Бубнило утреннее радио, на плите надрывался чайник, в ванной с шумом из крана бежала вода. И вдруг – шаги. Да так чётко. Каблучки: цок-цок-цок, дверь: хлоп.
И тишина.
Тут же в дверях ванной комнаты возник силуэт жены:
- Как это понимать?
- Не могу знать, - дурачась, по стойке «смирно»: грудь колесом, ем глазами начальство (а что оставалось делать?), - отвечаю я.
- Клоун! Значит так. Я – в институт. Ребёнок проснётся, покормишь и отвезёшь к маме…
- К тёще, - поправил я.
- Для кого как. Я вечером – туда. Там и останусь.
- Но, мадам, а как же я? Вы оставляете меня без сладкого?
- Не знаю. Решай сам.
Она стремительно направилась к двери.
- А поцеловать? - крикнул ей вслед. Дверь захлопнулась.
Я тут же бросился на кухню. Мать разливала чай, стараясь сохранять невозмутимый вид.
- Что происходит? – стирая остатки пены с лица, прошипел, прохрипел, просвистел я.
Мать перешла к нарезанию сыра. Выдерживала паузу. Потом, очевидно, приняла решение и высказалась просто:
- Да, Славка – паразит – попросился переночевать. А сам бабу привёл.
Тут надо бы пояснить, что жили мы тогда в Измайлове, в доме, как принято говорить, «сталинской» постройки. Квартира была коммунальная. Из трёх комнат две к тому времени были нашими, а третья принадлежала соседу, но тот редко наведывался. Перееду, говорил, когда женюсь.
А перед тем, как жениться, надо же нагуляться. Так мы и жили, блаженствуя, несколько лет одни в огромной квартире. По коридору на велосипеде можно было кататься.
Однако времена и нравы были тогда суровыми, социалистическими. Ежели не живёшь на своей жилплощади, ласковые соседи могли и кляузу написать, чтобы тебя этой самой жилплощади лишить. Опасаясь такого расклада (чисто теоретически), сосед держал комнату открытой и разрешал ею пользоваться в любое время.
Вот мать ею и пользовалась.
- У него день рождения сегодня, - вспомнил я, прихлёбывая из кружки чай. - Может, чего- нибудь организовать? Как думаешь, ма?
- Организуй, я как раз собиралась к тете Шуре в гости съездить. Только отвези сначала Андрюшку, а потом уже и организовывайся.
- Замётано.
Андрюшка – мой сын. Вернее, наш сын. Хотя ячейка общества из нас двоих, официально сочетавшихся, и ещё одного, позднее народившегося, двигалась в сторону полного распада. Да так, что уже никто и не уговаривал.
Своей жилплощади у нас не было (откуда!), какое-то время жили с ее матерью и бабкой в двушке на Кутузовском, потом вот попытались здесь…
Ну, что там дурдом полный, в этом и мать уже убедилась. Тёща просто на голову больная, а бабку хлебом не корми – дай кого-нибудь развести. Хобби у неё такое.
Можно долго тереть, а в двух словах суть такая: жена сегодня едет жить опять к своим. Такое она приняла решение. А я остаюсь у своих. Такое я принял решение. И всё, на хрен, больше не хочу это обсуждать.
По дороге к метро из автомата позвонил Славке, поздравил. Голос хриплый, видать, вчера ещё и перебрал, до секса дело не дошло, поэтому и тихо так в квартире было.
- Кого приводил, безобразник? – у Славки, кстати, такая же напряжёнка с женой, практически уже разбежались.
- Ну, ладно, потом расскажешь. У меня сегодня флэт свободен: Николаич с братом в деревне, а мать в гости уезжает. Я сейчас сына к тёще отвезу, вернусь, и мы организуем всё в лучшем виде.
Вернулся я часа через два. Тёща Андрюшку ухватила, как будто его не отец родной привёз, а милиционер у вымогателей выкрал. Ни «здравствуй», ничего. Что за люди? Ну да наплевать и забыть.
Для начала решили пройтись по пиву. Палатка около парка. Пиво «Ячменный колос», бывает «Жигулёвское», но не всегда. Солёные сушки бесплатно.
Встретиться договорились на трамвайной остановке. Ждём: нет трамвая. Стоим уже минут десять. Нету. Решили на автобусе. Подходит. Странный какой-то, с номером «0». Спрашиваем:
- Это какой автобус?
А люди выходят, гордые такие, и говорят:
- Это – не автобус, это – трамвай.
Ну вот. Теперь всё понятно. Что-то там с трамвайной линией случилось, поэтому пустили нулевой автобус по трамвайному маршруту. Ясно.
Пошли пешком. А чего там – две остановки. Середина сентября, красота! Деревья в парке разноцветные, листья уже под ногами, но солнышко ещё, тепло…
Не то, что у меня, блин: день рождения в самом конце октября, когда и дожди, и снег частенько. Вот так, у палаточки, не постоишь.
Народу было немного. Мы взяли по кружечке и пристроились за одним из трёх имеющихся «стоячих» столиков, немного потеснив уже нормально отдохнувшего мужика забулдыжного вида. Глаза навыкате, пегая борода – клочьями, головной убор – нераспознаваем. В настроении он был в лирическом, и когда местная уборщица – вроде бы женщина - неопределеямого возраста подошла, чтобы убрать пивные лужицы с мраморной столешницы нашей стойки, он вдруг выдал:
- И осень, как завоеватель, сметает листья на пути…
Потасканная, обтрёпанная, а женским чутьём сразу учуяла, что мужик с ней заигрывает. Глазёнки забегали, заблестели, тряпкой по столу водит и воркует:
- Ой, да как ты красиво говоришь-то!
- Дык, я ж писатель! Бывало, проснёшься часов этак в пять. Чего писать? Черт его знает!
Мы не стали им мешать, допили пиво и отправились дальше.
- Ты звонил кому из мужиков? Кто-то ещё подтянется? – я пытался раскурить сигарету. Получалось с трудом. Хоть и «Ява» явская, а на батарее не подержал, не посушил – вот и не курится.
- Да нет, никто. Все занятые. Если только Ося… Договорились попозже созвониться, уточнить.
- Тогда план такой: сейчас двигаем в «самбери», затариваемся, идём ко мне, готовим, созваниваемся, и дальше – по ситуации. Годится?
- На рынок бы надо. Хочу чинахи сделать. Овощи хорошие нужны, да и так, на закуску что-нибудь: чесночок маринованный, черемшу. Мы же водку будем…
- Кушать? Её родимую, её.
Ближайший рынок – на Преображенке. На трамвайчике доехали, всё купили, без проблем. Даже мясо. Славка как настоящий гоги, долго выбирал, рассматривал, вынюхивал, мне даже смешно стало.
- У тебя же гусятница есть? Ну, да помню, что есть.
Ещё бы не помнить. Как-то мать натушила целую гусятницу мяса. Думала, хватит на неделю семью прокормить. А тут нагрянули. Друзья-приятели. Славка, конечно, в первых рядах. Смели мясо подчистую. Мать вечером:
- А где мясо-то?
- Ребята съели.
- Батюшки, я ж его посолить забыла…
С полными сумками в универсам заходить было не с руки. Решили, сначала всё оттащим домой, Славка начнёт на кухне колдовать, а я в это время до универсама добегу. Берём водку, пивка, что-нибудь запить. Ну, и вина. На всякий случай. Вдруг девушка какая на огонёк заглянет…
Сколько я тогда в очереди простоял, не помню. Не всё было так просто (хотя, конечно, проще, чем после горбачёвского указа). Словом, сколько-то времени прошло. Я возвращаюсь домой, бутылки в авоське позвякивают, душу согревают, радуют. Открываю дверь. Никто мне навстречу не выходит. Прохожу в кухню - картина Репина: посредине стоит мусорное ведро, над ним на стуле восседает Славка с картошиной в одной руке, с ножом – в другой и спит.
- Рота, подъём!
Славка вздрогнул, картошку выронил:
- Заснул, надо же. Слушай, надо бы по пятьдесят грамм тяпнуть, а то по-сухому не склеится дело-то.
- Ладно, давай, наливай, а я пойду музон какой-нибудь поставлю, чтобы тебя в сон не клонило.
Дело заспорилось, в гусятнице шкварчало, и запах по квартире разносился необыкновенный. С закусочкой тоже всё было на мази, по тарелочкам разложено - сервировка на высшем уровне.
Позвонили Осе. Он был не против подскочить, но поделился своими сомнениями. А мучили они его по поводу неопределенности перспектив приятного завершения вечера компании из трёх мужиков, подогретых спиртным и напрягами в личной жизни. Короче, вопрос сводился к одному, а не прихватить ли ему с собой какую-нибудь фею? Ося слыл бабником. Да и не Ося он был вовсе, фамилия - Осинов.
- А есть кто-то на примете? – равнодушно поинтересовался я.
- Выбор невелик. Всё-таки выходной. Заранее такие вещи делаются… Но есть одна. У меня как-то с нею было, только я не очень хорошо помню подробности. Не красавица, врать не буду, но что-то мне подсказывает, что сегодня у нас всё получится, причём у всех.
Что могло получиться у всех, на что Ося намекал? На групповуху что ли? Ну, это вряд ли. Да и как-то не очень хочется у себя дома…
- Ты там не задерживайся, мы уже начали.
- Старик, ты же знаешь, что для меня хань – не главное. Оставите грамм сто для куража, и на том спасибо. Всё. Ждите.
Я вернулся к столу, молча сел, разлил по стопкам водку. Славка снял наушники (он их напялил, чтобы не мешать мне по телефону разговаривать):
- Что Осинов?
Мы чокнулись, выпили.
- Приедет. С какой-то чувихой.
- Что за чувиха? Его?
- Колхозная, - я закурил.
- Ништяк, - Славка мечтательно закатил глаза и развалился на диване.
- Слушай, надо бы обстановку соответствующую создать. А то, представь: девушка, первый раз в доме, мужики датые. Да я бы на её месте и через порог не переступил бы.
Славка снова сел:
- Человек, а чего делать-то?
Это его «человек» меня прямо бесило, выводило из себя. Сколько раз говорил: так половых в трактирах звали, я тебе чего, халдей? А он: да ты не понял, человек - это звучит гордо. Тьфу. Как выпьет, так я у него – человек.
- Чего-чего, бутылки пустые убрать для начала, тарелки помыть, закусочку обновить. Да, вино принеси. А главное – шторки задвинуть, чтобы интим создать.
- Ты уверен?
До прихода Оси мы накатили ещё минимум раза по четыре. Наконец раздался звонок. Пошли открывать. За дверью стоял он, немного растерянный, правда, и … нечто бесполое. Мальчишеская фигура, стрижка, очки, невыразительная внешность с полным отсутствием вторичных половых признаков – и всё Это улыбалось.
- А баба-то где? – не выдержал Славка.
Тут Ося пришёл в себя:
- Всё нормально, парни, проходим. Знакомьтесь, это Саша, Александра, чудесное женское имя. Что тут у нас? О, чинахи! Узнаю руку мастера. Водочка. Хорошо! Вино «Токай». Чудесно! Давайте за день рождения! Закусываем. А где соль? Что-то соли не вижу. Хозяин, проводи на кухню.
- Ты поверь, я тогда, должно быть, переборщил с бухаловым, я совсем её не помнил, только телефон в книжке нашёл. А как встретил сегодня, самого чуть кондратий не хватил.
Ося оправдывался убедительно. От того, что шёпотом, звучало ещё убедительней.
- Всё будет нормально, старик, не переживай. Дайте мне немного времени, и я её раскручу. Даст всем.
Кто-то из наших сказал, что Ося не головой, а членом думает. Это правда. Девица-то кроме крокодильской внешности блистала еще и тупостью непроходимой. Это стало ясно сразу же, после пяти минут общения. Ещё до того, как Славка спросил:
- Хозяин, шторки-то можно раздвинуть? Солнце уже село…
Я налил Осе, что называется, для куража, мне было любопытно:
- Ты что, правда, сможешь?
- Посидите здесь. Я свистну.
Свистеть он выходил раза три. Просил ему плеснуть, молча выпивал, говорил: сейчас-сейчас, вот-вот, совсем скоро – и уходил. Мы неспешно беседовали, никаких продолжений на сегодняшний вечер не ждали, а ждали, когда же можно будет выпроводить из дома девицу, а заодно и Осю (в качестве наложенного на него нами дисциплинарного взыскания). Наконец, он вышел к нам в кухню, честно признался, что ничего не получается, что с её подружкой было проще, да и внешне она была симпатичней, простите, мужики, за облом. Водка закончилась, он налил себе стакан токайского вина и залпом выпил.
Мы все вернулись в комнату. Девица сидела с ногами на диване, как ни в чём не бывало и даже что-то подмурлыкивала под магнитофон. У нас было ощущение, что она так и не поняла, чего от неё добивался парень битых два часа. И ещё она казалась очень довольной собой, очень себе она нравилась. Ну, да ладно, так ведь и жить проще.
- А что, Александра, богата ли ты советскими дензнаками? – долго пребывать в печали и тоске Ося не умел. Девица показала ворох бумажек. И беглого взгляда было достаточно: денег у неё около сотни. Ося ударил в ладоши:
- Колоссально! И ты отвезёшь меня домой на такси?
- Отвезу, - опять жеманничает.
- Хотя, зачем тебе время-то на меня тратить, - ретировался заботливый ухажёр - дай лучше рублей двадцать пять, а я и сам доеду.
- Пожалуйста, - что ж вот и нарисовалось первое положительное её качество: она была добрая. Но чтобы «получилось», этого мало.
Они уехали. Мы со Славкой прибрались, вымыли посуду. Ещё посидели за чаем, покурили. Так и прошёл его день рождения.
В будни из дому я выходил рано. В Очаково, на другой конец города, да так, чтобы к разводу успеть… Словом, часов в шесть приходилось выдвигаться. Иду я к метро на следующий день после славкиного праздника, вижу впереди человек. Ведёт себя необычно, странно как-то. Пройдёт немного - остановится, по сторонам озирается. А когда идёт – как в жмурки играет. Подхожу ближе, а он – слепой. Трезвый абсолютно.
- Парень, - говорит, - Посмотри, там газетный киоск открыт?
- Открыт, - отвечаю.
- А народу много?
- Ну, есть.
- Значит, свежие газеты уже привезли…Хорошо.
- Вам помочь?
- Помоги, помоги. Спасибо.
Я довёл его до киоска. Так и подмывало спросить:
- Ну, зачем тебе свежие газеты? Ты же слепой! Зачем вставать в такую рань, на улицу переться? Каждый день. А если слякоть, дождь? Зачем?
Потом всю дорогу об этом думал.
А сейчас уже не думаю.
Знаю.