Школьные годы

Виктор Постников
Школу свою я очень любил. (Она находилась внизу улицы Владимирской, потом, в семидесятых, ее здание отобрал Институт пищевой промышленности) Я никак не мог смириться с тем, что моей школы уже нет. Хорошо помню свой первый день, 1-е сентября 1956 г. Построили нас, первоклассников, в холле перед большой лестницей, ведущей налево и направо. Слева стоит очень симпатичная учительница, набирает в 1-а класс, справа – не очень, в 1-б. Вызывают по фамилиям, и каждый идет то налево, то направо. Я ужасно волнуюсь, хочу только в 1-а. Наконец, меня вызывают, и я счастливый поднимаюсь по лестнице налево.
(Как важно иногда в жизни пойти по нужному пути, но, как и в случае со школьной лестницей, часто - увы !- это от нас не зависит.)

Я всех учителей помню, всех люблю, но первую учительницу никогда не забуду. Звали ее Зинаида Леонидовна Ювженко. Она мне очень нравилась, поэтому я старался учиться хорошо. Особенно я любил уроки каллиграфии. К несчастью, после того, как она нас «выпустила» в пятый класс, у нее обнаружился рак крови, и она быстро умерла. Это была первая смерть близкого мне человека, с которой я столкнулся в жизни. В пятом классе появились новые предметы, из которых больше всего мне нравились география и английский язык. Единственные предметы, по которым я получал пятерки.

Географию я полюбил, конечно, неспроста. В то время я зачитывался романами Жюля Верна из отцовской библиотеки и мнил себя капитаном Немо. В кабинете у отца стоял большой глобус, который я постоянно рассматривал и проверял маршруты своих любимых героев. Но особенное завораживающее действие на меня производили старинные отцовские книги «Вселенная и человечество» под общей редакцией Ганса Крэмера (издания 1896 г.), а из них том IV -- «Исследование земной поверхности и исследование моря». В этих великолепно иллюстрированных книгах собраны описания всех великих путешествий и открытий человечества, с подробными рисунками, картами и схемами. Часами я просиживал над книгой. Потому-то уроки географии и были самыми легкими и любимыми.

Английский язык нам преподавала Елизавета Аркадьевна Колодная. Удивительно, как много зависит от того, кто преподает. Учительница отличалась особой интеллигентностью. Я с большим увлечением начал изучать язык, стараясь во всем подражать учительнице. Но и стечение обстоятельств имеет огромное значение. В библиотеке отца я обнаружил много книг на английском языке, сборники стихов лучших английских и американских поэтов, словари. Я с жаром бросился переводить. Но, конечно, сначала работа шла очень медленно. Кроме того, я пристрастился слушать приемник «Неву», который отец привез еще из Ленинграда. Это был ламповый приемник выпуска 1948 г., с короткими волнами и очень хорошим звучанием. Как-то мне посчастливилось словить Би-Би-Си на английском языке и – о чудо! – я начал кое-что понимать. С тех пор, я старался не пропускать новости на английском радио. В 1962 г. я обнаружил «новую музыку», английский музыкальный квартет The Beatles. Их музыка произвела на меня неизгладимое впечатление. В ней чувствовалась настоящая, пульсирующая жизнь. Я стал записывать их музыку на магнитофон и разбирать слова. Это сильно ускорило процесс изучения языка, но главное, мои культурные горизонты расширились. Конечно, отцу не нравилось, что я запустил все другие предметы и занимался только английским. Но он никогда не ругал меня и не запрещал слушать любимую музыку. Некоторые песни ему положительно нравились, особенно т.н. «рабочие» песни, например «Шестнадцать тон», или народные песни в исполнении Джоан Баэз.

По выходным отец часто брал меня с собой на другой берег Днепра. Мы бродили с ним вдоль берега или уходили вглубь Труханова острова, к «Старику» (старое русло Днепра). Иногда заходили в ресторан на «том» берегу и заказывали чебуреки. Особенно приятно это было делать зимой. К чебурекам отец покупал бутылку красного вина «Словин» и угощал меня. Вино было превосходным, насколько я мог тогда судить.
  Не забуду один зимний вечер, когда мы углубились в дебри Труханового острова. Замерзшие озерца были темно-голубого цвета; а в них, как в зеркале, отражались звезды и луна. Стоя на льду озера, мы вдруг оказались окруженными звездами со всех сторон: одни уходили вверх, другие под ноги, в глубину озера. Все было неправдоподобно красиво, и я в первый раз почувствовал, как красота словно пронзила меня.

Поэзия Уитмена и Тагора

Отец открыл мне сокровищницу истинной поэзии. Все произошло как-то исподволь. Конечно, я часто слышал его великолепные декламации, пробовал читать многих поэтов из его библиотеки. Но прежде всего я должен был «созреть» для стихов. Мой английский уже позволял читать некоторых английских и американских поэтов, сравнивать оригинал с известными переводами (например, Лонгфелло и Бунина); и я понемножку стал пробовать переводить.
Совершенно ошеломляющее действие произвели на меня стихи Уитмена (в переводе К. Чуковского), чему способствовала декламация их отцом.
Стихи Тагора сложнее для восприятия, и их глубину и прелесть я понял гораздо позже, прочитав, по совету отца, «Гитанджали» в переводе Пушешникова (в советских переводах глубокая религиозность Тагора полностью выхолощена). В начале 80-х годов, мне удалось найти превосходные английские переводы Тагора, и его гений раскрылся мне во всей полноте.
Поэзия, музыка и философия каким-то невероятным образом оказывают влияние друг на друга, одно усиливает другое. Увлечение музыкой, а затем и восточной философией, расширили мое понимание поэзии.


*  *  *

Фото: 1957, 2-а класс в Ботаническом саду.  В центре наша любимая Зинаида Леонидовна.  Я третий справа от учительницы, в тюбетейке.  Фото моей мамы.