Шизофрения. 2 часть

Вторая часть повести:

Шизофрения

1.
Как-то странно слышать приказ о своем увольнении в запас. Странно, очень странно...
Старший сержант Августов Сергей Николаевич не мог поверить в то, что он уволен из рядов армии. Два года службы прошли, вроде бы, незаметно: тренировки, учения, стрельба... Нравилось ему служить, нравилось ездить на БТР, стрелять с РПГ, нравилось смотреть на раз-рывы снарядов, гранат - очень нравилось. Это как здорово - ощущать, что ты во много раз сильнее, чем твои сверстники на “гражданке”. Да что они понимают эти ширяющиеся и бу-хающие в военной службе. Писали они ему, жалели его, учили, как поскорее отмазаться от “тягот и лишений” и другой армейской тягомотины. Почти все его друзья увильнули от “по-четной конституционной обязанности”, да и он, не чего греха таить, также пытался закосить - не получилось. Спортом перезанимался, слишком здоровым был, и вывод комиссии был один - воздушно-десантные войска. И поначалу дерьмом показалась ему эта военная служба, даже в ВДВ. Но скоро, очень скоро он изменил свое мнение о “голубых беретах”. Да, обидно, унизи-тельно и больно происходило казарменное посвящение в десантники, но он выдержал и почув-ствовал, что отношение к нему изменилось, особенно, когда на очередной тренировке свалил с ног своего замкомвзвода - сержанта Гусейнова. Тайский бокс - это вам не шутка, хорошую школу этого экзотического вида спорта прошел новоиспеченный десантник Сергей Августов на ринге родного спортзала, еще там - на гражданке. И хотя Гусейнов был злобный малый, но покоряясь традиции десантников - уважать силу, мстить не стал. Он уволился, а новоиспечен-ный сержант Августов занял его место.
Потом была Чечня того позорного 1996 года. Били они чеченов как тигры котят, но бит-ва это была не равная - чеченам помогали свои, то есть, русские начальники, а может и не на-чальники. Это была самая непонятная война, которую когда-то вела русская армия - это была война предателей-политиков против своих верноподданных, против своего государства. Война - это всегда чье-то предательство. Как и всякая война, эта была война за деньги - за деньги и без никакой идеи. В чеченов были деньги, в русских солдат денег не было. Русские думали, что выполняли долг, а победили деньги - деньги оказались выше идеи, выше долга. Не все понимал тогда еще Серега Августов, но с той войны он вынес только одно чувство - справедливости в войне не бывает и выживает только тот, кто боится, тот, кто всегда чувствует, что он один в поле воин. Дружбу, товарищество - война проверяет, как нельзя, качественно, но никто и нико-гда не знает, что может случиться на войне: война законов и правил не имеет, разве что кроме одного - выживает сильнейший.
Уходили они из Чечни под улюлюкание чеченских детей, с обидою и злобою смотря на тухлые яйца, гнилые фрукты и комки дерьма, бросаемые на израненные борта БТР-ров. И все они мечтали вернуться сюда, они были уверены, что мир подписанный Лебедем не продолжи-тельный. Вроде бы нормальный мужик Лебедь, но здесь он херню спорол: мирный договор лишь тогда будет по настоящему мирный, когда враг повержен - так думали десантники. Чечня не могла не воевать с Россией, так же как русский крестьянин не мог не выращивать хлеб - война была образом жизни и мыслей чеченцев, война была их хлебом. Стрелять и воевать их учили с детства, а еще с детства их учили тому, что они высшая раса, что они ближе всех к богу своему - к Аллаху. А чтобы война было обоснована нужен враг - таким врагом легко сде-лать Россию, а то кого же еще. Ведь врага нужно грабить - не будешь же грабить нищие сосед-ние аулы, в которых, тем паче, существовал закон кровной мести, и жили не менее воинствен-ные жители...
Подписал тогда контракт старший сержант Августов с правительством Российской Фе-дерации и стал он разведчиком-контрактником в специальном подразделении или разведроте.
Их разведротой командовал целый подполковник, герой афганской войны, фамилию которого строго-настрого было запрещено говорить, и называли его про себя все просто “батя-ня Коля” или более нежно “батяня Коляня”. Батяня Коля был профессиональным разведчиком-диверсантом, участвовавшим в блестящей операции по захвату дворца Амина. Эх, теперь не-многие помнят о тех временах или не хотят помнить, забывая при этом тех, кто исполнял свой долг, рискуя не только потерей имени. Любил батяня Коля своих подчиненных, больше всего на свете любил, но и требовал за эту любовь преданности. Но преданности не себе, а тому ве-ликому делу, которому, как считалось, они все должны были служить верой и правдой, слу-жить не задумываясь над смыслом служения, над смыслом деяний своих, над смыслом жизни - все великое не понятно и предполагает только веру. Вера слепа, а слепому легче жить: он ниче-го может не видеть вокруг; он может не бояться того, что видит; он может презирать, то, что случайно увидит. И учил их батяня Коля как лучше служить, как лучше действовать и не ду-мать для чего, а лишь думать как. Приятно, черт подери, было осознавать, что ты делаешь то, что недоступно другим, что другие, вроде бы, должны почитать тебя, как своего спасителя. Да пусть и не почитают, они то сами не знают ничего о своих спасителях - главное об этом знали разведчики из роты спецназа.
Они знали, что в новой чеченской компании опозорить себя не позволят, что теперь правда, как и сила, будет на их стороне. И идея сильная была - они защищали величие своей страны, величие в котором кто-то попытался усомниться. Их подразделение специального на-значения выполняло, как это и понятно, специальные задания. Рассказывать о них можно дол-го, вспоминая все новые и новые подробности. Но рассказывать о них посторонним как-то не ловко, да и не понятно будет, почему порою, они так поступали. Жестоко, прямо скажем, дей-ствовали, но это ведь война - а на войне убивают. Люди так часто убивают, что даже не пони-мают, что живут благодаря убийствам. Они убивают тысячи ни в чем не повинных животных ради обжорства гамбургерами и хот-догами, они убивают многие тонны рыб сточными водами, а животных дикой природы убивают уничтожением их среды обитания. Но больше всего люди любят убивать друг друга - любовь к убийству есть продолжение их любви к себе, да и по-другому они не могут решить проблемы совместного проживания. Им всегда кажется, что мес-та на всех не хватает - сначала людей снедает алчность, а затем они начинают убивать.
Не могли они, солдаты спецподразделения, не убивать - не они, так их. Это же надо, ка-кой-то умник придумал вести переговоры со старейшинами их сел о “мягких зачистках”. Кто-то же придумал такой бред, что чечены могут держать свое слово - да более лживых людей Серега не встречал. Они же профессиональные разбойники, да не может быть разбойник чест-ным - для разбойника всегда на первом месте нажива. Не платили бы им столько, разве тогда они воевали бы... Из-за этих “переговоров” столько ребят за зря погибло. Тогда было также - кто-то провел переговоры, кто-то пообещал быть паинькой, а ночью убили двух ребят и четве-рых ранили. А еще за ночь появлялись мины-растяжки. Подлая это вещь мина-растяжка. Вчера вечером ее вроде бы и не было, а тут вдруг появилась. Ба-бах - и кто-то стал инвалидом или трупом. Солдаты их подразделения вроде бы опытные были - не впервой воевать с душманами, а вот молодежи жалко было, да мирных жителей - ведь взрослые знали о минах - дети подры-вались и не только русские, дети, вообще, национальности не имеют... Вот только после этого батяня Коля получил приказ о “жесткой зачистке”. Батяня Коля знает, как это делается и, как говорится, они это сделали. Ночью провели разведку, засекли тех, кто выходил и куда шел, некоторые мины ставили, некоторые оружие доставали с тайников. Снайперов поставили, а в самых опасных направлениях скрытые пулеметные расчеты, и мины под утро сумели обезвре-дить, а заодно и новые поставить на пути возможного бегства - все было учтено батяней Колей. А утром их спецподразделение начало зачистку. Законно начали: сделали объявление, предло-жили сдаться самим, улыбались, олухами прикидывались... Ну, а затем...
Почти каждый второй чечен хватался за спрятанный автомат, думая, что несколько “чайников” первогодок с ним в бирюльки играют. Хвать за автомат, а пуля снайпера тут как тут; сосед его в засаду, а там мина - шарах и в лучшем случае двух ног как не бывало. Паника началась, метание - чечены в лес, а там пулемет. Днем разбойники не воины вот поэтому и на-нимают арабов, закаленных в войне с израильтянами. Что поделаешь, тогда они проиграли, и осталось село после “жесткой зачистки” практически без мужского населения. Некоторые юн-цы и бабы также хотели попробовать повоевать, они то надеялись, что русские солдаты, как всегда, со слабыми не воюют. Но ведь это были не просто солдаты - это были воины спецпод-разделения, а они воюют со всеми, кто этого хочет.
Хорошо они тогда повоевали, в кайф - уж точно в этом селе боевиков не осталось, да и жителей значительно, если не сказать больше, поубавилось. Война для профессионалов - это еще и тяжелая работа, а хорошая работа всегда результатом своим приятна, удовлетворением, кайфом. И на войне, как и в жизни, кто-то всегда хочет воспользоваться результатом работы других и если это не удается, то всегда находятся те, кто хочет любую работу сделать преступ-лением и поиметь на этом свою выгоду, уже свой кайф. Кто-то начал шуметь о жестокости русских, об уничтожении ими мирных жителей... Мирные жители с автоматами и пулеметами, стреляющие в представителей законной власти - интересно...
Какие-то иностранцы рвались в зону боев, журналисты - продажные писаки - все хотели поиметь свой кусок на чужой работе. И когда война, вроде бы, заканчивалась, и начался дележ чужих заслуг, спецподразделение, в котором служил Серега Августов, кто-то решил сократить, мотивируя свое решение повышенным вниманием к той операции по “жесткой зачистке”, а ведь было еще много других операций. И их, выполнявших приказы во имя долга и чести, ре-шили попросту уничтожить. Пули этого сделать не смогли, а вот бумажные снаряды военных бюрократов сделали это в одно мгновение. Конечно, их никто не увольнял - им предложили другие места службы. Представьте, что высококлассному врачу-хирургу предложили работать санитаром. Вот и Сереге Августову предложили должность старшины роты обеспечения в ка-ком-то захолустье Забайкальского военного округа - мол, пока все перетрется-забудется... Ему предложили портянки считать и командовать какими-то салагами в столовой и черт его знает в какой дыре, как говориться, за что воевали... Твоюмать - портянки считать солдату спецназа. Да знают ли эти толстые московские чинуши, что в спецназе презирают даже слово портянки. А еще и намекнули, мол, если вы не согласны, сержант Августов, то можете контракт не про-длевать.
Не продлевал контракт с правительством Российской Федерации сержант Августов Сергей Николаевич.
- Вот и закончились наши буддийские пляски православных мусульман, - огорченно сказал батяня Коля, так он всегда называл, что-то бессмысленное, не логичное, не разумное.
Его ведь тоже уволили “по возрасту и выслуге лет”. Говорил батяня Коля, что спецназ не увольняют, что они вечно при исполнении служебных обязанностей. Но, по-видимому, и батяня Коля не всегда был прав - не стало их спецподразделения - расформировали. Кто-то готовился к пресмыканию перед западным мнением, дающим деньги за покорность и униже-ние. Оно всегда так бывает - деньги отбирают сильные или их дают слабым. Но в том то и сек-рет денег, что сильные их берут много, а слабым достаются лишь крохи со стола. Солдатам спецназа ничего не дали, солдатам спецназа начали угрожать, обещали даже открыть уголов-ное дело за “не правовые действия во время войны” - вот уж действительно бред. Не стал ис-кушать судьбу сержант Августов и не стал на учет в комиссариате родного города. Достал он найденные в Чечне липовые бланки для получения паспортов (чечены хорошо умели подделы-вать документы), заполнил их на одного солдата-москвича, заживо сгоревшего в БТР-е, а по сему формально не погибшего, так как об этом мало кто знал. И получил по ним он настоящий паспорт на другое имя и другую фамилию, а родным своим послал извещение о том, что про-пал безвести - это было лучше, чем попасть в тюрьму за свой, честно исполненный долг, в ко-торый хотелось верить. Может и зря он это сделал, а может и нет. Пошумели немного писаки, покричали политики, а дело в судах где-то застряло как безнадежное, потому, что не было в русском законодательстве законов позволяющих судить русских за плохое отношение к ним западных “миротворцев”, легко разбомбивших Ханой, Кабул, Сараево. Но, как бы там ни было, Серега Августов став Сергеем Варламовым, не очень страдал от этого. Не тянуло его к родным местам, к запущенным колхозным полям, к неопределенности и безденежью. Теперь, как ни как, он жил в Москве, имел настоящую московскую прописку и был никому не нужен, а зна-чит, полностью свободен. У него на первое время были кой-какие деньги, как в валюте, так и свои отечественные, продлевающие чувство свободы. Война, если к ней с умом подходить, может быть прибыльной. Чеченов они, как это часто им приписывают, не грабили - они брали свою военную добычу, свой трофей, война без трофеев смысла не имеет. Чеченам и их наемни-кам в добавку к награбленному платили хорошо и если они убивали кого из русских, то и доп-лачивали. Так что солдат спецназа имел право на то, что ему не додали свои правители - ото-бранное у врага и есть плата за ратный труд - у каждого труда должна быть своя плата...
Лежал Серега Августов (Варламов) на старом диване хозяина квартиры, смотрел в не-большой новенький телевизор Panasonic, купленный за свои кровные (вот именно - кровные), и думал о жизни, а еще том, что ему дальше делать. Когда служил, стрелял, ну бывало, убивал, то как-то не задумывался над тем, что ему делать, если придется рано или поздно уйти с военной службы. Все, думалось, закончится война, служба - ничего делать не будет. Выспаться хоте-лось, выспаться без страха - вот так уснуть и не думать о том, что могут миной долбануть, что поднимут по тревоге, что в любое время сон может стать вечным. Не любил Серега войну, хотя и воевать нравилось, бывало, особенно тогда, когда ничего не угрожало, когда чувствовал себя победителем в этой жизни. Но на войне так практически не бывает, а если и бывает, то это лишь мгновенья - мгновенья радости, мгновенья отсутствия страха. Война - это страх. Враки те, кто говорит, что они ничего не боятся. Настоящие герои - большие трусы, сумевшие управ-лять своим страхом. Да, видел он арабов-наемников бросающихся на пулеметную очередь. Это было не геройство - это было самоубийство обреченного труса, наколотого героином, которому не хватило смелости покончить с собой самому. Которому не хватило ясного осознанного стра-ха наших псковских десантников, стоявших на смерть, стараясь взять с собой на тот свет по-больше, прущих и уверенных в своей мелкой победе чеченов - их то было больше раз в два-дцать. Но не могут понять это чечены, как это можно вызвать огонь на себя, чтобы побить, вроде бы, победившего врага. А все эти черножопые, нанятые чеченами для пушечного мяса и истерически, в наркотическом дурмане кричащие “Аллах акбар!” боялись той смерти, которой они подвергали наших пацанов - жестоко и трусливо отрезая у живых головы. Убивали таких спецназовцы батяни Коли без страха, без злобы, порожденной страхом, убивали так, как уби-вают заразу медики - с чувством долга, профессионально.
Но война все равно закончилась. Нет, война в Чечне еще будет идти долго - тот народ не может не воевать. Но, по крайней мере, для Сереги Чеченская компания закончилась - это он так думал. И еще он думал о новой, мирной жизни и о том, что он должен делать в этой жизни. А делать чего-то хотелось. Не мог молодой и крепкий мужчина, привыкший к ежедневной фи-зической и психической встряске не работать. И, отлежавшись в тишине квартиры, побродив-ши по суетливым улицам Москвы, понял или прочувствовал разницу положений в той, воен-ной, жизни и мирной, гражданской. Там в условиях войны, страха и смерти; там, в ограничен-ных рамках приказов и ограниченной территории для передвижения и жизни, он был другим - он мог все, он был всем. Здесь же, в Москве, он никто, здесь правили другие законы, здесь была своя война - невидимая и более жестока. Шикарные машины, шикарные женщины, ши-карная жизнь больших денег сверкала и давила на зрение, слух, отражаясь в сознании подав-ленной злобой вопроса: “Почему так бывает?...” Почему, он там воевал с чеченами, почему его чуть не сделали преступником, а здесь, куда ни кинь взглядом, кругом кавказский говор, кру-гом эти черные на рынках, в кабаках и деньги, деньги - доллары. Почему в столице России все думают и говорят об американских долларах? Почему в столице России хорошо живут те, на кого ему указывали, как на врагов, указывали со столицы России...
Почему его ни с того ни сего остановили здоровые парни в черных беретах. Ух, и здо-ровые парни, качки, наверное. Почему их не было в Чечне? Да и ясно почему - там они были никто, они были бы там лишь хорошей мишенью для чеченских снайперов. Видел он подоб-ных качков там, быстро они выдыхались и всего боялись - смешно сказать, но кроме смерти они боялись потерять часть своих накачанных мышц. Солдат спецназа не качок, не голубогла-зый каратист - он поджарый, выносливый, как хорошая степная лошадь, предназначенная для хорошей работы, а не на убой. А эти остановили его, проверку документов устроили и автома-ты так демонстративно поправляли, хотели чтобы Серега их боялся. Зачем в Москве, среди толпы эти автоматы? Да, если нужно было, то весь этот патруль любой чеченский мальчишка замочил за считанные секунды. Кого они пугают этими автоматами и проверками документов? Они пугают уже запуганных. Прав был Бассаев, когда говорил, что триста его головорезов мог-ли бы навести шухеру в Москве. И только благодаря Сереге и таким как он, остался Басаев и его дружок Хоттаб в Чечне, и только благодаря Сереге эти здоровые парни грубо обыскивали его. И что они интересно искали. Ничего они не искали - они мышцы его ощупывали, чтобы убедиться в том, что у них они больше, а значит они круче. Да было бы у него оружие, хотя бы завалящийся Макаров, и если бы понадобилось, то вышиб им Серега мозги, и никакая крутость не помогла бы. Но приходилось терпеть. В этот момент пожалел Серега, что он не в Чечне. Да вспомнились слова батяни Коли: “Только слабые жалеют себя или о чем-то сожалеют - силь-ные борются до конца...” Нет, до конца еще далеко - решил Серега Августов, он же Сергей Варламов.
И решил обратиться Серега к своим, к тем, кто, как и он, прошел страхи и... радости войны - он решил найти таких, как сам. Он знал, что воевавшие ребята, как в Афганистане, так и в Чечне, стараются держаться вместе - порою жизнь вне войны для них страшнее самой вой-ны. В справочном узнал адреса различных организаций, созданных под лозунгами объединения ветеранов последних войн с участием России, тех войн, в которых не было пафоса народных, освободительных, войн, не отмечаемых красными днями в календарях. Может быть, в этих войнах было мало крови и ее не хватило для красноты народных праздников - люди так любят отмечать кровавые даты...
Зашел Серега в совет ветеранов того микрорайона, где он снимал квартиру. Ничего та-кого особенного он не увидел в маленькой комнатушке бывшей коммунальной, полуподваль-ной квартиры, в которой размещались различные офисы небольших фирмочек со звучными наименованиями. А еще там были какие-то организации с замысловатыми абривеатурами, за которыми скрывались всяческие преступные организации и банды. И вот наконец, в самом углу коридора, возле вонючего туалета, грязная, в лохмотьях порванного дерматина дверь с фанерной табличкой и надписью гуашью “Совет ветеранов”, под которой кто-то мелом допи-сал “не ВОВ”, что, по всей видимости, все вместе означало “Совет ветеранов - всех, кроме Ве-ликой Отечественной войны”. Наверное, это было правильным - делить ветеранов на две исто-рические категории: одни были ветераны признанных воен, и они были стариками, ожидавши-ми почестей за признание; другие были молоды и не признаны и сами не знали, чего они хотят, может признания.
В комнате за таким же ободранным, как двери столом, находился молодой парень в ин-валидной коляске - его голени были усечены примерно на половину. Парень разговаривал с кем-то по телефону. Увидя вошедшего Серегу, он, не прерывая разговора, кивнул тому голо-вой, что могло означать приветствие или приглашение садиться на один из четырех, сбитых вместе откидных деревянных стула, стоявших раньше в каком-то кинотеатре, так как на их спинках сохранились еще номера ряда и мест. Серега выбрал место 24 - ему было столько лет.
- Привет, слушаю тебя, - парень, закончив разговор по телефону, подкатил на своей ин-валидной коляске к Сереге и протянул ему руку. Рукопожатие у него было слабым, а рука ка-кая-то теплая, почти горячая, - меня зовут Валера, Валера Распутин, - назвав свою фамилию, парень улыбнулся и шутя добавил, - но Гришка Распутин не мой родственник и даже не одно-фамилец.
- Я этот, Ав..., то есть, Сергей Варламов, ветеран... - Серега замолчал, не зная, что гово-рить дальше. Он молча смотрел на обрубки голеностопов парня в коляске, - Растяжка?
- Да, - тот слегка и как-то небрежно махнул кистью правой руки, на лице его тенью мелькнула гримаса боли - боли воспоминания или боли осознания своей физической неполно-ценности.
- В Чечне? - сочувственно спросил Серега.
- Да, - опять слегка махнув кистью руки, ответил парень, - под Сержень-Юртом.
- Там хреново было, там много наших полегло.
- Ты там тоже был?
- И там также. Мы кругом были. Сколько этой Чечни, если бы не горы, то за день на танке можно было бы всю пропахать.
- По это время пашут и урожай снимают, кто в бабках, а кто в цинковых гробах, - губы парня опять на мгновение приобрели изгиб страдания и боли.
- Война, - Сереге стало очень жаль этого парня и всех других искалеченных и убиен-ных, было жаль и раньше, но может не так, может он и не задумывался над чужой болью, когда сильнее болело свое. - Война, она справедливости не ищет - она ищет только смерти...
Парень с чувством затаенной благодарности посмотрел на Серегу и понимающе улыб-нулся:
 - Ты, наверное, в Москве недавно, своих ищешь?
- Ну-у, в общем-то, да, - Серега пожал плечами, подумав, что не плохо было найти кого-нибудь из ребят, хотя адреса у него были, но кто из спецназа живет по домашним адресам. Но в тоже время и не очень хотелось светиться, ведь он теперь не Августов, а Варламов.
- А ты откуда приехал?
- Я то местный, москвич, - Серега вдруг ощутил чувство вины перед этим парнем из Москвы, вины и перед незнакомым ему Сергеем Варламовым, его родителями.
- А с какого района? - глаза парня в инвалидной коляске хитровато улыбнулись.
Серега назвал адрес снимаемой квартиры. Парень понимающе кивнул головой.
- Ты, наверное, работу ищешь, так сказать средства к существованию?
- М-м-гу, - невнятно промычал Серега, он понял, что его ложь разоблачена, ему неожи-данно стало стыдно, как будто он попался на мелкой краже и его взгляд опять остановился на обрубках ног парня, на его маленьких руках, на поручнях инвалидной коляски, - не плохо было бы.
- А что ты умеешь делать, специальность у тебя есть?
- Ничего, я контрактник, спецназ, - Серега намного развел руками, мол, сам понимаешь.
- Машину водить умеешь, права есть?
- Вроде бы умею, а права только категория “С”, - Серега уже начинал жалеть, что при-шел сюда, чувства подавленности, неуверенности в новой, не боевой жизни начали прогресси-ровать с новой силой.
- Это не плохо, а категория - дело легко решаемое, у нас здесь кругом свои люди, все схвачено. - Парень открыл шухляду стола, извлек оттуда несколько листиков бумаги, скреп-ленных канцелярской скрепкой, полистал их и, не смотря на Серегу, как бы разговаривал сам с собой, - Так-с, посмотрим что тут у нас на рынке труда и капитала. В милицию ты, конечно, не пойдешь, ну и правильно там все равно хреново платят, да и гнилья много в нашей московской милиции. Остается частная охрана. - Распутин снял трубку телефона и, набирая номер, кивнул Сереге, - я сейчас звякну одному клиенту, а ты кури, если хочешь.
Серега курить не хотел, у него лишь возникло острое желание бросить все к чертям и уехать домой, в родную деревню - там хоть все было бы определенно, там была бы привычная с детства жизнь. Но такие мимолетные желания являются проявлением нашей слабости, а Се-рега хотел быть сильным, он хотел побороться с этой жизнью, как когда-то боролся со своими страхами перед возможностью смерти. Он сидел на жестком стуле пытаясь расслабиться и с интересом или затаенной тревогой (а то как же - решалась его судьба) вслушивался в телефон-ный разговор. Валерий Распутин у кого-то интересовался, где находится какой-то шеф, потом опять набирал номер телефона и посылал какому-то Константину Эдуардовичу запрос на пей-джер, потом опять звонил, какому-то Лехе и интересовался, как у него дела с охраной. Поло-жив трубку, он обратился к Сергею.
- Есть вариант, я вот послал запрос на пейджер одному крутому - он когда-то заказывал участника с Чечни. Я так думаю, что у него есть какие-то проблемы с диаспорой или еще с кем-то из кавказским акцентом и он надеется, что “чеченцы” их помогут решить - они так часто думают, они так бывают наивными в этих вопросах. Но для тебя это пока самый лучший вари-ант. Охрана в Москве дело не очень пыльное, хотя временами бывает опасное, не так часто, как это хотят представить, но бывает. Главное не лезть на рожон и не связываться с криминалом, а там смотришь, пооботрешься и сам начнешь крутиться и бабки крутить. Москва: народу много, все что-то продают, покупают, деньги крутятся и большие, так что тебе место всегда найдется под московскими фонарями, а может и под кремлевскими звездами, с чем черт не шутит. Ты, как я понимаю, не ширяешься, не квасишь? - Парень внимательно посмотрел на Серегу, - Ты пойми меня правильно, я за тебя буду давать поручительство.
- Нет, у нас это не практиковалось.
- Оно то и правильно, но жизнь такая собачья, что не знаешь, как повернется - бывает и к игле задом, а к бутылке передом. А в Москве, если не будешь подставляться, то всегда есть шанс пробиться и заработать... - зазвонил телефон, Валерий, как будто перед стартом громко выдохнул воздух и перед тем, как снять трубку, сказал, - что же, будем представлять тебя на должность охранника и “античеченского террориста”...

2.
Болезни бывают очень разные, но все без исключения весьма неприятные и не желае-мые, особенно для заболевших и болеющих. И ни кто толком не может назвать причины раз-личных человеческих недугов, особенно не связанных с внешними возбудителями: инфекция-ми, вирусами, бактериями... От внешних возбудителей умирает мало, большинство людей по-ражают “внутренние” заболевания: сердечно-сосудистые, разнообразные злокачественные опу-холи. А сколько беспокойства приносят язвы, аллергии, астмы, ревматизмы... Почти все меди-цина знает о болезнях извне и практически ничего о болезнях изнутри, вот и пытается совре-менная наука объяснить все внутренние недуги какими-то внешними возбудителями. Так все-гда прикрывалось бессилие перед чем-то непонятным и недоступным: сглаз, наговор, дьявол или какой-то не приметный и неизвестный вирус - что одно и тоже. Хотя все болезни, все функциональные расстройства нашего организма, приближающие его конечную стадию суще-ствования, без которой, кстати, не возможно развитие - это болезни всей жизни и чтобы понять их нужно прожить всю жизнь сначала, что, как понимаете, не возможно. Да и кто из нас заду-мывается над своими болезнями, когда они не чувствуются, когда их нет, пока жизнь не на-помнила, что наступает пора - пора болезней...
Но есть еще боли души. Вот чего-чего, а вот этого человек уж точно не понимает, хотя нет на земле людей, да и не было никогда, у кого эта не познанная и не понятная душа не боле-ла, не страдала на протяжении всей жизни, так часто отзываясь болями по всему телу. “Человек болеет не от того, что он ест сам, а от того, что ест его изнутри, - так говорили древние мудре-цы и врачеватели души и тела”. Эх, забыли современные эскулапы мудрость древних, а не ме-шало бы вспомнить...
Все что касается очень большого класса болезней называемых психическими отклоне-ниями, расстройствами, аномалиями и патологиями сие есть тайна тайн, сокрытая многими печатями природы. Ах, какое невспаханное поле для любознательных и шарлатанов наша пси-хика, наша душа, то самое непонятное, что мы ассоциативно понимаем, как наш разум - увы, как что-то стоящее выше нас. Никто вам не скажет что это такое наша психика, наш разум, наша душа и конечно же никто не назовет норм этих понятий, как и то что назвать отклонени-ем от нормы. Ну и уж никто не скажет вам точно, в чем причины этих самых психических от-клонений, болезней. А если кто и скажет, то будьте уверены, что это шарлатан какой-то или пациент того, кто молча наблюдает и ничего не говорит. Душа страдает, а болит тело - вся жизнь и есть напоминание о себе болями в себе...
Люди едят, люди пьют - они не могут без еды и пития. Со временем они привыкают пить что-то одно и есть ограниченное число наименований продуктов, которым они отдают предпочтение, от которых они получаю удовольствие, удовлетворение. Но вот в какой-то мо-мент мы начинаем замечать, что-то, с чем не может справиться наша душа, наша психика и наш разум, легко справляется желудок, употребив, то, что притупляет неведомые боли, неве-домых органов человека. Человек смог выдумать свою душу, но так и не смог ее оторвать от желудка, от своей вегетативной системы. Вот так возникает пищевая зависимость или пищевая наркомания. Выделенные или сконцентрированные ингредиенты пищи, приносящие это самое удовольствие или удовлетворение, развивают разновидности пищевых зависимостей, самыми распространенными из которых являются наркомания и алкоголизм. Алкоголь постоянно при-сутствует в нашем организме - это промежуточный продукт биохимических процессов травле-ния. Ну, а наркотические препараты так те синтезируются в определенные моменты жизни в нашем организме и это также биохимия. Так что все, что мы привыкли считать, чем сугубо нашим, психическим на самом деле есть сложнейшая биохимия - очень запутанные химические связи микроэлементов, в которых даже те, кто посвятил их изучению всю жизнь, не могут ра-зобраться, наверное. Поэтому они все чаще приходят к мысли о Боге - человек не хочет при-знаться в своей слабости перед неизвестностью, человек не хочет признать в том, что убогость его мышления порождает Бога...
...Пожилому мужчине очень часто казалось, что он бог, особенно когда он выпьет не-сколько рюмок водки. Многим так казалось и не раз. Да любой психиатр расскажет вам мно-жество случаев из своей практики - случаев встречи и лечения очередного бога, императора или царя, временно вернувшегося в голову. Но это был немного другой случай - этот человек действительно мог управлять многими процессами, многими явлениями социальной или исто-рической жизни - этот человек был у власти, он имел очень большую власть и для многих он мог быть богом или, по крайней мере, воплощением оного на земле.
В последнее время ему хотелось пить не для придания остроты ощущению безгранич-ной власти - ему хотелось заглушить боль, боль души, сомнения и терзания разума. Когда он казался себе богом, он думал, что сможет поднять могучую страну с колен, что народ, его на-род, боготворит его, считает своей мессией, своим царем, императором, своим богом... Но вот он, уже который год подряд, самый главный в этой стране человек, а страна, его страна, все больше скатывается в глубокое ущелье кризиса, как экономического, так и духовного. Хотя его окружение поет ему дифирамбы и всячески старается убедить его в том, что в государстве на-мечается (всего лишь только намечается) экономический подъем, он знает - они все враки, они все его личные враги. Они враги потому, что своим враньем они лишь обогащают себя, разоряя при этом его народ, его страну - страну, в которой он Президент. И он напивался, и тогда он начинал оказывать сопротивление этим безликим своим врагам. Но, увы, ему это только так казалось... Теперь он понимает, что ему все казалось, что он действительно болен, болен душой и еще... и еще он алкоголик. Ему что-то твердят о русской душе нараспашку, что он настоящий русский, а настоящий русский любит не только быструю езду - он, вообще-то, любит быструю езду, но только тогда когда выпьет...
Когда он выпьет одну рюмку, как бы для “сугреву” после прогулки или “для профилак-тики” перед прогулкой, только одну рюмку, тогда он понимает, нет, он ясно осознает, что во-круг него одни подхалимы, льстецы и корыстолюбцы, и что вокруг него никого нет - никого на кого он мог бы положиться, кому мог бы верить. От осознания своего бессилия хотелось пить еще больше. А он когда выпивал полбутылки, тогда начинал им верить, тогда он опять ставал богом, чтобы по утру проснуться с тяжелой головой от дум и ясным осознанием того, что он живет в мире обмана, в мире иллюзий, где он, его страдания и его мысли никому не нужны, ибо даже родные дети стараются использовать его имя для своего обогащения, для воровства. Ведь все правда, все о финансовых операциях его дочери, о прикарманенных кем-то (не только ею) миллиардных кредитов, полученных под его имя, под его президентскую честь, честь и будущее его страны. Конечно, это не она все придумала, его девочка мало соображает в финан-совых операциях: она все искусствами интересовалась, модами новыми, психологией, социоло-гией, политологией - всем тем, чем должна интересоваться президентская дочь. Но он догады-вался, кто стоит за этими громкими финансовыми скандалами, которые так трудно было за-мять. Это часть платы за его президенство - он должен был возвращать долги тем, кто вклады-вал деньги в его президентскую компанию. Если бы не эти деньги, то... Думать об этом не хо-телось, да и в оправдание можно было сказать себе, что платят все президенты, всех без ис-ключения стран: власть - это товар, это деньги; дорвался до власти - плати по счетам.
Но он был строптивым президентом, не предсказуемым во гневе. И время от времени ему казалось, что его специально спаивают, что его специально превращают в слабого старика вместо сильного правителя, достойного своего великого государства. И в какой-то момент, после долгих часов раздумий, часов терзаний и просветления ума, он понял, что потомки могут его проклясть, что с его именем будут связывать развал Союза, развал России, расцвет казно-крадства, расцвет беззакония. Но что делать он не знал. Опытный партийный работник, подна-торевший в кремлевских интригах, в борьбе за власть не знал, что ему делать, чтобы спасти страну, спасти себя. В борьбе за трон русского самодержца он потерял не только здоровье - он потерял главное - то ради чего велась эта борьба, он потерял смысл власти. И вот власть вроде бы есть, а что делать с нею он не знает. Это все равно, что всю жизнь добиваться молодой кра-савицы и добиться ее ценою импотенции. Думы, тяжкие думы оседали сильными болями в голове, на которую свалилась вся тяжесть шапки Мономаха. Водка спасала от этих дум, но водка была не выходом в данной ситуации: положение в обществе, место в истории не позво-ляло, да и водка отбирала остатки здоровья. В минуты одиночества, в минуты чистоты трезвого разума он понимал, что он болен и не только бытовым алкоголизмом: сердце, нервы, вот еще эта странная болезнь Паркинсона. И ничего не помогало: ни американские хирурги, ни свои доморощенные гении, ни та идиотка екстрасенша, которая “лечила”, а скорее всего трахалась со всем его окружением уж очень она старалась охмурить и его, не зная, что он недолюбливал восточный тип женщин...
Отставка, именно красивая и благородная отставка была выходом из сложившейся си-туации. Но в отставку он уйти не мог - он не видел своей замены. Одни горлохваты и рвачи и ни одного порядочного человека, ни одного, кто бы болел за страну, за идею великой России. Может он и сам был таким до тех пор пока не стал президентом. Задумался опытный админи-стратор, перебирал в памяти своей лица, фамилии, слова и ничего подходящего ни в парламен-те, ни в своем окружении не находил. Дочь, его умница дочь, предлагала того интеллигентного демократа, лидера вечной оппозиции, мол, он пользуется авторитетом на Западе. Ни чем он там не пользуется - позер и пустобрех. А дочка говорит из чужих уст и если бы из русских, а то... Неужели это правда, что ему доложили о Меморандуме. И как доложили - тайно, минуя его охрану, минуя его информационный отдел, минуя ФАСПИ. Молодой охранник, выбрав мо-мент, рискуя карьерой, а может и не только карьерой, попросил разрешения передать ему сек-ретные материалы, полученные от неизвестного резидента. Если все, изложенное в Меморан-думе, правда, тогда понятно, почему ему не доложили те, кому это положено по долгу службы.
- Продажные твари, - подумал президент обо всем мире, забывая при этом, что он часть этого мира, своего ограниченного, искусственно созданного кем-то мира, - и кому продались - жидве...
Теперь предстояло все уточнить, обдумать и поговорить с теми, кто прислал ему Мемо-рандум. Он знал, что в системе бывшего КГБ или как они называли сами в Конторе, Системе были надежные и преданные люди и хотя номенклатура сильно ослабила некогда могучую организацию, но все же традиции подбора кадров были сохранены и похоже на правду то, что молодой охранник действовал по велению совести, а не повелению денег. На очередной про-гулке он подал незаметный знак этому охраннику подойти ближе и тихонько возле его уха про-шептал:
- Я хочу поговорить с тем, кто тебя прислал.
Охранник понимающе кивнул только глазами и сделал вид, что поддерживает прези-дента. А через день он передал президенту маленькую записку, сделанную на принтере: “По-дойдут на охоте. Пароль: “Охота без добычи также охота””.
- Черт побери, шпиономания какая-то, в собственной стране, собственный президент, как пацан, как шпион, - подумал Президент.
И возникло у него острое желание вызвать начальника службы безопасности и расска-зать ему обо всем. Но он понимал или скорее всего интуитивно чувствовал, что этот молодой парень из охраны как раз и есть его спасение – он представитель той России на которую можно опереться президенту-патриоту. И от этих мыслей, чувств ему становилось немного не по себе - ему становилось страшно. Он сопоставлял некоторые факты из своей президентской жизни с положениями этого таинственного Меморандума и ему становилось ясно, что Меморандум это не фикция - это реальность. Ему стало страшно от мысли, что им правили те, кто составил Ме-морандум и он налил себе опять водки. Налил и отодвинул рюмку в сторону...
Президент охоту не любил, может потому, что как все пожилые люди, он не любил дол-го ходить, не любил этой всей суеты со звуками охотничьих рогов, грохота стрельбы, шума возле зажаренной дичи. Другое дело - рыбалка. Тишина, спокойное течение реки, думать при-ятно, да и уха ему больше нравилась, чем пригорелые шашлыки. Но охота - это часть необхо-димого этикета президентской жизни и ему нужно было отбывать положенные мероприятия - что поделаешь, многие правители, с которыми приходилось иметь дело, любили убийство не-винных и беззащитных, и не только животных...
Охота была обставлена, как и все прежние охоты: много сытых и самодовольных при-хлебаев, экипированных и вооруженных по самым дорогим расценкам; специально откормлен-ные кабаны, лениво выбегающие под выстрелы хвастунов, считающих себя опытными охотни-ками, но так ни разу по настоящему не охотившихся.
- ...Их бы хоть раз в тайгу забросить, - саркастически улыбнулся своим мыслям прези-дент, вспоминая свою таежную молодость и внимательно рассматривая всех участников охоты, думая о том, кто должен подойти и назвать пароль.
Кругом были все те же приевшиеся лица, все те же лоснящиеся от удовольствия физио-номии. Президент присел, глубоко вдохнул, наполненного смолистым запахом хвои воздух - врачи рекомендовали ему почаще дышать воздухом елового леса, говорят, что очень помогает после операции всем сердечникам. Он посмотрел на величавые мохнатые ели и подумал, что ели никогда не болеют, растут себе и только пользу приносят людям, природе. Хорошо еще было бы побыть в одиночестве среди этого великолепия, среди первозданной тишины. И хотя звуки охоты удалились, одиночество не ощущалось: личный врач, охрана, слуги, копошившие-ся кругом - прогнать их всех к чертовой матери, да вот как это сделать на трезвую голову, да еще вот встреча назначенная...
- Где же этот “резидент”, - подумал президент, откладывая ружье в сторону и, сидя на свежесрезанном пне (по случаю президентской охоты) блаженно распрямляя и расслабляя но-ги.
Он внимательно посмотрел на окружение, на спрятавшихся невдалеке охранников, на внимательно наблюдавшим за каждым его движением врача, на незнакомого ему егеря в тем-ных очках, готовившему дрова для кострища. На какое-то мгновение эти темные стекла очков отразили взгляд Президента. И что-то екнуло под сердцем у него, понял он - это тот, кто его сюда позвал. Он внимательно всмотрелся в мимику лица незнакомца - такие лица в челяди не бывают: властное, умное лицо сильной личности и эти темные очки, придавшие лицу какой-то таинственное, мефистофелевское выражение. Но он был в одежде челяди, а почти со всеми из челяди, слуг, да и так со всеми, президент разговаривал на “ты”. И он понял, что должен пер-вым начать разговор и спровоцировать пароль:
- А ты, почему не охотишься, не стреляешь, смотри, так всю дичь без тебя перебьют? - спросил он, смотря в упор на этого незнакомого егеря.
- Охота без добычи также охота, господин Президент, - ответил голосом равного, а не слуги, егерь.
- Оно то верно и может даже лучше, когда охота без добычи, - как бы приглашая к раз-говору, начал говорить президент. И вдруг он неожиданно спросил, - а ты кто, что-то я тебя раньше не видел, давно служишь в егерях?
- Я не егерь, господин Президент. Я, можно сказать, также приглашенный на охоту. Разрешите представиться, генерал-лейтенант Кулебяка Виктор Трофимович, служба внешней разведки, - и представившийся генералом снял свои темные очки. На президента смотрели не-мигающие и повелевающие светло-кариие глаза.
 - Что-то я тебя не знаю, генерал, - Президент смотрел в глаза генералу и не мог укло-ниться от этого взгляда, уже где-то в подсознании он начинал чувствовать над собой власть. Сознание начало сопротивляться возникающей антипатией или страхом. Но президент умел управлять своими эмоциями - он мог быть богом, когда это было ему нужно.
- По характеру своей службы я не должен с Вами встречаться, - ответил уклончиво ге-нерал-охотник.
- Ну-у, тогда вот поговорим, раз встретились, - Президент привстал и громко сказал в пространство, - Мы, вот с Виктором Трофимовичем пройдемся чуток, не очень мешайте нам.
Президент оставил ружье, зная, что его подберут и осмотрелся кругом, как бы желая убедиться в том, что им не будут мешать. Привыкший всегда быть в окружении множества людей, Президент не без удивления отметил про себя, что на этот раз он действительно остался один на один с этим незнакомым ему генералом, назвавшим пароль. Они немного молча про-шлись по хорошо утоптанной тропинке.
- Ну-у и, рассказывай, генерал, это ты мне передал Меморандум? - По праву старшего первым начал говорить Президент, стараясь при разговоре не смотреть в глаза генералу. Тот заметил это и снова надел очки.
- Да. Но это не весь Меморандум, а всего лишь та часть, которая касается лично Вас. Весь текст Меморандума составляет около двух десятков томов, - коротко и достоинством от-ветил генерал, прямо смотря в лицо Президенту. Президент страны, которого боялись очень многие и который уже забыл об уважении кого-то кроме себя, вдруг почувствовал себя подчи-ненным этого строгого военного.
- И что, это все правда, что они там пишут?
- Да, господин Президент, я могу предоставить данные, подтверждающие проведение плановых мероприятий, указанных в Меморандуме.
- А-а почему тогда я ничего не узнал раньше? - Президент спрашивал, стараясь не смот-реть в глаза собеседнику, закрытые темными очками, - он ощущал робость, а может и страх, глядя в эти глаза или может в эти темные очки.
- Потому, что это и есть часть Меморандума - не допустить Вас к информации о нем. Но в ближайшее время Вам должны будут представить обработанную специально под Вас вер-сию.
- Ну-у да, я, конечно, это читал, читал...
Президент задумался, он не знал как вести себя в такой ситуации. Сыграть сумасброда было опасно, так как чувствовалось, что ситуацией владеет этот генерал из госбезопасности - ведь охрана по-прежнему отсутствовала или стала невидимой.
- И-и что Вы предлагаете, Вы ведь сюда не так просто пришли?
Президент посмотрел в лицо генерала. Обычно от такого взгляда Президента многие начинали дрожать со страху, терять дар речи, но страха Президент не заметил, он не заметил даже тени смущения. Генерал вел себя, как председательствующий на армейском совещании. Он снял очки и его взгляд, как абордажный крюк захватил взгляд Президента. Глава государст-ва почувствовал, как начинает повиноваться воли этого человека.
- Самый оптимальный вариант для страны Ваша добровольная отставка, - спокойно ска-зал генерал.
Президент опешил - такое ему не смел предложить ни один человек на земле, ни один - может только тот невидимый Всевышний или ... он сам мог принять такое решение. А ведь именно о своей отставке в последнее время все больше и больше думал Президент. Конечно, в данной ситуации ему следовало бы стать сильным Президентом и показать свою власть, но это было сродни сумасбродству, которым он часто переигрывал, скрывая свои слабость перед не-обходимостью принятия важных решений, а вот каких именно он не знал.
- Вы предлагаете государственный переворот? - лишь это смог спросить президент, ста-раясь приподнять грозно брови, но грозным быть не удавалось - он почувствовал себя очень усталым и очень пожилым человеком.
- Нет, господин Президент, Россия это не банановая республика. Всего лишь одна по-пытка совершить переворот закончилась развалом Союза. В интересах государственности, в интересах России, нужно нанести упреждающее действие по сочинителям Меморандума. Вы же видите, что они успешно наступают, превращая нашу страну в ничто, в какой-то придаток для их финансовых афер, а фактически в своих рабов.
- А Вы того, генерал, не забываетесь, - Президент еще пытался сопротивляться, так и не заметив, что обратился к не знакомому ему генералу на “Вы”, что делал в исключительно ред-ких случаях, в последнее время, время своего президентства, он это сделал впервые, - я же Пре-зидент России, я же не пацан какой-то.
Карие глаза генерала посмотрели не то что строго, но с некоторым неудовольствием и Президенту показалось, что он стал ниже ростом.
- Нет, господин Президент, я, как и Вы, служу народу России и в служении этом вижу смысл своей жизни. Поэтому я полностью отдаю ее в Ваши руки вместе с той информацией, которая имеется у меня. - Генерал извлек из кармана своей меховой куртки небольшой целло-фановый пакет, - здесь, господин Президент, стенограммы заседаний Совета стратегического планирования США совместно с их Президентом. Вы поймете, насколько близко к пропасти стоит Россия. Они уже в открытую делят сферы влияния на нашей территории, принимая за факт отсутствие власти, как силы, могущей противостоять им. Я также, с Вашего позволения, могу обеспечить параллельное прослушивание разговоров на совещании всех правителей стран семерки, куда Вы приглашены и Вы убедитесь сами, что эти люди уже ничего не боятся...
- Да, я знаю - нас уже не боятся. Не боятся и не уважают, - Президент опустил голову, он подумал, что в слабости его государства есть и его вина. - И Вы думаете, что с моей отстав-кой что-то измениться? Если я уйду, то они совсем распоясаются, я то их знаю - они еще на меня внимание обращают...
Президент вопросительно посмотрел на генерала. Он ждал поддержки, ждал сочувст-вия, понимания, а не лжи и лести. Ему хотелось быть слабым, он сопротивлялся этому жела-нию, твердя себе, что сейчас изотрет в порошок этого наглеца, но какой-то внутренний голос подсказывал ему, что этот, вроде бы, не приметный человек обладает как раз той силой которая ему нужна, чтобы вновь обрести уверенность в себе, даже если эта уверенность будет всего лишь желанием покоя.
- Извините, господин Президент, но лично с вами считаются очень мало, больше всего их пугают наши ракеты и наш краник, перекрывающий газ и нефть, текущие в Европу. Вас же стараются постоянно дискредитировать, Вас и Вашу семью...
Генерал замолчал и посмотрел на пакет с документами, переданными им президенту страны в них были доказательства того, что главу его государства специально спаивали, чтобы снимать на видео и распространять образ президента дурачка и пьяницы. Там же были доказа-тельства того, как вовлекали его дочь в различные авантюры, как делали ей подарки, которые легко можно было превратить во взятки.
- Я все это знаю, - неожиданно признался Президент, опять понуря голову, но тут же приподнял ее и твердо сказал, - но я также знаю, что нет никого, кто бы мог меня заменить. Всякий, кто метит в мое кресло, принесет невиданные беды России.
- Это если брать фаворитов, тех, кто ничего и никого не видит вокруг себя, заранее счи-тая себя победителем. Нужно ставить на темную лошадку, на преданную, рабочую лошадь.
- И у Вас есть кандидатуры.
- Да, господин Президент.
- И кто эти люди?
- Это люди из нашей системы.
- Что опять новый Сталин, опять лагеря? - Президент устало вздохнул.
- Сталин, господин Президент, никогда не работал в органах госбезопасности и очень много сделал, чтобы их ослабить - он боялся их силы, ибо их сила сразу показывала слабость той системы террора, на которую он сделал ставку. Сильная власть на террор не опирается - ее мощь в сильных людях, а террор есть проявление слабости. Мы предлагаем людей проверен-ных системой госбезопасности, людей преданных России, ее народу.
- Что, такие еще есть? - Президент скептически посмотрел на генерала. Да в последнее время он считал только одного себя преданного своей стране, ему казалось, что только он один печется о ее благе, а все остальные думают только о своем благе, о мнимых радостях жизни: управленцы взяточники и казнокрады; народ ворует или пьет; армия разлагается в безделье, а силовые структуры слились с бандитами и грабят то, что не доворовали власти или население... - Кругом одно ворье.
- Не думайте так плохо о русском народе, о своем народе, который поверил в Вас. Мы все плоть от плоти его. И мы Вам предлагаем несколько достойных кандидатур, Вы сами выбе-рете, кого считаете нужным.
- Как это я выберу, я же никого не знаю?
- Проверкой в деле. Назначите их премьер-министрами. Кто, по Вашему мнению, спра-виться с задачами, поставленными Вами, тот и сможет быть Вашим приемником.
- Как это я назначу, а Дума - они же утверждают?
- По закону они могут отвергнуть Вашу кандидатуру только три раза - это, во-первых. А во-вторых, если нужно, мы Думу возьмем на себя. Они все замараны различными преступле-ниями и не только экономическими, так что даже для самых непонятливых мы можем найти веские аргументы.
- Генерал, Вы все время говорите “мы”. “Мы” - это кто, заговорщики, масоны?
- Нет, мы - это покорные слуги своего народа, Ваши слуги, господин Президент. Мы - это люди верные присяге, долгу, люди идеи, идеи возрождения великой России.
- И много вас?
- Почти вся страна.
- Народ, опять народ. Мне все время твердят о народе. А народ молчит, когда нужно орать, а народ, как бык на бойне идет на смерть и плачет. Народу что нужно: жрать, водки и веселья с похмелуги. Вы говорите “народ”...
- Народ - это бог, если в него не верить, то он наказывает...
- Вы эт-то что, генерал, мне угрожаете? - Президент посмотрел по сторонам, набирая воздуха в грудь, чтобы позвать охрану, но лишь беззвучно выпустил распирающий воздух или страх, покоряясь спокойному взгляду генерала.
- Нет, господин Президент, я не угрожаю, а лишь рассуждаю, мысля более о себе, чем о Вас.
- А если я сейчас охрану позову? - Президент опять начал смотреть по сторонам, ощу-щая страх от того, что никого из охраны он не видит.
- Это мы Вас охраняем и пока мы это делаем, Вам ничего не угрожает, ничего и никто...
- Я устал, проводите меня, - Президент действительно почувствовал сильную слабость, ноги его почти не слушались. И в этот момент, как из-под земли, появились два рослых охран-ника, подхватили Президента под руки и осторожно повели к большому гостиничному ком-плексу, как-то язык не поворачивается назвать громадное сооружение “охотничьим домиком”, хотя именно так этот каскад сооружений и назывался.
Через десять минут врач заставил проглотить его успокаивающую пилюлю и Президент уснул. Проснувшись, он с удивлением отметил, что чувствует себя исключительно бодрым, готовым к работе и борьбе с множеством врагов, что и было смыслом его работы, работы, как смысла жизни. Он внимательно и очень спокойно прочитал документы, предоставленные ему таинственным генералом, с ухмылкой думая о том, как он задаст перцу некоторым заносчивым политиканам на предстоящей встречи семерки с участием России. Затем он ознакомился со списком предложенных кандидатур на пост премьера, а значит в дальнейшем и на пост Прези-дента. Действующий президент отметил, что все чьи-то кандидаты не были вовлечены в сферы большого бизнеса, все они прошли школу внешней разведки и в настоящее время занимали различные государственные должности, старательно выполняя свои обязанности, почти всех Президент знал лично, а о некоторых лишь только слышал.
- Значит, это внешняя разведка, ГРУ, - подумал Президент о неизвестном генерале, пре-доставившему ему этот список и тут Президент с удивлением и даже некоторой долей страха заметил, что не помнит ни имени, ни фамилии генерала, ни даже его лица, разве что темные солнцезащитные очки. - Зачем ему очки в темном лесу... - подумал Президент и вызвал к себе одного из своих референтов.
Когда суетливый, молодой человек с сильно помятым лицом вошел в кабинет главы го-сударства, тот что-то писал. Президент страны пишет очень редко, больше всего он подписы-вает то, что за него написали другие, особенно в части касающейся различных законодатель-ных актов, как-то: указы, приказы, наказы и определяющие политику, а может и историю. На этот раз Президент самолично писал свой же Указ о некоторых кадровых изменениях, переста-новках на политическом олимпе страны: неожиданно менялся глава правительства, смещались вице-премьеры, основные министры - это был такой себе мини-переворот, затем слегка напу-гавший ничем и ни кем не пуганную чиновничью армию целого государства.
- Так, Гена, доложи мне, кто из генералов внешней разведки был вчера приглашен на охоту? - продолжая делать пометки на черновике текста своего Указа, спросил Президент сво-его слугу в должности референта по внешнеэкономическим связям.
- Никого, господин Президент, - уверенно, но слегка испуганно, ответил рефенент-слуга. Было чего испугаться - в тоне его хозяина появились ранее не веданные нотки трезвой твердости.
- Значит, срочно мне на стол списки всех, кто был на охоте: должности, звания, фами-лии, имена, отчества, кто и чем занимается фактически, даже кто что думает. - Президент вни-мательно посмотрел на испуганного слугу и тот почувствовал, что Президент рассматривает пролежни от подушки на лице, - ты что это, Гена, спишь, когда твой Президент работает, а? Ну-ну, иди, иди, - гримаса недовольного зверя тенью мелькнула на лице Президента.
После ухода референта Президент, злорадно улыбнувшись, добавил в список Указа по кадровым изменениям пункт об обновлении всего штата прислуги в виде реферантуры - факти-чески он всех увольнял. Когда пресс-секретарь взял черновик Указа, то первая мысль у него была о самоубийстве или об убийстве своего патрона. Но, не заметив в списках переорганиза-ции своей должности, он успокоился и подумал, что все к лучшему и что все прекрасно - чи-новники и слуги не любят друг друга значительно больше, чем боятся своего хозяина.
Удивительные изменения в Президенте России были отмечены и на встречи лидеров семи самых развитых государств, совместно с Россией. Президент России отказался от пред-ложенной ему рюмки водки. На удивленно-насмешливый вопрос Президента США, о том, не перестали ли русские пить совсем, Президент России с достоинством ответил, что русские пить не перестали, только они не пьяницы и очень не любят, когда на Совете Безопасности США их президента называют спившимся маразматиком. И еще Президент России, как бы в невзначай спросил, не боятся ли разные умники того, что старый, спившийся маразматик случайно на-жмет не ту кнопку на ядерном чемоданчике. Тогда многих руководителей развитых стран, и не только их, прошиб холодный пот. Затем в личной, конфиденциальной беседе президентов двух вечно противостоящих стран, президент России показал удивительную осведомленность рабо-ты всех высших эшелонов власти США, он даже сказал несколько фраз произнесенных члена-ми Совета безопасности США на очень закрытых и очень конфиденциальных совещаниях.
Срочно, по приезду домой, Президент США экстренно созвал Совет Безопасности сво-ей страны и строго глядя в лицо каждому члену Совета попросил честно сознаться, кто являет-ся русским агентом. Все члены Совета замерли в страхе от того факта, что среди них есть агент - а то откуда Президент России мог знать все, что обсуждалось на Совете Безопасности США.
Зря были подняты по тревоге все силы ФБР и ЦРУ - среди членов Совета Безопасности предателя не было. Но почти все генералы шили свои кителя и форменные брюки в одном и том же ателье для высшего командного состава. И каждый такой форменный комплект прошел через руки окантовщика, одного из самых неприметных работников этого ателье. В результате его работы, вся форма членов Совета, а также форма некоторых других лиц высшего команд-ного состава Пентагона была снабжена совершеннейшей аппаратурой прослушивания, рабо-тающей на термоэлементах, преобразовывающих тепло тела, запись же велась на новые жид-кокристаллические регистраторы, замаскированные под пуговицы. Вся аппаратура легко впле-талась в строчки одежды или маскировалась под хорошо очерчивающие форму канты...
После экстренного секретнейшего заседания Совета Безопасности США слуга одного из четырехзвездочных генералов, члена Совета, перешил якобы оторвавшуюся пуговицу...
- Ну-ну, ищите шпиона среди своих, - довольно улыбнулся Президент России, полу-чивший очередную стенограмму заседания Совета Безопасности США.
Об этой стенограмме не знал никто, даже новый премьер-министр. Хорошо начал рабо-ту бывший разведчик, но все равно это было не то, что нужно было Президенту. “Слишком много интеллигенции в поведении, мягок - русский правитель не должен быть таким... - поду-мал Президент и уже после первой недели работы нового премьера он решил его заменить...”
А Президент США хотел заменить шефа ЦРУ. Но в ЦРУ еще остались специалисты нужного уровня, и они успели вычислить окантовщика, который за полчаса до задержания по-гиб в нелепой автомобильной катастрофе. Шефа ЦРУ пока оставили в покое и даже наградили, а все члены Совета получили новенькие кителя и костюмы, естественно, за счет казны, что не могло не радовать даже миллионеров...

3.
У небольшого старого московского дома остановилось два джипа. Из одного из них вышло два амбала в черных кожаных куртках, и направились в полуподвальные помещения, где раньше были коммунальные квартиры. Они целенаправленно подошли к самой крайней двери коридора, на порванном дерматине которой была прикручена двумя шурупами неболь-шая табличка с надписью “Совет ветеранов”, а снизу кто-то мелом дописал “не ВОВ”. Не сту-чась, один из громил с силой распахнул в дверь. Молодой парень в инвалидной коляске, сидя-щий за столом побледнел.
- Собирайся, Распутин, будешь отвечать за свои грехи, - приказал тот, который откры-вал дверь.
- Как-кие грехи? - парень сильно сжал поручни коляски.
- Не знаю, там разберутся, - громила снял с вешалки курточку и бросил ее в коляску.
Многие прохожие видели, как два здоровенных парня вынесли на руках испуганного инвалида и посадили его в один из джипов. Примерно через час этот парень сидел на мягком стуле в большой, отделанной искусной резьбой по дереву комнате громадного загородного дома, за спинкой его стула стояли те самые два амбала. В комнату вошел высокий, хорошо сложенный седовласый мужчина лет пятидесяти очень похожий на американского актера Майкла Дугласа, он улыбнулся, обнажая совершенно белые зубы и с этой, вроде бы, доброже-лательной улыбкой обратился к успевшему немного прийти в себя Валерию Распутину - пред-седателю районного совета ветеранов локальных войн:
- Ну, Валерий, рассказывай, кого ты нам подсунул в этот раз, кто это такой твой друг Варламов Сергей?
- Я мало о нем знаю, Степан Андреевич, - робко отвечал инвалид, стараясь преданно смотреть в глаза спрашивающему, - он пришел, показал документы, я проверил - документы настоящие. Я с ним поговорил, вижу парень воевал, туфту не гонит. Он попросил помочь ему с трудоустройством, а тут как раз заказ от вашей фирмы на “чеченца” поступил...
- Еще ты с ним встречался?
- Ну, да, - инвалид опустил голову и начал загибать пальцы на правой руке, перечисляя встречи с Варламовым, - Второй раз он приходил за консультацией перед тем, как идти на со-беседование...
- И что ты ему посоветовал? - перебил его седовласый.
- Да ничего особенного: постричься, не пить, не задаваться и не корчить с себя героя, а показать то, что он действительно умеет...
- Он то показал, - злобно сказал седой, - продолжай.
- Потом он приходил еще раз, могорыч приносил за помощь. Ну, там: коньяк, конфеты, консервы дорогие, колбасу, фрукты. И-и, по-моему еще раз, мельком забежал, спросил чего надо, взял мой домашний телефон - и все, - инвалид развел руками. - Ну, да, это все больше я его не видел.
- Когда это было?
- С неделю назад.
- Он не говорил, что собирается в командировку?
- Нет, ничего не говорил.
- Хорошо бы было, если ты не врал бы. Если врешь, то это хуже только для тебя. - Се-дой подошел впритул к инвалиду, присел на корточки и пристально посмотрел тому в глаза, - Значит так, Валерий, у парня этого оказались липовые документы. Настоящий Сергей Варла-мов сгорел заживо в БТР-е. И учудил твой протеже на несколько лимонов зелени. Так как ты знаешь его, а он тебя, то побудешь вместо приманки. Если появится на горизонте, сразу сооб-щай. И не вздумай вести с нами непонятные игры в армейское братство и все такое, ты ведь догадываешься, что мы ребята конкретные и иллюзиями не живем. Ты все понял?
- Да, Степан Андреевич.
- Ну, вот и ладненько, - седой поднялся во весь рост и приказал амбалам, - отвезите его и положите на место.
Те услужливо кивнули головой, изобразив на лице своем подобострастные улыбки...
...Через два часа, испытывая страх, уже отчитывался седовласый. На него смотрели же-сткие, безжалостные глаза большого человека.
- Что скажешь, Степа, прокол?
- Еще нет, груз нигде не объявился и никто о нем ничего не знает.
- Откуда такая уверенность, Степан? Ты всегда уверенно говоришь, когда ни хрена не знаешь.
- Я прозондировал все наши каналы по линии МВД, ФСБ и внешней разведки - никто ничего не знает.
- Так откуда этот мальчик свалился и кто он такой? Где ты его нашел?
- Через наш совет ветеранов, мы его взяли на разовую работу, по выполнению задания все участники должны были быть ликвидированы.
- Он сделал часть твоей работы, но, наверное, перестарался. Ну, и на кого он работает?
- Уточняем. Пока с уверенностью можно сказать, что это не МВД, не ФСБ, не другая государственная служба.
- Что ты все заладил “МВД, ФСБ, разведка”, ты что это, Степан, не понимаешь, что произошло? В стране, где все должно контролироваться исчезает самое совершенное на сего-дняшний день и самое секретное оружие в мире и никто ничего не может сказать. Кто этот мальчик, кто, блин, не из ЦРУ же он?
- Ищем, документы на Варламова поддельные, мать его не опознала.
- Твоюмать, Степан, ты что это, хочешь мне лапшу на уши навешать о герое-одиночке или о каком-то народном ополчении, я что тебе, телевизионщик, - большой человек гневался, его безобразный череп покрылся потом. - Ищи, Степан, ищи - это не вопрос жизни или смерти, это гораздо хуже. Это же надо: пропадает два специально оборудованных автомобиля, исчезает охрана, сопровождающие лица - и никто и ничего не знает об этом. Ты, Алиса в Стране Чудес, иди и ищи...
А в это время к небольшому сибирскому городку, одному из районных центров Ново-сибирской области подъезжал, видавший виды старый УАЗ-ик. За рулем сидел уставший, не бритый Сергей Августов, рядом с ним, как говорится, клевал носом, то есть, спал сидя, не смотря на тряску, еще один молодой человек - бывший сослуживец Сереги Хаметов Максим. При въезде в городок Серега притормозил и толкнул в плечо своего товарища:
- Макс, просыпайся, кажется, приехали.
- Тогда вперед, - пробормотал спросонья Максим, - че тогда стоим, а, брат?
- Он должен был увольняться сюда. Помнишь, все в гости приглашал, а вот ни улицы, ни номера дома не указал.
- Ты че, это, братан, - окончательно проснувшись, заулыбался Максим, обнажая ровные, слегка редковатые зубы при этом его слегка косые глаза стали похожи на две узкие щели, - это же глубинка, здесь все друг о друге знают, и нет здесь людей неизвестных в радиусе полтыщи километров. Езжай прямо и спрашивай отставного офицера Николая и тебе на него всякая со-бака покажет, а лучше всего пацанов спрашивать - те военных любят.
И точно, первый встреченный ими паренек лет десяти сразу сообразил о ком идет речь, своим ответом удивив товарищей:
- А-а-а, батяня Коляня, - протянул, улыбаясь, мальчишка, - да он в бывшей конторе кол-хоза живет, он у нас сейчас за председателя колхоза...
И парень согласился показать, где именно обитает “батяня Коляня”. По дороге паренек, которого звали Лексей, Алеша, значит, рассказал о том, что батяня Коляня создал в их городке отряд юных патриотов, что он тоже в нем записан. Отряд ходит в походы, постигает искусство выживания, учится вести бой, а еще батяня Коляня много их учит по истории России и так все-му:
- ... У нас все очень строго - троек в школе быть не должно, - с гордостью рассказывал о себе, своем городке и отряде юных патриотов мальчик Саша, - батяня Коляня говорит, что только дураки бывают пушечным мясом, а воин должен быть умным. - И, как будто вспомнил что-то, Алексей
Серега и Максим с интересом слушали рассказ мальчика и с не меньшим интересом рассматривали городок стоящий на берегу могучей сибирской реки, начало которой уже пора-жало воображение своим величием.
- ... Эй, остановитесь, - вдруг неожиданно попросил мальчик, - мне нужно здесь, а вы едьте прямо и там увидите дом со знаменем - это будет контора. - Он как-то испуганно посмот-рел на Серегу Августова и, вроде бы оправдываясь, добавил, - честное слово увидите.
Максим остановил автомобиль и мальчик стремглав куда-то побежал.
- Гонится за ним кто-то? - сказал Максим, включая передачу, - Счастливое время у них - всегда есть свои очень важные дела.
- Испугался, наверное, - тихо сказал Сергей.
- Чего?
- Нас.
- А нас чего?
- Он автомат заметил.
Максим посмотрел на куртку Сергея, под которой был спрятан автомат.
- Ничего не видно.
- Он заметил, - внимательно смотря в сторону, где скрылся мальчик, сказал Сергей.
- И что? - спросил Максим, отпуская педаль сцепления.
- Ничего, пойдет кому-то расскажет.
- Кому?
- Скорее всего батяне Коле, а может еще кому. Люди сейчас боятся оружия.
- М-да, - задумчиво сказал Максим, ведя автомобиль на самой медленной скорости, - даже дети боятся оружия, а ведь мы раньше им только интересовались, как экзотической иг-рушкой. Теперь все знают, что это не игрушка.
- Нет, все знают, что человек с автоматом уже не защитник, а скорее всего бандит...
Бревенчатое здание, где находилась контора колхоза было слегка перекошенное, обод-ранное и крышей зияющей пустотами разворованной кровли. Но над входной дверью было прибито древко с российским триколором - трехцветным знаменем с золотистым изображени-ем двуглавого орла. Новое, яркое знамя как-то диссонировало с разрушенным зданием. Но, наверное, в те времена, когда это здание было крепким, там висело другое знамя.
Возле конторы на большом бревне, служившем скамейкой, сидело несколько плохо одетых мужчин, так сказать, зрелого и неопределенного возраста. Изомятость лиц, небритость щетины и одинаковая угрюмость лиц делала их похожими на близнецов. Они без особого ин-тереса посмотрели на подъехавшую машину, на приехавших на ней парней. Из машины вышел Максим и подошел к мужикам, Сергей остался в машине, внимательно смотря по сторонам и держа правую руку на рукоятке автомата, прикрытого курткой.
- Здорово, мужики, - поздоровался Максим, стараясь выглядеть бодрым и доброжела-тельным.
- Угу, - почти одновременно промычали мужики, ничего не выражающим взглядом вечного похмелья смотря не понятного куда: или на Максима или мимо него. Тот, кто был ближе, после некоторой паузы, недовольно морщась, ответил на приветствие, - Здорово, коли не шутишь.
- Мужики, не подскажите, а где председатель? - улыбаясь, спросил Максим.
- А где же ему еще быть? - Как бы удивляясь, спросил тот, кто ответил на приветствие, - на работе он.
- На работе, это где? - улыбка Максима становилась еще более доброжелательной.
- А черт его знает где, - передернул плечами мужик, - он председатель - ему виднее, где ему работать. - И посмотрев прямо в глаза Максиму грубым голосом спросил, - Ну, че ты лы-бишься, закурить есть?
- А сколько угодно, - Максим извлек из нагрудного кармана куртки военного образца новую пачку сигарет “Держава” и предложил ее мужику, - Бери всю.
Мужик пачку взял, внимательно посмотрел на тесненного золотистого двуглавого орла, слегка поскреб его грубым черным ногтем и почему-то сокрушенно вздохнув, молча открыл пачку, протянув ее в руке, предлагая сигареты сидящим рядом на бревне. Все взяли себе по сигарете.
- А огонек есть? - спросил, не смотря на Максима, тот, кто взял пачку.
- А сколько угодно, - опять ответил Максим, из другого кармана извлекая новую пачку спичек.
- А может у тебя и того, опохмелиться есть? - это уже спросил другой мужик.
- Это если надо, - все также добродушно улыбаясь, отвечал Максим, не переставая ин-тересоваться, - так где нам найти председателя?
Мужики не спеша, раскуривали свои сигареты и не понятно было - обдумывают ли они вопрос Максима или не обращают на него внимание, думая о своих более важных проблемах. Тот, который заговорил первый с прибывшими, опять посмотрел на пачку, слегка поворачивая ее как бы меняя ракурс осмотра, затянулся и выдохнул дым и уже смотря прямо на Максима ответил:
- Он нам не говорил где он, да мы и не спрашивали, потому, что не видели его сегодня. - И как бы продолжая внутренний диалог, сказал просто в пространство, - а папиросы ихние ниче, сладковатые малость. Да вот герб они зря на пачку прилепили - получается, что Рассею прокуриваем, не хорошо все это, не хорошо. На бери, - он протянул пачку Максиму, - у нас свои есть.
И мужик извлек из кармана ватника засаленный кисет с махрой. Другой достал сложен-ную сероватую писчую бумагу, медленно, как будто со старанием, отрывая от нее прямоуголь-нички для самокрутки. Мужики скручивали самокрутки не спеша и при этом не обращая ника-кого внимания на стоящего незнакомца. Максим рассеянно посмотрел по сторонам и решил зайти в контору. Только он сделал первый шаг, как заметил за углом здания конторы детскую белобрысую голову - за ними внимательно наблюдали. Глаза Максима на мгновение задержа-лись на глазах мальчика, голова того сразу скрылась. Забытое в воюющей Чечне чувство стра-ха напомнило о себе холодком под солнечным сплетением.
- С чего бы это, - подумал Максим, оглянувшись назад и посмотрев на Серегу Августо-ва, настороженно смотрящего по сторонам - он давно заметил, что несколько мальчиков на-блюдают за ними.
Казалось, что тут такого - все дети любят играться в разные полувоенные игры. Но уж слишком “по-военному” вели свои наблюдения мальчики, сразу было видно, что их учили, как это делать правильно, но все же детское любопытство оказалось более действенным, чем чье-то военизированное обучение.
- Серый, я зайду, - сказал Максим Сергею, - ты смотри кой что.
- Хорошо, - ответил Сергей, снимая автомат с предохранителя и одним щелчком ставя его в положения автоматического огня и тихо, как бы шутя, говоря при этом, - если скажешь что все в порядке, значит засада.
- Прекрати, какая засада, - также тихо и таким же тоном ответил Максим.
- Так, на всякий случай, мало ли что.
И оба боевых товарища одновременно почувствовали что-то похоже на тревогу, тревогу затаившегося страха войны. И Максим осторожно по скрипучим деревянным ступенькам зашел в здание, напрягая все органы осязания. Стояла настораживающая тишина, Максим глубоко вдохнув, сделал несколько шагов в темный коридор, в ноздри ударил какой-то знакомый запах. Память усиленно работала, стараясь вспомнить, чем пахло в слегка запущенном здании конто-ры. Максим вздрогнул - так пахло в подвале дома, где они однажды делали засаду на группу боевиков, периодически спускавшуюся с гор, так пахло оружием, армией, войной. Только он подумал об этом, как что-то холодное, очень похожее на ствол автомата толкнуло его в спину.
- Спокойно, малый, одно движение и я тебя уничтожу, - услышал он знакомый голос.
- Товарищ подполковник, Николай Демидович, это же я - Макс, Максим Хаметов, со мной еще Серега Августов.
- Стоять и не шевелиться, вы оба под прицелом, - казалось, что голосом батяни Коли говорит глухой и слепой.
Сильные руки быстро обыскали Максима.
- Цель прибытия? - властно спрашивал голос из темноты.
- У нас проблема, товарищ подполковник. Сергей захватил какое-то оружие, направ-лявшееся в Чечню, к бандитам, и мы решили к Вам, за советом. Вы же сами говорили, что если что случится, чтобы мы к Вам обращались.
- Медленно выходишь и говоришь своему напарнику, что все в порядке и зовешь его сюда. Если будете вести себя правильно, то у вас есть шанс остаться в живых. Иди, - и ствол легенько подтолкнул Максима к выходу.
Максим вышел, не вращая головой, а кося лишь глазами в разные стороны, попытался осмотреть окрестности. Ничего подозрительного он не увидел. Мужики, как сидели так сидели не спеша попыхивая своими самокрутками. Глаза Сергея и Максима встретились. Люди хотя бы некоторое время побывавшие вместе в экстремальных ситуациях, где требовалось исклю-чительное взаимопонимание во имя выживания, понимают друг друга и без слов, только по мимике лица, выражению взгляда. Сергей понял, что Максим предупреждает его об опасности, но какая опасность может подстерегать его в русской глубинке, где даже воздух ленился дви-гаться, Сергей понять не мог и он решил действовать так, как будто ничего не случилось, как будто они сюда приехали на отдых. Сергей оттолкнул от себя автомат и покинул изрядно надо-евшую машину. Он потянулся, глубоко вздохнул и, стараясь выглядеть абсолютно беспечным и веселым громко спросил:
- Ну что, Макс, пироги готовы, батяня Коля готов принять заблудших детей своих?
- Ага, бакши, кунак Серега, - Максим понял, что Сергей готов к разным неожиданно-стям и как мог старался подыгрывал своему товарищу, - батя ждет, он очень нам рад.
- А почему сам не выходит?
- Да у него начальство какое-то заседает, - и Максим развел руками, глазами показывая Сергею, что сзади у него кто-то находится.
Сергей присел три раза, наклонился и сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, лег-кой трусцой вбежал на крыльцо. Когда Сергей вплотную приблизился к Максиму, тот развер-нулся и нарочито медленно начал входить в помещение. Вдруг он как бы споткнулся о невиди-мое препятствие и, падая, отпрыгнул в сторону, успевая захватить ствол автомата, увлекая его всем своим телом. Сергей увидел темный незнакомый силуэт, накрывающий Максима, и он в прыжке захватил ноги нападавшего на Максима, стараясь скрестить их с целью потери коор-динации находящегося в засаде. Борьбы практически не было, два крепких молодых парня быстро обезвредили хорошо подготовленного, но начинающего стареть диверсанта. В резуль-тате этой скоротечной стычки Максиму удалось завладеть автоматом, а Сергею завернуть руку батяни Коли на излом. Тот лишь молча сопел.
- Спокойно, спокойно, товарищ подполковник, - тяжело дыша говорил Максим, успо-каивая в первую очередь себя и направляя ствол АК-47 на своего бывшего командира, - мы к Вам за помощью, Вы нас не так поняли.
- Эй, мужики, а ну не балуйте! - раздался чей-то громкий оклик из проема входной две-ри.
Максим рефлекторно передернул затвор и направил автомат на голос, указательный па-лец дернул пусковой крючок автомата, выстрел не прозвучал. В дверном проеме стояли те са-мые мужики у одного из них в руках была большая суковатая палка.
- Все хорошо Степан, это свои ребята, мы так тренируемся, - поскрипывая зубами, ус-покоил мужика с палкой батяня Коля и уже обратясь к Сергею сказал, - сержант Августов пре-кратите и скажите, чтобы Хаметов убрал автомат, там все равно нет патронов.
Участники стычки поднялись с грязного пола, отряхнулись.
- Хреново орлы, очень хреново, - уже знакомыми интонациями недовольного команди-ра, отчитывающего своих подчиненных, говорил подполковник запаса, - без разведки, как в незнакомый омут головой, сколько вас учила жизнь, а вы все такие же бестолковые.
- Товарищ подполковник, какая разведка, здесь же глубокий тыл, - попытался шутли-вым тоном говорить Максим, хотя страх от холодного ствола автомата, упирающегося в спину так и не ослабевал, - мы же к Вам в гости приехали.
- Сынок, когда в стране стреляют, значит идет война и солдату спецназа расслабляться не стоит. Сколько я вам говорил, что солдат спецназа в запас не уходит - он вечный солдат, как Вечный Жид.
- При чем здесь жиды, - немного расдосадованный неожидаемым поворотом событий, отряхиваясь от пыли и грязи, бормотал Серега, - мы же не жиды, мы как люди, по-человечески, к Вам за помощью.
- Серега, ты как всегда ничем кроме войны не интересуешся, тебе бы только постре-лять, - бывший командир спецназовцев как-то обреченно махнул рукой. - А русский, настоя-щий русский, должен знать и о Вечном Жиде и о вечных жидах, ибо они всегда при всем и все зло от них. Ну, да ладно, заходите в мой “офис”, - при слове “офис” батяня Коля как-то презри-тельно скривил губы, - обсудим ваши дела.
В просторной комнате, служившей кабинетом председателю колхоза, стоял старый и потертый диван, а также два больших стола и несколько разных по форме стульев. Пахло ста-рой, выдержанной древесиной, пропитанной запахами дыма, сухой травы и какими-то еще еле уловимыми запахами, сопровождающих мужчин: металла, нефтепродуктов, пота. На бревенча-той стене, как будто предмет появившийся из другого мира, висел новый флаг - русский трико-лор с золотистым вышитым орлом, а возле него, на том месте, где обычно размещается портрет очередного лидера государства, висела большая репродукция из картины Шишкина “Рожь”, хотя-то сама, картина в оригинале была небольших размеров.
Николай Георгиевич Башметов, он же батяня Коля, сел на самый крепкий дубовый стул, стоящий в единственном числе возле такого же крепкого стола, прямо под российским знаменем.
- Смелее, орлы, сказывайте сказку о делах ваших сказочных, что и привело вас к ваше-му командиру, ведь так просто никто ко мне не приходит - всем нужна помощь. Да, я не ошиб-ся?
       - Да мы, в общем-то... - Сергей, ожидавший от встречи со своим командиром чего-то большего, был немного разочарован, а может, напуган и не знал что говорить.
- Не мямли, сержант Августов, - повелительным тоном старшего, как бы приказал быв-ший командир диверсантов, - давай по-порядку, чего стесняться и что скрывать. Начни прямо с того дня, как ты покинул Чечню и армию.
- Да я то что, я приехал в Москву... - Сергей пожал плечами, задумываясь над тем, что говорить - все, что он намеревался сказать, показалось таким незначительным, что он почувст-вовал себя неловко за то, что зря затеял эту встречу. Но, как бы повинуясь приказу командира, продолжил, - ...Сменил фамилию, устроился охранником в какую-то фирму. Они переправляли груз в Чечню, и я с другими должен был этот груз сопровождать. Мне что-то не понравилась возня возле этого груза и то, что всем этим делом заправляли и наши и черные. Я начал за ними следить и понял, что охрана нужна только до Чечни, затем, судя по всему, ее должны ликвиди-ровать - фактиков много разных насобиралось, не стыковалось что-то...
- А ты все рассказывай, все, - батяня Коля слегка подался вперед и ободряюще посмот-рел на Серегу Августова, - как устроился на фирму, кто тобой командовал, какие такие факты тебя так взволновали, почему Ахметова приволок, а сам со всем не разобрался?
И Сергей начал сбивчиво, как бы с трудом собирая во едино разбросанные по закаулкам памяти факты, рассказывать: о комитете ветеранов “не ВОВ”, о инвалиде Распутине; о том, что на этой фирме русскими распоряжались чеченцы, что очень много оружия было кругом и раз-говоров о подлежащем сопровождению грузе; о том, как с отрывков фраз брошенных чеченца-ми на их языке и понятыми им (как ни как две войны прошел - знал кое-что по-чеченски), что охрану должны будут ликвидировать... А еще он вспомнил о том высоком седом русском, ко-торого даже чеченцы боялись, он увидел его мельком, когда принимал груз под охрану. На месте рассказа об этом странном русском батяня Коля остановил Серегу:
- А ну-ка, об этом русском и поподробнее...
- А что поподробнее, - Серега опять почувствовал себя виноватым, что не сможет рас-сказать много о заинтересовавшей бывшего командира личности, - я увидел его случайно. Я не должен был покидать свой пост, но я приготовил в тайнике оружие, ну чтобы потом всех унич-тожить, и вот случайно я увидел этот черный джип и этого седого. Высокий, крепкий мужик, может Вашего возраста и седой весь. Он черными командовал, как они нами и они его, как мне показалось, боялись.
- Высокий, говоришь, седой, - батяня Коля на несколько секунд задумался, - а что ты еще можешь о нем сказать?
- Ничего такого, - Серега прикрыл глаза, стараясь восстановить в памяти мельком ко-гда-то увиденный образ, - загоревший, зубы белые, симпатичный, как американец с боевиков... Ну, знаете, он раньше снимался часто, я видел фильмы с ним, но не помню, как его звали...
- Может Майкл Дуглас?
- Не знаю...
- С одной стороны это и хорошо, что ты американских артистов не знаешь, но плохо то, что ты и русских то не очень... - Николай Георгиевич на минуту задумался, - Что-то мне под-сказывает, что я знаю кто это, а если это он тогда нам срочно нужно отсюда сматываться.
Бывший подполковник извлек с внутреннего кармана своей военной куртки большой, плоский кожанный бумажник с тиснением эмблемы команды “А” и показал Сереге неболь-шую, но очень качественную фотографию трех улыбающихся молодых мужчин в спортивных костюмах. Серега сразу узнал того самого седого, стоящего по центру, а уж потом заметил сво-его командира, правда, тот был намного моложе. А вот седого время, кажется, жалело.
- Это он, - как бы обрадовавшись найденной ценной игрушке, почти воскликнул Серега и вопросительно посмотрел на батяню Коляню.
- Это очень плохо, что это он, - лицо бывшего командира посуровело, - чуяло мое серд-це, что это он, а вот разум не хотел в это верить. Да, Серега, влип ты по-черному. Это знатный говнодел - нет такого подлого дела в мире, которое было бы ему не по плечу. - Николай Геор-гевич спрятал бумажник и почесал затылок. - Так ты говоришь, груз сопровождал. И что это за груз?
- Какие-то перевозимые ракетные установки, - ответил Серега, кивнув головой в сторо-ну Максима, - в Макса описание и инструкция по пользованию, мы с сопроводительных доку-ментов изъяли.
Максим молча оторвал край подкладки своей катуфляжной куртки, извлек оттуда плот-ный целлофановый пакет и подал своему бывшему командиру. Тот резким движением пальца, как тупым ножом разорвал пакет, мельком взглянул на оглавление небольшой серой книжечки.
- Система “Скальпель”. Достали ее все-таки из чулана. А это уже серьезно, это уже не очень хорошо, - черты лица подполковника запаса заострились, и он стал похож на привычного ребятам батяню Колю в минуты высокого напряжения боя, - Степан что-то задумал очень и очень гадкое.
Николай Георгиевич поднялся из своего стула, молча прошелся по комнате.
- Значит так, орлы, рассказываю. Мобильная ракетная система “Скальпель” монтирует-ся практически на любое мототранспортное средство, состоящее на вооружении русской ар-мии, можно монтировать и на земле - абсолютно без разницы. Предназначена для поражение крупных как воздушных, так и наземных целей на довольно значительных расстояниях. Ею можно поразить танк, летящий на большой высоте самолет, корабль и что угодно. Носитель может быть снабжен и небольшим ядерным зарядом. Страшная штука. Это уже не ЗРК “Стре-ла” и не ПТУРС - это малая тактическая ракета. Если мой бывший кореш, некто Степа, неле-гально поставляет такие штуки в Чечню, значит там намечаются серьезные события, значит там намечается кровавая бойня. А это значит, что они уже где-то рядом и нам нужно срочно смываться.
- Но, товарищ подполковник, - Сергей Августов выглядел немного растерянным, - я все следы уничтожил.
- Ты так наследил, что при желании вычислить тебя может даже школьник, не то, что бывшие или настоящие шакалы Системы. Уже, Серега, спутник засек потопленные тобой ав-томобили, уже вычислили маршрут, и парни похлеще вашего с нескольких сторон подбирают-ся к нашему поселку. Так что может уже и поздно, а может еще и нет. Быстро по коням...
Николай Георгиевич выглядел сильно озабоченным, таким его ребята раньше не виде-ли...

4.
...Несколько лет до описываемых событий...
Мариам Брагински, четырнадцатилетняя нимфетка, совсем не по детски зазывающе улыбнулась и наклонилась собирать теннисные мячики, скатившиеся в одном углу корта. Да так наклонилась, чтобы совсем оголилась ее превосходная, не испорченная возрастным целю-литом, попка, которую слегка прикрывали уж очень тонкие и почти прозрачные, совсем не спортивные, трусики.
“Сучка малая, на тренировку она заявилась... - с сарказмом подумал Гарольд Стайк - тренер по теннису спортивного клуба Мейсона и, плотоядно осмотрев представшие взору пре-лести, решил, что пора поддаться соблазнам юнного сексуального, но не теннисного, дарова-ния”.
На удивление Гарольда Стайка все произошло легко. Мариам совсем не сопротивлялась осторожным мужским ласкам своего тридцатипятилетнего тренера, мало того, она активно начала навязывать свою сексуальную игру, довольно таки зрелую и агрессивную, как для че-тырнадцатилетней девушки, которая должна быть невинной и телом и мыслями. Но свою деви-чью невинность тела Мариам добровольно потеряла еще год назад с одним из старшеклассни-ков, а невинность души... А невинность души у нас всех забирает наша грешная жизнь...
... Америка - страна успеха и денег. Деньги и успех здесь были синонимами и достиг-шему вершин, заработавшему более или менее законным путем несколько миллионов в Аме-рике было позволено быть истинно свободным. А Мариам хотела быть свободной американ-кой: хотела не думать о том, что будет завтра; не хотела думать о страховках, о кредитах; не хотела ограничивать себе ни в чем. Голливудские красавицы, жены нуворишей, богатые фаво-ритки шоу-бизнесса - всегда были тем жизненным идеалом, к которому стремилась, начинав-шая созревать, Мариам, да разве только она одна... Но, осматривая себя в зеркало, она начина-ла понимать, что в чем-то проигрывает тем образцам женского счастья: небольшой рост, некая врожденная сутулость, слегка грубоватые черты лица, да и фигура, не смотря на девичью при-влекательность, далека от совершенства. Внешне она была как многие, кто оставался на низу, кто не был столь успешным, чтобы быть счастливым в Америке. Да разве Мадонна была кра-савицей...
Мариам посмотрела на фотографию Мадонны и что-то ей подсказало, что она ничем не хуже этой достигшей успеха скандальной поп-дивы, а может даже и лучше. А ведь Мадонна никогда не скрывала, что всегда в своей карьере делала ставку на секс. Давно заметила Мари-ам, что мальчики постарше чаще выделяют ее в детско-юношеском флирте, чем внешне более сексуальных сверстниц. Сексуальность, привлекательность, в чем секрет, в чем загадка этого неприемлемого условия женского счастья - Мариам не знала и даже не пыталась узнать - она хотела быть сексуальной, она знала, понимала, чувствовала, что только через сексуальную при-влекательность может добиться успеха. И все у нее получалось само собой: и завлекающий, многообещающий взгляд; и случайно оголенные ягодицы из-под слишком коротких юбочек; трепет тела при случайном прикосновении с привлекательным парнем...
И тогда все произошло само собой. Высокий стройный и, что не маловажно - из богатой семьи, старшеклассник именно ее пригласил на танец - ее, тринадцатилетнюю, как бы случай-но задержавшуюся на вечеринке по поводу победы их школьной команды по бейсболу. Она вся трепетала и была такой привлекательной, такой притягательной, что он просто не мог ее не пригласить покататься на своей такой шикарной машине... Кататься ей понравилось.
А потом ей показалось, что она беременна, всего лишь показалось, ибо она точно рас-считала, что беременности быть не должно. Но ей показалось, и она убедительно сказала тому красавцу, что она беременна. Испугался сексуально-привлекательный и успешный юноша - он так легко мог потерять много из того, что имеет. И он решил откупиться...
Пять тысяч долларов - очень большая даже для американцев сумма. Пять тысяч долла-ров был первый гонорар, была первая плата за жажду успеха. А еще у нее появился имидж - сексуальной и очень ... стервозной - тайны долго не могут быть тайнами, если этого не должно быть. Теперь от мальчиков не было отбою - кажущеяся легкая добыча привлекает охотников, слабых охотников... Мариам слабые не интересовали - она хотела иметь дело с сильными, с теми, кто достиг успеха или кто мог его добиться. Но среди школьников сильных не оказалось - все хотели покатать Мариам и самим немного покататься на ней, но без серьезных намерений - денег больше, чем проститутке, никто бы не дал. И Мариам стала внешне не доступной, то есть еще более привлекательной для молодых самцов из школы и их сверсников из улицы, чем впрочем, отбила от себя многих подруг - что же, одиночество всегда было необходимым атри-бутом личности, взращивающей в себе некий талант.
Сильные личности притягивают друг друга. Мариам давно приглянулся немногослов-ный тренер по теннису из клуба Мейсона. Когда она видела его тренированное загоревшее те-ло, то какое-то незнакомое досель томительное и сладостное чувство зарождалось где-то в нижней части живота. Она даже выделила на плату за посещение клуба часть процентной ставки из своего тайного счета успеха, куда были положены ее первые пять тысяч долларов. Теннис для многих американцев ассоциировался с успехом и большими гонорарами, но не для Мариам - женщины гораздо меньше подвержены иллюзиям своих достоинств, чем мужчины. Мариам знала - теннисисткой ей не быть. Но не игры привлекают больше людей, а скорее все-го люди играющие в игры...
Чем привлекал ее этот внешне нелюдимый атлет, который, казалось, ни чем кроме тен-ниса и своей работы не интересуется. Он не так давно появился в их городке на своем новом и очень дорогом пикапе от Дженерал Моторс с домиком-прицепом - вроде бы типичный скита-лец по длинным американским дорогам, типичный искатель своего счастья. И по всей видимо-сти удача не оставляла его, о чем мог свидетельствовать хотя бы этот дорогой пикап с прице-пом, манера одеваться и тратить деньги... Мариам видела как тренер клуба делал покупки в их маркете - он брал товар, не смотря на ценники и никогда не пересчитывал сдачу, когда платил наличкой, а когда платил карточкой, то всегда был уверен, что на счету деньги есть. У него все было супер: тело, лицо, кроссовки, ракетка и даже спортивная сумка с кожи носорога - она стоила, как на Мариам, уйму денег - мерила успеха. Мариам ловила себя на мысли, что без денег тренер потерял бы ровно..., а может и больше, половины своей привлекательности - ти-пичной американской сексуальной привлекательности, имеющей запах зеленных банкнот...
Гарольд Стайк не был Гарольдом Стайком - законопослушным, платящим все налоги, американцем с таким именем и фамилией. Когда-то он был чехом, потом бельгийцем, затем работал в Пакистане в каком-то гуманитарном представительстве. Он так часто менял свои имена и фамилии, что уже и сам с трудом воспринимал свое трудно выговариваемое американ-цами славянское имя и фамилию. Гарольд Стайк был тайным агентом всемогущего ЦРУ, ди-версантом и специалистом по физическому уничтожению врагов Америки - Гарольд Стайк был удачливым убийцем-профессионалом, состоящим на службе правительства США, не имеющих законов, узаконивающих такой образ деятельности, тем паче плату за него. Но Гарольд Стайк зарабатывал именно диверсиями и убийствами и относительно неплохо на этом зарабатывал, не платя при этом никаких налогов - тайные счета налогами не облагаются. И, в данный мо-мент времени, после очередной удачной диверсии, с убийством нежелательного для Америки политика где-то на Востоке, он находился в “отстойнике”. Правительственные службы времен-но припрятали его до выяснения всех обстоятельств этого нашумевшего дела и приготовления нового задания или, как это не прискорбно звучит, “зачистки” - уничтожения последнего сви-детеля того государственного беззакония, то есть, самого исполнителя под именем Гарольда Стайка. Кстати, Гарольд знал о своей возможной ликвидации, поэтому всегда был настороже и прорабатывал множество вариантов ухода со шпионской арены, зная как это сделать не легко, почти не возможно, что слегка настораживало или пугало и в тоже время наполняло жизнь ощущением авантюризма. Нравилось Стайку это вот щемящее чувство опасности, побуждаю-щее к решительным действиям, составляющими суть жизни диверсанта. Но не хотелось бы думать о плохом. Поэтому мистер Стайк старался думать о своей работе, о юной нимфетке Мариам и о возможно новом задании.
Какое задание готовит ему правительство США Гарольд Стайк еще не знал, но поруче-ние, по возможности досконально, выучить русский язык настораживало еще больше, чем воз-можная “зачистка” - русских, почему-то, боялись многие тайные агенты. Не знал Гарольд Стайк, что подобное задание получил не один он - несколько сот, находящиеся в “отстойни-ках, агентов славянского происхождения” получили такое же задание. Но самое интересное, что даже могущественные шефы ЦРУ не знали, зачем им так много убийц и диверсантов в бур-лящей событиями далекой России - может так, на всякий случай...
       * * *
Не было дня, что бы в различных кабинетах ЦРУ не происходили совещания, диспуты и коллегии по вопросам связанных с Россией - вечным врагом Америки. Почему Америка и Россия враждовали между собой в ЦРУ так толком никто и не мог ответить, ибо вроде бы не-чего было делить двум могущественным государствам, кроме своего могущества, под которые подстраивались какие-то идеи, в которые, вроде бы, верили все, но никто и никогда не руково-дствовался ими - идея, как руководство к действию, перестала бы быть идеей. Идеи должны быть возвышенными, а все деяния людей такие низменные... Так что любое человеческое, а значит и государственное могущество, как некая идея, есть такая неясная категория, что и за-думываться над ней никому не хотелось, тем паче над врагами этой идеи. Идеи без врагов не бывает - все, что приземляет идею до низменных инстинктов, является вражеской силой или врагом. А значит, коли есть враг - это хорошо, это говорит о том, что идея еще жива. И многие тысячи авантюристов, проходимцев и самовлюбленных личностей посвятили жизнь свою этой борьбе, видя смысл жизни в борьбе как таковой, что, в общем-то, не далеко было от истины. Люди не могут без идей и без врагов и даже их религии обязывают любить врага, как самого себя, ибо в борьбе с врагом, как с самим с собой, кровь обновляется, порода людская улучша-ется.
И в ЦРУ по своему любили Россию, уделяя ей гораздо больше внимания, чем террору, наркотикам и другим, действительно опасным общественным явлениям, угрожающим не толь-ко некой демократии, но даже самой идее могущественной Америки. И каждый сотрудник, в той или иной мере связанный с проблемой борьбы с Россией, старался из всех сил, придумывая все новые средства в этой вечной и священной борьбе ветряных мельниц.
Франц Отто Клеметц, как это видно из имени его, не был стопроцентным американцем. И не только по имени не подходил рожденный в социалистической Германии, сын политиче-ских эмигрантов или, скорее всего, обычных житейских авантюристов, склонных к путешест-виям и поискам лучшей жизни. Прямо скажем не очень высокий, худощав и немного сутулый, и к тому же не голубоглазый блондин, а очень рано поседевший брюнет с вечно всклоченными короткими волосами. Странно, как он вообще попал в ЦРУ, так заботящееся о чистоте своих американских кадров. Но он был сотрудником ЦРУ, может не очень ценимым (в ЦРУ мало кого ценят), но таким, к мнению которого бывает, что и прислушиваются. Как-то так получи-лось, что именно Франц Отто предсказал несколько событий и обосновал их нагромождением терминов своих четких взглядов на проблемы путаной теории психоанализа. В общем-то, ни-чего особенного он и не предсказал - если задуматься, очевидные события, да и только. Но он еще разрабатывал рекомендации по использованию того или иного человека в тех или иных целях. Если к его рекомендациям прислушивались, то все получалось так как нужно, а если нет, то получалось и так все само собой, но уже без чьих-то рекомендаций. Франц Отто Кле-метц был психоаналитиком и занимался разработкой психологических методов борьбы с вра-жескими государствами, то есть, со всем миром - у Соединенных Штатов не было друзей. И Франца Клеметца друзей не было. А враги?... А что враги - враги есть у каждого, когда они ему нужны, когда есть какая-то своя личная идея, чаще всего подчеркивающая свои личные досто-инства и качества, малозаметные для окружающих. Если ты личность, то у тебя врагов очень много; если же ты гений, то врагом может стать целый мир...
Группы психоаналитиков были во многих подразделениях ЦРУ. Очень удобная это специальность - психоаналитика тайной службы: ответственности практически никакой, а ок-лад и все привилегии тайного сотрудника были. Поэтому многие государственные чиновники высоких рангов старались правдами-неправдами пристроить свои, особо бестолковые, чада именно в эти службы ЦРУ. Неразбериха, сдобренная секретностью, итак все запутывала в этой самой запутанной службе. Таким образом, психоаналитики могли заниматься чем угодно, даже тем, что они называли психоанализом.
Самое интересное, что никто не мог толком рассказать, что с себя представляет этот самый психоанализ и для чего он нужен. Каждый, кто хоть как-то относился к психологии, все понимал по-своему. И почти каждый был теоретиком нового в исследовании тайн человече-ской психики, а значит и деяний. Но все знали или с уверенностью утверждали, что психоана-лиз, так или иначе, это все, что связанно с сексом. Исходя из данного предположения, можно с уверенностью сказать, что все психоаналитические службы ЦРУ (и не только) были самые сек-суально озабоченные или сексуально подвинутые. О, если бы налогоплательщики, свято веря-щие еще в необходимость секретных служб, узнали какая информация собирается и, со смако-ванием, анализируется всеми этими психоаналитиками тайных служб... Если бы узнали, то грубая порнография показалась бы им наивными детскими сказками. В общем-то, ничего ново-го нет в этом - все тайные службы мира, всегда больше интересовались чужой постелью, чем чужим экономическим или военным могуществом. И через нужную чужую постель тайные, сексуально озабоченные интриганы довольно таки успешно решали проблемы экономики и военной мощи.
Франц Отто Клеметц был не исключением из правил - он разрабатывал психо-сексуальный портрет вражеского (естественно - свои не такие!) государственного лидера. Ко-торым было бы очень легко управлять методами психоанализа из вне, то есть из Америки. Ко-гда-то это была тема его диссертации на степень магистра. Когда-то он мечтал о частной прак-тике и работе с богатыми клиентами, которых можно было бы легко обманывать, выманивая деньги, как это и делал основоположник психоанализа Зигмунд Фрейд. Но ему предложили сотрудничество ребята с Ленгли. Когда Франц Отто поработал с секретными службами немно-го, то оставил все мысли о частной практике - столько интимной, склочной, довольно таки грязной сексуальной информации ему предложили для анализа, что он не мог отказать себе в удовольствии побыть сведущим в сексуальных слабостях сильных мира сего. Если верить сек-ретной информации, то слабыми в сексуальном плане оказались все эти президенты, эмиры, секретари и председатели правительств, громадных финансовых компаний. И ребенок бывших политических эмигрантов, которому нет да указывали на его не американскую неполноцен-ность, поимел реальную возможность почувствовать себя не только стопроцентным американ-цем, но и стопроцентным арийцем, которые, в чем он был тайно уверен, были выше всех рас в мире, даже не взирая на некую сексуальную ущербность своих лидеров.
Франц Отто Клеметц предложил руководству очередной аналитический отчет по по-следней коррекции психоаналитического портрета слабого государственного лидера, управ-ляемого из Америки. Как водится, такой отчет был настолько запутанным, что его никто и не читал - зачем читать отчеты, когда есть тот, кто их составлял и его всегда можно вызвать на доклад.
Так оно и случилось. Взвесив в руках работу своего подчиненного, довольный собой и своей новой пассией, шеф Клеметца даже беглым взглядом прошелся по нескольким страни-цам, зацепив своим тренированным оком множество неясных терминов и запутанных фраз. “Черт, эти евреи так любят умничать, - почему-то, как о еврее подумал он о американце немец-кого происхождения Франце Отто Клеметце”. И, небрежно бросив отчет на стол, через селек-торную связь вызвал Клеметца к себе. Может быть он и не вызывал бы к себе этого умника, но высшее руководство потребовало психо-аналитической информации, касающейся лидеров дру-гих государств, чтобы ими можно было легко и главное не очень дорого управлять - США при-выкла покупать всех, но сейчас приходилось экономить, так как, не все кто брал деньги прода-вались. В настоящий момент времени дело касалось России и ее руководства, вроде бы, про-дажного, но в тоже время непредсказуемого, в особенности по отношению к Америке. Шеф Клеметца понимал, что вся эта суета была следствием начинавшегося распада СССР и дробле-ния его на множество государств, нуждавшихся в американском влиянии целью которого было установление мирового американского порядка. Понимать то понимал, но от этого легче не становилось - появлялись новые проблемы, которые предстояло спихивать и перепоручать под-чиненным, чтобы было потом на кого сваливать вину в случай какой-либо неудачи, а какой никто и никогда не знал - все победы и поражения определялись кем-то там, на верху, и очень много зависело от коньюктуры и связей. Хорошо в таком случае иметь несколько подчиненных и связями и без связей: одни укрепляли положение, а на других можно было бы сваливать вину.
Как отмечалось ранее, Франц Отто Клеметц не был стопроцентным американцем, по-этому к шефу своему он относился не как некому необходимому элементу собственной карье-ры, которому можно было бы подражать. Но шефа своего он тайно не любил, а может даже и ненавидел. А какой более умный подчиненный любит своего самоуверенного шефа, добивше-гося сравнительно более высокого положения благодаря протекции, подхалимажу, а может и чего-то еще ... сексуального. Франц Отто еще до конца не разобрался чего именно, но отчетли-во видел в шефе своем все признаки ужасного сексуального извращенца, маньяка и человека гораздо более низких качеств по сравнению, естественно, с собой, да и со всеми арийцами. Поэтому он не орал в микрофон акселератора, показывая свою преданность шефу и делу - он с достоинством ответил: “Yes”, - и открыл рядом расположенную тонкую дверь или перегород-ку, отделявшую его от шефа.
- Сэр, Франц Отто Клеметц, - генетически по военному лаконично доложил о своем прибытии Франц Отто.
- Да-да, входи, Франц, - делая вид, что внимательно изучает его отчет, повелительно проговорил шеф, - вот изучаю твой интересный отчет. Знаешь, он как нельзя кстати, проблемы поднятые в нем приобрели актуальность
Шеф говорил почти автоматически, как этого требовала внедряемая в таких учрежде-ниях практика - хвалить за все, что пока не успело принести вреда. Также автоматически, как требовали правила изученного служебного этикета - отмечать заслуги шефа в руководстве, отвечал Франц:
- Я лишь работал по Вашему поручению.
- Не скромничайте, Франц, ты отличный специалист и мы это ценим, - шеф, наконец-то, удостоил своего подчиненного более длинного взгляда, чем просто быстрое поднятие и опус-кание век.
Франц Отто опустил глаза не оттого, что не выдержал взгляда шефа, а лишь с целью, чтобы шеф не уловил мелькнувшего там огонька сарказма.
- Так вот, комрад Франц, - шеф улыбнулся типичной американской улыбкой “chees” от-беленных и отреставрированных зубов, явно намекая подчиненному на его не американское, а восточно-немецкое, значит почти коммунистическое, происхождение, - пришло время наших услуг Америке.
И после короткой паузы шеф, по-американски, сразу перешел к делу:
- Правительство интересуется нашим мнением о том, каких представителей новых по-литических сил на арене бывшего соцлагеря ему стоит поддерживать. Вы же понимаете, что Америка не может допустить возрождения коммунистических режимов - это против ее интере-сов. Ваш аналитический отчет как раз по этой теме. Правда, нам предоставили очень мало, нужной именно нам - психоаналитикам, информации. Оказывается очень много новых полити-ков появилось как бы неоткуда - их раньше никто не знал, а вот теперь они в первых рядах, - шеф недоуменно пожал плечами, на миг усомнившись во всесилии своего ведомства, в которое верил и с которым связывал свою силу. - Так что придется работать почти по фотографиям, как параномальщики.
- А что говорят эти “слушатели Космоса” и тонких субполевых структур? - с презри-тельной миной спросил Франц Отто - все психоаналитики не любили специалистов изучающих паранормальные явления и экзотерические методы анализа, считая их шарлатанами, зря едя-щими свои гамбургеры или у кого-то отбирающими оклады, должности и другие блага, полу-чаемые за труд. Самое интересное, что такие специалисты действительно имели свои штатные оклады в их ведомстве.
- Что они говорят, - шеф также скорчил гримасу кислого лимона, - они ссылаются на какого-то Нострадамуса и несут такую белиберду, что слушать противно. - Шеф неожиданно приглушил голос и немного наклонившись вперед, как бы по секрету, сказал, - это всё евреи своих сюда понатыкали, ну ничего, - он слегка махнул рукой и уже почти торжественно произ-нес, - Америка превыше всего.
Наступила пауза, во время которой каждый подумал об очередной проверке на надеж-ность. Стукачество, филерство - это основной метод сохранения секретности, а значит и могу-щества всех тайных служб мира. Каждый, кто вовлечен в эту секретную игру, писал доносы, секретные доклады на всех своих знакомых, родственников, тех, кого называл друзьями или кого хоть раз в жизни видел - так проверялась лояльность и создавалась система круговой по-руки-безопасности. Антисемитизм официально засуживался законами и написанными мораль-ными правилами Америки, но неофициально... Фактически, все, что было не американским всегда должно быть худшим, а то и вовсе плохим. Франц Отто Клеметц всегда помнил, что он не стопроцентный американец и что его очень часто называют евреем ...
- Как ты думаешь, Франц, - шеф, как и исходило из правил служебной субординации, первым прервал паузу, - какой информации нам будет достаточно, чтобы дать наиболее веро-ятные рекомендации правительству? Сразу скажу, что на основных претендентов у нас нет данных об их генитальных органах, сексуальных предпочтениях. Есть видеозаписи публичных выступлений, пока официальные биографии, правда на некоторых есть небольшие медицин-ские досье в виде копий амбулаторных карточек, но наши специалисты не гарантируют их дос-товерности - в этих русских такая медицина, - шеф презрительно взмахнул рукой. - Я уже дал запросы на интересующую нас информацию, но на ее получение нужно время. Времени у нас нет - события развиваются слишком стремительно. Какое твое мнение, Франц?
- Я считаю, что психоанализ может работать и с ограниченным объемом информации. Мои исследования методик связанных с анализом генитальной сферы, показывают, что гео-метрические размеры и форма их не есть адекватны поведению, гораздо более важную роль, которою сам для себя выбрал объект или ту роль, которую ему позволили выбрать. Вы же знаете, что такие диктаторы, как Калигула, Нерон, Наполеон, Гитлер, Сталин и много других, были сексуально ущербными. Сексуальная ущербность сублимировалась во властные доми-нанты. Данные сублимации выражались в мотивировке жестокого подавления более предпоч-тительных сексуальных объектов - слабый в одном давил сильных в другом. Сильные личности всегда были сексуальными антиподами. Тип романтического плейбоя - самый ранимый и са-мый легко управляемый тип извне. Сексуальные предпочтения плейбоя-романтика, - в этот момент губы Франца Отто слегка обозначили презрение - он знал, что шеф считает себя образ-цом американского типа, то есть ковбоем и тайным плейбоем, - всегда предметны и границы творческого расширения сексуальных предпочтений у них сильно заужены на плоти. Если сек-суально ущербному типу нечего терять - он лишь стремиться приобретать все больше и больше властных полномочий, компенсирующих его физические и сексуальные недостатки. Таким образом, плейбой всегда боится потерять свой имидж, который больше всего дан ему приро-дой. Тип плейбоя играющего роль романтика - это самый слабый тип политика. Внешние фи-логенетические признаки исходят корнями к культуре рассматриваемой расы, а доминанты поведения окрашены идеологическими штампами типа рьяного патриотизма, любви к семье, детям, увлечение искусствами, прочее.
- Под это описание подходит и наш Саксофонист, - сказал шеф, вроде бы, безразличным тоном и испытывающе посмотрел на своего подчиненного.
Саксофонистом в ЦРУ называли последнего Президента США за его популиские вы-ступления с саксофоном во время избирательной компании. Легко посмеиваться над президен-тами считалось даже хорошим тоном, так как все последние президенты США в первую оче-редь пытались наложить свою руку на ЦРУ и всегда угрожали разобраться с финансовой дея-тельностью секретных служб, естественно, с целью урезания финансирования. А кто любит, когда урезают его финансирование, даже в том случае, когда от него практически ничего не имеешь. Правда, всегда эти угрозы заканчивались повышением уровня денежных вливаний, потому, что в руководство ставились люди помогавшие стать кандидату в президенты Прези-дентом, которые не хотели жить беднее своих предшественников.
- Все президенты управляются кем-то, - неожиданно твердо сказал исполнительный и безмолвный подчиненный.
- Кем, как ты думаешь? - шеф не скрывал своего неуправляемого небольшого негодова-ния - в этом учреждении, в его стране, таких слов какой-то паршивый еврей, считающий себя немцем, говорить не смел.
- Интересами Америки, - избитым штампом ответил Франц Отто, уже испугавшись сво-ей смелости, но как завороженный, как артист, поймавший миг куража, продолжал, - а интере-сы Америки представляются всегда крупными финансовыми структурами. Извините, шеф, но они все еврейские. Америка уже давно управляется евреями.
Франц Отто не понимал, почему он так неожиданно начал излагать, то о чем давно ду-мал, то, что подтверждалось имеющейся у него информацией. Может быть, он хотел досадить этому самоуверенному американцу - своему шефу, считающего себя самым умным и самым преданным идеалам Америки.
- Почему вы, немцы, так не любите евреев? - шеф пытался выглядеть уверенным и очень был доволен тем, что ему подвернулся такой, как он считал, сильный вопрос, ставящий зарвавшегося подчиненного на место и тем самым утверждающего силу всего американского.
- Немцы и их любовь или не любовь к евреям здесь ни при чем. Я американец, я живу в Америке и поэтому американские интересы для меня превыше всего. Но когда я разрабатывал концепцию слабого и управляемого политического лидера, то заметил, что все последние наши президенты как раз и подпадают под такую классификацию. Провел анализ финансирования избирательных компаний, затем анализ принимаемых нашими президентами политических решений и увидел, что все это выгодно только одним и тем же финансовым группам. Я не знаю почему, но все эти финансовые группы принадлежат евреям. Свои соображения по этому пово-ду я изложил в письменном виде и все это находится в моих файлах.
Полон собственного достоинства, Франц Отто Клеметц всем своим видом показывал, что изложил суть накипавших в разуме его мыслей.
- Что же, делать выводы рановато, нужно изучить Ваши материалы. Вы позволите? - Шеф стал говорить предупредительно вежливо, он не знал, как реагировать на такие заявления своего подчиненного: как на бред сумасшедшего или как на серьезное заявление - в любом случае нужно было реагировать со всей степенью ответственности, иначе прореагирует кто-то другой - ведь ничего нет секретного в самой секретной службе Штатов.
- Да, все материалы я сброшу на Ваш адрес.
- Клеметц, скажите, пожалуйста, почему Вы, психоаналитик занялись такой, как бы ска-зать, экономической проблемой - насколько я пониманию, это прерогатива других аналитиче-ских служб?
- Я уверен, что все, что касается великой политики, есть непрозрачный коллоид из эко-номики и психологии, и психология первична – экономикой управляют люди.
- М-м-гы-гы, - выдавил из себя смешок шеф, он понимал, что должен проявлять чувство юмора, - очень удачное сравнение, Клеметц, очень удачное. Непрозрачный коллоид - это, по всей видимости, топкое болото, грязь или скорее всего фекалии. Удачное сравнение. Что же, идите и работайте. Я во всем разберусь...
       * * *
- ... Вы разобрались, Ричард, с той информацией из ЦРУ, - Председатель Ассоциации как бы нехотя спросил у своего помощника, поливая превосходный экземпляр куста розы сор-та “Регина Виктория”, - там правда всерьез считают, что существует некий сионистский заго-вор против их американских свобод.
Только тот, кто долго общался с председателем, мог уловить в словах его насмешливую иронию.
- В ЦРУ никто не имеет своего собственного мнения - это легко управляемая система. Они полностью зависят от денег и все их идеи имеют лишь разные цены. Пока мы им платим - они своего мнения не имеют.
- Не будьте так строги, Ричард, Председатель снисходительно улыбнулся, - идеи не по-купаются. Тот немец, Франц Отто, кажется, не за деньги же работал. Кстати, он уже не носится со своей фикс-идеей управляемости в большой политике? Помнится, он долго донимал своих шефов очевидными фактами.
- Мы его убрали с ЦРУ, по профнерпригодности.
- Старый и испытанный способ - убрать нежелательного хорошего профессионала по профессиональной непригодности. И где он сейчас, этот любитель доказывать, что Земля вер-тится?
- Не знаю. Уточнить?
- Уточните, пожалуйста. Нельзя разбрасываться ценными кадрами. Ведь он точно нас просчитал и подсказал, как действовать дальше. Наши умники-аналитики так и не сообразили, как легко можно управлять сильными мира сего, а он не только понял, но и дал соответствую-щие и очень подробные инструкции. Так что, постарайтесь его найти и привлечь к работе на Ассоциацию. Я думаю, что его можно привлечь на прямую - к программе “Президент”.
- Привлекать к открытой или закрытой тематике по Меморандуму?
- А Вы как думаете?
- Только к открытой.
- Зря Вы так думаете. Такие люди хорошо работают только когда им открыто обознача-ешь задачу. Они способны сами быстро отличить правду от полуправды, а если их обманут, то не станут доверять. Бойтесь, Ричард, потерять доверие у своих ретивых подчиненных - они найдут способ нагадить или даже отомстить.
- Но... Но, сер, он же немец.
- Ну и что же, Ричард - немцы исключительно добросовестные и исполнительные ра-ботники - они люди дела, а не политизированных предрассудков.
- Да, но... - секретарь был немного обескуражен.
- Я знаю, о чем Вы подумали, Ричард. И могу Вам сказать, что Вы еще молоды и думае-те больше сердцем и душой, чем испорченным старостью умом, - лицо Председателя и Маги-стра самого могущественного масонского сообщества ничего не выражало, кроме застывшего любования розами. Он почему-то вспомнил задушенных им в порыве страсти малолетних вос-точных красавиц, в особенности ту последнею - она так напоминала ему маленькую белую розу... Белую, как мертвое лицо...
- ... Немцы, Ричард, очень интересная нация, гораздо интереснее и прекраснее этих роз, - Председатель нежно погладил рукой не распустившийся бутон нового сорта розы - белой с перламутровым отливом...
“Как у нее, - подумал Председатель о коже той молодой японки, но продолжал говорить со своим секретарем о том, что не волновало душу, а занимало мысли...”
- ...Существуют довольно таки уверенные данные, что арии и есть чистокровные евреи. Нет ни одного достоверного доказательства исхода евреев с Египта, но в тоже время сущест-вуют исторические находки, утверждающие подобный исход из Европы - варвары не только разрушили Рим, они, как Великие Монголы, способствовали громадным миграциям и крово-смешаниям. Не удивляйтесь, Ричард, а внимательно всмотритесь в образ на плащанице - это типичный арий, арий-аристократ. Но он, по всем преданиям - еврей. И Вы, вспомните, что дали немцы человечеству - да все чем это человечество гордится: компьютеры - математик Нейман; ракеты - Отто Браун; атомную энергию - Опенгейнмайер; двигатели внутреннего сгорания; химическую промышленность, фармацевтику, берущую начало от Парацельса - да все, Ричард, все... А Дахау, Освенцим... Нет, все, что было потом, делали не немцы, а немецкие рабы или потомки варваров. Арии всегда были выше бессмысленной крови, но они, как могли, спасали свою чистоту крови. То, что еврейская кровь была пущена во время войны, так это не простое кровопускание - это чистка крови. Чистка крови нужна любой нации, как и новая кровь - без этого никак нельзя, никак... Кстати, истинные арии - СС не занимались грязной работой, для этого у них были вырожденцы. Да Вы вспомните, что с себя представляла верхушка третьего Рейха - это же какие-то взбесившиеся карлики. Гитлер был гемофродитом, а управляли им ис-тинные арии, в какой-то момент они его упустили, но все же все вернулось на круги своя. Да вы, Ричард, посмотрите на себя в зеркало - какой же Вы, в обычном понимании, еврей - Вы арий, польский аристократ. Все арии были аристократами в принципе, они всегда и будут ари-стократами - повелителями, правителями...
Смотря на орлиный профиль Председателя, на его сухие с тонкими и длинными паль-цами руки, ласкающего розы, Ричард Дворский подумал не о ариях и не о своих расстрелянных немцами дедушке и бабушке - на какое-то мгновение он подумал о мифическом Мефистофеле, любующегося своей очередной жертвой. Но в сознании четко возникла мысль или мысленная фраза: “Старый сексуальный маньяк, садист и гомик. Тоже мне аристократ... - это он так о сво-ем шефе и Председателе”.
       * * *
Хозяин Овального кабинета был в бешенстве - на первых страницах всех газет разме-щались его фотография и фотографии этой потаскухи-практикантки, которой он даже имя за-был. И что она задумала: она задумала унизить его - Президента Америки; его - символ власти и силы Америки - она задумала в лице его унизить всю Америку. И это все, в такой момент времени - когда его Америка, во главе которой он стоял, ощущала очередной подъем амери-канского духа - американской экономики. Он, и именно он, стоял у истоков этого очередного подъема. “А кто стоял у истоков этого скандала? Кто, кто все это организовал?... - просчитывал в уме президент, прекрасно понимая, что лично у него и его страны есть очень много врагов, которым был выгоден этот дешевый скандал с такими дорогими последствиями”. И самое про-тивное, что не было кому довериться, не было с кем посоветоваться - со всех сторон, как и вся-кий властелин, он был окружен не друзьями - в лучшем случае завистливыми вассалами.
Вошел пресс-секретарь... “Почему без разрешения? Или я разрешил? Тогда почему он не позвонил по внутренней связи или по селектору?... - Президент США на миг потерял кон-троль не только над собой, но и ощущение времени, пространства”. Казалось, что все, чем он мог гордиться в жизни, могло полететь к чертям и вместе с ним.
- Мистер Президент, - подчеркнуто вежливо, как бы сочувствуя, обратился пресс-секретарь, - Совет собрался...
- Да-да, сейчас иду, - Президент посмотрел на часы и отметил, что он опаздывает на Со-вет безопасности уже на четыре минуты - такого с ним еще не случалось.
Пресс-секретарь вышел. И вдруг Президент Америки понял, что пресс-секретарь зашел без разрешения не просто так - он в нем засомневался... Конечно, если глава такой громадной страны опаздывает на несколько минут на совещание Совета безопасности, значит с ним что-то произошло, значит... Значит, в нем сомневаются, сомневаются в его силе главы правительства США - самого могущественного государства мира. “Не дождетесь, - мысленно к кому-то обра-тился Президент и сделал несколько глубоких вдохов, сильно сжал кулаки.” Ну, что же - он Президент великой страны и никто не сможет его сломить, ни его, ни его страну, ни ее граж-дан. И он энергично направился в зал заседания Совета безопасности. Сегодня на повестке дня опять арабы, Иран и Израиль и никаких стервозных практиканток - пусть ими занимаются различные сопливые практиканты.
Члены Совета увидели своего Президента, как всегда, приветливо, насколько позволял этикет, улыбающегося, волевого. Все встали, приветствуя первое лицо государства.
- Здравствуйте, господа. Извините за опоздание, - Президент кивнул головой, все сели. Началась обычная работа Совета безопасности США. В который раз рассматривались вопросы, связанные с взаимоотношениями арабских стран, Израиля и американских интересов в этих отношениях. Американские интересы были всегда превыше всего, но в последнее время Изра-иль все больше и больше начинал претендовать на роль доминирующей политической, эконо-мической и военной силы на нефтеносных жилах Аравийского полуострова. Сложно было на-ходить взаимоисключающие компромиссы во многих вопросах. Маленькое государство Изра-иль поддерживали большие капиталы из большой Америки и не только из Америки. Кто-то начал сильно смещать акценты израильской политики в сторону антиамериканских интересов. Странно как-то все это получалось - Израиль был практически сотворен Америкой и вот теперь эта небольшая страна пытается оторвать себя от своего создателя и даже ущемить его интере-сы...
Члены Совета слушали доклады от всезнающих специалистов из ЦРУ, аналитические выкладки экспертов Белого Дома, внимательно рассматривали графики, диаграммы. Картина получалась не весьма привлекательной - какие-то капиталы стремились взять контроль над арабской нефтью, над новыми технологиями, над рынком вооружений, и не только на вечно воюющем Востоке - кто-то пытался взять контроль без участия Америки чуть ли не во всем мире.
По инерции очень долго и скрупулезно изучалась версия о причастности к этим процес-сам русских - давних противников Америки. Но русские, после распада Союза были настолько слабы и заняты своими внутренними проблемами, что в данный момент времени были уже не способны хоть что-то противопоставить возросшей силе Америки, разве что свою загадочную “русскую душу”. Конечно, никто не сбрасывал со счетов и русское влияние, тем паче, что очень много фактов слишком настырно указывали на “русский след” во множестве междуна-родных интриг против США - интриг, но не экономических выпадов. Может, слишком грубо напрашивались выводы о “русских кознях”, поэтому-то аналитики Белого Дома и ЦРУ незави-симо друг от друга пришли к выводу, что какая-то третья сила явно указывает на Россию. Кро-ме России стрелки переводились еще на богатые страны Востока: Китай, Японию, Южную Корею, а также на Ирак и поддерживающих политику антисемитизма арабских шейхов. Но все это было и раньше - сейчас же складывалось мнение, что всеми антиамериканскими силами кто-то умело руководит, объединяя их для экономического подавления Америки. И этот “кто-то” был обезличен, был вненационален и всегосударственен - кто-то с помощью больших капи-талов пытался брать контроль над всем миром. К этому стремилась и Америка, но видимо и кроме нее нашлись желающие править всем миром по своему усмотрению...
Накануне заседания Совета все его члены были ознакомлены с представленными мате-риалами и в частности с материалами о “Меморандуме”. Сведения о “Меморандуме” представ-лялись, как вероятная фальшивка, которая могла быть смонтирована и русскими, как известно, не поддерживающих или недолюбливающих сионизм. В пользу русской версии “Меморанду-ма” говорило и наличие в русских специалистов, способных составить такой громадный анали-тический документ очень похожий на действительно существующий. Но члены Совета, как, сговорившись, ни разу не упомянули о существовании данного документа, может это было результатом их сосредоточенности на вопросах сексуального скандала связанного с именем Президента, как известно, мелкие проблемы ближе и понятнее больших - ведь данный скандал грозил разрастись в импичмент и ... потерю властных рычагов членами Совета. Но все-таки, нашелся один член Совета, которому все время не давали покоя мысли о “Меморандуме” - это был сенатор, миллиардер и личный друг Президента, назовем его Джон Мак-Грэгори Млад-ший. Вот дошла очередь до его заявленного выступления.
- ...Господин Президент, господа, - обладатель властного баритона говорил слегка при-глушенно, как бы подсознательно боясь быть подслушанным, - мне кажется, стоило бы нам обратить внимание на данные о документе под кодовым названием “Меморандум”. Я согласен с мнением экспертов-аналитиков соответствующих департаментов США о возможной фальси-фикации данного документа. Но слишком много фактов говорит о том, что подобный документ может существовать и быть причиной рассматриваемых нами явлений в политической жизни планеты. Даже нынешний скандал отмечен в пункте “Методы воздействия на органы власти”. Ну, вот, - сенатор сделал паузу, во время которой еще раз пробежал глазами по строкам распе-чатки части документа, - “... использование психо-сексуального давления на представителей правящих структур...” Ах, вот еще, я пропустил, - сенатор, слегка, как бы виновато, потер пе-реносицу, - исходя из предпосылок синдрома Винна-Клейсона...”
Сенатор замолчал, он точно знал, что все присутствующие читали этот пункт и все уточняли, что это такое “синдром Винна-Клейсона”. Данный синдром предполагал наличие момента увеличение сексуальной активности у людей, достигших более высоких, чем ранее, вершин в своей карьере: политических, спортивных, экономических. И эта активность была в основном связана с молодыми партнершами. Да, сенатор не ошибался, все были ознакомлены и с данным пунктом “Меморандума”, и с описанием синдрома, влияние которого ощущали не раз и сами. И все, как бы повинуясь неслышимой команде, одновременно мельком посмотрели на Президента и также все одновременно опустили глаза.
Президент знал, что от него ждут ответа, как команды на дальнейшее действие и конеч-но не по вопросу “Меморандума”. Все ожидали, что скажет Президент о стратегии своего по-ведения связанного, может быть, и с синдромом Винна-Клейсона - ведь все присутствующие знали, что данная связь имела место и что не она одна - мог возникнуть прецедент сексуально-го влияния на большую политику.
- Господа, - Президент говорил твердым решительным голосом, человека уверенного в своей правоте, - вы прекрасно понимаете, что у Президента США не может быть никакой ин-тимной связи не понятно с кем.
Президент сделал паузу, одним коротким взглядом окинув всех членов Совета, которые знали, что эти слова есть неправда и в тоже время все они понимали, что действительно у Пре-зидента США не было и не могло быть никакой низменной половой связи - высокий пост пред-полагал только возвышенные цели и “возвышенные связи”. А ложь... Что такое ложь? И разве это есть ложь... Вся политика - это сплошная ложь. Тот, кто не может лгать, никогда не станет политиком, как тот, кто не может смешить никогда не станет клоуном.
- ...Данный скандал, - также уверенно говорил Президент, - есть хорошо спланирован-ная акция, направленная в первую очередь против США. Но в тоже время мы должны пони-мать, что такие скандалы возможны только благодаря развитой демократии нашей страны. Поэтому мы не можем допустить ущемления демократических прав и свобод граждан, особен-но в области получения информации. - После этих слов министр информации слегка мигнул глазами - он уже мысленно прорабатывал план своих действий в направлении новой информа-ционной компании по отбеливанию черного. А Президент продолжал, - Так как данный вопрос касается меня лично и затрагивает мою честь и честь моей семьи, я сам с ним разберусь, ис-пользуя силу американской демократии, которая не должна допустить не справедливости.
Все заседавшие правильно поняли слова Президента о том, что демократия “не должна допустить” развитие данного скандала до не желательного всеми присутствующими конца. На этот раз практически все члены Совета безопасности США даже мысленно были единодушны - всех их объединял толи страх потерять некоторое условное могущество своей власти толи та самая загадочная вера в великую миссию принимаемых решений и творимых дел...
Мариам Брагински, а это она фигурировала в этом сексуальном скандале, чувствовала, что над ней сгущались тучи. Она и не рада была раздувать данное дело, но ее новая подруга все время твердила о пользе данного скандала, в первую очередь о материальной пользе. Да, со временем Мариам Брагински получит свои миллионы, но не добьется той желаемой американ-ской свободы. Ее миллионы были получены путем предательства американских интересов, и никто не хотел иметь с ней серьезных и перспективных отношений. Несколько издательств поначалу предложили свои услуги по печатанию мемуаров, но денежные гонорары были не столь высоки, да и со временем все издательства начали пересматривать свои условия не в пользу Брагински. А потом начались различные тяжбы с налоговыми службами, кто-то подавал на нее иски в ущемлении авторских прав. Все суды она проигрывала, а если и выигрывала, то со значительными материальными потерями. Система начала постепенно уничтожать того, кто пошел против ее правил, желая при этом правилами этими воспользоваться.
       * * *
Так прошло немного времени - всего несколько лет и все, кажущиеся изменения в судь-бах людей возвращались к исходному состоянию. После неожиданного пика американской популярности, ее неожиданно резко забыли. Потери денег, потеря внимания для нее означало одно - потеря мечты. И вот новый дом был продан почему-то за меньшую цену, чем был при-обретен. Основная часть денег пошла на погашение различных судовых исков и покупку ма-ленькой квартирки в не очень престижном районе Нью-Йорка. И в этой квартирке она начала пить, а затем ее подружка, ее поверенное и доверенное лицо, уговорившая Мариам на прези-дентский скандал, дала нюхнуть кокаин, поначалу бесплатно...
- ... И ты могла поверить, что я был связан с этой опустившейся наркоманкой и алкого-личкой? - бывший президент США, наигранно обиженно иль презрительно фыркнул кончиком губ, бросил на журнальный столик перед своей женой газету с фотографией, почти старухи - бывшей практикантки со статьей о ней, доказывающей лживость утверждений Мариам Бра-гински о ее связи с президентом.
- Я никогда в это не верила, - по привычке солгала бывшая первая леди и подумала о внезапной половой слабости своего супруга, после ухода на президентскую пенсию, а также о возросшей потенции ее старого поклонника - бизнесмена с Техаса, пробившегося в Сенат - синдром Винна-Клейсона работал по обе стороны успеха.

5.
Президент России уже очень долго пребывал в необычном состоянии деловой активно-сти, не проходившее после того, в кое-чем знаменательного, заседания “расширенной семер-ки”. Он начал живо искренне интересоваться государственными проблемами и вовсе не обра-щал внимание на то, что принято называть большой политикой, а на самом деле было большой грязной склокой давно потерявших совесть людей. Окружение и близкие таким его не видели давно, наверное, со времен первых выборов в президенты. Многие начинали побаиваться такой активности, ведь поначалу были обновлены кадры в окружении, потом начались претензии к правительству и самым высшим должностным лицам государства, не было почтения и боязни перед истинными правителями страны - перед олигархами. Если вся кремлевская рать побаива-лась психического состояния Президента, начиная верить в некоторые придуманные самими же легенды о ненормальности главы государства, то семья побаивалась за физическое состоя-ние мужа, отца и деда - все-таки перенесена серьезная операция на сердце, да и слухи о ненор-мальности поведения как-то неожиданно возникали в нужный момент. Все заинтересованные лица, без исключения, чувствовали, что Президент принял какое-то очень важное для себя ре-шение. И все в ожидании, затаились, так сказать, внутренне, не показывая никому, даже себе тревоги - ведь от решений главы державы зависели судьбы многих из окружения его. Но Пре-зидент и сам еще толком не знал какое решение он принял - он только чувствовал, что что-то очень важное созрело в душе, боясь оформится в разуме в готовую и ясную форму. Тот стран-ный военный в темных очках не был похож на заговорщика или представителя этих зарвав-шихся и проворовавшихся “новых”. И мысль, озвученная им об отставке, срезонировала с по-таенными желаниями самого Президента. С теми желаниями: которых он так боялся, которые наполняли и смыслом настоящую деятельность, которые все чаще и чаще напоминали о себе. Тяжесть шапки Мономаха, тяжесть правления Россией могла раздавить любую, даже очень сильную личность, особенно в такие смутные времена развалов и реформ.
Но кому передать бразды правления Россией?... Выборы?... Выборы - это блеф - Прези-дент смог сам в этом убедиться. У кого больше денег тот и победит: свободный русский народ мог легко продаться за рюмку водки и поверить очередному политическому шуту, сыгравшему на чувствах, но не разуме. А тут еще вот эти сведения о Меморандуме. А что, если и взаправду сионисты хотят прибрать к рукам последний оплот славянизма на Земле - а ведь могут, ой, как могут. Не зря, ой, не зря так много их вращается возле его семьи, в Кремле - не было их же здесь раньше, откуда и почему они появились так близко возле кормила власти Россией. Мыс-ли президента все последнее время были только об этом, то есть о судьбе его страны, чувства ответственности за судьбу которой все главенствовали над всеми его чувствами. Он мысленно помногу спорил с каким-то невидимым собеседником и всегда в его роли он представлял того генерала из внешней разведки. Нужно было с ним встреться обязательно, но нужно было быть готовым к встрече. Кто это этот генерал с такой интересной фамилией - Кулебяка...
- Ну, что, Гена, ты узнал, кто был из представителей внешней разведки на последней охоте? - Президент, как-то насмешливо спросил у своего секретаря-референта о выполнении поручения данного еще месяц и две недели тому.
- Да, господин Президент, я сразу же нашел и сразу же Вам доложил в письменном ви-де, в утреннем докладе, - поспешно докладывал референт, недоумевая, почему президент спра-шивает об этом - ведь он сам видел, как тот читал доклад, значит, видел и докладную записку.
- Ну-у, Ген-на, - Президент несколько растянул букву “н”, насмешливо смотря на своего уже успевшего испугаться, подчиненного, - ты и туп-пой, не ожидал. Ты бы еще на заборе х... написал, блин. Если Президент тебя спрашивает о тайных службах, то нужно спрашивать тай-но и уж докладывать не в письменном виде. Ты же, наверное, сделал запрос и тебе какой-то кретин ответил, что никого там не было, да?
- Да. Нет, - испуганно ответил референт и, набравшись храбрости, на одном выдохе ска-зал, - Да, господин Президент, я делал запрос в их представительство, и они ответили, что ни-кого там не было.
- А генерал Кулебяка – он, по-твоему, откуда, а? - Президент насмешливо смотрел на бледнеющего сорокапятилетнего Гену, который казался себе маленьким и беззащитным перед грозным и таинственным Бякой - пугалом всех детей. Но это был не мифический Бяка - это был Президент России, что было куда ужаснее.
- Да, господин Президент, он из управления внешней разведки. Но он же не из самой разведки - он обычный начальник управления хозяйственной частью - его дело портянки счи-тать...
И тут референт внезапно проглотил, что называется, язык. Дыхание у него останови-лось и казалось вот-вот станет сердце, а может уже и стало... Грозный взгляд властелина тел и душ, исходивший из глаз Президента, пригвоздил секретаря-референта к тому месту, на кото-ром он секунду назад так хорошо и уютно себя чувствовал.
- Ты, что это, придурок, что ли? Ты хочешь сказать, что в русской разведке генералы считают портянки? А кто их засирает - Президент? Пошел вон с глаз моих и чтобы я тебя здесь больше не видел!
В тот вечер, бывший секретарь-референт президента России, запершись в своем до-машнем кабинете, пил много водки. Ему казалось, что его жизнь закончилась, и что осталось только каким-то образом покончить собой. Но для такого поступка нужна или совершенней-ший ум, осознавший всю тщетность своего существования, или обычная слабая глупость, не позволяющая найти другую радость в жизни кроме одной - быть хорошо оплачиваемым слугой с массой привилегий.
В то время, когда жена бывшего референта Гены, презрительно посмотрев на своего, заснувшего тяжелым сном пьяницы, мужа, ушла к очередному своему любовнику, в посольстве США. А в одном из кабинетов посла-резидента другой профессиональный разведчик-шпион, а этом посольстве все были профессиональными разведчиками, докладывал своему шефу:
- ... Был изгнан секретарь-референт, наш агент докладывает, что он не угодил Хозяину тем, что не так подал доклад об охоте, - молодой сотрудник презрительно улыбнулся, - этой страной правят варвары или идиоты...
- Не надо так о президенте России, Джорж, - резидент, снисходительно улыбаясь, пре-рвал высказывание собственных мыслей своим подчиненным, - в этой стране не все так просто: ею всегда правили варвары, которые прикидывались идиотами. Но в тоже время они первыми полетели в космос и у них есть хорошо образованные диссиденты, а не крикливая оппозиция. Так что вы возьмите на контроль этого референта.
- Уже взяли. Сегодня его жена получит соответствующие инструкции от нашего агента - ее очередного любовника...
А в это самое время взгляд Президента России остановился на лице того самого охран-ника, передавшего ему первый экземпляр Меморандума и записку от своего начальника.
“Честное и открытое лицо, таким должно быть лицо в настоящего русского патриота, а не то, что эти все зажравшиеся рожи... - подумал президент о своем окружении, сравнивая лица тех с лицом охранника”.
Выбрав момент, когда рядом никого не было, Президент подошел к охраннику, заго-ворщески подмигнул и тихо, но властно сказал:
- Я хочу увидеть Виктора э-э Трофимовича, правильно? - Как бы пытаясь проверить свою память, уточнил Президент.
Охранник еле заметно кивнул головой и улыбнулся лишь краешком губ.
- А че ты все молчишь? Вам что, во имя сохранения государственных секретов, языки поотрезали? - Президент лукаво посмотрел на своего охранника или связиста - как ни как дове-ренное лицо уже.
- Никак нет, господин Президент, - по военному четко ответил молодой сотрудник ор-ганов безопасности.
- Отлично - язык есть. А то знаешь, я бы с радостью пол-Кремля без языка оставил, а другую половину без яиц: чтобы поменьше брехали и чтобы погань разная больше не размно-жалась.
Видно было, что агент службы безопасности не был готов к подобным откровениям и поэтому с трудом подавил смешок.
- Это не смешно, брат ... э-э, как тебя-то зовут?
- Сергей, старший лейтенант Кандыба Сергей, господин Президент.
- Так вот, брат Сергей Кандыба, дело это весьма и весьма важное - лишение языков и крайней плоти государственных служащих - я бы не смеялся над этим, а плакал.
- Я понял, господин Президент, - глаза молодого офицера смотрели с пониманием и со-чувствием, но не со страхом.
“Это хорошо, что он понимает, а не боится - на таких можно положиться. Трусы всегда предают, ибо не думают...” - подумал Президент, но тут их разговор прервали вошедшие пре-мьер-министр и министр обороны, предстояло опять решать многие вопросы, связанные с Чеч-ней. “На этих нельзя положиться: эти не боятся, не понимают и вообще ни о чем, что касается государственных интересов, не думают. Интересно, кого предложит этот генерал?...”
       * * *
Они встретились во время одной из ежедневных утренних прогулок Президента России, предписываемых ему врачами. Даже если бы не было бы этих предписаний, Президент все равно гулял бы по утру - эту вольность, почему-то не доступную раньше, он мог себе позво-лить. Может быть, это было единственное его завоевание - это было время, когда он мог хоть на миг представить, что принадлежит самому себе.
И опять, как тогда на охоте, они остались вдвоем - вездесущая охрана как будто сквозь землю провалилась. После тихого и делового приветствия и необходимой в таких случаях ко-роткой паузы, Президент, как подобает его рангу, повелительным тоном, но все так же не гром-ко сказал:
- Ну что же, генерал, показывай свои кандидатуры. У тебя, я надеюсь, их целый список?
- Да, господин Президент, у меня только список, - генерал из внутреннего кармана ки-теля извлек длинный конверт, - с краткими биографическими данными и описанием деловых качеств. Это все проверенные люди, главным в подборе было: их преданность делу служения Родине, инициативность, уровень интеллекта.
- Ну-ну, генерал, посмотрим, проверим, - Президент взял конверт, как бы взвесив его, перед тем как опустить в свой внутренний карман пиджака, - может быть здесь и взаправду есть тот, кто спасет Россию от распада и падения.
- Россия, господин Президент, никогда не упадет на колени и никогда не развалится. Это не государство в привычном понимании слова - это идея, это, если хотите вера, надежда и любовь в одном образе - вера и идеи сильнее армий. Служить России: не есть долг или честь, служба России - это служба божественной силе, сохраняющей все то лучшее, что есть на Зем-ле...
- Но-но, генерал, - Президент перебил начинающеюся речь Виктора Трофимовича, ко-торый в присутствии главы государства обретал дар искреннего и истинно патриотического вдохновения, - не заговаривайся, а то знаешь, кто так говорит, тот чаще всего предает те самые идеалы, а особенности народ, который ты в прошлый раз назвал богом. Я все запомнил - так что думай, что и когда говоришь - ваш президент еще не полный маразматик и склеротик, как пытаются это представить многие. Вот когда ты меня отправишь на пенсию, а я перед этим успею отправить тебя и дай Бог чтобы только на пенсию, вот тогда приходи, и поговорим о Родине и идеях. А сейчас у нас мало времени для высокопарных заявлений. Ты вот мне скажи, а ты на кого ставишь из своих претендентов, на кого мне посоветуешь обратить внимание?
- Я не могу Вам советовать, господин Президент. Я предлагаю вам отобранные кадры, которые имеют опыт в политической борьбе, при этом сохранили преданность идеалам Отчиз-ны. Вам, отдавшему столько сил в деле восстановления разрушенной России, Вам и только Вам предстоит право выбора.
- Сваливаешь, генерал, с больной головы на здоровую, а? В сторонке хочешь остаться, мол, президент во всем виноват? - Президент пристально посмотрел на генерала.
- Нет, господин Президент, Вы сами не имеете права уступать этого права решающего выбора: Вы есть Президент, а я лишь генерал - Ваш покорный слуга.
- Слуга, считающий портянки? - Президент задиристо улыбнулся.
- Нет, господин Президент, ваш референт был не прав: я портянок не считаю - я считаю деньги разведки. И потому я знаю кто, сколько и на что тратит. Траты многое говорят о том, кому человек служит: золотому тельцу или Родине… Нельзя одновременно служить Богу и Молоху…
- Постой, постой генерал, вы что это, мерзавцы, разговоры президента страны прослу-шиваете?
- Нет, господин Президент, этот ваш референт был снабжен прослушивающей аппара-турой наших американских друзей.
- Он, что шпион? - брови Президента как бы вспорхнули от удивления вверх.
- Нет, не он - его жена.
- И что - все, о чем мы говорим, они прослушивают?
- Нет, мы это блокируем, они получают от нас только ту информацию, которую мы по-считаем нужной им предоставить. Кстати, они искренне убеждены, что Вы конченый алкого-лик, маразматик и самодур.
- Как это?
- Мы, если посчитаем нужным, моделируем соответствующие диалоги в эфир на их прослушивающую аппаратуру.
- Ты что это, генерал, делаешь посмешище с Президента России? - Президент даже не знал, как ему реагировать на подобную информацию, - Значит, это ты можешь, что хочешь говорить от моего имени, ты можешь, что хочешь и кому хочешь говорить на своего Президен-та?!
- Нет, господин Президент, это всего лишь один из эпизодов дезинформации. Они должны иметь иллюзию владения информацией, мы не можем допустить, чтобы они знали правду. Пусть думают, что мы слабы, пусть расслабляются сами...
- И давно они это, слушают меня? - Президент почесал свой мясистый нос.
- С тех пор, как начала финансироваться ЦРУ программа “Президент”.
- Что это за программа? Я о ней ничего не слышал, почему?
- Программа управления всеми президентами бывших стран соцлагеря и союзных рес-публик. В ней и подкуп, и сексуальные скандалы, и прослушивание, и дискредитация во всем мире. Вас, к примеру, хотят дискредитировать.
- И вы им в этом помогаете, твоюмать.
- Господин Президент, Вас нельзя дискредитировать, если Вы сами этого не позволите.
- И что я, по-твоему, должен делать, чтобы себя не дискредитировать? – Брови прези-дента России взметнулись вверх, как два крыла атакующего свою жертву коршуна.
- Вы должны делать то, что и делали – служить России так, как Вы это делаете ежечас-но.
- Опять эти трибунные заявления, - Президент сделал небольшой взмах рукой, как бы хотел прервать собеседника, - Хоть кто-нибудь из вас всех, служак, может говорить нормально, а не так, как нужно. За всю свою политическую карьеру, а это почти вся жизнь, я только на-слушался таких слов, что уже ни во что не верю. Как только кто-то начинает говорить о служе-нии Отчизне, значит, жди от него предательства. Я тебя, генерал, не спрашиваю, как и чему служить – я интересуюсь твоим мнением, как разведчика, как мне поступить с тобой и всем этим дерьмом, что ты мне сейчас вылил на голову. Ты хоть понимаешь, в какие игры начина-ешь играть? Ты хоть представляешь, куда ты лезешь? Это же больша-а-я, - Президент припод-нял правую руку, распрямив указательный палец, - политика, ядрона вошь. Это же такая куча говна, что можно весь мир к чертям взорвать. Все лезут со своими советами, все стратеги. Только один президент страны идиот, алкоголик, маразматик!
Президент как-то неожиданно прервал свою короткую речь. Сработал рефлекс публич-ного политика – не расслабляться и никогда не высказывать своих истинных мыслей, своих чувств…
       
6.
Серега проснулся рано утром. Впервые за последнюю неделю он немного поспал в нор-мальной постели. Но полностью расслабиться ему не удавалось. Все как-то смешалось в разу-ме: и его увольнение из армии, кратковременная жизнь в Москве; его не понятная работа, как продолжение службы после кратковременного отпуска; встреча с бывшим командиром… И вот, после поспешного бегства с поселка в Новосибирской области Серега очутился в еще бо-лее глухом поселке, но уже недалеко от Екатеринбурга.
Как он туда попал и почему именно в этот поселок, Серега и не пытался понять – он просто вышел на одной из непродолжительных остановок поезда, следующего через Екатерин-бург. Батяня Коляня приказал или посоветовал, это как понимать, Сереге и Максиму Хаметову где-то спрятаться в неприметном месте, подальше от центра, но там где их никто не знает и никто не поинтересуется. Казалась бы легкая задача спрятаться двум маленьким человечкам в большой России. Но не все так просто. Максим, волнуясь за свою семью, решил рискнуть, зная наперед, что за ним только в лучшем случае будут следить, а в худшем или более реальном ему уже никто не смог бы помочь. А Серега, ни за что и ни за кого не отвечающий, мог затеряться и забыть эту совсем не продолжительную часть своей жизни. С одной стороны мог, а вот с другой, с той, что неотвратимо тянула в прошлое или в настоящее, произрастающее из прошло-го. Не мог Серега находиться в тихом месте очень долго – его заставлял двигаться страх.
Это еще с Чечни осталось – затаенное чувство страха или гипертрофированное обост-ренное чувство опасности, гонящее куда-то, вроде бы, от него подальше. Да, ему было страшно сидеть в засадах, в секретах и толстым бетоном бункеров и блок-постов – все снайперы мере-щись, засады, мины-ловушки или другие убийственные хитрости чеченцев. Заглушить или ос-лабить эти чувства он мог только движением. Он хорошо усвоил одно из основных правил пар-тизанской войны: в движущуюся мишень тяжелей попасть, но лучше всего быть мишенью ата-кующей и самому нагонять на кого-то страх. Он знал, что самые «крутые» бойцы, самые за-щищенные системы боятся нападения, особенно нападения, не предвиденного и не ожидаемо-го, от заведомо слабого противника. Любым противником не следует пренебрегать, а особенно не видимым. Сколько в Чечне было противников, врагов, никто не знал, и поэтому там шла вечная война – война с тенью.
Казалось, что в Москве, в тихом переулке, под чужой фамилией это предательское чув-ство страха должно исчезнуть. Но вот ввязался он в эту историю – он опять ввязался в боевые действия, он опять попал на войну. Еще более непонятная была эта война, чем там, в горах Чечни – врага он не видел совсем. Но самое противное – он не понимал, кто его враг и кого он должен бояться. Невидимый и не понятный враг – самый опасный враг человека. Этот враг может уничтожить не физически – он может уничтожить изнутри, уничтожить постоянно раз-рушающим чувством страха.
Тень невидимого грозного врага нависла над Серегой. И проснувшись в небольшой горнице дачного домика, который он снял якобы для проведения краткосрочного отпуска, Се-рега ощутил снова то знакомое щемящее чувство смертельной опасности, наполняющее трепе-том действия во имя спасения самого себя.
Кто был хозяин этого домика, он не знал. Но что-то он очень внимательно рассматривал паспорт Сереги и как-то осторожно расспрашивал о Чечне. «Стукач», - решил Серега, - «Но кому он стучит? Хорошо, если, как бдительный гражданин, только участковому». Еще вспом-нилась осторожная старушка, торгующая на перроне семечками и нелегальной водкой, расска-завшая ему, где можно снять комнату для отдыха. «А почему бы старушке не подработать вне-штатным осведомителем, - подумал Серега, - должен кто-то закрывать глаза на ее «нелегаль-ный бизнес»». Каждый, кого он встретил на своем пути, мог стать его врагом, хотя бы потому, что мог опознать и, как добросовестный гражданин, доложить все любому человеку с короч-кой.
Страх и только страх, как голод движения, как жажда жизни, засосал под ложечкой и потребовал немедленного действия. Серега резко вскочил и начал быстро приводить себя в порядок: наспех бриться, мыться, чистить одежду, а заодно и проверить оружие в большой дорожной сумке. Короткоствольный автомат спецвойск «Анаконда», два снаряженных магази-на к нему, патроны в коробке и еще две небольшие гранаты, вселяли некую уверенность и в то же время создавали дополнительные трудности при возможном дальнейшем бегстве – нарвать-ся на милицейский патруль в России можно было где угодно. Но без оружия Сереге никак нельзя – в России шла война. Да, воевали в Чечне, но это было еще полбеды – в России воевали всегда, только не понятно кто и с кем. Грабили, стреляли, убивали, кто мог и как мог. Но боль-ше всего старались те, кто имел власть, хоть какую, но власть. Любили в России власть разбой-ничью, которая все больше и больше становилась государственной – все самые знаменитые русские властелины были, по большому счету, государственными разбойниками и народ их боялся, и, может быть, даже любил за это.
Серега чувствовал, что ему нужно больше бояться, чем любить. Теперь у него не только чужие документы, но и не понятно какая судьба, какое, так сказать, место в обществе. Он уже не герой спецназовец – а человек вне закона. И по ту сторону закона для него места нет – там ему уж точно смертный приговор заготовили без суда и следствия. Было над чем задуматься и было от чего бояться. Поэтому, кроме «Анаконды» он припрятал в укромном месте еще в Под-московных лесах свой любимый АКМС и популярный среди чеченских диверсантов одноразо-вый гранатомет «Муха», прихваченные во время первой и последней своей «командировки» в охранной фирме.
И это же надо, только он вышел из дому, как столкнулся нос к носу с хозяином. «Под-сматривал, - мелькнула мысль у Сереги, - хотя может быть и случайность – он всегда рано встает». Но, не любил Серега случайностей, особенно при проведении различных боевых опе-раций. А операцию он, кажется, начинал – бегство, как отступление, это уже войсковая опера-ция. Случайности бывают редко, а не запланированные случайности еще реже и к ним всегда нужно быть готовым, особенно на войне. Серега был готов к некоторым «случайностям»: ав-томат и патроны положил в небольшую дорожную сумку, гранаты подвесил под курткой на поясе. Ну, а добродушную улыбку человека, собравшегося на небольшую утреннюю прогулку, изобразить не стоило труда.
- Доброго утра вам, Петр Семенович, - поздоровался он с хозяином, нарочито дыша на него мятной свежестью жевательной резинки, - рано вы начинаете трудовые будни.
       - Доброе, оно то доброе. Да и ты не сова, как я погляжу, Сергей, - чуть недовольно про-бурчал хозяин, отворачивая свое лицо. Серега уловил другой, но не бодрящий запах – запах перегара. Вчера для знакомства он выпил рюмку со стариком, оставив ему почти полную бу-тылку поддельного «Абсолюта».
В общем, хозяин дома, Петр Семенович, был нелюдимым человеком. Одинокий старик, у которого не так давно умерла жена. И ради подработка, или для скрашивания своего одино-чества он брал постояльцев, нет да приезжавших отдохнуть от городской суеты в тихие леса Южного Урала.
- Семеныч, я тут на денек-другой слетаю к корешу своему в Екатеринбург, служили вместе. Так что ты на мое место никого кроме женщин не води. Лады? – шутливым тоном, как подобает молодому и беззаботному отпускнику, говорил Сергей, сам, при этом, стараясь боко-вым зрением заметить что-то не обычное. Но все было успокаивающее тихо.
Не любил Серега такой вот успокаивающей тишины, особенно когда на душе было так не спокойно. И только ощущаемая тяжесть автомата да пары гранат немного успокаивала или настраивала на боевое настроение. Серега, глубоко вдохнув свежего утреннего воздуха сделал свой первый шаг навстречу, как ему казалось, новым опасностям или превратностям судьбы.
- А вещи куда прикажешь девать? – неожиданно после короткой паузы спросил хозяин дома.
- Вещи. Какие вещи? – переспросил Серега, мысленно расставшись со своим времен-ным приютом, он забыл, что сумку с камуфляжем, грязными ботинками и грязным бельем оставил, как бы имел планы вернуться еще.
- Твои вещи, - недовольно хмыкнул в ответ Петр Семенович, - выбрасывать что ли?
- Зачем выбрасывать? – теперь уже недоумевал Серега, вошедший в роль долгождан-ного и долго проживающего постояльца.
- А то, что ты уже не первый, кто приходит, снимает комнату на месяц и на второй день исчезает. А у меня уже весь чулан завален вашими сумками c грязными труса-ми.
- Да что ты, Петр Семенович, я вернусь через пару дней, а может и сегодня вечером. Я ведь не знаю, жив ли мой корефан по тому, по старому, адресу.
- Вернешься, конечно, вернешься, а куда ты денешься, - пробурчал Петр Семенович, заходя в дом.
Серега недоуменно пожал плечами, как бы показывая возможному, не видимому согля-датаю, что его лишь немного удивили странности старика и что он по-прежнему беззаботен, как и положено отдыхающему. Но странные речи старика еще больше заставляли бояться и еще интенсивней думать о том, как себя спасти. Себя нужно было спасать без всякой великой цели или идеи. Серега уже понимал, что он опять стал солдатом какой-то не понятной войны: войны с не понятным и сильным врагом, войны на которой воюют не понятно для чего.
Конечно, все, что говорил дед о постояльцах, могло быть и случайным совпадением – мало кто отдыхал и не возвращался за своими старыми вещами. Но в тоже время, исходя из того, что рассказывал батяня Коляня о бывшем своем сослуживце и возможностях организа-ции, которой они верой и правдой служили, все могло случиться – и Петр Семенович мог не так просто говорить о пропавших своих жильцах. Шел по лесной тропинке к железнодорожно-му перрону электрички Серега Августов и проворачивал в голове своей множество планов эф-фективного ухода из под возможной слежки. Но уйти от слежки мало, нужно было еще опре-делиться, что делать дальше, какой род занятий для жизни выбрать. Уйти от слежки, если тако-вая велась, можно было. Но чем заняться дальше и ради чего стоило от слежки уходить, Серега не знал или не понимал – он не понимал, для чего нужна вся эта возня.
Его родители, односельчане жили какой-то давно забытой жизнью. В городах, а осо-бенно в столице, люди жили немного не так как в деревнях и селах, где день заполнялся разме-ренным трудом и движением. В городской жизни день насыщался или просто пропадал – в сельской заполнялся чем-нибудь. Но главное – люди ради чего-то жили. Серега осознавал, что его жизнь была связана с войной. До войны он не жил, а как-то существовал, был не заметным даже для себя. А вот на войне он почувствовал себя чем-то стоящим. И теперь он ясно осозна-вал, что кроме войны, кроме того, как воевать, он больше ничего не умеет. Вот поэтому он и ввязался в эту странную историю с оружием. Не было бы чеченцев – был бы кто-то другой, но Серега Августов все равно воевал бы или занимался чем-либо сходным с войной – в бандиты пошел бы что ли...
Но прежде чем выбрать свой жизненный путь, нужно сначала сохранить его хотя бы частично, а не потерять в двадцать пять лет. Нужно было спасать свою жизнь, может быть даже ценою другой – все, как не войне. Чего научили в спецназе, так это не считаться с чужим пра-вом на жизнь во имя своего права – права сильнейшего. Конечно, самый удачный вариант был бы найти настоящие документы на другую фамилию, чтобы сбить с толку виртуального врага, регистрируясь в гостиницах и на транспорте под чужим именем. А еще лучше найти себе псев-додвойника – хоть немного похожего, убрать его и завладеть документами на время. Неплохо было бы стать хотя бы на день кем-то другим. И Серега уже не произвольно начал вглядывать-ся в лица людей в электричке, а затем и на вокзале Екатеринбурга. Но на вокзале задерживать-ся нельзя было долго – на вокзалах самая бдительная милиция. Если на него даны данные, то на вокзале легче всего и попасться. Серега ушел в город, надеясь на удачу или судьбу.
Самое интересное, что похожие мысли овладевали неким журналистом из Чехии Мсти-славом Почачеком, который прибыл в Россию от какой-то организации или ассоциации «Ре-портеры без границ» с целью накопать побольше скандальных фактов о нарушении прав чело-века и все такое в воюющей России. Но Мстислав Почачек не был никаким журналистом, он даже Мстиславом Почачеком не был – в некоторых закодированных информационных базах ЦРУ он числился под именем Гарольда Стайка.
Гарольд Стайк, прошедший хорошую школу разведывательной и диверсионной рабо-ты, также ничего не умел делать, кроме как воевать. Но с кем воевать в России, он так и не понял, да и не сильно задумывался над этим. В данный момент времени ему было нужно асси-милироваться с местным населением, а заодно и организовать скандальную пропажу журнали-ста Мстислава Почачека. Ему также были нужны настоящие документы без владельца. Гарольд Стайк также намеревался найти похожего на себя молодого человека, уничтожить его и стать на время им.
Наверное, они должны были встретиться эти двое, желавшие одного. Самое удивитель-ное, что русский парень Серега Августов был похож на бывшего чеха, а ныне американца Га-рольда Стайка. Правда, Гарольд Стайк был выше, шире в плечах, более загоревший и холеный, но такие отличия фотография на паспорте не фиксирует.
И они встретились. Сначала это был молниеносный взгляд друг на друга. Потом засоса-ло под ложечкой и не от страха от чувства удачи. Ну, а затем начал созревать план, как сбли-зиться друг с другом. Оба одновременно решили сыграть роль приезжего и спросить несущест-вующий адрес.
Пока Серега думал, как ему обратиться к незнакомцу, как тот сам направился к нему и на каком-то слегка шепиляво-картавом русском обратился:
- Извините, господин, не будете столь любезны…
- Да-да, слушаю вас, - Серега инстинктивно начал играть роль простоватого интелли-гента, оценивая своего, возможно будущего противника.
- Знаете, я приезжий. Я корреспондент от ЮНЕСКО, меня должны были встретить, но не встретили. Я не знаю, как проехать к редакции областной газеты. Вы не могли бы мне помочь?
Конечно же, корреспондент Мстислав Почачек, он же разведчик Гарольд Стайк, знал, где находится редакция. Но явный вид растерянного приезжего в лице Сереги Августова, уст-раивал Гарольда Стайка не в качестве гида, а в варианте возможной жертвы. Только вот не понятно, почему быстрое согласие Сереги помочь найти неизвестный адрес, не насторожило Гарольда Стайка. Может быть внешняя схожесть и некая мистическая случайность появления его в тот момент, когда этого захотелось Гарольду Стайку, расслабило осторожного диверсан-та. Хотя, если быть откровенным, не очень сильно напрягался Гарольд Стайк в России. Амери-канский доллар, который делал его относительно независимым и сильным в ранее посещаемых странах, казалось, имел еще более магическое воздействие в России. Гарольд Стайк при помо-щи зеленых бумажек решал все свои проблемы гораздо проще, чем в Америке. И вот он при-ступил к первому шагу своей натурализации, которая этих самых бумажек и не требовала – нужно было заняться привычным для себя делом - убийством.
Быстрыми боковыми взглядами оценивал возможности по защите своей жертвы амери-канский диверсант. Вид у Сереги был усталый и какой-то, вроде бы, запуганный. Он как-то не ловко пристегивал ремень безопасности, а свою дорожную сумку поставил на колени и даже слегка обнял двумя руками, как бы боясь за ее содержимое. Гарольд Стайк мысленно улыбнул-ся, подумав об убогом содержимом той сумки – его интересовали только документы и лич-ность документами этими обозначенная. И он уже мысленно прорабатывал возможные вариан-ты ликвидации своего пассажира. В запасе у опытного диверсанта было несколько надежных средств: удар каратэ по горлу, острый нож, в крайнем случае, удушающий прием дзюдо. Был уверен в своих силах атлетически сложенный и хорошо тренированный агент. «Еще один не полноценный житель планеты Земля, - мысленно подбадривал свое желание убить Гарольд Стайк, он даже вспомнил десяток таких же не полноценных, уже ранее убитых им во многих странах мира…»
Серега не очень владел приемами рукопашного боя, хотя их тоже учили. Его любимый некогда тайский бокс годился только для ринга, а не для смертельной схватки в ограниченном пространстве салона автомобиля. Конечно, в случай чего он мог побороться и стараться побе-дить. Но это только в кино спецназовцы машут ногами и руками, убивая врагов сотнями, в ре-альной боевой обстановке каратэ помогает очень мало – автомат, пистолет, нож, саперная ло-патка и другие подручные средства, всегда были более эффективнее хитроумных восточных штучек. «Вот батяня Коляня тот умел, - подумал Серега, вспомнив как однажды батяня Коляня попал в рукопашную переделку с тремя крепкими молодыми чеченами, ох и славно он их тогда отделал». Нет, Серега надеялся только на «Анаконду» и ее коварные пули, в крайнем случае, на остро отточенный спецназовский нож. Поправляя сумку, он незаметно перевел предохранитель и направил ствол в район печени, отметив про себя, что в новом автомобиле сохранились поли-этиленовые чехлы на сидениях – кровь не будет впитываться в обивку сидений. Не знал Серега, что полиэтиленовые чехлы Гарольд Стайк надел специально все с той же целью, чтобы кровь не впитывалась в обивку сидений, да и труп потом будет во что завернуть.
«Иностранец, - подумал Серега, - иностранный журналист…» И это определение уже оправдывало убийство незнакомца. Не любил Серега иностранцев, а особенно журналистов, считая их одной из причин всех своих бед, ну и естественно бед его страны – Серега был пат-риотом.
Уже полностью представив маршрут движения и все свои действия, Гарольд Стайк ощутил азарт охотника, и с каким-то звериным трепетом начал ощущать запах жертвы, запах крови, жажду убийства. Серега внутренне напрягся и ждал удобного момента для нажатия кур-ка. Эти двое хотели убить друг друга, не ощущая взаимной ненависти, не будучи даже знако-мыми, да и необходимости в убийстве не было. А была какая-то не понятная им обеим игра – игра с чужой жизнью. Убийство другого повышало их личную значимость и только в своих собственных мыслях, которые они и понимать не хотели. Они случайно встретились, и им ка-залось, что данное роковое совпадение уже и есть той самой «лицензией на убийство», дающей право на жизнь убийцам. А оправдание деяниям свои они уже придумали…
- Эх, поехали, - плохо подавляя радость действия, почти вскрикнул Гарольд Стай, по-ворачивая ключ зажигания.
И тут случилось что-то необъяснимое. Резкая, ошеломляющая боль пронзила все тело, правый бок мгновенно одеревенел, в горло хлынула кровавая пена. Все что увидел в последний момент своей жизни агент Гарольд Стайк – это было спокойное лицо его предполагаемой жертвы, внимательно смотревшей вперед, рука пассажира находилась в сумке.
- Who are you? - это были его последние слова в жизни.
Серега всегда был слаб в иностранных языках, хотя, как ему кажется, английский он изучал в школе. А может он изучал и не английский, а какой-нибудь другой с таким же самым успехом, как и английский. Поэтому он по-своему понял вопрос и по-своему ответил:
- Сам ты х… американский – я русский спецназ.
Сказал и почувствовал миг гордости за себя – завалил американца. Эх, если бы он знал, кого завалил, то еще больше возгордился собой этот простой русский парень и так в мыслях своих поднявшийся очень высоко в иерархии человеческих ценностей – права решать чью-то судьбу.
Но зачем Серега обозвал незнакомца американцем, он не знал – так к слову пришлось. Взбесил Серегу странный говор не русский, и сразу почему-то подумалось об американцах. Больше всех иностранцев он не любил американцев. Почему? Да и сам он не знал толком, но всегда так получалось или им так говорили, что виною всему, что в России творится, были американцы. Американцы и журналисты, которых всех эти американцы купили, травили Рос-сию и ее народ, а значит и Серегу. Ну, почему чечены всегда расплачивались с наемниками только американскими долларами? Не нравилось Сереге все американское и сама Америка, хотя он в ней никогда не был, да и американцев ни разу не видел. Впрочем, чему тут удивлять-ся – русские солдаты всегда не любили американцев. Просто не любили и все – может потому, что нужно было кого-то не любить солдату…
Но не задумывался долго Серега над чувствами своими и действовал он четко, как на тренировке. Быстро свалил не подающее признаков жизни тело на пол джипа, разорвав целлу-лоид покрытия чехлов, завернув в него непонятного иностранца. Пересел на место водителя и тронулся с места. Затемненные стекла салона автомобиля не позволяли рассмотреть со стороны улицы все действия происходящие в нем. Задержка между временем включением зажигания и временем начала движения могла быть понята как прогрев двигателя. Понята тем, кто пытался бы понять. Но никто не следил за Серегой, как за потенциальным врагом. Но за убитым ино-странцем и его машиной все-таки следили – следил молодой младший лейтенант ГИБДД. Сле-дил молодой страж дорог не за порядком движения, а за дорогой машиной и ее, видать не бед-ным, водителем. Зачем следил? Знамо зачем – зачем еще следят наши ГИБДД-эшники, если не за возможностью содрать с какого-либо участника движения кой-какую прибавку к своему жалованию.
Только Серега тронулся, как худенький, но грозный в своем облачении инспектор безо-пасности на наших плохих дорогах засвистел в свой свисток, указывая Сереге, куда временно припарковаться. Сердце в Сереги екнуло, рука автоматически притянула к туловищу надежную «Анаконду». Но вскоре тренированный в экстремальных условиях разум, начал принимать более взвешенные решения. Кроме расслабленного своей властью над невинными водителями инспектора Серега ничего подозрительного не заметил. Но на всякий случай двигатель он не глушил и даже при остановке оставил передачу включенной, лишь ногой удерживая педаль сцепления. «Обычный гаишник, - подумал Серега, - главное расслабиться и действовать пона-глее». И он спокойно открыл боковое окно джипа.
- Старший инспектор лейтенант Исманкулиев, - немного запыхавшись, представился младший лейтенант, повысив себя в должности и звании, - предъявите ваши доку-менты, товарищ водитель.
- Господин полицейский начальник, что случилось, неужели я что-то нарушил, я так старался, - при этом как-то подсознательно начал иммитировать иностранный ак-цент.
- А нарушать много и не нужно, - самодовольно хмыкнул младший лейтенант и, ука-зывая жезлом куда-то в сторону, назидательно произнес, - знак «Стоянка запреще-на» для кого вон висит.
Серега посмотрел в направлении, куда указывал всемогущий, на плохих дорогах, поло-сатый жезл. Конечно же, дорожный знак был и находился он в не нужном месте и так, чтобы его нельзя было заметить водителям с дороги. Но это не смутило Серегу – обычная ситуация на русских дорогах. Вздрогнуло что-то внутри в Сереги от другого факта. Вроде бы, спокойно разговаривая с милиционером, он одновременно свободной, правой рукой шарил по карманам лежащего на сидении рядом убиенного им журналиста. Серега вдруг почувствовал, что незна-комец еще жив – под рукой пульсировала живая плоть.
Не заметный со стороны, миг страха пронзил разгоряченный убийством мозг. Серега мгновенно подтянул к себе надежную «Анаконду», прикидывая как он будет стрелять в неза-дачливого милиционера. Но, чему учит война, так это умению извлекать из страха разумные мысли: поддаться страху – наделать глупостей; ликвидировать страх можно только разумом. Серега сумел переключить свое внимание на сумку с документами, лежащую в нише под руле-вой колонкой. Быстро открыл ее и вынул первые попавшиеся под руку твердые картонные ко-рочки, здраво полагая, что это есть паспорт или другой значимый документ. Серега не ошибся, это действительно был настоящий чешский паспорт на имя Мстислава Почачека с фотографи-ей Гарольда Стайка, так похожего на Серегу.
- Пожалуйста, господин полицейский начальник, - Серега снисходительно улыбнул-ся, одновременно извлекая из сумочки обнаруженную там пачку отечественных де-нег, - если нужно я заплачу штраф.
- Заплатите, конечно, заплатите, - как-то не очень уверенно проговорил младший лей-тенант грозной службы дорог, пытаясь понять, что за человек перед ним и стоит ли вообще его штрафовать.
Младший лейтенант Исманкулиев думал. О чем он думал? Он думал о высокой полити-ке и о международных отношениях. Некое генетически противоречивое чувство раболепия и не любви к иностранцам присуще всем русским, младший лейтенант Исманкулиев не был исклю-чением. Он растерялся, хотя минут десять назад мечтал содрать с иностранца на джипе, как минимум, зеленую десятку. Но каждому русскому человеку присуще еще чувство или подобие чувства ответственности за свою великую страну, особенно это касается, так называемых, «ма-леньких людей» - «большие люди» потому и большие, что меньше всего думают о стране и все больше о себе. Поэтому офицер дорожной безопасности решил простить иностранца, тем паче, что в паспорте лежал странный документ, закатанный в пластик, в котором начальник всей ГИБДД губернии просил оказывать всякое содействие иностранному журналисту. В приподня-том чувстве исполнения долга и приказа высшего начальства, инспектор ГИБДД отдал паспорт иностранному журналисту, заметив про себя, что на фотографии он более свеж и вроде бы светлее, но русские дороги истощат любого не то что иностранца.
Отдавая документ, младший лейтенант приподнялся на носки и чисто из человеческого любопытства, а не из служебных побуждений, старался рассмотреть салон иностранного джи-па. Он заметил лежащего в странной позе на полу человека, с застывшей гримасой ужаса на лице.
- Это кто? – спросил он, подавая паспорт Сереге.
- А-а, это мой русский коллега, он немного того, выпил лишнего.
Серега внутренне напрягся. Но тут заметил, как взгляд молодого офицера остановился на пачке денег, которые Серега держал в руке. Серега, почти машинально вынул тонкую стоп-ку купюр и протянул их инспектору. Сумма, предложенная Серегой, больше чем вдвое превы-шала месячный оклад младшего лейтенанта.
- Простите, господин полицейский начальник, я очень спешу, - Серега насильно, толчком всунул деньги немного оторопелому инспектору, тот даже отпрянул на шаг назад. И в этот момент Серега отпустил сцепление.
Не зная города, Серега несся на допустимой в его положении скорости, по ходу изучая технические средства управления автомобилем и одновременно наблюдая за истекающим кро-вью хозяином машины. Сереге стало жалко этого молодого, по своему красивого и сильного мужчину. Впервые за все время, когда он начал убивать, ему стало жалко убитого им человека. Что это было: пробуждение некой субстанции под наименованием совесть или что-то другое, эгоистическое. Серега вдруг подумал, что этот мужчина, этот случайно попавшийся на его гла-за иностранец, мог и его убить только потому, что ему также понадобились бы Серегины доку-менты. А почему бы и нет.
- Братан, ты жив? – не очень громко спросил Серега, надеясь не услышать ответа. Он ничего и не услышал. Странно, но ему показалось, что умирающий улыбнулся в от-вет.
- – Ничего, братан, держись, сейчас в больницу приедем, там тебе помогут, - врал сам себе Серега и, чувствуя вину за содеянное, неожиданно сказал, - Ты прости меня, я не хотел, так получилось…
В действительности Гарольд Стайк умирал и ничто и никто не мог ему помочь в данной ситуации – рана была смертельной. Он умирал и уже не воспринимал информации из внешнего мира – Серегу он не видел и не слышал. Но в его умирающем мозгу воскресали картинки его далекого и не очень далекого прошлого, смешиваясь в сказочный коктейль видений не осмыс-ливаемого ранее жизненного пути. Он как в тумане увидел свою мать, которая умерла очень рано от рака. Он почти забыл, как она выглядит, а вот теперь, умирая, явно ощутил касание ее теплых рук, ее ласковое дыхание в ухо и ее руки, влекущие за собой куда-то, где было тепло, уютно и безопасно. Мелькнул образ отца. Он и при жизни вот так появился и исчез, оставив его у своей сестры. Потом приходили от него из Германии небольшие денежные переводы, с каж-дым годом все реже и реже. Образ отца был размыт и все время куда-то удалялся, пока не исчез совсем. А потом закрутились видения его самостоятельной жизни: драка, воровство, колония для несовершеннолетних; бегство в ФРГ, якобы для поиска отца; опять тюрьма, но уже немец-кая; вербовка в спецшколу… И вот затем уже начались видения убийств – пред смертью своей он увидели всех кого убил, даже тех кого убивал не видя ранее. Убиенных им было много, они все что-то кричали и звали к себе. Последнее видение было из другой, не боевой жизни – он увидел Мариам.
Последним чувством в жизни Гарольда Стайка было чувство любви – он прочувствовал, что любил эту смазливую и такую желанную нимфетку, хотя никогда не признавался об этом даже себе. И это была взаимная любовь. Да, действительно, последнее воспоминание изменило гримасу боли или ужаса на лице умирающего на некое подобие улыбки, которую и заметил Серега Августов, обращаясь уже к мертвому телу.

7.
-… Быстро ты меня, Николай, обнаружил, я даже не ожидал, что все так произойдет. А мы то тебя потеряли из виду. Я даже, грешным делом подумал, что ты изменился или хотя бы остепенился.
Высокий, атлетически сложенный, загоревший седой мужчина, одетый в отличный светло-серый костюм, говорил с другим мужчиной, сидящим в удобном кресле, расположен-ном углу шикарного кабинета. Гость выглядел старше своего элегантного собеседника, может его старила недельная щетина, а может грязная спецовка рабочего-строителя. Но в его рас-слабленной позе, во взгляде внимательных карих глаз, не чувствовалось того подавленного раболепия свойственного отношениям париев и властелинов жизни. Со стороны могло пока-заться, что кто-то успешный по жизни отчитывается пред своим менее удачливым гостем. Но все было, конечно, не так, как кажется – люди всегда умели скрывать свои истинные чувства настолько, что и сами их не замечали.
- … Степан, я здесь сам по себе. Но на кого сей раз работаешь ты?
- Может кофе, чай или что-нибудь покрепче? - седовласый красавец встал из кресла и подошел к стене, в которую был вмонтирован шкаф.
- Степа, может без этих штучек, - в руках батяни Коляни появился автомат «Анаконда» и практически бесшумно он перевел затвор.
Седовласый атлет как бы замер возле стенки бара, немного развел руки и растопырив пальцы, показывая, что в них ничего нет.
- Коля, я не думаю, что пришел, чтобы меня убить. Захотел бы ты это сделать - действо-вал бы по-другому, - Степан повернулся лицом к своему гостю. – Как я понимаю, ты пришел поговорить и я не вижу другой темы, кроме «Скальпеля». Как ты понимаешь, мы уже узнали, кто такой Варламов и даже Хаметова вычислили. Это было легко – твои бойцы. Хаметов уже под наблюдением, а Августов пропал пока. Но куда он денется…
- Зачем тебе эти мальчики, которые так и не узнали, что такое жизнь? Зачем ты всех убиваешь? Мало на нас крови, может пора покаяться?
- Коля, за что я всегда тебя любил и ненавидел, так это за твой идеализм. Если честно, то благодаря нему я пока жив. Ты несколько раз подставлялся, из-за меня в том числе. Да и сейчас, другой уже давно покончил со мной - а ты все правду ищешь, - Степан криво улыбнул-ся. – Даже завидно как-то. Да, черт побери, может все-таки выпьем чего, ведь как ни как быв-шие сослуживцы, члены одной группы «А». Какие времена были…
- Степан, садись, я, как ты знаешь, зря смерть не сею – это тебе всегда нравилось играть ею, как игрушкой. Да и убив тебя, проблему не решишь, может, даже больше запутаешь. Ска-жи, зачем чеченам «Скальпель»?
- Никакой идеи – только бизнес и грязные деньги. Все на чем держится политика: день-ги и кровь, а в виде прослойки дерьмо. Я хочу быть поближе к деньгам, но, как и прежде, в дерьме. – Говоря, Степан как бы опасаясь чего-то, медленно сел в кресло, - Коля, ну может все-таки, выпьем, хотя бы за встречу, ведь мы не просто так – мы были частью команды и какой команды?
- Степан, выпьем в другом месте и в другое время, если, конечно, останемся живы…
- Ты ему за здравие, а он тебе за упокой. Ты знаешь, почему ты так легко сюда проник, потому что лучший способ маскировки – никакой маскировки. Это не мой офис – я здесь отды-хаю. Здесь нет охраны, прослушки и всей дребедени.
- Если я тебя нашел, то найдут и другие – это очень легко. Значит, ты не прячешься, по-тому что не от кого. Значит, ты хозяин, босс и «Скальпель» это твой бизнес, да?
- Николай Георгиевич, Коля, посуди сам: где это частному лицу взять такое оружие, как «Скальпель»? Ведь этой системы нет даже на вооружении русской армии. Я солдат «Альфы» я всегда на службе государства. Хотя, не скрою, я безидейное дерьмо и думаю о себе больше, чем о Родине. Впрочем, как у меня сложилось мнение, мои, типа компаньоны, дерьмо еще ху-же, хотя посты в государстве занимают ого какие…
- Ты хочешь сказать, что наше правительство продает оружие врагам своим, чтобы те убивали наших граждан? Я уже об этом слышал.
- Коля, Чечня ведь также часть России. Так что формально наши граждане воюют с на-шими. А это уже не война, а учение. Гражданская война ведь это учение – учение гражданской обороны и гражданского нападения, - Степан улыбнулся совершенной белозубой улыбкой, которая в гармонии с насыщенным южным загаром создавала образ обеспеченного и беспечно-го человека, довольного жизнь и отчетливо понимающего, что такое счастье.
- Я всегда знал, что правительство и народ – это совершенно разные субстанции. Но есть же Россия, есть это бездорожье, есть народ. Степан, мы же народ, или мы все дерьмо меж-ду разными прослойками? Нельзя же себя добровольно сваливать в навозную кучу.
- Коля, черт побери, спрячь ты этот ствол, я начинаю нервничать. Наверное, боюсь что ты меня пристрелишь…
- А может за деньги свои боишься, а?
- Да какие деньги. То, что ты называешь деньгами, для меня не деньги – это мусор. Власть гораздо больше...
- Власть, что для тебя власть, а, Степан? – рука Николая Георгиевича, сжимавшая руко-ять пистолета ТТ, почему-то напряглась, - Те погибшие мальчики в Чечне, или ничего не по-нимающие чеченцы, одержимые своими безумными обычаями?
- Брось, Коля, да не мысли свои, а пистолет, - стараясь выглядеть беспечным и даже на-смешливым, говорил загоревший хозяин кабинета, - Люди гибнут сотнями и тысячами каждый день в той жизни, которую называют мирной. Какая же она мирная, когда каждую минуту кто-то умирает под колесами автомобиля или в пьяной драке, я уже молчу за больных, отравлен-ных и все такое… Жизнь постоянная война за право жить. И в ней всегда есть проигравшие.
- Если я правильно понял, то пальнувшие нашим «Скальпелем», по нашим же самоле-там, проданным нашими барыгами, за наши же деньги, чечены – победители? А все, кто созда-вал, строил, зарабатывал на эти «Скальпели» - проигравшие? А что если я сейчас просто паль-ну в организатора всей этой фигни, то что – поменяются победители и побежденные?
- Коля, не дури, а то точно пальнешь, - Степан Андреевич даже самопроизвольно вы-двинул открытую ладонь, как бы защищаясь от ожидаемого выстрела, - Ты же умный мужик и понимаешь, что если не я то другой. Я же, всего-то, исполнитель.
- Исполнитель, - с некоторой ехидцей передразнил Николай Георгиевич собеседника, - а кто хозяин, небось, Пушкин?
- Коля, да ты что, действительно… Да весь Кремль заинтересован в этой войне. А больше всего крикуны за мир. Кто они без этой войны? Да ни кто – обычные жирные свиньи. А так герои. Подумаешь, пару тысяч слабаков погибли, ну и что. Да их в казарме деды замесили бы или потом по дембелю спились, или заширялись. А так герои, хотя и посмертно. Смотри, сколько людей спасла эта война. Вот возьми своих орлов. Как сработали, а один Августов чего стоит – уже десятка два трупов разных отщепенцев, а его и след простыл. Молоток.
- Серега – отморозок. Хороший парень, но отморозок. Ему понравилось, воевать уби-вать – это намного хуже, чем пьянство.
- Как знать, как знать, но есть сведения, что он замочил крутого пацана из ЦРУ.
- Договорились, уже пошел треп, - иронично парировал реплику своего собеседника Николай Георгиевич, - Ты что это, замочил молодых парней лишь за то, что они патриоты сво-ей Родины?
- Нет, Коля дорогой, нет – это не треп. В общем-то, ты так и не догадался, наверное, что специально подстроил нашу встречу, так сказать один на один. Я специально ждал тебя, выжи-дал и даже рисковал своей жизнью, а может и репутацией. Все дело даже не в тебе, а в твоем бывшем подчиненном Августове Сергее. Хорош парень, ничего не скажешь. Уже несколько суток самые отборные волки из нашей Системы рыскают и не могут его отловить. Утопленные вами «Скальпели» перепрятал, но и хер с ними, найдем, не иголка, чай, в стогу сена. А вот кли-ента он славного мочанул. Еле труп его нашли. Цээрушник, мать твою, но с каким заданием кто его знает. Даже наша агентура не знает, что он здесь делал. А ведь это диверсант, ликвида-тор, международного, так сказать, полета. И твой Августов просто так взял его и пришил. И, как сказать, концы в воду. Ты не поверишь, полторы тысячи лучших из лучших, сантиметр за сантиметром перелопатили почти всю Россию, почти по секундам восстановили всю его греш-ную жизнь, а он как в воду канул. Ни «Скальпеля», ни Августова.
Николай Георгиевич внимательно наблюдал за движениями, мимикой своего бывшего сослуживца. Что-то внутреннее, интуитивное подсказывало ему, что на этот раз этот человек не врет.
- Ты можешь представить, - продолжал Степан, - он отключил систему управления «Скальпеля». И кто? Тупой убийца, солдафон, который не смог бы воспользоваться и простей-шим компьютером. А тут взял и отключил. И попробуй сейчас найти самый современный ра-кетный комплекс…
- Ага, иголка в стогу сена, - батяня Коляня иронически улыбнулся.
- Да, прекрати, ты, - было видно, что Степан Андреевич, наконец-то, начал волноваться, - дело не в этом комплексе. Сам посуди…
Тут взгляд супермена остановился на левой руке Николая Георгиевича, красноречиво сжимавшей рукоять славного автомата спецназа «Анаконда».
- Коля, будь другом, убери, - я действительно боюсь, - врага не боюсь, своих боюсь. Черт побери, свои страшнее врагов – не знаешь, что от них ожидать…
- Ну-ну, «…и нет врага больше ближнего твоего…»
- Не умничай, Коля. Сам посуди. Твой Августов где-то надыбал этого Гарольда Стайка или как там его, американского коммандос, убил его, труп забросил в каком-то лесном болоте. Потом перевез куда-то «Скальпель». И как перевез, куда перевез, черт его знает – ну, никто не видел и не слышал. А может это и не он. Джип этого прыща из ЦРУ, на котором Августов рас-секал, нашли в Москве, чуть ли не возле Кремля. Ты представляешь, он был нашпигован взрывчаткой под самые не хочу. Вот был бы сюрприз, если бы он грохнул. А как нашли – кто-то позвонил и заложил или доложил, что мол так и так, чеченские диверсанты на джипе хотят рвануть что-то. А далее подробное описание джипа: с номера двигателя, корпуса и характер-ные вмятины, царапины. Мы сняли спектр этого голоса – Августов звонил, вот так-то. Вот я и решил ждать тебя, чтобы вместе расхлебать все это.
- Если все это не кино, тогда чем я тебе могу помочь? – Николай Георгиевич, снизал плечами, все также настороженно наблюдая за бывшим спецназовцем.
- Нужно найти этого Августова. Ты же хорошо его знаешь, стиль его работы, мысли. И в случай чего, он нам живой нужен. А то знаешь, эти современные козля только мочить мо-гут…
- Для чего, чтобы уничтожить еще одного патриота, простого парня? Или ты думаешь, Степан, что я поверил в этот бред о коварных врагах и простом русском супермене? Здесь ты прокололся, Степан. Серега – простой солдат спецназа. Да, немного свихнувшийся на войне. Но после всего, что с нами было, я и сам чувствую себя не нормальным. Он, конечно, мог вля-паться в какие-то бандитские разборки, мог спокойно убить несколько человек, но на спецуху он совсем не тянет. То, что ты рассказал, тянет лишь на сценарий для боевика и не более.
- Коля, если ты мне поверишь и поможешь разобраться… - Степан Андреевич взволно-вано начал ходить возле окна: два шага вперед, разворот – два шага назад, - Ну, сам посуди. Если бы я захотел замочить тебя, то это раз плюнуть – я же еще в Системе. Здесь уже другие расклады, другие артисты на сцене театра под названием жизнь. Да никакому боевику и сцена-ристу не снилось то, что сейчас заваривается. Ты слышал об Ассоциации, о Меморандуме?
- Я до хрена видел этих разных ассоциаций, меморандумов…
- Нет, я не о том, да и права не имею говорить о том, чего и сам знать не должен. Хо-тя…
Неожиданно все лицо Степана Андреевича покрылось глубокими морщинами, свиде-тельствующими о большом нервном напряжении.
- … Есть очевидные вещи, на которые никто не хочет обращать внимание, потому, что они очевидные, - продолжил он говорить после небольшой паузы. – То, что творится в мире, естественно, и поэтому кем-то планируемо. Меморандум есть - это точно…
- …Меморандум есть, а «Манифест коммунистической партии» был, - Николай Геор-гиевич, вынул руку из-под куртки, как бы показывая, что оружие применять не собирается, - Вот я пришел к тебе Степан, стою и думаю, а зачем я к тебе пришел. Хотел чего-то выяснить, а вот зачем? Я уже жил нормальной жизнью: свой дом, гражданская жена, председатель сельсо-вета и колхоза в одном лице. Природа кругом неописуемая, тишина, забот нормальных невпро-ворот. А тут вот заявляются мои ребята, притаскивают этот «Скальпель». И опять какие-то раз-борки, опять война и опять ты. Почему, Степан?
- А с другой стороны, Коля, я ведь тоже жил нормальной жизнью. Какие-то мелкие дрязги, какие-то дешевые агенты. Были, конечно, дела и по круче – Чечня та же. Но нас оттуда быстро убрали. Почему-то кремлевской семье было не выгодно, чтобы мы там быстро навели порядок. Началась какая-то херня: громаднейшие суммы на что-то; уничтожение науки, про-мышленности России; эскалация горячих точек; противоестественные процессы внутри быв-шего Союза. А тут еще этот старый маразматик, наш Президент, фокус за фокусом. И как мне быть. Да, я гнусный тип, бывший рейнджер, солдат удачи, как-то произвольно втянулся во все эти бандитские разборки. Да, я насшибал бабла столько, что даже не знаю, что с ним делать. И вот сейчас, владея не столь деньгами, столь информацией о неком мировом катаклизме, а мо-жет и апокалипсисе, я натыкаюсь на тебя, тоже вовлеченного в эти игры. И, знаешь, я обрадо-вался. Мне сразу подумалось, что ты, как старый Дон Кихот поможешь мне хоть разобраться, а может и расхлебать все это.
- Степан, может ты и не блефуешь, не знаю. И если все это хоть немного правда, то пойдем куда-то, мне нужно помыться, поесть и может и поговорить. В принципе, ничего не случится в мире, если мы друг друга порешим. Возникает вопрос, а за что или во имя чего нам убивать самих себя.



8.
Проехав несколько километров по незнакомому городу, Серега понял, насколько без-дарно он провел свою операцию. Куда ехать он не знал, что делать дальше он не представлял. А кругом, как оказалось, было полно милицейский постов; в чужой машине труп ее хозяина; а еще оружие - и все это при условии, что его уже ищут. Насколько в горах Чечни было проще – там были свои и были чужие, и он знал, чего можно ожидать, как от одних, так и от других. Что его ожидало в незнакомом городе, в котором он никого не знал. В первую очередь нужно было избавиться от трупа, но как… Серега решил все обдумать. Эх, учил же батяня Коляня, что прежде чем стрелять следует подумать, а нужно ли это делать. Он не все продумал – он поддался власти желания момента и вот сам себя загнал в западню. И опять вспомнились на-ставления боевого командира. «Если попали в тупик, - любил поговаривать батяня Коляня, - не паникуйте, облокотитесь на него и сообразите, как из него выпутаться или, в крайнем случае, как его использовать». «Нужен тупик или другое укромное место, где можно было бы пере-ждать, подумать… - продолжил мысль бывшего командира Серега».
Как назло, по дороге не встречались закрытые подъезды, или какие либо другие укром-ные места. И Серега решил остановиться во дворе первого попавшего дома, надеясь только на то, что затемненные окна машины сокроют его хоть на некоторое время от глаз этого мира. На его счастье двор, в окружении рабочих пятиэтажек оказался пуст. Серега поставил машину возле самого крайнего подъезда, в тени разлого клена.
Теперь у него появилось время осмотреться и подумать. Самое важное - труп. Полиэти-леновые чехлы оказались как нельзя кстати. «Как будто специально приготовил, подумал Сере-га, даже не подозревая насколько он был близко к истине». Чехлы были действительно очень удобны. Серега завернул труп, застегнул чехлы на удобные липучки, отметив про себя, что получился очень удобный мешок. «Молодцы американцы, - похвалил невидимых врагов рус-ский спецназовец, не подозревая, что эти чехлы специально разработаны для разных целей, в том числе и для упаковки в них трупа». Техническая подготовка агента – одна из самых важ-ных и хорошо продуманных операций американской школы шпионажа. Чего не скажешь о наших. Эх, если бы Серега знал назначение многих предметов находящихся в машине…
Мощный переносной компьютер с системой спутниковой связи его, по причине техни-ческой безграмотности, не заинтересовал. А вот найденной карте Свердлова и Свердловской области он обрадовался. Не понятно, зачем Гарольду Стайку была нужна эта карта – ведь у него была самая современная портативная мобильная спутниковая система навигации. Скорее всего, он приобрел ее на всякий случай, чтобы не афишировать свой мобильный вариант сис-темы Nave Star. Чего-чего, а вот картой его научили пользоваться. Серега быстро определил маршрут самого оптимального выезда из города: подальше от центральных дорог и поближе к лесам. Теперь, когда образ карты намертво зафиксировался в его зрительной памяти, он уве-ренно завел двигатель. И через сорок минут выехал из города, попав прямо на грунтовую доро-гу, ведущую к какому-то поселку и озерам. Самый быстрый способ избавиться от не желаемого груза – утопить его. Вот почему Серега стремился к лесным озерам.
Берег озера оказался пустынным. «Повезло, - подумал Серега, - что-то мне фартить на-чало, может выкарабкаюсь как-то…» Серега подъехал к небольшому обрыву, под которым была небольшая пройма, заросшая камышом. Остановив машину, он внимательно осмотрел местность через затемненные окна. Затем вышел, отошел от машины и со скучающим видом прошелся вдоль кустов, опорожнился. Все органы чувств, натренированные войной на опас-ность, сигнала тревоги не издавали. Быстро возвратившись к машине, решительно взвалил на себя труп, завернутый в полиэтиленовый чехол, он подошел к обрыву и сбросил с себя опас-ную ношу.
Не задерживаясь ни на миг, Серега быстро завел машину и покинул пустынный берег - нужно было отъехать подальше от озера, где нашел свое пристанище не известный иностранец. Далее, следуя по карте, Серега решил выехать на трассу, заправить машину горючим и, ис-пользуя документы, машину иностранца, добираться до Москвы. В Москве, в условленном месте батяня Коляня должен был оставить знак, по которому можно было определить тайник с указанием места встречи – все, как в настоящем боевике. Что делать, в России шла война не все это понимали, но участвовали в ней почти все. «…Люди всегда воюют, они не могут без войны – на то они и люди – самые страшные звери на земле, - часто говаривал батяня Коляня, когда в очередной раз кто-то пытался выяснить, зачем и кому нужна война…»
Заправив машину горючим, Серега почувствовал дикий голод – оказывается, что он с утра ничего не ел. А если утренний чай не считать едой, то оказывается, что Серега сутки ни-чего не ел, и при этом энергозатраты его были, как на войне. Серега просто проглотил пять шашлыков у придорожной шашлычной взахлеб запивая их пивом, не замечая, как за его трапе-зой наблюдает не менее голодный молодой лейтенант милиции.
Насытившись, Серега почувствовал дикую усталость. Он решил съехать с дороги и вздремнуть хотя бы несколько часов. И только он запустил двигатель машины, как кто-то по-стучал в окно. Серега увидел того самого молодого лейтенанта милиции, скромно стоявшего у автобусной остановки, размещенной не далеко от придорожной шашлычной. На уровне реф-лексов Серега как бы отсканировал близлежащую местность – опасности, как бы, и не было. И не смотря на маленький арсенал в машине, на то, что не очень далеко был сброшен труп хозяи-на машины, Серега страха не ощутил. А возможно его расслабило какое-то уж слишком юное лицо милицейского лейтенанта.
Серега открыл стекло боковой двери.
- Слушаю Вас, господин офицер, - сказал он вальяжным тоном, памятуя о том, что дол-жен говорить как бы иностранным акцентом.
- Ваши, ваши документы, товарищ водитель, - чуть ли не пропищал лейтенант, видно было, что он сильно волнуется.
- Плиз, господин офицер, - Серега смело протянул милиционеру «свой» иностранный паспорт, права и еще какие-то документы, назначения которых он не понимал, но на них были фотографии убитого им иностранца, много печатей и подписей.
Много разных документов на иностранном языке, как-то приподнимало Серегу в его же собственных глазах. Не знал Серега, что многие «документы» были просто представительские или аккредитационные карточки, которые вручались журналистам на различных аккредитаци-онных мероприятиях, а также кредитные карточки некоторых банков и просто пропуска в оте-ли выше четырех звезд. Но этого не знал и тот молодой лейтенант. Лейтенант только что вы-пустился из училища и, получив свои первые отпускные, пошел с друзьями в ресторан. Прошло два или три дня и вот он без денег, голодный и уставший пытался добраться домой. Увидев водителя шикарного джипа, пьющего пиво и жадно глотающего шашлыки, лейтенант испытал целую гамму чувств: от зависти, до ненависти. И он решил воспользоваться неким правом формы и востребовать штраф, хотя бы на опохмелку – пива очень хотелось.
Но увидев кучу разных корочек на разных языках. Плюс к этому красивый паспорт Чешской республики, лейтенант растерялся – ох, этот старый русский страх перед иностранца-ми…
И тут Серега показалось, что он понимает этот страждущий взгляд, эту нерешитель-ность и боязнь.
- Что, лейтенант, по пивку, - как бы спросил он, забыв о своем иностранном акценте.
- Ну-у, можно, - как бы не решительно ответил лейтенант, в свою очередь, забыв о своей роли стража порядка – зачем игра, когда цель достигнута.
Сереге вдруг пришла в голову мысль, что не плохо было бы использовать молодого офицера милиции в виде щита, взяв его в виде пассажира. Все водители России знают, что стражи дорог в салоне автомобиля самое лучшее прикрытие в дороге. Но опыт военного раз-ведчика требовал обратного – лишние свидетели не нужны. И Серега извлек из кармана два-дцатидолларовую купюру, протянул ее лейтенанту:
- Выпейте за мое здоровье, господин офицер, - предложил Серега, не забывая имитиро-вать некое подобие иностранного акцента, в этот раз очень похож на кавказский акцент из анекдотов.
Милиционер взял купюру, мысленно радуясь такому успешному завершению его пер-вой «служебной операции». А Серега запустил двигатель и медленно отпустил сцепление. «Те-перь можно и отдохнуть где-то, - подумал он».
Судя по карте, скоро должна была быть небольшая речка и поселок, возле него Серега и решил заночевать.
Серега быстро нашел подходящее место у реки, не далеко от поселка. Страшновато что-то стало ему в незнакомом месте. Странно, но он давно не испытывал такого страха – страха перед неизвестностью. И поэтому его инстинктивно влекло поближе к людям. Страх звал к людям, а осторожность, граничащая со страхом, призывали находиться от людей подальше.
Серега вышел из машины, уже более уверено осмотрел местность и, немного успоко-ившись, решил сделать более детальный осмотр машины. Летние сумерки очень уверено пере-ходили в ночь, но на дверцах джипа было прикреплено три разных типа фонарей: большой, похожий на фару, с сигнальной лампой и сиреной; второй чуть поменьше; и третий очень на-поминающий наши карманные фонарики китайского производства. Запас батарей, заряженных аккумуляторов и универсальное зарядное устройство находилось в нижнем отделении правой дверцы. Быстро разобравшись с отключением систем блокировки двигателя и багажника, он начал изучение содержимого багажника.
Аккуратно сложенные и упакованные предметы весьма порадовали и немного насторо-жили Серегу. Шикарная одноместная палатка американского производства, которые часто ис-пользовали боевики, там в горах. Отличная аптечка, снабженная даже неплохим набором хи-рургических документов. Комплект полевой формы американского спецназовца, но без знаков различия. Продовольственные пайки длительного хранения – опять же, не наши картонные коробки. Небольшая надувная лодка, сухое горючее и небольшая газовая плита-горелка… Складывалось впечатление, что чешский журналист готовился или к спец операции или к дли-тельному пребыванию на чужой территории. Но для Сереги было еще больше удивительно наличие тайников под сидениями. Эти тайники были здорово оборудованы технически, но без той доли фантазии, которая не позволит их быстро обнаружить мало-мальски подготовленному таможеннику или человеку, часто осматривавшего похожие автомобили. Сереге приходилось и не раз осматривать схожие машины под руководством, опытного в таких делах, Николая Геор-гиевича.
Небольшие шашки с пластиковой взрывчаткой, замаскированные под консервы и шо-коладки, если вставить в такую шашку специальный взрыватель, получится очень мощная гра-ната. Пятидесяти зарядный бельгийский пистолет-автомат F-90, прибор ночного видения, оп-тический прицел и два пистолета оригинальной конструкции, боеприпасы. А также странный набор метательных колюще-режущих предметов. И еще какие-то, явно не мирные приспособ-ления.
- Э-э-э, братец, да ты не прост, как я погляжу, - тихо сказал сам себе Серега.
Он еще раз очень внимательно осмотрел машину и, прижав к себе надежную «Анакон-ду», решил немного поспать на широких сиденьях джипа.
Спал Серега очень чутко, ему даже казалось, что и не спал. Но, когда утро дало знать о начале нового дня тонкими лучиками солнечного света, пробивавшегося сквозь листья кустар-ника и деревьев, Серега почувствовал себя бодрым, как никогда.
Он, спрятав под куртку «Анаконду», вышел из машины, уже на полную грудь вдохнув свежего утреннего воздуха. Захотелось есть, а еще крепкого чая. Серега открыл багажник, вы-нул специальную горелку, снаряжаемую очень эффективным сухим горючим, алюминиевую кружку с крышкой для заварки чая и кофе, галеты. Все это было в комплекте одного сухпайка американского производства. Вспомнилось Сереге, как они ругались поначалу чеченской ком-пании по поводу вот такого отличного снабжения чеченов, и прескверного своей, родной рус-ской армии. Но потом привыкли все это отбирать в виде боевых трофеев.
- И это трофей, - тихо сказал Серега, как бы разговаривая со своими воспоминаниями.
И тут он заметил, как к нему идут два молодых парня. Серега осторожно перевел пре-дохранитель «Анаконды» в боевой режим, накрыв ее курткой.
Подошедшие были явно не из слабого десятка. На таких было принято говорить «кач-ки». Как дань моде и утверждения некого статуса, парни были в черных кожаных куртках, спортивных брюках и кроссовках. Все это вместе в комплекте, так сказать, с короткой стриж-кой, должно было утверждать – парни «крутые» или, по крайней мере, очень стремятся ими стать.
- Братан, есть проблемы, - не понятно спрашивали подошедшие Серегу или утверждали – язык того времени и той среды был не всегда однозначен.
- У кого их нет, - дипломатично ответил Серега.
Один из подошедших, наверное, считавший себя старшим подошел, как посчитал Сере-га, слишком близко:
- Поможем решить, - сказал с угрожающей ухмылкой этот парень.
Серега спокойно вынул свою безотказную «Анаконду» и, казалось, с безразличным, скучающим видом произвел один выстрел, целясь под ноги парню. Глушитель немного скрыл эффект выстрела, но вырванный комок земли под ногами произвел нужный эффект. Парень побледнел, руки его затряслись и он, поднимая их вверх, дрожащим голосом лишь сумел ска-зать:
- Мы-мы-мы уходим, м-мы уже уходим…
- До свиданья, - стараясь приветливо улыбаться, сказал Серега, - спасибо за то, что пришли.
Чем больше удалялись парни, тем шаг их становился шире и частота передвижения ног больше. И когда они скрылись из вида, Серега почувствовал что-то сродни злости и громко сказал в пространство или сам или себе:
- Господи, ну что это такое? Сколько мне еще убивать, ну почему?... – он опустился на колени и, будто бы в поклоне, склонил голову к земле…
Что «почему» Серега так и не ответил – сам себе не смог ответить. И в этот миг, где-то в подсознании пред ним как будто промелькнули искаженные страхом, болью или злобой лица убитых и раненых тех, кого он считал своими друзьями или врагами.
Знакомый генетически целому поколению землепашцев запах сырой земли подейство-вал на Серегу успокаивающе. Он медленно поднялся с колен, взял автомат, два запасных мага-зина с патронами, малогабаритные пластиковые гранаты и закрыл багажник машины. Когда завелся двигатель, Серега по привычке посмотрел в зеркало заднего вида – к нему приближа-лось два черных джипа.
- Ну, б…ди, держитесь, вам было мало, - тихо выругался Серега.
Что-то внутри у него щелкнуло, теперь он ясно осознавал, что он опять на войне и его опять хотят убить. Он решительно выжал педаль сцепления и поехал по грунтовой дороге, ве-дущей в лес, джипы двигались за ним. Серега старался ехать максимально быстро, готовясь при этом выпрыгнуть из машины, поспешно, но основательно укреплял свое вооружение: ав-томат, гранаты, магазины, нож. Он снял с автомата глушитель, чтобы увеличилась убойная сила, и перевел его на огонь одиночными выстрелами.
Вот впереди он увидел удобную ложбину, а за ней небольшой возвышение. План был простой: оставить двигатель включенным, но отключить сцепление; пустить машину в ложби-ну, в направлении возвышения, чтобы она сама остановилась. Серега приоткрыл дверцу и не-заметно для преследователей группируясь, выпрыгнул из машины. Его джип тихо, накатом поехал в ложбину. Через некоторое время за ним поехали два джипа…
Серега видел, как из джипов выскочили шесть парней, четверо из которых были воору-жены короткоствольными автоматами АКМС-74. Они недоуменно окружили джип Сереги, один из них приподнял руку, Серега услышал:
- Спокойно, пацаны, его здесь нет, на землю!
Но было поздно – нападавшие лежали перед ним в ложбине, представляя из себя пре-красные мишени. И Серега методично, как на полигоне, начал свою убийственную работу, перво-наперво стараясь поразить вооруженных автоматами. Не прошло и минуты, как двое убитых и четыре тяжело раненные парня лежали и не могли подняться. Серега для верности уже более спокойно добил тех, кто был вооружен автоматами и спустился вниз к повержен-ным. В живых осталось только двое, они истекали кровью.
Один из раненных был без сознания, по всей видимости, пули застрял в мягких тканях спины, вызвав болевой шок и потерю сознания. Второй судорожно дышал. Розовая пена на краешке губ и медленно вытекающая кровь из под ладони прикрывавшей грудь, указывали на тяжелое ранение с повреждением легких. Серега подошел к нему поближе, присел и посмотрел в глаза. Взгляд, мимика лица выражали одно – страх и … близость смерти.
- Вот так, братан, - тихо сказал Серега умирающему, - глупо умирать за понты, лучше бы за Родину.
Серега посмотрел по сторонам, привстал и подошел к другому раненому. Тот лежал на животе и казалось, что дыхание у него отсутствует. Серега осторожно перевернул раннего на спину. Раненный тихо застонал и открыл глаза.
- А мог бы жить, ранение то пустяковое, - как будто ставя диагноз, тихо сказал Серега, а затем спросил, - ну, братан, и какого хера вы за мной погнались?
- Ты кто? – как бы, вопросом на вопрос, тихо ответил раненный.
- Братан, я есть я. А вот кто ты и что это за банда? И кто приказал меня ликвидировать? Отвечай, а то знаешь, у меня нет времени, а только есть несколько лишних патронов, - и Сере-га, повернув голову в сторону трупов, как бы показывая, что в случае молчания на один труп станет больше.
- Никто, - тихо ответил раненный, - ты обидел наших пацанов, а это наша территория.
- Господи, какие придурки, - сказал Серега, обращаясь к кому-то не видимому в про-странство, может даже к Богу своего воображения, - они умирают за территорию, на которой не будут жить.
Как на войне, расстреливали наемников, без эмоций и сожаления, Серега двумя выстре-лами добил раненных. Никаких раздумий над потерянными жизнями, над трупами молодых и не знакомых людей, соотечественников. Все как на войне: не ты – значит тебя. Последние пе-реживания по поводу чужой смерти немного терзали Серегу после той операции в чеченском поселке. Убитые крестьяне, женщины, дети… Но эти крестьяне, женщины и дети стреляли и убивали. Не ты – так тебя. И никаких сомнений, мыслей и эмоций, разве что немного адрена-лина по поводу своей маленькой победы в этой большой войне за жизнь…
Протер свою любимую «Анаконду» Серега и выбросил ее в кусты – может это единст-венное, о чем он немного сожалел сегодня. «Все равно, патроны закончились, - с некоторым огорчением подумал Серега о своем верном автомате, даже не вспомнив о шести молодых жиз-нях, которые при посредстве этого автомата прекратили свой путь».
Снял из рук одного убитого перчатки и, надев их на свои руки, Серега открыл баки с горючим, откачал солярку в две найденные в джипах канистры, переложив их в свой багажник. Затем, поднял из земли автомат нападавших и спокойно расстрелял баки с горючим джипов. Баки взорвались, машины загорелись. Серега снял перчатки, бросил их на горящие джипы, сел в свою машину и выехал из лесу.
Обгоревшие машины нашли только через два дня и то случайно. Милиция не стала дол-го разбираться и в своих протоколах отобразила данное происшествие, как очередную разборку среди бандитов.
Серега рассчитывал на такой исход. И в тот момент, когда молодой лейтенант состав-лял первый свой протокол осмотра места происшествия, Серега был за тысячу километров от места убийства или боя, как кому.
* * *
Ринат медленно передвигался между шумными рядами рынка. Это был не обычный ры-нок – это был радиорынок. Этот рынок не такой шумный, как остальные рынки эпохи расцвета рыночной экономики базарного типа на постсоветском пространстве. Здесь мало кто кричал, предлагая свой товар. Разве могли тихо спросить: «Чем интересуетесь?».
Чем интересуетесь?... Да, всем – мог ответить почти каждый посетитель радиорынка. Чужие здесь не ходят – так можно было охарактеризовать всех посетителей рынка. Здесь все свои – те кого интересует не хлам, а самое новое, что предлагает мировые наукоемкие техноло-гии. Конечно, было на рынке много из того, что можно было назвать радиотоварами: радиоде-тали всех типов, измерительная аппаратура, блоки и готовые устройства так необходимые, не-укротимому в познании мира радиоволн, племени радиолюбителей. Но времена меняются. Все больше и больше рынок радиотоваров стал насыщаться самым новым направлением развития техники – компьютерными составляющими информационных технологий. И большинство по-сетителей радиорынка интересовались именно этой частью.
Ринат заворожено рассматривал все то, что хоть как-то относилось к компьютеру. Он мечтал о мощном компьютере. Ну, а какой же студен конца девяностых не мечтал о компьюте-ре. Даже те, у кого он был, жаждал улучшить его характеристики, сделать, как говорилось, обгрейд.
Ринат только перешел на четвертый курс политеха, перспективного факультета автома-тизации. И он был один из немногих на их факультете, кто своего компьютера не имел. И, как это случалось часто, он был один из лучших студентов потока, хотя об этом мало кто догады-вался. Реализовать свои технические способности без личной техники не возможно. Так ска-зать, нельзя стать ассом гонщиком без собственного автомобиля. Все как всегда, на столь нуж-ное дело не было денег.
Нет, деньги были – триста долларов. Но этого совершенно не хватало, особенно если учесть, что техника данного класса все время совершенствовалась и дорожала.
Ринат ходил по рынку, расспрашивал у продавцов о новинках и ценах. Каждый раз, ко-гда продавец называл цену так необходимой Ринату материнки, винчестера, процессора иль памяти, он сразу ощущал три стодолларовых бумажки во внутреннем кармане куртки, понимая, что их должно быть больше. Но мечтать человеку никто не мог запретить. Как каждый мечта-тель, Ринат надеялся на чудо.
- … Парень, слышь, парень, у меня для тебя что-то есть, - Ринат вздрогнул толи от этого голоса, толи от касания за его плечо.
Он осторожно повернулся и его взгляд встретился с взглядом крепкого парня в новень-ком камуфляжном обмундировании без опознавательных знаков.
- У меня что-то есть, посмотришь? – как бы предлагал чего-то, а может и просил о по-мощи этот незнакомец.
Ринат быстро, полуинтуитивно осмотрелся по сторонам, как бы оценивая неизвестность – слухи о различных рыночных кидалах время от времени то появлялись, то исчезали. Как бы желая рассеять его страхи странный незнакомец сказал:
- Не бойся. У меня есть компьютер, но он мне не нужен, я полный ноль, - и как бы ста-раясь окончательно сломать перегородку недоверия, парень протянул руку, - Серега.
- Ринат, - робко ответил Ринат, легонько передернув плечами и протянув руку.
Рука Сереги была теплой, шероховатой и сильной. Короткое пожатие вселяло уверен-ность, развеяв часть страхов.
- Пошли, посмотришь, - Серега повернулся и уверенно зашагал к выходу из рынка, Ри-нат пошел за ним.
Странное чувство овладело Ринатом, ему вдруг показалось, что его мечта сбывается…
* * *
 Серега решил расстаться со своим джипом, прекрасно понимая, что его скоро будут искать – иностранцы так просто в России не пропадают. Он уже нашел покупателей, которые даже не интересовались подлинностью всех документов на машину, и которых даже не смущал факт того, что автомобиль был зарегистрирован в другом государстве. Все решила бросовая цена – такая, как на ворованные автомобили данного класса. Покупатели были из Чечни и явно ребята со связями среди боевиков. Серега сразу это понял, но виду не подал. Он решил продать джип, как краденный, а потом сдать его ментам. Так сказать, двойная польза: и след ложный, и чеченов подставить.
С покупателями встреча назначена на вечер в центре городе, ну чтобы уменьшить веро-ятность возможных осложнений. Но, прежде всего, Серега должен был максимально разгру-зить джип. Все возможное оружие он спрятал в тайнике, за городом, в лесу. Амуницию и сна-ряжение пока оставил в снятой квартире. Оставался компьютер и разные устройства, подклю-чаемые к нему. Серега понимал, что данная техника очень сложна и пользоваться ею нужно уметь. Увы, русский спецназовец пользоваться чудесами компьютерной техники не умел – хотя много чего другого мог делать.
Серега понимал, что лучше, все-таки, выбросить все это. Но, свойственное всем маль-чишкам чувство любви к техническим новшествам и различным штучкам, победило даже ин-стинкт самосохранения. И Серега решил продать компьютер. Деньги нужны были, хотя бы для того, чтобы купить новую машину – не мог сейчас, Серега, быть безколесным. Да еще деньги были нужны для задуманной операции…
Так он очутился на радиорынке. До встречи с чеченами оставалось чуть больше часа и поэтому нужно было спешить. Серега, почему-то, сразу понравился этот худощавый паренек, с каким-то затаенным восторгом рассматривающий чудеса китайской техники (увы, других ком-плектующих на рынках России не было).
* * *
- Ну, вот, парень, смотри, - Серега открыл заднюю дверь салона и показал Ринату ком-пьютер и все оборудование, которое, как он полагал, имело прямое отношение к компьютеру.
- …Ноут, четвертый «пенек», их еще и выпускать не начали… - тихо проговорил Ринат прочитав рекламный стикерс на корпусе компьютера. У него на миг перехватило дыхание от предчувствия удачи, - но… Триста баксов.
- По рукам, проверять будем? - Серега сгреб все в кучу все т, что он считал хламом.
- А можно?
- Давай, только побыстрее, а то знаешь, спешу, братан.
Ринат открыл крышку ноутбука, быстро нашел кнопку запуска системы. Вскоре экран монитора загорелся синим цветом и по центру засветилось окошко для ввода пароля. «Даже сели это не четвертый Пентиум, всеравно здорово, - подумал про себя Ринат и громко сказал
- Работает, - при этом он как-то радостно вздохнул.
Серега, мельком взглянув на предложенные три зеленых сотенных купюры заокеанско-го государства и, положив их во внутренний карман куртки, пожелал Ринату счастья, поехал на встречу с чеченцами…
* * *
Ринат закрылся в своей комнате, почему-то задвинув шторы окна, и разложил добытое на радиорынке свое богатство. Перво-наперво он включил компьютер в электрическую сеть, чтобы подзарядить аккумулятор и испытать на деле свою вожделенную игрушку. Нажав кноп-ку ON/OFF, он в дрожащем предчувствии чуда, смотрел на темный, тонкий дисплей. В полу-мраке комнаты синий цвет монитора казался светом волшебного мира. Но вот противный за-прос пароля…
- … Фигня все это, - как бы ответил невидимому противнику Ринат, - взломаем или на-фиг переформатируем все.
Но, палочка-выручалочка всего Майкрософта CTRL-ALT-DEL не сработала. Тысячи мыслей начали нагревать мозг любознательного студента, а руки сами по себе начали переби-рать остальную аппаратную часть, доставшуюся как бы в виде бонуса. Антенна гигагерцового диапазона и блок к ней явно указывали на спутниковую связь, назначение других устройств было не известно. Ни одной надписи на блоках, разве что на крышке ноутбука красовалось Pentium-4 inside.
- Хоть что-то, - пробормотал Ринат, - систему команд «пенька» четвертого мы найдем, ну, а далее дело техники…
И потянулись непрерывные сутки поиска истины среди, казалось, хаотичного нагромо-ждения двоичных кодов. Уже через два дня был взломан пароль, что еще больше добавило загадок, так как операционная система не была известна Ринату. Но еще через неделю он уже спокойно отметил, что умеет пользоваться всей системой. И, удовлетворенный ублаженной любознательностью, Ринат наконец-то заснул. Конечно, пропущенные пары, не сданный зачет и одна лабораторная – это ничто по сравнению с тем, что он овладел чем-то, чего ни у кого не было. И самое главное, он что-то сделал очень важное для себя лично – он понял, что уже уме-ет делать многое, что он уже специалист в чем-то…
* * *
- …Что, а ну еще раз и внятнее, - Степан Андреевич, по мобильному телефону внима-тельно слушал доклад специалистов технической службы, через несколько минут прослушива-ния, он лишь переспросил, - Вы уверены?... Хорошо, я сейчас выезжаю.
- Представляешь, - Степан Андреевич обратился к сидящему в углу огромного кабинета Николаю Георгиевичу, - наши вычислили некого студента – хакера недоделанного, так у него весь комплект спутниковой системы связи и навигации. Отдельный канал, кодировка, хм. Взя-ли за жабры, а он оказывается все купил это за триста баксов у какого-то хмыря. И в хмыре этом он опознал твоего Августова. Час от часу не легче.
- Скорее всего, это не его, а того чеха – Серега в таких делах полный ноль, - Николай Георгиевич оторвался от изучения технической документации ракетного комплекса «Скаль-пель», - но почему он решил продать все это – это же явный след. Что-то здесь не то… С джи-пом, вроде бы, умно: и продал и чеченцев подставил. А вот со всем остальным явно проколол-ся. Денег, что ли, не хватило?
- Интересная молодежь подрастает, да, Николай? Один мочит всех налево и направо и, как бы нехотя ликвидирует несколько банд и международного террориста, при этом так спря-тал самую современную систему вооружения, что никто найти не может. Другой взламывает всю кодировку ЦРУ и, это же надо, додумался засранец, вышел с ними на связь и обозвал из всех «факерами», долбоебами по-нашему. Если бы не наш человек был на связи… Коля, соби-райся. Придется нам на время забыть надвигающеюся старость и заняться самими всем этим. А чувствует мое сердце, еще один-два таких вундеркинда и всех мир полетит к черту, и никакая ассоциация вместе со своим Меморандумом его не успеет угробить раньше…
9.

- … Господин Президент, - охранник как бы поздоровался с Президентом страны, одно-временно протягивая левую руку, показывая, что в ней зажата небольшая записка.
- Да, это ты, как там тебя, а-а-а, - Президент, морщил лоб, как бы вспоминая имя охран-ника, взял записку.
- Сергей, старший лейтенант Кандыба, господин Президент, - тихо ответил охранник, лицо его ничего кроме доброжелательности не выражало.
- Да, брат Сергей, вот таки-то дела, - думая о своем, наболевшем Президент старческой походкой зашел в свой кабинет.
В записке было написано: «Барвиха, прогулка в 7.00. Фраза: «Начало хорошего дня все-гда начало для чего-то хорошего». Прочитав это короткое сообщение, Президент великой стра-ны хотел было возмутиться, проявить, так сказать, царский гнев. Но вместо желаемого гнева Президент ощутил огромную усталость. Ему захотелось бросить все к черту и уединиться где-то так далеко, чтобы все проблемы мира были ему не доступны. Ему и раньше периодически хотелось этого, но сейчас он твердо понимал, что это не минутная слабость – это необходи-мость. Что-то часто он стал чувствовать себя очень усталым. Все больше и больше хотелось просто сидеть, лежать и ни о чем не думать, ни о чем… «Черт с вами, - подумал Президент, - хотите меня заменить, меняйте. Думаете, лучше станет…» Этот генерал появился не сам по себе – за ним кто-то есть и очень сильный, раз замахнулся на самого президента. И начал раз-мышлять Президент о своей роли в истории своей страны. Он, как хороший ученик повторял про себя все дифирамбы, которые ему пели его придворные или, как они себя величали, сорат-ники. Он мысленно все больше и больше восхвалял себя и возмущался неблагодарностью всего народа. Ему, как обычно, захотелось выпить, но… Он вспомнил о больном сердце, ощутил его аритмию. И вдруг, как некое озарение снизошло – он понял, что он просто старый и больной человек и что ему действительно пора на покой. Все земные дела, все громадные планы стали такими незначительными. Но остается главное – выбрать своего приемника. В этом те, неви-димые силы, были правы. Русские цари всегда выбирали своего приемника или наследника. Нельзя на Руси допустить анархии и псевдодемократии. Демократия – это власть закона, это сильная власть. Любая, но власть…
- …Ты считаешь, генерал, что я могу передать власть твоим претендентам? – задал во-прос Президент, при встрече в назначенный час.
И как говорят на Руси: «…Ни здрасьте тебе – ни до свиданья…». Президент, не здоро-ваясь и не говоря пароля, сразу начал с того, что его больше всего волновало.
- Да, господин Президент, - это люди проверенные, я Вам говорил, - генерал Кулебяка отвечал спокойно, его темные очки скрывали настороженность взгляда, как бы сканирующего все окружающее пространство.
- Ты понимаешь, генерал, что это Россия, а не Гондурас? – Президент старался быть очень грозным, но в присутствии Виктора Трофимовича он ощущал робость, а может и страх. Высокий, выше почти на голову за своего собеседника, глава государства, наделенный огром-ной властью робел перед обычным генералом. Где-то в подсознании временного владыки Руси засел ранее прочувствованный взгляд генерала, взгляд сверлящий и подавляющий разум, волю.
- Да, понимаю и живу этим.
- А кого ты мне дал – одни полковники, подполковники и даже майора одного подсу-нул, и все из вашей системы. Хотя б, какого генерала завалящего нашел, на такую вот долж-ность. Или в России кроме тебя нет и генералов порядочных? – Последнюю фразу Президент выговорил с явным сарказмом.
- Дело не в звании, а в отношении человека к государству, к делу. Настоящие генералы – это профессионалы высокого уровня, но в своей области. Профессионализм откладывает от-печаток на методы работы, появляются стереотипы. Генералы чаще всего будут мыслить толь-ко своими профессиональными категориями и работать своими методами – Лебедь тому при-мером.. Нужны люди другого мировоззрения и другого восприятия ситуации, умеющие рабо-тать с различной информацией и быстро принимать нужные решения. Разведка, советская раз-ведка, господин Президент, готовила именно таких людей.
- А российская, значит, уже не готовит?...
- Российская еще не воспитала свои кадры, а только начала готовить, - немного при-глушенно ответил генерал.
- С кого начнем?
- С того, кого Вы выберете сами.
- Умываешь руки, генерал?
- Вы Президент… - видно было, что Виктор Трофимович хотел говорить, но Президент быстро перехватил инициативу
- А ты советник Президента, раз советуешь главе государства, - резким тоном прервал ответ генерала Президент, - А советники на Руси порою были важнее государей. И хочу тебе сказать генерал, что им первым рубили головы, не зависимо от результатов их советов.
Президент внимательно посмотрел на генерала, тот шел молча, темные стекла очков прятали взгляд, а может и не взгляд - а мысли.
- Слушай, советник, сделай милость, сними очки, я хочу у тебя что-то спросить, - Пре-зидент просил не голосом владыки одной шестой части суши, а голосом уставшего врача или учителя.
Виктор Трофимович, снял очки, аккуратно сложил их и положил в карман форменной куртки.
- Слушаю Вас, господин Президент.
- Генерал, вот эти твои черные очки… - Президент сделал паузу, как будто подбирал нужные слова, затем четко и внятно спросил, - А ты не расчищаешь ли себе место, может и сам готов с генералов и в Президенты? А, как Пиночет?
Виктор Трофимович повернул голову к Президенту, посмотрел ему в глаза и уверенно сказал:
- Я разведчик – это моя стезя. Если бы мне взбрело в голову стать президентом любой страны – я бы сделал это.
Удивительно, но на этот раз Президент России страха или некого состояния оцепенения от генеральского взгляда не испытал. Он ощутил удивительную легкость разума и силу воли.
- Так почему не стал? – резко спросил Президент.
- Потому, что это не моя стезя.
- Значит моя?
- Ваша, господин Президент.
- Так зачем мне уходить. Буду как Брежнев, пока не вынесут, а ты в советниках, пока не посадят или убьют. А, генерал?
- Вы не уйдете. Русские владыки, как родители, как учителя не уходят – они готовят се-бе замену, оставаясь всегда учителями, родителями, царями. Мы все останемся, только поме-няются некоторые лица.
- Лица или рожи, а генерал?
Виктор Трофимович промолчал, президент продолжал дальше вести толи допрос толи монолог:
- Странно получается, не находишь, генерал? Вот ты начальник хозяйственной службы ГРУ, а так легко делаешь выводы, достаешь какую-то информацию. Неужели ты думаешь, что я тебе верю?
- Вас не правильно информировали, господин Президент, - Виктор Трофимович опять надел очки, - я не начальник хозяйственной службы – я начальник экономического департа-мента разведки. Сфера моих интересов очень обширна, поэтому я и имею доступ к различным источникам информации. Хозяйственными делами у нас занимается гражданский человек. Анализом и сбором информации занимаюсь не столь я, как вся моя служба, я отбираю то, что наиболее важно и приоритетно.
- Кому важно, кому приоритетно, кто за тобой стоит, а генерал?
- За мною только Россия, - уверенно и может немного торжественно ответил Виктор Трофимович.
- Ага, позади Москва, отступать некуда – учили, знаем, - Президент как-то устало взмах-нул рукой.
- Отступать, действительно, не куда. Позади не Москва – позади Россия.
- Хорошо, генерал, хорошо, - как бы соглашаясь с доводами собеседника или, скорее всего, со своими мыслями, Президент резко, как он это делал часто, оборвал беседу, - что-то я устал сегодня, до свидания.
- До свидания, господин Президент…
Президент, как ему показалось, на миг задумался, поднял голову и удивленно посмот-рел по сторонам – генерала нигде не было видно. Молчаливая охрана находилась, как всегда, на почтительном расстоянии.
- Шпион, хренов, - тихо выругался Президент и решительными шагами пошел к поме-щению своей резиденции.
После завтрака Президент вызвал к себе секретаря. А еще через несколько часов прак-тически все чиновники Кремля, члены Госдумы начали обсуждать новые указы президента об отстранении одного премьер-министра и назначении другого. Складывалось впечатление, что в России назревает очередной правительственный кризис.
* * *
- … Клеметц, а как Вы расцениваете последние события в России – все эти рокировки с правительствами и на их Олимпе – в Кремле, - задавал вопрос начальник отдела ЦРУ своему подчиненному, - они как-то вписываются в Вашу концепцию управления лидерами государств?
- Концепция управления нынешним высшим руководством разрабатывалась не мной, - сухо ответил Отто фон Клеметц.
- Да, но сейчас Вы предлагаете управлять по-новому, поэтому мне и интересно Ваше мнение.
- Я предлагал сделать ставку на молодых, сексуально привлекательных, успешных. Раз-работать образ спасение России мировыми ценностями, ценностями демократии. Мне кажется, что делать ставку на коррекцию психики при помощи наркотиков, алкоголя может привести к непредсказуемым последствиям.
- Клеметц, а Вам не кажется, что такой подход к России не приемлем – в этой стране другие критерии ценностей, другой, так сказать, склад ума.
- Особая Россия – это миф, - Отто фон Клеметц категоричным тоном высказал свою мысль, - законы развития: физические, биологические, социальные – распространяются на все формы живого на Земле, включая и людей. Особая нация, особое назначение – это все мифы, иллюзии, призваны поддержать некое условное состояние, соотношение.
- А Америка?
- Что Америка?
- Но в США особая миссия – это установление всемирной демократии, – шеф внима-тельно посмотрел на Отто фон Клеметца.
- Нет никакой особенной миссии, кроме одной – национальное доминирование. Та на-ция, народ сильнее, кто сумел подчинить себе других – это природный закон. Демократия – это власть закона, того закона, который устанавливает сильнейший.
- Хорошо, я с Вами во многом согласен, подготовьте Ваши соображения по поводу Рос-сии. Руководство создает специальный отдел по разработке стратегии и тактики методов пси-хического воздействия на лидеров России, есть проект, я Вас туда включил, все, - шеф кивнул головой, давая понять, что разговор закончен.
- Хорошо, какой объем и срок? – Клеметц встал со стула и уточнил задание.
- Думаю недели Вам достаточно, тем более что через.. - Шеф посмотрел на настольный календарь, - Через девять дней Вас буду представлять новому руководству.
Когда дверь за Отто фон Клеметц закрылась, губы шефа изобразила презрительная улыбка. Он подумал о том, что 100% американцы, к которым он, естественно, причислял и себя, выгодно отличаются от эмигрантов даже второй или третьей волны. «Американцы – это не арийцы. Это особая нация – отобранная из лучших представителей всего людского материа-ла…» Шеф посмотрел на свое отражение на блестящей полировке стола – лучшим представи-телем миррой цивилизации он остался доволен…

* * *
- Ричард, инициируйте сбор Малого Совета, - Магистр находился в своей оранжерее, возле грядок со специями, - нужно подкорректировать наши действия касательно России.
- Вы думаете, это серьезно?- Осмелился спросить секретарь, который должен только исполнять, но длительность отношений и поощряемые Магистром беседы, позволяли ему де-лать это. Он понимал, что Магистр старый и одинокий человек и, не смотря на его всемогуще-ство – время победить он не может. Ричард предполагал, что приближая его к себе, Магистр, возможно, готовит приемника – все властелины мира рано или поздно начинают понимать, что дни их сочтены, а дела их кому-то нужно продлевать.
- Это не серьезно, Ричард, но, - Магистр до этого внимательно рассматривая маленькие соцветия душистого перца, повернулся лицом к Ричарду, и даже, как-то по доброму улыбнулся, - но… В России началась предполагаемая операция «Преемник» и нам нужно их опередить.
- Кого это их? – Ричарду действительно считал, что кроме их Ассоциации - могущест-венного общества Меморандума и его Магистра в мире нет больше других сил, способных миром управлять.
- Русских, Ричард, русских. Это не предсказуемые, в полной мере, люди. Они как этот душистый перец: цветут блекло, почти без запаха; а плоды получаются душистые. Маленький такой, душистый орешек, укусил и поперхнулся – обжигает. С русскими всегда так: заманчи-вый проект и, вроде бы, легко решаемый, а вот когда коснешься – так может обжечь. Никогда недооценивайте русских – их нужно постоянно изучать. М-да, интересный народ. Действи-тельно без них, как без приправы, вкус жизни был бы пресным…
- Но вся их мощь, как и в арабов, - говоря об арабах, Ричард пренебрежительно хмык-нул, - в ресурсах и территории. У них уже давно нет национальной идеи – в этом мы преуспели.
- Не все так просто, Ричард, не все так просто, нефти и газа на душу населения больше в других странах мира, - Магистр сорвал зеленый плод душистого перца, помял его пальцами рук, понюхал, - Вы знакомились с докладами конференции гелиологов в Брюсселе?
- Да, так, прочитал, - вопрос был, как казалось, не по теме, но Ричард Дворский привык к таким резким сменам тем в разговорах со своим шефом. Он считал, что это или желание пре-рвать тему разговора или предвестник старческого маразма. Поэтому он лишь слегка передер-нул плечами, старясь вспомнить хотя бы основные тезисы рекомендуемого отчета, который он бегло просмотрел. Науки его мало интересовали – его область интересов была смещена в сто-рону финансовых потоков и политических интриг.
- Вы представитель новой формации лидеров, вы меньше обращаете внимание на раз-личные ученые изыски, справедливо полагая, что в науке много шарлатанов. Но, поверьте ста-рому человеку, бывшему профессору физики и математики – есть великие ученные, есть. И для того, чтобы они не открывали миру знания о нем, их быстро локализуют. Костер, на котором жгли еретиков, еще не погас, а возможно горит с большей силой, но более не заметно. Науч-ные открытия сродни прозрению слепого – такой мир открывается…
Магистр взял дистанционный пульт управления оранжереей, коснулся точки на сенсор-ной панели, в оранжерее стала заметно светлее, уютней.
- Солнечный свет, Ричард, солнечный свет. Вся наша жизнь зависит от солнечного све-та. Все мы ходим под солнцем – и это истина, а не литература. Был такой русский ученный Чижевский, гелиолог. Он изучал солнце и обжегся. Однажды он показал людям, что они лишь дети солнца и действуют по его законам. Разумеется, это не понравилось властелинам. И со-слали они его за полярный круг, на Соловки, камень долбить подальше от солнца. А ведь он тогда предупредил весь мир. Слышали о кладбище мамонтов в Сибири. Тысячи мамонтов и не только мамонтов, погибли практически мгновенно. И Чижевский открыл загадку феномена – солнечный протуберанец, вспышка на солнце – и все. Пред вспышкой на Солнце все власти мира бессильны. И какая власть простит такое открытие…
Магистр посмотрел на освещенные солнцем растения. Секретарь заметил, как в послед-нее время его холенные шеф, не смотря на все ухищрения врачей и специалистов косметоло-гов, сильно постарел…
- … Да, Ричард, солнце, наше светило, - продолжал свой рассказ Магистр. – С точки зрения физики – это нестабильная термодинамическая система с неопределенными, предполо-жительно термоядерными процессами, поддерживающими ее энергетический статус или ба-ланс. Данные системы существуют благодаря некой суперпозиции гармонических процессов, являющихся часть гармонических процессов галактики, вселенной. Предположить развитие таких процессов, создать определенную теорию, модель их, пока не представляется возмож-ным. Но есть очень простой способ – наблюдение и построение эмпирик. За последние пятна-дцать лет температура ядра солнца увеличилась почти в два раза, количество неоднородно-стей, называемых «черными пятнами», возросло более чем на порядок, спектр излучения на-полнился новыми составляющими. Что это? Наши ученные, переписывающие работы друг у друга, ничего толком сказать не могут. Наша наука привыкла больше всего придумывать, чем наблюдать за процессом. Древние, вот, наблюдали и предупредили нас о возможных катаклиз-мах, связанных с космосом, а не нашими делами. Что мы перед солнцем – ничто и ничтожест-во. Сказал эту мысль Чижевский и уехал на Соловки. А вот его коллега, гелиолог, Дьяков Ана-толий Витальевич, на Соловки не захотел ехать и поехал в Тянь-Шань и там сам построил не-большую обсерваторию. Он наблюдал за солнцем. Он создал науку гелиометеологию. Он предсказывал все природные катаклизмы, очень точно предсказывал. Мы пытались сманить его к себе, предлагали миллионные гонорары. А он нет и все - остался. Остался среди своих коров, огородов, но со своей наукой, Родиной, а может и идеей. И вот когда умер, то ничего, вроде бы, не оставил ни миру, ни Родине, правительствам которым на него было наплевать. Но нам удалось найти его последние, как бы предсмертные прогнозы – русские их очень засекре-тили, очень. Он много предсказал, очень много. И новый протуберанец предсказал, сильнее прежнего, сделавшего кладбище мамонтов. Намного сильнее, Ричард…
- Возможно, это очередной оракул?
- Да нет, Ричард, нет. Слишком много данных говорят о том, что все это научно и физи-чески обоснованные предсказания.
- Мы обречены?
- Да нет, Ричард, нет. Но последствия будут. И что интересно, минимальные для России. Россию, как бы хранит ее древний бог – Даждь Бог – Бог Солнце.
- Русские всегда предсказывали себе благость – это часть их примитивной культуры.
- Ричард, примитивных культур не бывает – все культуры ассимилируют в одну, в чело-веческую. И только самые лучшие должны воспользоваться плодами всемирной культуры. Примитивизм, как раз, исходит в замкнутости. Россию пытались замкнуть, закрыть, но пыта-лись это сделать изнутри. Мы попытаемся это сделать так, как рекомендовал Бисмарк: заме-нить идеалы славянской культуры на чуждые ей и они сами себя уничтожат.
- План Далласа, но это в прошлом. А что, у них остались еще и идеалы, после Сталина, после их партии?...
- Представьте, Ричард, что идеалы есть у всех народов и даже племен – у племен даже больше, чем в народов, а особенно в государств. Государство как раз и уничтожает идеалы народа. И никто еще не объяснил, почему идеалы и идеи порою сильнее практицизма, реализ-ма выживания. Русская идея, вроде бы, и не существует вовсе: какие-то разговоры, лозунги, надуманные теории – все как у всех. Но стоит Россию разворошить, встревожить, как сразу появляются все эти идеи – непонятные идеи, непонятной русской души.
- Мое мнение, что все идеи – коллективная форма шизофрении, как следствие коллек-тивного психоза, психоза неопределенности. Мы ведь определись и выбрали свои приоритеты – весь мир. И делаем практические шаги, - секретарь говорил тоном уверенного в безаппеляци-онности своих суждений человека.
- И это также, своего рода, идея – или не так, Ричард? – Магистр внимательно посмот-рел в сторону своего секретаря, стараясь заглянуть ему в глаза, чего он раньше никогда не де-лал.
Ричард стоял у входа в оранжерею и лицо его было прикрыто тенью от широких паль-мовых листьев. Но, даже не видя глаз Магистра, он ощутил силу этого взгляда – взгляда вгры-зающегося в мозг и заставляющего повиноваться.
- Люди сильны идеями. Да, наша идея сильнее других идей. Но солнцу все идеи безраз-личны, поэтому мы должны завоевать себе место под солнцем для наших идей. Готовьте Ма-лый Совет, Ричард…
* * *
- Они зашевелились, Виктор Трофимович, - вот стенограмма заседания Малого Совета, майор Иванющенко положил перед генералом Кулебякой несколько листов бумаги и неболь-шой футляр с диском, - а здесь запись этого заседания.
- Хорошо, Алексей Сергеевич, я прочитаю и прослушаю, - генерал взял в руки футляр, открыл его, посмотрел на диск, спросил. - Мы не подвергаем опасности нашего специалиста?
- Нет, он хорошо легализован. Новая оптоволоконная система сбора и передачи инфор-мации сканерами не фиксируется.
- Отличный специалист…
«Сложно заподозрить старого полуграмотного ассенизатора негра в лояльности спец-службам иностранного государства, тем более России. А ведь мать у него русская и сам он с отличием окончил НЭТИ, в далеком Новосибирске. Отличная идея – оборудовать оптоэлек-тронными средствами съема и сбора информации канализацию, его же идея и разработка, - подумал про себя генерал Кулебяка»…
- Да, но…
- Почему он себя так странно ведет?
- В общем, да. Контролеры сообщали о неоднократных попытках выйти на связь с МИ-6 и даже Скотленд Ярдом. Не сильно это похоже на маскировку.
- Это его основное задание.
 - А интегральная система сбора информации?
- Наши ученные и техники уже предложили новый вариант, более защищенный и более эффективный.
- Возможно ли это, уж куда более оригинальнее?
- Я Вам выпишу допуск. И сегодняшнего дня это Ваше персональное задание - установ-ка новой системы в точках концентрации управления Ассоциацией, а также в других точках. Агент Янг реализует план маскировки, но для этого ему придется сдать несколько устаревших систем и пустить по ложному следу их разработчиков. Он уникальный специалист-электронщик, таких мало – он гений.
- И в разведке.
- Гении и должны быть в разведке, только тогда она будет эффективной.
- Так наша разведка эффективна? – шутливым тоном спросил Алексей Сергеевич.
- А вот это мы посмотрим, Алексей. Пока вот я не вижу особых талантов: майора полу-чил, а не проставил.
- Так я думал…
- А вот гениальному разведчику думать как раз и не пристало – он должен соображать.
- На троих, - пошутил в тон генералу его подчиненный.
- На одного. Второй, третий и так дальше может оказаться провокатором или двойным, тройным агентом. Вот поэтому Янг всегда один…

* * *
- …Мистер Мак Лоу, разрешите, - дворецкий обратился к руководителю охраны дворца Магистра.
- Да, входите Пол, слушаю Вас, - здоровенный, рыжий, бывший спецназовец и дейст-вующий сотрудник МИ-6, числился руководителем охраны и считал себя самым главным ли-цом во дворце. Поэтому он относился ко всей остальной прислуге с неким пренебрежением.
- Сер, наш сантехник, Жак Малковски, расчищая канализацию, обнаружил в ней что-то странное, он попросил сообщить Вам об этом.
- Что же такого странного обнаружил в канализации этот нигер – что там может быть кроме дерьма?
- Прошу прощения, но там какое-то сложное устройство, которого там не должно быть.
Мак Лоу поднялся со своего глубокого кресла, надел пиджак, показывая дворецкому две огромных «Береты» в подмышечных кобурах. Любил Мак Лоу всегда доказывать или пока-зывать свою предполагаемую силу. Он часто, как бы в скользь, вставлял фразы о бесстрашии и опасности работы спецназовца, не раз спасавшего мир. Разумеется, под этим спецназовцем он подразумевал только себя.
- Да, пришлось мне в свое время дерьмо разгребать и Востоке, и джунглях Амазонки, теперь вот на родине, - сказал Мак Лоу тоном, как будто яму предстояло опять спасти мир. Но на этот раз к спасению мира рыжий спецназовец был намного ближе, чем в тренировочных лагерях МИ-6, ведь ни на Востоке, ни в джунглях с боевым заданием он ни разу не был…
В заднем дворе, возле канализационного люка стоял крепкий не высокий мулат, лет тридцати, одетый в специальный комбинезон с дыхательным аппаратом изолированного дейст-вия, возле него лежали тросы, трубы, мощный фонарь, стоял переносной насос. Он был седо-ват, что очень редко бывает среди представителей его расы да еще в таком возрасте. Звали его Жак Малковски и был он специалистом по очистке канализационных систем. В России таких людей называли ассенизаторами – в Англии он был специалистом, хорошо оплачиваемым, по сравнению с русскими, специалистом.
Не сразу обратил внимание Мак Лоу на небольшой, более фута длинною, продолгова-тый предмет, внешне напоминающий небольшую модель подводной лодки, к носовой части которой были прикреплены какие-то тонкие полупрозрачные нити, типа рыболовной лески. Предмет лежал в небольшой лужице, а рядом находился поливочный шланг – видно было, что предмет мыли при помощи этого шланга.
Мак-Лоу осторожно ступая, стал недалеко от лужицы, нагнулся, внимательно осматри-вая предмет. Действительно, он напоминал маленькую подводную лодку: небольшой винт в задней части корпуса, рули, а спереди что-то напоминающее торпедный аппарат с которого выпущен небольшой пучок тонкой лески, и даже что-то похоже на глазок миниатюрной каме-ры. Леска потолще была прикреплена как бы на палубе модели.
- И чья это игрушка? – спросил Мак Лоу.
- Мне кажется, это не игрушка, сер, - тихо сказал Жак, сделав шаг к предмету и накло-нившись над ним, - мне кажется, что это какое-то специальное приспособление, замаскирован-ное под игрушку.
- Вы, наверное, часто смотрите телевизор, все эти боевики о Джеймсе Бонде, да Жак? – начальник службы безопасности дворца не любил, когда ему указывают, тем более негры и сантехники.
- Сер, я закончил колледж и специализировался по охранным системам. Я могу отли-чить стекловолокно от лески и специальный механизм от детской игрушки, - как бы поясняя свою позицию по отношению к странному предмету, ответил специалист по очистке.
- Да, я читал Ваше резюме, читал, - немного раздраженно говорил Мак Лоу, - никому здесь ничего не трогать. Вы, Жак, уберите отсюда свой инструмент и никого сюда не подпус-кайте. Вот дерьмо…
* * *
- …Ричард, Вы считаете, что это очень опасно? – Магистр был невозмутим, как всегда, даже немного улыбался.
- Да, сер. Очень совершенная система сбора информации, новая, не известная ранее на-шим экспертам технология.
- Чье производство?
- Эксперты утверждают, что американское.
- Что еще утверждают эксперты? Что смогла эта аппаратура услышать и увидеть, и ка-кой срок она здесь находится?
- Анализ длительности окислительных процессов, химического состава аккумуляторов указывает на продолжительность эксплуатации данного устройства в течении тридцати, три-дцати пяти дней. Устройство наводилось при помощи оптоэлектронной линии, по ней же пере-давалась информация. Оптоволоконные датчики специальной конструкции, могли проникать во все точки, так или иначе связанные с канализацией. Выход линии обнаружен у канализаци-онного колодца с переключением через специальный модем к телефонной линии связи. Так как информация передавалась специальным кодом и на специальной частоте, то найти пункт прие-ма невозможно. Прослушивался туалет, гостиная и Ваша спальня, сер.
- И, как я понимаю, не только прослушивалась, но и просматривалась?
- Да, сер. Но качество видеоинформации должно быть очень низким, углы обзора ми-нимальны.
- Вы уверены, что производство американское?
- Спектральный анализ материалов указывает на американский материк. Правда, глав-ный чип сделан в Китае.
- Америка или Китай, - Магистр задумался, - а может русские.
- Мы проверяли, у русских нет таких технологий.
- Когда-то, я уже слышал эту фразу перед тем, как они испытали 50-ти мегатонный тер-моядерный фугас. Хорошо, что мы вовремя успели сделать борцами за мир их ученных.
- Да, но сейчас, после развала Союза у них ничего не осталось.
- А гениальные одержимые одиночки. Не сбрасывайте со счетов элемент случайности, Ричард. Случайности всегда закономерны – русская культура всегда держалась на одиночках, гениальных одиночках, которых порой бывало слишком много, увы, слишком…
- Гениальные, возможно. Но гениальность не всегда разумна. Если бы они действовали разумно, то не уничтожали бы свой народ и свои идеалы…
- Да, Ричард, да. Но все равно, интуиция мне подсказывает, что без русских здесь не обошлось. Я сомневаюсь, что американцы додумались до этого, тем более что мы их полно-стью контролируем. Китайцы… Возможно, очень даже возможно, но они технократы, а здесь фантазия. Вы проверяли фигурантов, кто этот садовник или сантехник?
- Нигер, сер. Мы проверили его полностью, ничего особенного. Криминала нет, но есть небольшая производственная травма, работает добросовестно. Я дал ему сто фунтов, как пре-мию за бдительность. Могу предоставить все материалы.
- Не надо никаких материалов, Ричард. Начальника охраны уволить, сантехника уво-лить, всех из челяди, кто видел устройство уволить.
- Да, сер, но…
- Что Вас беспокоит, Ричард?
- Начальник охраны много знает.
- Уволить всех кто знает что-нибудь. Уволить так, чтобы никто и ничего больше не уз-нал, - тон Магистра был очень резким.
- Да, сер.
- Идите, Ричард, идите…
Магистр задумался. Что могли подсмотреть в его спальне невидимые и неизвестные враги. Изнасилование и убийство юных азиаток?... Может это обычный шантаж, кого-то из членов Совета, желающих получить его место… Но ведь ничего важного невидимый враг не мог услышать – все заседания проходили в подземелье, проверенном веками подземелье Орде-на. Конечно, там все переоборудовано, как бы убежище от ядерной войны.
Забыл Магистр, что звук – это колебания воздуха. Система вентиляции – это хороший проводник воздуха и его колебаний. Чтобы человек не делал, а не дышать он не мог…

* * *
- …На заседании Малого Совета они решили форсировать передел мира, господин Пре-зидент. Поэтому я инициировал встречу, - генерал Кулебяка стоял возле Президента сидевшего на пне. Встреча происходила в Карелии, в одном из охотничьих угодий, которые президент ранее никогда не посещал.
- Что они там решили? - с тяжелым привздохом спросил глава государства.
- Они решили ускорить события по переделу сфер влияния, по захвату всемирной вла-сти.
- Война?
- В прямом смысле, пока нет. Они ускорят процесс завоевания Ирака, Ирана, Афгани-стана, Турции. А на западе – ввод своих войск на территории сопредельных нам государств: стран Балтии, Белоруссии, Украины, Кавказ.
- И как они это собираются делать?
- В сопредельных государствах тихие государственные перевороты с постановкой своих или марионеточных правительств. На Востоке, в нефтеносных районах, прямая агрессия.
- И как они планируют сделать эти тихие перевороты?
- Выборы, пиар-технологии, подкуп, ничего нового.
- А что такое «свои» правительства? Что такое марионеточные – я знаю.
- Свои – это когда государствами правят их ставленники, их люди – люди Ассоциации. Впрочем, они своих людей уже начали расставлять в Прибалтике, Украине, Грузии, Армении, пытаются в Белоруссии.
- А война на Востоке, когда?
- Сейчас готовится повод, провокация. По нашим сведениям рассматривается несколько вариантов: бактериологическая атака, крупный теракт в густонаселенном районе, промышлен-ном центре, но без экологических последствий – они для себя хотят оставить чистую планету.
- Может это и хорошо, что чистую, - заметил Президент.
- Да, чистую, но без нас и без других. Их цель – золотой миллиард…
- Ах, да, слышал: золотой миллиард, план Даллеса и все такое – бред какой-то.
- Не бред, господин Президент, а реальный план.
- И что Вы предлагаете?
- Нужно поднимать промышленную и духовную силу России – это единое, чем мы мо-жем противопоставлять себя им. Конечно, противодействие на уровне тактических задач. Я могу ознакомить Вас с более подробным планом мероприятий…
- Нет, не надо, - прервал генерала Президент, - я ведь решил – ухожу. То, что я делать не буду, меня не касается.
- Я понял Вас, господин Президент, - на лице генерала, впервые за все встречи его с президентом, появилась улыбка.

* * *
- …Как завершилась операция по сохранению легенды нашего сотрудника? – Виктор Трофимович спрашивал в майора Иванющенко.
- Мы имитировали его гибель от отравления канализационными газами, так как это они планировали. Агент вовремя сумел воспользоваться фильтрами. А врач, засвидельствовавший смерть, брезговал подойти – фекалии, а они-с от аристократов. Похоронная команда была уже нашей.
- А остальные?
- Остальных они всех уничтожили, даже простых рабочих.
- Бессмысленная жестокость.
- Виктор Трофимович, а вся эта возня с мировым господством – это не бессмысленно?
- Не знаю, Алексей, не знаю. Я тоже думал над этим вопросом, но история людей и идея мирового господства существуют с тех пор, как люди поняли, что их мир шире пещеры. И, вроде бы, бессмысленная жестокость, алчность сопровождают всю историю человеческой ци-вилизации. А мораль, этика лишь служат ширмой для этих основных человеческих доминант.
- И Вы считаете, что мировое господство возможно?
- Смотря, как и что под этим понимать. Править миром невозможно, а вот людьми в ми-ре… - Виктор Трофимович задумался, постучал пальцами по столу, потом продолжил свои размышления. – Люди управляемы, только до какого предела и что подразумевать под управ-лением людей. Послать их на войну – можно. Но будут ли они воевать за тех, кто послал – это вопрос. Концлагеря, зоны, крематории и душегубки, средства массового уничтожения – чего только не создано людьми для уничтожения людей. А ради чего? Только ли ради незначитель-ного по времени осознания своей власти или тут действуют другие законы. Ведь в теории «зо-лотого миллиарда» есть своя доля истины – именно таким приблизительно должно быть коли-чество биологических особей нашего вида, чтобы хоть как-то сберечь баланс биомасс или ба-ланс биогеоцитоза. Не все так однозначно, не все, дорогой Алексей Сергеевич. Человек лишь думает, что он управляет собой, а в действительности он подчиняется законам, которые ему не только не подвластны, но и не познаваемы им. Если я не ошибаюсь, у Вас есть допуск к разде-лу СА-010?
- Да, Вы сами разрешили.
- Но Вы, как я понимаю, еще не осматривали материалы раздела?
- Только ознакомился с оглавлением содержимого. Мне показалось, что работы ученых по солнечной активности не приоритетны в данный момент времени.
- Как раз, в данный момент времени они становятся приоритетными. Вы заметили, что Ассоциация начала уделять особое внимание солнцу, гелиологии и даже гелиогеографии? А ведь, это все наши разработки, отечественные.
- Да, но я думал, что это или блеф или тупик в развитии стратегии Ассоциации.
- Нет, это не блеф – это, скорее всего, наше упущение. Я так думаю, что запланирован-ное или искусственно сделанное упущение. Вот Вам новое поручение: обязательно ознакомь-тесь с работами Дьякова и Чижевского, обратите внимание на выводы Чижевского после его Сибирской экспедиции. Мы в своей работе порою слишком все секретили. Досекретились до того, что сами перестали пользоваться своими же материалами. Мало того, угробили целую науку, хорошо, что хоть материалы сохранили, а лишь продали или подарили.
- Вы считаете, что исследования солнечной активности столь важны?
- Возможно, они первостепенны. Вы же слышали речь Магистра. Академик Чижевский только высказался об определяющей роли Солнца в истории человечества и сразу загремел на Соловки – Ассоциация не могла еще тогда допустить распространения знаний о Солнце. Дья-кову Анатолию Витальевичу хватило ума, чтобы понять внешние угрозы. И он добровольно удалился в горы Темир-Тау. Настоящий ученный, гений, труженик. Сам построил обсервато-рию и вдали от цивилизации, ведя патриархальный образ жизни, создал целую науку - гелио-метеологию. Живя в горной, сельской глуши, копаясь в огороде и вычищая хлев за скотиной, он предсказывал все природные катаклизмы, как минимум год наперед. Ураганы, тайфуны – сколько спасенных жизней. Многочисленные премии, награды, приглашения в самые пре-стижные университеты. А он, в никакую, оставался в своей обсерватории, на жалкой зарплате. Умер… И никто не желает даже вспоминать о нем. Сколько таких уничтоженный памятью власти, специально уничтоженных, чтобы никто не смел усомниться во всесилии власти людей.
- Может в этом и тупик власти всемирной?
- Может, может. Магистр, вот, понимает, что он не вечен, а все туда же…

10.
Серега впервые не следовал инструкции своего командира – он не поселился в ближнем Подмосковье, чтобы один раз в неделю приезжать в условленное место для получения очеред-ной инструкции.
Продав все имущество джипа и сам джип, Серега стал обладателем достаточной суммы денег, чтобы некоторое время безбедно существовать, даже в таком дорогом городе, как Моск-ва. Чеченцы, которым он продал джип, некоторое время за ним следили, наверное, желали вер-нуть обратно свои деньги. Но Сереге удалось от них оторваться. Понимая, что ограбление не столь уж не вероятное событие, Серега решил себя обезопасить немного. Деньги он разделил на несколько частей и положил их в различные банки. Теперь нужно было определиться, что делать дальше.
Когда последние, возможные действия с ликвидацией своих следов он, как ему каза-лось, выполнил, Серега вдруг ощутил пустоту. Жизнь прошлая как бы исчезла, а та, что впере-ди казалась теменью – теменью без ощущения времени, пространства, ясности. Серега начал ощущать сомнения. Раньше, когда что-то казалось ему не ясно, он мог обсудить с товарищами, с батяней Колей, наконец. Крайнем случае, всегда оставалась палочка-выручалочка – водка или… Или война. Серега явно ощутил, именно ощутил, а не понял разумом, что главным дей-ствием при выходе из своих жизненных тупиков, он считал убийство. Найти врага, виновного в том, что тебе мешает, который в чем-то унизил тебя, напугал, не понят тобой - и уничтожить его физически, убить.
Он шел по Москве и желал убивать всех встречных, почему?... Впервые за много дней пребывания души своей в состоянии войны, Серега задал себе этот вопрос: «Почему я должен убивать?...» Разве виноваты эти люди, которые просто живут. Он воевал, как бы за их покой, а теперь он безразличен этим людям. Те же враги, чеченцы, которых он пытался убить на их же земле, теперь спокойно гуляют по Москве, готовят новые теракты или не готовят, может они, всего лишь, живут в Москве. Да, он продал им джип по бросовой цене и сразу сдал их ментам, сделав несколько анонимных звонков. Да, он продал и взрывчатку им же, понятно, что не для рыбалки - а может они рыбу глушат пластитом. В памяти всплыл допрос чеченского полевого командира.
* * *
- … Зачем ты сюда пришел воевать, кто тебя звал? Представь, что я со своими людьми пришел в твой город, зашел в твой дом и начал тебе говорить, как ты должен жить, - гневно говорил сорокапятилетний бородач батяне Коле.
- Твои слова для юнцов и проституток из газет. Ты же знаешь, что живешь на территории государства и нарушаешь его законы, его целостность и его суверенитет – а это всегда наказы-валось самым жестоким образом. Так что не нужно героической патетики насчет оккупантов, империи зла и всего прочего. Ты выверни свой карман и посмотри, чьи деньги там лежат. А, как известно, кто платит, тот заказывает музыку.
- Никто мне не платит, я сам плачу, сам покупаю ваших, чтобы они вас же и убивали. Че-ченцы не продаются, ты видел хоть одного чеченца, который продался бы вам.
- И нам и чужим вы продаетесь. Ты весь в долларах, а это не русская валюта, как ты по-нимаешь.
- Это помощь других стран моему народу.
- Эту сказку расскажешь своему Аллаху, но не мне. Патетика, дорогой, патетика. При-зрак шарового золота и нефти будоражит ваши умы. Арабским шейхом небось стать хочешь. А не понимаешь, что это не твое…
- И не твое, русский – это моего народа, а значит и мое.
- Арабские шейхи делятся с американцами и англичанами – это прописные истины. Все должны делить сферы влияния. И ваша беда в вашей безграмотности. Ваши запасы нефти ис-черпаны, а те резервуары – остаток от прошлых добыч. Вас просто обманули. Вся эта возня с вашей независимостью – это только прикрытие агрессии против России. Вы пушечное мясо для них. Ваш газават – это война против вас же…
- Ты начитался своих газет, командир. Я воюю не за них, а за себя. Вы уничтожили мою деревню, а мои люди уничтожат ваш город…
* * *
- … Может и прав был чеченец, - подумал Серега, - ведь нам говорили, что мы воюем за Россию, против бандитов, которым платят на Западе…
Обычные мысли, обычного человека… Далекая политика, баснословные барыши – это было, как в сказке, как в другой жизни. А здесь, вот люди хотя, спешат куда-то. Простые люди, которым наплевать на Серегу и на ту войну. Всю Москву заполонили иностранцы, а тех арабов или кавказцев, так кажется, больше чем на их исторической родине, особенно в бизнесе.
Почувствовав голод, Серега решил зайти куда-нибудь перекусить. Он посмотрел по сто-ронам: кругом ресторанчики, кафе – люди сидят, обедают или так просто отдыхают, убивают время… Серега выбрал кафе со странным названием «Стокгольм». «И при чем здесь шведская столица в Москве, - подумал Серега, обрадовавшись тому факту, что немного помнил школь-ную географию». Но ему больше всего понравились большие, отливающие темной матовостью зеркального покрытия окна: можно сидеть, наблюдать за прохожими, а тебя не будет видно – а какому разведчику это не понравилось бы.
Официантка была потрясающей, как будто бы, только что прибыла из конкурса красоты. Серега еще не знал, что такие красивые девушки работают почти во всех похожих заведениях Москвы. Москва, как магнит притягивала к себе самых красивых людей его страны, которые растворялись в ней и становились чаще всего обслугой тех, кто более ловок.
Он заказал себе пиво, к пиву яйца фаршированные красной икрой, а на горящее солянку с белыми грибами и стейк – гулять, так гулять. Попивая светлое пиво и закусывая его солоно-ватым, но не очень то и вкусным дорогим деликатесом, Серега краем глаз рассматривал посе-тителей. В основном это была молодежь, так сказать, его поколения. Это были красивые моло-дые люди. Красиво одетые, ухоженные, ни следа тревоги на лице. Они спокойно разговаривали попивая кто кофе, кто что-то спиртное, закусывая все это не очень дешевыми закусками – кафе то находилось в центре Москвы.
Официантка, мило улыбаясь, принесла салат, сок и, как бы случайно, коснулась своим красивым пальчиком Серегиной руки. Сердце Сереги поначалу замерло, а затем учащенно за-билось – ему захотелось любить. Нет, он хотел не просто женщину, он хотел любви к женщине. Какой-то сытый и благодатный покой полумрака кафе, чувство безопасности как бы возвраща-ло его к другой жизни. Горы Чечни, страх войны, батяня Коляня, какие-то задания – все это как-то на мгновенье стерлось, исчезло с памяти. Взгляд его, мысли его были возле этой краси-вой официантки, соблазнительной походкой удалявшейся в полумрак служебного хода.
Уже по другому Серега посмотрел на сидящих в кафе женщин. И вдруг он ощутил, что и на него смотрят, рассматривают. Две миловидные девушки, сидящие за столик в углу зала, в упор смотрели на него. Одна была очень светлая шатенка, с совершенно кукольным лицом и большими серыми глазами. Другая жгучая, коротко стриженная брюнетка, яркая косметика которой еще более подчеркивала броскую красоту совершенного и юного создания. Что-то екнуло под сердцем у Сереги. Но вдруг его прошлое неожиданно напомнило о себе - возле девушек сидел крепыш, как говорится, кавказкой национальности. Тот также смотрел на Сере-гу, но как-то оценивающе или, скорее всего, снисходительно. Сереге вдруг показалось, за ним следит враг и что ему нужно опять бояться, готовиться к войне, к убийству. И он уже по друго-му посмотрел на столик, за которым сидели девушки и их кавказский друг – ему вдруг захоте-лось, чтобы там лежало … оружие…
Но на их столике стояли только три кофейных чашечки, скорее всего пустые, в руках де-вушки держали тлеющие сигареты, редко прикладывая их к губам – они здесь или просто уби-вали время, а может кого-то ждали…
Официантка принесла стейк и опять мило улыбнулась. Серега осторожно двумя пальца-ми коснулся ее руки, сердце готово было выскочить из груди:
- Девушка, а можно добавить в заказ бокал белого сухого, бутылку шампанского, короб-ку конфет и одну шоколадку? – попросил он, смотря в ее светящиеся каким-то внутренним светом глаза.
- Да, разумеется, - она привычно уже улыбнулась и, как показалось Сереге, сделала что-то наподобие еле заметного реверанса.
Серега неумело разрезал огромный стейк ножом и практически проглотил его за две ми-нуты: еда для него никогда не была ритуалом, а лишь едой.
Официантка принесла шампанское, коробку конфет и шоколадку.
- Шампанское и конфеты отнесите, пожалуйста, за тот столик, - Серега глазами указал на столик кавказка и его двух очаровательных спутниц, в надежде, что одной из них тот поделит-ся. - А вот это Вам, как премия за отличное обслуживание, - Серега вложил шоколадку в руки девушки.
Щеки официантки покрылись легким румянцем, она взяла шоколадку и тихо сказала: «Спасибо». Но когда она положила на поднос шампанское и коробку конфет, глаза ее сверкну-ли, выражая толи мимолетный гнев, а может даже ненависть.
Получив шампанское и конфеты, вся троица внимательно посмотрела на Серегу – это было не простое любопытство, а что-то оценивающее. Кавказец пальцем показал или указал на что-то светло-русой шатенке. Та, как то искусственно улыбнулась, встала со стула, стряхнула что-то со своей очень короткой юбочки и направилась к Сереге. Подойдя к его столику, она, облокотившись на стул возле столика, наклонившись, так что ее лицо было напротив Сережи-ного в сантиметрах тридцати
- Двести в час одна, триста две, - пытаясь изобразить голосом что-то похоже на соблазни-тельный шепот, предлагала местная проститутка свои услуги.
Желание женщины на миг исчезло. Внутренне он ожидал чего-то другого, хотя подозре-вал, что девочки с кавказцем сидят не просто так в этом не очень дешевом кафе. Сереге хоте-лось нравиться, быть привлекательным не за деньги. Серега хотел быть любим и любить – ох, как многие этого хотят – это так по человечески…
- А почему бы нет, - Серега сразу попытался изобразить плотоядную улыбку мачо.
- Так две или одну, красавчик? – уже без кокетства, а почти по-деловому, но тихо, спро-сила незнакомка.
Серега посмотрел в сторону того самого столика, кавказец уже открыл шампанское, на-чал наливать его в кофейные чашечки. Брюнетка взяла одну конфетку и как-то, наверное, эро-тично облизывала ее губками, при этом настороженно наблюдая за Серегой. Кавказец подмиг-нул и поднял свою чашечку с шампанским, как бы приветствуя, благодаря или поощряя Сере-гу.
- Тебя, одну, - Серега повернулся лицом к шатенке и попытался улыбнуться.
- На твою хазу или на нашу?
- На вашу, - ответил Серега, кося на кавказца и за движениями шатенки – та сделал знак одним пальцем кавказцу. Кавказец кивнул головой.
- Тогда еще пятьдесят за хазу.
- Идет.
Они вышли вместе из кафе. Подул холодный ветер, Серега поднял воротник куртки, од-новременно стараясь боковым зрением осмотреться по сторонам. Он опять почувствовал опас-ность. Как бы случайно уронил пачку сигарет, ветер подхватил ее. Серега, ловя сигаретную пачку, как бы мельком взглянул назад. Он заметил двух парней, очень похожих на кавказцев – те наблюдали за ним. Серега прижал локоть к боковому карману куртки – пистолет, найденный в джипе убитого им иностранца был на месте. Нож в чехле, прикрепленный к левой лодыжке, отдавал ощущением тяжести. Да и шатенка вела себя как-то странно. Серега решил не выда-вать тревоги, а наоборот – сыграть беспечного любителя секса. Хотя, если честно, секса ему уже не хотелось.
- Ну, может познакомимся? – Весело спросил Серега, пытаясь обхватить свою спутницу за талию.
- А зачем? – ответила шатенка, ведя его по переулку и как-то осторожно осматриваясь по сторонам.
- Не, ну ты даешь. У нас, у русских, не принято трахать бабу без имени – мы же не чер-ные, не скоты.
- Тогда Марго, - ответила шатенка, пытаясь улыбнуться, - а тебя как?
- Если ты Марго, то я Билл.
- Да, - девушка уже говорила более естественно, что ли, - не Клинтон ли, случайно?
- Да, а как ты узнала, - шутливым тоном отвечал Серега.
- Да, так, по телевизору каждый день показывают, - на лице девушки появилась очарова-тельная улыбка юности.
- А что такое телевизор? – продолжал балагурить Серега.
- Сейчас покажу, - девушка подошла к подъезду дома, набрала код входной двери (Сере-га его запомнил), - мы уже почти пришли.
- У-у, как интересно, - Серега, как бы подыгрывал ей, но, открывая перед девушкой двери подъезда, внимательно осмотрел двор – за углом дома стоял один из кавказцев.
Квартира находилась на последнем этаже старой девятиэтажки с открытым лифтом. Люк на чердак был открыт, вернее, он вообще отсутствовал. На лестничной клетке располагалось четыре квартиры, все двери были бронированы. Лифт был отозван кем-то снизу. Серега пред-полагал, что это они – те кавказцы. Он осознал, что его война еще не окончилась.
Зашли в квартиру. Квартира, как квартира, сразу было видно, что жилье снималось вме-сте с мебелью – не ощущалось присутствие хозяев дома. Девушка вошла в квартиру за Сере-гой, дверь на замок не закрывая – Серега сделал вид, что не заметил этого. Он продолжал шу-тить, предполагая, что квартира может прослушиваться. Если бы действительно квартира про-слушивалась, то исходя из слов Сереги, можно было подумать, что он уже раздет и вовсю пы-тается овладеть девушкой.
Почему Серега ринулся в предположительно новую опасную авантюру, он не мог понять. Он даже не пытался задавать сам себе такой вопрос. Ощущения борьбы, опасности, ощущение своего превосходства над неким условным противником постепенно овладевало им полностью.
- Я сейчас в ванную, я быстро, - девушка как-то поспешно закрылась в ванной.
Серега, издав сладострастный стон, тихонько, стараясь не шуметь подошел ко входной двери, прислушался. За дверью уже стояли – он явно ощущал чье-то присутствие за толщиной брони. Серега вынул нож, перевел предохранитель пистолета в боевое положение, стал так, чтобы при открывании двери он оставался прикрыт.
Дверь тихонько начала открываться…
Появился первый кавказец, он посмотрел в коридор, увидел сброшенную на пол одежду Сереги, улыбнулся и что-то сказал своему товарищу. Это была речь чеченцев. Холод страха зажег огонь боя в груди Сереги. И как только второй чеченец закрыл за собой дверь, Серега выпрыгнул из своего укрытия, нанося смертельный удар ножом под лопатку ближнему к себе противнику. Не успел впереди идущий чеченец сообразить, что случилось, как прямо в глаза ему смотрело дуло пистолета, а горло сжимала рука незнакомого любителя эротики. Коридор наполнялся страшным запахом человеческой крови.
- Тихо, тихо, - угрожающе шептал Серега, - это спецоперация.
Чеченец испуганно кивал головой. Серега, стараясь не шуметь, подвел его к ванной ком-нате, прислушиваясь к шуму воды в ванной. Шум воды был равномерным – это означало толь-ко то, что вода использовалась в качестве шумового эффекта – никто в ванной не мылся.
Открылась дверь ванной комнаты, одетая шатенка осторожно выглянула, глаза расшири-лись от страха. Она пыталась закрыть за собой дверь, но реакция Сереги была лучше – он гото-вился к своей новой битве, чего не скажешь о его противниках. «Фактор внезапности усиливает ваши силы как минимум втрое, - учил когда-то их батяня Коля». Серега сильно толкнул второ-го чеченца на девушку, затолкав их обоих в ванную комнату.
- Тихо, убью, - угрожающе прошипел Серега, резко ударив рукоятью пистолета девушку в висок. Тело ее обмякло и она медленно опустилась на пол.
- Ты кто? – Серега, держа за горло испуганного молодого кавказца, приставив пистолет к виску.
- Я-я Армир, Амир, - стараясь овладеть своим страхом, отвечал парень.
- Кто я? – Серега еще сильнее вдавил пистолет в ухо парню, отмечая про себя, что его противник не из слабого десятка, поэтому ни в коем случае нельзя упускать инициативу.
- Я-я не знаю, - испуганно отвечал парень, кося глаза на руку сжимавшую пистолет.
- Кто приказал за мной следить?
- Дон... Дон-наур.
- Кто он? Отвечай быстро, - Серега покосился на пол, девушка не шевелилась.
- Он, он мой брат. Земеля, не убивай, - почти простонал кавказец.
- Что вам от меня надо? – И Серега сильно ударил головой парня о кафельную стенку.
- М-м-мы, - застонал парень, - мы крыша у девок.
- Я вам зачем?
- Мы думали ты бандит.
Вдруг неожиданно парень резко дернулся в сторону, убрав свою голову от среза дула пистолета, одновременно стараясь захватить руку Сереги, державшей его за горло. Серега на-чал терять равновесие, но все-таки инициатива была на его стороне. Он что есть силы ударил парня рукоятью пистолета по голове. Послышался хруст сломанной кости. Глаза парня закати-лись, послышался хрип – знакомый Сереге хрип смерти. Серега отбросил труп в сторону, пря-мо в ванную, кровь медленно начала вытекать из проломленного черепа. Затаил дыхание, при-слушался. Никаких посторонних звуков.
Он посмотрел на девушку, наклонился над ней, слегка ударил пару раз ладонью по лицу. Девушка тихонько застонала. Серега взял большую стеклянную кружку, стоящую на полке, прикрепленной возле ванной, набрал в нее воды и плеснул девушке в лицо. Глаза девушки на-чали медленно открываться. Поначалу, казалось, что они затянуты тонкой пленкой, которая постепенно начала растворяться. И по мере исчезновения пленки, глаза девушки расширялись от страха.
- Молчи и не бойся, - тихо говорил Серега, склонившись над девушкой, - не будешь де-лать глупостей, я тебя не убью. Поняла?
Девушка, как бы соглашаясь, испуганно заморгала глазами.
Серега вышел из ванной комнаты, подошел к входной двери, стараясь не шуметь, закрыл дверь на защелку, набросил цепочку. Наклонился над убитым в коридоре молодым чеченцем. Вынул нож и вытер о его куртку. Перевернул его на спину, начал изучать содержимое карма-нов куртки. В специальной, подмышечной кобуре размещался газовый пистолет, в кармане куртки был небольшой нож с выбрасывающимся лезвием. Серега нажал на кнопку, нож рас-крылся, Серега потрогал пальцем острие, снисходительно улыбнулся – лезвие было тупым. Проверил бумажник, документы. Права, паспорт Российской федерации, удостоверение сер-жанта милиции Чеченской республики. Несколько магнитных карточек: кредитная, телефон-ная, транспортная. Разумеется деньги всего понемногу: доллары, евро, рубли. Серега, не счи-тая, переложил деньги в свой карман, а пистолет и нож вернул обратно. Более внимательно осмотрел найденные документы:
- Русский он, блин, - тихо, как бы комментируя увиденное, сказал Серега, - морда чечен-ская…
Дверь в ванную скрипнула, на пороге стояла шатенка. Ее волосы были мокрые, на блед-ном лице темные разводы макияжа, одежда сомята, колготки порваны. Было видно, что ей тя-жело стоять, передвигаться – она держалась за косяк двери.
- Ты меня убьешь? – слабым голосом спросила она.
- Зачем. Пока ты глупостей не делаешь. Будешь дурить, придется.
- Я никому и ничего не скажу, отпусти меня, уже молящим тоном просила она.
- Ты русская? – спросил Серега.
- Да.
- Откуда?
- Я с Украины.
- С Украины, - Серега поморщил лоб, как будто что-то вспоминал. – Вы ведь тоже тогда в Чечне против нас воевали. Я сам лично убил двоих хохлов из вашего батальона. А ты вот тра-хаешься с ними и для них деньги зарабатываешь.
 - Не убивай меня, - она упала перед ним на колени, обхватив их руками, - хочешь я тебе всегда давать буду бесплатно.
Серега оттолкнул ее от себя.
- Дура, ты мне не нужна – ты уже замарана кровью. Пшла вон.
Серега зашел в ванную, вымыл нож, вытер его полотенцем, положил в ножны. Быстро проверил содержимое карманов второго чеченца. Взял права, технический паспорт на машину, связку ключей, на которых были ключи от машины и брелок управления замками, и, разумеет-ся, деньги. Вдруг он услышал шум, девушка пыталась быстро открыть дверь.
Серега выскочил в коридор, она закричала. Он схватил ее горло и почти отнес на кухню. Девушка хрипела, задыхаясь, старалась ногтями достать до Серегиного лица. Он сильно ударил ее головой о косяк кухонной двери, тело ее опять обмякло и она упала на пол.
- Сука, - прохрипел Серега, - и ты против нас.
Он проверил содержимое ее дамской сумочки. В сумочке были только ключи, наверное, от квартиры, несколько презервативов, начатая пачка сигарет, зажигалка и губная помада. В боковом отделении лежала небольшая фотография. На фотографии Серега узнал лежащую у его ног проститутку, на руках у нее сидела девочка лет трех. С обратной стороны фотографии было написано «Лизе 3 года». Девочка была почти точная копия своей мамы.
Ничего не дрогнуло внутри Сереги, ничего. Он пребывал в состоянии войны и теперь его опять, как в Чечне окружали враги.
Серега протер все ручки дверей, все предметы, которых он мог касаться, спокойно за-крыл входную дверь и по лестнице спустился вниз. Все его естество было готово к новым опа-сностям. Левая рука сжимала рукоять пистолета в кармане, в правой руке находились ключи, которые Серега крутил на пальце. Со стороны могло казаться, что молодой человек безмятеж-но спускается с лестницы в предвкушении поездки на машине куда-то туда, где его очень ждут.
У выхода с подъезда Серега на миг задержался и, ничего опасного для себя не заметив, вышел на улицу. Машина с номерами указанными в техническом паспорте стояла недалеко от подъезда. Это был слегка потрепанный, серый Ford Skorpio. На нажатие кнопки брелка машина отреагировала веселым подмигиванием сигнальных огней и приглашающим щелчком откры-вающихся дверей.
Неожиданно во двор въехала «Газель» с эмблемами милиции. Из нее выскочило четыре вооруженных автоматами милиционера в бронежилетах, в касках. Они направили свои автома-ты на него. Прозвучала команда:
- Стоять! Руки вверх.
Серега повиновался команде, он никак не мог понять – откуда появились эти милиционе-ры. Может квартира прослушивалась, а может та девушка очнулась и позвала милицию. Серега не знал, что после серии терактов москвичи также пребывали в состоянии войны. Конечно, жители подъезда знали, кто снимает квартиру. Они знали, чем занимаются девушки и их кав-казские покровители и, естественно, о них знал участковый милиционер, получавший свою часть от распространенного вида промысла. Участковый может быть и делился с другими службами, а может делился только информацией. Суть не в этом – все люди, с той или иной области деятельности, всегда были связанны с собой какими-то узами отношений. Кавказцы как бы защищали жриц любви, милиция как бы закрывала глаза на данный вид деятельности, население толи мирилось, толи боялось…
Но приглушенный дверью крик о помощи, все же, был услышан соседями – они и позво-нили в милицию. И теперь вот Серега стоял под дулами автоматов и не знал, что ему делать. Сдаваться он не хотел. Из той войны у него строго выработалась мысль, как рефлекс: пленных жестоко и унизительно убивают. Серега медленно поднимал руки, все рефлексы его, как сол-дата. Были возбуждены и ждали команды на включение…
- Ребята, я же свой, я сержант Августов, разведрота, Чечня, вы что…
Двое милиционеров медленно приближались к Сереге. Серега видел – подготовка не боевая, а, как говорили у них, «спортзальная». Боевая обстановка учит брать во внимание, ка-залось бы, не значительные мелочи.
- Чуть что, мы сразу стреляем на поражение, - предупредил, наверное, старший.
- Что вы, ребята, я же свой, я ничего…
Серега почувствовал, как ствол автомата уперся ему между лопаток. Подошедший спере-ди свой автомат повесил на плечо и начал обыскивать Серегу. Серега старался повернуться так, чтобы обыскивающий прикрыл его от двух своих настороженных товарищей. Линии возмож-ного огня пересекались как раз по центру его бронежилета. И вот рука обыскивающего нащу-пала пистолет, радость от находки на миг притормозила осторожность. Тот, который стоял ссади был обычный человек и ему было интересно, что его товарищ нашел в кармане задер-жанного. Это были мгновения потери врагом бдительности, но для Сереги это был шанс…
Уход в сторону, перехват, взведенного на боевой взвод автомата, удар прикладом по че-люсти сзади стоящего и очередь по впереди стоящим. Итог: два трупа (бронежилет на таком расстоянии не помеха для пуль из АКМС) и один тяжело раненный. Держа руку на излом, и прикрываясь своим несостоявшимся конвоиром, как щитом, Серега направил ствол автомата на машину, в которой находился водитель и еще один милиционер без снаряжения и без автомата.
- Быстро выходите из машины и ложитесь на землю, - скомандовал он им, иначе убью.
Испуганный водитель и офицер в звании подполковника вышли из машины, поднимая руки, как бы показывая, что они не вооружены. Они легли на землю. Серега сильно дернул руку своего живого щита вверх, тот вскрикнул от боли и потерял сознание. Затем Серега быст-ро собрал снаряженные магазины автоматов, разоружил милиционеров, надев на них наручни-ки, которые висели у каждого на поясе. Остаток патронов из своего автомата он разрядил в двигатель милицейского автомобиля, быстро перезарядил автомат. Поднял ключи от машины, которые перед началом осмотра, отбросил в сторону «своего» Ford-а. Вскочил в машину, за-пустил двигатель.
Быстро выехать на дорогу ему не удалось – движение в Москве, особенно на централь-ных улицах, напоминало сплошной поток, а то и сплошную пробку из автомобилей. И тут Се-рега увидел, как в направлении переулка, из которого он пытался выехать, едет несколько ми-лицейских машин с включенными сиренами и мигалками. Он понял – это по его душу. Страх перед неизвестностью исчез, теперь Серега воевал с противником значительно превосходящим его количественно. То, что это противник, враг, Серега не сомневался. Они защищали тех, с кем, как ему все время твердили, он воевал. Он воевал за этих милиционеров, за девушек. кото-рых, как ему казалось, заставляли заниматься проституцией те, против которых он воевал в Чечне…
 - …Предатели, - мысленно разговаривал с собой Серега, - они против нас. Они всех про-дали и Россию. И кому продали – чеченам. Вы все продались. Но вам меня не купить и не ис-пугать, соплистоны…
Автоматы Серега оставил в машине, на всякий случай, спрятав их под сидение, три один пистолет милиционеров и тот, который достался ему, как трофей, от иностранца, он оставил у себя. Машину припарковал у обочины и спокойно вышел из нее.
Не оборачиваясь, он пошел в сторону большого супермаркета, держа руки в карманах на рукоятях пистолетов, надеясь там смешаться с людьми. Но, проходя возле кафе, в котором он обедал, Серега вспомнил об оставшемся чеченце, о его спутнице-брюнетке он и не подумал. Заходя в помещение кафе, Серега осторожно снял предохранитель.
Чеченец сидел на том самом месте, но возле него уже находились две других девушки – такие же молодые и красивые, как предыдущие. Увидев Серегу, парень привстал, было видно, что этой встречи он не ожидал, Серега стремительно приблизился к сутенеру.
- Ты Донаур? – вежливо и даже улыбаясь, спросил он.
- Нет, а что? – кавказец привстал еще больше. Уже было видно, что по комплекции он был мощнее Сереги.
Серега посмотрел на стол, бутылка с шампанским была выпита лишь на половину. Он взял ее, открыл пробку и сделал вид, что собирается налить напиток в кружку стоящую перед одной из девушек. Девушки, как будто предвидя что-то, немного отодвинулись. Серега резко взмахнул рукой и тяжелая бутылка, наполовину заполненная жидкостью, разбилась о голову сутенера. Тот рухнул на стол, а затем свалился на пол. Девушки закричали.
Серега, все также улыбаясь, приподнял руки вверх и обратился как бы в зал:
- Господа, все спокойны. Это личное, это никого больше не касается. За ущерб заплатит ответчик, - последнюю фразу он говорил обращаясь к бармену, глазами указывая на лежащего на полу чеченца.
Покинув кафе, Серега очень быстро, но стараясь не очень привлекать к себе внимание, направился к недалеко расположенному подземному переходу. Еще мгновение и город погло-тил его…
* * *
- …А твой Августов объявился, - вместо приветствия сказал Степан Андреевич Николаю Георгиевичу.
- Взяли?
- Да нет. Положил семь человек и смылся. Хорошо ты его подготовил.
- Я его не готовил, это он сам такой, - ответил Николай Георгиевич и задумался, потом добавил, - их жизнь готовила. Их жизнь - война…
- Да ведь они тебя батяней называли. Батяней Колей. Меня так никто не называл, а хоте-лось, не скрою…
- Они все наши дети, все. Мне жаль, что так случилось, жаль. Он хороший парень, но те-перь, по всей видимости, сломался. Его нужно остановить, пока бед еще не наделал. Вы его отследили?
- Да нет, он нам уже не нужен. Пусть менты херней маются – это уже их клиент, хотя, как мне кажется, это не клиент, а скорее пациент.
- А «Скальпель»? Если у парня башню снесло, то он может бед натворить.
- Да не сможет, Коля, не сможет, - Степан Андреевич улыбнулся. – Во-первых, «Скаль-пель» даже спецам не так просто запустить. А во-вторых, нашел этот «Скальпель». Нашелся. Мы не поверили Марату, который утверждал, что они его затопили. Ну не было его там, в ука-занном месте. А потом, вот, всплыл неожиданно. И ты не поверишь где – на металлоломе. И давно уже там валялся. Хорошо, что есть на Руси любознательные – доложили о странных де-талях на складе цветного металлолома. А все очень просто, все как-то по-нашему, по-русски. Ребята затопили систему, да не учли, что люди могут увидеть. Увидели, вытащили, почистили. Дизель-агрегат загнали фермеру и пропили, твоюмать. Тягач, ввиду неликвидности разбарахо-лили на запчасти, мы еле в кучу что-то собрали, да и то не все. Систему управления пустили на драгметаллы и так по мелочам. А вот изделие разобрали и на металлом. Представляешь, а кон-структоры клялись, что она не разборная, что, в случай чего, сработает система самоликвида-ции. Мы все боялись, что это тот спецназовец за ним прибыл к нам в гости. Нет, ты представ-ляешь!
- Какой спецназовец?
- Да тот, которого твой Августов замочил и в болото выбросил. А джипом, которого че-ченцы хотели нашего президента подорвать. Ну, дела… А тут еще обычные мужики самую сложную ракетную систему разбарахолили на металлолом. Нет, я горжусь этой страной, этим народом, форменно горжусь.
- И что вы сделали мужикам?
- Каким, тем которые «Скальпель» нашли и разобрали?
- Да.
- А че им сделаешь. Напугали всеми карами земными за болтовню, хотели судить, да пе-редумали. Им то благодарность нужно объявить и за находчивость, и за внимательность, да и за бережливость – не все ведь выбросили. Сейчас вот проблема, подчистить концы, чтоб нигде больше не всплыло говно это. Ребята работают. Нет, ну ты скажи, как не гордиться этим наро-дом…
- Да, но Августов, он меня беспокоит больше, чем «Скальпель».
- Чего именно? Очередной маньяк. Психоаналитики предполагают, что начнет охоту на всех, кто чем-то напоминает чеченца – идиома шизы такая. Тормоза уже отказали, значит, ско-ро засыплется. Не первый случай, таких знаешь сколько, ого. Это все война…
- У нас такой формой шизофрении страдают многие, очень многие…
- Что поделаешь, батяня Коля, - загорелый плейбой похлопал задумавшегося Николая Георгиевича по плечу, - война - это всегда чья-то шиза. А так то, это нормально для людей уби-вать друг друга, хотя бы мысленно – помнишь, нас же этому учили…
- Опять война…

11.
- …Опять война, - Президент России отложил в сторону предоставленные генералом Ку-лебякой материалы о последнем заседании Ассоциации.
Опытный интриган от политики, в последнее время он перестал понимать многие вещи, явления, события. Его многочисленное окружение постоянно что-то ему твердило о его исклю-чительной роли, о том, что Россию нужно спасать. Что он единственный кто это может сде-лать… И он верил этим словам. Он верил, что его уважают другие руководители, других стран. Он верил, что Россия поднимается при его мудром управлении. Он - спаситель России, ее мес-сия. Или он старый, спившийся алкоголик, маразматик, которым манипулируют все кому не лень. Спасать Россию… От чего или от кого? Чаще всего ему говорят от кого, а не о чего. И он прекрасно понимает, что это обычное сведение счетов или борьба за сферы своего влияния, обогащения…
Но вот этот странный генерал и его доклады, его данные… Он не говорит: от кого нужно спасать Россию, а от чего. Все эти записи тайных переговоров, разговоров – они куда больше похожи на правду, чем речи его свиты. А еще этот Меморандум, как дамоклов меч. Нет, он устал и должен уйти. Его сердце уже не работает без кардиостимулятора, значит, ему осталось немного. Нужно спешить. Вот последний рывок – выборы достойного приемника…
Президент еще раз перебрал в памяти данные о предложенных кандидатурах. Ни один из кандидатов его не удовлетворял – все это были люди из другой структуры, другого способа мышления. Они были ему не понятны – не понятных он опасался. Но в тоже время, он как за-колдованный не мог стереть с памяти эти лица, строки из их биографий. Только появлялось желание стать грозным владыкой, не позволяющим командовать собой, как где-то в глубине мозга вспыхивал взгляд этого внешне невзрачного генерала. Не повиноваться его воле, его незримым приказам Президент уже не мог...
* * *
- … Не кажется ли Вам, Ричард, что русским президентом руководят помимо нашей во-ли, и может даже, помимо его?
- Почему Вы так думаете, Сэр? – секретарь Магистра спросил автоматически, его мысли были заняты другим – он думал, как сообщить Магистру о своих подозрениях, касающихся сантехника, обнаружившего неизвестную систему слежения и сбора информации.
- Как-то странно выглядят его действия – не похоже, что это спившийся алкоголик и ма-разматик, с вживленным, контролируемым нами кардиостимулятором. Уж очень избирательно он подходит к выбору претендента на престол России. Вы заметили, что известных нам канди-датов, от быстро отсеивает и сейчас в его обойме остались какие-то совершенно не значимые фигуры?
- Может у них уже и не осталось из кого выбирать, - Ричард немного прикусил губу, ища момента вставить и свою мысль в рассуждение шефа.
- Да нет, Ричард, здесь что-то не то, не то, - Магистр, как бы не замечал некоторой нер-возности своего секретаря, с которым, в последнее время, он общался больше, чем с остальны-ми членами Ассоциации или домочадцами. – Мы организовали возле него пространство, со-стоящее только из наших претендентов, а он упорно выбирает кого-то на стороне и почему-то в разведке.
- Ну, разведчики всегда были элитой в любом государстве.
- Бросьте, Ричард, выдумывать, - Магистр снисходительно посмотрел на Ричарда затем, переведя взгляд на цветущие орхидеи, продолжил свою мысль, - разведка это такой же цвет, как и цвет этих орхидей: ярко, но воняет, чтобы мух привлекать. Хотя, естественно, попадают-ся и исключения. Русская разведка вся продажная. Они, попадая в цивилизацию, сразу продают все свои идеалы. Но вот в чем загадка, русский властелин ставит не на прожженных профи, а на какие-то серые личности. Как говорят русские, на темную лошадку или, как говорят во Франции, на серого кардинала. А серые кардиналы очень опасны – они могут быть чей-то те-нью.
- Вы думаете, что в России есть силы, могущие противостоять Ассоциации? – некая доля иронии прозвучала в вопросе Ричарда Дворского.
- Нашлись же некие силы решившие нас прослушивать, да Ричард?– И не дожидаясь от-вета, магистр продолжил, - Ведь пропал тот сантехник, как в будто бы канул в свою канализа-цию. Вы, наверное, об этом хотели мне доложить?
- Да, сэр, но… - Ричард замешкался, не мог же он предположить, что его шеф читает его мысли.
- Откуда мне известно – это вы хотели спросить? Ричард, я ведь не могу себе позволить роскошь - пользоваться одним или двумя источниками информации. Слишком велика цена моих решений. Готовьтесь, Ричард, работать со многими источниками, даже порой очень про-тиворечивыми. Ведь мы управляем всем миром, или… - Магистр прервал свою мысль, сорвал цветок орхидеи, понюхал и бросил в небольшое мусорное ведро, стоящее рядом…
- Да, сэр, я хотел Вам доложить о некоторых странностях этого дела.
- Странного в этом деле почти ничего нет, кроме одного – он был ликвидирован не нами. А может и вообще не ликвидирован…
- Я распорядился взять пробы пепла для анализа ДНК. Сейчас ищем родственников.
- Очень будет плохо, если родственники найдутся и пробы ДНК окажутся индетичными. Очень плохо…
- Вы считаете, что это могут подстроить и тогда…
- Да, Ричард, да. Это может означать лишь одно – кто-то вступил с нами в игру. Если это на стороне России.
- Но может все гораздо проще: действительно сантехник нашел систему слежения, дейст-вительно сам умер, кстати, такой смертью, как мы ему готовили – может, действительно все так и произошло.
- И вы верите в то, что говорите, Ричард? Так зачем Вы так желали мне обо всем этом до-ложить? Пожалуйста, не считайте своим долгом меня успокаивать. – Магистр сорвал еще один цветок орхидеи, бросил его под ноги и наступил на него носком туфли. – Нас здесь только двое и мыслим мы одинаково. Значит, событие можно считать практически достоверным. И теперь осталось выяснить: это чей-то просчет или расчет.
- Вы думаете, нас хотят запугать?
- Не столь запугать, как предупредить. Пугать смысла не имеет – это может привести к самоуничтожению цивилизации. Но предупредить…
- Предупредить, что мы не одни, и что они вступили в игру?
- Может быть Ричард, все может быть.
- А цель: владеть миром?
- Любая власть – это соблюдение баланса, равновесия физических компонент ее. В дан-ном случае – баланс культур, информационных, духовных, ну и, конечно же, материальных сфер человечества. Если абсолютная власть нарушает баланс, появляется то, что должно этот баланс сохранить – противодействующая власти сила.
- Мы нарушили баланс?
- Любая абсолютная власть нарушает баланс. И мне кажется, что мы этого не учли. Хо-рошо, что нам вовремя подсказали.
- Получается, они специально нам сдали этого нигера и свою прослушивающею систему. То есть, у них есть что-то более совершенное или… - Дворский посмотрел на Магистра, как бы ожидая продолжения своей мысли.
- Да, Ричард, да. Вы правы: у них что-то есть еще в запасе или у нас есть самые обычные плохие предатели или хорошие вражеские агенты.
* * *
-…Владимир Иванович, Вы уже начали разработку операции «Чужой»? - Генерал Куле-бяка спросил в стоящего перед ним угрюмого на вид офицера в штацком, капитана Акулича.
- Да, Виктор Трофимович. Мы начали формировать пространство фактов с логическими связями, указывающими на конкретных членов Ассоциации.
- Они формируют пространство из претендентов, а мы – пространство фактов, - Виктор Трофимович улыбнулся, - нам так мало пространства Земли, что мы начинаем придумывать свои виртуальные пространства, но так похожие на реальные. Знаете, Владимир Иванович, как это называется?
- Фантазии, наверное, а может творчество, - капитан Акулич также улыбнулся, ему импо-нировало хорошее настроение шефа.
- Может быть и творчество, но, скорее всего, шизофрения. Как утверждает мой знакомый профессор, главной особенностью человеческого разума есть создание своего виртуального пространства доминирования, состоящего из множества символов, образующих область или символьный ареал обитания субъекта – субъективного Я человека. А это уже можно назвать шизофренией. Мы все в той или иной степени шизофреники, потому что живем в моделируе-мом сами собой мире. Моделируемом или придуманном – вот в чем заковырка. А Вы как ду-маете, Владимир Иванович?
- Я еще не задумывался над такими сложными категориями, Виктор Трофимович, может не время…
- И над временем приходится задумываться, особенно когда осознаешь, что его остается все меньше и меньше…
* * *
- … Время, Ричард, время. Когда задумываешься над временем, то ощущаешь свое бес-силие, поэтому нам очень нужно спешить – особенно мне.
- Сэр, мы уже контролируем весь мир. Благодаря Вам – Вы успели. – Говоря эти слова, Ричард Дворский искренне отдавал дань организаторской деятельности Магистра, по укрепле-нию Ассоциации, управляющей, как ему казалось, всем миром.
- Я, Ричард, не о том, совсем не о том. Перед величием времени, космоса вся наша борьба за абсолютную власть, скорее всего, напоминает… - Магистр оборвал свою речь, задумался. Ему вдруг вспомнился его отец, умерший в грязном диспансере для психически больных лю-дей. У него была шизофрения – он мнил себя властелином мира…
Магистр прикрыл глаза он очень отчетливо увидел своего отца. Тот смеялся беззвучным смехом и его губы что-то говорили. Звука Магистр не слышал, но ему казалось, что он разли-чает слова отца: «Я властелин мира…» Отец взмахнул рукой и за ним, как потустороннея рать возникли образы тысяч, а может миллионов людей, уничтоженных в войнах, начатых по ини-циативе Ассоциации, а значит и его лично. А затем появились лица маленьких, почти куколь-ных азиаток, задушенных им…
Ричард увидел как лицо Магистра стало очень бледным и он вдруг начал медленно опус-каться на колени, а затем свалился с ног, упал на бок, из его носа потекла кровь.
Ричард бросился к своему патрону, но было уже поздно. Ричард понял – это смерть. И ему стало очень страшно. Только что перед ним в мгновение ока разрушилось могущество вла-сти…
В это время, на другом полушарии, в своем огромном кабинете Президент России ощу-тил резкое недомогание. Его огромное тело обмякло и он забылся. И забытье он увидел свою мать, давно умершую мать… Она приблизилась к нему, как бы пытаясь поцеловать. Он ясно ощущал ее дыхание, запах тела. И когда казалось их губы должны коснуться, он услышал ее голос:
- Еще рано, сынок. Ты еще не все сделал…
Он открыл глаза. Вокруг него бегали какие-то люди, несколько человек были в белых ха-латах. Он попытался подняться, какие-то руки сразу уложили его обратно на мягкий диван. Он отстранил руку врача и, неожиданно для его состояния, уверенным голосом приказал:
- Всем выйти, ко мне премьер-министра, министра обороны и министра внутренних дел – через час. - Он принял решение…
* * *
Серега сидел на высоком берегу могучей реки и смотрел на плавное течение воды. Как и почему он очутился в этом большом городе, в другом уже государстве, он не мог сам себе объ-яснить. Уходя из района своей последней боевой операции, он справедливо полагал, что лич-ность его установлена и сейчас начнется операция «Перехват». Конечно, в Москве спрятаться очень легко, но прятаться ему не хотелось. И он решил рискнуть - выехать из России в одну из стран, так называемого ближнего зарубежья. Для этого он решил воспользоваться одним из паспортов, убитого им иностранца. И так он опять стал журналистом, теперь уже польским – Владиславом Мачинским. Почему-то ему казалось, что иностранцы по-прежнему неприкасае-мы на территории бывшего советского Союза. На такси он доехал до Киевского вокзала, взял билет в купе бизнес-класса. И, пока оставалось больше часа до отправления поезда, зашел в ближайший магазин, переоделся в деловой костюм, купил дорогой кожаный чемодан. В туале-те деньги спрятал на теле, укрепив их лейкопластырем. Два пистолета и патроны просто сло-жил на дно саквояжа, набросив сверху купленный спортивный костюм, туалетные принадлеж-ности и несколько газет на иностранных языках, купленных в киоске на вокзале. Серега начал входить в роль иностранного журналиста.
Никакого страха Серега не ощущал, скорее всего, состояние куража овладело им. Когда зашли русские таможенники, он нарочито выставил сумку, в которой лежало оружие, на обо-зрение, даже раскрыл ее. Вел себя очень дружелюбно, улыбался, а на вопрос о валюте показы-вал несколько кредитных карточек убитого им иностранца. Да еще позволял шутить себе по поводу того, что деньги, оружие и наркотики лучше всего хранить в банках. Таможенники им-понировал услужливый поляк и они лишь бегло проверили его документы. Данные о разыски-ваемом гражданине Августове (Варламове) они получили только через двое суток.
Украинские таможенники были боле дотошны. Они несколько раз прощупали вещи Се-реги, очень внимательно осматривали документы, но не догадались проверить измятую по-стель, с которой подняли сонного поляка. А ведь под смятыми простынями находилось два пистолета, патроны и четыре небольших плоских гранаты огромной разрушительной силы. Пятую гранату Серега прикрепил к поясу – так на всякий случай. Случай не подвернулся или всем повезло…
- О чем будете писать? – спросил на прощание таможенник, уважительно кивнув в сто-рону пачки иностранных газет на разных европейских языках.
- О демократии на Украйне, - стараясь изображать иностранный акцент, ответил Серега.
- А в России демократия есть? – опять спросил таможенник.
- О-о-о, - Серега для убедительности своих слов, приподнял указательный палец правой руки, - на Украйне больше…
- То-то, - довольно хмыкнул украинский таможенник, вручая Сереге документы, - пиши-те, у нас сейчас интересные события начинаются.
- О-о-о, я надеюсь, - приветливо улыбаясь, говорил Серега.
Пограничный контроль Серегу не проверял вовсе.
И вот он в Киеве. Не знакомая украинская речь и русская - русской, может быть, даже больше. Центр города не такой шумный как московский, да и красивее. Днепр уж точно краси-вее и чище Москвы-реки. Ухоженные и не очень замусоренные парки. Чисто случайно, стара-ясь пройтись по тихим улочкам центральной части, он увидел резиденцию президента – в Рос-сии резиденция президента была не доступна для обозрения с столь близкого расстояния. Сере-га сразу подумал о гранатомете «Муха». Глаза его начали искать точку прицеливания, а мозг оценивать возможные разрушения и пути отхода. Люди, город, страна его практически не ин-тересовали - он все время думал о войне…
Война, бой, подготовка к бою – стало неотъемлемой частью его мыслей. Много о чем мы думаем, размышляем: хлеб насущный, дела семейные или бытовые, фантазии на темы всевоз-можные и даже о вечном мы часто думаем. Да мало что постоянно тревожит разум наш, дос-тавляя ему удовольствие или разочарование. Серега думал только о войне. Вся жизнь вокруг него стала лишь подготовкой к каким-то сражениям. Люди, спокойно проходившие мимо, даже не обращавшие внимания на него, были его потенциальными противниками. Да, Серега пом-нил об украинском батальоне, воевавшим на стороне Ичкерии. Он вспомнил бой, который они вели с хохлами и ранения, которые получил в том бою его друг Василий из-под Пскова. Вася остался на всю жизнь инвалидом. И мысль об отмщении за боевого товарища навязчиво вспы-хивала в мозгу при приближении хоть кого из мужской половины гуляющих в парке.
Для себя Серега уже решил, что он приехал в Киев мстить за то, что кто-то и когда-то воевал против него. Он смотрел на людей, на не понятные оранжевые знамена, полоски оран-жевой пленки, развешанной на деревьях. Ему не понятны были какие-то споры на Крещатике между «донецкими» и «западниками». Для него это был чужой город, чужие люди, которых ему было удобно считать своими врагами. Особенно ему не понравились те, кто что-то плохое говорил на Россию. Что именно они говорили, Серега понимал с трудом, а то и вовсе не пони-мал – русским, раньше не слышавшим украинскую речь, она кажется иностранной, особенно западные диалекты.
Серега снял маленькую, запущенную квартирку на Оболони, не далеко от залива и начал готовиться к своей новой войне…
* * *
- …Лев Валерьянович, давно мы так с Вами не говорили, так сказать, в простой домаш-ней обстановке, - Виктор Трофимович отхлебнул горячий чай из небольшой фарфоровой чаш-ки.
- Я всегда к Вашим услугам, - профессор Сидельников, как хозяин квартиры предложил, - может Вы передумаете и немного «Метаксы» - мне он больше нравится, чем французские коньяки.
- А как же армянский?
- Да, армянский – это отдельная история, - профессор улыбнулся, что-то вспоминая, - у них, как в старые добрые времена: один сорт для себя, один для друзей, ну а все остальное ко-му придется, на продажу, так сказать.
- Но Вы знаете, так практически везде.
- Ну, как хотите – хозяин-барин. А я все-таки приложусь к рюмочке, после работы бодрит как-то.
Беседа происходила на кухне обычной трехкомнатной квартиры, старого девятиэтажно-го, кирпичного дома на Теплом Стане. У профессора и академика была еще дача, но после смерти жены, но туда не выезжал. Раньше была еще и огромная квартира на Горького, но ее пришлось продать, о чем профессор не очень и сожалел – деньги нужны были для учебы доче-ри за границей. Профессор Сидельников был одинок, жена умерла лет десять назад, дочь вы-шла замуж и уехала из страны. Схожая судьба была и у Виктора Трофимовича, может лишь с одним отличием, что это он уехал от семьи в Россию. Руководство внешней разведки посчита-ло, что ему грозит разоблачение. Хотя причина была в другом – он хорошо отладил работу резедентуры, и на его место прибыл тот, кто потом все провалил, но он был родственником какого-то мелкого партийного работника. Хотя профессор не числился работником развед-управления, Виктор Трофимович часто консультировался с ним по различным вопросам, так или иначе связанных с психиатрией. Затем, такое вот сотрудничество переросло в некое подо-бие дружбы двух много чего повидавших людей, которым нужно было общение помимо их совместной деятельности.
- …Вы, как всегда, чем-то обеспокоены, Виктор Трофимович, - профессор посмотрел по-верх очков на своего собеседника.
- Да, вы знаете, как всегда много, но они гораздо менее значимее, чем хотелось бы. Как часто нам кажется, что мы чуть ли не мир спасаем, а в конце-концов оказывается, что это мир спасает нас.
- Интересная трактовка иллюзий, интересная. Я Вам когда-то говорил, почему мне нра-вится работа психиатра – постижением мира. Сколько людей – столько и взглядов, казалось бы, на одну и ту же проблему, явление или факт. Для себя я давно решил, что мои пациенты платят мне деньги за то, что я храню их мысли. Люди желают победить смерть и создают свой посмертный облик, как посмертную маску. И кто-то все это должен хранить.
- Книги, произведения искусства, артефакты истории…
- Да нет, мне кажется, что все гораздо сложнее, намного сложнее. Возьми те, к примеру, туже шизофрению. Более тридцати обязательных признаков для признания человека шизофре-ником и ни одного объективного – все субъективно. Даже те признаки, которые, как нам ка-жутся, объективны, зависят от мнения психиатра. А где гарантия, что он нормален.
- Вы к чему это – к последним мировым тенденциям? – Виктор Трофимович улыбнулся.
- Может быть, не знаю. Так что-то пришло на ум…
- «Комплекс Наполеона»?...
- Да, - профессор привык к точному трактованию или угадыванию своих мыслей генера-лом разведки, но всегда это было не ожидаемо.
- У Вас сложилось впечатление, что уж очень много сейчас развелось людей, верящих в мировое господство, в свою высшую сущность?
- Да, Виктор Трофимович, да, - профессор снял очки, протер их. – сколько с вами обща-юсь еще не привык к Вашей способности читать мысли.
- Не читать, Лев Валерьянович, а чувствовать. Поверьте, здесь нет ничего сложного. Про-сто люди не очень хотят знать чужие мысли. Может оттого, что там нет ничего такого тайного. Следуя Вашей же теории иллюзий, иллюзии для людей более значимы, чем реальность. Так что лучше чужие мысли придумывать, чем знать.
- Да, но… Но бывает так хочется знать чьи-то мысли, думы.
- А для чего?
- Просто, обычный интерес. Обычный человеческий интерес. Ну, типа того, а что там, на краю горизонта.
- Ничего особенного – бесконечность. Не познанная бесконечность Лев Валерьянович. А что касается меня, то я действительно немного озабочен. Плохо, что это заметно – теряю навы-ки. Хотя то, поводов для беспокойства нет. Умер один мой очень хороший знакомый, которого я никогда не видел, бывает… Он думал, что правит миром, а вот умер. А ведь многие его почи-тали почти за бога. И вот теперь я думаю, кто займет место святое.
- Это столь важно?
- Для меня, смертного, да. А для вечности – безразлично.
- Тогда и нет повода для беспокойства, - профессор улыбнулся и одел очки.
- Есть, дорогой Лев Валерьянович, есть. Я ведь хочу жить и как можно больше. Я значи-тельную часть жизни своей потратил во имя борьбы с ним – с земным богом. А вот теперь ему на смену пришел другой, который меня значительно моложе. А как хочется побыть богом, как хочется. Ведь жизнь наша сплошная религия.
- … Хм, религия… - профессор опять снял очки и, по привычке, помассировал переноси-цу, - Религия – есть величайшее суеверие человеческого разума – разума, верующего в суету. Это попытка слабого стать сильным. Но, увы, слаб и мелок человек пред силой божественной жизни, слаб… Я столько встречал сильных мира сего, считающих себя чуть ли не вторыми после Бога на земле. И все они были очень слабы. Чем больше было внешней показушной си-лы, тем больше слабости духа. А «…Бог – это Дух и Ему следует поклоняться, - так глаголют Евангелия. Бог – Дух… Дух жизни в каждом из нас, все мы отчасти или часть самого могучего из богов – Бога жизни, Бога, дарящего, порождающего жизнь.
- Но религия, вера правят многими в этом мире.
- Не вера и не религия. Кажется, Толстой Лев писал, что больше веры в неверующих. Все намного сложнее – все есть не совершенство разума и человека. Только суеверие порождает веру. Невозможность владеть миром, создает образ создателя и всесильного властелина. Убо-гость мышления человеческого порождает бога человеческого, наделенного всеми пороками человека. Вы заметили, что вся власть божественная заканчивается некой «карой Божьей» - Бог, в разуме людей должен убивать тех, кто ему мешает - грешит, значит.
- Да, но говорят, что Бог – это любовь.
- Любовь, а кто спорит. Любовь к одному молящемуся и поклоняющемуся, а остальных Он карать должен. Да Вы почитайте хотя бы Библию. Ведь в ней однозначно: «Любящих меня я люблю…» - это так по человечески. Нет, чтобы любить всех. А сколько жертв ради любви к себе.