***

- Тебе не кажется, что мы его теряем?
- Почему теряем? Он звонил недавно, все нормально.
- Да я не об этом. Дай, пожалуйста, сметанки. Ты видела, что у него на стенах висит? Я раз спросил, так он мне знаешь, что ответил? Это говорит папа, Курт. Немец я так понял. Он говорит, папа, не умер, он просто вышел покурить. Как тебе это?
- Ну, что тут такого. Вышел человек, покурит и вернется.
- Маша! Тебе все шуточки! Вот чего ты смеешься, скажи мне.
- Ты же сам хотел, чтобы он металлистом стал.
- Маша, ты понимаешь, о чем говоришь? Ты разницу чувствуешь? Токарь шестого разряда, двадцать лет на одном заводе, ветеран труда. Да я метал руками чувствую. А он. Чучело. Ты когда его в последний раз видела?
- Утром, в школу собирала.
- А я вчера. Бабе Нюре помогал картошку с магазина нести. И встретили его, несся, куда то из подъезда. Так баба Нюра его как увидела, как заводная креститься начала. В подъезд говорит не ногой. Нечисть там. Благо я к нему привычный. Объяснил ей, что нечистая, наоборот, из подъезда ушла, стало быть, к добру. Хлебушка нарежь еще. Ага. А что он сделал с лицом? Ты видела?
- Это называется пирсинг.
- Его с этим пирсингом ни один аэропорт не выпустит. На нем железа, его вместе с курткой на цветной метал сдать, подписка на Пушкина гарантирована. Ну, чего ты смеешься? По-твоему все так смешно?
- А ты помнишь, когда мы познакомились, у тебя волосы длиннее моих были.
- Маш, ну так, ты ж сама, а Джон Леннон…
- И у тебя его фотография висела над кроватью. А клеши свои помнишь?
- А то. Мне Витька за них два винила давал. А помнишь, ты тогда сказала, что хочешь быть такой как Йоко?
- Тогда все хотели быть похожей на нее. А помнишь, семидесятый?
- Ну, как же, старенькая «Чайка», на бобинах, я ставил его на окно, а ты сидела в сквере и слушала.
- А помнишь, нашу любимую? Хэлп, ай нид сомбади, хэлп, нот джаст анибади…
- Хэлп, ю ноу ай нид сомеоне, х-э-э-э-э-лп...