("Смысл полемики Ломоносова, Тредиаковского и Сумарокова о "высоком" и "среднем" стиле")
Петровские реформы внесли в русскую жизнь множество новых понятий и наводнили язык иноземными словами, которыми без разбору начиняли речь представители господствующих сословий, а также и наиболее просвещенные люди того времени. Наряду с этим стремительность роста, радикальность преобразований и воодушевление от военных и дипломатических успехов искали себе выражения в искусстве. Эти обстоятельства во многом определили направленность и приоритеты литературы того времени, ее методологию и стилистику.
Белинский весь указанный период времени называл "ломоносовским", видя в М.В. Ломоносове наиболее полного выразителя характерных настроений и потребностей эпохи. В отличие от своих главных оппонентов среди филологов - Сумарокова и Тредиаковского, Ломоносов был едва ли не в первую очередь талантливым естествоиспытателем, а его обращение к словесности носило более непосредственный, восторженный и менее затемненный книжной ученостью характер (в этом имеются как плюсы, так и минусы его творческой манеры). Иногда в его методологии ощущается что-то механистическое (как, например, попытка приписать тому или иному стихотворному размеру вполне определенную семантическую значимость), и это тоже можно понять в духе эпохи Просвещения.
Как выходец из простолюдинов, Ломоносов лучше своих знатных противников чувствовал необходимость отстаивать чисто русские традиции в языке и искать наиболее адекватные способы развития языка сообразуясь с потребностями той эпохи. Несмотря на большие заслуги его сподвижников и оппонентов, только Ломоносов смог с наибольшей полнотой провести реформу русского стихосложения, обосновать значение различных литературных стилей на основании выдвинутых им эстетических принципов. Однако нельзя упускать из виду и то, что оппоненты Ломоносова внесли важные коррективы в его учение, ослабили его иногда излишне максималистские установки.
В 1750-х годах началась полемика между тремя главными создателями теоретической системы русского классицизма о том, какой стиль предпочтительно развивать в литературе. Коалиции складывались неоднозначно. Тредиаковский вместе с Ломоносовым был за "высокий" стиль, но (справедливо) критиковал Ломоносова за утверждение ямба в качестве наиболее естественного размера для этого стиля. Сумароков, придирчиво разбирая оды Ломоносова и едко высмеивая критические замечания Тредиаковского, указывал (в работе "Некоторые строфы двух авторов"), что "словогромкая ода к чести автора служить не может".
Разберем сущность этого спора подробнее.
Выделив в словарном составе русского литературного языка несколько родов "речений", различных как по своему происхождению, так и по качественной характеристике ("вразумительность", распространение, грубость и т.д.), Ломоносов пытается установить пропорцию и соотношение этих основных элементов речи в различных родах литературы, подобно тому, как химик стремится определить пропорцию и количество составных частей какого-либо вещества. На таком понимании основано учение Ломоносова о "трех штилях", изложенное им в статье "О пользе книг церковных в русском языке", которую он приложил к собранию своих сочинений в 1757 году.
В зависимости от того, в какой степени указанные элементы присутствуют в литературной речи, Ломоносов устанавливает наличие трех главных стилей - "высокого", "посредственного" и "низкого". Он указывает на практическую необходимость или пригодность каждого из этих стилей в том или ином жанре (роде поэзии или вообще письменной и ораторской речи).
Высокий стиль образуется преимущественно "из речений славенороссийских; то есть употребительных в обеих наречиях и из славенских россиянам вразумительных и не весьма обветшалых". "Сим стилем, - поясняет Ломоносов, - составляться должны героические поэмы, оды, прозаические речи о важных материях, которыми они от обыкновенной простоты к важному великолепию возвышаются".
Средний стиль складывается из "речений больше в российском языке употребительных, куда можно принять некоторые речения славенские, в высоком стиле употребительные, однако с великою осторожностию, чтобы слог не казался надутым." В нем можно употребить "низкие слова", "однако остерегаться, чтобы не опуститься в подлость", а вообще стремиться соблюдать в нем "всевозможную ровность", которая особенно нарушается от крикливого
несоответствия высоких речений, попадающих в непосредственное соседство с простонародными. Этим стилем следует писать "все театральные сочинения, в которых требуется обыкновенное человеческое слово к живому представлению действия." Однако там, "где потребно изобразить геройство и высокие мысли" (т.е. в трагедиях), можно употреблять и высокий стиль. Среднего стиля нужно придерживаться и когда пишутся "стихотворные дружеские письма, сатиры, эклоги и элегии".
Низкий стиль принимает речения "третьего рода" (т.е. тех, которых нет в
церковнославянском языке) в смеси со средними, а "от славенских общенеупотребительных" Ломоносов советует "вовсе удаляться". Этим стилем надлежит писать комедии, эпиграммы, песни, а в прозе дружеские письма, описания обыкновенных дел и т.п. Допустимы здесь "по рассмотрению" и "простонародные низкие слова".
Отмечая как положительный момент, способствующий стабилизации лексического состава языка на огромной территории России, тесную связь русского литературного языка с церковнославянским, указывая на необходимость постоянно считаться с этим источником и пользоваться им "для изобилия речений" (т.е. обогащения языка), отдавая должное древнему красноречию - преемнику греко-византийской культуры, Ломоносов твердо указывал дальнейший путь развития русского языка на основании его "природных свойств". Еще в первой редакции своей "Риторики" (1744 год), Ломоносов советовал "убегать старых и неупотребительных речений, которых народ не разумеет, но при том не оставлять оных, которые хотя в простых разговорах неупотребительны, однако знаменование их народу известно."
Ломоносов-поэт известен прежде всего как автор од, приверженец высокого стиля. В "Письме о правилах российского стихотворства", посланной в 1739 году в Петербург вместе с одой "На взятие Хотина" он пишет, что его произведение "не что иное есть, как только превеликой оной радости плод, которую непобедимейшей нашей монархини (Анны Иоанновны) преславная над неприятелями победа в верном и ревностном моем сердце возбудила".
Далее в "Письме" Ломоносов излагает свои представления о естественных для русского языка "родах стихов". Спустя более века Гоголь пишет по этому поводу несколько скептически, не забывая, однако, указать на естественность Ломоносова в избранном им жанре: "Восторг от нашей новой поэмы заставил его набросать первую оду. Впопыхах занял он у соседей немцев размер и форму, какие у них в ту пору случались, не рассмотрев, приличны ли они русской речи". Здесь имеется указание Гоголя на то, что высокий стиль как таковой, не свойственен разговорной речи и не свидетельствует еще о вкусе автора. Примерно такой же окрас имеет и критика Ломоносова Сумароковым.
"Может ли лирический автор составить честь имени своему громом! " - восклицает последний по пооводу "громких" од Ломоносова "Его достоинство в одах не громкость", - пишет далее Сумароков и призывает к взвешенному отношению к произведениям Ломоносова, указывая на его отдельные "лирические красоты" и порицая за то, что он торопился и "не вычищал оды свои".
В статье "О стопосложении" Сумароков сетует на то, что Ломоносов не был силен в "среднем" стиле, поскольку не знал "чистоту московского произношения". "И от этого наше стопосложение стало столь безобразным, - пишет далее Сумароков. - Местоимения включил он в частицы речений, а некоторые наречия во предлоги. Так, если то не отвергнется, не можно стопосложения вычистить... Прейдем оды его, наполненные духом стихотворческим, красотою и отвратительными пороками и грамматики и стопосложения, и худшего с лучшим сопряженного вкуса". И далее характерно: "Воспомянем его с воздыханием, подобно как творца "Телемахиды" со смехом, и утвержим тако, что г. Ломоносов толико отстоит от Тредиаковского, как небо от ада".
В статье "Критика на оду" Сумароков чрезвычайно придирчиво и субъективно разбирает оды Ломоносова. Стал хрестоматийным его укор: "Градов ограда сказать не можно".
Тредиаковский полемизирует с Ломоносовым по другому поводу. Его более заботят технические проблемы высокого стиля. В своей статье "Наука о стихотворении и поэзии" он пишет: "Говорят: тем благороден ямб, что он снизу наверх возносится; а хорей для того нужен и умилен, что сверху на низ упадает. Но я доношу, что сие есть пустое и ничего не доказывающее: ибо не можно меня никому, ничем и никогда выбить из сих шанец, чтоб так сказать, а именно, если б сие было праведно, то б Гомер греческий и латинский Виргилий, два пиита,... не писали своих поэм дактилоспондаическими стихами, кои сверху на низ упадают, подобно хореическим, но употребили бы анапестопиррихические, которые снизу наверх восходят, равно как ямбические... Аристотель назвал стопу ямб, как то Квинтилиан свидетельствует, нежной... Впрочем, Гораций пиит величает ямб громогласным." Такого рода примеры по Тредиаковскому указывают на неправомерность закрепления за тем или иным
стихотворным размером громкой или нежной тональности. В исторической перспективе в этом он оказался прав перед Ломоносовым.
Сумароков весьма едко отзывается о Тредиаковском как поэте и критике, критикуя его в свою очередь вместе с Ломоносовым то за излишнюю книжность и тяжеловесность, то за неграмотное стопосложение.
Итак, парадокс. С одной стороны Ломоносов как выходец из простого народа, казалось бы, более тяготеет к демократическим проявлениям в языке, отстаивает самобытность русского языка, и вместе с тем, пишет оды в высоком стиле, загрязняет по мнению Сумарокова народный язык неправильным употреблением слов. С другой стороны выходец из дворян Сумароков, защищая демократичный "средний" стиль предвосхищает потребности уже XIX века. Сумароков вел борьбу с высокопарностью, равнением на придворные вкусы, впрочем, узко и предвзято сосредоточивая огонь полемики на Ломоносове, хотя именно Ломоносов дал теоретическое понятие о среднем стиле. "Ломоносову приписывают громкость, мне приписывают нежность", - говорил он, по-своему определяя полярные точки борьбы в литературе. Такого рода споры часто не отделялись от споров личного характера, особенно это касается взаимоотношений Сумарокова и Тредиаковского.
Оды Ломоносова неизбежно должны были соответствовать атмосфере придворных празднеств, для которых они и предназначались. В этих одах художественными средствами создавался апофеоз русской монархии. Пушкин назвал оды Ломоносова "должностными", поскольку поднесение и опубликование этих од носило официальный характер, а за политическое их содержание отвечала Академия наук. Пушкин и Белинский, оба с глубоким уважением относившиеся к личности Ломоносова, осуждали его одический стиль, как далекий народу и чуждый жизненной правде, иногда смыкаясь в этой критике с Сумароковым.
"Его влияние на словесность было вредное и до сих пор в ней отзывается", - писал Пушкин о Ломоносове в статье "Путешествие из Москвы в Петербург". "Высокопарность, изысканность, отвращение от простоты и точности, отсутствие всякой народности и оригинальности, вот следы, оставленные Ломоносовым". Точно так же Белинский в статье "Взгляд на русскую литературу 1846 года" утверждал, что Ломоносов дал поэзии "направление книжное, подражательное, и оттого, по-видимому, бесплодное и безжизненное, следовательно, вредное и губительное".
Ломоносовский пафос ко времени Пушкина и Белинского устарел, и они сочли себя обязанными указать на те черты одической поэзии Ломоносова, которые стремились использовать в своих целях литературные староверы. Диалектик Белинский, выступая против поборников старой идеологии, находит возможным в той же статье назвать Ломоносова Петром Великим русской литературы.
Список литературы
[1] Русская литературная критика XVIII века (сборник текстов). М., 1978.
[2] Кулешов В.И. История русской критики. М., 1984.
[3] Гоголь Н.И. Духовная проза. М., 1992.
[4] Морозов А. Ломоносов. М., 1955.