Посвящается гетеведу Галине Викторовне Якушевой
Фауст, опаленный адским пламенем, утомленный мучительными страданиями, долго приставал к Мефистофелю, чтобы тот хотя бы на время вернул ему обратно его проданную душу. И так он надоел бесу своими просьбами, что решил Мефистофель поставить душу Фауста снова на кон в игре, правила которой придумал он сам.
- Я не могу вернуть тебе душу просто так, мой дорогой Фауст, - ответил однажды Мефистофель, когда его прежний протеже по обыкновению цеплялся за его скользкие копыта в униженных мольбах.
- О, многодушный Мефистофель, ты даешь мне шанс! – воскликнул Фауст.
- Ты должен найти себе замену, - возразил бес.
Лицо Фауста омрачилось. Остатки давно умершей в нем добродетели всколыхнулись на секунду, но мысль любой ценой вновь породниться со своей душой одержала блицкриг.
- Опять ты соблазняешь меня, бес, - промолвил он лукаво.
- А как же, мой старый добрый Фауст, - в голосе Мефистофеля тоже сквозило лукавство.
- Сделаю, что угодно, только прикажите, - выдохнул Фауст.
- Вот так вы все, - тихо вздохнул Мефистофель. – Скучное племя, готовое жертвовать ближним ради призрака собственной пользы.
И громко добавил:
– Какой же ты, Фауст, грязный и почерневший от пламени! Приказываю мелким бесам привести тебя в порядок и выдать реквизит…
Свинорылые бесенята вцепились в Фауста, оторвали его руки от Мефистофеля и взмыли вверх со своей добычей.
***
Желая выслужиться перед Сатаной новым успехом, Мефистофель пригласил огненного ангела Мадиэля, журналиста потустороннего мира, двойного агента, тайного осведомителя Рая и Ада, в свою келью стать свидетелем забавного и поучительного зрелища. Мефистофель замыслил сквитаться с Мадиэлем в одном их давнем споре. Когда Мадиэль появился в келье беса, он увидел там и Фауста, вымытого и приодетого, оживленно спорившего с Мефистофелем.
— Но кто там всерьез верит в бесов... или духов, таких как мы? — говорил Фауст.
— В этом наше огромное преимущество, - возражал Мефистофель. - Бесы овладели душами людей так, что они сами иногда не отдают себе отчет в своих страданиях и оттого терпят всяких негодяев и лихоимцев, привыкают. И создают питательную среду для них. Этим ты должен воспользоваться, чтобы добыть для меня душу, свежую душу, которая с лихвой заменит твою.
Фауст опечаленно промолчал.
— Я вижу, Фауст, что пребывание в мире теней изменило тебя, по крайней мере, в одном отношении, — заметил Мефистофель с едва заметной улыбкой. — Тебя можно даже назвать перебежчиком...
— Вот как?
— Именно, — кивнул бес, с удовольствием заметив, как нахмурился его собеседник. — Из поклонников Аристотеля ты перешел в стан Платона. Так что теперь мир идей и духов приобрел для тебя первичную реальность. А раньше ты больше интересовался талерами, дающими вполне земную власть...
— Что делать, - вставил Мадиэль. - Люди умнеют только тогда, когда попадают в мир теней. Ведь здесь они становятся призраками, духами и это единственное, что от них остается.
— Наша потенциальная жертва – должна быть человеком на грани отчаянья, в ком терзания бесов проявились сильнее всего. Такой человек уже готов к тому, чтобы окончательно отдаться в наши руки. Его надо лишь немного подтолкнуть.
— Нашел ли ты такого человека? — спросил Мадиэль.
— Долго пришлось повозиться, — вздохнул Мефистофель. — Одни слишком глупы, другие в конец испорчены пороком, третьи трусливы, четвертые самодовольны, до них не достучишься. Как вы понимаете, нам нужен доходяга, притом не лишенный врожденного благородства и любознательности, способный подняться над предрассудками, умеющий действовать.
— Выбрать такого нелегко, — засмеялся Мадиэль. — В таких важных вопросах нельзя ошибаться. Так сказать, кадры решают все.
Мефистофель нахмурился.
— Это преувеличение, — заявил он. — Я отобрал несколько кандидатур, в общем-то равнозначных, потом бросил жребий и выбор пал на одного...
— Кто же он?
— Некий Павел Лоханкин, — сказал, поколебавшись, Мефистофель. — Кажется, он подойдет... Вы увидите.
— Что он из себя представляет? — спросил Мадиэль.
— Как-то раз я задумался вот над чем, дорогой мой Фауст. Если бы человек, генетически неотличимый, например, от Ньютона или Юлия Цезаря, родился на месте этого Павла Лоханкина, то чего бы он добился в жизни? Стал ли бы видным ученым, политиком, главой финансовой империи, артистом, писателем, знаменитостью, или влачил бы жалкое, нелепое существование, придавленный бременем врожденного таланта, не имея возможности его реализовать?
— Зависит от того, в каких условиях живет твой Павел Лоханкин, — подумав, серьезно ответил Мадиэль. — Но, думаю, талант так или иначе все равно пробьет себе дорогу. Так или иначе.
— Так или иначе? В Риме Цезарь был знатным патрицием, потомком Энея, ему поклонялись как полубогу еще с ранних лет, — возразил Мефистофель. — А этот самый Павел родился среди варваров и отъявленных неудачников, которые с малых лет подавляли его волю, развивали комплексы неполноценности, всячески принижали его человеческое достоинство. Хотя это и не убило в нем таящихся в глубине души представлений о доброте, истине, красоте, справедливости, доблести и отваге — все это он не мог проявлять в своей жизни, это оставалось невостребованным, чахло. Им начинало овладевать чувство безнадежности. Все его отчаянные попытки изменить такое положение дел с неумолимостью обрекались на провал, и это ввергало его постепенно в какую-то покорность злой судьбе и невозможности реализовать то лучшее, что было в нем. Ему осталось немного, и нашему другу Фаусту не придется долго трудиться. Этот молодой человек настолько забит, что сомневается даже в своем праве на существование, не говоря уже о праве на обычное, нормальное человеческое счастье; живет в каком-то вымышленном мире, так как его вытеснили из реальности.
— Кто же его вытеснил? — спросил Мадиэль.
— Одержимые бесами люди. Бесы угнетают нашего Павла через родственников и сослуживцев. Что-то в нем есть такое, что он не сливается с окружением в общей вакханалии, а противостоит бесам, и они делают из него жертву. Он духовно слеп и не видит настоящего врага, поэтому борьба его бесплодна. Это душа сильная, очень соблазнительная для нас, бесов, причем доведенная до отчаянья, близкая к самоубийству. Этого Лоханкина только подтолкнуть – и он навсегда в нашей власти.
- Так вот каков твой замысел, черт! – воскликнул Фауст.
- Вот именно, мой дорогой Фауст. И именно тебе придется подтолкнуть Лоханкина к краю. — Это творческая личность, — продолжал Мефистофель, смакуя, рекламируя своего новоявленного клиента по старой привычке работорговца, набивая ему цену. — Он многое может. Он обладает достаточной силой для духовидения и даже прорывался случайно в наше измерение, сам этого не понимая. Его ментальные способности таковы, что, осознав свои силы и получив власть над ними, он сможет стать проводником нашей воли. Его душа очень ценна для нас. Теперь он страдает должен погибнуть, если мы вмешаемся. Сама судьба дала его в наши руки. Очень несчастный, но не могущий понять свои проблемы. Он бы и осознал их, да слишком уж окрутили его бесы, все соки высасывают. Где уж тут разобраться.
Этот человек не подозревает, кто истинный виновник его бед. Не подозревает потому, что не имеет духовного видения. Точнее, имеет, но не понимает этого, не доверяет своим снам и интуициям, не верит в духов. Задатки у него изначально неплохие. Он добрый, глубокий и самоотверженный человек, но он заражен нигилизмом и бездуховностью современной ему эпохи. Его душу бесы пытались погубить еще с детства, еще в зародыше. Они действовали коварно под образом родителей и наставников. Этот парень до сих пор не понимает этого. Не видит духовной подоплеки страданий, а потому все его попытки тщетны.
— Довольно, Мефистофель, твой Павел Лоханкин нас заинтересовал. Покажи нам его, — сказал Мадиэль.
— Если мне не изменяет шестое чувство, — заметил Мефистофель, — в жизни нашего клиента назревает важный момент. Расположись поудобнее, Мадиэль, и внимательно наблюдай за тем, что я сейчас покажу. Мы перенесемся в Москву, где обитает наш избранник.
В мире духов нет расстояний и времен. Они могут видеть все, что происходит в нашем мире, концентрируя свою волю. Концентрация воли позволяет обозреть все времена и дали, кроме того, в отличие от нас, их видение не ограничивается созерцанием поверхностной, материальной оболочки явлений, им доступно проникновение в ее суть.
Вскинув правую руку, на которой ослепительно сверкнул алмазом перстень, Мефистофель очертил перед собой круг, вырезая окно в другой мир. Откинувшись в кресле, как перед киноэкраном, Мадиэль приготовился к просмотру того, что собирался показать Мефистофель. Перед ним забурлили толпами московские улицы. Мефистофель некоторое время, поводя руками и делая пассы, как дирижер или игрок на терменвоксе, настраивал изображение на резкость и искал объект наблюдения. Наконец он нашел того, кого искал.
— Тебе хорошо видно, Мадиэль? — поинтересовался бес. — В этом окошке мы видим мир глазами нашего клиента, слышим происходящее с ним его ушами и, при желании, можем следить за его мыслями. Можно переключиться и на наблюдение со стороны. Одним словом, дело привычное. В настоящий момент Павел возвращается из общежития, где он посетил своего друга, такого же непутевого и горемычного студента с благородными порывами.
Мадиэль увидел Лоха, который не вышел, а выбежал из общежития в экзальтированном состоянии и, почти не замечая ничего вокруг, зашагал быстрой и порывистой походкой.
- Фауст, готовься к телепортации. Инструкции ты уже получил, - сказал Мефистофель.
Фауст с готовностью кивнул и исчез. Окно в другой мир, прочерченное перстнем Мефистофеля, расширилось спиралью и поглотило собеседников, которые всецело переключились на восприятие избранного ими клиента.
***
Лоханкин был студентом, получал небольшую стипендию и, живя с родителями, долгое время пользовался их помощью, внутренне тяготясь своей зависимостью, тогда как многие его сверстники успешно занимались бизнесом и умели совмещать это с учебой. Он мечтал строить свою жизнь самостоятельно, но никак не мог найти дело по своим задаткам или нарывался на мошенников, с которыми нельзя было иметь дело, не теряя достоинства. Это его раздражало, он мнительно подозревал родителей, что они в душе попрекают его хлебом. Безденежье не способствовало общительности, а одиночество не создовало и возможности подзаработать. Это был замкнутый круг. Его не утешало и сознание того, что таких как он немало, как не утешает это и тех, кто пребывает в его положении.
Только недавно он нашел себе приработок, стал получать огромные по его прежним меркам деньги, но еще не научился вести себя по-деловому и равнодушно, когда ему отсчитывали зарплату. В такие минуты его одолевала эйфория, а после получки он, не владея собой, был способен на эксцентричный поступок. Долго не имея средств, он не научился еще и жить по средствам.
Однажды, получив вторую в своей жизни приличную зарплату, он возвращался домой. Поджидая на платформе электричку, он купил банку пива и устроился возле перил платформы.
Не смотря на серый и дождливый день, он чувствовал себя как у Христа за пазухой. Получив зарплату, он по дороге уже приценился к джинсовой куртке в магазине, размышляя о том, что надо, пожалуй, купить ее и удивить этим своих родственников, которые до сих пор одевали его за свой счет. Пора им понять, что он сам может о себе позаботиться. Он закурил сигарету, мечтательно глядя сквозь ее дым на что-то ему одному видимое и приятное...
Краем глаза Лоханкин заметил, как недалеко от него появился бойкий загорелый молодой человек с белым пластмассовым столиком в руках. Он напряженно озирался, словно кого-то искал в толпе, но, найдя, успокоился.
- - - ----
- А вот и наш Фауст появился, - комментировал Мефистофель. – Давай, отрабатывай свою душу.
---------
На столике были закреплены две белых чашки. Сначала Лоханкин решил, что перед ним один из игроков в "скорлупку", обманывающий доверчивых людей, отдающих свои последние деньги в надежде на призрачную удачу. Психология этих простоватых, всеми обманываемых людей была Лоханкину хорошо знакома. Он рос в семье таких или подобных им людей, которые прогорали если и не на "скорлупке", то в чековых инвестиционных фондах. Сам он никогда не принимал участие в таких играх, хотя прежде много думал о том, чтобы, не имея возможности получать достойную зарплату, попробовать поставить последние деньги, испытать свое счастье и, может быть, заработать хотя бы таким способом. Печально известная, извечно сидящая в русском подсознании надежда на "авось"!
Молодой человек тем временем поставил столик перед собой и немедленно начал зазывать:
— Вам предлагается беспроигрышная лотерея. Билет стоит сто тысяч. Если билет не выигрывает, деньги вам возвращаются. Сегодня единственный день.
Какой-то плотный парень спросил:
— А какой вы будете иметь навар?
— Никакой, — ответил лотерейщик. — Это рекламная акция банка "Огни столицы". Сегодня единственный день, — повторил он.
Плотный, похожий на зубра, парень купил билетик, проиграл и получил назад деньги.
Лоханкин наблюдал за ними, лениво попивая пиво. К скорлупочникам он относился однозначно с презрением, и даже в том несколько восторженном состоянии, в котором он теперь пребывал, не поддался бы на их уловки и не позволил бы втянуть себя в игру. Но лотерея... Здесь Лоханкин не был настроен столь негативно. Он иногда играл в нее случайно и по мелочевке где-нибудь в метро, выигрывал крайне редко, но и проигрывал сущие пустяки, так что огорчаться не стоило. Здесь он не видел никакой опасности, к тому же если говорят, что деньги вернут в случае проигрыша, ибо игра затеяна исключительно в рекламных целях неким банком, название которого он вроде где-то слышал... Риска вроде нет, да и подмывает его на что-то отчаянное. "Если выиграю, то точно куплю ту куртку", — решил Лоханкин и подошел к столику. "В конце концов я ничем не рискую", — подумал он.
— Пожалуйста, мужчина, сто тысяч, берите билет, — обратился к нему лотерейщик. Лоханкин достал деньги, купил и развернул билет. Там значилось слово "Приз."
— Что это значит? — обратился он к лотерейщику.
— Мужчина, вам повезло, — сказал тот и вынул часы. — Если в течении минуты никто не вытянет такого же билета, то вы получаете полтора миллиона.
Лотерейщик засек время. Тем временем плотный, похожий на зубра парень купил еще билет. В нем тоже значилось слово "приз".
— Ну вот, не прошло и десяти секунд... — сказал лотерейщик.
— Теперь вы и вы, — он обратился к Лоханкину и к зубру, — играете между собой. Покупайте по билету. У кого будет большая сумма, тот из вас и получает приз. Есть, однако, еще одно правило, я вам потом его объясню. В это же время какая-то женщина тоже купила билет и там тоже оказался "приз".
— Так, женщина, у вас тоже приз, вы присоединяетесь к этим двум игрокам.
Те двое купили по билету.
— Покупайте, женщина еще билет, — сказал лотерейщик.
— Но у меня больше нет денег, — сказала женщина. — Эта сотня — все, что у меня есть с собой.
— Тогда ждите, — сказал ей лотерейщик и обратился к Лоханкину и "зубру":
— Итак, вы можете сейчас развернуть билеты и посмотреть выигрыш. У кого больше, тот и получит приз. Но если не хотите, можно продолжить игру. Выбирать вам, — сказал лотерейщик, указав на Лоханкина.
-----------
— Выходи, выходи из игры, — мысленно внушал Мадиэль Лоханкину, к которому проникся сочувствием.— Убирайся подальше от этих мошенников.
— Поздно, — сказал Мефистофель.
-----------
— Почему ему? — спросил недовольно "зубр".
— Потому что он первый вынул приз, — невозмутимо объяснил лотерейщик. — Итак, существует еще одно правило. Оно состоит в следующем. Вы вносите страховку, — обратился он к Лоху. — Минимум сто тысяч. Если ваш соперник не вносит вдвое большую сумму в течении минуты, вы получаете приз. Если же он вносит, вы можете в течении минуты внести еще сто тысяч или больше и если ваш противник снова не выложит за минуту вдвое больше, вы выигрываете все эти деньги вместе со страховками, и так далее.
— Но почему я вношу вдвое больше? — волновался "зубр".
— Потому что у вашего противника право на три льготных страховки. Он первый вынул приз. Итак, какое из правил вы выбираете: развернуть взятые билет или застраховаться? — обратился лотерейщик к Лоханкину.
— А как же я? — спросила женщина. — Когда я получу свою сотню?
— Если выигравший игрок согласится отдать вам ваши деньги... — неопределенно протянул лотерейщик. Лицо "зубра" было непроницаемо, но корыстные мыслишки как чертики прыгали в его глазках. В нем угадывался человек, привыкший идти напролом, на свет своей мутной звезды, — вряд ли он был настроен доверять или делиться.
— Успокойтесь, женщина, если я выиграю, я верну вам вашу сотню, — сказал Лох, рассеяно окинув взглядом соперника и проникаясь к нему невольным презрением: этакий серый твердолобый жлоб и тупица. Лоханкиным овладел азарт. Ему показалось, что именно второй из предложенных вариантов более ему подходит, — то есть тот вариант, который для человека осмотрительного был бы неприемлем и который благоразумно предпочел бы возможный проигрыш уже отданной суммы той неопределенности, которая последует, если он начнет более крупную игру. Лох, незаметно для себя перейдя этот предел благоразумия, протянул лотерейщику сотенную бумажку. Тот приобщил ее к той пачке денег, которая была у него в руке и засек время.
Не прошло и минуты, как сенин соперник, алчно поблескивая глазками, поворчав, вынул из внутреннего кармана двести тысяч. Поглядывая на Лоханкина, на его импульсивность и взвинченность, на его попытку привлечь на свою сторону столпившихся вокруг людей, он сделал свои выводы и явно решил не уступать этому фрайеру.
Лоханкина это отрезвило. Он предложил:
— Я предлагаю разделить деньги пополам и вернуть сто тысяч женщине. Если я выиграю, я так и сделаю.
— Ну да, — усомнился "зубр". — Тут один тоже клялся.
— Я при народе говорю, — вспылил Лоханкин, обращаясь к многочисленным зрителям, следившим за поединком, позабыв о своих электричках.
— Если я не сдержу слово, можете мне морду набить! — эффектно провозгласил он.
— Давай лучше страховку, — посоветовал Лоханкину молодой хлипкий паренек.
— Мне кажется, у того парня больше нет денег.
Лоханкин протянул лотерейщику еще сотню: ничего другого ему теперь и правда не оставалось, а когда "зубр" положил сверху еще двести, он был вынужден обратиться за помощью к пареньку, назвавшемуся Колей.
— Слушай, Коля, дай мне взаймы полмиллиона, — сказал Лох, у которого с собой больше не было денег. — Выигрыш пополам и возвращаем деньги женщине. Возьми мой паспорт. У меня дома лежит миллион. Я тебе верну.
-------------------
— Этот Коля сам явный лох, но наш Лоханкин всем лохам лох, — сказал Мадиэль, схватившись за голову. — Он сам предлагает паспорт! Сам предупреждает все сомнения в своей честности! Вот уж поистине, благородство, достойное лучшего применения.
— Не удивительно, что он всегда на мели! — заметил Мефистофель не без лукавства.— Что-то ему, верно, так застилает глаза, что он совсем не разбирается в людях и прет на рожон.
— В его доверчивости и азарте как раз и проявляются лучшие стороны души, но он слеп как котенок и не хочет прозреть, — возразил Мадиэль.
---------------
Коля находился под впечатлением своих слов, что у "зубра" нет денег. При себе у него были кое-какие деньги, и предложение Лоханкина его соблазнило.
Они оба и не заметили, что "зубр" услышал их разговор и в его глазках блеснуло торжество (он понял, что связался с мелкой сошкой), и когда Лоханкин поставил занятые у Коли полмиллиона, тот преспокойно отсчитал еще миллион.
— Ваши льготные страховки кончились, — сказал Лоханкину лотерейщик. — Теперь вы играете на равных. Если через минуту вы не найдете денег, вся эта пачка перейдет к вашему противнику.
— Дай мне еще полмиллиона, — сказал Лоханкин. Упрямство заставляло его использовать все свои ресурсы до конца. Коля подумал и дал ему еще полмиллиона, почти все, что у него еще оставалось. "Зубр" не замедлил отсчитать столько же. Теперь не было денег ни у Лоханина, ни у его товарища. Пришло время вмешаться лотерейщику.
— Мы можем дать вам час, чтобы раздобыть деньги и продолжить игру. Если по истечении часа вы не придете с деньгами, выигрыш переходит к вашему сопернику.
"Зубр" было возмутился этому новому правилу, но понял, что этот час и он может использовать с пользой для себя, тем более, что для большинства собравшихся вокруг его выигрыш уже не представлял сомнения.
Лоханкин с Колей, взглянув на часы, вышли к проезжей части и стали голосовать. Остановились потертые белые "Жигули", водитель, сухощавый лысоватый человек лет за сорок, согласился их подвести. Лоханкин уселся на заднем сиденье, а его товарищ расположился рядом с водителем. Они объяснили, куда ехать, продолжая между собой обсуждать дальнейшую стратегию игры, так что водитель оказался в курсе их дела и проникся к ним сочувствием. Он расспросил их подробнее об обстоятельствах дела и представился как бывший профессиональный игрок в карты.
— Я играл на чужие деньги по доверенности и потому никогда не проигрывал.
Потом он изложил свои соображения по поводу той ситуации, в которую попали Лоханкин и Коля. Он убежденно настаивал, что Лоханкин играет с подставным лицом, находящимся в сговоре с лотерейщиком и что даже та женщина, которая ждала возврата своей сотни — тоже подставное лицо.
— Обычная совковая женщина, — заметил Лоханкин.
— Э, — сказал водитель, — они умеют всякими прикинуться, чтобы войти в доверие и втягивают в игру, правила которой становятся ясны не сразу, а постепенно.
Коля явно упал духом.
— Я думал, что у того парня нет денег, — пробормотал он.
Лоханкин тем временем пытался убедить Колю, что теперь, когда у него, Лоханкина, денег нет, все зависит уже от самого Коли, чтобы он от себя вел игру и отыграл деньги у того упертого "зубра".
— Что вы нам посоветуете? — спросил Лоханкин водителя.
— Выходите из игры, — сказал водитель. — Двести долларов — это немного.
— Для нас это очень много, — признался Лоханкин.
— Да уж, — вздохнул Коля.
Машину вдруг немного тряхнуло и повело. Водитель свернул на обочину и остановился. Ему показалось, что лопнуло колесо.
— Этого еще не хватало, — вырвалось у Лоханкина, которым все еще владел азарт, да и он обещал вернуться через час. — Как же мы тогда успеем?
К счастью выяснилось, что с колесом в порядке, а дало временный сбой сцепление, так что машина снова тронулась и доехали до дома Лоханкина без приключений. Лоханкин сбегал домой, взял деньги, вернулся в машину и сунул их Коле, который апатично сидел рядом с водителем. Возможно, он пришел уже к некоторому решению.
— Пересчитай.
Тот пересчитал. Лоханкин забрал у него паспорт — залог, который сам же навязал ему по своей импульсивности.
------------------
— Хорошо его бес подстегивает! Дело Фауста выгорит. Лох не остановится, пока не проиграется вчистую, да еще влезет в долги! — воскликнул довольно Мефистофель. - К тому же он, кажется, трусоват.
— Поверь мне, Мефистофель, — ответил Мадиэль. — Это не трусость, а злой рок, водоворот. Лоханкин уже не может действовать иначе, над ним довлеет неумолимая логика обстоятельств. Я убежден, что такому парню как Лоханкин можно доверить свою спину. Это кажущееся малодушие есть свидетельство жертвенности и альтруизма. Такого рода люди бывают хорошими солдатами, совершающими чудеса храбрости, а в другие минуты, когда торжествуют расчетливые хитрецы и эгоисты, могут показаться глупцами и трусами.
---------------------
На обратной дороге водитель, вспоминая свое картежное ремесло, говорил о том, что настоящий шулер всегда мастер и в честной игры, что даже в игре в подкидного дурака существуют нерешенные проблемы, упомянул несколько "этюдов". Лоханкин тем временем проклинал про себя всех этих остапов бендеров, которые интересны в книгах и кино, но не терпимы в реальной в жизни.
Расплатились с водителем и пришли на прежнее место. Они уложились в час. Народ поредел, остались только те, кто, по-видимому, входил в группу поддержки лотерейщика. Там же стоял и "зубр". Женщина, которая ждала, когда ей вернут сотню, исчезла. Видимо, она еще при стечении народа выклянчила свои деньги назад и уехала на электричке, не став дожидаться развязки, а, может быть, она и правда была мошенницей и, сыграв свою роль, ретировалась восвояси. На лицах всей этой группы людей Лоханкин заметил некоторую нервозность.
Товарищ Лоханкина, когда к нему вернулись деньги, стал держаться иначе: ему явно хотелось выйти из игры. Поэтому когда лотерейщик предложил поставить страховку и отказался принимать деньги из рук Коли, требуя, чтобы Лоханкин взял у него взаймы, Коля вдруг раздумал давать деньги Лоханкину.
— Когда ты мне сможешь вернуть эти полмиллиона? Недели через две? Стану я ждать! — сказал он.
Игра закончилась, и Лоханкин с Колей, не оборачиваясь назад, пошли к выходу с платформы.
— Что же ты? — сказал Лоханкин.
— Кто же мог подумать, что у того парня много денег! — сказал Коля с каким-то всхлипом. Он боялся, что их счеты с Лоханкиным не кончились.
— Прощай, — сказал Лоханкин. С этого момента Коля перестал для него существовать, и он не обращал на него внимания.
— Спасибо за игру, — сказал лотерейщик, когда вся его группа поддержки направилась к машине.
— А вы точно из банка "Столица"? — брезгливо поинтересовался Лоханкин.
— "Огни столицы", — поправил лотерейщик. — Мы взяли себе только пятьдесят тысяч за проведение игры.
Лоханкин понуро шел по тротуару, вертя в руке сложенный зонтик. Ему не хотелось думать, был ли тут сговор или нет, правду ли сказал лотерейщик и есть ли на самом деле банк "Огни столицы". Накрапывал дождь, но не было желания укрываться от него. Какие-то серые, как этот дождливый день, бессвязные мысли толпились в его голове. Он был честен, а его, как говорится, "кинули". И это произошло так постепенно, что сам факт, будучи наконец осознан, не вызвал шока или негодования. Шоком была сама перемена его положения. Еще два часа назад он лениво попивал пиво, у него были непривычно большие деньги, и это внушало ему уверенность в себе. Что же теперь ему делать? Его планы рухнули. Он почувствовал себя одиноким, а положение представлялось ему хуже некуда. Он отогнал от себя мысль о радости его соперника. Незачем разжигать в себе злобу. Почему-то он вспомнил, что в неких фешенебельных казино проигравшихся в пух и прах отвозят домой за счет заведения, боясь, чтобы в припадке депрессии проигравший не сделал бы с собой что-то непоправимое.
Он-то надеялся немного расслабиться и отдохнуть, имея этот запасец, — ведь стоит лето, период отпусков, — но жизнь неожиданно внесла свои коррективы.
Начало моросить, но он даже не вспомнил о зонте и брел как-то, совсем машинально, на свою платформу, с этой платформы на электричке он добирался домой. Теперь его мысли были далеко. Он думал о том, что над ним всю жизнь словно насмехаются какие-то злые силы. Только он чуть-чуть поднимется, как неизбежно сорвется, словно кто-то всю жизнь привычным ударом валит его с ног, и нет возможности от этого защититься. Какой-то черт снова усмехнулся. GAME OVER! — вспомнилась ему итоговая надпись из компьютерной игры. Что наша жизнь? Игра! Зачем мне жить? "Я рожден лохом! Я никогда не смогу стать другим! Я безнадежен! Я обречен на вечный проигрыш и непонимание. Винить я могу только себя. Я не приспособлен к жизни и нет нужды продолжать эту трагикомедию! Я безнадежен. Люди вроде меня все равно обречены на вымирание. Лохи вымирают, выживают хваты. Естественный отбор. Но у меня еще хватит решимости прекратить эту муку. Пусть решимость довести дело до конца не покинет меня хотя бы теперь! Так я хоть чем-то искуплю свою жалкую жизнь! Взгляну смерти в лицо и умру как мужчина.”
Проигрыш был последней каплей. Какой виделась ему прежде его смерть? Мечтал прожить достойную жизнь, нравиться женщинам, быть героем, спасти ребенка из под машины ценой жизни... Но теперь он понял, что все это не для него. Он — лох, зачем обманываться. В этот серенький день он расстанется с жизнью.
Не надо показухи. Это должно выглядеть как несчастный случай. Не надо, чтобы думали, что он покончил собой. Своей смертью он никому не мстит, просто он устал он себя, от своей нелепой жизни, но пусть это останется его тайной. Он как полководец, проигравший сражение. И это сражение — его жизнь. Он был слаб и безволен. Его способности не принесли ему ни свободы, ни счастья.
Он увидел плакат. "Не перебегай перед поездом!" "Ходить по путям опасно!" Отлично, несчастный случай. Подумают, что шел по рельсам, задумался и не заметил электрички... Он сошел на железнодорожные пути и пошел вдоль железнодорожного полотна, поджидая роковой поезд.
— Эй, молодой человек! — окликнули его. — Здесь запрещено ходить.
Он, не обращая внимания на голос, продолжал идти вперед. Перед ним вырос милиционер и оштрафовал за хождение по путям. "Какая теперь разница!" — подумал Лоханкин и отдал последнюю десятку, завалявшуюся у него в кармане. Потом он забрался на мост, дошел до его середины и остановился, облокотившись на перила. "Когда поезд приблизится, я спрыгну на рельсы прямо перед ним," — подумал он. Он огляделся вокруг: милиционер шагал в другой конец платформы, редкие пассажиры, не глядя на него, проходили мимо.
-------------------------
- Ну вот, - довольно сказал Мефистофель. – Парень наш.
- Послушай, Мефистофель, оставь его в покое. Это не твой человек. Он из тех, кто может подхватить выпавшее знамя и повести за собой. Я наблюдал за ним во время игры. Держался он молодцом. Не шкурник. В другой раз не попадется.
— Другого раза не будет, Мадиэль, — ответил Мефистофель. – У меня уговор с Фаустом.
— Как знать, - усмехнулся Мадиэль. - Смотри! Сама богиня Фортуна, кажется, пришла на помощь к несчастному Лоханкину! Кажется, она недурна.
- Откуда она взялась? – пробормотал Мефистофель. – Плохи твои дела, Фауст.
------------------
Вдоль платформы по направлению к мосту, в центре которого стоит Лох, идет молодая девушка. Она прошла мимо моста с явным намерением спрыгнуть с платформы и перейти через рельсы. Девушка, придерживаясь за перила, грациозно изогнувшись, спрыгнула с платформы. Вдруг какая-то тень пробежала по ее лицу... Она посмотрела в ту сторону, откуда приближался поезд, потом взглянула на мост, где, судорожно вцепившись в перила, стоял Лоханкин, уставившись в одну точку на рельсах, которая все росла и приближалась. Что-то в его виде поразило девушку, словно она поняла, что должно за этим последовать. Чье-то внушение сработало, или сердце ей подсказало, но она, словно загипнотизированная Лоханкиным, который никого не замечал вокруг, замерла возле железной дороги, так и не перейдя ее, и тоже, как и он, наблюдала за приближающимся поездом... Когда Лоханкин перекинул ногу через перила, девушку словно ударило током, она вся встрепенулась, вскинула руки к нему и закричала что есть сил:
— Нет!
Лоханкин словно очнулся от этого крика и инстинктивно посмотрел в его сторону. Он увидел девушку, в глазах которой был ужас... Ужас за него. Этого мига промедления оказалось достаточным, чтобы локомотив, тянущий поезд, проскочил под мостом. Время прыгать было упущено, да и Лоханкин уже вышел из своего транса. Его трясло как в лихорадке, он тяжело дышал и вспотел, словно марафонский бегун...
Девушка взошла к нему на мост и остановилась рядом:
— Эй, как ты? — воскликнула она.
Он промолчал, не в силах проронить ни слова. Заметив, что на них обращают все больше внимания, она взяла его за руку и повела прочь с моста, с платформы, — прочь от железной дороги, где только что он пытался свести счеты с жизнью.
---------------------
Напрасно Фауст, опаленный адским пламенем, утомленный мучительными страданиями, приставал к Мефистофелю, чтобы тот хотя бы на время вернул ему его душу. Бес потерял к своему бывшему протеже всякий интерес.
1998-2008