Глава 3
Прогулка
Первое, чем меня поразил Оскар -- он постучал! Это потом уже я обратила внимание на то, что он молод и симпатичен и т.д.
Он постучался, чего не делал никто и никогда, входя в мою палату.
Он постучался еще раз, поскольку я, опешившая, ему не ответила, потом приоткрыл дверь и спросил, не заглядывая:
-- Можно?
Я, заикаясь от неожиданности, разрешила. И вот тогда-то, когда его увидела, и приказала себе: «Вспомни свой первый принцип!» Потому что захотелось и ему всё рассказать, как тому профессору. А ошибка здесь чревата новыми препаратами и исследованиями. Я смотрела в его смеющиеся глаза, а сердце ныло: «Может, этот не такой? Даже обязательно не такой. Уж на него-то можно положиться...»
Мари, вошедшая вслед за ним, начала суетиться, готовя меня к прогулке. Она строила ему глазки, но он был заинтересован мною, а не ею! Отбившись от ее надоевшей заботы, я сама принялась застегивать ветровку перед зеркалом, пытаясь скрыть свое торжество. Но Мари рассматривала меня не как соперницу (еще бы -- я всего лишь шестилетняя девочка!), а как нечто, с помощью чего она могла бы произвести впечатление на Оскара. Она погладила меня по голове:
-- Очень своенравная девочка, наша Мишель.
-- Я думаю, мы подружимся. Правда, Мишель? – он использовал обычный, довольно дешевый приём заигрывания с ребенком.
-- Плавда, -- я решила избегать всяких эксцессов и сыграть сегодня свою роль выздоравливающей малышки на пятерку.
Мари увязалась за нами. В коридоре Оскар остановился и обратился к ней:
-- Разве Вам не сообщили, что моя цель -- поговорить с Мишель один на один?
-- Я думала, я могу чем-нибудь Вам помочь, -- промямлила Мари.
-- Конечно, Вы можете приготовить к нашему возвращению вишневый пирог.
Я не могла скрыть своего восхищения и одновременно злорадства. Восхищения Оскаром (думаю, это не было страшно и не нарушало моих планов -- любой ребенок радуется возможности получить угощение) и злорадства по адресу Мари (в ее обязанности не входило приготовление пирога). В отношении Мари мне пришлось поскорее взять себя в руки, пока этого никто не заметил. Мари пошла обратно, обиженно надув губки, а Оскар замялся, как мне показалось, как будто раздумывая, взять меня за руку или нет. Я избавила его от принятия этого решения и засунула свою ладошку в его с детской непосредственностью и ужасным удовольствием.
Встретив дежурную медсестру, он отдал ей халат и сказал:
-- Обедать мы будем в городе. Вернемся к ужину. Передайте доктору Ставену, что я зайду к нему в 20.30.
Я не верила своим ушам -- целый день нормальной жизни! Вот это подарок!
Когда мы вышли через ворота на улицу, я чуть не расплакалась -- я почти год не была на свободе. Оскар молча повернул направо, я почти бегом пустилась за ним. Его звали так же, как моего любимого героя из книги «Расмус-бродяга». Тот Оскар был чем-то похож на этого. Чего мне больше всего хотелось? Идти вот так за руку с ним далеко-далеко... Долго-долго... Пока не вырасту...
Мы прошли так несколько кварталов, пока он, наконец, не нарушил молчание:
-- Вы не устали?
Я отрицательно покачала головой. Почему он обратился ко мне на «Вы»? Смеется? Нет, никакой насмешки в его голосе не было. Может, хочет проверить, как действуют препараты, пытаясь усыпить мою бдительность, чтобы я доверилась и открылась, а он потом опять усилит дозу? Буду считать, что это экзамен в театральное училище, и мне надо сыграть шестилетку так, чтобы специалисты, воспитатели и психологи поверили. Итак, что должна сделать шестилетняя девочка, если к ней обращаются на «Вы»? Она, скорее всего, удивится и спросит, почему к ней так обращаются. И я об этом его спросила.
Он остановился слишком резко, меня занесло в сторону, но он поймал меня за плечи, развернул к себе и присел на корточки. Теперь мы с ним были одного роста, и он смотрел мне прямо в глаза:
-- А Вы хотите, чтобы я Вам говорил: «Ты»? «Мишель, иди сюда... Дай руку... Стой рядом... Смотри под ноги... Не отходи от меня ни на шаг... Не вертись под ногами... Ну что за несносная девчонка!..»
Я смотрела на него широко открытыми глазами и понимала, что он не шутит, он всё это говорит серьезно -- он не может говорить со мной так, как говорят другие. Что же это? Освобождение? Возможность снова стать самой собой? Или ловушка?
Я испугалась, что он сейчас прочитает мои мысли, дернула плечами и уверенно зашагала дальше. Слишком уверенно. Чересчур уверенно. Ему сразу стало ясно, что он победил. Шестилетние девочки так не ходят, даже если их обидят. Он догнал меня и пошел рядом молча.
Я судорожно подыскивала какую-нибудь фразу, чтобы разрядить обстановку, чтобы снова ввести его в заблуждение, чтобы он подумал, что ему только почудилось моя взрослость. Но когда мы поравнялись с «Мороженым», он сам избавил меня от дальнейших поисков тем для разговоров, спросив:
-- Мороженого? -- очень тонко на этот раз, без всяких «Вы» или «Ты».
Я кивнула, подавив в себе желание дать ему понять хотя бы взглядом, что я оценила его деликатность.
Он взял две упаковки, протянул одну мне и сказал:
-- В сквере напротив полно пустых скамеек.
Я снова кивнула, и мы направились в сквер. Только сев на скамейку, я позволила себе раскрыть упаковку. Мне захотелось забыть сейчас всё на свете -- то, что вечером опять придется возвращаться в свою камеру, то, что завтра утром меня будет ждать «светофорик», даже то, что скоро захочется спать и затошнит от синей таблетки. А, гори всё синем пламенем! Я ем свое первое мороженое вне стен ненавистной клиники! Боже, какое чудо! Мне, конечно, и там давали мороженое (очевидно, они уверены, что дети без мороженого жить не могут, а мне по-настоящему не хватало утреннего папиного кофе, к которому я успела привыкнуть), но разве это удовольствие -- есть мороженое ложкой из блюдечка?!
Я аккуратно сложила обертку от мороженого и завернула ее вокруг палочки, поискала, куда выкинуть, и вложила в протянутую руку Оскара. Он пошел выбрасывать обе обертки, а я позволила себе просто смотреть ему вслед (прекрасно сложен!) и наслаждаться жизнью. Её осталось еще на несколько часов...
-- Я надеюсь, мороженое не перебило нам аппетит? Где нам лучше пообедать? В «Ананасе» или в «Аква-сити»? -- когда он говорит «нам», меня это приятно волнует. Но расслабляться нельзя -- это очередной экзаменационный вопрос. Что же выбрать? «Ананас» -- детский ресторанчик с Микки Маусом и Белоснежкой, там принято отмечать дни рождения детей. В «Аква-сити» мама с папой когда-то отмечали свой юбилей свадьбы, а меня оставили с соседкой. Наверно, самое правильное -- рассказать Оскару этот эпизод и выбрать именно «Аква-сити».
Я так и сделала. Он одобрительно улыбнулся. Что он одобрил? Мой выбор или мою игру? Он побежден моей игрой или только подыгрывает мне? Кем же он меня считает? Его загадочная улыбка заставляет меня нервничать, а нервничать мне сейчас никак нельзя...
И вдруг я подумала -- а если это единственный счастливый день в моей жизни?! И мне захотелось взять от него всё, что можно, а не только мороженое. И мне сразу расхотелось играть в маленькую девочку. В конце концов, меня пригласили в фешенебельный ресторан, и до вечера еще куча времени. И кто пригласил! Не просто интересный человек, с которым приятно рядом находиться -- я видела, как на него смотрят женщины! Как же обидно, что они принимают меня за его дочку или что-то в этом роде!
А он играет свою роль превосходно (если играет!) -- галантен до ужаса! Ухаживает за мной в гардеробе, за столом... Я завидую сама себе! И мы едим и пьем (шоколадный ликер -- мне такое и не снилось!) то, по чему я так соскучилась!
Я старалась просто наслаждаться этими часами свободы, но у меня ничего не получалось. Потому что периодически я опять начинала бояться, что Оскар совсем не то, чем мне кажется... Я не хотела портить себе этот день, но не могла расслабиться и снова и снова спрашивала себя, кто же он -- освободитель или змей-искуситель? Мне хотелось только одного -- говорить, говорить, говорить с ним до самого вечера. Но я молчала. И он молчал тоже.
И еще -- это, конечно же, глупо -- хотелось с ним танцевать!
Можно себе это представить? -- я же говорю, что это глупо...
Продолжение см. http://www.proza.ru/2008/03/30/538