Из иных созвездий и времен. А. Романов

Алексей Филимонов
Алексей ФИЛИМОНОВ

«Из иных созвездий и времён»
Андрей Романов. За версту от Парада планет. Стихотворения.
 С.-Петербург, АССПИН,2008

Не твоё ли имя на граните
Позабыть не в силах тишина?
А.Романов

Непростой век переживает российская словесность – так неожиданно вторглись в неё ветра перемен, оборачивающиеся то свистопляской на могилах отцов, то вдруг отчетливым пониманием необратимости открытия Словом иных горизонтов. Все это в полной мере проходит через сердце и сны поэта Андрея Романова, представляющего на суд людской и истинный новый поэтический сборник. Он - о венчальном параде планет – целокупной выстроенности – и выстраданности - в одну гармоничную искупительную линию всего наболевшего за период вневременья, подталкивавшего к бездне – от спасительных блуждающих огней:
Спасённая во сне весна,
Ответь, зачем трамвайным ветром
Ты до небес вознесена
В своём прискорбье беззаветном?
………………………………………
Сопровождать не в силах я
Тебя, любовь моя земная,
Ни до пристанища Рахья,
Ни до прощального трамвая.

Пусть время точит топоры,
Склоняясь над липой-полукровкой,
Пусть я заброшен во дворы
Промеж Фонтанкой и Покровкой,

Ты с неба пломбу сковырни
И, позабыв, что я бесплотен,
На этот свет меня верни
Из петербургских подворотен.

Сегодня в пушкинской и блоковской Коломне, Коломягах, Колпино «Электронная лира» А.Тарковского уже не тайком, но всё громче вступает в свои права – верстая строки, размечая круг общения, корректируя понятия о добре и зле. Оставляя силы полёту…
Кто сей «Паук», чьи сети раскинуты и над поэзией, и над миром, невластные лишь над Духом… Уже в электронном пространстве, совместившем слово и число, происходит борьба и новый синтез звуков, смыслов, идей:
Ох, компьютер! По какому праву
Раздавить нас хочет этот спрут?
Виртуальным схваткам честь и славу
Никакие «мыши» не сотрут…

Ну-ка, снова Интернет настрой-ка:
Ждут команду «энтер» и «делит»,
Вопреки которым птица-тройка
В синеве просёлочной пылит…
Такова «Вера в ностальгический полёт» - в неизведанное, но осязаемо прекрасное в предчувствиях вины и причастия, и в музикийских шорохах Леты…
Критик Рэм Трофимов, на мой взгляд, абсолютно верно говорит о том, что точка зрения лирического героя А.Романова, проекция его внутреннего ока на экран монитора, компьютера или телеэкрана - особенная, она и разоблачает сегодняшний холст, полотно, где так много антихудожественного, и пересотворяет его, ускоряя до мгновений вечности, когда время собирается в едином миге, проникнутом мыслью и рифмой. И сам стих – прозрачный парус, словно приподнимаясь над белизной страницы:
…Вот он – я, словно вошь на аркане,
Всё на том же бульваре Тверском!

Очень жаль, что в миру приодеться
Ты не сможешь ни завтра, ни впредь,
Дай мне вслед на тебя наглядеться
И от шороха платья сгореть.

На голгофском кресте изувечен
Бог скуфью над тобою простёр…
Вот всё. И прощальные свечи,
Не спросясь, затмевает костёр…
Романов творит циклы стихов. Так в сыром сквозь времена года петербургском воздухе тянется нота всевременья, - жаля, стыдя, кляня, пришёптывая, восклицая, вопрошая, облагораживая, высвечиваясь:
Кончай трепать про полюс, -
Пора светить везде,
И поклониться в пояс
Коломенской версте…
………………………….
От стресса пить таблетки,
Вкушать земной уют…
- Ах, девки-малолетки, -
Так жалобно поют.
"Медвежья Коломна"
…Густопсовой девице Фортуне
Угрожает московский «Спартак»,
И в шестой государственной Думе,
Согласитесь, всё тот же бардак.
………………………………….
В страшном городе трёх революций,
Где остался наш ветреный след,
Наши мамы сквозь слёзы смеются,
Понимая, что выбора нет.
"Расстанная Голгофа"

Странна Петербургская литература – сегодня гоголевские персонажи вручают премию от имени долгоносого писателя, словно до всего есть дело ему, выставленному на обозрение в пешеходной зоне. И мало кто чувствует, как зябко и порой отвратительно живому монументу здесь, как хочется отряхнуть с крыльев чёрный пепел двух столетий, награждая якобы от своего имени:
А Гоголь такой добродушный на вид,
И белая,
Мёртвая книга.
Борис Корнилов, 1926
Андрей Романов - учредитель премии имени Бориса Корнилова, автора знаменитых слов «Песни о встречном» - «Нас утро встречает прохладой…», невинно убиенного в городе на Неве в тридцатилетнем возрасте в феврале 1938 года. И сегодня откликается чистое, кряжистое и пронзительное «раскольничье» корниловское слово, которое словно витает над всеми, объединенными его поэзией, восставшей из небытия будто «…звезда во внутреннем кармане Пиджака, забытого в траве», как пишет А.Романов, - в напоминание о бессмертных строках «Соловьихи» старшего поэта:
От неё и от него
пахнуло мятой,
он прощается
у крайнего окна,
и намок в росе
пиджак его измятый
довоенного и тонкого сукна.
1934
Зайдите на сайт гневных «Медвежьих песен»! Поэт весь в противостоянии с сегодняшними Латунскими, МАССОЛИТовцами из «Мастера и Маргариты», то вручающими, то отнимающими ключи от квартир писателям уже на том свете… Но мастер должен состояться здесь и теперь – а не в ином измерении – вот романовский завет молодым и всем, кто робеет при тлетворном дыхании писательских и прочих бесов.
Он томим ревностью Маяковского – к Копернику, Блоку, Некрасову, Ювеналу, Плинию, Коломне, Лиговке, Пряжке, Купчино, к «случайным» встречным, Богу, ушедшей бессмертной молодости - заклиная и оживляя, часто от обратного:
Прочь с дороги, девка-малолетка,
Юность ненавистная моя!
Совмещение взгляда извне, из вневременья - и острейшего, порой публицистского ощущения ежедневности – вот сплав первозванной поэзии Андрея Романова, по праву названной критиком Кириллом Козловым в предисловии к сборнику аналитичной и космогонической одновременно. То есть наполненной не тягой к пустой рефлексии, но к созиданию нового – во вселенском масштабе, чем всегда и занималась российская поэзия, не забывая о бездомных, отверженных, сирых, погорельцах. Сочиняя реквием, вопреки «чёрным» людям, во имя жизни:
…Образумилась Лиговка,
Мойка не знает сомнений.

И над Невской губой,
в предстоящем бреду наводнений
ты мне шепчешь сквозь вьюгу,
что я никогда не умру.
"Свет сотворения мира"

Сегодня Андрей Романов, поэт, издатель и гражданин, задаётся предвечными вопросами. Виновен ли Медный Всадник – горящий со стыда? Виновны ли Пушкин, Есенин, Блок… что уничтожается культура? Виновны тем, что сомневались в своей правоте пред тёмными гранями масочного Нетербурга, уводящего к другим измерениям, – словно порой нет совести у этого города: то чопорного живописца, то отчаянного гитариста-попрошайки, то замкнутого в своей неповторимой и растворяющейся красоте…
Нет однозначного ответа. И на вечно затуманенное, а потому полубессмысленное «Что делать?», склоняющее то к меланхолии, то к разрушению во имя подменённых бесами идеалов, у современного поэта всегда в ответе - жажда дерзновенного творчества, соборования в слове и деле во имя непобедимой русской Музы.
Об этом и о многом другом – новая книга Андрея Романова.

четверг, 7 февраля 2008 г.