Вера, неохотно обсудив с подругой последние новости, положила трубку и посмотрела в окно.
Был сказочно красивый зимний день: снежинки, словно нанизанные на нитку пушистые комочки новогодней ваты, медленно и плавно кружились в воздухе.
Сейчас бы выпрыгнуть из окна в эти воздушные хлопья и закружиться вместе с ними над землей, - улыбнувшись такому романтичному, но уж очень суицидальному желанию, она задумалась.
Расставшись с мужем, так неожиданно, так скоро, она, не понимая, как жить дальше, погрузилась вдруг в совершенно другое измерение, где внезапно перестали существовать дни и ночи, рассветы и закаты, завтраки и ужины, расписания и договорённости, мысли и планы, воспоминания и надежды, желания и вера. С последней было особенно плохо, потому что Вера просто забыла, что есть такое слово, такое состояние, такое имя. Особенно тяжело было в первые полгода, когда она, превратившись в биоробота, не жила - выживала. К ней приходили - она встречала, ей звонили - она отвечала, её приглашали – она приезжала, с ней шутили – она смеялась, ей грубили – она молчала. Словно сомнамбула, подчинившись рефлексам, она автоматически выполняла привычные действия и, как и всякое живое существо, что-то ела, когда-то спала, грелась, мылась, смотрела, слушала. Её сердце кровоточило, но она не зализывала рану, не сопротивлялась. Она даже не понимала, что происходит. Подруги говорили ей, что нужно время, что только оно вылечит, что всё пройдёт, что она ещё встретит, что будет счастлива, что непременно...
Она слушала. Но не понимала.
Нужно время оно вылечит всё пройдёт она встретит будет счастлива непременно… - слова, которые плоскими пластинками вдвигались в её сознание и оставались там не прочитанными, не рассмотренными, не принятыми, не осмысленными и потому, совершенно лишними и ненужными. Хлам. Всё превратилось в хлам: двадцать лет девичества, двадцать лет замужества, два года одиночества после разрыва… Эти последние два года почему-то казались особенно длинными и по долготе своей равнялись предыдущим «два по двадцать». Непонятно, каким образом, но они чётко и ровно разделились на четыре полугодия, первое из которых можно назвать существованием вне жизни, второе - насильственным вталкиванием в жизнь, третье - внезапное пробуждение, осознание происходящего и погружение в страх и отчаянье, четвёртое - примирение с действительностью, смирение, попытки ничего не желать и быть благодарной тому, что есть. И радовалась она лишь одному: всего этого ужаса не видят две её самые дорогие женщины – дочь, которая учится живописи в Италии и приезжает только летом и совсем ненадолго, и мама, которой уже нет.
Телефон зазвонил снова.
Вера протянула руку к трубке, но тут же отдёрнула её.
Нет. Больше не хочу. Так не хочу, - она опять посмотрела в окно. – Выпрыгнуть? Да, выпрыгнуть. Из этой жизни, из этой дикой однообразности и пустоты… - Вера с силой сжала кулаки. - Сейчас. Сейчас. Немедленно!
А за окном медленно и красиво кружили лохматые снежинки. Беззастенчиво заглядывая в окно, они, кокетливо вертясь, манили за собой, неторопливо и плавно улетая в будущее. В Будущее.
Ей было всё равно, куда ехать, только бы из Москвы. И поскорее. На ближайшем вокзале к отправлению были готовы сразу несколько поездов. Диктор неустанно напоминала пассажирам и провожающим о времени отправления составов и о путях, с которых они будут отправлены.
Вера тупо стояла на продуваемом всеми ветрами перроне, не зная, что же дальше делать, как вдруг услышала, что с третьего пути отправляется поезд «Атаман Платов», следующий до Ростова-на-Дону. Она словно проснулась.
Вот это название! Вот именно это мне сейчас и нужно, - и направилась к кассе.
Молоденькая кассирша усталым, но сочувствующим голосом заявила, что места есть, но только в спальном вагоне, где тепло и комфортно, но, увы, дорого.
-И как дорого? – автоматически спросила Вера, уже решившая ехать, несмотря ни на какие препятствия, и тут же протянула в окошко паспорт. - Один билет, пожалуйста.
-Пожалуйста, - ничуть не удивившись, ответила кассирша и выдала Вере билет в тринадцатый вагон на тринадцатое место.
Уже интересно, - подумала Вера, вспомнив, что сегодня ещё к тому же и тринадцатое число.
Ей нравился Ростов. Правда, в последний раз она была там лет двадцать назад, когда с родителями ездила на свадьбу к одной из многочисленных маминых племянниц. А вот до этого бывала в этом городе довольно-таки часто – родители оттуда родом. И всевозможных родственников там было столько, что за месяц невозможно было обойти и половины. Наверное, их и сейчас не меньше, но после маминой смерти общение прекратилось: папа без мамы ехать туда не хотел, а к ним в Москву никто почему-то не приезжал.
Надо же, - первый попавшийся поезд – и в Ростов, - продолжала удивляться Вера. - И ещё солнце, прятавшееся недели две, вдруг выглянуло из-за туч. Не на меня ли, такую ненормальную, ему захотелось посмотреть?! А, может, в этом есть какой-то знак?
Ей хотелось, чтобы в этом был какой-то знак, какая-то подсказка, что поможет ей начать новую жизнь, потому что из старой она уже выросла, но продолжает в ней жить так же, как дети, быстро выросшие из пальто, курток, шуб продолжают еще носить их до конца сезона.
Теперь я вырвусь, непременно вырвусь, - думала она, подходя к вагону. – Вот приеду в Ростов – и вырвусь!
В вагон она вошла за секунду до отправления поезда.
Надо же, успела, – мелькнула равнодушная мысль.
А ведь когда Вера услышала сообщение диктора, что через три минуты поезд отправляется, то даже не прибавила шагу. Хотелось ещё раз испытать судьбу?
В купе никого не было. Она усмехнулась.
Кто-то всё же не успел… - отметила с удовлетворением. – И, слава богу. Так лучше.
Так лучше… Конечно, лучше: можно расслабиться и подумать о том, что надо будет сделать в Ростове. И стоит ли разыскивать родственников. И куда определяться на ночлег. И обдумать ещё кучу «куда», «где», «зачем», не отвлекаясь на пустые нудные дорожные разговоры.
А ещё можно будет вспомнить юность. Первую взрослую любовь. Взрослую, то есть осознанную, осмысленную, если это можно сказать о любви, целомудренную и возвышенную, прерванную призывно зовущей романтикой будущих свершений: влюблённые поступили в разные вузы в разных городах. Они без всяких сожалений бросили Москву: он уехал в Ростов, а она - в город-музей Ленинград. Два года они писали письма, приезжали друг к другу. Но потом она встретила своего будущего мужа.
И всё.
Но ту прозрачную и лёгкую как тончайшая вуаль любовь она вспоминала всю жизнь. И помнит до сих пор. И до сих пор хранит письма.
Его звали Стас. Вот кого бы она хотела видеть! Хотя, может, и не стоит, ведь неизвестно, кем и каким он стал. А вдруг он сейчас какой-нибудь надутый профессор? Или владелец частной клиники. Или, наоборот, спился и стал нищим… И такое в жизни бывает. А, скорее всего, он порядочный семьянин, добрый и толстый. – Вера усмехнулась. - Почему же непременно толстый? Потому что добрый?.. – вздохнула. - Добрый. Да, он добрый. Во всяком случае, был. Но если был, то и остался, ведь доброта или есть, или нет.
Да, ей очень хотелось бы его увидеть, но как? Три года назад, когда умерла мама, она пыталась его найти. Именно тогда, впервые за все прошедшие годы, ей вдруг нестерпимо захотелось встретиться с ним, поговорить. Поплакаться. Вспомнить время, когда до маминой смерти было ещё так далеко…
Просто нестерпимо… И она отчаянно бросилась его искать, но тщетно: никто не знал, где он. Тогда Вера обратилась за помощью к мужу – у него мощные связи. Муж долго расспрашивал, зачем ей вдруг понадобился друг юности, но так ничего и не понял. Не понял, но все известные Вере сведения о Стасе записал, а через месяц сообщил ей, что искать его бесполезно, так как Станислав Петров уже пять лет в России не проживает – эмигрировал в Америку.
Она очень хорошо помнит, как ей тогда стало плохо… Как стал уходить из-под ног пол... Как муж, с досадой взглянув на неё, ушёл спать в другую комнату…
Она тихо проплакала всю ночь…
Минут пять Вера сидела в оцепенении. Потом легла, закрыла глаза, но тут же вскочила.
Боже, неужели это всё происходит со мной?! Какой ужас! – обхватив голову руками, она отчаянно оглянулась.
Стены купе стали медленно искривляться и вскоре расплылись в мокром тумане слез. Вера давно уже не плакала. Очень давно. Она держалась, как могла. Друзья, знавшие, что с ней произошло, поражались силе её духа, а дальние знакомые даже и не подозревали, какая трагедия, поселившись в душе Веры, беззастенчиво высасывает её вот уже два года.
Если бы Вера, отмечая двадцатилетие вполне счастливой совместной жизни с её любимым мужем, услышала от кого-то, что совсем скоро останется одна, она бы очень удивилась. И, конечно же, посчитала бы это бредом. Но совсем скоро она осталась одна. Её муж полюбил другую. Обычная история?
Расставались они ужасно. Настолько ужасно, что она не могла понять, зачем её только что спасли от смерти, сделав сложную операцию и доставив столько боли и страха, если всё равно суждено умереть? Зачем она так боролась и цеплялась за жизнь, если всего лишь через неделю ей уже самой не захочется жить?! И зачем он, тогда ещё её муж, так рьяно выискивал для неё не просто хорошего хирурга, а самого лучшего, и зачем стоял под дверью реанимации, ожидая, когда её вывезут, если уже знал, что через неделю уйдёт к другой?! Зачем?!
Он ушел на следующий день после того, как выписал её из больницы. Но перед тем как уйти, он, получив звонок от любимой женщины, полночи пытался найти причину, из-за которой должен был бы очень обидеться на жену, и, цепляясь к каждому её слову, к каждому вздоху, причину, всё же, нашёл.
Она даже не поняла, что произошло, из-за чего он взорвался и начал выплескивать в её адрес ненависть и проклятия. Очнувшись от оцепенения, она заплакала, прижав подушку к груди.
-Тебе надо сейчас уйти к ней? Уходи, - теряя силы, еле слышно прошептала Вера. – Только не надо больше так со мной, прошу тебя! Разве ты не видишь, что я едва дышу? Как ты, такой сильный, можешь так поступать со мной, такой слабой…
Он не дал ей договорить, буквально взорвавшись после последних её слов.
-Это ты-то слабая?! Да я всю жизнь давлю тебя, давлю, а ты всё выпрямляешься! Даже после такой операции на следующее утро уже поднялась! Люди несколько дней пошевелиться не могут, а она вскочила!
-Да я просто не знала, что нельзя вставать…
-Да ты и не хотела ничего знать. Ты ничего не хочешь знать – живешь по выдуманным самой законам и хочешь, чтобы все так жили?! Тварь!
Ахнув, Вера взмолилась.
-Остановись, не надо! – покачнувшись, закрыла глаза.
-Что такое? Тебе плохо? Умираешь? – как-то даже радостно рассмеялся муж. – Может, верёвку с мылом дать, чтоб уже не мучилась?
Вера почувствовала, как подступившая к горлу тошнота странным образом приподняла её над землёй и, словно карусель, стала быстро, но плавно раскручивать её в воздухе, подарив ощущение лёгкости, почти невесомости, и ей тут же стало тепло и спокойно. Она открыла глаза и зажмурилась.
Яркое солнце висело над сказочно свежим и необыкновенно красивым лесом. На цветущей поляне гуляли какие-то люди в белых одеждах. Увидев Веру, они, приветливо улыбаясь, как по команде выстроились в шеренгу.
Кто такие? – пытаясь рассмотреть людей, прищурилась Вера. – И почему они
улыбаются мне? Зачем зовут? Неожиданно от шеренги отделилась женщина и пошла к ней. Присмотревшись, Вера увидела, что это её бабушка, и что она ведёт за собой мальчика лет десяти.
-Спускайся к нам, – поманила её бабушка.
-Спускаться? Откуда? – Вера оглянулась.
Ни за что не держась, ни на что не опираясь, она висела в воздухе. Она удивилась, что не удивилась этому ещё раньше, словно каждый день только таким способом и перемещалась в пространстве.
Что это со мной? - подумала она. – Где я?
Она попыталась рассмотреть людей, но лица их были расплывчаты. Сосредоточившись, она вдруг каким-то образом поняла, что это её родственники: дедушки, бабушки, тёти, дяди, которых она знала ещё в детстве или не знала вовсе, но когда-то слышала о них.
Но ведь они давно уже умерли, - вдруг вспомнила Вера.
-Что же ты замешкалась? – ласково проговорила бабушка. – Иди скорей, посмотри, как уже вырос твой сын!
Мой сын? – в очередной раз удивилась Вера. – Мой сын… Мой сын умер в младенчестве десять лет назад… Так, значит, дети здесь растут?
Веру словно окунули в нежность.
-Сыночек мой, - затаив дыхание, прошептала она и, протянув руку к светлой головке мальчика, шагнула вниз.
Гром раздался средь ясного неба. Оглянувшись, она увидела за своей спиной огромную черную птицу, которая вдруг ухватилась своим крылом за её левое плечо и, больно сжав его, рванула вверх.
Над Верой склонился мужчина. Из-за странного тумана она не могла его хорошо рассмотреть, но поняла, что знает его. И даже не просто знает: он дорог ей, и она хочет к нему, хочет уткнуться в его плечо, окунуться в его тепло, чтобы спрятаться от боли и страха.
-Да что с тобой?! – неожиданно она услышала раздраженный голос мужа и открыла глаза.
Почему он здесь? Откуда? И почему так холодно, так темно? Что произошло? Я заснула?
-Я заснула, – всё ещё ничего не понимая, Вера скорее спросила, чем ответила.
-Ах, заснула, - он усмехнулся. – И что, выспалась уже?
Прислонив её к стене, он вышел из комнаты. Он навсегда вышел из комнаты.
В дверь купе постучали.
Вера мгновенно поднялась и, взглянув в зеркало, привычно быстро и аккуратно прижала к глазам салфетку.
-Пожалуйста, входите, - и она дежурно-учтиво заулыбалась открывающейся двери.
Он заслонил собой солнце, которое хлынуло в купе сквозь открывшуюся дверь.
Откуда вдруг столько солнца? - удивилась Вера и поспешно пересела поближе к столику, чтобы не мешать будущему соседу.
-Здравствуйте. Я сожалею, но у меня четырнадцатое место, - самым обычным голосом сообщил незнакомец, небрежно бросив на соседнюю полку объёмную, но, судя по всему, не очень тяжёлую сумку.
-Чтобы не сожалеть, можете с кем-нибудь поменяться. Обратитесь к проводнице, – сухо парировала Вера.
-Меня-то всё устраивает, но я вдруг подумал, что это может не понравиться вам, - вполне дружелюбно пояснил он.
-Вам не кажется, что вы слишком лестного мнения о себе? – войдя в свою привычную роль, Вера уже не собиралась идти на мировую.
-Почему же? – искренне удивился попутчик и, приземлившись рядом с сумкой, впустил солнце.
Вера прищурилась, но солнце, просочившись сквозь ресницы, заглянуло в самую глубь зрачков, предварительно позолотив их.
-Боже мой, это вы?! – присмотревшись, воскликнул незнакомец и окаменел.
-Смотря, кого вы имеете в виду, - холодно усмехнулась Вера и подумала: как мужчины примитивны.
-Я имею в виду вас, Вера, - он смотрел на неё во все глаза.
О-па! Круто! Попал в самую точку, – она чуть было не подпрыгнула от такого поворота, но, умея превосходно владеть собой, даже бровью не повела.
– Откуда дровишки? От проводницы Люси? Билет, где четко отпечатаны мои фамилия и имя, она уже забрала.
-Нет, с проводницей я ещё не общался, так как вошел с другого конца поезда... Смог догнать лишь последний вагон, - судорожно сглотнув, хрипло выдавил из себя сосед. - А в билете печатают только фамилию. Без имени.
-Да? Не обращала внимания, - пожав плечами, Вера достала из сумки книгу.
-А вас я видел… - он задумался, - года два назад на юбилее своего московского коллеги в ресторане «Прага». Ваш муж генеральный директор «СГБбанка», ваша дочь – будущий живописец, а вы самая очаровательная женщина из всех, которых я когда-либо видел.
Вот это номер, - холодея, подумала Вера. – Хотела прямо с поезда начать новую жизнь, а получилось совсем даже наоборот. Что делать? Признаваться или отрицать?
-Всё так и не так, - она поморщилась. - Сойдёмся на имени, а остальное разбирать не будем. Согласны?
Он молча кивнул.
-А вы, значит, банкир?
-Нет. Я всего лишь скромный предприниматель, - он не сводил с неё заворожённых глаз.
-То, что скромный, я уже заметила, - съязвила она.
-Уже заметили? Тогда давайте выпьем водки. За то, что мир так тесен, - неожиданно предложил попутчик и, наклонившись, достал коробку.
-Давайте, - сама не понимая, почему, вдруг вот так вот сразу согласилась Вера. – А как вас зовут?
-Григорий, - улыбнулся попутчик и открыл бутылку.
-Казак?
-Так точно, - ответил Григорий, расставляя стаканы.
Да, сейчас мне лучше выпить, - подумала Вера, чувствуя, как прошлое, обрадовавшись, что за последние пять минут о нём уже несколько раз вспомнили, начало исподтишка сдавливать горло.
Что же это такое – прошлое? Такое ощущение, что, родившись, человек тут же получает и чемодан для прошлого, который потом всю жизнь таскает за собой. Сначала прошлому в этом чемодане просторно, и человеку легко, и он даже не обращает на него внимания, но потом события начинают накапливаться, тяжелеть, утрамбовываться, и человек уже начинает оглядываться. Потом чемодан становится ещё тяжелее, и память, следуя каким-то только ей одной понятным законам, начинает уже проводить инвентаризацию, что-то отсеивая, а что-то, бережно сохраняя, раскладывая в прозрачные, яркие или серые и черные пакеты. А однажды наступает такой период, когда прошлое вдруг становится материальным и начинает уже само руководить человеком, помогая ему жить или же, наоборот, уничтожая его, просто берёт за горло и душит. Это самый страшный период в жизни любого человека, потому что никто не знает, как с этим бороться. У каждого свои способы, пути, выходы и входы. Хорошо, когда в такие моменты рядом с человеком его близкие, которые понимают всё без слов и с готовностью взваливают на свои плечи чемодан с прошлым своего ближнего. Пусть всего лишь на какое-то мгновение, но в это мгновение можно успеть перевести дух и приказать памяти провести очередную инвентаризацию.
Выпив за знакомство и закусив тут же предложенным попутчиком бутербродом с копчёной колбасой и солёным огурцом, Вера снова взялась за книгу.
-Что это вы читаете? – аппетитно хрустя, спросил Григорий.
-Это Зюскинд.
-Немец?
-Да.
-Не читал ещё.
-Ещё? – Вера вдруг рассмеялась. – Вы хотите сказать, что много читаете?
-К сожалению, меньше, чем хотелось бы, потому что этим я могу заниматься только в дороге – другой возможности нет.
-И что же вы читаете в дороге? – Вере вдруг стало очень интересно. – Классику? Современных авторов?
-В общем-то, и то, и другое. Но в последнее время как-то увлёкся современной японской литературой. Мураками.
-Даже так? Превосходно! – Вера уже не скрывала своего удивления. – И какого же Мураками предпочитаете?
-Харуки. Потому что других Мураками ещё не читал. Но у меня есть и Рю, и он терпеливо ждёт своей очереди.
-Я Рю читала. Ничего так… А вот Харуки – супер. Очень понравилось. Хотя больше всех на свете я люблю Кундеру.
-Почему же?
-Потому что он пишет обо мне.
Григорий внимательно посмотрел на неё и деликатно промолчал.
-Выпьем ещё? – грустно усмехнувшись, предложила Вера.
-Конечно, - он утвердительно кивнул и тихо добавил: - Кундеру я тоже читал.
Неожиданно раздался громкий стук, и дверь тут же открылась. В купе деловито вошла проводница Люся, а за ней – тучная пожилая женщина.
-А я вам привела попутчицу, - мельком взглянув сначала на Григория, потом на столик, сообщила Люся.
-А у меня уже есть попутчик, - кивнув на соседа, улыбнулась Вера.
Проводница, удивлённо уставившись на неизвестно откуда взявшегося пассажира, недовольно воскликнула.
-А этот ещё откуда?!
-Откуда и все, - миролюбиво пояснил Григорий и предъявил билет.
Повертев билет в руке, Люся задумалась.
-Молодой человек, - вдруг всхлипнула пожилая женщина, - а давайте, поменяемся. Я здесь рядом, через одно купе. Но находиться там не могу: мало того, что мне попался мужчина, так он ещё и пьёт!
-Вам не повезло бы и на этот раз, - сдерживая улыбку, сочувственно заявил Григорий, - ваша потенциальная соседка тоже пьёт. Придётся искать другой вариант.
Озадаченные женщины, повздыхав, удалились, а Вера с облегчением рассмеялась.
-Знаете, а я ведь даже испугалась: неужели мне придётся поменять такого очаровательного соседа на такую занудную тётку?!
Вспыхнув, Григорий замер. Всё ещё улыбаясь, Вера внимательно посмотрела на попутчика.
Он выглядел настоящим казаком. Нет, ничего общего с Григорием Мелеховым из известного всем фильма он не имел: ни чуба, ни отчаянного блеска в глазах, ни шашки на боку, но были в нём какая-то широта, открытость, лихость даже - то, что присуще только людям сильным и вольным. И ещё у него были очень красивые, странного цвета глаза – свинцовые, словно грозовая туча. Они смотрели с мужественного не по-зимнему загорелого лица пронзительно, в упор, и, при всём при этом, как-то мягко и с лёгким удивлением. Такой взгляд, обычно, нравится женщинам. Понравился он и Вере.
-Ещё? – поднял бутылку казак, нисколько не смущаясь цепкого взгляда Веры, словно все женщины подряд только и занимались тем, что постоянно пристально его разглядывали.
Усмехнувшись, Вера кивнула.
-Ещё!
-Мне кажется, дорога у нас удалась на славу. А?
-Не говорите «гоп».
-Нет? – Григорий попытался спрятать лукавую ухмылку.
Вера это заметила и, вспыхнув, собралась было бросить ему в лицо что-то резкое, как дверь, без всякого предварительного стука, распахнулась. На пороге, всем телом излучая нескрываемое любопытство, стояла Люся.
Повернувшись, Григорий уставился на неё свинцовым в прямом и переносном смысле взглядом:
-Очень внимательно слушаем вас, Люся.
-Ужин… будете заказывать? - завистливо взглянув на столик, закусила губу проводница.
-Нет, спасибо. Если нам не хватит своих припасов, мы сходим в ресторан.
Люся не уходила.
-Слушаем вас, - Григорий поднялся.
-Нет, нет, ничего, - ответила проводница и уже повернулась, чтобы уйти, но тут же, о чём-то вспомнив, остановилась. – Только купе так не оставляйте – мало ли что… Если пойдёте – скажите… Я закрою.
-Спасибо, - синхронно закивали новоиспечённые соседи.
Дверь закрылась.
-Какая наглость: врываться без стука! – взорвалась Вера, направив свой гнев уже на проводницу. – Какое она имела право так поступать?!
Григорий задумчиво посмотрел на соседку и, закрыв дверь на замок, сел рядом.
-Да всё нормально, – тепло улыбнулся.
-Нормально?! Я даже испугалась!
-Чего?
-Ну… Мало ли… - Вера вздохнула.
-Со мной ничего бояться не надо – я сильный.
-Ну, да… - старательно изображая сомнение, Вера окинула его взглядом. – Хотя, конечно, двухметровый детина не может быть слабым.
-Это кто же двухметровый? – искренне удивился Григорий. – Я двухметровый? Откуда? Метр девяносто пять.
Он сделал обиженное лицо, но его глаза, светясь, весело рассмеялись.
Глаза – зеркало души, - вспомнила Вера затасканную фразу и расхохоталась.
-Вера, а что именно Кундера написал о вас?
-Много всего.
-Например?
-Например, эпизод с зонтиками. Помните? Когда героиня, разозлившись, перестала уступать наглецам дорогу…
Григорий, на мгновение задумавшись, кивнул.
-Кажется, помню, - он прищурился. – Любите гулять под дождём?
-Ненавижу! Ужасно дискомфортно себя чувствую. Особенно, когда толпа. И все с зонтами. И толкаются. Ужасно!
-Зачем же тогда ходите?
-А что же делать? - Вера удивилась. – Жизнь ведь из-за дождя не остановишь!
-Я другое имел в виду: зачем мокнуть в толпе, когда есть машина?
-После смерти мамы я не вожу машину. Не могу.
-Я не о вас, а о вашем муже. Неужели, имея дюжину служебных авто, он позволяет жене…
Вера, резко взмахнув рукой, остановила Григория.
-Разве мы не договаривались в самом начале личного не касаться?! Или вам безумно интересно знать, как там живут успешные банкиры? Я не желаю с первым встречным обсуждать семейные вопросы. И пересядьте, пожалуйста, на свою полку! Немедленно!
Такой вспышки гнева Григорий не ожидал. Он даже вдруг растерялся.
Что это она? Только что шутила, улыбалась, казалась вполне искренней и вдруг… – нахмурившись, подумал он. – Тогда в ресторане они выглядели счастливыми супругами, понимающими друг друга с полуслова. Все с завистью смотрели на них. Особенно, на него - ещё бы: у мужика такая жена! Но тому прошло два года! За это время всё могло случиться.
Григорий медленно поднялся и, понимающе кивнув, пересел.
-Простите, Вера, я не думал… - начал, было, Григорий, но Вера снова остановила его.
-А вы думайте! Это ещё никому не мешало! - окинув соседа ледяным
взглядом, Вера достала из сумочки сигареты и вышла.
Её не было около получаса, и явилась она ровно в тот момент, когда Григорий, забеспокоившись, решил уже выйти поискать её.
-Вера, вы почему так долго?! – возмутился он. - Я уже хотел вас искать!
-Если хотели, то почему же не искали? - сухо спросила она и, зябко поёживаясь, с ногами забралась на свою полку. – Меня что-то знобит. Вы ещё не убрали водку?
-Нет, но… - Григорий с сомнением посмотрел на соседку. – Может, вам нельзя пить? Эта беспричинная вспышка гнева… Совсем даже не хочется, чтобы ночью ни за что, ни про что вы меня придушили.
-Успокойтесь, не придушу.
-Да кто вас знает…
-А вы не говорите мне больше про мужа.
-Почему?
-Потому что… у меня… его… уже нет… - потерянно улыбнувшись, прошептала Вера.
Григорий вытаращил глаза.
-То есть, как? Куда ж он делся?
-Вы совершенно не имеете никакого понятия о такте! – покривилась Вера.
Григорий, пряча предательски выдавшую его радость улыбку, взял бутылку.
-Да? Ну… Тогда вот… за это и выпьем.
-Послушайте! – Вера сердито распахнула глаза. - А не пойти ли вам с вашим плоским юмором куда подальше?!
-Так не наливать, что ли?- Григорий тут же опустил бутылку.
-Ой, да наливайте уже скорее, - проследив за полётом бутылки, Вера устало махнула рукой.
Что это со мной: первому встречному взяла и выложила про мужа?! – растерянно подумала Вера, почувствовав, как холодок пробежал по спине. – Это всё дорога. Ведь давно известно, что в дороге люди с легкостью доверяют друг другу даже самые сокровенные тайны. Но я разве когда-нибудь страдала этой болезнью? Нет. Что же тогда со мной происходит сейчас? Почему мне так хочется поплакаться в жилетку этого казака? Что в нём такого? Или я просто устала? Или хочется, чтобы пожалели? – Вера вздохнула. – Надо выпить ещё рюмочку – и ложиться. А утром начнётся новый день, появятся новые заботы, новые люди, новые впечатления – и хандра пройдёт.
Теперь они пили молча. После третьей порции Вера вдруг обратила внимание на то, что Григорий уже как-то по-иному смотрит на неё. Так же восхищенно, тепло и лучезарно, но уже не как случайный попутчик, а как человек, посвященный в Тайну. В её Тайну. Он уже открыто не сводил с неё глаз, и его цепкий взгляд стал всё чаще и чаще замирать то на её шее, то на груди, то на её всё ещё по девичьи тонкой талии. Вера никогда раньше не терпела таких взглядов, а тут вдруг с удивлением почувствовала, что ей почему-то это приятно.
-Он полюбил другую, – как-то очень скоро пробормотала Вера и прислушалась, словно не она сейчас сказала эту фразу, а кто-то другой.
«Он полюбил другую»… Какая странная фраза. Вера ещё раз мысленно повторила эти страшные слова. И ещё раз. И ещё. И вдруг потрясённо поняла, что они уже не звучат так страшно. А ведь ещё совсем недавно, вот буквально сегодня… Да что там сегодня – час назад - они звучали почти трагически! Странно… А, собственно, что изменилось, что произошло? Она встретила казака… Только и всего-то?
-Вера! Вера, вы где?! Ау! – Григорий поводил перед её носом рукой.
Такого Вера не выносила никогда. Собравшись взорваться в очередной раз, она вдруг бросила взгляд на его руку и обмякла: какая красивая мужская рука. Настоящая мужская рука! Рука крепкого сильного мужика. Рука, которая и из огня выдернет, и в огонь бросит… В огонь любви.
Ой, что это я? – стыдливо-сладко подумала Вера и опустила глаза.
Утром они пили чай, без умолку болтали, но старались друг на друга не смотреть, делая вид, что их очень интересует картина за окном.
Господи, что со мной происходит? Что я делаю? И где?! И с кем?! – думала она и понимала, что он, скорее всего, думает так же.- Нет, надо уже ставить точку над i, ведь пора как-то выпутываться из сложившейся ситуации. А ситуация практически патовая. Итак…
-Ты не в курсе, на вокзале нормальная гостиница?
Григорий недоумённо взметнул бровями.
-Какая гостиница? При чём тут гостиница?! Ты едешь ко мне.
-Ты, конечно же, не женат и живёшь один?
-Я женат. Но давно уже только формально, - он почему-то посмотрел на часы и добавил, - И живу не один: с мамой.
Вера усмехнулась.
-То, что ты женат формально, можно было бы и не говорить – это и так понятно,- ирония, с какой она произнесла данную фразу, хлестнула Григория по лицу. Он сжался, словно кошка перед прыжком, но спросил как обычно мягко и вполне дружелюбно.
-Почему же, сразу понятно?.. Кстати, через неделю уже будет де-юре…
-Ну, так другого варианта быть и не могло, - пропустив мимо ушей последнюю фразу, продолжила она с сарказмом, - если мужчина так активно закрутил с другой, то, конечно же, он свободен, ну, а если вдруг и женат, то, конечно же, лишь формально…
-Я на самом деле уже давно не живу с женой… Вернее, это она уже давно не живёт со мной: нашла другого. Иностранца. Мечтает уехать с ним за рубеж. В Йемен.
-Боже, зачем же туда-то …
-А ей всё равно, куда, лишь бы за границу: думает, что там она сразу покорит всю страну… Она актриса. Хочет славы.
-А здесь чего же?
-Так здесь же к ней все относятся предвзято, завидуют её таланту, не дают расти… - он вздохнул. – Она на самом деле талантлива, но… Ладно, это её выбор.
-Ты любишь её.
-Люблю?.. – он удивился. - Мы прожили вместе семь лет. Помотали друг другу нервы так, что другим и не снилось… - вздохнул. - Когда расстались, я был просто счастлив… А потом… Через какое-то время… Вдруг ощутил пустоту. И чем бы я ни занимался, куда бы ни шёл, с кем бы ни общался, эта пустота не оставляла меня ни на минуту, засасывая всё глубже и глубже! И однажды мне стало совсем худо. И я ничего лучшего не придумал, как сесть в поезд и рвануть в Москву. И вот тогда… - смущённо хмыкнув, он замолчал.
-И что же случилось тогда?
-Вот тогда я и увидел тебя.- Григорий заглянул Вере в глаза. Вернее, попытался заглянуть. Но Вера упорно смотрела в окно.
Хорошо, что он не увидел её глаз, потому что они были полны слёз…
В Ростове тоже была зима. И перед лицом Веры порхали точно такие же мохнатые снежинки, как и в Москве. Кружась перед самым её носом в медленном белом танце, они так и норовили упасть на её ресницы, чтобы потом непременно стечь на щёку мутной чёрной слезой. Ну, уж нет!
Нет! Я больше не собираюсь хлюпать носом, - решила Вера и активно завертела головой, уворачиваясь от налетевших на неё хлопьев.
Да, в Ростове тоже была зима. И такой же изумительно красивый снегопад, как и в Москве. Только почему-то как-то уж очень сыро. И промозгло. Надо же, так красиво - и так промозгло. И на душе было так же. А ещё вчера думалось, что всё будет наоборот. Верилось, что едва она вступит на перрон, как счастливая жизнь тут же раскроет ей свои объятья.
Что ж так неуютно-то?! – съёжилась Вера. - Впору кинуться назад в вагон – и в Москву… И ещё Григорий… Славный казак, но... А куда это я иду? И зачем?!
Вера резко остановилась.
Шедшая за ней тётка такого манёвра не ожидала и со всего маха налетела на неё со всей своей неподъёмной поклажей. Вера в свою очередь тоже не ждала от тётки такого натиска и, не выдержав свалившегося на неё столь внушительного веса, рухнула на платформу.
Сквозь резко наступившую ночь, она услышала знакомый голос.
-Вера! Ты бы хоть стоп-сигналы включала!.. Эй! Ты жива?!
Не знаю, - подумала она, - наверное, жива. Раз уж слышу, и думаю… А почему же ничего не вижу и не чувствую?.. О, чувствую, чувствую, - отметила она, ощутив, как кто-то с силой потянул её за руку.
Наконец, тьма постепенно стала рассеиваться, и Вера увидела себя мешком, повисшем на могучих руках здоровенного казака.
-А что это ты меня?.. - возмутилась Вера и, упершись руками в грудь Григория, попыталась его оттолкнуть.
-Так ты же лежала… - начал было объяснять казак, но Вера уже проворно сползла с его рук, ступила на асфальт и, ахнув, тут же снова рухнула наземь.
В травмпункте их встретила молоденькая медсестра в давно уже несвежем халате.
Кокетливо взглянув на Григория, игриво предложила:
-Тело можете положить на кушетку.
Григорий, не восприняв шутки, строго спросил:
-А у вас когда менялась на кушетке простыня?
-Не нравится – можете идти в другой травмпункт, – огрызнулась девушка.
-Послушайте, - как-то очень устало сказал Григорий, - мы сюда не шутить зашли!
-Да что вы?! А я думала шутить, – изобразила удивление девушка и, испепеляюще взглянув на пришедших, презрительно добавила: - Да опустите уже, наконец, свою ношу, ведь немало же весит...
Вера, услышав такое, с ужасом почувствовала, что сейчас начнёт скандалить. Григорий это тоже почувствовал и решил взорваться первым.
-Да где же у вас, в конце концов, врач?! Нам ведь срочно нужно в рентгенкабинет!
-И вам тоже? – медсестра всё ещё держала марку, но уже как-то вяло. – Врач примет вас, подождите. Он со сломанной рукой разбирается. Думаете, вы здесь единственные? – она обиженно поджала губы.
Вера, преодолевая боль, шепнула.
-Гриша, ты всё-таки опусти меня на кушетку - ты же устал.
-Да ничего я не устал, - успокоил её Григорий и осторожно, не отпуская Веру, сел.
За дверью напротив послышался плеск полившейся из крана воды и мужской голос.
-Следующий, - уверенный голос нисколько не сомневался в том, что следующий уже готов.
Григорий быстро поднялся и понёс Веру в кабинет.
-Располагайтесь на кушетке, я сейчас подойду, - добавил из-за ширмы всё тот же голос, и Вера вдруг оцепенела: этот тембр ей показался очень даже знакомым. На мгновение она сосредоточилась, потом, мягко взглянув на своего спасителя, попросила оставить её у врача одну. Подняв брови, он на секунду замер и тут же быстро и молча вышел.
Ах, судьба! Странная ты всё-таки девушка: то капризничаешь, отвергая всё и вся,
никого не слушая, ни о чём не спрашивая, то вдруг становишься такой покладистой, уживчивой, доброжелательной и начинаешь направо и налево заслуженно и незаслуженно раздавать подарки, устраивать сюрпризы.
Из-за ширмы вышел высокий красивый седой атлет лет сорока пяти. В таких, обычно, влюбляются с полувзгляда. Халат на нём был слегка примят, но свеж, словно только что из прачечной. Не глядя на пациентку, он сел за стол, взял ручку и, придвинув журнал, уже тихим воркующим голосом попросил назвать фамилию.
-Ветрова Вера Владимировна.
Рука, уже начавшая писать, вдруг замерла. Медленно подняв голову, доктор повернулся.
-Вера… Вера? Вера! Откуда ты здесь?! – в одно мгновение он оказался перед Верой, присел на корточки. – Что с тобой? – окинул её встревоженным взглядом. – Что случилось? Упала?! Что болит? Где?
-Нигде не болит. То есть…сейчас не болит… Но если наступить…
-Так... Давай-ка это снимем, – он наклонился, расстегнул сапог. – Ну, давай, помогай… Я осторожненько... Держу, держу. Ну?..
Сапог не снимался.
Вера, помогая доктору, изо всех сил пыхтела, кряхтела и тихонько поскуливала. Доктор, ничему не удивляясь и не обращая внимания на сдавленные стенания пациентки, настойчиво, но очень осторожно стягивал сапог с ноги.
Наконец Стас освободил слегка посиневшую и уже изрядно опухшую ногу и, выбрав намётанным взглядом проблемное место, сразу же принялся осматривать и ощупывать голеностопный сустав. Наконец он поднял глаза.
-Внутрисуставный перелом, - ничуть не сомневаясь, констатировал он.- Нужен рентген и гипс. Сейчас я это организую, – он ещё раз посмотрел на неё, но теперь уже восхищение светилось в его глазах. – Какая ты красивая, Вера. Ты стала ещё красивей, чем была.
Она молчала, потому что ей хотелось сказать то же самое. Сколько же лет она его не видела?! Она даже не подозревала, что он может стать таким… таким… таким…
-Почему ты не в Америке, Стас?! – вдруг опомнилась Вера.
-А почему я должен быть в Америке? – он рассмеялся.
-Ты же был в Америке!
-Был неделю. Пять лет назад. Друг приглашал. Сашка Огурцов. Помнишь его? Он теперь там живёт... А что это ты? При чём тут это...
-А где же тогда ты был всё это время? – ей вдруг почему-то опять захотелось плакать.
-Какое, всё это? Неделю назад только из Москвы. Ты же знаешь.
-Я? Откуда?
-Разве Василий тебе ничего не говорил? Мы же с ним встречались. Даже в ресторанчике посидели, – он вдруг обиженно добавил. – Ты же сама не захотела придти.
-Куда? Когда? Ничего не знаю.
-Не знаешь? – он недоверчиво ухмыльнулся. - Твой муж при мне звонил тебе. Ты даже не захотела со мной поговорить!
-Мне? Когда? О чём ты? Я уже два года вообще ничего о нём не знаю.
-Что? – он не понял. – Что ты этим хочешь сказать?
-Мы расстались.
Стас с сомнением посмотрел на Веру.
Одна предательская слеза всё же скатилась по её щеке, защекотала шею.
Да что это со мной? Да что же это я?! – подумала она, – Бо-же! Как же я рада! Как ра-да! Какой подарок судьбы! Вот так нежданно-негаданно встретить человека, с которым в душе уже распрощалась навсегда, а юношеская любовь к которому навсегда осталась в сердце чудной недописанной мелодией.
-Как я рада, Стас… Здравствуй! – она протянула ему руку.
Ничего не понимая, он нежно поцеловал её ладонь, заглянул в глаза.
-Что ты сказала? Вы расстались?.. Но ведь Василий звонил…
-О каком Василии ты говоришь? – она прервала его. - Разве ты знаешь моего… то есть, не моего, а… э-э-э… То есть, этого… того… - она шумно выдохнула. – Так какого Василия ты знаешь?
-Во-первых, я знаю именно того… Василия… То есть, твоего… А во-вторых, поехали на рентген.
Гипс был мокрым, холодным и тяжёлым.
Голеностоп пульсировал так, что стучало в висках.
А Вера сияла от счастья.
Вот и пойми…
-Стас, и всё же, я не могу понять, зачем Василию это было нужно?
Доктор пожал плечами.
-Не хотел, чтобы мы встретились.
-Почему?
Доктор опять пожал плечами.
-Не знаю… Могу только догадываться.
-Но как же так можно?!
-Обычная реакция ревнивого мужа…
-А как ты с ним познакомился? Где ты его нашёл?
-Да мы всю жизнь были знакомы, просто… Просто я не знал, что он твой муж, а он не знал, что… Мы это выяснили только… года три назад.
Вера вытаращила глаза.
-Не может быть! Какое коварство…
Стас не понял:
-Почему?
-Потому… Три года назад я попросила его помочь мне найти тебя…
-И что?
-Он долго искал… Потом сказал, что ты эмигрировал в Америку.
-Зачем?
-Зачем в Америку?
-Зачем так сказал?
-А зачем он в ресторане сказал тебе, что звонит мне, когда мы уже два года не общаемся? – вздохнув, Вера развела руками, покачала головой и оглянулась. - А ты здесь работаешь?
-Как сказать… Это что-то вроде шефской помощи… С этого травмпункта я начинал свой путь в медицину… Так, всё-таки, почему, коварство? Что ты имеешь в виду?
-Потому что ужас! – воскликнула Вера - Ты всю жизнь общался с ним, миллион раз приезжал в Москву, а я ничего не знала! Вот и ответь, разве это не коварство?..
-Но то, что мы – это мы, выяснилось ведь недавно совсем… Года два назад…
-Три…
- Да… три… Так вот, когда мы это выяснили, ты уже жила Италии... С дочерью…
-Я? В Италии? Да кто тебе такое сказал?! Я только один раз была у дочери в гостях – и всё!.. Боже, каков Василий! Как он нас развёл! И в прямом и в переносном смысле…
-Пусть так, но ведь неделю назад он звонил тебе… При мне… Ты же сама не захотела!
-Да мы два года уже не общаемся!
-А он мне сказал, что ты просто никого не хочешь видеть…
-Да почему же это я тебя-то не хочу видеть?
-Не знаю… Прошло много лет… Люди меняются… - Стас на мгновение задумался. -А что ты здесь делаешь? – он оглянулся на дверь. – И… с кем?
А с кем я? – Вера словно проснулась. – Боже, с кем я? С совсем чужим человеком. Совсем чужим. И я для него совсем чужая. Так почему же мы здесь вместе?..
-С кем я?.. С одним… знакомым… - Вера окончательно растерялась.
-А-а-а… - понимающе кивнул Стас.
-Нет, не «а-а-а»! Это совсем не то, что ты думаешь!
-А я ничего и не думаю, – пожал плечами доктор. – Наверное, он уже с ума сходит от неизвестности, – резко повернулся и направился к двери. – Я позову его.
-Гриша, я встретила человека, к которому ехала...
-К которому ехала… Что?! – Григорий обессилено присел на стул, - Зачем же ты тогда… Ты же говорила… Ты была так одинока…
-Гришенька, я не знала, что встречу его. Я даже не подозревала, что он в Ростове.
-Как это?! Ты же только что сказала, что к нему…
-Понимаешь, это образно… Это значит, что уже давно… очень давно… куда бы я ни шла, куда бы ни ехала, всегда и везде мечтала встретить его…
-А я?..
-А ты всё это время ехал к жене… Да, вот так долго, сложно, непонятным маршрутом, но к жене… Ты любишь её – это же и ежу понятно. Думаю, она тебя тоже любит... И ждёт, когда ты уже приедешь… Ты только не отпускай её больше никуда…
-Я… Я всегда буду помнить о тебе…
-И я всегда буду помнить о тебе. Я благодарна тебе…
-За что?
-За всё…
Григорий вышел. Повернувшись к окну, Вера легко вздохнула. Какой огромный камень свалился с её души, и теперь она знает, что надо делать. И значит всё, что было, и даже сломанная нога, было не зря, если цепочка свершившихся событий привела её сюда, в этот город, в этот травмпункт, к этому человеку – к человеку, к которому она шла всю жизнь.
А за окном всё так же красиво порхали снежинки.
Какой изумительный зимний день!
Надо же, как в кино…