Глава 2
Принципы
Новый профессор, Оскар Бон, оказался стройным и симпатичным. Дети сразу в таких влюбляются, обожают ходить с ними рядом, держась за руку, и доверять им все свои тайны. Мне он тоже понравился, и я сказала себе: «Вспомни первый принцип!»
Принцип первый: «Никогда никому не доверяй!» Конечно, этот принцип появился у меня меньше года назад, когда такому же интересному профессору я решилась рассказать, что я всё еще помню всё-всё. Он так мило со мной беседовал, гладил меня по руке и волосам, и я ему всё выложила, смотря на него преданными глазами. «Всё будет хорошо, малышка» -- сказал он мне ласково, и мы друг другу улыбнулись. А потом он вышел из палаты, и я слышала, как он бушевал в коридоре, орал на Мари и медсестер, что они не замечают, что лечение проходит неэффективно. Он несколько раз хлопал дверью кабинета доктора Ставена (наверно, и ему досталось), пока не уехал. Тогда-то мне и стали добавлять к «светофорику» еще и синюю таблетку, которую я хуже всего переношу. Хорошо, что дают мне ее раз в 3-4 дня, а не ежедневно, но в день посещения очередного «светила медицины» обязательно.
«Господи, сделай так, чтобы у моей мамы закончились деньги, и меня выгнали отсюда» -- наверно, в молитвословах такой молитвы тоже нет.
Оскар, кроме всего прочего, был еще и молод. Сколько же ему? Лет 35-40? Я художник, а не психолог, я плохо разбираюсь в возрасте. Вечно смеющиеся глаза, темные волосы, начинающие седеть на висках, ухоженные руки и дорогой костюм. И море шарма в небрежно наброшенном халате.
Мари просто стелилась перед ним! Я ее такой еще не видела! Ужасно хотелось не сдержаться и сказать ей какую-нибудь колкость.
Принцип второй: «Всегда контролируй свои эмоции!» Этот принцип появился тоже меньше года назад. Я раньше (лет в 16-17) думала, что женская истерика -- довольно неплохое оружие, особенно в ловких руках. Главное -- продолжать контролировать других во время своей истерики. Правда, для этого необходимо абсолютно контролировать и себя, что гораздо сложнее. Неискушенный в этой области человек сразу верит, что у тебя нервный срыв, и ради твоего спасения готов на всё. Я это на Томе проверяла пару раз -- работает идеально! Главное -- потом нужно извиниться, но он от своих решений всё для тебя сделать уже не отступит. Но это в мире взрослых...
Маленькую девочку, закатившую истерику, обычно шлепают. Вот какое интересное слово – «отшлепать»! Довольно безобидное. Опять-таки для взрослых. А для меня несколько месяцев назад стало аналогией жуткой экзекуции. Я закатила истерику -- не хотела ходить на горшок при посторонних. Сначала я пыталась объяснить по-человечески, что уже большая и могу ходить в общий туалет. Кто будет слушать маленькую девочку, если взрослым некогда; если им не хочется что-то менять в своих привычках; если детская просьба затрагивает их интересы... Если, если, если...
Дети не могут чувствовать то, что чувствуют взрослые.
Дети не могут желать того, чего желают взрослые.
Взрослые
Дети для них -- как куклы для детей, которых можно раздеть и забыть голыми в углу или под столом. Чем сильнее няня хотела снять с меня штаны и усадить меня на горшок (при этом присутствовали: профессор из другой клиники, доктор Ставен, две медсестры), тем больше я визжала и царапалась. В какой-то момент я поняла, что не контролирую себя -- начала обзываться на всех и, в конце концов... намочила штаны...
И тогда она, воспользовавшись тем, что я замерла от ужаса из-за того, что обмочилась, сдернула с меня мокрые штаны и отшлепала у всех на глазах... Тогда-то я и придумала себе этот принцип: «Всегда контролируй свои эмоции!»
Я говорю себе -- это всего лишь тело. Тело маленькой девочки. А с ними, с маленькими, всегда так поступают. А он -- доктор, он осмотрит тебя и через пять минут забудет (там и смотреть-то, собственно, пока что не на что). Он, может, и забудет. А я ничего не могу с собой поделать -- забыть эти минуты унижения не могу! Взрослым можно выбирать себе врачей, каких им хочется. Можешь лечиться у мужчины, можешь -- у женщины. А мне осталось промучиться всего лишь какие-нибудь лет 10... И я тоже стану взрослой... для всех остальных. И со мной будут считаться. Может быть, меня будут даже уважать... Только, думаю, к этому времени за это моё новое странное детство я не столько вырасту, сколько состарюсь. И в те 18, которые через 12 лет мне исполнятся, мне будет уже абсолютно всё равно, кто меня осматривает и делают ли мне уколы...
Господи, зачем я проснулась и вернулась в это страшное детство?! Забери меня отсюда...
Продолжение см. http://www.proza.ru/2008/03/30/540