Продолжение
***
Конечно, жизнь прожить – не поле перейти. Не наметить все заранее, не разложить по полочкам, не найти всему, что с нами происходит, простого объяснения. Поэтому неправильно было бы утверждать, что только судьбы несчастных женщин, с которыми Лену свели работа и жизнь, определили её путь.
Однозначный ответ в таких сложных вопросах – глупость несусветная. Разные события, многие моменты жизни вели, подталкивали Лену к мысли, что счастье любить и быть любимой надолго, навсегда, до дней последних на этой земле в её судьбе просто-напросто не предусмотрено, сознательно или по недосмотру – кто знает? - его забыли вплести в орнамент её жизни.
Каждой твари должно быть по паре. И в мире людей, вроде, так же... Только в нём надо умудриться найти именно свою половинку, ни в коем случае не перепутать, не пройти мимо, узнать среди множества, понять, что ты и именно вот этот и никакой другой человек принадлежите друг другу. Чтоб и тени сомнения не было! А найдя, не упустить, потому что второго шанса больше может и не быть.
В ранней юности, когда Ленкин близкий друг, самая первая и большая школьная любовь, переметнулся к её лучшей подруге (часто повторяющаяся, вечная, банальная история – называйте как хотите), ей было очень обидно, очень больно. Возможно, потому, что к этой любви она шла долго.
Все Ленины подруги к тому времени были давным-давно в кого-то влюблены, ходили повсюду парами, в обнимочку, только она в свои шестнадцать оставалась одна-одинёшенька. «Мой принц, видимо, заблудился, - стараясь не выставлять свои переживания и разочарования напоказ, шуткой отвечала Лена подружкам, - свернув не на ту дорогу».
Причина Лениного девичьего одиночества была вовсе не в том, что парни не обращали на неё внимание, как раз-таки наоборот – недостатка в таковом она не ощущала никогда. Дело было совсем в другом. Понравится ей, к примеру, мальчик, начнёт она с ним встречаться, в кино вместе ходить, а буквально через несколько дней ей становится с ним так неинтересно, так скучно, что она принимается искать любые поводы, лишь бы увильнуть от свидания, ни в коем случае не оставаться с ним больше наедине. И так раз за разом. Вот в те времена Лена и стала подумывать, что никогда не сможет полюбить кого-нибудь по-настоящему, на всю жизнь, что обделил её Бог даром такой любви.
Когда Лена перешла в последний класс, семья переехала в другой город. Новая школа, новые одноклассники, новые друзья. И – он. Высокий. Красивый. Совсем не дурак. Уверенный в себе. Артистичный. Душа общества. Лидер. Любимец девочек. Вал–еее-ра! Уже в одном только имени звучала для Лены дивная музыка. Если никого не оказывалось рядом, она десятки раз могла произносить это имя вслух на разные лады: то протяжно, нараспев, то обычно, размеренно, по-деловому, то громко, то еле слышно, с придыханием и томлением в голосе...
«Я влюбилась! - говорила себе Лена и чуть ли не прыгала от восторга. – Наконец-то я влюбилась! Я тоже могу любить!»
Они стали встречаться, однако счастье длилось недолго. Возможно, он тоже надоел бы Лене вскоре, как и все мальчишки до него. Но в том-то и беда, что на этот раз инициатором прекращения отношений стал он – Валера, потому что его выбор пал на Ленину подругу.
Опыт первой любви оказался для девушки горьким... Ей даже хотелось умереть. Хорошо, что все эти переживания свалились на Ленкину бедную голову после школьных выпускных экзаменов. Их-то она выдержала на отлично. А вот в университет в том году не поступила. Любовные переживания отвлекали от учёбы. Лена сдавала экзамены на факультет журналистики, но без особого успеха. Совсем чуточку не дотянула до проходного бала. Не суждено ей было стать журналисткой.
Устроилась работать лаборанткой в одном научно-исследовательском институте. Свободное время проводила одна: за чтением книг, в основном классической литературы, в которой много повествовалось о любви, в том числе и неразделенной. Страсти в душе со временем поутихли, Лена хорошо подготовилась к вступительным экзаменам и через год поступила в университет на филологический факультет.
***
Один из крупнейших ученых современности Альберт Эйнштейн задавался вопросом, был ли у Бога какой-нибудь выбор, когда Он создавал Вселенную, или всё же физические законы и мировые константы жёстко предопределили последовательность событий.
«14 миллиардов лет назад произошел Большой взрыв, из которого родилась Вселенная.
13,999 миллиарда лет назад - эпоха рекомбинации, когда излучение отделилось от вещества. Именно это излучение мы называем реликтовым, до этого момента мы ничего не видим.
13,999-13 миллиардов лет назад - "темная эпоха", о которой почти ничего не известно, происходит формирование структуры галактик и галактических скоплений.
13 миллиардов лет назад - появление звезд 1-го поколения, у которых из-за отсутствия тяжелых элементов еще не могло быть планет.
4,5 миллиарда лет назад - рождение нашей Солнечной системы с Солнцем, звездой 3-го поколения.
3 миллиарда лет назад - появление на Земле органических соединений.
40 тысяч лет назад - появление на Земле современного человека».
А есть ли у человека возможность выбирать свою судьбу? Или же она строго-настрого предопределена? Вопрос Эйнштейна остается без ответа. Остается открытым и вопрос о возможности выбора или предопределенности человеческой судьбы. Можно сколько угодно объяснять случившееся с нами, ну, например, так: «Если бы я не пошёл туда-то, я бы не встретил того-то, жизнь моя сложилась бы по-другому...» В ответ же на своё пространное объяснение услышишь: «Да, это судьба!» Или же: «Брось ты ерундой заниматься. Какая ещё такая судьба! Ты же пошёл туда сам, на аркане тебя никто не тащил – это раз. Не встреть ты этого человека, встретил бы другого – это два. Никаких если. Что захочешь – то и получишь».
Лена верит в судьбу, верит в Бога, однако это не избавляет её от многочисленных вопросов, на которые она ищет и далеко не всегда находит ответы. Жизнь идёт, и безответных вопросов почему-то становится всё больше и больше, не наоборот.
Но вера в Бога и предначертанную Им судьбу, по мнению Лены, вовсе не противоречит тому мнению, той теории, что каждому человеку Бог обязательно даёт возможность выбирать, какой дорогой идти. Иначе что же получается, человек – всего лишь очень сложный механизм, биологический робот что ли, запрограммированный на вполне определенный результат, которому иногда взбредает в голову, что он сам себе хозяин и может делать что захочет, а на самом деле, как бы он ни колесил по жизни, как бы ни запутывал следы, пытаясь обмануть судьбу и Бога, всё время оказывается в заранее определенной (но не им) точке?!
И ещё: если у человека нет выбора, значит, он и не несёт ответственности за свои поступки? Нет, такая позиция Лене не по душе.
Она твёрдо убеждена, что у человека всегда есть выбор. И тут опять напрашивается вопрос. Как же тогда избежать при этом непоправимых ошибок? Ведь из-за них, наших человеческих ошибок, наверное, столько горя на земле?!
Перед Леной раскрытое письмо от одной из сестёр, живущей сейчас далеко от неё, в другой стране, в другом мире, в огромном городе, заснеженном и морозном в эти январские дни с бесконечно длинными и непроглядно чёрными ночами. Так нежданно-негаданно пришедшее послание наполнило душу тревогой и горечью, возмущением и протестом.
«В этот раз постараюсь дописать своё письмо к тебе до конца. Уже несколько раз начинала, но никак не могла закончить: нелегко о таком писать. Два последних года были для меня ужасно тяжелыми».
И хотя Лене было всего лишь двенадцать лет, когда сестра сообщила своим родным и близким, что выходит замуж за Дмитрия, она очень расстроилась, потому что была твердо уверена – такая красивая и умная, добрая и по-хорошему гордая девушка, мастерица на все руки может покорить сердце любого «принца» и будет жить с ним долго и счастливо, душа в душу, на радость всем им, на радость ей, Лене. Но Митька ... Не мог он быть половинкой её сестры! Ни в коем случае! Ведь настоящие половинки, соединившись, живут в гармонии... Они не сомневаются, что лучше, чем друг с другом, не будет уже ни с кем. Нет, Лене не понять этого выбора никогда.
Самые лучшие парни в школе ухаживали за её сестрой, стройной блондинкой с толстой золотистой косой за плечами, блестящей ученицей, умницей и украшением любого общества Галиной. Как Лена хотела быть похожей на неё! Она, как тень, бродила за сестрой по пятам, зачастую мешая и срывая её планы. Ехать в пионерский лагерь хотела только с ней, на школьные утренники, в кино, решать трудные задачки – тоже с ней. Это спустя годы Лена стала понимать, какой обузой бывала для сестры, но та ни разу не отмахнулась от неё, не сказала ни единого грубого слова, не отклонила ни одной её просьбы.
«Мне так плохо, Леночка, ни в чём не везет, неприятности идут одна за другой чередой».
Последний раз Лена встречалась со своими сёстрами, в том числе и с Галиной, более двух лет тому назад, перед смертью мамы, в конце октября месяца. Неуютно и холодно было на улице, тяжело и муторно на душе: «Только не умирай, мамочка, не умирай, поживи ещё с нами на земле. Господи, Ты можешь дать ей силы, если на то воля Твоя. Я не хочу, чтобы она умерла. Ты же говорил: «Просите, и дано будет». Вот я и прошу Тебя, молю... Не сейчас, не сейчас, когда-нибудь, потом, только не сейчас. Так хочется сделать ей еще что-нибудь приятное, хорошее, порадовать подарками, безделушками какими-нибудь, просто посидеть рядом, поговорить – так много еще не успела спросить, узнать...» - проносилось в Лениной голове.
Днём и ночью сёстры дежурили у постели мамы по очереди, совсем мало спали: не хотели оставлять её одну в это постепенно переходящее для неё в другое измерение время, не хотели оставаться одни в эти последние для них дни с ней. Отдежуривший не спешил в постель, а присоединялся к компании других сестёр, их детей и внуков: готовили вместе что-нибудь поесть, просто сидели и болтали о том, о сём, вспоминали своё нескучное детство, то и дело перебивая друг друга: «А помнишь, как....»
С интересом прислушивались к рассказам их уже взрослые дети, а маленьким внукам Лениных старших сестёр хотелось бегать и играть: в их возрасте, слава Богу, ещё не понять, что с потерей родного, близкого человека внутри образуется страшная пустота. В такие моменты начинаешь вспоминать, говорить, даже смеяться, пытаясь не дать этой безличной холодной пустоте разрастись внутри тебя и вытеснить всё, чем ты живёшь, что ты любишь, перечеркнуть твои помыслы, мечты, устремления и превратить тебя в отчаявшееся, беспомощное, потерянное существо, вдруг забывшее или ещё не успевшее понять своё предназначение.
«Не хватает мне мамы. Приду к ней бывало, поговорю – и как-то легче сразу на душе становится».
Митька пил всегда. Когда он поздней ночью приходил домой пьяный, Галя убегала на улицу. Нет-нет, он ее не бил, но сама унизительность этого положения, грубость и жестокость мужа, пусть лишь на словах, были просто невыносимы для её тонкой натуры, доброй и такой легко ранимой души: лучше уж переждать где-нибудь в тёмном уголке двора, подальше от любопытных глаз, пока это пьяное подобие человека не утихомирится.
Надо было уйти от него, уйти сразу же, еще после потери первого ребёнка. Но русские женщины не оставляют так просто своих мужей, то ли жалея их, то ли надеясь, что те за ум наконец-то возьмутся (да только редко такое бывает), то ли пугаясь возможного одиночества, пересудов людей...
А потом родился Толечка. Не расти же сыну без отца, рассуждала Галя. За Толей появилась на свет Танечка. Дети росли, а Митька пил всё чаще и чаще, всё больше и больше. Лишь тестю, отцу Лены и сестёр, удавалось как-то сдерживать пьяные выкрутасы зятя, а не стало отца – ядовитое зелье совсем завладело Митькиным разумом, наплевал он на жену, детей, внука Дениску, живущего вместе со своей мамой Таней в одной квартире с бабушкой Галей и дедушкой Митей. Мучительные вопросы преследуют Галю, не дают спать ночами...
«Как мне тяжело. Днём я держусь, чтобы Танюша с Дениской моего настроения не видели, не чувствовали моё безумное отчаяние, а ночами не сплю часов до трёх-четырёх, реву белугой. Если бы не Таня с Дениской, которым я ещё нужна... Митька каждый день приходит домой пьяный. На что только пьет – не понятно. Друзья, говорит, угощают. Ладно бы молча приходил домой, так нет же – надо горланить, а то и разобьёт что-нибудь, наговорит всяких гадостей. Мы с ним давно уже не живём по-человечески, почти не разговариваем. Совсем чужими стали».
Лена помнила, как яркой звёздочкой на небосклоне явилась Галя к ним, родным и близким, в отпуск, преодолев огромное расстояние – от далекого острова Сахалин, куда отправилась пожить и поработать после окончания школы, не поступив с первого раза в институт, до небольшого рабочего поселка в Челябинской области. Это был ее первый в жизни отпуск.
Как же хороша была Галя тогда! Будто с обложки журнала мод сошла. Элегантная модная одежда, безукоризненно сидящая на ней, белокурые густые волосы, уложенные просто и в то же время как-то по-праздничному или... по-взрослому, делали её ещё более привлекательной.
Лена глаз не могла оторвать от сестры, ловила каждое её движение, каждый взгляд, каждое слово. Легкая уверенная походка с чуть вывернутыми наружу носочками ног – ну, прямо как у балерины, серо-голубые глаза, беспрерывно лучащиеся доброй улыбкой, белая лебединая шея (да, размышляла про себя Лена, рассматривая Галю в очередной раз, именно такой и должна быть лебединая шея) - всё говорило о том, что перед вами человек, знающий себе цену, умный, гордый, в самом лучшем смысле этого слова, независимый и бесконечно отзывчивый, добрый...
Почему же Галя не вернулась после отпуска обратно на Сахалин, о котором рассказывала так много увлекательного, романтичного? Почему решила остаться в маленьком рабочем посёлке Челябинской области? Почему вышла замуж за этого человека? Что кроется за её решением? Что-то же двигало ею тогда, что-то толкнуло на такой шаг. Неужели любовь? Не верится! Возможно, она думала, что обретёт ещё большую свободу в жизни? Но ни родители и никто другой и так никогда не посягали на её свободу.
Узнает ли Лена когда-нибудь тайну сестры, будет ли у неё возможность встретиться с Галиной, сможет ли она задать ей свои вопросы, захочет ли та ответить на них? Как же понять Лене то, что происходит с сестрой сейчас?!
Лет через пять после замужества Галя с семьёй перебралась жить в Екатеринбург.
«Работал Митька в жилищно-коммунальной конторе сварщиком, зарплата была 4500 рублей, но самое большое, что мы видели, - 3000 рублей, да и то далеко не всегда. Потом сам же их и проедал. Причем постоянно орал: « Вам всё деньги, деньги подавай».
А я долго не могла найти работу после того, как мы переехали из Сысерти в Екатеринбург: в таком возрасте никому уже не нужна. Тане тоже не сразу удалось найти место. Тогда-то у нас и накопился большой долг за квартиру, и я ужасно боялась, что мы сможем потерять её, поэтому обратилась к тебе за помощью. Большущее тебе спасибо. Страшно вспоминать это время, когда ребёнок просит есть, а в доме пусто – хоть шаром покати. Крошки от сухарей собирали Дениске. Я себя проклинала за то, что в Сысерти оставила целую наволочку сухарей».
Надо отдать Дмитрию должное – руки у него золотые, всё может или, вернее сказать, мог сделать: любые неполадки с сантехникой или электрическими приборами устранить в считанные минуты, мебель и игрушки мастерить, лодки ремонтировать, сети для ловли рыб плести, никогда с пустыми руками после рыбалки не возвращаться, уху душистую наваристую варить, рыбу коптить так, что только пальчики оближешь, и многое-многое другое. Но водка разрушала постепенно всё положительное в нём, превращая в жестокое бездушное животное.
«Я ведь думала, что Митька все-таки в городе найдет хорошо оплачиваемую для сварщика работу. Но он опять пошёл в ту же самую жилищно-коммунальную контору, в которой работал до нашего переезда на Белоярскую базу отдыха, а потом в Сысерть. Зарплаты там мизерные. Если схалтурят – пьют. По несколько дней может домой не приходить. Мы с Таней продали всё, что только можно было. Из ломбарда до сих пор никак не могу выбраться».
Сделав свой выбор – Дмитрия и замужество, Галя отказалась от получения высшего образования, от того, о чём мечтала и к чему стремилась в школе. Правда, у неё было много разных способностей и талантов. Например, она могла замечательно шить и вышивать и со временем, с её-то потрясающей Лену усидчивостью и аккуратностью, научилась прекрасно вязать и стала профессиональной вязальщицей в одном из трикотажных ателье Екатеринбурга. А какие чудесные вышивки делала она на вязаных изделиях – произведения искусства и только! От заказчиков не было отбоя.
Митька же пил со своими коллегами по работе почти каждый день, являясь домой поздно ночью, руганью и шумом поднимая на ноги всю семью, и Галя, вместо того чтобы бросить мужа, решила, что лучше им перебраться работать за город, на базу отдыха для рыбаков и охотников, расположенную в 60 км от Екатеринбурга на берегу прекрасного Белояроского водохранилища, которой заведовал её отец. Она думала, что на базе, где не так много работников, причём в основном женщин, Дмитрий будет меньше пить. Да и рыбачить Митя любил с детства. Это тоже отвлечёт от пагубных мыслей, не теряла надежду Галина. Даст Бог, избавится муж от своего порока.
Поначалу действительно было хорошо. Выполнив что требовалось по работе, всё остальное время Митька мог проводить на водохранилище. Весной, летом и осенью, пока не замерзала вода, часами сидел с удочкой в лодке, не обращая внимания ни на зной, ни на холод, ни на ветер, ни на дождь. Зимой устанавливал на метровой толщины льду палатку, защищающую его от пронизывающих до костей уральских ветров, сверлил старательно лунки, опускал в них удочки и терпеливо ждал клёва. Он знал множество разных тонкостей и приёмов, как обмануть недоверчивую рыбу и заманить на крючок.
Со всех сторон озеро окружали сладостно пахучие сосновые леса, в которых летней и осенней порой водились в достатке грибы и ягоды. Изумительной красоты места! Благодать! А для здоровья детей как хороши! Но зато от своего дела Гале пришлось отказаться (где ж в лесу трикотажное ателье найдешь) и заниматься работой, не требующей ни квалификации, ни особого творческого подхода. И с тех самых пор так продолжается до сегодняшнего дня – переход от одного низкооплачиваемого места к другому.
«В сентябре 2002 года я нашла работу в школе, всего лишь в пяти минутах ходьбы от нашего дома. Устроилась там в столовой диспетчером по питанию. Диспетчер должен собирать с учеников деньги на питание и ездить сдавать их в комбинат школьных столовых. Кроме того, я должна была еще накрывать столы к завтраку и обеду. Оклад 680 рублей и плюс 2% к нему, если соберу и сдам установленную по плану сумму денег, если же нет, то дополнительно получала только 1% к зарплате. А так как дети сдавали деньги очень плохо, что и неудивительно в эти тяжелые времена, то чаще всего выходил 1%.
Завтракали в три смены, то есть надо было накрывать столы три раза в день, всего человек на двести. Одна смена позавтракает – столы помыть, снова накрыть. Обед для групп продленного дня – это еще примерно пятьдесят человек. Самое большое, что удавалось зарабатывать, – две ставки, 1800 рублей. Домой приходила, конечно же, без рук, без ног и со страшной головной болью. Но хоть кусок хлеба и что-либо из еды приносила.
А ещё надо было делать отчёты за месяц работы: два в районо и один в комбинат. Первые отчёты сделала неправильно – некому было научить, за что в районо меня отругали, от переживаний голова разболелась так, что еле до дома доплелась. На следующий день отнесла заявление об увольнении директору школы, а он меня не отпускает, завхоз и все учителя давай уговаривать остаться. Я же, дурочка такая, не могу отказать».
«Беда никогда не приходит одна», - говаривала мудрая и добрая бабушка Маша. И внучки её убеждались в этом на собственной шкуре. Как бусинки на ниточку, нанизываются неприятности и несчастья одно за другим, преследуют человека, идут за ним по пятам, загоняют бедолагу в угол, пока терпению «избранного» не придёт конец. Тогда либо человек им вызов бросит и посмотрит на них, как на нечто неизбежное в данный момент, но преходящее, как на тёмный туннель, ведущий в конце концов к свету, или как на чёрную полосу, которую быстрее всего можно пересечь поперёк, а не плестись бесконечно вдоль, либо они возьмут в оборот человека и так затравят его, так парализуют волю, что тот уже и не борется за светлое в своей жизни, а бредёт с опущенной головой и потухшим взором, сам не зная куда и зачем. Не дай Бог последнего Гале!
«Вот и осталась я в школе на свою беду. На работу надо было к восьми утра, домой возвращалась самое раннее в пять вечера, а если оставалась помогать на кухне, за что получала продукты, то – в 19-20:00. Спать раньше двух часов ночи не ложилась: сидела над отчётами. Научилась – отчёты сдавала без единой ошибки. В комбинате говорили: «С Вами приятно работать. Точность, как в аптеке». Но зато здоровье за это время стало никуда негодное: непрекращающиеся головные боли от шума, артроз коленок обострился от того, что постоянно на ногах да ещё и бегом, язва желудка от всех этих переживаний через десять лет снова воспалилась. Но я себя только тем и утешала, что Дениска с Таней не голодают».
Неуютным и чужим становится мир вокруг тебя в такие моменты, как будто разбивается вдруг на мелкие кусочки, каждый отдельный из которых теряет смысл без других, а все вместе уже никак не собрать и не сложить – нет ни сил, ни желания. Стоит ли дальше держаться за этот непонятный и враждебный тебе мир, цепляться за жизнь в нём – эти мысли все чаще и чаще приходят Гале в голову.
«Очередная беда не заставила себя долго ждать. Раз в неделю я ездила в комбинат сдавать собранные на обеды деньги. Вот и в последних числах марта поехала, повезла десять тысяч рублей. Как обычно упаковала деньги за тремя замками – вытащили. Жить мне, поверь, не хотелось, в отчаянье бродила долго по городу, ничего не замечая вокруг».
Серое холодное небо над головой, кругом чужие равнодушные люди, которым до тебя и твоих забот нет никакого дела – своих хоть отбавляй. Одна, на всём белом свете одна! Отчаянье в глазах ... А когда-то они светились радостью и добром, ожиданием и надеждой. Почему всё так несправедливо?!
«Но потом я вдруг подумала о Тане с Дениской. На отца ведь никакой надежды, и у старшего моего, Толи, дела неважные в последнее время. Кто им поможет? Кое-как взяла себя в руки и пришла домой. Тане ничего не сказала, заняла десять тысяч рублей, отнесла в комбинат.
После этого я совсем сдала: правая рука стала отниматься – сильные боли в локте, на правый глаз стала часто слепнуть, временами резко худею, а затем моментально полнею. Да еще Митька на нервах постоянно играет, никак не угомонится.
В мае Таня нашла работу - вязальщицей в ателье, 4000 рублей оклад. Я уволилась, с Дениской сижу. Потом Таня взяла в долг за две тысячи рублей вязальную машину «Нева», чтобы иметь возможность дома подрабатывать – вязать джемпера из мохера. Я перематывала пряжу на конус и смётывала свитера, связанные Таней. К зарплате имели дополнительно две, две с половиной тысячи рублей. А вот уже месяц, как мохер закончился, и нет больше халтуры».
Когда и где была сделана ошибка? Как исправить ее? Уже почти нечем дышать: со всех сторон напирают неприятности, подбираются к горлу – вот-вот задушат...
«В июле закрыли жилищно-коммунальную контору, и Митька остался без работы. Хоть и раньше нам мало что доставалось от его зарплаты, но все же... Новое место он особо не искал. Когда мы жили и работали в Сысерти, у нашего работодателя арендовала помещение частная школа. Так вот – в Екатеринбурге у них тоже есть отделение, всего лишь в пяти минутах ходьбы от дома, в котором мы сейчас живем. Митька и пошёл туда работать сварщиком-сантехником за четыре тысячи рублей в месяц. Предлагала ему поискать более высокооплачиваемую работу, да и не рада сейчас. Как напьётся, так орёт, что нам только деньги нужны, а у него здоровье не позволяет много вкалывать: на нас, видите ли, его угробил, а нам, ненасытным, всё мало».
Сколько помнит Лена Митьку, тот никогда особо не надрывался. Заставишь такого перерабатывать! А вот пить – тут уж он не уставал никогда.
«Мы с Таней поначалу думали, надеялись, что хоть здесь пить не будет: все-таки частная школа, дети богатых родителей. Но не тут-то было. Всю первую неделю каждый день пил, как сапожник. Да и потом тоже. Невыносимо было всё это терпеть, еле сдерживала себя, чтобы не совершить что-нибудь.
В один из выходных Митька был дома трезвый. Я предложила ему, по-хорошему, найти себе женщину подходящую и уйти от нас или уехать, наконец, в поселок, в котором он родился и вырос: как напьется, бывало, все рвется туда. Митька промолчал, а когда пришел домой пьяный после этого разговора, я думала, что мне больше не жить. Таня была как раз на работе. Я заперлась в комнате, так он выломал дверь, стекло из неё разлетелось с дребезгом во все концы, мне руку слегка поранило. Только благодаря Дениске не произошло ужасного. Он разрыдался, повис у деда на руке, и это остановило того.
Я так боюсь за Дениску: он стал нервным, как только Митька начинает орать, тот – в слезы».
Сделаешь в жизни один неправильный шаг, за ним - другой, и вот... стоишь уже перед пропастью отчаяния. Что дальше?
«То, что мы всю жизнь в долгах, как в шелках, Митьку не волнует. Это, говорит, ваши долги – жить не умеете. Я за последние годы ни одной хорошей вещи себе не купила, лишь старое донашиваю, туфлям, например, уже по десять лет. Этим летом Эльвира вот босоножки дала (ей туговаты были), а то ходила в туфлях, которые на мизинцах порвались. Уже особо никуда не хожу, не езжу. Представляешь, я даже на кладбище в последнее время редко бывала: порой на транспорт денег нет. Эльвира отдала также свое старое зимнее пальто, а до этого я ходила в осеннем. В магазинах ищу самые дешевые продукты».
Все мы в детстве и юности о чём-то мечтаем, хотим прожить жизнь полную, интересную, в которой обязательно будет место нашим способностям и талантам... Отказываешься (не важно по какой причине: их можно придумать сколько угодно) от мечты большой, от пути, который считал своим в самом начале самостоятельной жизни, - теряешь что-то особенно важное, лишаешься сил притяжения к стержню своему. И ты уже не хозяин себе, и несет тебя по жизни, как оторвавшийся от дерева лист, то поднимая высоко в небо, то пронося низко над землей, а то перекатывая по дорогам и полям, набивая шишки и синяки. Куда повернет ветер завтра?
«Я все думаю, за что же мне такое. Ладно, я бы одна страдала, а то и детям моим не везёт, и внукам. Таня в такие молодые годы одна. Была бы какой-нибудь распутной, не так было бы обидно за неё. Два месяца назад говорит: «Мама, схожу-ка я в женскую консультацию, что-то тревожит меня». Обнаружили эрозию. Сдала анализы – плохие. На три тысячи рублей лекарств выписали, месяц пролечилась, эрозию прижгли. Но опять нужно было сдавать анализы, за которые в первый раз заплатила шестьсот рублей, во второй – триста. Три дня назад пришёл результат – не всё, оказывается, вылечилось. Еще надо на две тысячи рублей лекарств выкупать. Пришла Таня домой – ревёт в голос, и я вместе с ней. Ну, как я после этого могу ей сказать, что произошло со мной в школе, что на мне такой долг висит? Никому из наших я тоже ничего не говорила – у всех и своих проблем полно».
Невидимой тенью идёт по пятам за Галей страх, не даёт спать по ночам. Высказаться бы, выпустить наружу накопившееся внутри за долгое время, облечь в слова, может, и легче стало бы, да некому излить душу свою. А ночь и сама одинока и грустна: где уж ей утешить кого-то. На стене, что напротив окна, светлое пятно от уличного фонаря, словно большой квадратный экран, как в кинотеатре, а по нему колышатся тени от веток, раскачиваемых ветром за окном, меняют свои формы и очертания, и если на них долго смотреть, то начинает казаться, что это вовсе и не ветки, а люди, что они двигаются и говорят... Да это же жизнь твоя проходит перед глазами твоими вновь и вновь каждую ночь, пока сон не одолеет тебя...
«Всё в себе держу, но чувствую, что я просто с ума сойти могу. Ловлю себя на том, что, когда я дома одна, разговариваю вслух с фотографией, на которой папа с мамой, с ними и делюсь своими думами».
Реже и реже встречается Галя со своими сёстрами: хотя они и знают, как ей тяжело, но зачем им видеть, что в реальности всё обстоит еще хуже и овладевшие ею отчаяние и страх настолько глубоко запечатлелись в её лице, осанке, движениях, что никакие усилия не помогут уже скрыть их. Где он, этот близкий человек, с которым можно делить все радости и беды до конца дней своих на земле?
«Ты прости меня, сестрёнка. Мне необходимо было с кем-то обо всём поговорить. Мне так плохо... Я уже и записку в кармане пальто ношу , в которой указаны все мои данные, адрес Денискиной школы, его класс, Танин рабочий телефон...
Так-то я целый день занята: стираю, глажу, убираю, готовлю, с Дениской занимаюсь. Эту четверть он закончил с двумя «4», остальные – «5». Водим его в секцию каратэ, платим за это триста пятьдесят рублей в месяц. Ходит с удовольствием. 16 декабря успешно сдал экзамен на «оранжевый пояс». За этот экзамен заплатили двести рублей, а пояс в магазине стоил двести восемьдесят рублей. Я нашла оранжевый материал и сама сшила пояс. Сейчас вот еще сто пятьдесят рублей надо, чтобы заказать «Будда паспорт». В школе тоже сплошные расходы. Дениска – молодец, успокаивает нас: «Вы не переживайте так, не волнуйтесь. Я вырасту, и мы будем жить хорошо».
Лена достает из шкафа семейный альбом. На одной из фотографий Галя - королева, гордая светловолосая королева полей – кукуруза, стоящая посреди освещенной сцены городского клуба в окружении своих подданных, различных овощей и зерновых.
В те шестидесятые годы, после возвращения Хрущева из Америки, кукуруза была в центре внимания, она должна была стать для советского человека всем – и хлебом, и основным блюдом на столе, о ней писали, говорили, превозносили её качества до небес. Вот и школьная художественная самодеятельность не обошла стороной, а представлять эту столь «важную для страны персону» от школы доверили именно Галине.
«Пусть ты была не настоящей королевой, - думает Лена, поглаживая фотографию, - но тогда ты была сильной, умной, красивой – весь мир лежал перед тобой... Я помню тебя королевой...»
«Ладно, сестренка, буду заканчивать свое письмо. Спасибо, что выслушала. Не сердись, пожалуйста. Если будет времечко – напиши».
(Продолжение следует)