Банка серо-голубого цвета стояла среди остальных таких же банок на полке уличного кафе и ничем от них не отличалась. Обыкновенная алюминиевая банка. Обыкновенный энергетический напиток.
Конвейер остановился. Сбой компьютерной программы. По навесному пролёту прямо над конвейером проходил человек, ему было очень плохо, человек взялся за поручень восстановил утерянное равновесие, перегнулся через поручни и сплюнул, ему стало легче. Жидкость в огромном закрытом герметично миксере никак себя не проявила, её было слишком много, и она была лишена известных технологам материальных связей с внешним миром, чтобы сразу на какие-то мелочи реагировать. Несколько, всего несколько бактерий изменили своё эмоциональное состояние, только по определению людей его начисто лишённые. Через пять минут после восстановления системы, конвейер уже работал. Миллионы банок поглотили одну единственную, ту самую одну банку, которая…
… стояла на столике уличного кафе; секунду назад банка вяло пшикнула в руке сильно проголодавшегося человека. Гена Палий, целый день ничего не ел, он работал, работал так, что забыл обо всём на свете, если бы не отключили электричество в офисе, он бы и сейчас работал. Ремонт, чёртов ремонт, когда это всё закончится. Гена привык есть дома, на работе он обходился только бесконечным кофе и солёными печеньями. Не подходящее сочетание, но так он привык, он так делал всегда; если бы не электричество, то он никогда бы не попал в это кафе.
Постепенно Гена успокаивался, всё одно работа не ладится, проблема не решается, так что переживать, если вдруг оказался на улице, в самое рабочее время; будешь сидеть на стуле, что тут за стул-то – Гена даже покачался на нём, да, не на самом лучшем стуле в мире, но всё же это лучше, чем стоять, например, так, как стоит эта девушка за прилавком и постоянно что-то кому-то выщелкивает на кассе, а потом куда-то бегает и приносит и всё это делает одна, хотя явно не справляется в этот полуденный час, когда полно всякого народа, который хочет что-нибудь съесть и чем-нибудь это запить.
Явно экономят хозяева на рабочей силе, а может быть девушке нужны деньги и она отказалась от напарниц, и сказала, что справится сама, может быть у неё на бывшей нашей Украине бедные родственники или даже дети, он усмехнулся своему «на» и с удовольствием повторил так, как его всю жизнь учили, а не так, как требовали от него всякие идиоты, увидев в этом какое-то ущемление национальных интересов, да вот вам ваши интересы – «на» и всё тут. Он неожиданно увидел перед собой тень, тень вождя народов, который тоже с большим удовольствием влезал всегда в дела языкознания, придавая им какое-то мистическое значение и требуя какой-то особой чистоты, совершенно никому непонятной; да, чистоты…
Гена отхлебнул противную пенистую жидкость из банки и, стремясь хоть как-то улучшить её медицинский вкус, вылил в пластмассовый стаканчик. Это не помогло, но Гена допил всё до конца. Потом он позвонил на работу, там ему ответили, что до конца дня ничего уже не изменится, бригада работает, но дел ещё очень много, надо куда-то там всё убрать в какие-то каналы и Гена совершенно успокоился. Как он успокоился, даже не заметил. Вдруг совершенно безразлична стала ему и его работа и всё, что было с ней связано, вдруг отчётливо перед ним высветилось понимание, что всю жизнь он занимается полной ерундой, а всё оттого, что когда-то выбрал физику и математику, к которым имел определённые способности, но не имел никакой душевной склонности.
Как так может быть, Гена не понимал; зачем человеку способности, которые он сам не ценит, которые достались ему просто так, ничем не заслуженно, а другие это любят и совершенно этим не могут заниматься; всю жизнь бьются как рыбы в стенку аквариума, а ничего у них не получается или получается, так тяжело, что ничего уже даже в любимом деле не радует. Почему-то он вспомнил нескольких своих приятелей, у которых были очень красивые жёны, только один из них был влюблён в свою жену по уши, остальные или мучались или как-то искали утешения на стороне. Он мысленно перебрал этих женщин и честно признался себе, что мог бы завести роман с любой из них.
Вот и непонятно, он бы мог, а почему они не могут завести роман с собственными жёнами, ведь было во что окунуться с ними и не то, чтобы с головой, а даже со всеми своими потрохами. Странно, многое в точных науках Гена понимал, а в таких вопросах совершенно разобраться не мог. Он повторил ещё раз: странно. Неожиданно он увидел, что сидит в кафе совершенно один, перед ним сидит девушка с Украины (?), на очень высоком стуле и от скуки чешет одну свою ногу о другую, стремясь попасть высоким каблуком в нужное для приятного почёсывания место.
Гена уставился на ноги девушки, а когда она это заметила, то не стал этого скрывать, а наоборот медленно, очень медленно стал трогать её всю своим взглядом, поднимая его всё выше и выше, выворачивая на изнанку её хлопчатобумажную юбку, добираясь до узкой цветной полоски, сдвигая её в сторону и проникая в сиреневый переулок, который повёл его, сверкая витринами и вывесками, уманивая подворотнями и ступенями парадных, хлопая дверями, из которых выскакивали люди с китайскими породами собак на красных поводках, а из окон выпрыгивали запахи испечённых куличей, скатывались ребятишки на шуршащих роликах в вечер и вокруг зажигались фонари того особого московского цвета, который с трудом можно было назвать жёлтым потому как он просто был нужной длинны волны, а не цвета, той волны, которая короче зелёной и длиннее красной, но одинаково легко исчезнет, как начнётся весь упругий хоровод цветов, постепенно превращающийся в белый, ослепительно белый цвет…
Молодой человек, мы закрываемся, вы будете что-нибудь ещё заказывать?
Никого, в переулке - никого, это ведь ты закрываешь свой чудесный переулок, почему я не знаю, но ты называешь себя «мы», а если не хочешь со мной идти, то так и скажи, ведь наша звезда просто укрыта палаточным тентом, если его сбросить на мостовую, если истоптать его ногами в кружении и скольжении на твоих высоких каблуках и на моих низких мокасинах без, то тогда мои руки навечно останутся там, где начинается твоя ребристая, нежная кора, такая упругая и податливая, такая витая в рисунке и извилинами уходящая к вершине;
уходящая всё выше от чудесных полушарий, подрагивающих в хлопковой упаковке; по бесконечной лестнице, исчезающей в зарослях твоих густых ниспадающих на дешёвый топик волос, слегка вьющихся и пушистых как кучевые облака, которыми сейчас покрывается всё небо на западе и алеет под последним предчерновым всплеском ночи, которая уже не может не спустить теменью на землю, покрытую жёлтыми фонарями, слепящими глаза, своей бестолковой фонарной радугой, поддельной и вполне человеческой, а не той, которая давалась всем на радость и горела над так и не сброшенным тентом той самой ослепительной звездой…
Да, что же это делается, скорая, это скорая помощь, у нас клиенту плохо, очень плохо, пишите адрес…
Его комета теряла хвост, он загибался и уходил в противоположную от солнца сторону, солнечный ветер всё усиливался и усиливался, он был сейчас почти максимален, заканчивались двадцать седьмые сутки, солнце уходило на новый виток…
Быстро грузите его, может быть, успеем его довезти, девушка, как вы говорите, Оксана вас зовут, а фамилия, а регистрация у вас в порядке, так, должен вас предупредить, мы фиксируем острейшее пищевое отравление, если источник будет обнаружен в вашем кафе, то у вас будут большие неприятности…