Был разгар лета. Я уже неделю был в станице Старо-Корсунской, у Зеленского, который арендовал хату у хозяина – старого седого казака. Целыми днями играл в саду с соседскими мальчишками в шахматы, расположившись под яблоней на старом плаще. Играли и ели валявшиеся вокруг нас яблоки. Хозяйская дочка, лет на 5 – 6 старше нас, собиралась вечерами с подругами во дворе, и они красиво пели песни. Нас они обзывали малышами и прогоняли играть в шахматы.
Мы, мальчишки - подсаживались к хозяину, и он нам рассказывал о том, как воевал. Он прошёл с винтовкой в руках всю войну – от Западной границы, пережив все ужасы отступления, и потом – обратно, в саму Германию… Ему повезло - не был ранен ни разу… А товарищей погибло очень много…
Вернулся домой, завёл хозяйство, корову – ведь жить как-то надо… И вот как то накосил травы в овраге для своей коровы – надо же её кормить чем-нибудь… Это заметил милиционер… Арестовали – как - будто он украл эту ничейную траву… Отсидел как за воровство несколько лет на лесоповале… Вот поэтому он теперь больше и не держит корову!
Мы удивлялись… Неужели за траву из оврага такое может быть? Дед рассказал нам, что и другие сельчане тоже пострадали – кто-то подобрал пару кочанов кукурузы, валявшихся на поле после уборки… Кто-то собрал валявшиеся поле брошенные после уборки колоски пшеницы… Это считали воровством… Но брали - ведь кушать было нечего, в колхозе почти ничего не давали на трудодни…
Я помогал Зеленскому на пасеке, надев шляпу с сеткой от пчёл. Он открывал улей, а я качал дымарь, пускал дым на пчёл, и это их утихомиривало. И ещё брызгали на них веничком водой из ведра – пчёлы, наверное, считали, что начинается дождик, и прятались в улей.
Через неделю приехали велосипедами отец и его друг терапевт Мазуренко. На рассвете следующего дня вчетвером с Зеленским двинулись на паром через Кубань, а на том берегу свернули вправо по тропинке через заросли кустов и деревьев.
Вот и Пшиш... В это время река тихая, спокойная, С берегов над водой склонились огромные вербы, отражающиеся в ней – и вода кажется тёмно-зелёной. Течения почти нет. Вода чистая, прозрачная. Видно, как в ней ходят, не спеша в одиночку и стаями рыбы. Поблизости нет дорог - ни шума, ни пыли. Тишина, лишь птички щебечут.
Берег пологий, порос мягкой низкой травой. Расположились на лужайке, закинули удочки. Вода чистейшая, прозрачная. Видно, как ходят рыбы. Я заметил идущую по-над берегом стаю карасей – закинут крючок прямо в середину стаи. И удивительно – рыба клюнула, мгновенье – и карась уже на берегу. Крупный, больше ладони! Он даже червяка не успел съесть!
А стая шла неторопливо дальше вдоль берега… С удочкой в руке, я кинулся вслед за ними. Снова закинул крючок в стаю – и опять поймал. Пойманного карася бросил на берегу – и опять за стаей, которая шла всё дальше и дальше… А я – за ней! Было что-то невероятное – караси не обращали внимания на всплеск при забрасывании удочки… В результате – на одного и того же червяка поймал 5 карасей.
Потом стая ушла от берега и исчезла в глубине реки, а я вернулся к своим удочкам, подбирая на берегу пойманных карасей. Через некоторое время поплавок стал медленно погружаться – я подсёк… Это был очень крупный сазан! Никогда раньше таких не ловил! Подумал, что крючок на удочке большой, крепкий – повезло, не сорвётся! Покупал крючки на базаре с рук – продавец рассказывал мне, что сам делает крючки, сталь хорошая, не ломается…
Сачка у нас не было. Я постепенно подвёл сазана на мелкое место, к берегу. И тут попытался вытащить его. И сазан сорвался! Место было совсем мелкое – глубина сантиметров 10 – 15. Сазан извивался и подпрыгивал у самого берега. Мои «коллеги» заметили это и стали кричать:
- «Хватай его руками! Брось на берег!» Но легко было советовать…
Я как был одет и в туфлях кинулся в воду… Но сазан был очень скользкий, выскальзывал из рук. Вот он подпрыгнул чуть дальше от берега, махнул хвостом и ушел в глубину… На берегу все наблюдали мои старанья и от души смеялись. Мне осталось тоже лишь посмеяться. Посмотрел крючок – он не сломался, а разогнулся – вот сазан и сорвался! Сталь была слишком мягкой…
Оставив удочки, сели завтракать. С большим удовольствием ели варёную курицу, редиску, зелёный лук.
А потом Зеленский достал из сумки штук 7 раколовок. Они имели вид сетки, прикреплённой на кольцо из толстой проволоки диаметром сантиметров 40. К раколовке была привязана длинная верёвка. Зеленский объяснил мне, что раколовку надо забросить подальше от берега в воду, а конец верёвки привязать на берегу.
И тут выяснилось – что нет приманки! Мы забыли её дома… Хорошо, что только что съели на завтрак курицу – вот её кости и привязали в раколовки как приманку для раков. Никогда раньше я их не ловил– и теперь попросил, чтобы это поручили мне.
Забросив раколовки в реку метрах в 3 - 4 одну от другой вдоль берега, вернулся к первой из них, потащил за верёвку на берег. Из неё стали шустро выпрыгивать в воду раки, но всё-таки парочка поймалась, и я их сунул в приготовленную сумку.
Перебегая от одной раколовки к другой, быстро их вытаскивал, и каждый раз несколько раков становились добычей. За час поймалось около сотни раков! Хотелось ещё ловить и ловить, но была уже пора возвращаться домой.
- «В следующий раз наловишь больше!» - говорил Зеленский, но, как оказалось, это была моя первая и единственная ловля раков. И рыба больше не клевала - с тем и поехали домой.
Дома дел было много - варили раков, жарили рыбу… На следующее утро приехала жена Зеленского – Валентина Николаевна – высокая худощавая женщина. Она вошла во двор, поздоровалась, и мы не поняли сначала, что с ней произошло: лицо её было перекошено в одну сторону! Отец и Мазуренко сразу сказали:
- «Это воспаление лицевого нерва! Немедленно возвращайся в город, надо лечиться в нервном отделении – а то так и останется!»
Она рассказала, что ночь была очень жаркая, в вагоне поезда очень жарко, душно, окна были открыты, и дул сильный сквозняк. Прилегла отдохнуть, одна сторона лица переохладилась – вот её и перекосило!
Она тут же вернулась на станцию и поехала лечиться. Затем много лет периодически лечилась, но лицо так и осталось перекошенным.