Деликатная трель дверного звонка трахнула грозовым раскатом.
На мгновенье Борисову привиделось, что карающие боги раздвинули потолок, как облака и сурово сдвинув брови, наблюдают за его стоячим обмороком.
- Куда?- прохрипел незаявленный гость всполошившейся любовнице и, не дождавшись ответа, заметался по периметру спальни. Прелестница, постанывая от ужаса, стала рассекать ту же комнату, только в противоположном направлении. Они натыкались друг на друга, не видя и не узнавая. Пылкое чувство, ещё минуту назад грозившее перерасти во вселенскую любовь, приказало долго жить и выступило холодной испариной на голых телах.
Звонок прогремел повторно. Чуть длинней и на много требовательней.
Борисов стал лихорадочно искать форменные брюки и с нецензурным криком отчаяния сообразил, что в пароксизме страсти сбросил их ещё в гостиной.
В дверь звонили уже без перерыва.
Любовница юркнула в салон, швырнула оттуда одежду и недвусмысленно указала пальцем на балконную дверь.
- Неееееееет,- запротестовал Борисов, вспоминая, как долго поднимал его лифт на 11й этаж к заветной двери. Но приглушённые дерматином крики ,,Вера, открывай. Я знаю, что ты дома!!,, не оставляли ему другого выбора.
Уже на обледеневшем пятачке балкона, Борисов понял, что в спешке получил не всю одежду, а только свой милицейский китель. Положение становилось не только унизительным, но и угрожающим. Очень мёрзли плоть и ягодицы. Счастье, что хоть предусмотрительно не снял носки, иначе бы сросся с кафелем пола.
В квартире слышались движения и голоса. Борисов слился со шкафчиком для стеклотары, молясь всемогущим богам. Обещая им щедрые жертвоприношения в виде пожизненной верности жене и собственноручных работ на приусадебном участке.
На смежном балконе скрипнула дверь. Тенор Решетников, в шёлковом халате и дурном настроении, вышел подышать перед ежедневной распевкой. Вчера на верхнем ля он пустил прегнуснейшего петуха, за что был освистан публикой и даже схлопотал катышком фольги от шоколада по лбу. Вид одетого не по уставу стража порядка его не испугал, и даже не удивил. Видимо, Прелестница искала всепоглощающих чувств регулярно, и с кем не попадя. Решетников, не мешкая, протянул солидарную руку помощи. Борисов, стараясь не глядеть вниз, ухватился за певца и стал задирать своё сухощавое, посиневшее телосложение на скользкое перильце. Дрожащими губами он беспрестанно повторял клятву: зажить праведно и благообразно, если уцелеет. В момент, когда вся одетая половина Борисова уже находилась в крепких объятиях тенора, а греховная и беззащитная - ещё на вражеской территории, дверь распахнулась и любовница, спешившая объявить о ложной тревоге, застыла в полном очумении от увиденного. С чувствами было покончено навсегда. Женщина может простить алкоголизм, побои, мотовство и даже измены, но только не жалкий вид подобного рода.
Борисов приплёлся домой совершенно разбитый. Саднили коленки, ныло тело, покалывало всё ещё клокочущее от страха сердце.
- Ты где был? - подскочила вечно сердитая жена.
- У любовницы!! - отчаянно осмелел капитан.
- Иди ужинать, Казанова,- женщина передумала скандалить и пошла греть ему картошку.
В доме было тепло, уютно. Знакомые запахи. Привычные звуки.
Вяло пережёвывая, Борисов вспомнил, что о чём-то клялся богам.
Но о чём именно - восстановить в памяти так и не смог…