Блеклая темнота раздирала пустыню человеческой суеты. Ковыль, терзаемый утренним ветром, приклонялся к вороху муравьиной сутолоки, растаскивающей последнюю пищу перед зимовкой. Здесь редко идут дожди. Отрок всматривался в, заросшую беспамятством , тропинку церковного кладбища. Им повезло – их земляные возвышенности отличаются от муссонных широт. Черный крест трещал по швам. Надпись на кресте «Здесь упокоилась душа игуменьи Марии» призывала к реставрации.
- Отец Никодим , да благословит Вас Господь Наш...чувствую терзания души несозревшей, позвольте вопрошать о насущном , вводящем в смятение душу раба
Божьего... ?
- Сын мой…опосля …нынче праздник святой …притомился я на службе …Завтра,
после заутренней , обратись, а пока …нам с матушкой , наедине побыть , оставь.
Раб спрятался в кельи. Он вопрошал через молитву к знающему
истину, но ...стерший, до чашечной кости, колени… не дождался снисходительного
ответа на вопросы : Что, кроме церковного звания, получила игуменья Мария от жизни и почему никто, из церковных служителей , ее не помнит?
В муравьином царстве объявили ненастную погоду. Селевые потоки разрушали
замысловатость муравьиного жилища.
Но, - natura non facum saltus! Но,- душа раба выбрала : обесцененные стоимостью слезы, рулон наждачки , банку краски и цивильный костюм. Краска ночи слетала с ольхового креста , органические соединения гнилого дерева и скоротечной краски,
нанимали рабов из мира насекомых…
В спину , удаляющемуся в рассвет молодому человеку, всматривалась надпись с очищенного креста - «Здесь упокоилась красивая женщина Мария».