Клинская Пушкиниана

       ПЕРВЫЕ СВИДАНИЯ С КЛИНОМ
       1.
       Александр Сергеевич Пушкин…За всю свою жизнь он провёл в городе Клину и Клинском уезде более двух суток. Читатель может засомневаться: не слишком ли много мы отводим времени для знакомства Пушкина с Клинским краем, учитывая, что великий поэт ценил своё время?
Ответим: нет, не слишком, да, возможно, и больше.
 
Просто мы учитываем трудности тогдашних дорожных условий и услуг, которые сократить в то время не было никакой возможности. Представить это можно легко: сами дороги оставляли желать лучшего.
Добавьте сюда нерасторопность и бюрократию обслуживающего персонала казённых почтовых станций, отсутствие в нужный момент свободных, отдохнувших ямщицких лошадей и усталость собственных лошадей, если ехали “своим коштом”.

Всё это – только некоторые проблемы, с которыми встречались в дороге путешественники.
А если добавить к тому ещё частые поломки колёс, осей и рессор, недомогание и усталость самих путешествующих, желание их “подкрепиться” в придорожном трактире, то полную картину проезда московских и санкт-петербургских гостей через Клин может получить каждый читатель.

Недаром однажды Александр Сергеевич надёжно увековечил дороги своего времени в седьмой главе романа “Евгений Онегин”:
       Сейчас у нас дороги плохи,
       Мосты забытые гниют,
       На станциях клопы да блохи
       Заснуть минуты не дают;
       Трактиров нет. В избе холодной
       Высокопарный, но голодный
       Для виду прейскурант висит
       И тщетный дразнит аппетит,
       Меж тем как сельские циклопы
       Перед медлительным огнём
       Российским лечат молотком
       Изделье лёгкое Европы,
       Благословляя колеи
       И рвы отеческой земли…
       Клинский уезд пушкинского времени был разнообразен, и, хотя бы в чём-то, менялся с каждым приездом Пушкина. И уж, конечно, менялся со сменой времени года, чему Пушкин был заинтересованный свидетель…

Известно, что Александр Сергеевич Пушкин родился 26 мая(но новому летоисчислению, 6 июня) 1799 года. Семья Пушкиных – Сергей Львович и Надежда Осиповна по разным причинам, более всего денежного характера, часто меняли адрес своего жительства в Москве.

До недавнего времени в Москве домом, в котором родился великий поэт, считался не сохранившийся дом на Молчановке. Ныне на этом месте (ул.Баумана,10) поставлен бюст поэта, его именем названа рядом расположенная школа. Однако лет двадцать тому назад замечательный московский историк-исследователь Сергей Константинович Романюк, рассмотрев внимательнее и глубже архивные документы, нашёл другое, более точное место рождения великого поэта – в доме И.В. Скворцова на углу Малой Почтовой улицы и Госпитального переулка, о чём тогда вскоре сообщила газета “Правда”. Эта находка произвела настоящую сенсацию в московском краеведении и пушкиноведении…

Вот отсюда-то, с берега тихой Яузы и отправилась семья Пушкиных со своими детьми - к берегам реки Сестры - в дальнее путешествие, в котором важное место занимал путь через Клинский уезд – в родовое имение усадьбу Михайловское.
 Конечно, и Сергей Львович и Надежда Осиповна не первый раз отправлялись из Москвы в сторону Петербурга и обратно, и неизменно, как и у других путешественников между столицами, их путь пролегал через Клин, являвшийся привычной пересадочной станцией для всех проезжающих.
 
Но в первый в своей жизни раз отправлялся в такое дальнее путешествие маленький Пушкин у матери и няни на руках. И нам важно об этом знать: ведь маленький город Клин вошёл в судьбу гения русской литературы раньше, чем сельцо Михайловское и тем более раньше, чем Санкт-Петербург!..
Предполагается, что Пушкины выехали в cентябре 1799 года, ещё в сухое время года, чтобы не попасть в самое худшее время осенней распутицы.

Кто же ехал на этот раз? Подробности езды можно только предполагать. Скорее всего, Пушкины ехали в двух экипажах. В первом, должно быть, помещались отец – Сергей Львович, его слуга-камердинер и все дорожные запасы еды и платья, которых должно было хватить до Михайловского. Следом, во втором экипаже, должна была ехать мать – Надежда Осиповна. Её должны были сопровождать две няни их детей – крепостные Пушкиных. Это были: няня крохотного Саши, которому исполнилось всего четыре месяца, - 32-летняя Ульяна Яковлева и няня старшей, года и семи месяцев, Олечки – 40-летняя Арина Родионовна Яковлева…

Без сомнения, поездка родителями была задумана рискованно и авантюрно – с двумя младенцами в тяжелую дальнюю дорогу , и это, прямо скажем, трудно объяснить. Родителей можно оправдать только тем, что поездка сейчас в сельцо Михайловское (ошибочно часто говорят и пишут “село”) для Сергея Львовича была вынужденной...

Первая остановка Пушкиных, как всегда, - это село Всехсвятское, ныне район метро “Сокол”. Далее небольшая остановка – деревня Кобылья Лужа (ныне город Химки), далее – первая почтовая станция Чёрная Грязь.

Экипажи с малой семьёй Пушкиных вступили на землю Клинского уезда, не доезжая деревень Талаево и Кресты. Впереди они увидели деревню Солнечная Гора с видневшимся справа, у самого озера Сенеж деревянным Никольским храмом (постройки 1777 года) села Никольское-Хлопово (ныне здесь курсы “Выстрел” имени Маршала Б.Шапошникова.). Но, не доезжая деревни, недалеко от шоссе путники увидели слева деревушку Бутырки, каменную Преображенскую церковь села Спасское-Телешево, построенную в 1782 году ( ныне вошла в черту города Солнечногорска), а прямо за нею – в отдалении - каменную церковь Успения Пресвятой Богородицы села Обухово, построенную в 1759 году знакомыми Пушкиных - владельцами Лопухиными. Храмы Клинской земли явились наиболее яркими впечатлениями Пушкиных и четкими ориентирами в живописных природных просторах Подмосковья. В Солнечной Горе (Голизино) отдохнули на второй от Москвы почтовой станции.

За Солнечной Горой проезжали по болотистой местности, где путников только и спасали бревенчатые и хворощатые гати, мосты и переезды. Читатель, наверно, помнит, как писал об этой дороге наш земляк Александр Николаевич Радищев: “Зимою ли я ехал или летом, для вас, думаю, равно. Может быть, и зимой, и летом. Нередко то бывает с путешественнниками: поедут на санях, а возвращаются на телегах…Летом…Бревешками вымощенная дорога замучила мои бока; я вылез из кибитки и пошел пешком…”. Это писал взрослый человек, которому во время поездки было 30 лет. Каково же было ехать маленьким Пушкиным? Наверно, няни обложили их всеми подушками, что были в семейном хозяйстве.

После деревни Зипуново, Мошницы тож, потянулись казавшиеся бесконечными еловые леса. За деревней Давыдково переехали реку Сестру и увидели белеющую справа от дороги каменную Преображенскую церковь Молчановского погоста, построенную в 1733 году. За нею виднелась деревня Борозда, а далее деревушка Гаврилово, что потом стала местечком Белозерки…

Перед самым городом Клином взору Пушкиных слева от шоссе явилась церковь Успения Пресвятой Богородицы села Демьяново, постройки 1746 года, сиявшая нарядной классической охряной желтизной с красиво выделенными белыми пилястрами , карнизами и наличниками. Под закатным вечерним солнцем над колокольней и над куполом ослепительно золотились кресты. Там заметно кудрилась парковыми и садовыми деревьями богатая усадьба московских знакомых Сергея Львовича – Наумовых. У самой же дороги (близ сегодняшнего Дома-музея П.И.Чайковского) блестела соломенными крышами крохотная деревенька Кошеварово. Семья Пушкиных вступала в город, окрестности которого в разные времена были насыщены именами близких и дальних знакомых и родственников…

Пушкины въехали сначала в деревню Слободку (ныне улица Чайковского). Справа, за её крышами, на берегу ручья виднелась маленькая дворянская усадьба Талицы дворян Ильиных, а далее, к реке, Подъячева слобода.
 
Слева увидели деревянный царский путевой дворец.

 Справа на высоком холме над рекой виднелся старинный Успенский собор. Спустились не спеша к реке Сестре, переехали её по наплавному деревянному мосту, свернули влево вдоль берега и поднялись в город, повернув затем вправо к новому каменному почтовому двору, где проходила главная улица города Клина – Дворянская. В поле зрения Пушкиных ещё издали вошла гранёная колокольня Никольского храма, построенная в 1769 году. За нею виднелся Воскресенский храм в каменном исполнении. Стоявший здесь с 1712 года.

Здесь мы оставляем Пушкиным свободу действий – мы не знаем, какие планы у них сложились по поводу ночлега. Но думается, Сергей Львович был в здравом уме, понимая, что малыши устали от дорожной тряски больше, чем взрослые, и семья переночевала в здешней деревянной гостинице или, для дешевизны, ввиду большой скаредности Сергея Львовича, в одном из постоялых дворов, спросив самовар и поужинав из своих запасов.
       
2.
Давайте, дорогие читатели, хотя бы кратко познакомимся с Клином этого времени. Город еще только недавно опомнился и отстроился после грандиозного пожара августа 1779 года.

Несмотря на то, что прошло двадцать лет, пепелища ещё можно было видеть тут и там, так же, как и всё прибавляющиеся новые, желтеющие свежей древесиной жилые дома, трактиры, торговые лавки, склады, амбары и сараи. Пожар подтолкнул власти к размышлениям о строительстве в Клину кирпичных зданий, благо был недавно уже высочайше утвержден регулярный план развития Клина.

Старинная часть города, еще частично отделенная от нового города осыпавшимся земляным валом и запущенным рвом, была в основном заселена дворянами и чиновными людьми.

Градоначальником, а он по–старинке ещё назывался и воеводой, служил в Клину 42-летний Александр Андреевич Шведов. Жил он в приходе Успенского храма. В архивных документах того времени перечислены все прихожане Успенья. Рядом с храмом стояли два дома священнослужителей. В доме городничего жили еще: его 27-летняя жена Александра Ивановна, его вдовый 61-летний отец отставной солдат Андрей Федорович и их дворовые люди.

В четвертом доме проживал поручик Николай Никитич Доброхотов.В пятом – уездный казначей Михаил Иванович Пафнутьев. В шестом – бухгалтер казначейства коллежский регистратор Максим Артемьевич Чаев и его прачка. Далее проживали приказные казначейства. В седьмом –губернский регистратор Семен Соколов с семьей, в восьмом – канцелярист Александр Матвеев с семьей, в девятом – подканцелярист Михаил Соловьев. В десятом доме обозначен стряпчий коллежский регистратор Андрей Федорович Соколов с семьей, в одиннадцатом Клинского нижнего суда исправник надворный советник Александр Дмитриевич Пустобояров с семьей и дворовые их люди. В двенадцатом доме назван нижнего суда заседатель Николай Никифорович Алексеев с семьей. В тринадцатом (очевидно,это были присутственные места) – того же суда секретарь Гаврила Прокофьевич Астафьев, отец его отставной регистратор Прокофий Астафьев, приказные этого суда: коллежские регистраторы Федор Иванович Городецкий с семьей, Василий Иванович Крылов, губернские регистраторы: Сергей Афанасьевич Кадомнов, Александр Петрович Пылаев, подканцелярист Карп Евсеев. Далее - уездного суда судья титулярный советник Василий Иванович Зубатов ( кстати, сменивший по должности знакомого нам Николая Александровича Маслова, отца лицеиста), секретарь уездного суда коллежский асессор Михаил Ильич Ржевский (дальний родственник А.С.Пушкина) с дворовыми людьми, приказные уездного суда: губернский регистратор Дмитрий Яковлевич Львов, канцелярист Иван Андреевич Пузырев, Клинского городского магистрата коллежский регистратор Петр Петрович Зубатов, Клинской почтовой конторы коллежский регистратор Прохор Тихонов.

Наберемся терпения, дорогой читатель, и досмотрим имена наиболеее заметных по должностям клинских жителей, ведь мы же не безродные дети безродного отца.

Здесь, в приходе, уездного суда подканцелярист Григорий Иверинский, клинской градской полиции коллежский регистратор Петр Иванович Черкасов, его помощник канцелярист Петр Николаев, уездного суда подканцелярист Александр Никаноров и его брат того же суда копиист Николай Иванович Никаноров.Здесь же были отставной сержант Прохор Степанович Усачев, клинский городской лекарь Моисей Михайлович Шареградский-Паскевич, Клинского народного училища учитель коллежский регистратор Иван Иванович Волков(автор небольшого изданного учебника по истории), капитанша вдова Дарья Ивановна Кабылина, Клинского духовного правления бывший канцелярист Петр Иванович Ильинский, этого правления сторожа, присяжные, сержанты, отставные солдаты, штатные унтер-офицеры и рядовые солдаты. В приходе также числились: деревни Прасолово 18 дворов ямщики, 4 двора Экономического ведомства крестьяне, деревни Белавино 8 дворов ямщики и 4 двора того же ведомства крестьяне, деревни Шевелево 3 двора ямщики и 4 двора крестьяне того же ведомства…

Стоит кратко сказать и о приходе Воскресенского храма, а он временно считался в Клину главным, соборным. В нем было два штата. У священника Иоанна Михайлова в приходе были 2 священнических дома, прихожане – простые посадские люди, отставной казак, солдатки – 62 двора, “Клинского Яму ямщики” – 25 дворов.

У священника Иоанна Петрова в приходе были: 3 дома священнических, клинские купцы – 20 дворов, клинские мещане, в том числе отставной солдат Петр Игнатьев, – 39 дворов, Клинской Ямской Слободы ямщики – 20 дворов, Клинского Яму деревни Лаврово ямщики – 29 дворов, той же деревни Экономического ведомства крестьяне, дворовые усадьбы Талицы и крестьяне этой деревушки…

Если был ночлег, а он, скорее всего, был, то наутро Пушкины наверняка заходили в Воскресенский собор, а затем двинулись далее по Петербургскому шоссе, оставляя слева Ямскую Слободу, по улице, которая потом оформилась как Купеческая. Затем путники должны были перекреститься на видневшуюся вдали справа Знаменскую (Константино-Еленинскую) церковь в селе Майданово, построенную в 1772 году.

За деревней Маланьино начиналась снова трудная болотистая дорога с бесконечными лесами. Преодолев речку Ямугу и прокатившись вдоль деревни с тем же названием, экипажи с семьёй Пушкиных двинулись по болотистой дороге, уклонившейся вправо, и с трудом добрались до деревушки Селевино. Затем последовали долгие мрачные леса, Пушкины устали трястись по гатям из хвороста и брёвен, спасавших экипажи от погружения в бесчисленные ручейки и трясины. Наконец немного отдохнули, добравшись до села Спас-в-Заулке , где над прудом справа возвышалась и отражалась в подёрнутой ряской воде деревянная Преображенская церковь. После Спаса проехали деревню Хайлово (позднее она получила название Головково ), а миновав ещё густые леса и мокрые низины вдоль речки Дойбицы, с удовольствием увидели впереди каменную Троицкую церковь села Завидово.

 Но в то время обычные проезжие гости ехали не через само село, где находился царский деревянный путевой дворец, а левее, где над прудом виднелась дорожная ямская контора с четвертой почтовой станцией под названием Черная Слобода, позднее названной Чёрный Ям. Здесь, должно быть, Пушкины остановились отдохнуть и сменить лошадей, а возможно, и поспать.

За селом путники переехали по деревянному мосточку реку Дойбицу и продвигались дальше. Прокатили вдоль деревушек Высоково, Павлюково, поднялись к деревне Елдино и далее. Остановились на краткое время передохнуть в селе Воскресенское-на-Шоше. Потом, оставив справа Воскресенскую церковь и кладбище, ринулись вниз, к реке Шоше.
 
Здесь экипажи Пушкиных отбарабанили по бревенчатому мосту через реку и, оставляя справа деревню Низовку, оказались на территории Тверского уезда Тверской губернии…
Маленький Пушкин проводил остальное время осени 1799 года и последующую зиму с родителями, сестренкой Олечкой и нянями Ульяной и Ариной в сельце Михайловское Опочецкого уезда Псковской губернии. Там , на широких луговых просторах над рекой Соротью, набирался он сил и здоровья, дышал чистым воздухом озера и лесных полян. А потом, к концу зимы, в марте 1800 года, вся семья снова погрузилась в экипажи и отправилась в Петербург, где, сняв квартиру, проживала примерно с марта по сентябрь 1800 года.

Пребывание в Петербурге запомнилось одним случаем, который потом долго рассказывали в семье и среди родных. Однажды няня Ульяна с маленьким Пушкиным ( он уже научился ходить) прогуливалась по Летнему саду, куда Пушкин через четверть века отправит и маленького Евгения Онегина. Случилось, что по Летнему саду в это время проходил император Павел Петрович. Поскольку все, узнавшие его величество, снимали шапки, то Павел сделал няне Ульяне внушение за то, что не сняла вовремя с маленького Саши картуз.

Так произошла первая и единственная встреча Пушкина с Павлом Первым, которого через восемь месяцев убьют…

В обратном порядке проносились мимо маленького Пушкина села и деревни Клинского уезда, начиная селом Воскресенское-на-Шоше владения графов Шереметевых, и заканчивая деревней Талаево, когда Сергей Львович и Надежда Осиповна возвращались из Петербурга через Псков, Тверь и Клин в Москву.

Происходило это, скорее всего, в конце сентября 1800 года, пока дорогу совсем еще не развезло осенней распутицей. Приехав в старую столицу, сняли новую квартиру в доме Волкова на углу Чистых прудов и Большого Харитоньевского переулка (ныне Чистопрудный бульвар,7). Малышу Пушкину, будущему гению русской литературы, в этот момент исполнились год и четыре месяца. Но вторая встреча с Клином уже тоже состоялась.

ТРЕТЬЕ СВИДАНИЕ С КЛИНОМ

За время жизни от рождения Александра до поступления в Царскосельский лицей семья Пушкиных переменила в Москве много адресов. Как вспоминают современники, мать поэта Надежда Осиповна не любила проживать на одном и том же месте и не менее раза в год переезжала. Благодаря последним исследованиям московского историка и краеведа, инженера Московского университета Сергея Константиновича Романюка, выявлены все эти адреса, по которым жил в детстве великий поэт. Трудно представить, но с марта 1799 года по май 1811 года Пушкины переезжали в Москве одиннадцать раз!
Читатель спросит: зачем мы рассказываем об этом?
 Мы приводим эти адреса потому, что в этих местах проживания семьи часто бывали у Пушкиных в гостях многие их клинские родственники, знакомые и друзья, наши земляки.
Во всяком случае мы должны знать, что до Лицея юный Пушкин проживал: в доме И.В.Скворцова на углу М.Почтовой и Госпитального переулка, в котором родился, в доме П.М.Волкова, что в Огородной слободе (ныне Чистопрудный бульвар, 7/2), в 1802 г. в левой части дворца князя Н.Б.Юсупова (Б.Харитоньевский, 21), с 1803 по 1805 год неподалёку в доме А.А.Санти (Б.Харитоньевский, 8), с конца 1805 г. в доме князя Ф.С.Одоевского (М.Козловский, 1-3), в 1807 г. в доме Вельяминова ( клинские дворяне Вельяминовы - владельцы села Троицкое и д.Марфино, в правнуках породнятся с Пушкиными) (Кривоарбатский, 9-11) и в доме М.М.Данилова на Поварской(бывш.ул.Воровского,21), в 1808 г. на М.Бронной, 17, с августа 1809 г. – в Хлебном переулке, 4, с начала 1810 г. в доме купца Н.М.Птицына на Мясницкой, 41, в Рыбниковском переулке, 7, затем в доме настоятеля храма Николы, что на Курьих ножках на Большой Молчановке, 26. В течение 1810 –1811 гг. юный поэт был прихожанином Никольской церкви, что близ Арбата.
Вот из этого дома, что стоял прямо рядом с храмом Николая Чудотворца, двенадцатилетний Александр Пушкин отправился в северную столицу, чтобы затем поступать в открывающийся Царскосельский лицей.
Происходил этот отъезд 16 (28 по-новому) июля 1811 года…
Можно представить, как заказной экипаж, в котором восседал юный Александр Пушкин вместе со своим родным дядей Василием Львовичем Пушкиным, выехал с церковного двора на Большой Молчановке, до первой остановки, до села Всесвятского.
Почему дальше, в Петербург, на этот раз Пушкин ехал без своих родителей? Родителям ехать помешали домашние обстоятельства. На руках Надежды Осиповны – дети: шестилетний Лев, тринадцатилетняя Ольга. Жива память об умерших в младенчестве сыновьях, младших братьях Саши - Николеньке и Павлуше.
Можно сказать, что связанные детьми родители могли только проводить Пушкина из дома в дальнюю дорогу, уверенные, что дядя Василий Львович, собравшийся попутно в Петербург, благоразумно доставит своего племянника и похлопочет о нём, о его поступлении.
Провожали Александра, очевидно, всей роднёй. Во всяком случае, тётя – старшая сестра Сергея Львовича Анна Львовна подарила Александру в дорогу «на орехи» сто рублей – очень приличную по тем временам сумму карманных денег. Эти «карманные» немедленно прибрал себе на сохранение Василий Львович, и больше мальчик их не увидел.
На первой остановке для краткого отдыха, в селе Всесвятском (ныне у метро «Сокол»), очевидно, родители Сергей Львович и Надежда Осиповна, старшая сестра Ольга и младший братишка Лев попрощались с Александром и Василием Львовичем, ямщик взмахнул кнутом, лошади подхватили экипаж и понесли в синюю даль Петербургской дороги.
Немаловажный вопрос: кто же всё-таки в этот раз ехал в экипаже вместе с мальчиком -Александром Пушкиным?
К сожалению, до сих пор исследователи мало обращали внимание на такую маленькую деталь, что Александр и его дядя ехали в экипаже не одни. Чтобы объяснить это, нужно кратко рассказать о событиях жизни Василия Львовича, предшествовавших нынешнему путешествию.
Василий Львович Пушкин, о котором Александр Сергеевич в зрелом возрасте писал: «…Мой дядюшка-поэт На то мне дал совет И с музами сосватал…», которому он дал характеристику «Парнасский мой отец», - родился в Москве 8 мая 1766 года. И он, и его младший брат Сергей Львович, отец поэта, получили хорошее домашнее образование. В детстве ещё, по обычаям того времени записанный в военную службу в Измайловский полк, он двадцати пяти лет явился на так называемую действительную службу в Петербург, где познакомился с литераторами северной столицы. А вскоре и сам опубликовал первое стихотворение «К камину», получившее широкую известность.
В начале девятнадцатого века Василий Пушкин - известный стихотворец. живущий в Москве на улице Старой Басманной (дом 36), пользующийся популярностью среди русских литераторов. С течением времени он стал известен ещё и как завзятый театрал и книголюб. Он - участник всех заметных московских кружков, даже староста знаменитого литературного кружка «Арзамас». Накануне отъезда в Петербург он написал короткую легкомысленную, малопристойную поэму «Опасный сосед», которая сразу стала широко известной и ходила в Москве, переписанная от руки…
В конце 1790-х года Василий Львович женился на московской красавице К. М. Вышеславцевой. Но брак вскоре стал распадаться, Капитолина Михайловна обвинила мужа в измене с «вольноотпущенной девкой» Аграфеной Ивановой. «С горя» Василий Львович уехал в Париж. Пожив там, Василий Львович возвратился в Москву настоящим парижским модником, яркой, колоритной фигурой, удивив всю московскую публику, прослыв в московском обществе щёголем и ловеласом.
В то же время его знали как доброго человека, готового многим помочь, во многом поучаствовать, подружить разных людей, особенно в творческой среде.
 Но по приезде он узнал, что после долгого разбирательства Священный Синод, рассмотрев его дело, признал его виновным в нарушении святости брака и определил «подвергнуть семилетней церковной епитимии с отправлением оной в течение шести месяцев в монастыре, а прочее время под смотрением его духовного отца».
Так что легкомыслие Василия Львовича наложило тяжёлую печать на его дальнейшую жизнь – он был наказан церковным безбрачием, запрещавшим ему венчание. Позднее с ним соединила судьбу в так называемом «гражданском браке» и оставалась верной до конца жизни московская купчиха Анна Николаевна Ворожейкина. Росли двое детей – Рита и Лёвушка, которых Василию Львовичу пришлось называть «воспитанниками», без права передать им свою фамилию и наследство. А сейчас, пока не родился младший, на руках у родителей была Маргариточка, которой исполнился год.
       Поэтому в этой поездке из Москвы в Петербург есть ещё одна деталь, которой пока не заметил и не учёл ни один исследователь, но которая повлияла на характер поездки, значительно усложнив её. Оказывается, вместе с юным Пушкиным, Василием Львовичем и его гражданской женой Анной Николаевной Ворожейкиной ехала и маленькая кузина Александра - Рита!
Кстати, тут можно сказать, что упоминание о дочке Василия Львовича Маргарите позволяет нам впервые расшифровать одно из ранее не разобранных слов в рукописных набросках программы автобиографии А.С.Пушкина 1820-х годов. Там поэт под 1811 годом пишет: « …Возня …с (два слова до и после «с» исследователи не разобрали)….Ан. Ник. – Светская жизнь. – Лицей…». Очевидно, что это неразборчивое слово после «с» - «дочкой», поскольку Пушкин подростком действительно любил возиться с малышами.
Пушкин и в зрелом возрасте сохранял добрые отношения с двоюродной сестрой Маргаритой Васильевной, в замужестве Безобразовой, которая после смерти отца 2 сентября 1831 года становилась совладелицей сельца Болдино Нижегородской губернии.
Чтобы окончательно быть точными, отметим также, что вместе с Пушкиными в сей момент ехал ещё один человек, о котором тоже совсем забывают, когда рассказывают о путешествии юного поэта в Петербург. Это был его дядька Никита Тимофеевич Козлов, из крепостных дворовых Сергея Львовича, приставленный с детских лет к юному Пушкину и проведший в заботах о нём до конца его дней…
Мальчик Александр Пушкин, получивший хорошее домашнее образование, обладавший знаниями подчас большими, чем его одногодки, к тому времени уже был поэтом. В собрании сочинений Александра Сергеевича печатаются два стихотворения - четверостишия, написанные им в 1809 – 1811 годах на французском языке…
За окном экипажа пробегала всё та же, за малыми изменениями, панорама подмосковного лета, которая прошла перед семьёй Пушкиных двенадцать лет тому назад.
 Но теперь двенадцатилетний Пушкин впервые осмысленно оглядывал окрестности и радовался каждому повороту дороги, не обращая внимания на тряску экипажа по колдобинам неровного пути и по бревенчатым мостам. Снова, как и прежде, на Петербургской дороге Пушкины въехали в пределы Клинского уезда в деревне Талаево. Путь пролегал через деревни Кресты, Рекино, Солнечную Гору(Голизино, затем слившееся с Солнечной Горой), Зипуново (Мошницы тож), Коськово (Починок тож, тогда стояла на дороге), в лесах въехали на территорию нынешнего Клинского района, через длинный перегон достигли деревни Давыдково.
А затем, оставив слева село и усадьбу Демьяново, миновали деревню Слободку и, простучав по наплавному мосту через реку Сестру, прибыли к новопостроенному зданию почтовой станции Клин.
Почему Пушкины не заехали в усадьбу Демьяново? (Через сто лет эту версию придумает поэт Андрей Белый). Всё по той причине, что Василий Львович не стремился афишировать жизнь своей второй семьи и старался нигде не показываться с нею среди светских знакомых, тем более с уставшей в дороге маленькой годовалой дочкой. Да и времени для светской встречи по пути не было. И не обязательно хозяин дома в этот момент находился в усадьбе. На этапе становления нашего краеведения мы, клинские краеведы, а также другие авторы (Г.З.Блюмин и др.), внимательно читавшие «Серп и Молот», не раз думали и писали о заезде Пушкина в Демьяново. Но это всего лишь наши предположения. Жалеть об этом не следует.
 Разве нам мало того, что Пушкин многократно проезжал через наш город и останавливался в нём?
 Разве мало того, что в июле 1811 года, в ожидании лошадей, пока Василий Львович оформлял дальнейшую дорогу, подросток Пушкин, возможно, взяв на руки двоюродную сестрёнку - годовалую Маргариточку, ходил осматривать восьмой год ведущееся строительство нового Троицкого собора, благо стройка находилась близко, прямо напротив почтового двора?
       Разве мало того, что Клин для юного Пушкина стал первым в жизни провинциальным, уездным русским городом, с которым он в этот раз осмысленно познакомился?
Состоялось третье свидание великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина с Клином и Клинским краем.
А после Клина Александра Пушкина опять ожидали виды лесов, полей, деревень и сёл Клинского уезда – Маланьина, Ямуги, Селевина, Спас-Заулка, Хайлова(Головкова), где заканчивается теперь Клинский район, Завидова, Высокова, Павлюкова, Елдина, Воскресенского-на-Шоше. А далее – путь к Твери, где в Городне Пушкин с восторгом впервые осмысленно обнаружил и открыл для себя великую русскую реку Волгу.
И дальше продолжался путь – к первым месяцам жизни в Императорском Лицее, а затем – к тревожным и ужасным дням военной грозы 1812 года.


ЧЕТВЕРТАЯ ВСТРЕЧА С КЛИНОМ

Больше пятнадцати лет жизненные пути Александра Пушкина не пролегали через Клин. А четвертая встреча с нашим городом произошла при чрезвычайных обстоятельствах.
Но сначала кратко напомним себе о том бурном и очень интересном промежутке времени, в который Пушкин обходился без Клина.

Отъезд из Москвы, как мы уже упоминали прежде, состоялся в июле 1811 года. Именно в этом месяце, как показали недавние исследования пушкиноведов, Василий Львович Пушкин выписал подорожную до Петербурга. До первой половины октября того года юный Пушкин проживал вместе с семьей своего дяди в Петербурге, ожидая приема в Царскосельский лицей. 12 августа 1811 года состоялся вступительный экзамен, на котором познания Пушкина в разных областях знаний оказались приемлемыми. В начале октября, по получении известия о приеме в Лицей, Александр Пушкин перебирается в Царское Село, и поселяется в Екатерининском дворце, на четвертом этаже, где ему выделена комната №14. 19 октября 1811 года состоялось торжественное открытие Лицея в присутствии императора Александра Первого. Эта памятная дата не забудется до конца жизни поэта и останется своеобразным талисманом дружбы для всех первых лицеистов.

Началась романтическая жизнь сначала младшего, затем старшего курсов Лицея. Все лицеисты перезнакомились, юноши сдружились и в творческой обстановке Лицея выказывали каждый все свои способности. Хотя Пушкин и до Лицея писал стихи по-русски и по-французски, лицейские годы пробудили в нем жгучую страсть к литературе и особенно к поэзии, поощряемую лучшими преподавателями Лицея. Здесь произошло знакомство поэта – лицеиста №14 с нашим земляком – лицеистом №18 Дмитрием Масловым.
На лицейские годы Пушкина пришлись и драматические годы Отечественной войны 1812 года. Ведь из Царского Села, бывшего, кстати, парадной и учебной базой для многих лучших воинских полков России, выходила русская армия к местам боевых действий. Пушкин еще в лицее был знаком со многими офицерами, принявшими вскоре участие в Бородинском сражении и в других схватках с разношерстной армией Наполеона. Лицеисты бурно переживали все вести, которые приходили сначала с южных границ, с полей битвы с турками, затем, после нападения французов на Россию, с запада, где русские войск вели тяжелые сражения с нагло напиравшей всеевропейской массой наполеоновских войск. Каждого лицеиста коснулись переживания в связи с состоявшейся 26 августа 1812 года Бородинской битвой и в связи с оставлением 2 сентября Москвы армией Кутузова. Но наступили и радостные для юношей дни – когда Наполеон был изгнан из Москвы, затем разгромлен по пути из России на запад и, наконец, когда русская армия с триумфом вошла в Париж - капитуляция Парижа состоялась 19 марта 1814 года. Юные сердца с патриотическим трепетом воспринимали каждое важное известие, и лицейские годы тем более остались памятными и сердечными для них на всю жизнь.

8 января 1815 года на переходном экзамене с младшего двухлетнего курса на старший, в присутствии Г.Р. Державина, юный поэт прочитал стихотворение «Воспоминания в Царском Селе», вызвавшее восторг Державина и всех присутствующих. В лицейские годы Пушкин познакомился с Н.М. Карамзиным, П.А. Вяземским, П.Я. Чаадаевым, К.Н. Батюшковым, П.А.Плетневым,Н.Н.Раевским и обоими его сыновьями, был избран в члены литературного кружка «Арзамас». 9 июня 1817 года в лицее состоялся выпускной акт, а 13 июня Пушкина зачислили на первую службу в ведомство иностранных дел с чином коллежского секретаря – чиновника 10 класса из 14 в «Табели о рангах 1722 года».

Отметим и другие наиболее важные моменты жизни Александра Пушкина до его четвертой встречи с нашим городом. Вскоре Пушкин уехал в отпуск, в имение отца, в Михайловское на Псковщине. Здесь знакомится с обществом соседей – Осиповых, сыгравших большую роль в творческой жизни поэта. 4 июля 1814 года в № 13 "Вестника Европы" вышло в свет первое печатное произведение Пушкина – «К другу стихотворцу». В конце августа возвращается в Петербург. В литературном кружке «Арзамас» читает вступительную стихотворную речь «Итак, я вижу вас…». Знакомится с будущими декабристами С.И. Муравьевым-Апостолом, М.П.Бестужеым-Рюминым. С А.С. Грибоедовым участвует в литературном кружке «Зеленая лампа».

Появляется в петербургском свете. Приступает к поэме-сказке «Руслан и Людмила». В запальчивости юности пишет оду «Вольность». В эти годы часто болеет – петербургский климат действует на москвича. Написано стихотворение «Деревня».

Пушкин возобновляет знакомство с семьей Олениных – с нашими земляками, дворянами Клинского уезда. Еще в 1817 году девятилетняя девочка Анет Оленина читала пред поэтом наизусть его стихи, а он не обратил на нее внимания. Знаменательное событие творческой жизни: 26 марта 1820 года Пушкин читает законченную поэму «Руслан и Людмила» на квартире Жуковскому. Это тот самый момент, когда Жуковский, человек высокого благородства, знакомый Пушкину с самого детства, дарит юному поэту свой портрет с надписью: «Победителю ученику от побежденного учителя…».

Вскоре Пушкину приходится держать ответ за политические стихотворения, царь отправляет его по службе, а фактически в южную ссылку, в Кишинев.

Но пылкий Пушкин даже в пути остается верен себе. По дороге на юг он посещает под Петербургом одного знакомого литератора, чтобы свести с ним дуэльные счеты за нанесенное оскорбление. Здесь, в имении Рылеевых, по пути в южную ссылку, 6 мая 1820 года состоялась мало известная нам дуэль ни с кем иным, как с будущим декабристом К.Ф. Рылеевым. Пушкин выстрелил в воздух. Потом Пушкин писал будущему декабристу, писателю А.А.Бестужеву-Марлинскому: «Я опасаюсь его не на шутку и жалею очень, что его не застрелил, когда имел тому случай – да черт его знал». Так что у Рылеева, у этого человека «без царя в голове», на сей раз была возможность «примерить» на себя мундир Дантеса.

Пушкин, давно не уезжавший далеко, с наслаждением путешествует и приезжает в Екатеринослав, а оттуда с семьей старых друзей Раевских отправляется на Кавказ, посещает минеральные воды, а тем временем под новыми впечатлениями пишет поэму «Кавказский пленник».(Это уж потом, через много лет, Лев Толстой позаимствует у него это экзотическое название). Пушкин с друзьями путешествует по Крыму, где возникает сюжет «Бахчисарайского фонтана». Еще не знает, что в Петербурге уже вышло из печати первое издание «Руслана и Людмилы». Он приезжает на место ссылки в Кишинев, где его молодой добродушный начальник генерал Инзов (ему 34 года, а Пушкин называет его стариком) предоставляет ему прекрасные условия для творчества. Затем посещает имение Давыдовых в Каменке под Киевом, встречается с будущими декабристами. Несмотря на дорожную занятость, творческая энергия Пушкина бьет ключом. В короткое время написаны: «Кавказский пленник», «Гавриилиада», «Бахчисарайский фонтан», «Братья-разбойники», вторая глава «Евгения Онегина», «Цыганы»…

Конечно, и в Лицее, и в Петербурге, и в южной ссылке юный Александр Пушкин постоянно вспоминал родину - Москву и дорогу к ней. Проезжий Клин наверняка оставался в его памяти, как первый уездный город, сознательно вошедший в его дорожную судьбу, но Клин не остался в душе слишком глубоким впечатлением до тех пор, пока он не посетил его еще несколько раз.

Но вот случился в его творческой жизни знаменательный период, когда дорога к Москве заняла его ум на многие месяцы. И он совершал это виртуальное, как бы мы сказали сегодня, путешествие многократно, в течение всех семи лет, пока работал над главами романа в стихах «Евгений Онегин». Это началось 9 мая 1823 гогда, когда в Кишиневе начата первая глава. Наверняка в начале романа у Пушкина были сомнения – куда, в какое место России поместить деревню Онегина. Здесь в его творческом разуме могли появляться и псковское Михайловское, и московско-звенигородское Захарово, которые он хорошо знал. И от этого зависело появление в памяти подмосковного города Клина. Но все равно позднее Пушкин в романе признался: «Как часто в горестной разлуке, В моей блуждающей судьбе, Москва, я думал о тебе!..».
Дни ссылки бросали Пушкина то в Киев, то в Кишинев, то в Одессу, то в другие места Украины, Бессарабии и Причерноморья. И наконец 11 июля 1824 года настигло Пушкина "Высочайшее" повеление уволенного (8 июля) со службы Пушкина "перевести на жительство" в Псковскую губернию под надзор местного начальства.

9 августа 1824 года Пушкин приехал в Михайловское, где не слишком приветливо встретил его отец Сергей Львович. Но творческое настроение не погасло: он закончил третью главу «Онегина» и «Цыганы». Начаты «Борис Годунов» и четвертая глава «Онегина». В начале 1825 года на сутки приезжает лицейский товарищ Иван Пущин и привозит пьесу «Горе от ума» Грибоедова, которую Пушкин взахлеб читает. В феврале выходит в Петербурге первая глава «Евгения Онегина». В апреле приезжает из Витебска другой лицейский друг – Антон Дельвиг и гостит больше недели. Пушкин счастлив от встреч с друзьями. Уже тяготясь михайловской ссылкой, планирует тайный уход за границу, даже делится планами с друзьями. Летом в соседнее Тригорское к Осиповым приезжает родственница, прежняя знакомая поэта – Анна Петровна Керн. Ее приезд сыграл роль в творческом подъеме поэта. Он увлечен ею и переживает ее отъезд. В ноябре заканчивает трагедию «Борис Годунов», написанную под впечатлением «Истории государства Российского» Карамзина.

Царь Александр Первый скончался 19 ноября 1825 года, а Пушкин о его смерти узнал только между 30 ноября и 4 декабря. Около 10 декабря Пушкин выезжает из Михайловского в Петербург. Все происходит так, словно Пущин во время своего суточного приезда сообщил Пушкину план восстания, в коем непременно взялся участвовать Пушкин. По пути заяц перебежал дорогу. Не думаю, чтобы плохая суеверная примета заставила Пушкина повернуть обратно. Скорее всего, он внутренне почувствовал обреченность дела его друзей, остро ощутил личную ответственность свою за своих родных и знакомых. Он возвращается, но даже в смятенном состоянии продолжает писать: готова поэма «Граф Нулин». Вскоре приходит весть о неудачном восстании 14 декабря 1825 года в Петербурге, и поэт сжигает многие записи и стихи.

Пушкин еще не знает, что 30 декабря 1825 года вышла в свет первая книга «Сочинения Александра Пушкина». То был серьезный рубеж его творчества.

Но начинается следствие по делу декабристов. Теперь уже можно сказать, что образ их, предложенный в свое время А. Герценом, как «богатырей, кованых из чистой стали с головы до ног», – не соответствует действительности. Декабристы, фактически являвшиеся клятвопреступниками, почти все принадлежавшие масонским группам, доносили друг на друга, выдавали ближайших друзей. Трубецкой на коленях перед царем Николаем вымаливал прощение. 5 апреля 1826 года М.П.Бестужев-Рюмин (повешенный позднее) рассказывает на следствии, что "рукописных экземпляров вольнодумческих сочинений Пушкина и прочих столько по полкам, что это нас самих удивляло". И своим доносом ставит Пушкина перед прямой смертельной угрозой. Но и это еще не все. Добрый и надежный старший друг Василий Андреевич Жуковский сообщает Пушкину в письме 12 января 1826 года, что в бумагах каждого из декабристов находятся нецензурные политические стихи Пушкина.

Между 11 и 27 мая Пушкин пишет и отправляет прошение на имя Николая I об освобождении от ссылки с приложением подписки о непринадлежности к тайным обществам.

Казнь декабристов П. И. Пестеля, К. Ф. Рылеева, П. Г. Каховского, С. И. Муравьева-Апостола и М. П. Бестужева-Рюмина совершилась 13 июля 1826 года, а потрясенный Пушкин узнал о ней 24 июля. Он рисует виселицу и отмечает: «И я бы мог…». В Псков посылается специальный агент, чтобы проверить умонастроение Пушкина. Настоятель Святогорского монастыря иеромонах Иона на вопрос: «не возмущает ли Пушкин крестьян», отвечал: «Он ни во что не мешается и живет, как красная девка». Но вскоре начинается следствие по поводу стихотворения Пушкина «Андрей Шенье». Очевидно, именно с этим был связан вызов Пушкина в Москву. 27 августа последовала на прошении высочайшая резолюция царя Николая о скором привозе Пушкина в Москву «под надзором фельдъегеря, не в виде арестанта».

Жандармский офицер прибыл в Михайловское за поэтом ночью с 3 на 4 сентября 1826 года. Пушкину пришлось собраться в дальнюю дорогу за полчаса. Они выехали в кибитке в Псков, к гражданскому губернатору Б.А. фон-Адеркасу. Безутешная няня Арина Родионовна молилась вслед «о смягчении гнева владыки». Вечером того же дня фельдъегерь увез поэта из Пскова в Москву. Мелькали станции: Новгород, Валдай, Торжок, Медное, Тверь, Городня, Завидово, Спас-Заулок… Были часы пути и поводы, чтобы вспомнить Радищева. Клин был точно таким же поводом…

Вот с таким исключительным грузом молодой жизни, житейского опыта и высокоталантливого творчества Пушкин четвертый раз проезжал Клин по пути в Москву. Обстоятельства последних месяцев, недель и дней были так сложны и драматичны, ожидание предстоящих часов в Москве было так непредсказуемо, что вполне можно было представить обреченное и мятущееся душевное состояние поэта при приближении к Клину и Москве.

Приехали в Клин 7 сентября, вечером…Что могло привлечь внимание Пушкина в тогдашнем уездном Клину? Почтовый двор, забитый повозками, колясками и кибитками проезжих. Торговые лавки поодаль Почтового двора могли еще торговать при свечах. Троицкий собор стоял в лесах и вырос выше половины высоты стен. Но граненая колокольня с маленькой главкой и крестом возвышалась над собором и добродушно посматривала на поэта через строительные леса. Успел ли Пушкин посетить Воскресенскую церковь? Не исключено, что успел, – несмотря на некие «уроки афеизма», которые он «брал» в южной ссылке у некоего англичанина, его душевное состояние было к тому готово. Успенский же собор, который успели завершить достройкой за его отсутствие, он едва ли успел посетить.

Пробыл в Клину на этот раз Пушкин очень мало – не больше и не меньше двух часов. Не меньше - потому, что в это время, к осени, дворяне Петербурга и Москвы в обе стороны спешили возвращаться из своих деревень в город. Они перевозили – в кладовки соленья и варенья, а любимых чад своих – на ученье. Лошади были в разъезде. Не больше - потому, что чрезвычайная миссия фельдъегеря требовала в первую очередь перехватить самых первых отдохнувших лошадей. Так что – прощай, маленький Клин! Прощай в сумерках деревня Волконских - Давыдково! Прощай, полуночная Солнечная Гора! Звени под дугой, заливной колокольчик! Встречай утром Пушкина, старая столица Москва!


ОТ ТРЕХСВЯТСКОГО ДО МОСКВЫ

Этого русского генерала можно было увидеть в Клину еще в 1780-х годах. В те времена, когда он ушел в отставку и уже не участвовал ни в сражениях, ни в политической жизни, лето он проводил с семьей в своем имении в Клинском уезде…

Приехав в Клин в просторной карете и двух экипажах, семья Ласунских запасалась в городских лавках и трактирах провиантом и отдыхала. Затем приходила в Успенский собор недавно закрытого монастыря и, помолившись на дальнейший путь, усаживалась поудобнее и отправлялась по Дмитровской дороге далее. Тем более что в то время Дмитровский тракт начинался прямо от Успенского собора. Проезжали села Воронино и Доршево (тогда – Дорошево), добирались до села Покровское, Лемпягино тож, и снова отдыхали, зайдя в местную деревянную церковь Покрова Пресвятой Богородицы. Потом пускались далее, сворачивали влево, доехав до реки Сестры, перебирались по мельничной плотине через реку и оказывались дома, в своей усадьбе, где поблизости от бревенчатой Трехсвятской церкви их ожидал небольшой, но уютный деревянный дом с садом и огородами…

В середине Восемнадцатого века село Трехсвятское с деревнями принадлежало роду графов Апраксиных. Историю этого рода хорошо исследовал замечательный владимирский историк-генеалог Николай Владимирович Фролов. Известно, что из рода Апраксиных вышла царица Марфа, вторая супруга царя Феодора Алексеевича. Имена Апраксиных были хорошо знакомы и близки А.С.Пушкину, некоторые представители этого рода упоминаются в его исторических произведениях и в переписке. Знаком, например, Пушкину генерал-майор Петр Иванович Апраксин (1784 – 1853), в пушкинское время (1821 - 1827) владимирский губернатор, однажды исполнявший поручение поэта (кстати, и знакомый нашего земляка генерал-лейтенанта В.Г.Пяткина). Бывал Пушкин в московском доме генерала Степана Степановича Апраксина (1747 – 1827), здесь он 27 февраля 1827 года слушал оперу Россини «Сорока-воровка». ( Пушкин не знал, что Апраксины впоследствии дважды породнятся с ним и будут пребывать в числе его потомков).

Их родственнику, внучатому племяннику царицы Марфы графу, статскому советнику Фёдору Алексеевичу Апраксину принадлежало в Клинском уезде село Трехсвятское с деревнями Отеевкой (ныне Атеевка) и Орловом. Он родился в 1733 году, с 1742 года служил в лейб-гвардии Семёновском полку и уволен в отставку в 1758 году в чине капитан-поручика. В 1778 году Апраксин избран во Владимире первым тамошним губернским предводителем дворянства и избирался до 1787 года. Кроме клинского имения, в его владении находились в Юрьевском уезде на Владимирщине села Смердово и Клины. То самое село Клины, из-за названия которого наш город Клин многими историками прошлого ошибочно считался вотчиной Романовых. Это в том селе во время Смуты (а потом в Костроме) проживал вместе с матерью будущий русский царь Михаил Федорович Романов. Здесь Федор Алексеевич выстроил в 1777 году церковь Покрова Пресвятой Богородицы с приделом во имя великого князя Владимира, которая в полуразрушенном виде сохранилась до сего дня.

Федор Алексеевич Апраксин скончался 29 сентября 1789 года. Детей у него не было, наследство он завещал родственнику Степану Степановичу Апраксину. Однако его двоюродные братья, дети Федора Андреевича Апраксина возбудили тяжбу и отобрали часть наследства. Так село Трехсвятское с деревнями оказалось в руках Федора Андреевича Апраксина.

А дальше судьба местности прослеживается так. Выходила замуж дочь нового владельца, Наталья Федоровна. И в качестве приданого село Трехсвятское с деревнями Отеевкой и Орловом получил в свое распоряжение ставший ее мужем генерал-поручик и действительный камергер двора Ее императорского величества Михайло Ефимович Ласунский. Кроме того, ему принадлежали в Зарайском уезде Рязанской губернии села Ловцы и Белоомут (ныне Луховицкого района).

Русский дворянский род Ласунских известен с давних времен. Когда-то их предки, по семейному преданию, вышли из Польши в Новгородскую область. Данило Юрьевич Ласунский был новгородским городовым дворянином (1606). Ефим Андреевич Ласунский, лейб-компанеец (так императрица назвала рядовых гренадерской роты лейб-гвардии Преображенского полка, помогавших ей в 1741 году), участвовал в возведении на престол Елизаветы Петровны, в связи с чем пользовался ее благоволением.

Его сын Михайло Ефимович, капитан лейб-гвардии Измайловского полка, был горячим сторонником и пособником восшествия на российский престол Екатерины Второй. Однако вскоре, в 1763 году, Михайло Ефимович был замешан в деле камер-юнкера Федора Хитрово и был арестован. Историю эту уже все забыли. Хитрово, участвовавший в возведении на престол Екатерины Второй, через год замыслил убить братьев Орловых, совершивших самый переворот, и выдать замуж Екатерину за Иоанна Шестого, заключенного в Шлиссельбургском замке. И все же Ласунского в скором времени выпустили на свободу. В 1764 году он уволен в отставку, но, с учетом заслуг перед императрицей, с присвоением звания генерала-поручика.

Генерала, и в то же время клинского дворянина, Михайлу Ефимовича Ласунского в свое время знала вся знатная Москва и весь светский Петербург.

Этот род Ласунских внесен в VI часть родословной книги Ярославской губернии, другая ветвь – в VI часть родословных книг Новгородской и Санкт-Петербургской губерний. Дворянский герб Ласунских по рисунку необычен. Он двойной, состоит из двух щитов. Левый герб разделён вертикалью на две части: «в левой – углом кверху полоса, на коей три разрывающиеся бомбы; над этим – две звезды, внизу – одна; в правой – обращённый рогами кверху полумесяц, на коем между двух, торчащих кверху перьев, – четырёхконечный крест. Правый герб разделён на четыре части, на коих, в центре, в щитке – двуглавый орёл, в верхней левой четверти – две скрещивающиеся и проходящие через корону сабли; в правой – корабль, в левой нижней – якорь, в правой нижней – звезда. Оба щита соединены внизу лентой, на коей написано: «За верность и ревность»…

У Михайлы Ефимовича и его супруги Натальи Федоровны было много детей. Старшая, Александра, назначенная наследницей Трехсвятского, умерла еще девочкой 6 апреля 1763 года, ее похоронили в церкви Архангела Михаила в Спасо-Андроньевом монастыре. Алексей Михайлович Ласунский родился 1 марта 1773 года, скончался 8 мая 1821 года в Петербурге. Похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской Лавры. Один из владельцев клинского имения Павел Михайлович Ласунский, русский военный деятель, гофмаршал, родился 8 июля 1777 года. Умер 14 декабря 1829 года. Похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской Лавры. Его первая жена – дальняя родственница Пушкина Маргарита Михайловна Нарышкина (1781 – 1852). Она вышла замуж еще юной девушкой, совершенной девочкой. Павел Михайлович не показал себя нравственным и добропорядочным мужем, в результате чего брак через некоторое время Синодом был расторгнут. Потом она полюбила другого человека – генерал-майора Александра Алексеевича Тучкова. После многих настойчивых обращений к ее родителям также полюбившего ее генерал-майора было получено согласие, и Маргарита Михайловна стала Тучковой. Александр Алексеевич героически погиб в сражении на Бородинском поле. Маргарита Михайловна долго искала его и не могла найти. Тогда на месте его гибели она построила часовню, а затем основала Спасо-Бородинский монастырь, стала инокиней Марией, затем монахиней Меланией…

Вторая жена Павла генерал-майорша Анна Гавриловна Ласунская скончалась 22 июня 1810 года, похоронена на Волковом православном кладбище в Петербурге. Кроме Александры, Павла и Алексея, у Ласунских были еще сыновья Дмитрий и Федор Михайловичи, а также дочери Елизавета, Екатерина и Мария Михайловны. Все дети Ласунских, по-разному внесшие свой вклад в историю России, как правило, проводили детство в усадьбе родителей над скромной, но живописной рекой Сестрой - в селе Трехсвятском Клинского уезда, где им всем принадлежали, кроме самого села, деревни Отеевка и Орлово. В господском доме жили и в отсутствие хозяев «работали» разные рукодельные изделия шесть человек дворовых, в селе было 19 дворов крестьян, в Отеевке - 6 дворов крестьян, в Орлове – 7 дворов и 3 двора другого помещика. Здесь семья Ласунских в 1802 году выстроила каменную Трехсвятскую церковь с престолами Казанской иконы Божией Матери и Трех Святителей Московских, в которую ходили также жители деревни Андреяновка (ныне почему-то называют Андреянково, хотя настоящее Андреянково по другую сторону Клина) и дмитровской деревни Олисово.(Одно из самых дальних сел в уютном северо-восточном углу Клинского края – Трехсвятское в результате насильственной ломки административных границ в свое время, разлученное с Отеевкой и Орловом, оказалось в Дмитровском районе, хотя прежде, на протяжении всей своей истории входило в состав только Клинских владений.).

Среди других представителей рода Ласунских – дочь Алексея Михайловича Екатерина Алексеевна Шлыкова (умерла в Санкт-Петербурге 20 мая 1886 года). Жена одного из сыновей Михайлы Ефимовича Ласунского – генерал-майорша Евдокия Амосовна в пожилом возрасте умерла в Санкт-Петербурге 15 июля 1875 года и похоронена на кладбище в Большой Охте.

Сам Михайло Ефимович Ласунский скончался в Москве 21 июля 1789 года. Его похоронили рядом с дочерью-первенцем в Спасо-Андроньевом монастыре. Зарайские имения Ловцы и Белоомут он завещал своему сыну Дмитрию. В дальнейшем село Трехсвятское с деревнями осталось во владении Елизаветы Михайловны Ласунской…

Но вернемся к семье Апраксиных. В 1780-х годах в московском доме Апраксиных во время общих и семейных праздников бывали родные А.С.Пушкина - дед поэта Лев Александрович Пушкин (1723-1790) и бабушка поэта – Ольга Васильевна Чичерина (1737-1802) с сестрой Варварой Васильевной Чичериной (1743-1825) (той самой, которая будущему лицеисту Сашеньке дала сто рублей на орехи перед его поездкой в Петербург в 1811 году) и другие.

Когда мы, дорогой читатель, идем в Москве от метро «Лубянка» по правой стороне Мясницкой, то во втором переулке справа (в Кривоколенном) наш взгляд неизбежно упирается в желтый фасад дома под номером 4 с двумя мемориальными досками.. У этого двухэтажного дома с фронтоном интересная судьба. В 1770-х годах этот дом и участок напротив (место дома номер 3) приобрел за семь с половиной тысяч Михайло Федорович Апраксин. Через некоторое время оба дома унаследовала его сестра Наталья Федоровна Ласунская. И в этом доме Наталью Федоровну Апраксину – Ласунскую и ее семью посещали родные А.С.Пушкина. Сначала это были дед и бабушка Л.А. и О.В.Пушкины. Лев Александрович Пушкин, настроенный против Екатерины Второй, и Михайло Федорович Ласунский, находившийся в некоторой опале, находили темы для общения. Затем бывали здесь отец поэта Сергей Львович, дяди Николай, Петр и Василий Львовичи, тетушки Анна и Елизавета Львовны и другие. Тесный круг светской и культурной общественности Москвы предполагал встречи, посещения, совместные концерты, музыкальные вечера, спектакли и литературные чтения, которые разнообразили здешнюю жизнь, особенно в зимнее время, когда Апраксины и Ласунские возвращались из Клинского уезда, а Пушкины – из Московского.

В 1803 году в доме по Кривоколенному переулку произошли изменения. Этот дом и дом напротив купил отставной гвардии прапорщик Владимир Викторович Веневитинов. После смерти главы семьи в 1811 году владение переходит к его жене Анне Николаевне, урожденной княгине Оболенской, родственнице Пушкиных и клинских дворян Оболенских. В этом доме родились четвероюдные братья А.С.Пушкина – Дмитрий (1805-1827), Алексей (1806 – 1872) Владимировичи Веневитиновы и сестра Софья Владимировна Комаровская (1808-1877), провел детство рано умерший Петр (1799-1812). Дом Веневитиновых в Москве был одним из центром культуры и образованности, куда стекались для дружеского общения литераторы и музыканты Москвы и другие гости. Посещали дом родители А.С.Пушкина. Еще в детстве тут познакомились будущие поэты Александр Пушкин и Дмитрий Веневитинов, дом Апраксиных – Ласунских – Веневитиновых стал колыбелью многих литературных замыслов и идей. Здесь Пушкин и Веневитинов в 1826 году обсуждали новые литературные произведения, 25 сентября и 12 октября Пушкин читал своего «Бориса Годунова», 13 октября слушал чтение трагедии «Ермак» Алексея Степановича Хомякова, некоторое время жившего в этом же доме. Через две недели, около 29 октября, Дмитрий Веневитинов по пути на службу в Петербург сделал краткую остановку в Клину. В Петербурге 15 марта 1827 года, к великому горю всех родных и друзей, молодой поэт скончался…

Дом Апраксиных - Ласунских - Веневитиновых, освященный дружбой и пребыванием Пушкина, в последующие годы претерпел много событий, попадал в различные руки. После 1917 года его собирались снести, но дом чудом выжил. 24 октября 1926 года в комнате, где сто лет тому назад Пушкин читал "Бориса Годунова", Общество любителей российской словесности провело торжественное заседание с участием известных писателей и актеров. После этого дом поделили на коммунальные квартиры. В одной из них в 1928-1934 годах проживала семья будущего известного поэта, драматурга и исполнителя своих песен Александра Галича. Он так вспоминал о доме Апраксиных - Ласунских:

«…После того, как мы переехали из Севастополя в Москву, мы поселились в Кривоколенном переулке, в доме номер четыре, который в незапамятные времена – сто с лишним лет тому назад – принадлежал семье поэта Дмитрия Веневитинова. Осенью тысяча восемьсот двадцать шестого года, во время короткого наезда в Москву, Александр Сергеевич Пушкин читал здесь свою только что законченную трагедию «Борис Годунов».
В зале, где происходило чтение, мы и жили. Жили, конечно, не одни. При помощи весьма непрочных, вечно грозящих обрушиться перегородок зал был разделен на целых четыре квартиры – две по правую сторону, если смотреть от входа, окнами во двор; две по левую – окнами в переулок. И между ними длинный и темный коридор, в котором постоянно, и днем и ночью, горела под потолком висевшая на голом шнуре тусклая электрическая лампочка.

Окна нашей квартиры выходили во двор. Вернее, даже не во двор, а на какой-то удивительно нелепый и необыкновенно широкий балкон, описанный в воспоминаниях Погодина о чтении Пушкиным «Бориса Годунова»…

«…Передо мной на столе лежит пожелтевшая от времени программа и пригласительный билет на закрытое заседание Пушкинской комиссии Общества любителей российской словесности, посвященное столетней годовщине чтения Пушкиным «Бориса Годунова» у Веневитиновых.
Программки были отпечатаны тиражом всего в шестьдесят экземпляров. И то это было много. Потому что торжественное заседание происходило не где-нибудь, а в нашей квартире – в одной из тех четырех квартир, что были выгорожены из зала Веневитиновского дома. И хотя квартира наша состояла из целых трех комнат, комнаты были очень маленькими, и как разместились в них шестьдесят человек – я до сих пор ума не приложу.

Все, однако же, каким-то непостижимым образом разместились…».

Заседание происходило здесь по той причине, что дядя Александра Галича, профессор Московского университета, был пушкинистом.

Галич в детстве присутствовал на этом историческом заседании. Это событие, связанное с именем Пушкина, так впечаталось в его жизнь, что юношей он, поступая в театральную студию Станиславского, читал стихи Пушкина «Погасло дневное светило», отрывки из поэмы «Граф Нулин».
«…В начале тридцатых годов мы переехали из Веневитиновского дома на Малую Бронную»»...
       Сейчас прохожий видит на этом доме две доски красного гранита с бронзовыми барельефами А.С.Пушкина и Д.В.Веневитинова.

Вот так причудливо и прихотливо имя великого поэта переплелось с историей московского дома и Клинского края.


«НАДО ПОМЯНУТЬ...»

В характере Пушкина можно заметить одну забавную черту: имена знаменитых людей, которых он любил, он как бы включал в число самых близких людей, в свою семью, и поэтому позволял себе шутить над ними и даже панибратствовать с ними.

 Так было с именем Багратиона, которым он восхищался, как и другими героями 1812 года, хотя в сочинениях своих он употребил имя героя только однажды, в юмористическом смысле. В лицейском дневнике юный озорник Пушкин, фактически любуясь героями 1812 года, заносит следующий анекдот. У Багратиона был грузинский нос, но курнос был партизан Давыдов. «Д(авыдов) является к Б(енигсену): князь Б(агратион), говорит, прислал меня доложить вашему высокопревосходительству, что неприятель у нас на носу...». «На каком носу, Д(енис) В(асильевич)? – отвечает генерал. – Ежели на вашем, то он уже близко, а если же на носу князя Б(агратиона), то мы успеем еще отобедать...»...
Так было и с генералом Василием Гавриловичем Пяткиным - очевидно, настолько он был близок Пушкину, что поэт условно или прямо принял его в число своих ближайших друзей.

Так и появилось шуточное стихотворение «Надо помянуть, надо...»...

Лет тридцать тому назад, в 1970-х годах, во время подготовки к изданию книги-альбома «Клин и окрестности»(вышедшей в 1977 году в издательстве «Советская Россия») автору этих строк пришлось много поработать над поиском выдающихся людей русской истории, своей жизнью и деятельностью прикоснувшихся к Клинскому краю. Имя Василия Гавриловича Пяткина и его супруги кратко промелькнуло, в связи с владением усадьбы и села Кленково, в справочнике Карла Нистрема по Московской губернии за 1852 год и некоторых других справочниках. Но имя Пяткина не вошло в «Клин и окрестности», поскольку только через несколько лет удалось найти относительно полные материалы о его жизни и подвигах.

 Звание генерал-лейтенанта в уездной провинции – дело слишком серьёзное, чтобы пройти мимоходом и не задуматься над личностью этого человека. Генерал-лейтенант – это уже полководец, и его жизнь и деятельность заслуживают широкого изучения. Однако сначала это имя не поддавалось «расшифровке». Ни один военно-исторический справочник почему-то не отобразил судьбы этого, по всей видимости, замечательного человека. По какой причине? Можно понять: из-за того, что окончил свои дни в дальней сельской глуши под Клином...

Неожиданно помог Александр Сергеевич Пушкин. Просматривая полное собрание его сочинений, удалось увидеть имя Пяткина в юмористическом стихотворении, к которому был причастен поэт.

Дело в том, что в 1830-х годах в Петербурге вокруг Пушкина обычно собирались другие молодые русские поэты, и среди споров, разговоров, бесед, шумных обсуждений разных литературных и других новостей возникали идеи стихотворных шарад, диалогов, соревнований в стихосложении. Возникла и распространилась в среде поэтов и такая идея – коллективных стихотворений на разные темы, методом накопления строчек. Естественно, что каждый из поэтов вкладывал свою долю юмора в составление этих стихов, которые могли и не иметь конца. Особенно современники отмечают подобные стихи, «памятки», составленные Александром Сергеевичем с участием Петра Андреевича Вяземского(1792-1878). Нередко в таких литературных состязаниях принимал участие и их друг поэт Иван Петрович Мятлев, особо склонный к юмористическим стихам. Эти «памятки» напоминали буриме – стихотворения с заданной рифмой или формой. Причем авторы не отягощали себя выбором предметов и фамилий: что пришло в голову, то и легло под перо...
В данном случае речь идет о стихотворении, составленном Пушкиным и Вяземским в марте 1833 года:
«Надо помянуть, непременно помянуть надо:
       Трех Матрен
       Да Луку с Петром;
Помянуть надо и тех, которые, например:
Бывшего поэта Панцербитера,
Нашего прихода честного пресвитера,
       Купца Риттера,
Резанова, славного русского кондитера,
Всех православных христиан города Санкт-Питера,
Да покойного Юпитера...
...Раба божия Петрищева,
Известного автора Радищева,
Русского лексикографа Татищева...
...Пушкина, не Мусина, не Онегинского, а Бобрищева...
...Славного лирика Ломоносова,
И Петра Андреевича, князя Вяземского курносого...»...
 
       И заканчивалась эта памятка, рассчитанная на то, чтобы насмешить В.А.Жуковского, к которому адресовалось письмо П.А.Вяземского от 26 марта 1833 года в Швейцарию, следующими строчками, развивающими как бы одну «тематику»:
«...Надобно помянуть:
Жуковского балладника
И Марса, питерского помадника.
Надо помянуть:
       Господ: Чулкова,
       Носкова,
       Башмакова,
       Сапожкова
Да при них генерала Пяткина
И князя Ростовского-Касаткина».
 
       Нам кажется, что имя Жуковского упомянуто всуе, фамильярно, не слишком почтительно. А ведь именно так и называли Василия Андреевича ближайшие друзья. Например, К.Н.Батюшков в одном из своих посланий к нему в деревню пишет:
 «Прости, балладник мой,
       Белёва мирный житель!»…

Компания, в которую попал В.Г.Пяткин, сам того не зная, у двоих выдающихся русских поэтов, вообще-то не так уж и плоха: там, кроме Пяткина, и Ломоносов, и Татищев, и Радищев, и сам Пушкин, и сам Вяземский, и Жуковский, и даже Александр Македонский. Имя В.Г.Пяткина названо не случайно и по праву, оно должно было стать понятным и приятным всем: и Жуковский, и Вяземский должны были по службе встречаться с Пяткиным при Бородинском сражении и в других военных действиях, а Пушкин хорошо знал Пяткина через своих друзей – К. Н. Батюшкова, С.Г.Волконского, Д.В. Давыдова, В.А. Жуковского, П.А. Вяземского, отца и сыновей Раевских, П.Я.Чаадаева и, вероятно, по кратким встречам лично. В посмертно опубликованных записках, в журнале «Русский вестник» (1875г., №8, стр.597, 610) двоюродный брат Пяткина – литератор Иван Алексеевич Второв рассказывает о двух своих личных встречах с Пушкиным, а это в любом случае говорит о том, что Пушкин и Пяткин, по крайней мере, были известны друг другу. Всего в «памятке» 97 строк. Строчки с 1 по 53 написаны рукой А.С.Пушкина. Это означает, что и Пушкин и Вяземский, по мере выдумки, предлагали строчки в текст, а Пушкин записывал. Потом поменялись местами: остальные строки с 54 по 97 писаны рукою Вяземского, также с предложениями Пушкина. Строка, относящаяся к Пяткину, очевидно, вписана Вяземским по обоюдному предложению и соглашению с Пушкиным.
После прочтения этого стихотворения стал понятным путь дальнейших исследований биографии Василия Гавриловича. К этому времени подоспел выход справочника Л.А.Черейского «Пушкин и его окружение», оказавший помощь. Имя Пяткина удалось обнаружить в воспоминаниях его родственника И. А. Второва (1772-1844), не заставшего последние годы жизни Пяткина. Подлинный дневник И.А.Второва удалось прочитать в Центральном Государственном архиве литературы и искусства (ЦГАЛИ). И другие архивные материалы все-таки нашлись, что дало возможность уточнить некоторые условия, при которых Пушкину стал известен герой Отечественной войны 1812 года В.Г.Пяткин.

Пушкин и Вяземский, вписывая строку о Пяткине, хорошо знали, что Пяткин по воинскому чину генерал. Генерал-майором Пяткин стал в 1821 году, в таковом звании и знали его друзья во время написания «памятки». Генерал-лейтенантом – летом 1833 года, то есть через три месяца после написания стихотворения, а сейчас генерал-майор находился далеко от поэтов-озорников – на Кавказе. В любом случае, Пушкин, зная Пяткина через друзей или лично, невольно следил за его продвижением по службе и знал, что он генерал-майор.

Кроме того, Пушкин в 1833году предпринял путешествие в Оренбургскую губернию, соседнюю с Астраханской губернией, в которой губернатором недавно служил не кто иной, как В.Г.Пяткин! Не могли не говорить об этом в окружении Пушкина, в том числе его друг Владимир Иванович Даль! А при встрече в Симбирске с И.А.Второвым в сентябре 1833 года Пушкин должен был узнать, что Пяткин повышен в звании – стал генерал-лейтенантом.

 А от кого Пушкин вообще впервые услышал имя Пяткина?
 Скорее всего, от Николая Раевского, младшего сына генерал-лейтенанта Раевского, у которого (у отца) Пяткин был адъютантом. Юный Николай Николаевич Раевский вместе с отцом прошел сражения Отечественной войны. Тринадцати лет был подпоручиком и уже ветераном войны! Вместе с отцом прошел Бородино и Смоленск, дошел до Парижа! В конце 1814 года он получил назначение в лейб-гвардии Гусарский полк, расквартированный в Царском Селе, где он и познакомился с лицеистом Пушкиным. С каким искренним восхищением и жгучей мальчишеской завистью Пушкин и другие лицеисты слушали его рассказы! Повидимому в то же время Пушкин познакомился и со старшим братом – Александром Николаевичем Раевским, шестнадцати лет, плечом к плечу с Пяткиным участвовавшим в сражениях до Бородина и при Бородине. А вскоре произошло и знакомство с самим отцом-героем – генерал-лейтенантом Николаем Николаевичем Раевским, позднее перешедшее в добрую сыно-отеческую дружбу! И уж тут имя Пяткина было у всех на устах...

От кого еще Пушкин знал о Пяткине? Примерно в январе 1816 года Пушкин-лицеист знакомится со своим старшим товарищем по поэзии Константином Николаевичем Батюшковым. И снова звучит имя Пяткина! Ведь Батюшков, как и Пяткин, воевал в 1808-1809 годах в Финляндии против шведов и не мог не знать Василия Гавриловича по службе! А через шесть лет он, как и Пяткин, назначен на должность адъютанта генерал-лейтенанта Раевского во время сражений с французами и дошел до Парижа!

А вскоре, в том же 1816 году, в тот же полк в Царское Село прибыл корнет Петр Яковлевич Чаадаев, также прошедший от Бородина до Парижа! И в его устах должно было прозвучать имя Пяткина!
Встречались ли Пушкин и Пяткин? Случались не такие уж редкие моменты, когда они могли видеться в Петербурге и Москве: во время коротких служебных поездок Пяткина, притом, скорее всего, в доме и на квартирах семьи Раевских. Некоторое время Пяткин с семьей жил и в самом Петербурге, на Петербургской стороне, в 6-й улице, в доме Берзинга. Несколько позднее Пяткины проживали в Троицком переулке. Тогда в столице встречи с Пушкиным были вообще почти неизбежны. Период этих возможных встреч, о которых мы точно ничего не знаем, может определяться длительным отрезком между 1817 и 1836 годами. Но наиболее вероятны несколько частных встреч с августа 1817 года по апрель 1820 года в Петербурге в семье Раевских, если не считать общих встреч в разных общественных собраниях. Нельзя также не отметить, что Пяткин точно был в Петербурге во время отпуска в 1833 году, и как раз возможно, что в стихотворении он был упомянут после одной из встреч с Пушкиным. Можно счесть косвенным свидетельством знакомства Пяткина с Пушкиным тот факт, что его двоюродный брат И.А.Второв встречался на квартире А.И.Дельвига с Пушкиным, и там же виделся с матерью поэта Надеждой Осиповной и его сестрой Ольгой.

Так что мы видим Василия Гавриловича Пяткина вовсе не далеким, а близким к Пушкину человеком, имя которого было Пушкину так же дорого, как и имена многих близких друзей, зафиксированных в сочинениях, дневниках, письмах. Добавим еще один немаловажный факт: один из сыновей Пяткиных – Владимир учился как раз в Александровском (Царскосельском) лицее, который окончил в свое время поэт, так что его можно смело считать однокашником Пушкина. Можно представить, насколько почитаемо в семье Пяткиных было имя великого поэта!..

А для самого Пушкина стихотворение-памятка, написанное совместно с Вяземским, послужило в том же 1833 году основой для стихотворения, которое не было напечатано при жизни:
«Сват Иван, коль пить мы станем,
Непременно мы помянем
Трех Матрен, Луку с Петром,
Да Пахомовну потом...»...
В Клинском уезде Василий Гаврилович Пяткин, постоянно занятый в сражениях и службе, почти не имевший отпусков, очень редкими проездами стал появляться с 1807 года. Но с 1835 года пристанищем его семьи навсегда стал Клинский уезд. Второй родиной для Василия Гавриловича и его семьи стала дворянская усадьба всего в нескольких верстах от уездного города при старинном селе Кленково, расположенном вблизи Санкт-Петербургского шоссе. Думаю, что в этой усадьбе, в дворянском уютном деревянном доме, всегда было отведено почётное место для книг и портретов Александра Сергеевича Пушкина...

Скончался Герой России отставной генерал-лейтенант Василий Гаврилович Пяткин в ночь с 12 на 13 января 1847 года от паралича 67 лет от роду, в кругу своей многочисленной семьи. При недолгой болезни сказались боевые раны пожилого воина, особенно рана позвоночника. Его исповедовал и причащал святых тайн перед кончиной благочинный округа священник Крестовоздвиженской церкви села Соголево о.Павел Ильин.
 
17 января в Казанской церкви села Кленково состоялось отпевание. При огромном стечении народа перед алтарем Казанской церкви в Кленкове состоялись похороны Героя, на которые пришли и приехали родственнники – кто успел, все дворяне уезда, клинский городничий, участник Отечественной войны 1812 года Константин Иванович Рек и военная команда полка, зимовавшего на квартирах Клинского уезда. Погребение совершал клинский священник протоиерей отец Иоанн Озеров с участием местного священника от-ца Поликарпа Прокофьевича Федоровского и пономаря Николая Поликарповича Сперанского.

В летнее время над могилой Василия Гавриловича жена Евгения Александровна и дети установили памятник, частично сохранившийся до нашего времени. Памятник был необычен, он представлял собою железокаменную конструкцию, увенчанную православным крестом, примерно повторявшую верхнюю часть стоявшего рядом Казанского храма. Краснокирпичный склеп округлой формы сохранился, но верхняя часть утрачена. Семья Пяткиных полагала, что памятник будет символизировать храм, в котором навечно почил Василий Гаврилович на пути от земной к небесной славе...

Конечно, за все время, пока в Кленкове приходила в разорение и разрушение Казанская церковь, в украшение и содержание которой вложила огромные средства и силы семья Пяткиных, - и памятник утрачивал свой первоначальный вид, и все прицерковное кладбище страдало и стиралось от мародерства и забвения. Здесь нужны бережные действия, чтобы местность вокруг церкви постепенно пришла в порядок.
Сейчас народынми средствами хра Казанской Божией Матери восстанавливается.Знаком  русской воинской славы остаётся при его алтаре и памятник  Василию Гавриловичу Пяткину.

Сейчас пришло время, когда память Героя Отечества Василия Гавриловича Пяткина, дорогого сердцу Пушкина и всей России, должна возвратиться к нам, - к его, хотелось бы верить, благодарным потомкам. А к рассказу о нём мы ещё не раз вернемся.

ЩЕКИНСКИЙ АКАДЕМИК

Как только не называли эту маленькую проворную речку! Смотрю на подробную карту местности и вижу название – прямо-таки научное: Здиргиш. Как только не переменялось и не искажалось это название на столах топографических и разных чиновников! А между тем у речки есть свое старое, очень простое и объяснимое народное название: Вздеришка. (Еще одна речушка с таким же названием впадает в Сестру напротив Акулова, а за Завидовом есть даже речка Задеринога). Название крестьянское, понятное каждому местному жителю, поясняющее и размеры, и характер этой речки при проезде через нее в период половодья. Можно не слезать с телеги, а достаточно поднять ноги. С рекой Нудолью, в которую впадает Вздеришка, такое не везде и не всегда проходит.

Как-то давно, много лет тому назад, прошли мы с товарищем по этой речке, и нам она понравилась и запомнилась. Течет себе по камушкам, никого не обижая, в настоящем туннеле из черной ольхи, ивняка и черемух. Помню, мы с удовольствием походили босиком по этому зеленому туннелю, по чистой речке, и студеная вода ничуть не остудила для нас настроения от жаркого солнечного дня…

А привело нас сюда, в усадьбу Щекино, вот что. Полтора столетия тому назад вот так же, как и мы, бродил по этой холодной водичке босиком и радовался сельскому раздолью и живописной природе один из добрых друзей А.С. Пушкина - академик Степан Петрович Шевырев. Приезжал он сюда в летние месяцы со своей семьей. Конечно, приезжал отдыхать. Но летний сельский отдых с краткими прогулками по соседним деревням – по Грешневу и Сергеевке, Лобачихе и Плоскунову, по окрестным лесам - для него означал также – работать и работать, ни дня без работы. По воскресеньям и праздникам вся семья – в приходской церкви Николая Чудотворца в селе Никольское-Сверчково, что в двух верстах. В Москве семья профессора Московского Императорского университета проживала в доме номер 4 по Дегтярному переулку. А усадьбу Щекино Степан Петрович приобрел уже в зрелом возрасте, записав, как это обычно тогда было заведено, на имя жены Софьи Борисовны. Были еще некоторое время записаны на имя Степана Петровича две трети небольшой клинской усадебки Гигирево (иная треть принадлежала Н.А. Арнаутову), что у села Редино, ныне под Солнечногорском, но Щекино для Степана Петровича оставалось наиболее спокойным убежищем для литературных трудов и забот…

Родом Шевырев из Саратова, где его отец, представитель старинного русского дворянского рода, был губернским предводителем дворянства. Шевыревы происходили из «городовых дворян», служивших в 16 - 17 веках по городу Юрьеву-Польскому – от Безсона, а также Наума и Афанасия Борисовичей Шевыревых. Род их был записан в Шестой части родословной книги Саратовской губернии. Правда, имелись еще два рода с той же фамилией, но более позднего происхождения

Родился Степан Петрович 18 октября 1806 года, то есть в будущем году, 31 октября, ему исполнится 200 лет. Хорошее начальное образование он получил дома. Двенадцати лет родители отправили его в Москву, и он учился в Благородном пансионе при Московском университете, куда устремлялись многие одаренные дворянские чада. Здесь он провел четыре года в романтической и творческой обстановке, в дружбе с литераторами и литературой. В воспитании его любви к литературе и поэзии сыграл свою роль литературный кружок, основанный еще В.А. Жуковским. Разные обстоятельства помешали Шевыреву окончить Московский университет. Но способный юноша, завершив в 1822 году Пансион, посещал в университете лекции профессоров И.И. Давыдова, А.Ф. Мерзлякова, М. Т. Каченовского. Изучал греческую и латинскую словесность, немецкую философию. Много читал, участвовал также в кружке изящной литературы С.Е. Раича. На следующий год поступил на службу в московский архив Министерства иностранных дел, где служила образованная молодежь. Этих молодых людей Александр Пушкин увековечил в романе «Евгений Онегин»: «Архивны юноши толпою На Таню чопорно глядят И про нее между собою Неблагосклонно говорят.». Познакомился Шевырев и с писателем и историком Михаилом Петровичем Погодиным. С ним он связал творческую жизнь на целые десятилетия. Романтические настроения, почерпнутые в Пансионе и литературных кружках, на много лет определили его направление в литературе, во взглядах на философию и искусство.

В 1825 г. Шевырев в соавторстве с двумя другими литераторами перевел книжку Л. Тика и В.Г. Вакенродера "Об искусстве и художниках": в этой книге искусство почти отождествлялось с религией. В это же время начали печататься стихи Шевырева. Однако особенный простор для его литературных занятий открылся в основанном с его участием в 1827 году журнале "Московский Вестник". Журнал затеяла московская философская молодежь, увлеченная учением Шеллинга, провозглашавшим освобождение искусства. Редактировал журнал Погодин, которому Шевырев стал ближайшим помощником. Молодой Александр Пушкин взял над журналом дружеское литературное шефство, опубликовал в нем более двадцати произведений. А Степан Шевырев печатал здесь свои теоретические статьи, стихотворения и многочисленные переводы. Крупнейшие из переводов - "Лагерь Валленштейна" И.Ф. Шиллера и "Конрад Валленрод" А. Мицкевича. Критические статьи Шевырева в "Московском Вестнике" были направлены против Ф. Булгарина, журнала "Телеграф" и газеты "Северная Пчела".

С Александром Пушкиным Степан Шевырев познакомился в конце 1826 года, когда Пушкин приехал в Москву из псковской ссылки. Несколько раз в тот приезд Пушкин читал своим московским друзьям трагедию «Борис Годунов». Вообще читал он, как вспоминал Шевырев в своих записках о Пушкине, чрезвычайно хорошо. Он писал, что вообще Пушкин был удивительный чтец: вдохновение так пленяло его, что за чтением "Бориса Годунова" он показался ему красавцем.

Однажды на балу у Веневитиновых Александр Сергеевич пожелал познакомиться с Шевыревым. Веневитинов представил Шевырева. Пушкин стал хвалить ему только что напечатанное его стихотворение "Я есмь"(«Да будет! – был глагол творящий Средь бездн ничтожества немых …») - и даже сам наизусть повторил ему несколько стихов, что было самым дорогим орденом для молодого Шевырева. И впоследствии Пушкин постоянно оказывал ему знаки своего расположения. Однажды было утро, когда Пушкин читал Шевыреву наизусть свою поэму «Граф Нулин».

Одно из чтений «Бориса Годунова», по свидетельству Шевырева, происходило в салоне Зинаиды Волконской на Тверской, где Степан Петрович тоже виделся с Пушкиным. Он вспоминал: «Будучи откровенен с друзьями своими, не скрывая своих литературных трудов и планов, радушно сообщая о своих занятиях людям, известно интересующимся поэзией, он терпеть не мог, когда с ним говорили об стихах его и просили что-нибудь прочесть в большом свете». На одном из вечеров у Волконской пристали к Пушкину с просьбой что-то прочесть. В досаде он прочел "Поэт и Чернь" и, кончив, с сердцем сказал: "В другой раз не станут просить". Пушкин не любил, когда критиковали его друзей-поэтов. Однажды он рассердился на Шевырева за то, что тот как-то, разбирая стихи Баратынского, дурно отозвался о некоторых из них.
Их отношения вскоре приобрели черты весьма близкой литературной дружбы, которая, несмотря на явную разность характеров и семилетнюю разность лет, за все годы не была омрачена серьезными разногласиями.

Пушкин с большим одобрением относился к поэтическим работам Шевырева. К примеру, стихотворение «Мысль» он назвал «одним из замечательнейших стихотворений текущей словесности».(«Падет в наш ум чуть видное зерно И зреет в нем, питаясь жизни соком; Но придет час – и вырастет оно В создании иль подвиге высоком…». Смелость и уверенность стиха, – это было по-пушкински. Пушкин как бы увидел в стихах Шевырева самого себя в своих философских стихах и не мог их по достоинству не оценить.

По поводу литературно-теоретических статей Шевырева в «Московском Вестнике» Пушкин писал Погодину: «…пора уму и знаниям вытеснить Булгарина и Федорова». Некоторые «опыты» Шевырева Пушкин признавал достойными стать наряду с лучшими статьями английских «Обозрений».
Как вспоминали современники, Шевырев был по своей природе добрый человек, «не ленивый делать добро», готовый потрудиться на общество и оказать услугу. Во время дружеских встреч литераторов Пушкин был не прочь пошутить над своим младшим коллегой. Шевырев быстро хмелел от вина, в такие минуты он добрел, растаивал, начинал говорить о всеобщей любви, согласии и братстве и о всяких других категориях благополучия. В молодые годы это у него получалось хорошо и пылко. Однажды Пушкин, слушая его восторженные речи о любви, воскликнул: «Ах, Шевырев, зачем ты не всегда пьян!».

Историк литературы Н.С. Тихонравов рассказывал: «Шевырев с жадностью прислушивался к задушевным домашним импровизациям Пушкина о поэзии и искусстве; из них он хотел извлечь материалы для теории поэзии».

Сам Шевырев так говорил о благотворном воздействии Пушкина на свое творчество: « Беседы с Пушкиным о поэзии и русских песнях; чтение Пушкиным этих песен принадлежит к числу тех плодотворных впечатлений, которые содействовали образованию моего вкуса и развитию во мне истинных понятий о поэзии». Он указывал на значение Пушкина как «начинателя направления народного».

В 1829 году Шевырев уехал в Италию, - в качестве воспитателя сына общей его с Пушкиным знакомой – З.А. Волконской. Уезжая за границу, Шевырев был в Петербурге. 24 февраля, при встрече у Дельвига, Пушкин ему очень обрадовался и был с ним «весьма ласков». Он предложил ему несколько своих стихотворений, в том числе "Утопленник" и перевод из "Валленрода" Мицкевича, говоря, что он дарит их ему и советует издать в особом альманахе. Но ввиду отъезда Шевырев передал стихи Погодину. Возвратившись в Россию в 1832 году, Шевырев защищает диссертацию «Дант и его век».

После сего раза Шевырев виделся с Пушкиным весной 1836 года. Александр Сергеевич останавливался у Нащокина, в Дегтярном переулке. А поблизости как раз проживал и Шевырев. В это посещение Пушкин сообщил Шевыреву, что занимается "Словом о полку Игореве", и сказал между прочим свое объяснение первых слов поэмы. Последнее свидание друзей было в доме Шевырева. За ужином Пушкин превосходно читал русские песни.

Отдельного разговора заслуживает почти не известная исследователям личность жены Шевырева – Софьи Борисовны, официальной хозяйки имения в Щекине. Она была внебрачной дочерью хорошо известного в России генерала – героя Отечественной войны 1812 года Бориса Владимировича Голицына. Тяжело раненный под Бородином генерал перед смертью в 1813 году поручил своему брату – тоже генералу и герою 1812 года, будущему губернатору Москвы Дмитрию Владимировичу Голицыну воспитание двух своих «подпольных» дочек. Софья, под фамилией Зеленской, когда подросла, стала Шевыревой. Другая Борисовна потом стала Бакуниной, женой бывшего соученика Пушкина по Лицею, будущего тверского губернатора Александра Павловича Бакунина (1799 – 1862, кстати, многократно бывавшего в Клину). В сестру Бакунина - Екатерину Павловну Пушкин был безнадежно влюблен еще лицеистом. В этой удивительной пушкинской цепи знакомств настолько все феноменально связано: семья Бакуниных в родстве и дружбе и с Пушкиным и с Анной Петровной Керн!

Еще один поразительный факт: Сонечка и ее сестра детство провели, кроме Москвы, не где-нибудь, а в старинном родовом имении Голицыных – в звенигородском селе Большие Вяземы. А ведь это приходское село семьи Пушкиных! Когда они в начале века в летние месяцы проживали в своей усадьбе Захарово. И обе маленькие девочки, будучи на несколько лет младше Саши Пушкина, много раз виделись с ним по воскресеньям и праздникам до июля 1811 года в Преображенской церкви этого села! Здесь же в июле 1807 года похоронили младшего брата Пушкина – Николеньку…

И еще об одном удивительном моменте хотелось бы вспомнить. О том, что бабушка Софьи, суровая мать Бориса Владимировича, – ни кто иная, как фрейлина пяти императоров Наталья Петровна Голицына (1741-1837), урожденная графиня Чернышева. Та самая знакомая и дальняя родственница Пушкина, что стала моделью для него при описании зловещей графини в «Пиковой даме», хотя и пережила поэта на целых десять месяцев. Маленький Пушкин встречался с нею там же, в Больших Вяземах. Как известно, она одобрительно отзывалась о поэме Пушкина «Кавказский пленник».

Как видим, мир тесен, и Пушкину в редких встречах с семьей Шевыревых, с будущей хозяйкой усадьбы Щекино, было что вспомнить и о чем поговорить! И сюжет «Пиковой дамы», как совершенно очевидно, возник вовсе не на пустом месте.

В последние годы Пушкина их личные дружеские отношения с Шевыревым внешне не изменились. Но наметились внутренние литературные расхождения. Например, Степан Петрович постоянно выступал против профессионализма в литературе. А Пушкин стал одним из первых русских профессиональных писателей: «Не продается вдохновенье, Но можно рукопись продать».

В 1832 году Шевырев стал адъюнктом Московского университета по кафедре изящной словесности. С 1834 года он – профессор университета. В 1835 – 1837 годах он – ведущий критик в созданном вместе с Погодиным журнале «Московский Наблюдатель». С 1852 года Степан Петрович действительный член Петербургской Академии наук по отделению русского языка и словесности. Шевырев был избран членом Московского художественного общества (1844 г.), доктором Королевского Пражского университета (1848 г.), членом ряда иностранных обществ.

В 1841 году, вместе с Погодиным возглавляя новый журнал «Москвитянин», Шевырев сформулировал в своей статье главные идеи славянофильства, объединительной для славянских народностей. Став таким образом теоретиком «любомудров», Степан Петрович сам стал не как славянофилом, возглавлявшим правое крыло славянофильства, как просто русским патриотом. На этой почве он крайне не любил прозападнически и противосамодержавно настроенного В.Г. Белинского. Он откровенно называл его так: «рыцарь без имени, литературный бобыль, журнальный писака навеселе от немецкой эстетики», и сам подвергался его нападкам.

В 1840-е годы Степан Петрович полностью встал на философские позиции официальной народности, отдавая долг православию, самодержавию, патриотизму, оставаясь им верен до конца жизни. В 1857 году произошел случай, на деле показавший искренний патриотизм Шевырева. Когда при нем граф Бобринский посмел произнести кощунственные слова о России, Степан Петрович дал ему пощечину и бросился на него, чтобы отделать, как следует. Стычка обернулась не в его пользу, противник оказался сильнее. Из-за этой стычки Шевыреву пришлось покинуть университет. Он уехал за границу на лечение. Во Флоренции читал лекции по истории русской литературы. Затем возвращался в Россию и занимался историей русской словесности своего времени. Степан Петрович умер в Париже 8 мая 1864 года. Клинские любители поэзии и русской литературы могут почтить память писателя на Ваганьковском кладбище.

Философские и политические воззрения Степана Петровича не нравились многим публицистам конца Девятнадцатого и начала Двадцатого веков, отравленным тленным духом западничества и революционных идей. Память Шевырева выдержала и выдерживает до сих пор немало оскорбительных, несправедливых слов.
Критик, историк литературы, философ, прекрасный поэт, Степан Петрович Шевырев занимает свое значительное место в русской литературе. Его неоконченная, вышедшая всего первым томом, «История поэзии», логически связанная с емкой работой «Теория поэзии», представляет собой фундаментальный труд, выполненный в России по сути впервые. Близкая дружба с А.С. Пушкиным и особенно с Н.В. Гоголем также обессмертила имя Шевырева. Переписка с Николаем Васильевичем Гоголем, письма Гоголю за границу представляют большой литературный интерес.

В усадьбе Щекино он работал над университетскими лекциями, в собранном виде представлявшими собой единственный тогда курс «Истории русской словесности». Здесь он писал статьи и стихи, отсюда переписывался с друзьями. Место усадьбы, дворянского дома и небольшого сада заросло и утонуло в стихии саморослых деревьев и кустарника. Нужна тщательная и бережная работа краеведов и археологов, чтобы стало возможно определить общее расположение и подробности построек усадьбы. Здесь необходимое место для памятного знака, на котором должно быть занесено имя русского писателя и изображен его портрет…

По летним вечерам в усадьбе Щекино постоянно звучали русские песни, над усадьбой витали образы пушкинской поэзии. И проворная речка Вздеришка, продираясь сквозь зеленые берега, уносила все дальше и дальше по России отзвуки бесценных пушкинских строк

КНЯЗЬ НИКОЛАЙ БОРИСОВИЧ ЮСУПОВ

       В жизни Пушкина и его семьи имя князя Юсупова появилось очень рано. Когда маленький Пушкин с отцом и матерью, сестрёнкой и нянями возвратился из Санкт-Петербурга через Клин в Москву, семья продолжительное время в 1801 – 1802 годах проживала в Огородниках, в Большом Харитоньевском переулке (дом №21), в принадлежащем князю деревянном доме, находившемся в прямом соседстве с княжеской усадьбой.
В своём романе «Пушкин» писатель Юрий Тынянов упоминал, что дети Пушкины по разрешению князя Юсупова часто гуляли в саду юсуповской усадьбы (в советское время в этой усадьбе разместился Президиум Академии ВАСХНИЛ ), а отец Сергей Львович и мать Надежда Осиповна даже однажды видели князя, приехавшего на краткий момент из Италии.
В рукописных набросках программы автобиографии 1820-х годов Пушкин помечает: «Первые впечатления. Юсупов сад. - Землетрясение. - Няня. Отъезд матери в деревню…».
В юношестве, в лицейские годы, Пушкин, как и многие лицеисты, живо интересовался эпохой Екатерины Второй, её окружением, когортой государственных деятелей, вершивших историю великой России.
Поэт и в последующие годы никогда не упускал случая собирать живые воспоминания о екатерининской эпохе, особенно из уст его последних представителей, и князя Юсупова в том числе. На этой почве он даже подвергался порицанию некоторых друзей-литераторов – Н.А.Полевого и других.
Весной 1927 года Пушкин и его друг С.А.Соболевский посетили князя Николая Борисовича Юсупова в его загородной усадьбе Архангельское. Спустя три года поэт написал стихотворение «К вельможе», в котором воспел человека, «живущего для жизни», своего рода баловня судьбы – редкое явление в обществе, по поводу которого то ли радоваться, то ли печалиться. Н.А.Полевой счёл это стихотворение как факт низкопоклонства перед сильным мира сего, написав обидный памфлет «Утро в кабинете знатного барина», но Пушкин по названной выше причине так не думал, поскольку был достаточно самостоятелен в выборе темы. Тем более что сам Н.Б.Юсупов, «баловень муз», любитель изящных искусств, при встрече уважал и искал в Пушкине поэзию. Сам Пушкин говаривал писателю М.А.Максимовичу, что князю Юсупову хотелось от него стихов и затем только он угощал его в Архангельском.
- «Но ведь вы изобразили его пустым человеком».
- «Ничего, не догадается» - был ответ.
Пушкин побывал у Юсупова ещё в августе 1830 года, затем, будучи у него в январе 1831 года в гостях на Большой Никитской в Москве, расспрашивал его о Фонвизине. А 27 февраля 1831 года Юсупов побывал в гостях у молодых супругов Пушкиных на званом вечере.
Пушкин был хорошо знаком с женой Юсупова Татьяной Васильевной и сыном Борисом Николаевичем.
Что за человек был Юсупов? Он родился 26 октября 1750 года в аристократической - княжеской семье. При Екатерине Второй был дипломатом, занимал важный пост посла в Италии, почему долгое время проживал в Турине. Потом он стал сенатором. При Павле Первом получил пост министра уделов. При Александре Первом он – член Государственного совета с момента его открытия. Известен как коллекционер картин и других ценностей культуры, как меценат. Некоторое время он был главноуправляющим Московской экспедицией кремлёвского строения и мастерской Оружейной палаты.
Женился в 1793 году на младшей племяннице светлейшего князя Г.А.Потёмкина Таврического вдове Т.В.Потёмкиной-Энгельгардт. Брак был неудачным, ввиду пристрастия князя к дамскому обществу. Татьяна Васильевна жила отдельно в Петербурге, воспитывала двоих сыновей, принимала в своём доме многих «служителей муз»: В.А.Жуковского, И.А.Крылова, Г.Р.Державина, позднее А.С.Пушкина. В детстве умер сын Николай, второй сын князь Борис Николаевич Юсупов (1794-1849) стал гофмейстером.
Князь Николай Борисович Юсупов скончался 15 июня 1831 года и похоронен в селе Котово Московской губернии, в склепе при Спасской церкви. Кончина князя, любителя и покровителя искусств, сразу была отмечена в российском обществе. Александр Сергеевич 22 июля 1831 года писал своему другу П.А. Плетнёву: «Мой Юсупов умер»…
Не будет лишним сказать, и об этом мы скажем впервые, что Пушкин знал ещё Юсупова как не слишком дальнего своего соседа по сельцу Михайловскому: у князя в Опочецком уезде Псковской губернии находилось во владении огромное имение: село Афанасьево с сорока двумя деревнями.
Николай Борисович Юсупов многократно бывал в Клину проездом и остановками. В нашей местности он не был случайным человеком, хотя бы потому, что он числился клинским дворянином.
Среди многих имений сказочно богатого Юсупова по России, одно перечисление которых заняло бы у нас целую страницу, у него в Клинском уезде, в приходе храма Живоначальной Троицы села Троицкое-Александрово находилась небольшая усадьба по названию Ботково, или Ботки. Усадебка располагалась рядом с деревней Малеевка, западнее от неё, в сторону деревни Труняевка. По данным 1785 года, когда Николай Борисович находился на русской дипломатической службе «в Сардинском королевстве, при Сардинском короле Осколде чрезвычайным посланником и полномочным министром»», в усадьбе Ботках проживало 15 дворовых крестьян мужского и 13 душ женского пола.
В клинской усадьбе князь Николай Борисович поселил свою родную сестру Евдокию Борисовну Юсупову, женщину интересной и тяжёлой судьбы.
Евдокия Борисовна в своё время вышла замуж за сына известного фаворита императрицы Анны Иоанновны Петра Бирона, герцога Курляндского и Семигальского, будучи его второй женой из трёх. Официально, живя в Петербурге, она именовалась герцогиней Курляндской и Семигальской. Биография её до конца не исследована, по данным Санкт-Петербургского некрополя, она скончалась 8 июля 1780 года и похоронена.в палатке Благовещенского храма Александро-Невской лавры.
 Однако предводитель дворянства Московской губернии Михаил Измайлов в «Списке … Благородного дворянства…» в июне 1787 года ещё называет её живущей « во оном селце», то есть в усадьбе Ботки. Дальнейшие исследования могут уточнить правильную картину.
Князь Николай Борисович и его семья дополняют для нас общую Пушкинскую панораму Клинских окрестностей.


(Продолжение следует)