Уединенная бухта в полукольце высоких обрывистых скал, куда не заходят суда и не приходят туристы. Здесь нет пляжей, только узкая полоска гальки между откосами и прибоем. На этой-то полоске и стоит старый двухэтажный дом; дерево стен насквозь пропиталось морской солью и теперь неподвластно гниению. Дом стоит прямо у пирса, и волны не докатываются до него лишь на несколько метров.
Первый этаж напоминает проходной двор. Здесь всегда гостеприимно распахнуты двери и окна, и хозяйка всегда рада гостям, будь то друзья, случайные знакомые или просто мимохожие путники. В этом доме не переводится коньяк и кофе, и почти каждый вечер звучит гитара.
В бухту редко заглядывает солнце; может быть, потому, что хозяйке больше по душе серые спокойные облака и ровный свежий ветер – тот, что надувает паруса яхты. Она, как и дом, старенькая, но очень любимая. На ней хозяйка готова возиться целыми днями, забывая обо всем на свете. А когда появляются гости, она спускается по трапу, вытирает ладони от машинного масла и с улыбкой крепко пожимает руку.
Она всегда одна, хоть и постоянно в окружении гостей. Ей уютно здесь – в своей бухте. Тут не бывает тоскливо и скучно, только грусть штормовым вечером опустится порой на чье-нибудь плечо. Тогда стихают разговоры и смех, тонут в тишине звуки гитары или патефона, и повисает тяжелое молчание. Всем в этом доме есть о чем грустить; в далекий путь не отправляются на радостях. Потом кто-нибудь встряхнется и расскажет что-то веселое, все будут долго смеяться. А хозяйка выйдет на пирс, где ветер ударит в грудь, откидывая назад волосы и рубашку, сдувая слезы.
Эта странная уединенная бухта – как решето. Потихоньку, днями и месяцами, будут отсеиваться те, кто станет здесь постоянным посетителем. И однажды появится здесь человек, который останется с хозяйкой навсегда. Вместе они будут выходить в море навстречу штормам, слушать в одинокие вечера на подоконнике отдаленные гудки пароходов, пить холодным днем на берегу коньяк и слушать предрассветные крики белых чаек, рвущих крыльями серые облака.
Они постараются прогнать грусть и несправедливость – хотя бы из своей бухты. Здесь не бывает скучно и тоскливо, а теперь никогда не будет одиноко.