Посвящается Свенцицкой Ирине Кирилловне - Учителю с большой буквы
Он увлечено постукивал мелом по доске, не слыша шороха и приглушенного хихиканья за спиной. Как всегда, две трети группы занимались своими делами, не слушая того, что рассказывал преподаватель. Но это было не важно, потому что треть увлеченно следила за выводами и доказательствами, которые он писал.
Собственно, он и работал именно ради этой трети, этой небольшой группы студентов, которым было интересно, которые понимали то, что он говорит. Именно из них потом вырастут высококлассные спецы, двигающие науку. А остальные будут руководить ими. Ведь, как правило, в руководители идут те, кто звёзд с небес не хватает, но образование не позволяет стоять у станка.
Он положил мел, аккуратно вытер руки, и отступил от доски, любуясь написанным, и ожидая, когда шёпот за спиной утихнет. Потом повернулся к аудитории:
- Вот что мы имеем в конечном итоге! Вопросы есть?
Вопросов, как всегда не было. Умные поняли всё сами, а дуракам вопросы в голову не приходили. Опытным глазом он сразу определил тех, кому было интересно и понятно, и продолжил, обращаясь именно к ним – остальные его не волновали:
- Предлагаю самим теперь подумать, и решить, как будет работать эта система в случае параллельного соединения узлов, в условиях Крайнего Севера.
Он подошел к окну, и с умилением засмотрелся на стайку промокших первокурсниц, бегущих под весенним ливнем в соседний корпус. Девчонки пока ещё были трогательно голенасты и застенчивы, это через пару-тройку семестров, они приобретут высокомерный и заносчивый вид. И тогда они придут к нему на кафедру, уверенные, что ничего нового он им не откроет, знания эти в жизни им не понадобятся, а значит и предмет его абсолютно не интересен и не нужен.
От этих мыслей он тут же невзлюбил этих тощих длинноногих девиц, с визгами несущихся по лужам. С легким чувством раздражения, обернулся к аудитории.
- Ну-с, есть у кого идеи? – спросил он, в полной уверенности, что никто не поднимет руку.
Воцарилось молчание, вздохнув, он повернулся к доске, и принялся чертить схему.
- А можно я попробую? – раздался звонкий девичий голосок.
Сердце сделало бешеный скачок, и забилось, будто стараясь вырваться из ставшей вдруг тесной грудной клетки. Даже не оглядываясь, он знал кто это. Ольга Рузакова, самая способная и самая любимая ученица. Любимая в прямом смысле.
Он выделил её ещё на первой лекции, она запала в душу сразу и надолго. Поначалу он старался думать о ней только как об одной из студенток, тряс головой, прогоняя стоящий перед глазами облик, убеждая себя, что она интересна потому, и только потому, что была одной из лучших учениц. Но лучшие были и помимо неё, и лучше неё были тоже, но только при ней он терялся так, что забывал все формулы и законы, его неизменно бросало в пот, и начинали мелко дрожать руки. Ему приходилось прилагать немалые усилия, чтобы она не заметила его чувство, и оно не стало достоянием окружающих.
Все эти годы работы в институте, он убеждал себя, что не способен на вульгарные романы со студентками – ему всегда были смешны преподаватели, подпавшие под чары юных красоток, вовсю пользующихся на экзаменах благосклонностью престарелых донжуанов. И ему не хотелось становиться предметом заспинных смешков. Но теперь он ничего не мог с собой поделать. Со всей своей логичностью и склонностью к самоанализу и самоконтролю, он понимал – он, такой строгий, такой общеизвестно бесчувственный сухарь – влюблён, как мальчишка, влюблён впервые за многие годы.
Вместе с пониманием пришло некоторое чувство самоуспокоения. Он решил держать себя в руках до госов. Тогда она не будет зависеть от него. Тогда у него появится право сказать ей о своих чувствах, и спросить о её.
Её чувство… Иногда он мысленно смотрел на себя её глазами, ужасался своему виду, и кидался начищать туфли, и наглаживать старые, пузырящиеся на коленках брюки, понимая, что красивая молодая девушка непременно заметит его рассеянную неряшливость. А однажды даже купил новый, безумно дорогой и модный костюм, но так и не рискнул надеть его – казалось, всем сразу станет понятна причина такого непростительного, по его мнению, пижонства.
Иногда ему казалось, что она тоже влюблена в него. Он изредка ловил на себе её взгляды, отмечал её повышенную старательность в изучении его предмета, замечал, как она краснеет, когда он обращается к ней, видел, что она не выделяет никого из сверстников, хотя, они постоянно вились вокруг, добиваясь благосклонного внимания. И тогда тешил себя надеждой, что его чувство взаимно. Что она, как и он, просто не решается, показать свою любовь, и, как и он, держится несколько отстраненно, чтобы никто не догадался о её чувствах.
Чтобы она и вправду стала лучшей, а еще – чего греха таить? - чтобы почаще видеться с ней, он заставлял её раз за разом пересдавать зачеты, лабораторные и контрольные работы, доводя их до совершенства, подталкивая её к оригинальному решению, добивался отличных ответов на зачётах и экзаменах, заставляя не просто заучивать предмет, а понять и полюбить его так же, как любил сам.
- Мне кажется, я нашла решение, - снова повторила Ольга.
Он помедлил несколько мгновений, снял очки, протер их, собираясь с мыслями и стараясь унять дрожь в руках, потом, близоруко щурясь, обернулся к студентам.
- Рузакова, вы как всегда – впереди планеты всей! – по аудитории пробежал одобрительный смешок – он не был одинок в своей любви. - Ну что же, если больше никто не хочет нам рассказать о своих идеях, то пожалуйте к доске.
Она озорно тряхнула копной рыжих волос, вызывающе оглядев однокурсников – желающих не было – и своей танцующей походкой направилась к кафедре.
Он зачарованно следил за её тонкой фигуркой, приближающейся к нему, любуясь стройными ногами и золотистыми искорками в волосах, не замечая, как на лице появляется мягкое, не присущее ему выражение. И только шумный шёпот, пронесшийся по аудитории, привел его в чувство. Чтобы скрыть замешательство, он повернулся к доске, схватил мел, и торопливо протянул его Ольге.
Вышло ещё хуже. Нечаянно коснувшись её, он резко отдёрнул руку, словно обжёгшись, покраснел, и на лбу выступили капельки пота. Мел упал на пол, и они одновременно кинулись поднимать его, столкнувшись при этом лбами. Очки упали, и он торопливо зашарил вокруг, пока не наткнулся на её руку, протягивающую очки.
По аудитории пронёсся лёгкий весёлый смешок. В полном смущении, он надел очки, и искоса глянул на неё. Она, покрасневшая и смущённая не меньше его, торопливо чертила на доске схему. Он подошел поближе – как всегда, всё было абсолютно верно.
- Простите! – прошептала она так, чтобы в аудитории не было слышно.
- Это вы меня простите, - так же негромко ответил ей он, чувствуя, как горят щёки от чувства общей, объединяющей их тайны.
До государственных экзаменов оставалось больше полугода…
***
Оля сидела с подругой в институтской столовой, и говорила, не замечая его, сидящего за колонной:
- Ну не знаю, чего он так на меня взъелся! Он же меня откровенно ненавидит! С третьего курса придирается, хоть бы разок принял лабы с первого раза, так нет! Издевается постоянно, гоняет, цепляется! Ну, ты сегодня сама видела… – она помолчала, потом добавила со злостью, - Уж скорее бы диплом! Чтобы сделать ему ручкой, и никогда не видеть этой гнусной рожи. Ненавижу!
Потом тон её изменился, и она, с теплом в голосе добавила:
- Сашка грозится ему руки-ноги поотрывать, если он меня на госах заваливать станет.
- Так вы уже подали заявление? – спросила сидящая рядом подруга.
- Да, свадьба сразу после защиты, - Ольга счастливо улыбалась.
Он втянул голову в плечи и торопливо вышел, стараясь остаться незамеченным.