2
Тревожное волнение не отпускало Дарину всё утро. Она знала, что сегодня особенный день. Отец сказал – именно сегодня покинет пробирку экспериментальный пробирочник номер 1347. Родни. Она ждала этого дня почти месяц. Девушка со смешенным чувством любопытства и страха вошла в двери лаборатории. Возможно впервые, Дарина радовалась и одновременно жалела о том, что работает с отцом только вдвоем, и ответственность лежала в равной степени на обоих.
- Ну, ты готова, дорогая? – Профессор Харисон легонько похлопал по стеклу пробирки. – Все данные в норме, пора ему проснуться и покинуть свой стеклянный кокон.
- Папа, я так волнуюсь. – Призналась Дарина, поглядывая на длинный стол, на котором должен был ожить и сделать свой первый вдох пробирочник.
- Что ты, всё это лишь отдаленно напоминает роды, всё проходит гораздо проще, с меньшими осложнениями. Только пять процентов из ста не выживают. Степень риска погибнуть, для него, минимальна.
- Ладно, я готова. – Дарина посмотрела в глаза отцу, в них отражалась сосредоточенность и готовность ко всему.
- Только помни, девочка, всё должно пройти как можно лучше, ведь на данный момент он у нас один.
- Ты хочешь сказать, отец, что он первый, кто провел в пробирке полный срок пребывания? – недоверчиво спросила Дарина.
- нет, но на ближайшее время он единственный. Номер 1347 экспериментальный и пока о нем никто не знает.
- Даже мистер Логан, глава «ССМР»?
- Даже он, никто – только ты и я.
- Что у вас здесь за игры, а?
- Просто лишь в случае полной удачи, если эксперимент удался, если он прошел без ошибок и сбоев – только в этом случае сведения передаются Логану.
- Надо же! А если он получится недостаточно белым и пушистым? – Дарина с тревогой посмотрела на отца. – Что тогда, папа?
- Если всё пройдет не так гладко, как мы рассчитываем – его придется уничтожить.
- Но ведь даже у белой женщины может родиться черный ребенок!
- Значит, эта женщина была недостаточно белой. – Профессор решительно надел маску. – Хватит, Дарина. Приступаем...
Девушка стояла в полной готовности. Всё как положено при любой операции – волосы тщательно убраны, лицо закрывала маска, и лишь глаза тревожно поблескивали из-под толстых стекол. Профессор нажал на какие то кнопки на главном лабораторном компьютере, перевел какие то рычаги. Алекс Харисон подал голосовую команду, и пробирка стала медленно, плавно опускаться. Перед тем, как процесс начался, профессор выстелил «дорожку» из плотного полиэтилена, наполненного воздухом. Дорожка была довольно широкой и пролегала от основания пробирки к операционному столу.
Профессор и Дарина встали по обе стороны полиэтиленовой дорожки – верхняя часть пробирки коснулась пола...
- Будь готова, детка, сейчас мы должны «поймать» его и водрузить на стол. Предупреждаю, он должно быть тяжелый.
Послышался легкий треск и пробирочника, вместе с жидкостью вымыло из пробирки. Покрытый слизью он, как по льду съехал по дорожке к столу.
- Давай, милая, держи его. – Скомандовал профессор Харисон, и они, крепко ухватив пробирочника за плечи, уложили его на стол.
- Папа, он не шевелится! – Дарина ударилась в панику, будто этот пробирочник был ее ребенком.
- Всё под контролем. Нужно поскорее удалить слизь из верхних дыхательных путей… – Профессор отстранил Дарину. – Я сам всё сделаю, но на всякий случай приготовь кислородную маску.
Она отошла. Руки у нее дрожали, а ведь Дарина заработала репутацию самой хладнокровной в экстремальных ситуациях на своем курсе. И это было одной из причин, по которой ей не отказали в работе в «ССМР».
Девушка аж подпрыгнула, услышав надрывный сначала глухой, но набирающий силу крик. Он был настолько неожиданным! Она мгновенно обернулась и бросилась обратно. Кричал пробирочник. Его крик не имел ничего общего с тем, как кричит только что родившийся ребенок – это был крик взрослого мужчины.
- Всё в порядке, папа? – Дарина во все глаза смотрела на это чудо.
- Всё отлично, ему необходимо расправить легкие, – профессор был очень доволен. – А сейчас нужно перерезать пуповину и дать ему возможность прийти в себя. Первое время подержим его под колпаком...
Дарина наблюдала через стекло, как спит пробирочник. Он и правда вскоре успокоился, как и говорил отец. Он лежал вытянувшись и расслабившись под стеклянным колпаком, дыхание его было ровным и спокойным. Девушка знала, что пробирочники первое время не видят никаких снов. А потом, если его признают пригодным – ему введут программу, и он так же не будет видеть сны. У него не будет желаний, своего мнения, за него другие примут все решения, а он всего лишь исполнитель. Дарина считала это несправедливым, бесчеловечным, но кто она такая, чтобы возмущаться?! Уже несколько десятков лет существовали организации по защите прав пробирочников, но все они были тайными, и их никто не поддерживал. Многие, а точнее почти все считали это просто смешным. Даже у животных были свои права, а ведь пробирочники – всё те же люди.
Родни спокойно спал, не зная ничего этого. Ему пока было все равно, он не знал, кто он и для чего пришел в этот мир. Дарина продолжала смотреть на него. Она еще не видела его глаз, но знала, что они непременно красивые, небесно-голубого цвета. Его рот слегка приоткрытый, немного великоватый с чувственными полными губами. Широкие массивные плечи, красивая линия рук, узкий таз, ровные плотные ноги, все это словно гипнотизировало девушку. Он был абсолютно обнаженным, что совсем не смущало ее, а только вызывало сильнейшее любопытство. Пропорциональное тело, правильные черты лица… Своими светлыми волосами и крепким телосложением он напоминал легендарного норвежского викинга. Возможно, также выглядел Белый Олаф – Повелитель Волков, завоеватель Ирландии.
С рождением Родни на плечи Дарины легли обязанности связанные с кормлением и обучением пробирочника. Профессор провел полное обследование и остался доволен, пока все шло хорошо. Только ему теперь приходилось все ночи проводить в лаборатории. Дарина решила, что пора ему доверить это ей.
- Сегодня я дежурю, папа. – Не терпя возражений твердо сказала она.
- Ты не можешь...
- Почему? На тебе лица нет, ты же спишь на ходу! Сколько это будет продолжаться? Если хочешь довести всё до конца – ты должен быть бодрым и отдохнувшим.
- Ну, что я могу возразить? – Алекс Харисон признавал правоту дочери. – Но ты можешь не справиться.
- Почему, объясни мне, ведь ты же сказал, что он почти ничем не отличается от людей, – Дарина покачала головой. – Я знаю, что он сильнее меня физически, что он вскоре будет способен к воспроизводству. Я справлюсь, папа, я знаю мужчин. К тому же он, как чистый лист, он невинен, как ребенок. Ты же не думаешь, что он убьет или изнасилует меня?! Это, наконец – смешно!
- Все правильно, но пробирочник гораздо агрессивнее, неуравновешеннее, неуправляемее, чем любой мужчина.
- Он кроткий, как ягненок, отец, – девушка улыбнулась. – Если бы он был так агрессивен и опасен, то мы давно бы заметили это. Он бы уже проявил себя. И, наконец, если бы я ему хоть чуточку не понравилась – он запустил бы в меня тарелкой с кашей. Родни привык ко мне даже больше, чем к тебе. Он послушен, с ним не будет проблем.
- Я должен тебе поверить?
- Да и довериться. Эту ночь дежурю я. А если все пройдет хорошо, то и все остальные ночи тоже.
Алексу ничего не оставалось, как согласиться с таким решением. Он знал, что Дарина не уступит, она всегда шла напролом к намеченной цели.
Дарина сидела за столом, уставившись в монитор. В лаборатории горела только одна одинокая лампа. Родни спал, ему было тепло и уютно. Теперь он, одетый в длинную сорочку с завязками вдоль спину, больше походил на больничного пациента, чем на секретный эксперимент.
Девушка не заметила, как задремала, но спала она чутко. Какое-то приглушенное движение заставило ее открыть глаза и прислушаться. Звук раздавался позади нее и был каким-то шаркающим и поскрипывающим. Дарина медленно обернулась. Она не могла поверить своим глазам. Это был Родни, он встал и нетвердой походкой, осторожно делая свои первые шаги, сосредоточенно глядя под ноги, шагал к двери, чтобы войти к ней. Дарина перевела дыхание. Хорошо, что они с отцом еще вчера убрали защитное ограждение. Упрямый пробирочник, выбираясь, запросто мог разбить его и сильно пораниться. Девушка встала из-за стола и поманила его к себе. Она уже было, собиралась объяснить ему, как опасно вставать в первый раз одному, без чьей либо помощи, но как можно это сделать? Это все равно, что говорить «нельзя» расшалившемуся ребенку, который еще даже не научился говорить. Дарина открытo улыбнулась и протянула ему руки, казалось, ее улыбка придала ему уверенности. Родни упорно шел к ней, растопырив руки, стремясь сохранить такое неуловимое равновесие. По пути он при малейшей возможности опирался на что-нибудь, да так, что свалил с соседнего стола стопку журналов и книг, и опрокинул шкаф с документами. Но он не обращал никакого внимания на грохот от падения вещей, а упрямо двигался к своей цели, а целью этой была она, Дарина.
Родни сразу узнал ее, ведь это она кормила его, разговаривала с ним, мыла и одевала его. Он так обрадовался, что на ночь с ним осталась она, а не профессор, что тоже улыбнулся ей в ответ. Его обаятельная и немного смущенная улыбка глубоко тронула сердце девушки. Он всегда улыбался при виде ее и послушно открывал рот, когда она его кормила. Но эта улыбка была особенной!
Наконец он дошел до нее. Дарина, взяв его крепко за обе руки, подвела и усадила в удобное отцовское кресло. Видимо он очень устал, добираясь к ней через всю лабораторию – колени его дрожали от напряжения. Позволив Родни немного посидеть с ней, Дарина решительно отвела его обратно и уложила в кровать. По пути он всем телом опирался на нее. Его дыхание касалось ее волос, а рука тяжело давила на плечи, но ей было так приятно, так хорошо, будто она прикоснулась к кому-то очень близкому и родному. Едва его голова коснулась подушки, Родни уснул и уже до утра.