бежавшим из оккупированной фашистами Европы. Спустя два часа Шебанов услышал крики новорождённого сына. В процессе родов супруги решили, что, если будет мальчик, то назвать его Сергеем. Имя Сергей Сергеевич показалось Шебанову вполне звучным и знаковым – так зовут и его и сына крестного отца Берии Сергея Лаврентьевича 1924 года рождения.

Принявшие роды доктор Калдерс и медсестра Анна спросили у Шебанова разрешения следовать американскому (равно как и еврейскому и викторианскому) обычаю по отношению к новорожденному. Егорова согласно закивала головой. Баб, держа в руках младенца, ответила: “Do it doctor, I don’t object”  и счастливо засмеялась колокольчиком. Сергей Сергеевич весело болтал ножками и покряхтывал. Шебанов, будучи в состоянии алкогольной интоксикации, счастливо улыбался и не понимал, что спрашивает доктор.


В 1943 году директор ФБР, стокилограммовый Джон Эдгар Гувер , который верил только себе, Богу и помощнику Клайду Толсону, получил странное письмо без подписи и даты. Однако на конверте стоял почтовый штамп «7 августа 1943, Вашингтон Д.С.» Письмо касалось деятельности советского разведывательного аппарата в Северной Америке. В письме сообщалось, что Василий и Елизавета Зарубины, они же Зубилины – руководители советской разведки в США. Автор письма обвинял супругов в том, что они являются двойными агентами – Японии и Германии, в деталях объяснял схему разведработы НКВД в США, Канаде и Мексике. Несмотря на сомнительность источника, фэбээровцы начали пристрастное изучение упомянутых в письме лиц по их фамилиям, псевдонимам и кличкам: Борис Мороз (Фрост), Павел Кларин (Лука), Григорий Хейфец (Харон), Леонид Квасников (Антон), Андрей Савченко, Семён Семёнов (Твен), Сергей Лукьянов, Сергей Андреев (Гаев), Василий Павлов, Лев Василевский (Лев Тарасов), Василий Долгов, Сергей Шебанов (Шорри) и Василий Миронов (Марков). Видимо Миронов сознательно поставил своё имя и псевдоним в ряд разведчиков, чтобы скрыть себя как автора анонимного письма. В аппарате ФБР анонимное письмо стало первоисточником по делу «Комрап - Аппарат Коминтерна».

Ещё более важным для ФБР оказалось то, что информация по Зарубину и Хейфецу увязывалась с делом «Синрадкейс» о проникновении коммунистов в Радиоактивную лабораторию в 1943 году. В центре «Синрадкейса» стоял Стив Нельсон  и сверхсекретный военный проект в Радиационной лаборатории в Беркли. В то время фэбээровцы ничего не знали о Манхэттенском проекте .

 В 1944 году пришла пора удивиться и Иосифу Виссарионовичу Сталину. Берия передал ему письмо от подполковника госбезопасности Василия Дмитриевича Миронова, в то время второго секретаря посольства СССР в Вашингтоне. Миронов сообщал, что супруги Зарубины являются двойными агентами, работающими на ФБР. Хотя в этот факт трудно поверить, трудноразрешимой загадкой для Берии оказалось то, что письмо Миронова по времени совпадало с началом ожесточённой охоты Спрута  на бериевские «кадры» в Нью-Йорке.

В августе 1944 года посол Громыко получил указание от Молотова отправить супругов Зарубиных из Вашингтона, где Василий Михайлович успел только год поработать резидентом, в суровые объятия родины вместе с Мироновым и его женой, одним пароходом. Высылка поссорившихся сотрудников загранучреждения всегда была практикой Москвы, но дело обстояло куда хуже – в разведку прокрался предатель. Прощаясь в порту, Василий Михайлович просил оставшихся товарищей хранить мужество и соблюдать бдительность.

По приказу Центра подпольная группа внешней контрразведки, в том числе Сергей Андреев и  Ольга Хлопкова (Юлия) в Нью-Йорке, начала проводить своё расследование, руководствуясь собственными соображениями о наличии двойных агентов среди «кадров». Подозрение пало на Варю Шебанову, следуя простой логике – Лиза Зубилина тоже не уроженка РСФСР. Контрразведчики не знали  о том, что Варя выходила замуж с согласия самого Берии.

В сентябре 1944 Громыко получил указание Молотова отправить из США Григория Хейфеца, Семёна Семёнова, Павла Кларина, Льва Василевского и Сергея Шебанова, как лиц, наиболее близких Зубилину и потому, находившихся на краю пропасти. Группе откомандированных приказали выезжать через тихоокеанский порт Портленд (штат Орегон) во Владивосток, обычным для того времени маршрутом.


В сентябре-октябре Центр приказал заменить псевдонимы и клички оставшимся «кадрам» в США. На место Зарубина выехал Анатолий Вениаминович Горский (Громов) , который до этого прослужил четыре года резидентом в Лондоне. Бригадир стажёров и курьер НКВД американская коммунистка Елизавета Бентли по кличке Мирна, которая знала Громова только по кличке «Ал», в 1945 году явилась с повинной в ФБР и предъявила 90 страничный доклад о своей работе с советской разведкой.

В Нью-Йорк направлен новый двадцативосьмилетний легальный резидент Степан Апресян (Май), как всегда, на должность вице-консула, хотя среди его подчинённых были сотрудники старше по званию. В доносах некоего Сергея, Степан обвинялся в малоопытности – Степан ранее вообще не выезжал за рубеж.

По возвращении коллег Миронова в Москву следствие переключилось на обвинения Миронова в предательстве. Под пытками он признался, что писал и Гуверу.

В то время главной резидентурой НКВД в США был не Вашингтон, а Нью-Йорк. Старшие офицеры, вернувшиеся из Нью-Йорка, назвали Миронова шизофреником. Следствие сочло Миронова виновным в создании проблем для советской разведки в США. Его возможная шизофрения ставила под сомнение все возможные выводы ФБР о существовании в их стране развитой коммунистической сети, чего, собственно, и добивалась Москва .

Дальнейшие расследования ФБР привели к выводу о существовании «кротов» в правительстве США, что стало для Гувера настоящим кошмаром.


ЛИБЕРТИ

      Эдгар Гувер не знал, что так называемый «Арлингтон Холл» начал секретную операцию «Венона» ещё в феврале 1943 года, которая заключалась в сплошной записи и  последующей длившейся десятилетиями расшифровке радиосвязи Посольства СССР в Вашингтоне и Генконсульства СССР в Нью-Йорке с Москвой. Служба радиоразведки (SIS) армии США, обычно называемая «Арлингтонский зал» по одноимённой местности в штате Виржиния, находилась в отдельно стоящем здании белого цвета вблизи вокзала «Арлингтон холл стэйшн». Впоследствии служба стала основой для создания Национального агентства безопасности (NSA). Служба начала осуществление программы по изучению, как предполагали, советской дипломатической и торговой переписки, осуществляемой по радио, 1 февраля 1943 года. Служба уже располагала не рассортированной коллекцией советских шифрограмм, начиная с 1939 года.  Продолжая накапливать информацию, Служба получила задание анализировать и расшифровывать эту информацию, как оказалось, перемешанную с депешами резидентур НКВД и РУКА .

     Проект получил название «Венона», который раскрыт перед общественностью только в июле 1995 года. В опубликованном виде приведено 49 переводов, относящихся к разведывательной работе СССР в те годы. Начальник специального подразделения (SIS) армии США, являющегося частью Военной разведки министерства обороны, полковник Картер Кларк обеспокоился слухами о переговорах между Гитлером и Сталиным по поводу сепаратного мира в 1943 году, в особенности с учётом Пакта, заключённого между Германией и СССР в 1939 году. Сепаратный мир, по его мнению, направил бы все силы нацистской Германии против США и Англии, что и подтолкнуло его к решению начать расшифровку. В случае удачи Кларк мог бы представить доказательства президенту Рузвельту о сговоре Гитлера со Сталиным. Сделать переводы радиосеансов 1942-1943 годов на английский язык оказалось практически невозможным. Сам по себе код сложный и не раскрывался с помощью чисто аналитической технологии. Более того, имело  место широкая контекстная чистка текстов этих посланий.

     Как оказалось, Первое главное управление НКГБ использовало криптографическую систему на основе кодовой книги, в которой слова и фразы целиком кодировались цифрами. Далее эти цифры кодировались путём добавления случайных цифровых групп, которые брались из блокнота, используемого только один раз. Одноразовый блокнот состоял из листов с наборами цифр, копии которого находились как у отправителя, так и у получателя, что позволяло им добавлять или вычитать дополнительный слой кода. Одноразовые блокноты при их правильном одноразовом использовании делали тексты не раскрываемыми. Однако лаборатория по изготовлению криптографического материала в НКВД-НКГБ очевидно несколько раз использовала некоторые листы в новых блокнотах. В изданиях 1942 года почти нет дубликатов, однако в 1943 и даже в 1944 году людям Кларка повезло – начались совпадения. Для достижения успеха аналитики Арлингтонского зала должны были идентифицировать и счистить верхний слой кода для раскодирования основного текста. Двухслойный код создавал неимоверные трудности в переводе текстов, и многие из них так и не поддались расшифровке. Кларк понял, в конце концов, что в 1942-1944 годах использовалась одна кодовая книга, а в 1944-1945 – другая. И оказался прав – 1 мая 1944 года в одноразовом блокноте появились пустые страницы. Блокноты дипкурьеры доставляли через Сан-Франциско в Нью-Йорк.

      Получив указание собираться в Москву, ничего не зная об исследованиях американских криптографов и доносах Миронова, грустный Шебанов со смешанными чувствами пришёл домой. «Прощай Америка!» - повторял он на пути домой. Он смотрел на улицы, по которым спешили трудолюбивые и доверчивые американцы, пытаясь запомнить их и понимая, что он больше не увидит эти улицы наяву никогда.

Баб занималась с ребёнком – учила его говорить по-английски, по-русски или на идиш. Сергей Сергеевич улыбался и мычал «Пт..пт..тпр..», что доставляло несказанное удовольствие матери. На крыльце дома стояла детская коляска на резиновом ходу. В спальне уютно разместилась кроватка с палантином. Товарищи по работе перечислили вещи, которые необходимо взять в Союз – еду, мыло, моющие средства или Detergents, одежду, постельное и прочее бельё, радиолу, велосипед, обувь, нитки, иголки, лезвия и конечно купить Trunks – крупные сундуки, обитые железом.
   
; Баб. Собираемся и едем домой!
; Куда домой?
; В Москву!

Баб замолчала и положила ребёнка в кроватку.

; Может, останемся здесь?
; Ты что! Ты же сама хотела в Союз. Ты знаешь, как там хорошо. Надо вот только прикупить мыла, еды. Одежду возьмём эту, которая в шкафу.

Баб молча заплакала.

; И что, эту одежду мы будем носить до конца нашей жизни?
; Ну что ты! Ещё надо взять много пуговиц, ниток, иголок, твою швейную машину с запасными частями и купить тканей.

Накануне отъезда к Баб зашла Сара, когда Шебанова не было дома. Она осмотрела собранные вещи и покачала головой.

; Шесть сундуков. Взяли бы лучше с собой деньги, чем тащить всё это за собой. Я могла бы кое-что купить у тебя. Вот этих двух-трёх чемоданов вам хватило бы.
; Сергей говорит, что американские доллары в Россию ввозить нельзя.
; А канадские можно? Тогда взял бы дорожные чеки.
; Какие чеки, бог с тобой.
; Вот и я так думаю. Баб не уезжай, останься. Ты будешь горько жалеть. Это дикая страна. Роберт мне говорил. Там побывал рабби Кальмановиц – он в ужасе. Особенно ужасна провинция: города – разросшиеся деревни без канализации, нет дорог и лесопарков, нет красивых зданий, скульптур, вокруг городов свалки, помойки. Повсеместный вандализм, недоедание. Все жители похожи на беззубых беглых каторжников.
; Нет, Сара. Я люблю Сергея. Куда он – туда и я. Я не могу его предать. Да и едем мы не в провинцию, а в столицу СССР. Я, ведь, советская гражданка!
; Как знаешь. Твоя судьба. Пиши иногда.


    Подруги расцеловались. Сара убежала, потрепав Сергея Сергеевича по светловолосой голове.
   
Досрочно откомандированные послом Громыкой друзья-разведчики с жёнами и детьми добрались до Портленда через всю Америку поездом. Когда проезжали штат Юта, Шебанов с грустью вспомнил, как он с делегацией Михоэлса ехал в караване автомобилей через озеро Солт Лэйк. На последней бензозаправке добросовестные механики проверили моторы, уровень рабочих жидкостей и повесили на передние бамперы их машин мешки с водой на тот случай, если им понадобиться пресная вода. Погрузились на грузопассажирский пароход класса «Либерти» .
 
  В октябре Тихий океан суров к мореплавателям – только через неделю путешественники привыкли к сильной качке и начали принимать пищу. В шторм на палубе страшно качались паровозы и наполненные бензином железнодорожные цистерны – американская помощь шла в сражающуюся Россию безостановочно.

     Мужчины шутили, что эти пароходы – одноразовые, как гондоны . Женщины боялись, что это правда. Шутники, правда, не знали, что в СССР использованные презервативы действительно стирали и сушили на бельевых верёвках.

Стало особенно страшно, когда проходили проливом Лаперуза мимо японских военных кораблей, нацеливших орудия на торговое судно, шедшее под советским флагом.

Пассажиры не догадывались, что японцы не нарушали пятилетний Пакт о нейтралитете от 13 апреля 1941 года (хотя случались досмотры судов с американской помощью, шедших по советским флагом, поскольку грузы чистого военного назначения японцы не пропускали), что не помешало Стране Советов оккупировать Маньчжурию и превратить Квантуньскую армию  в самоорганизующиеся рабочие отряды по обустройству Сибири. А культурная русская диаспора в китайском Харбине, за исключением немногих семей, успевших бежать в Японию, будет полностью уничтожена или угнана на каторгу силами МГБ.
    
Наконец пароход причалил к Владивостокскому пирсу. Пассажиры с тревогой смотрели на берег. Не было ни одного светлого пятна. По берегу ходили мужчины в валенках, в серых или чёрных стёганых куртках и в каких-то шапках с развязанными наушниками, которые торчали почему-то вперёд и назад. Видны заборы, колючая проволока и военные с винтовками . Никто не приветствовал сходящих по трапу – не было оркестровой музыки и цветов как в Портленде, радостных приветствий, вопросов о благополучности путешествия. 
   
Баб заплакала. Маша Егорова, которую тоже отправили с мужем в Союз «в связи с окончанием срока командировки», обняла Баб за плечи, как могла, успокаивала её. Всех разместили в общежитии НКГБ. Шебанов вспомнил Дангауэровку. Только комната была много больше, примерно на роту солдат. Рядами стояли панцирные кровати без тюфяков. Наконец солдаты принесли тюфяки. Тюфяки оказались с клопами. Мужчины стали требовать протопить помещение, где температура была чуть-чуть выше нуля. Солдаты долго топали сапогами, носили уголь, кое-как растопили печь. Ночью почти никто не спал, выспались мужчины, напившееся американского виски, предусмотрительно взятого в дорогу.
   
Сергей Сергеевич от холода всё время мочился, Баб еле успевала менять ему пелёнки. Рядом с собой она держала дорожный чемодан, набитый детскими принадлежностями, детским питанием, большим количеством концентрированного молока фирмы Carnation Milk. Искусанный за ночь клопами, Сергей Сергеевич наутро впервые заговорил: «Паппа, мама, Баб». После их отъезда уборщица долго нюхала две пустые банки с проколотыми донышками , оставленные под кроватью Баб, и, в конце концов, высосала из банок остатки молока. 
   
Утром всех погрузили в спальный вагон, прицепленный к смешанному составу. Проводник после неоднократных напоминаний, начал выдавать кипяток. Оба торцевых входа в вагон блокировались офицерами НКГБ, на полустанках никому выходить не разрешалось. Мужчины выяснили, что это делается в целях безопасности пассажиров и сохранности их багажа – на Транссибирской магистрали «шалило» местное население. Через две недели прибыли на Ярославский вокзал, куда до войны частенько приезжал Апраксин из Лесотехнического института. В сопровождении офицеров НКГБ в штатском и носильщиков с кладью всех вывели на Каланчёвскую площадь и посадили в «эмки». Сундуки побросали в полуторку.
    
Шебанову в Москве ехать некуда – его привезли прямо в гостиницу «Москва» и поселили в номер для иностранцев, где когда-то ночами плакала тётя Рэйчел.  Расставив сундуки вдоль стен номера, супруги, наконец, обнялись и стали радоваться окончанию путешествия как дети. Приняли ванну, помыли Сергея Сергеевича и пошли обедать в ресторан. Счета Шебанову выдавали только для расписки – денег у него не было.



СОПЧАК

На утро Шебанов побрился, надушился и в габардиновом костюме и кожаном американском пальто на меховой подкладке отправился на Лубянку. Швейцар на выходе из гостиницы отдал ему честь, намётанным взглядом определив соотечественника в мужчине, одетого в иностранную одежду.

В третьем подъезде ему заказали пропуск. Добравшись до указанного в пропуске кабинета, он увидел Василия Михайловича Зарубина. Зарубин обнял Сергея: «Идём ко мне, давай-давай смелее, Сергей! Ну и как тебя сейчас будем называть?» Шебанов показал ему пропуск, где написали «Сергей Николаевич Апраксин». Шебанов обрадовался, когда узнал, что его бывшему шефу в Нью-Йорке ещё в сентябре присвоили звание комиссара госбезопасности третьего ранга. Теперь Зарубин - заместитель Фитина. Вскоре в кабинет вошли его старшие товарищи по командировке Овакимян, Семёнов и  Пастельняк. Коллеги обнялись, радостно хлопая друг друга по спине. В кабинет позвонили. Зарубин, разговаривая по телефону, выпрямился как по команде «смирно».

; Общий сбор у начальства. Следуйте за мной.

    Все вошли в огромный кабинет народного комиссара госбезопасности Меркулова. Рядом с ним сидели Фитин и человек небольшого роста в допотопном пенсне, а ещё три знакомых по командировке мужчины уже разместились за большим совещательным столом. За совещательный стол посадили всех недавно прибывших «американцев»: Зарубина, Овакимяна, Пастельняка, Семёнова, Василевского, Хейфеца и Апраксина. Человек в пенсне нахмурился и негромко начал говорить. Апраксин внимательно изучал строгое лицо Берии с совершенно безжалостным взглядом тёмных глаз.

; Прибыли, значит. Не запылились. Приоделись, а народ тут голодает! А кто же работать там будет? Зарубин говори, - приказал Берия.

    
Зарубин прокашлялся, но говорить не спешил, зная нрав Берии.

; Что воды в рот набрал? Надо искать предателя. Начнём по алфавиту. Апраксин, он же Шебанов, он же Шорри, тебя, когда завербовали?

     Апраксин встал и ответил.

; Меня не вербовали!
; Ишь ты, уверенный какой! Фитин, ты, куда его пристроишь?
; В американское отделение.
; Хорошо! Вы свободны Апраксин, ступайте в свой кабинет.


Апраксин второпях познакомился с сотрудниками отделения политической разведки американского направления. Чувство тревоги не покидало его. Не прошло и часа, как ему позвонили и просили придти в следственную часть. Как оказалось, его ожидали на пятом этаже, во Внутренней тюрьме.
               
В кабинете его поджидал капитан госбезопасности некий Николай Трофимович Сопчак, говоривший с малоросским акцентом. В кабинете сильно пахло кислым потом и удушающим табаком. Николай Трофимович, казалось, чувствовал себя смущённым – он беспричинно двигал стулья, старался, как можно вежливее обращаться к Апраксину, искательно заглядывая ему в глаза. Николай Трофимович затушил папиросу, прокашлялся и спросил.

; Вы будете Апраксин Сергей Николаевич 1916 года рождения?
; Да я буду.
; Есть основания вам не доверять.
; Какие же?
; Не могу сказать. Вот берите бланк анкеты и заполняйте в моём присутствии.


Апраксин, напрягая память, заполнил все многочисленные  пункты анкеты, написал автобиографию с подробным описанием биографии жены и судьбы её родственников  и был отпущен. Затем его попросили зайти в хозяйственную часть, где ему выдали удостоверение сотрудника НКГБ, продовольственные карточки, несколько тысяч рублей. Просили попозже зайти за пайком. В удостоверении указано, что Апраксин – старший лейтенант госбезопасности. «Неплохо, что повысили в звании», - подумал он: «Может быть, не посадят?» В последующие шесть дней его каждый раз вызывали к Николаю Трофимовичу заполнять анкету и писать заново автобиографию. Все семь анкет и автобиографий оказались идентичными – от Апраксина отстали.
   
7 февраля 1945 года его вызвали в Кремль – Калинин вручил ему и его коллегам государственные награды. Апраксин получил два ордена и две медали. Вечером в Кремле состоялся приём всех награждённых. Их пригласили с жёнами, Сталин в сопровождении Берии жал руку разведчикам, а Берия что-то шептал в ухо вождю, по-видимому, объясняя, кто есть кто. Варя вызвала интерес – она одета как Любовь Орлова в кино и прекрасно выглядит. Сталин спросил, как её зовут. Она назвала себя. «Артистка?» - спросил вождь народов. Берия поспешил с ответом: «Муж её большой артист, я вам говорил Иосиф Виссарионович». Апраксин сверлил глазами Сталина, и когда усатый старик взглянул на него, то Апраксин вытянулся, отдавая ему воинскую честь, как и положено это делать в Красной армии без головного убора. Сталин потрепал Апраксина по плечу: «Вы к нам захаживайте почаще!» Апраксин ничего лучше «Служу Советскому Союзу!» ответить не смог.
   
Теперь уже сам Апраксин исполнял роль ведущего аналитика из Центра. Он подготавливал проекты операций и Горскому и Апресяну. Готовя инструкции для нью-йоркской резидентуры, он мысленно оказывался на улицах Нью-Йорк Сити, получая удовлетворение от воспоминаний о далёком городе.
   
В мае праздновали победу – Апраксины из окна гостиницы, выходящего на Манежную площадь, смотрели на грандиозный салют и народные гуляния. Для  салюта Победы в Москве 9 мая 1945 года выделили тысячу орудий (а не 324, как установлено ранее для салютов первой категории), сотни зенитно-прожекторных станций и десятки аэростатов заграждения. В 22.00, как только начали бить Кремлевские куранты, раздался громовой залп. Небо озарилось множеством зеленых, синих, голубых, белых, красных искр, лучи прожекторов образовали над столицей огромный световой шатер, в котором алел флаг СССР. Тридцать (а не 24, как предписано для салютов первой категории) залпов прозвучало в тот вечер. Всю ночь Москва торжествовала. И только к утру народ начал расходиться.
   
Сергей Сергеевич радостно лепетал «Попеда!», и по указанию отца хлопал в ладошки. Апраксина вскоре представили вместе с другими сотрудниками отделения к медали «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»

Неприятности продолжали преследовать его направление.

В июне 1945 года Миронова расстреляли, а через год Фитина, раздражавшего своей прямотой, с наслаждением снял с должности Берия, переведя его на работу в Германию.

5 сентября 1945 года на сторону врага перешёл шифровальщик посольства в Канаде Гузенко, что создало настоящий кошмар на Лубянке. Предатель прихватил с собой шифры и записи резидента. Доносители неоднократно информировали центр, что резидент РУКА Заботин делает Гузенке послабления в режиме – не только позволяет ему проживать в городе вне резиденции советской колонии, но и отпускает его погулять в город в одиночку. Гузенко на правах шифровальщика первым прочитал приказ Центра о его досрочном откомандировании из Канады и дал дёру, испугавшись репрессий без всякой водившейся за ним тогда вины. В конце концов, Гузенко попал на исповедь в ФБР. В разведке НКГБ началась паника, предатель хотя и завёлся в сети соседей, а не у них, представлял собой огромную опасность – он начал сдавать кротов в английской разведывательной службе и тех американских агентов, которых засёк в Канаде.
   
Дело осложнялось тем, что значительная часть агентов РУКА (с инженерным образованием) передана НКВД после начала операции «Энормоз». Кроме того, Коминтерн был общей кузницей стажёров для обеих разведок. Поскольку Канада была доминионом Великобритании, все вопросы её национальной безопасности решались в Лондоне – исконном союзнике штатов. Полковник Картер Кларк узнал о существовании одноразовых блокнотов, что, правда, не облегчило его задачи. Квасников выехал в Союз, сдав дела Яцкову. Нью-Йорк покинул и Апресян.   

   
Администрация Гарри Трумана возмутилась секретными операциями, которые проводил союзник по антигитлеровской коалиции в их собственной стране. Разгоралась антикоммунистическая истерия – марксизм, победивший фашизм, по представлению Конгресса США представлял собой не меньшую угрозу для американской цивилизации, чем фашизм.
   
На легальных сотрудников резидентур началась психическая атака - демонстративная слежка, не позволявшая им выходить ни на какую связь в городе. В том же году подлила масла в огонь агент Мирна, выдав противнику всё, что знала. В условиях толково созданной Конспиратории  Бентли не смогла указать на конкретные факты, которые позволили бы привлечь советских разведчиков и их агентов к ответственности, тем более что они вовремя отзывались в Европу. Благодаря показаниям Миронова, Гузенко и Мирны служба полковника Картера Кларка по названным псевдонимам и кличкам получила кое-какие ключи к разгадке шифрограмм, и в 1945 году что-то удалось расшифровать.
    
Руководство НКГБ приняло решение сделать упор на работу в Америке только силами нелегальных разведчиков, руководство которыми передали Зарубину. К счастью в конце 1946 года открылась новая линия для работы советской разведки в США – работа советских сотрудников в Секретариате ООН с голубыми международными паспортами – «вездеходами».
    
В результате интриг Политбюро ЦК ВКП (б), направленных против Берии, в мае 1946 года Меркулова заменили Абакумовым. Просидев год без работы, Меркулов появился в Германии, начав руководить Фитиным. В 1946 году Феклисова отозвали в Москву, а в 1947 году и Горского.       
   
Как выяснил Апраксин только в 1946 году, за попытками организовать побег из тюрьмы убийцы Троцкого Рамона Меркадера тщательно следили британская и американская разведки. В 1941-1943 годах цензура США и Великобритании перехватила около 20 писем, циркулировавших по линии связи Нью-Йорк - Мехико и обратно, и раскрыла содержащиеся в них тайнопись и шифры. В результате Апраксину стало известно, что акция, направленная на организацию побега, готовилась советскими резидентурами в Мехико и Нью-Йорке, а её участниками являлись не менее двух десятков лиц разных национальностей, которыми руководили опытные разведчики, коллеги Апраксина, работавшие под прикрытием представительств СССР в Нью-Йорке и Мексике. Американцами выяснены даже имена некоторых из этих людей: секретарь посольства СССР в США Василий Зубилин (В. М. Зарубин), М. А. Шаляпин, Г. Б. Овакимян, Лев Тарасов (Л. П. Василевский) и Павел Кларин (П. П. Пастельняк). Фамилия Шебанова в донесениях не упоминалась, поскольку об этих делах он и ухом не слыхивал.
   
Тарасов и Кларин, как узнал Апраксин уже в Москве, в 1941 году по представлению Берии были награждены орденами за активное участие в операции «Утка» по устранению Л.Д. Троцкого. В 1946 году американская разведка организовала утечку сведений о побеге убийцы Троцкого из тюрьмы в печать, где появились сообщения о том, что «заговор, который готовился в течение нескольких лет... окончился неудачей благодаря бдительности американских разведывательных органов».

Апраксин, сидя один ночью в кабинете, прочитал в американских журналах New Leader и Time, что в начале 1946 года в план организации побега убийцы Троцкого вовлекли некую женщину-коммунистку из Нью-Йорка, но американская и мексиканская полиция осуществили необходимые меры предосторожности, помешавшие реализации этого плана. Апраксин вычислил, что эта коммунистка и есть та самая сволочь Мирна, один раз побывавшая с ним на связи в Центральном парке. Вот почему начальство отозвало его так неожиданно из Америки!   


Конец второй части