В комнате было тихо. Кажется, с улицы слышались глухие звуки. Машины, голоса, крики, смех, шарканье ног – все было как будто притуплено. В углу темной, мрачной комнаты сидел мальчик. Обхватив колени руками, он старался не дышать, кажется, во что-то вслушиваясь.
- Так будет лучше, понимаешь?
Мужской шепот из соседней комнаты перерос в мужской бас, и мальчику в темной комнате теперь не надо было прилагать усилия, чтобы услышать голоса.
- Ты с ума что ли сошел, ведь мы совершенно не будем видеться! Подумай об Андрюше хоть раз, а не о себе!
Это сказал, нет, вскрикнул мягкий женский голос, который у любого человека вызвал бы только одну ассоциацию – «мама», измученная, уставшая, почти плачущая.
- Ну... Ведь я буду приезжать на выходные, праздники...
- Гнусная отмазка.
Голоса снова перешли на шепот, но мальчик, видимо, все понял по этим фразам. По крайней мере, многое. Он глубоко вздохнул, но не двинулся с места. Рядышком лежали тетрадь и ручка. На обложке были нарисованы весы, самолеты, компьютеры, телескопы, северные сияния и остальная чушь и было подписано «тетрадь по физике (со справочным материалом)». Мальчик открыл тетрадь и стал что-то лихорадочно записывать. Рука дрожала, не слушалась, то и дело вместо «б» выводила «д». Закончив это, по-видимому, очень важное дело, мальчик закрыл глаза и задержал дыхание. Через несколько секунд он выдохнул и, открыв глаза, перечитал написанное.
«21 ноября полночь
они опять обсуждают этот вопрос. отец говорит, что денег нету, и это единственный вариант. мама против, ведь, если он уедет работать заграницу, мы будем редко видеться. мне кажется, мои родители больше не любят друг друга. они говорят только о деньгах, не смотрят друг другу в глаза и улыбаются друг другу как будто невзаправду.
а вчера они сильно кричали друг на друга. отец кричал «деньги», а мама кричала «Андрюша»
знаешь, тетрадка, мне очень хочется заплакать, но я не буду, ведь я же мальчик»
Далее был нарисован грустный человечек, от него поднималось облачко мыслей, в котором был выведен один единственный знак вопроса.
Тем временем, родители заговорили чуть громче, и Андрюша снова обратился в слух.
- Милая, ну ведь это все же лучше, чем просиживать задн...
- Только без выражений, пожалуйста.
- Ты же понимаешь, что я хочу сказать. Лучше будет, если я уеду, скажем, на пару-тройку месяцев, подзаработаю денег, чтобы чуть улучшить наше состояние.
Молчание. Мальчик напряг слух и ничего не услышал. Он подумал было, что родители снова перешли на шепот, как тихо-тихо произнесла его мама:
- Черт.
- Эээ... Что?
- Черт.
- И как это понимать?
- Никак. Мне нечего тебе ответить, потому что ты прав. В конце концов, Андрюше нужны школьные принадлежности, на меня уже косо смотрят, потому что хочу в одном и том же платье черт знает сколько и...
- Милая, можешь не продолжать. Значит, ты согласна? Ну наконец-таки, одумалась!
- Но... Все-таки поговори хотя бы с Андрюшей перед отъездом.
- Это еще зачем?
От интонации, с которой отец сказал это, у мальчика в соседней комнате в животе что-то неприятно кольнуло. Хотя, может, это просто голод.
- Как это «зачем»?! По-моему ему очень одиноко без твоей ласки.
- Ласки?!
Громкий заливистый смех отца и сдавленный шепот мамы.
- Тише, ты его разбудишь!
- Ласки... Ты меня убила, милая. Я же отец, а «ласку» пусть получает от мамочки.
- Вот именно, ты отец! Ты замечаешь, что он никогда не говорит «папа», только «отец»?
- Да какая к черту разница, как он меня называет?!
Тишина. Всхлипы.
У мальчика, кажется, загорелись глаза от злости. Или это был просто отблеск яркого фонаря на улице? Он снова достал «тетрадь по физике» и стал писать еще быстрее, еще лихорадочнее, изредка чертыхаясь.
- Идем спать. Мы его разбудим. Опять меня винить в этом будешь.
- У него есть имя. И у меня, кстати, тоже.
- Ты о чем, милая?
- О том, что меня зовут не милая.
- Ого, как мы заговорили! Да без меня вы пропадете, так что лучше иди спать.
- Нет, это ты иди. Все кончено, слышишь, милый?
Тихий, ядовитый шепот. Даже, скорее, шипение. На секунду мальчику показалось, что это сказала не его родная, любимая мама. Наступило долгое молчание, даже мальчик приостановил свои записи.
- Что?
- Ты меня понял. У нас с тобой, так называемый, гражданский брак, так что никаких проблем не будет. Просто собери свои вещи и уходи. Квартира моя, так что все честно.
- Ты серьезно? То есть...
- Да. Я долго об этом думала. Ведь от нашей любви ничего не осталось. Точнее, ее, судя по всему, настоящей-то и не было. А для меня это святое, понимаешь? Лучше я буду пахать на трех работах, чем жить с нелюбимым человеком. С тем, кто не любит меня и, что самое главное, моего сына.
Послышался вздох. Шаги. Отец стал собирать свои вещи. Прошло еще немного времени. Женщина снова заплакала, но совсем не из-за горечи расставания.
Мужчина даже не зашел в темную комнату мальчика. Он даже ничего не сказал на прощание. Даже дверь не хлопнула громче, чем обычно.
На секунду стало до ужаса тихо. В доме, на улице – будто мир замер. Комната казалась пустой и оттого все более мрачной и страшной. Мальчик отодвинул ручку и тетрадь подальше от себя. В дверях появилась женщина, сутулая, вытирающая слезы платком. Она каким-то образом поняла, что мальчик сидит, вжавшись, в углу. Подошла к нему, обняла, крепко-крепко, села рядом с ним на пол. Затем, подумав, усадила сына к себе на колени.
- Андрюша...
Тихо, как выдох.
- Мы с тобой хорошие, правда? У нас ведь есть надежда, вера, да, Андрюша?
- Я очень люблю тебя, мамочка.
Женщина поцеловала сына в висок. Слова больше были не нужны. Она заметила исписанную неаккуратным почерком тетрадь. Мальчик сам дотянулся до нее и подал маме. Она внимательно прочитала все, что было написано 21 ноября. Последние строчки она перечитала дважды.
«отец ушел. но он ведь нам не нужен. мы с мамой и с тобой, тетрадка, мы будем улыбаться, и нашим улыбкам все будут завидовать, потому что они теперь будут взаправду»
Женщина снова поцеловала сына. Она больше не плакала.
01 февраля 2008