У практически всех работников детского комбината №8, по поводу смерти Жатько, было двоякое чувство. С одной стороны его жалели – как никак член коллектива. Но с другой, все вдруг почувствовали некое облегчение, какое бывает, когда удалишь больной зуб. Странная смесь чувства утраты и избавления, подкрепленная к тому же смутной тревогой, оттого, что утрата навсегда, а избавление лишь на время, да и то, неизвестно на какое.
Когда шофер с электриком вытаскивали труп Жатько из УАЗика, шофер не выдержал, и легонько шмякнул его по ребрам, тело при этом перегнулось, и голова Жатько упала на ладонь шофера.
- Ой! – вскрикнул шофер, отдернув руку, на которой тут же выступила кровь. – Укусил гад.
Он отскочил в сторону, а тело Жатько свесилось из кабины.
- Улыбается, - прошептал электрик, глядя на Жатько, - радуется, что тяпнул тебя.
- Ну его, давай прямо так повезем, - предложил шофер, промывая руку водкой, из недопитой Жатько бутылки. – Пусть прокатится в последний раз, с ветерком.
Шофер (для удобства будем называть его по имени – Вася) и электрик (имя которого утрачено), перетащили Жатько с водительского сиденья на пассажирское. Электрик сел назад.
Дальше пошли дела совсем уж странные. Вся троица: Василий, электрик и бренные останки Жатько, двинулись в путь по городу…
Стоит сказать, что пред выездом в город, произошло еще кое-что. Василий попытался завести машину. Когда он повернул ключ в замке зажигания, стартер начал издавать странные звуки, очень похожие на покашливание заядлого курильщика, потом покашливание прекратилось, и послышался стук пластмассового ведерка о железные прутья ограды, окончанием которому послужил печальный свист байбака степного, после чего наступило полнейшее молчание. Василий грязно выругался; плюнул на ватник Жатько, и обращаясь к электрику, резюмировал: «Аккумулятор… ёжика ему в дымоход»
Пошарив под сиденьем, Вася нащупал «кривой стартер» - железную загагулину, для запуска двигателя в ручную. Привычным движением он потянул его вперед и немного вверх, но всегда послушный «кривой» сегодня почему-то закапризничал, и застрял. Вася в сердцах дернул железяку что было сил, и та на удивление легко пошла, больно ударив его по нижней губе.
- Вот сволочь, - взвыл Василий, и смачно плюнул Жатько в глаз.
Когда компания выехала, наконец, в город, Василий записал в список своих потерь: вывихнутое плечо, сбитые костяшки на обеих руках, и нижнюю губу, распухшую до размеров своих негритянских сродственниц. На Жатько, доказательством Васиной мстительности, красовалась добрая дюжина смачных, кровавых плевков.
Мне крайне неудобно злоупотреблять терпением читателя, но оставить без внимания следующий момент просто не представляется возможным, так как он и послужил началом некоторых событий, поразивших воображение всех без исключения участников.
И так, машина выехала в город. Стоит пояснить, к какой именно породе славного трудового семейства УАЗов принадлежала наша машина. Существует несколько версий названия этой модели, среди них такие как: 1) «Таблетка» (видимо из-за использования их в недавнем прошлом в виде карет скорой помощи), 2) «Бобик» (скорее всего (не берусь утверждать) из-за глупого выражения «лица» машины), и 3) «Буханка» (тут совершенно точно могу сказать, за схожесть с формой этого горячо-любимого хлебобулочного изделия). Если выражаться языком техников и автомобилистов, это был микроавтобус высокой проходимости и чрезвычайно низкой, комфортабельности.
Впереди сидели Василий и Жатько (то есть его бренные…), а сзади, отгороженный жестяной стенкой с окошком, комбинатский электрик с утраченным, к сожалению, именем. Машина проехала городской парк, и благополучно свернула в тихую улицу, дальним своим концом упиравшуюся в городской морг. До цели оставалось проехать всего три тихих квартала.
Тело Жатько всю дорогу вело себя очень беспокойно. Бывший сторож постоянно падал, то, налегая на плечо Василия, то, высовываясь из открытого окна. Василий теперь жалел о своем решении везти Жатько в кабине, но менять, что-либо было поздно; приходилось останавливаться и поправлять тело.
Вася никогда не отличался спокойствием, но сейчас он просто кипел. Палец, укушенный Жатько, саднил, как будто его раздробили молотком, а губа онемела, и Вася несколько раз проверял, на месте ли она. Он наверно в десятый раз остановил машину, чтобы поправить Жатько, который в этот раз высунулся в окно, пугая прохожих диким оскалом.
Василий решил действовать не спеша, он не просто усадил беспокойного сторожа ровно, но и подпер его «кривым стартером», один конец, уперев в бардачок, а второй в грудь Жатько. Проверив конструкцию на прочность, и убедившись, что тело крепко зафиксировано, Вася рванул с места.
Уазик весело помчался по пустынной улице. Впереди, скрытое большими кленами уже зажелтелось мрачноватое одноэтажное здание морга. Путь был свободен, и Василий поддал газу. Обдуваемый весенним ветерком, Вася мечтал о спасительной поллитре, с хрустящим винтом и слезой по омедаленной наклейке. Он так проникся предвкушением, что воображаемое тепло уже начало разливаться по нутру впечатлительного Василия, и улыбка до легкого покалывания уже тронула распухшую губу, как вдруг, ушат ледяной воды вылился ему за пазуху – на дорогу, покручивая жезлом вышел ГАИшник.
Сердце Василия ухнулось в черную пропасть. Уже не отдавая себе отчета, он со всей силы надавил на тормоз. Дальше все происходило как в ночном кошмаре. Вася услышал визг тормозов, глухой удар в жестяную перегородку, и, через пару секунд грязную ругань электрика. Уазик остановился и заглох. Когда Василий посмотрел на Жатько, волосы у него встали дыбом. Голова сторожа была повернута к нему и чуть склонена вправо. Как ему показалось, с приоткрытого глаза, на миг, сошла пелена, и он сверкнул, таким знакомым, дьявольским огоньком. Из груди Жатько торчал «кривой стартер».
Очнулся Василий только в полночь, в камере, когда его пришла вызволять Аделаида Парамоновна. Рядом он увидел притихшего и оглушенного электрика. В голове гудело, а перед глазами плыло. Мысль о бутылочке со слезой вызвала приступ тошноты. Василий заплакал.
- За что вы их так, - спросила Аделаида Парамоновна гаишника, пришедшего с ней в камеру.
- Этот, - он ткнул пальцем в Васю, - крикнул, что положит всех на месте, да и труп с железякой в груди нам нервишки подпортил, ну и сорвались ребята. Почему вы труп на скорой в морг не отправили?
- Машина у них сломалась, на эвакуаторе от нас увезли, они и попросили, чтоб мы своими средствами доставили, вот и справку о смерти дали. Вась, где справка?
Василий похлопал себя по нагрудному карману.
- А зачем ты кричал, что положишь всех, - голос у гаишника был хоть и возбужденный, но виноватый.
- Это не я, это он, - выдохнул Василий, пытаясь приподняться на локте.
- Кто он, этот? – гаишник посмотрел на электрика.
- Нет, Жатько.
- Какой Жатько?
- Труп, - буркнул Василий, и сам испугался своих слов.
Никто не засмеялся…
… Ситуация подходила к стадии напряжения. Аделаида Парамоновна смотрела на прозектора с все возрастающим подозрением, тем более, что доктор явно недоговаривал.
Из боковой двери, возле которой беседовали Аделаида Парамоновна и доктор, появился взмокший и взъерошенный санитар. Он вышел с уже прикуренной сигаретой. В левой руке он держал печень. Санитар был взволнован еще больше чем прозектор. Он прикурил от окурка, и обращаясь к Виталию Спиридоновичу, процедил сквозь зубы.
- А может отпустим, да и дело с концом. Пусть поликлиника с ним разбирается, - он достал из кармана фартука бутылку с водкой и сделал два больших глотка. – Лично мне все это перестает нравиться.
- Нравиться ему перестает, - хмыкнул Виталий Спиридонович, - а куда я справку засуну, давай упаковывай.
Вид синеватой печени в руках у санитара произвел на Аделаиду Парамоновну сильное впечатление. Она, не отводя взгляда от явно нездорового органа, попятилась назад.
- Я за гробом, - крикнула она, обернувшись уже у чугунной ограды. Доктора с санитаром у двери не было…
Продолжение следует...