Чужие письма. Часть 7

Инна Машенко
Продолжение


***

И вот теперь Лена одна-одинёшенька. Где она, ее вторая половина? А что, если они, эти половинки, уже встречались и не поняли, не догадались, что предназначены друг для друга? Что, если Лена действительно совершила непоправимую ошибку и теперь будет расплачиваться за неё всю свою оставшуюся жизнь?


«21 декабря

Уважаемая госпожа Бельц,

мне трудно подобрать правильные слова, чтобы выразить свою благодарность за Ваше письмо, за то, что Вы поделились в нём со мной частичкой Вашей личной жизни, выразив тем самым доверие мне, представшему перед Вами в столь неприглядном свете.

Я так давно ни с кем не говорил о прошлом, об ушедшем и ушедших. С чего же начать свой рассказ о родных и близких?

Детство мое было безоблачным, счастливым до двенадцати лет. В своих мыслях я охотно возвращаюсь в то время снова и снова. Но события, предшествовавшие моему рождению, всё же нет-нет да и привносили в нашу, как мне казалось тогда, совершенно безмятежную жизнь легкую тревогу, горчинку, которая однако не портила вкус нашего семейного счастья, а лишь придавали ему привкус трогательной грусти, ещё более сплачивающей нас.

Мой отец был старше матери на целых двадцать лет. Встреча с ней наполнила его жизнь такой любовью, о которой он раньше и мечтать не смел, но также и болью потерь... Дело в том, что отец к тому времени уже был женат. Он женился очень рано, вернее, его женили, когда ему было всего лишь двадцать четыре года. Родители отца и его первой жены были давними и добрыми друзьями и дали друг другу слово поженить детей, как только придёт их время. Никто и не спрашивал парня и девушку, любят ли они друг друга, хотят ли связать свои жизни вместе. Да если бы даже и спросили, те бы и не знали толком, что ответить.

Росли вместе, дружили, бегали вместе в школу, в кино, на танцы, привыкли друг к другу, не имели друг от друга никаких тайн... Плавно и незаметно перешли к новому этапу жизни – семейному. Вскоре у них родилась дочь Франческа. Спокойно и размеренно проходили годы. Отец работал, часто бывал в поездках – то на раскопках, то на научных конференциях, то на презентациях своих книг. Его жена занималась домашним хозяйством и воспитанием дочери. Их жизнь напоминала течение равнинной реки: чем дальше от истока, тем спокойнее, полноводнее, надежнее... Но так продолжалось лишь до семнадцатилетия Франчески.

В тот год отец отправился на очередную конференцию в Берлин. Бывая в разных городах, он, по возможности, старался выкроить время и побывать либо на каком-нибудь спектакле в оперном театре, либо на концерте в филармонии. Его коллега-друг, живущий в Берлине, заранее позаботился о билетах. Так что и в тот свой приезд, то есть когда Франческе исполнилось семнадцать лет, в один из свободных вечеров он отправился в местную филармонию...

Госпожа Бельц, Вы верите в судьбу, предначертанную нам свыше? Я вот думаю, если в это не верить, то можно ли объяснить всё, происходящее с нами, лишь обычной цепочкой случайностей?

 Если Бог – это любовь, то и в центре жизни человека, ее смыслом тоже должна быть любовь. Вы, может, скажете, что так оно и есть на самом деле, что в жизни почти каждого человека есть любовь: к подруге или другу, жене или мужу, родным и близким, профессии, тому делу, которому ты посвятил свою жизнь, собаке или кошке, то есть к кому-то, чему-то, но любовь присутствует в жизни почти каждого.

Простите, но я осмелюсь с этим не согласиться. Мне кажется (но я, само собой разумеется, не истина в последней инстанции), что смысл настоящей любви – это соединение двух родственных душ, то есть, когда не только две плоти, соединившись, становятся одной, получая несказанную радость от физической близости, и два сердца начинают биться в унисон, но когда и души, как две половинки одного целого, радуются и тоскуют, ликуют и огорчаются по одному и тому же поводу, стремятся к одной и той же цели... Если в жизни человека есть такая любовь, то он может любить и мир вокруг себя...

Многие ученые-библиологи считают, что автором Евангелия от Иоанна был любимый ученик Христа, а этим любимым учеником некоторые называют Марию Магдалину, а не Иоанна... Вы, конечно же, слышали о Библиотеке Наг Хаммади, найденной в 1945 году в районе Наг Хаммади в Египте, в 40 км от Каира. Среди рукописей этой библиотеки есть Евангелие от Филиппа, в котором тот пишет: «И спутница (Спасителя) – это Мария Магдалина. (Но Христос любил) её больше, чем (всех) учеников, (и бывало), (часто) целовал её (в уста). Остальные (ученики обижались) на это (и выражали неодобрение). Они говорили ему: «Почему ты любишь её больше, чем кого-либо из нас?» В ответ Спаситель сказал им: «Почему я не люблю вас как её? Когда слепой человек и тот, кто видит, оба находятся в темноте, нет никакой разницы между ними. Когда же возникает свет, тогда зрячий увидит этот свет, а тот, кто слеп, останется в темноте».

Взгляните повнимательнее на фреску Леонардо да Винчи «Тайная вечеря», а именно на того, кто сидит рядом с Христом, по его правую руку. Хрупкое телосложение, почти рыжие шелковистые мягкие локоны, ниспадающие ниже плеча, безупречно красивый овал лица, нежная бледная кожа лица, шеи, рук (ни у одного из остальных апостолов нет такой перламутром светящейся кожи), легкая округлость щеки, плавно переходящая в трогательный маленький подбородок. И разве может мужчина без слов так выразить и глубокую скорбь, и бесконечную нежность, и молчаливый покой на фоне бушующих вокруг страстей, и несгибаемую веру, и преданную любовь в простом наклоне головы к собеседнику, в опущенных долу очах, в покорно сложенных ладонь к ладони руках...

И если правда (хотя при земной нашей жизни нам не узнать об этом наверняка) то, что пишет Дэн Браун в своём романе «Код да Винчи», моя вера в сына Божия нисколько не умаляется от того, что он любил земную женщину из плоти и крови и был физически близок с Марией Магдалиной. Даже наоборот... Бог создал мужчину и женщину друг для друга. Ведь так? Две взаимных любви, соединяясь, окрыляют влюблённых, поддерживая и питая друг друга, помогают преодолевать все препятствия на их пути... Я верю, что любовь Иисуса Христа к Марие Магдалине – это неотъемлемая часть его миссии на земле, потому что без такой любви невозможно приближаться к совершенному... В такой любви – Небесная Радость Жизни на земле.

Но как узнать среди множества окружающих тебя людей того единственного, кто предназначен тебе судьбой, и как, узнав, не пройти мимо, особенно тогда, когда ты обременён долгом и уже связан узами с другим...»



На этом месте Лена прервала чтение письма, не в силах совладать с нахлынувшими на нее чувствами и мыслями. Разве такое возможно?! Совершенно чужой ей человек её же словами передает её же собственные мысли, размышления, не дающие ей покоя уже многие годы, особенно навязчиво проникающие, вторгающиеся в её жизненное пространство в часы томительного одиночества...

Где он, тот единственный, предназначенный Лене судьбой? Где она, та любовь между мужчиной и женщиной, дарующая понимание и любовь к окружающему нас миру? Как избежать роковой ошибки в выборе спутника жизни? Есть ли предел возраста, за которым уже заказано искать и находить родственную душу?

Мы снова и снова восхищаемся весной, свежестью и яркостью её красок, неутомимой жизненной энергией в этот момент всего живого на земле, жаждем вечной и прекрасной любви, мы радуемся летней зреющей красе, плодам восторженной весенней любви, их совершенной красоте. Но разве не трогает, не приводит нас то в восторг, то в умиление, не согревает теплом нежных чувств или не толкает вдруг на бездумные поступки интенсивность осенних прощальных красот?

Внезапный порыв ветра, ворвавшегося в тихий сонный переулок, где жила Лена, резко встряхнул дерево, росшее у самого окна её комнаты, и потревоженные ветви застучали, запричитали, заскреблись о стекло, прервав поток её грустных мыслей. Слабый шорох бумаги под пальцами напомнил о письме.


«Извините, я отвлекся от рассказа о моих родителях. В тот вечер в берлинской филармонии отец встретил свою судьбу в лице начинающей и подающей большие надежды пианистки Катарины, моей будущей матери. Слушая рассказы отца и мамы об этой определенной высшими силами, удивительной встрече, я подпадал под чары волшебной силы любви, я думал, что счастливее нас троих нет никого на свете и так будет длиться вечно. Со временем история, повторяемая по моей просьбе родителями, обрастала все новыми и новыми подробностями... История большой и такой прекрасной любви...

Уже очень поздно. Надеюсь, я не слишком утомил Вас своим рассказом. Если Вам будет угодно, продолжу в следующем письме. А сейчас постараюсь немного поспать перед работой.

Искренне Ваш
Марио Негри»


«Если Вам будет угодно...» Откуда эта учтивость, эта боязнь перейти определенные границы, показаться навязчивым, неучтивым, надоедливым, вторгнуться непрошенным в чьё-то пространство, создать кому-то неудобства, так не вяжущиеся с нашим «демократическим» веком, когда невероятно много говорится о высоких материях, защите прав человека, поддержке слабых и обездоленных, но зачастую игнорируется элементарная повседневная вежливость по отношению друг к другу на улице, на дороге, в магазине? Такое впечатление, будто он живет в другом мире или совсем другом времени.

Интересно, задалась вопросом Лена, а встречал ли уже этот господин Негри свою единственную и неповторимую? А если нет, то продолжает ли искать и ждать? Ей припомнилось одно из стихотворений, написанное несколько лет назад подругой, мужу которой было всего лишь тридцать четыре года, когда он умер от рака печени, причём по вине врачей, поздно определивших причину недомогания...

Ищут друг друга души родные,
Ищут во все времена.
Войны, стихии, пространства земные –
В поиске люди всегда.

Смотрят на них с неба звезды без муки,
Память земную храня.
Радость, отчаянье, встречи, разлуки –
В этом людская судьба.

Нет указателей, правил, советов.
Каждый проходит свой путь.
Сколько вопросов – и все без ответов,
А годы назад не вернуть.

Время течет, ко всему равнодушно,
Лет вереница длинна.
Кто-то мечту, что как замок воздушный,
Гонит уже от себя.

Ищут друг друга души родные.
На том и стоит земля.
Радость, отчаянье, встречи, разлуки
Рядом во все времена.

Как всё просто и в то же время сложно. Лене казалось, что она уже никого не ищет и не ждёт. Она много думала о жизни своих родителей. Были ли они родственными душами? Если да, то почему на мамину долю выпало столько страданий? Она не имела в виду войну, стихийные бедствия, экономические трудности... Маминой болью стал отец. Порой эта боль бывала настолько сильной, что мама даже хотела расстаться с жизнью. И однажды, если бы не чудо, она это сделала...


***

А чудеса в нашей жизни, слава Богу, происходили и происходят. Никто не переубедит Лену в обратном. Мы все живем подле чудес, надо просто научиться их видеть и принимать с благодарностью, а не зажмуриваться от страха, повторяя «чур меня, чур меня». Надо просто научиться их видеть, да, потому что чудеса – это всегда спасение, любовь, добро.

И по прошествии времени не надо пытаться объяснить их логически, случайным стечением обстоятельств или ещё чем-то... Чудо потому и чудо, что его невозможно объяснить. Можно только предположить.

Ведь это счастье, если в твоей жизни творятся чудеса, думала Лена. Идёт себе жизнь, течёт, хорошо ли, плохо ли, но идёт своим чередом, и вдруг - приключается что-то необычное, не вписывющееся в привычный ход событий, но столь необходимое именно в данный момент, предотвращающее большую беду, изменяющее жизнь, дарящее надежду и любовь. Это и есть настоящее чудо.

Столько лет с тех пор прошло, долгих и разных, и кого-то нет давным-давно в этом мире. Менялась вокруг жизнь, менялись люди, многое из памяти ушло, но тот вечер вспоминается легко, потому что чудо превозмогло боль и отчаяние, страх и смерть.

Ленина семья немало поколесила по просторам страны после войны: Урал, Украина, снова Урал... И все эти годы они возили за собой небогатый домашний скарб, чтобы на новом месте можно было быстро создать хоть какой-то семейный уют.

Со шкафами и кроватями, двухкомфорочной электрической плитой и посудой, одеялами, покрывалами, одеждой и игрушками с ними повсюду путешествовал и бабушкин цветок. Лена не понимала, зачем они таскают его за собой. В нём не было абсолютно ничего привлекательного, а места занимал много и был ещё вдобавок очень тяжелым, так как рос в большущем деревянном ящике, чуть ли не доверху заполненном землей. Высокий, с тоненькими, раскинувшимися вширь и ввысь веточками, на которых вместо обычных листочков торчали мелкие иголочки, к тому же постоянно осыпающиеся. А кроме того, Лена ни разу не видела его цветущим.

И вот однажды цветок зацвёл. Нежданно-негаданно на нём появилось сразу так много мелких беленьких цветочков. Он просто преобразился на глазах, стал таким нарядным, праздничным. Точно гадкий утёнок, превратившийся в прекрасного белоснежного лебедя.

- Баба Маша, баба Маша, ты видела? На нашей ёлочке белые цветочки! – дергала Лена бабушку за фартук.

Но бабушка Маша только вздохнула обречённо в ответ, и в глазах её почему-то была не радость, а глубокая печаль. Вечером того же дня Лена услышала, как она говорила пришедшей с работы маме:

- Цветок-то опять расцвел. Быть беде.
- Выбрось ты его наконец, - раздражённо ответила та.

Странно как, подумала тогда Лена, цветок стал таким красивым, таким чудным, а его хотят выбросить, но ни бабушку, ни маму не стала ни о чём спрашивать, будто чувствовала, что нельзя этого делать сейчас. Лишь через некоторое время она узнала тайну этого растения.

Что-то не ладилось в том дне с самого утра. Бабушка была необычайно молчаливой: не перекинулась ни единым словом ни со своей любимицей - кошкой Муркой, ни с козлятами Мишкой и Мартой, ни с курочками, ни с гусями, ни с воробьями, ни с какой другой живностью, что делала всегда, занимаясь домашними делами. И так интересно было прислушиваться к её разговорам с птицами и животными.

- Ну, что, гулёна, - это к Мурке, ластящейся у её ног, - где опять всю ночь шлялась? Лучше бы ты мышей ловила. Ох-хо-хо, поди опять скоро котят в дом принесёшь. И что же нам с ними делать-то, скажи на милость? Кому только уже не давали твоих детишек! Ты же знаешь, что я никогда не позволю их утопить. Так что пожалей и ты меня, Мурка-шелковая шкурка, постарайся пореже рожать. Посиди-ка лучше дома, я тебе что-нибудь вкусненькое дам. Ну, что мурчишь так громко? Проголодалась, бедная, за ночь? Подожди немного на крылечке, не путайся под ногами. Вот покормлю гусей, тогда и тобой займусь.

- Мишка, Мишка, не толкай ты Марточку, - топчущимся неподалеку от неё козлятам, - она же девочка, не такая сильная, как ты. Посмотри-ка, у тебя и рожки уже появились, больно Марточке делаешь. Cкоро совсем большими будете, куда же вас потом деть-то, куда пристроить? Подарили вас на мою голову. Мишка, сейчас же оставь моё платье в покое, это тебе не капуста. Знаю-знаю, что ты только и посматриваешь в огород с капустой. Как волка не корми, он всё в лес норовит, а, как козла не корми, он всё в огород смотрит. Ах, озорник. Иди-ка лучше травку пощипай. Вон за сараем какая вымахала – высокая, сочная, одно объеденье!

- Ну-ка, поосторожнее, - ползущему по полу пауку, - едва не проглядела тебя. Что, жить надоело, родимый? Беги-ка куда-нибудь в уголочек да побыстрее, пока тебя ненароком не раздавили.

Так разговаривала бабушка со всеми вокруг: птицами и животными, деревьями и цветами...

Удивлялись соседи бабушкиному огороду: тыквы в нём в три раза больше, чем у других, шляпки у подсолнухов вообще невиданных доселе размеров, сочные ярко-зеленые аппетитные стрелки лука тянутся вверх к солнцу со сказочной быстротой... А секрет лежал не в каких-то особых сортах растений или редких удобрениях – просто для каждого у бабушки было доброе тёплое слово припасено. Поливает она подсолнухи в огороде и что-то при этом нашептывает им, пропалывает помидоры или огурцы и ненароком поглаживает листочек-другой...

Но в тот день бабушка молчала, даже с внуками своими едва словом обмолвилась: делайте, мол, что хотите, не до вас сейчас. Очень уж всё это было непохоже на бабушку Машу и оставляло неприятный осадок в детской душе...

Погода тоже не предвещала ничего хорошего: жара – не жара, духота – не духота, да еще какая-то гнетущая тяжесть чувствовалась в воздухе ближе к обеду, ничем не объяснимая тревога витала повсюду. Хотя сам по себе воздух был неподвижен, но настолько плотен, что почти осязаем, как будто-то в нём сконцентрировалась необычная сила, энергия, по ощущениям, скорее всего, отрицательная, а к вечеру всё это напряжение вылилось в неукротимую стихию.

За окном ярилась буря, пугающая своей необузданной мощью. Мир был погружён во тьму: и не только потому, что небо закрыли лилово-черные непроницаемые тучи, но и потому, что из-за грозы что-то случилось на электростанции и весь городок оказался без электричества. Вспышки молнии лишь на мгновение выхватывали из плотной тьмы какие-то предметы, силуэты, дом и тех, кто был заперт в нём этой стихией. Неумолимо грохотал гром, как будто спорил с ветром и дождём.

В доме находились четверо напуганных девчат и бабушка. Уже был поздний вечер, но никто из них не спал. Младшей шесть лет, в её глазах отражается слабый свет свечи, чуть дрожат на ресницах слёзы, ей еще трудно понять, что же все-таки произошло и происходит, но это напряжение, переполняющее всех и всё, а также тревога, кроющаяся в словах и мольбах, которые доносятся из бабушкиной комнаты, передаются и ей.
 
- Господь мой любящий, Отец Небесный, прости и помилуй нас грешных. Посмотри на этих детей, они еще так малы, невинны, им нужна мать, спаси её, спаси их, спаси нас всех...

Необычны и непонятны эти слова для шестилетней девчушки, в них чувствуются то просьба и мольба, то уверенность и сила, то заклинание и жертвенность, то упрёк и требование... Что это, с кем это бабушка разговаривает, у кого она что-то просит или требует? Знает малышка, что есть Бог, но где-то далеко, высоко, невидимый и недосягаемый, и никогда бабушка ни о чём не просила Его, во всяком случае вслух, и только каждую ночь, выключив свет и ложась в постель, она не забывала повторять: «Господи, благослови».

- Не наказывай нас, Господи, прости и спаси, всё в руках Твоих святых, на Тебя уповаю...

Прислушиваются все к тому, что говорит бабушка, в том числе и младшая, интригуют её эти непонятные слова и тревожат маленькое сердечко.

- За что нас наказывать? – думает она. - И что это значит – руки святые, а у меня какие же? Я спрошу об этом бабушку, но не сейчас, не сегодня. А где же мама? Уже совсем поздно, а её всё нет и нет. И почему бабушка постоянно повторяет в своем нашёптывании мамино имя?

Тихо-тихо чрез приоткрытую дверь комнаты доносится до девочек снова и снова:

- Спаси Музочку, Отец Небесный, прости её, молода она ещё, возьми лучше меня, я прожила уже своё...

Совсем ничего не понять:

- От чего надо маму спасать? Почему бабушка просит Бога забрать её? И куда? Ну где же папа? Почему и его сегодня так долго нет? Когда он дома, всё совсем по-другому – шумно, весело, оживлённо. Он всегда придумывает какие-то новые игры, помогает шить костюмы для домашних спектаклей, ремонтирует бабушке плитку, мастерит во дворе качели... Чего только не может делать папа! Появись он сейчас - и все в доме преобразится, оживёт.

А на семью обрушилась беда. Отца увела из дома в тот вечер, как и во многие другие вечера и дни, водка. Он хотел в ней хотя бы иногда забывать о том, как тяжела и несправедлива бывает порой жизнь. Но каждый раз от этого у него только сильнее болела душа, мучились дети и жена.

В тот вечер мама плакала тихонько, стоя у окна и не сводя глаз с дороги, которая ведёт к дому, а в глазах её были смертельная усталость и тоска: не надеялась уже на лучшее она. И земля томилась в ожидании чего-то. Все вокруг говорило о том, что идет гроза.
И действительно заклубились вдруг тучи в вышине, краски смешивались, как в огромном котле, и кисть громадная в неведомой руке вдруг швырнула черную краску к ещё оставшейся в небе синеве, а затем ещё раз, и ещё... Полыхнула перед самым окном яркая молния и на секунду озарила мамино измученное лицо. Гром резко разорвал тишину. И тут все услышали:

- Больше не могу. Жить я больше, Боже, не хочу. Не хочу. Ухожу, ухожу отсюда навсегда.

И, набросив пальто налету, мама убежала в эту внезапно опустившуюся на землю темноту. Никто не успел её удержать, проронить хоть одно слово, успокоить.

Притихли девочки у окна, и лишь молитва бабушки слышна. Ни одной из них не понятна она, но так хочется, чтобы маме помогла, поэтому повторяют дети про себя:

- Господи, пусть вернется мама к нам жива.

Дорога едва-едва угадывается в темноте, сверкнет молния, и глаза девчат пытаются рассмотреть на ней знакомый силуэт, но нет – она пуста. Бабушка всё молится у себя в комнате, а по оконному стеклу стекают ручейки дождя, как до этого мамины слезы по её бледному, измученному ожиданием лицу. Тьма, гроза, дождь и дом. Словно вся планета в этот момент – это только дом, семья.

- Господи, верни нам маму и отца!

Вдруг сквозь тьму и плотную стену дождя сверкнули огоньки. Все ближе и ближе к дому подбираются они. Вот уже можно различить шум мотора. Что ожидает замерших в доме людей? Сердца их стучат сильнее и сильнее, громче и громче. Вот грузовик подъезжает к крыльцу. Бабушка спешит к двери. Входит бледная и слабая мама, совсем промокшая, с растрёпанными волосами, с кончиков которых свисают перламутровые капли дождя. Кажется, она вот-вот упадёт от бессилия. Бабушка без слов обнимает маму, прижимает крепче к себе, по её щекам текут слезы.

И на всю жизнь запомнились слова водителя, вошедшего вслед за мамой в дом:

- Чудом ваша мать ещё жива. Она бросилась под колёса моей машины. Я знал, что уже поздно и не помогут тормоза, но машина вдруг остановилась, как вкопанная. Чудеса!

Вспоминается тот вечер так легко, потому что чудо превозмогло страх и боль.

- Слава Богу, бабушка моя, - повторяет Лена каждый раз, вспоминая этот день, - твоя вера спасла нам маму.

А цветок тот, оказывается, предсказывал своим цветением беды в Лениной семье. Но после этого происшествия с мамой он исчез из их жизни навсегда. Наверное, бабушка Маша отдала его кому-то. Именно отдала, потому что выбросить живое существо она просто не могла, в этом Лена уверена, ведь цветок сам по себе не делал ничего плохого, он только хотел, чтобы беда не заставала их врасплох...



***
 
«23 декабря

Уважаемый господин Негри,

я верю в судьбу, предначертанную нам свыше, но мне кажется, что из-за боязни сделать неправильный шаг мы порой, либо игнорируя знаки судьбы, либо требуя, прося, моля у Бога дополнительных гарантий, доказательств правильности выбора, и, не дожидаясь или не получая ответа, делаем шаг в противоположную сторону, тем самым, может, не всегда избегая, но удлиняя свой путь к поворотному моменту судьбы. А от нее ведь не уйдешь?! Или?»


Получается, задумалась на этом месте Лена, я тоже отвергла знак судьбы? Ведь при встрече с Андреем в те далекие студенческие годы её внутренний голос явно сказал: «Это он». Ушла от судьбы? И что получила взамен? Одна... Прошла стороной любовь... морковь... «Фу-ты! Смени пластинку!» - прикрикнула она на себя.

Зачем ей сдался этот ненормальный господин Негри? Неужели и он знак судьбы? Устала Лена от воспоминаний и размышлений в последние дни.


«У меня сложилось впечатление, что Ваш отец не проигнорировал посланный ему знак. Была ли судьба благосклонна к нему после этого?

Веселого Вам Рождества и счастливого Нового года!

С наилучшими пожеланиями
Е. Бельц»



***

Но прошлое не отпускало. В эти дни после знакомства Лены с Марио Негри оно настоятельно требовало от неё, чтобы она вспоминала тех, кто был ей близок и дорог, но кого уже нет и не может быть рядом с ней по той или иной причине, тех, кого она любила и радовала, кому причиняла боль...

И в эту ночь она снова пробиралась к ним, оставшимся в её прошлой жизни, сквозь толщу долгих лет, сквозь вязкую темь ночи, растёкшуюся за её окном. И чем гуще становилась тьма вокруг, тем ярче на её фоне проступали перед Лениными глазами события прожитых лет.

Ей было уже двадцать пять лет, когда она переехала жить в Германию и поступила в университет на психологический факультет. Не самая молодая из студенток (были, однако, и постарше её), уже имеющая за плечами одно высшее образование, полученное в России, и небольшой, но хоть какой-то жизненный опыт за плечами, Лена относилась к учёбе весьма ответственно, посещала все до одного занятия, сидела всегда в первых рядах и, кроме обязательной, читала много дополнительной литературы. Она была честолюбива, хотела стать очень хорошим специалистом в области социальной психологии.

Почему психологии? Да потому что хотела помогать людям, заблудившимся в этой жизни, попавшим в сети зла и разуверившимся в добре... В детстве и юности Лена верила, что если много добрых и бескорыстных единомышленников соберутся вместе, то они смогут, если и не побороть, то потеснить зло и изменить мир к лучшему.

Наверняка кто-то не поверит, ухмыльнется скептически, прочитав такое про человека, выросшего в стране, фанатично строящей коммунизм – «единственное светлое будущее человечества», но в Ленином мире добрые силы не причислялись ни к какой определенной партии или идеологическому движению. Добрыми для неё были люди, не причиняющие и никогда не желающие зла другим, такие, например, как бабушка Маша или бабушка её друга Андрея, как родители, сёстры, друзья, некоторые учителя...

Может, это потому, что Лена долгое время жила, росла и училась в небольших провинциальных посёлках и городках, далёких от крупных идеологических центров страны. Учителей в школах там было ровно столько, сколько нужно для качественного преподавания предметов. Никто из них, ну, разве за редким исключением, не пытался лезть из кожи вон, чтобы доказать свою преданность делу партии, правительства и народа. Они учили детей необходимому в жизни: давали хорошие знания по школьным предметам, старались сеять в своих учениках «разумное, доброе, вечное», за что Лена была им всем глубоко благодарна.

Правда, не будем лукавить, утверждая, что Лена росла в каких-то особых тепличных условиях, благодаря чему и смогла избежать влияния того времени. Вовсе нет. Она, например, очень даже хотела стать октябрёнком, пионеркой, комсомолкой. Но для неё это было не столько возможностью активно включиться в борьбу с невидимыми врагами советской страны на идеологическом фронте, сколько присущим ей от рождения стремлением постоянно совершенствоваться, жить полной жизнью, не лукавя и не выискивая легких путей: учиться лучше, узнавать больше, чем это можно было на уроках и по учебникам, заниматься спортом, помогать старым и слабым, дружить и любить, то есть быть красивым и духовно, и физически.

Словом, у Лены было нескучное (есть что вспомнить!) человеческое детство. Стать в школьные годы сначала октябрёнком, потом пионеркой и, наконец, комсомолкой – это был для нее очень увлекательный творческий процесс, в котором она принимала самое деятельное участие, а вот университетская комсомольская организация была для неё уже в тягость: взрослые игры по одобрению или осуждению кого-либо или чего-либо в собственной стране или в мире её тяготили, и она старалась, по возможности, отлынивать от комсомольских собраний и всяческих общественных поручений.

Её ненавязчивыми учителями жизни стали и замечательные общечеловеческие книги всемирных классиков, которые, слава Богу, были в достаточном количестве и в библиотеках школ, и дома, а также её родные и близкие и, в первую очередь, добрая и строгая, мягкая и волевая бабушка Маша.

Для Лениной же бабушки слово коммунист было каким-то отрицательным зарядом, неприятным раздражителем, точно красная тряпка для быка. Услышав о проступке какого-нибудь человека и зная, что тот является коммунистом, она всегда реагировала одинаково: «А что еще можно было ожидать от коммуниста!» Переубедить её в обратном было абсолютно невозможно, замечания типа: «Бабушка, но ведь и среди коммунистов есть всякие, хорошие и плохие, добрые и злые», - были для неё пустым звуком. «Хороший человек никогда не будет вступать в эту партию!» - парировала она. «Ты когда-нибудь поплатишься за свой язык», - стращала её Ленина мама, но бабушку Машу было не пронять никакими словами и увещеваниями, не остановить в её осуждении всех коммунистов на свете. А начало этой нелюбви на всю жизнь было положено в морозном декабре 1919 года.


***
       
С большим трудом добравшись тогда до Екатеринбурга, Мария не знала, что делать дальше. На билет до Ачинска, куда, по ее сведениям, был отправлен на поселение жених, денег уже не осталось, по-русски она почти не говорила, ни родных, ни друзей в этом холодном чужом городе у неё не имелось. Как тут не отчаяться! Но судьба была к ней все же благосклонна.

Старик со старухой, с которыми она перенесла все трудности пути до Екатеринбурга и которые спасли её от белогвардейцев, выдав за свою больную тифом внучку, сжалились над бедной девушкой и помогли ещё раз, выделили ей на короткое время закуток в своём крохотном домишке на Уктусе, но вот с работой помочь не могли. Зато посоветовали Марии обратиться в биржу труда, куда она и отправилась сразу же на следующий день по прибытии в город.

Народу на бирже было видимо-невидимо. Шум, гам, ругань, толкотня, слёзы, отчаяние определяли атмосферу этого места. Мария пристроилась в конец одной из трёх длиннющих очередей, но через час уже поняла, что к заветному окошечку, за которым сидела злая толстая тётка (у такой вряд ли получишь работу, подумала девушка), сегодня ни за что не пробиться, но всё же не ушла и честно выстояла до самого закрытия биржи. И так продолжалось несколько дней. А впереди никакого просвета. Но то ли Мария родилась в рубашке, то ли её воля и упорство не давали ей дойти до грани, за которой зияла поглощающая душу и лишающая всяческого интереса к жизни пустота, то ли искренние молитвы старика и старухи, приютивших девушку, да и её собственные, удача ей всё же улыбнулась.

В один из наиболее морозных декабрьских дней Мария в очередной раз медленно и осторожно поднималась по обледеневшим скользким ступенькам крыльца биржи. Она настолько продрогла, добираясь туда пешком, что сама себе уже казалась сосулькой, звенящей и хрупкой, как тончайший хрусталь, которой стоит лишь ненароком упасть, как она тотчас же разлетится на сотни мельчайших прозрачных осколков, и их никто никогда не заметит среди этих гор снега и льда. И тут кто-то громко и радостно окликнул её по имени: «Мария, разрази меня гром! А ты что здесь делаешь? Вот кого не ждал, не гадал в этом месте увидеть!»

Это был один из её попутчиков по поезду. Он ей не понравился сразу же, с первой минуты знакомства. Вроде и неглупый, и физически привлекательный - высокий, симпатичный и добротно-чисто одетый, но какой-то уж слишком бесцеремонный, нагловато-напористый, с пренебрежительно-самоуверенной улыбкой, не сходящей с его чересчур тонких и будто навечно искривленных ею губ, над которыми красовалась тоже тонюсенькая полоска черненьких щегольских усиков, а глаза были неприятно жёсткими и неподвижными. Пётр, так звали этого молодого, лет двадцати пяти человека, не давал ей в поезде прохода – казалось, и не грубил явно, но все его слова и жесты будто липкой грязью обволакивали Марию, так что после общения с ним ей каждый раз хотелось пойти и умыться как следует с мылом.

- Вот, работу ищу, - Мария не выразила никакой радости от встречи с Петром, да и о чем ей было с ним говорить.
- Ты же, насколько мне помнится, собиралась ехать дальше, в Сибирь. Передумала что ли? – и подмигнул с заговорщицким видом. – Другого что ль за это время нашла?
- Я и поеду, только денег на билет заработаю, - Мария с трудом подбирала русские слова.
- И давно ты ходишь на биржу?
- Вторая неделя пошла.
- А хочешь работать у нас? Я как раз заявку принес на биржу труда. Нам нужен рассыльный, - Петр нагло-покровительственно поглядывал на съежившуюся и уже довольно сильно посиневшую от холода девушку. – Пойдем-ка внутрь, а то ты замерзла совсем, как я погляжу. – Они зашли в помещение биржи, нашли свободный уголок и продолжили разговор.
- У кого это у вас? – поинтересовалась Мария.
- В городской партийной организации, - гордо выкатил грудь Петр. - Поработаешь пока рассыльным, ведь ты почти не знаешь русского. Но девка ты, я вижу, смышлёная, всё буквально на лету схватываешь, подучишь язык – на другую должность переведут. Сам лично похлопочу за тебя. Вот тебе моё партийное слово.

У Марии не было другого выбора, поэтому она согласилась. Кроме того, она мало что знала о большевиках-коммунистах тогда. Но раз даже её отец, известный в Нарве адвокат, которого девушка очень любила и уважала, с винтовкой в руках встал на защиту большевистских идей, для неё это означало, что те делают, скорее всего, правильное дело.

- Каждый день у партийцев обязательно заканчивался собранием, - рассказывала бабушка Маша своим внукам много лет спустя. – И говорили, говорили, кричали часами – о чём? – я мало ещё что понимала в те времена. Кулаками по столу стучали, кого-то ругали, чего-то постоянно требовали, кому-то угрожали. Каждый день одно и то же, каждый день два-три часа коту под хвост. Хоть я и не была партийной, но меня тоже приглашали на собрания, как сочувствующую. Ну, сходила я пару раз, - бабушка укоризненно покачала головой и осуждающе поджала губы, - но после этого сразу же уволилась с работы. Благо, бегая с пакетами и поручениями по городу, познакомилась с женой одного большого чиновника, еврея. Они тогда как раз искали кухарку. Прежняя в комиссарши, что ли, подалась... – бабушка призадумалась на секунду. – Нет, не помню. Да Бог с ней, - махнула примирительно рукой. - Я с радостью пошла к ним служить, тем более что люблю готовить (уж это Ленина семья и их гости, и все соседи знали по себе – лучше и разнообразнее бабушки никто не готовил). Интеллигентные, спокойные люди, воспитанные дети. И такие чистоплотные (бабушка терпеть не могла грязи и беспорядка)! Мне было у них очень хорошо, я многому от них научилась.
- Но почему же ты ушла от большевиков? Что они тебе такого сделали, что ты их до сих пор так не любишь? – спрашивали её внуки.
- Потому что все их партийные собрания, все без исключения, заканчивались одним и тем же - пьянством и блудом. Лезли своими пьяными рожами, похотливыми ручищами и слюнявыми губами и ко мне, а когда я давала отпор и уходила, кричали вдогонку: «Вот дура нерусская, счастья своего понимать не желает. Запомни, при коммунизме не будет частной собственности, всё будет общим, в том числе и жёны». У них до сих пор один блуд в голове. Ответственность у них, видите ли, большая, расслабляться надо... Тьфу ты, мерзость такая! Вы только, ради Бога, не вздумайте в партию вступать, когда вырастите, - и строго смотрела на внучек.

Вот так эта юношеская нелюбовь к коммунистам сохранилась у бабы Маши до конца её дней на земле, и ничто не могло переубедить эту женщину в обратном.

(Продолжение следует)