Республиканский сборный пункт находился, да и поныне, наверное, находится на улице Высотной.
Петрозаводск город не такой уж и большой, но как-то не приходилось мне после того, как много лет назад побывал в этом заведении, еще раз даже проехать мимо, не то, чтобы зайти. Так уж вышло... Да и желания особого не испытывал. Что было - прошло...
Команда, к которой я был приписан, носила номер 1340. Куда нас отправят, естественно, не знал никто, за ворота не выпускали, кто-то из массы призывников торчал здесь в ожидании отправки неделю, кто-то уходил в день прибытия... На момент моего появления контингент насчитывал человек сто, может, чуть меньше. Разношерстная стриженая толпа полупьяных призывников. И, естественно, немногочисленные офицеры и три прапора, наметанным глазом выделявшие спрятанные за пазухами и в рукавах бутылки со спиртным.
Меня прямо на входе охлопал мордастый прапор, заглянул в сумку, где кроме пары банок тушенки ничего достойного его внимания не оказалось. Затем сдернул с плеча старенькую гитару, видимо полагая, что и в ней может быть спрятана водка, но, ничего не обнаружив, потерял ко мне всякий интерес и переключился на парня, стоявшего за мной... Я прошел в большой зал с отполированными задницами многих поколений деревянными нарами, присел на свободную шконку. Спустя пару минут на соседнюю плюхнулся тот самый парнишка, которого прапор на входе обшмонал после меня:
- Козззел!!! Пузырь ликвидировал! Чтоб он у него поперек горла стал!
- У него станет, жди!.. Не кипешись, придумаем что-нибудь. Щас к забору сходим, может, с той стороны кто из знакомых маячит!..
С той стороны, однако, никого не было, да и бдительный прапор рявкнул на нас, узрев подозрительные прогулки вдоль забора. Ничего не оставалось, как переместиться в обратном направлении...
Парня звали Димой, был он из Олонца, приписан к той же самой команде 1340. До вечера мы потихоньку мучили гитару по очереди, и даже умудрились слегка захмелиться. Кто-то из парней, пришедших после нас, все-таки сумел пронести мимо цербера в прапорских погонах бутылку первача.
В 20.00 дежурный по пункту сменился. Красномордый ушел, видимо, забрав всю конфискованную водку, и на его место заступил другой. Тоже прапор. Уже в годах. Но, судя по его виду, то ли недобравший, то ли решивший идти другим путем. Если точнее, то недобравший, но не чуждый либеральных взглядов. Скомандовав построиться, он начал толкать нам речь, суть которой сводилась к тому, что он сам когда-то тоже был таким же и понимает, что нам предстоят два года службы. А посему, городские могут до восьми утра завтрашнего дня напоследок сходить домой к мамам и девушкам. Те же, кто из районов, могут скинуться и послать гонца в лавку, ну и, естественно его не обнести. Городских оказалось человек десять, не больше, оживленно гомоня, мы вышли за ворота, вскоре нас догнал Дима. На плече у него болтался пустой рюкзак:
- Слушай, где тут магазин ближайший? До девяти успею?
- Что, гонцом пошел?.. Тут недалеко, успеешь. Пошли, провожу...
- А ты куда потом?..
- В общагу схожу, оттянусь напоследок...
Дима, затареный спиртным и закусью, направился назад, я же, прыгнув в троллейбус, отправился в родную общагу...
- О-оооо!!! Какие люди!!!
- Ты что, уже отслужил?!.. Ха-ха-ха!!!
- Девочки, девочки, смотрите, кто к нам пришел!..
Субботним вечером вся общага, как обычно, стояла на ушах... Музыка, вопли, пьяный женский смех... В общем - все, как обычно, все как всегда...
- Да меня только до восьми утра отпустили!..
- Ну, до восьми утра - времени - вагон!.. А гитара где?
- Там осталась...
- Не беда, щас на третий этаж сходим - возьмем!.. Вроде была там у кого-то.… Давай, за твою службу, чтобы прошла, как один миг!..
Утро оказалось тяжелым... Вернее, не утро, а уже день... На часах было полвторого... С трудом повернув голову, я обнаружил слева от себя светловолосую женскую головку, уютно посапывающую в мое плечо, справа на тумбочке - полбутылки пива...
Осторожно освободив онемевшее плечо, я дотянулся до бутылки и присосался к горлышку. Дверь распахнулась, в проеме покачивался мой бывший сосед по комнате Серега:
- Живой?.. Щас Саня пива принесет, поправимся!..
- Да мне на Высотную надо, я и так опоздал уже...
- Успеешь еще в сапогах набегаться, да и куда ты такой пойдешь? Опоздал - да и хрен с ним! Не уйдет от тебя армия!.. Ты ей нужен, а не она тебе!.. Подождет!..
Долго уговаривать меня не пришлось. Я, конечно, понимал, что подвожу прапора, что надо было бы хоть с опозданием, но явиться, однако явившийся с бидоном пива Саня и проснувшаяся девушка (как же ее звали?) в корне пресекли все мои робкие попытки куда-то идти...
Так прошел еще один вечер, потом - другой, потом мы поехали к кому-то в деревню в пригород... Короче, я все-таки пришел на сборный пункт в восемь утра. Через неделю. Если точнее, то меня привезли. В «воронке»...
Начальник сборного пункта, подполковник Коркин, долго смотрел на меня, взгляд его не предвещал ничего хорошего.
- Оказывал сопротивление, товарищ подполковник, пришлось успокоить! - ответствовал милицейский старшина на вопросительный взгляд Коркина.
- Мало дали!..- процедил сквозь зубы начальник сборного пункта.
Я пошевелил плечом. Не иначе, "демократизатором" приложили, больно - слов нет. И глаз заплыл, не видать ни хрена. Хорошо, вроде, зубы на месте, и то ладно...
Моей команды, судя по всему, не было уже давно. В углу на пустых нарах валялась знакомая сумка, где кроме зубной щетки уже ничего не осталось, гитары, как я и предполагал, след простыл. Примерно часа через два меня пристегнули к какой-то команде, и еще через час мы покинули сборный пункт. Железная створка ворот, пронзительно скрипя, медленно отрезала путь к возвращению. Впереди ждала неизвестность...
* * *
Ташкентский аэропорт был переполнен.
Спецрейс с аэродрома Воздвиженский под Уссурийском, выгрузил толпу дембелей на горячую узбекскую землю. В ноябре в Ташкенте не жарко, после промозглой приморской осени - так вообще кайф! Бархатный сезон, короче. Однако же, улететь отсюда представлялось проблемным. Все рейсы на Москву и Ленинград были украшены надписью на табло "Свободных мест нет" аж на две недели вперед. Попытки уехать с железнодорожного вокзала тоже не привели ни к каким результатам. Вернувшись в аэропорт, я поинтересовался расположением центральных предварительных касс, которые оказались в центре города, в получасе езды на троллейбусе. Здраво рассудив, и взвесив все шансы, поехал туда, попросил симпатичную девушку в форме «Аэрофлота» продать мне билет на ближайшее число, на западное направление, и оказался счастливым обладателем билета на Таллинн через два дня. Ну, Таллинн, это почти Питер. Оттуда по любому быстрее до дому доберусь. Два дня все же надо было где-то кантоваться, но это уже не так страшно. Переживем...
Утром следующего дня я спустился со второго этажа аэровокзала, где провел ночь на полу, с чемоданом под головой... В умывальнике, куда зашел побриться, уже было изрядно народа, у соседней раковины сосредоточенно водил электробритвой по щеке, изуродованной жуткого вида шрамом от уха, располовиненного, а потом сшитого, до подбородка, сержант в десантном тельнике. На парадке, брошенной рядом, красовались орден «Красная звезда», медали «За отвагу», «За Боевые Заслуги» и какая-то афганская.
Я посмотрел в зеркало. Встретившись со мной глазами, сержант перестал бриться, взгляд его, до того полный превосходства ко всем, не нюхавшим пороха, изменился, и он резко повернулся ко мне:
- Из Карелии?..
- Оттуда.
- А меня помнишь?!
Да, это был Дима...
В том, что мир тесен, мы убедились еще тогда, в Ташкенте, где Дима тут же потащил меня в аэропортовский ресторан, где мы с ним и провели остаток времени до моего рейса. Как мне поведал Дима, команда 1340 полностью шла в Афган, и из сорока человек часть парней вернулась домой «грузом 200» . Потери в то время были немалые, сам Дима дважды был ранен, но, слава Богу, руки, ноги, яйца целы, а шрам на морде - фигня!
- Так что, повезло тебе... - заключил он. - Я так и понял, что ты загудишь крепко, если в общагу намылился. И гитару твою я с собой взял. Все равно бы не дождалась тебя...
Я, в свою очередь, рассказал Диме о своей эпопее, предложил ему лететь со мной до Таллинна, но он отказался, сославшись на поездку к какому-то своему другу под Куйбышев...
Объявили регистрацию. Опрокинув посошок, мы обнялись, и я неверной походкой побрел по направлению к стойке регистрации на Таллинн.
А еще, через час, ТУ-134 стремительно взмыл в ночное южное небо, унося меня ближе к родным местам...
* * *
- Счастливого пути!
Сержант протянул мне документы, его напарник, поправив ремень автомата, отошел от кабины. Вздохнула пневматика, отпуская тормозные колодки, и тяжелая фура медленно тронулась от поста.
- Ну, теперь следующий пост только перед Петрозаводском будет. Можешь спать!
- Слушай, у вас что, менты куплены, что ли? Даже груз не смотрели! - клиент в недоумении покачал головой.
- А мы тут постоянно ходим, примелькались давно. Да и документы в порядке у тебя, чего там смотреть?..
1996 год. Фура нашего клиента сломалась в Киришах. Сломалась серьезно. Оборвало шатун... На его счастье попались мы, пустые и свободные, и после недолгих переговоров товар был перегружен в нашу фуру, и залив полностью оба бака, мы тронулись по направлению к мурманской трассе. Путь был неблизкий, до Мурманска пилить и пилить.
Напарник похрапывал на спальнике, клиент клевал носом, я вглядывался в чернильную темноту ночи. Сразу за постом начиналась деревня Мегрега, еще километров двадцать - и Олонец. Фонари на столбах, как водится, не горели, фары были бессильны...
Вам никогда не приходилось ехать ночью по свежеположенному асфальту? Занятие не из приятных, доложу я вам!.. Чернота ночи накладывается на черноту асфальта, и заметить что-то перед машиной можно лишь тогда, когда оно возникает непосредственно перед тобой.
Как я тогда умудрился увидеть лежащее на проезжей части тело, сам не знаю. От резкого удара по тормозам, клиент чуть не вынес головой лобовое, на спальнике заматерился проснувшийся напарник. Рванув на себя кран ручника, я, не стесняясь в выражениях, вывалил все, что думал о местных деревнях, дорогах и аборигенах...
- А может, там труп? - испуганно спросил клиент.
- Щас глянем! - напарник, кряхтя, выбрался из спальника.
Абориген был жив. И, судя по тяжелому перегару, давно и застойно пьян. Аборигены в местных деревнях тротуаров не признают по сей день, и ходят по проезжей части. Этот же, видимо, сил не рассчитал, и встать уже не мог. Так и уснул, сердешный... Опухшая небритая рожа, драные кроссовки, джинсы от грязи потеряли свой первоначальный цвет и выглядели как половая тряпка. Наши попытки привести его в чувство успеха не принесли.
- Цепляй его за вторую руку, оттащим к забору!
Напарник, продолжая материться, ухватил бедолагу за руку, и мы оттащили его к ближайшему палисаднику.
- Ты че делаешь? Пусть лежит, охота тебе пачкаться! - сплюнув, бросил он.
- Так надо хоть на бок его положить! Начнет блевать - захлебнется...
- Во, бля, мать Тереза нашлась!.. Да ни хрена с ним не будет!
Напарник развернулся и пошел к машине. Я, повернув на бок бесчувственное тело, замер. От уха через заросшую щеку до подбородка тянулся кривой шрам...
Не раз после этого я собирался остановиться, поспрашивать про Диму у местных, ведь должен же кто-то знать его, но получалось, что всегда было некогда, работа есть работа, и на остановки времени не находилось...
Да и вряд ли я мог чем-то ему помочь, даже если бы и нашел...