Большая улица большого города. Только-только прошел утренний автомобильный ливень, и бурные потоки машин с веселым гулом неслись по шоссе, чтобы где-нибудь стечь сквозь сливную решетку перекрестков в канализацию стоянок и парковок.
По тротуару бежали ручьи пешеходов, спешащих к стоку в метро. Но вот у бордюра заторчик образовался – один, другой прохожий остановились вдруг, щепкой перегородив путь. Взгляды – удочками через шоссе.
А там старушке вздумалось дорогу перейти. Пешеходные зебры паслись не здесь – на тихих улицах, в тени светофоров. До подземного перехода – полквартала, а старушке – полдня. Вот и решилась, не зная броду…
Согнутая молотком жизни бабулька в темном шерстяном платке и мужском пиджаке до колен с безумным равнодушием старости ступила на дорогу. Забавно засеменила, опираясь на лыжную палку, ноги в кедах без шнурков, размера на три больше нужного. Она даже не пыталась уворачиваться от машин – те отчаянно тормозили, выруливали, лавировали. Словно на трассе горнолыжного слалома ворота сами объезжали лыжника.
А на берегу автомобильной реки рос водоворот зевак, какой всегда случается на месте аварии. Только завизжат где тормоза и глухой «бумм» удара сменится водительской руганью, тут же это место обрастает толпой, как кухня тараканами.
Любят наши люди зрелища! На пожар посмотреть. Или как пьяный мужик жену избивает... Живое шоу! А тут и шоу и авария вот-вот будет: старушка треть дороги перебрела, машинам всё труднее лавировать. Никто из зевак не зевал – во все глаза смотрели! Многие на камеры мобильных телефонов снимали.
Любо пытство, любо пытать, иглы взглядов – под ногти. Вздернуть на дыбу раскрытого рта и плетями развязанных языков – и-эх! и-эх!
- Бабка дорогу, как Матросов переходит... – изрек мрачный мужчина с кожаным портфелем.
- Больше похоже на переход Суворова через Альпы! – визгливо, захлебываясь от непонятной радости, не сказал – пропел сухонький дедок, на вид из академиков.
- Госпо-о-ди! – его спутница с восхищением перекрестилась на старушку, только что не поклонилась ей.
- Давай! Давай! Экстрим форева! – подбадривали бабулю пацаны в банданах, слезшие ради такого спектакля со скейтбордов.
Какая-то сердобольная дама порывалась броситься старушке на помощь – куда там! Машины перли – ножа не воткнешь! И дама уже капала себе валерьянку, не отводя, впрочем, взгляда от событий. Кто-то предложил позвонить в милицию. «Лучше сразу в «Скорую», - пробурчали в ответ.
Ещё человек десять смотрели молча, но жадно – как могила на покойника. А старушка всё семенила, не ускоряясь, не останавливаясь, не отклоняясь – по прямой. Толпа ширилась, пенилась.
- Во дает, фаталистка!
- А чё ей терять – на том свете заждались!
- Пять к одному: не дойдет, – предложил раскрасневшийся толстяк.
- Сто баксов, отвечаю! – вынимая деньги, сказал высокий мужчина и нервно сглотнул, уронив кадык под ворот рубашки.
Машинам всё тяжелее было уклоняться от сумасшедшей старушки. За ее спиной оставались островки столкнувшихся авто в лагунах брани, большей частью адресованной бабуле. А та знай отругивалась и палкой потешно отмахивалась. Слов за гулом моторов не разобрать было. Немое кино. Комедия жестов. Хоть пакет попкорна открывай!
До тротуара оставалось метров десять.
- Давай, юзаная! Давай! – орали неформалы.
Их горячо поддерживал высокий мужчина, который на цыпочках стал ещё выше. Дама, подкрепленная валерьянкой, умело оттерла толстяка от края, и тому приходилось мячиком подпрыгивать, чтобы что-то увидеть.
Когда до бордюра осталось буквально три шага, старушка вдруг остановилась и неожиданно шустро повернула назад, за слетевшим с ноги кедом. Водитель автобуса, примерившийся объезжать бабку слева, судорожно крутанул руль вправо. Ехавший за ним джип вывернул еще правее, сметая толпу зевак, и окурком вмялся в стену.
Глухой удар, крики, стоны. Десятки трупов, ручьи крови, текущие по стеклянному крошеву к своим стокам... Вокруг раздавленной толпы вмиг выросла новая. Налетело воронье зрелищ.
А старушка Смерть, надев кед, молча посеменила дальше, клюя асфальт лыжной палкой. В городе у нее было еще очень много дел.