Сергей Трунов
ТОЛЧОК
Рыбацкие истории: улов
…Хомяков сидел и мучительно соображал, как бы побыстрее и, главное, потактичнее отделаться от бывшего одноклассника. Не его это уровень, местная элита, куда он причислял и себя, не поймёт! Но ведь были же когда-то почти друзьями, так просто за дверь не выставишь. А тот словно не понимает, что времена те давно ушли вместе с беззаботным детством. Раздираемый этими противоречивыми чувствами Хомяков механически кивал головой, да поцеживал пиво, принесённое прямо сюда, в его кабинет бесцеремонным …, он никак не мог подобрать определения их теперешним взаимоотношениям. В общем, Васька, решил он для себя отстранено. А тот меж тем заговорил радостно и возбуждённо что-то спрашивал у владельца помещения. И тут до Хомякова дошло, что приглашает его Васька на рыбалку, а он как китайский болванчик продолжает согласно кивать, хотя совершенно не желает ехать в такой неподходящей компании, куда бы то ни было! Но было уже поздно забирать свои слова обратно, не по рангу, да и не в его характере! Пришлось выговаривать условия с минимальными потерями.
Решили поехать с ночёвкой в ближайшие выходные с семьями на речку в их места, близкие по детской памяти и уловистые и потаённые. Причём всю организацию и снаряжение Васька, к облегчению Хомякова, взял на себя. Даже денег на продукты, несмотря на слабые, для проформы, возражения его не принял. Хомяков ещё втайне надеялся на плохую погоду. Зря.
ну, по рукам? – сверкая белозубой улыбкой, выходя из двери, спросил посетитель.
По рукам, по рукам, - нехотя подтвердил хозяин, выпроваживая такого несвоевременного гостя и протягивая тому вялую потную ладошку.
Подъезжая в назначенное время к дому приятеля, Василий был удивлён их экипировкой. Мало того, что всё семейство разнаряжено в «попугайские» спортивные костюмы, будто на вечеринку с барбекю. Так ещё их ребёнок, не по годам рослый от излишней упитанности, держал под мышкой коробку с игровой приставкой – где играть-то? Супруга высилась на «шпильках». А сам Хомяков сжимал …»барсетку»! куда собрались?
На месте первым, хотя вначале мама и «шикала», «отошёл» мальчишка. Сперва важно восседавший в тени он, пару раз отбросив ногой мяч тут же принявшим «носиться» и резвиться на природе детям, девочке – ровеснице хомяковского отпрыска и мальчугану помлаже. А через полчаса уже вовсю носился, играя с ними в нечто наподобие футбола. Затем и супруга Хомякова «отмякла», сбросила с себя напыщенность начальничьей жены и, тараторя о чём-то женском, готовя с матерью сорванцов уже что-то на костре. Впрочем, для чистоты костюма она подстелила газетку. Которая вскоре незаметно для неё сбилась. Так что и она, и сын довольно быстро встроились в природу. То есть измазались.
Один Хомяков восседал, словно председатель на собрании. И недовольство внутри него постепенно росло. Зачем он попёрся с этими «крестьянами»? и как могли они, его парень, с таким тщанием лелеянный в интелегентности и подруга жизни его, верная опора всех дел и начинаний, так быстро вновь «опуститься» до уровня этого быдла? Надо же, им ещё и весело! На шмотки столько бабок угрохано, а они «извазюкались» и даже не замечают! Ну ладно Витька, ребёнок ещё, а Элька? Он гордился своей женой. Особенно именем её: Эльвира. Хорошо хоть место глухое, никого знакомых поблизости нет, а то ведь смеяться будут! И это раздражение вылилось в саркастические слова на реплику подошедшего с топором Весёлого Васьки о необходимости заготовить дрова: «а что? Я, что ли, должен идти?» приятель как-то странно передёрнул плечами и, подшучивая с женщинами, по дороге приняв участие в игре детей, вскоре уже разжигал костёр принесёнными полешками. Жизнь здесь шла мимо Хомякова, как-то «обтекала» его.
После шашлыка он, впрочем, как всегда от хорошего питья и еды, немного расслабился. И на предложение приятеля «порыбалить» дал своё благосклонное согласие. Он шёл вслед за партнёром, стараясь не нацеплять на одежду репьёв и иной дряни и не наступить ненароком в грязь или сырую землю. Весь вечер он промаялся, пока, наконец, не улёгся в заботливо поставленную тем же Василием палатку с безмерным облегчением отработавшего тяжело человека. Ребятишки в своей палатке играли в какую-то старинную детскую игру наподобие «сломанного телефона». Васька пел с их матерями трио под гитару старинные романсы у костра в сгустившихся сумерках и подозрительной Хомякову тишине.
Утром он проснулся без привычной уже после возлияний головной боли. Это было необычно. Рядышком уютно дышала, прижавшись к нему, отчего-то желанная супруга. И ему вдруг остро захотелось впервые за долгие годы близости с нею. Пронзительно, до одервенения и сведения скул. И, о чудо, она будто ждала только этого! Такого, яркого и наполненного, у них даже в молодости не было! Настроение, подпорченное некими сонными и вялыми с вечера муками ревности, заметно улучшилось.
И всё же он с бурчанием полез наружу, когда подошедший через десяток минут Васька шёпотом позвал его на утреннюю зорьку. А кому охота вылезать из тепла да неги на рассветную сырость и прохладу? И от росистой травы, враз вымочившей ноги почти по пояс вернулась забытая, было привычка брюзжать.
ты чего, Петька? – обернулся лучезарный, как само солнце, Васька, - забыл, что ли как мы тут с тобой рыбалили? Помнишь, поутру из дома утекёшь, на околице встретимся и сюда! И в школу-то из-за этого сколько раз опаздывали! А вон там, у подмоины, помнишь, как оступился да сапог залил? По весне! Холодрыга! Так и думали, что заболеешь. Но ты ни в какую: «буду рыбалить и точка, само высохнет». Характер!
Петька Хомяков только неопределённо хмыкал и изредка вяло поддакивал. Это был уже не тот Петька. И ему теперь даже странным казалось, что всё это было когда-то с ним. К тому же выяснилось вскоре, что и ловить он, кажется, разучился. «Ну да, снасти-то не мои», - уговаривал он себя. Но сам чувствовал, что фальшивит, обманывает сам себя. По привычке видимо, въевшейся в него за годы службы. Только там других дурачить приходилось и требовалось даже. Ни единой поклёвки, хоть ты тресни! Наживку и то разучился по - человечески насаживать! А у Васьки пару, пусть и небольших окуньков, а имеется уже.
- ты это чего, Петь? – будто угадав его мысли, заметил его состояние компаньон, - а ну-ка, иди сюда и на, мою удочку держи! Давай, давай! – видя его слабые попытки отказаться, настоял, - ты же мужик! Добытчик! С каким видом к своим вернёшься? – вновь ничего. Полчаса прошло, и Васька за это время поймал ещё подлещика. Светило уже припекало вовсю. Вскоре надо было возвращаться. И чем ближе подступало это время, тем мрачнее становился Хомяков. Вновь нахлынули невесть откуда вчерашние мыслишки, казалось бесследно растворившиеся в чистоте и радости утра. Ещё немного, самую малость и вернётся и прежний Хомяков!
И в это самое время поплавок, до того описывающий в небольшой прибрежной заводи надоедливые, опостылевшие круги вдруг замер, будто на что-либо наткнувшись. Затем медленно, словно в раздумьях, стал нехотя приподниматься и заваливаться одновременно на бок. Всё это накручивающий себя Петька Хомяков не сразу и увидел. Васька же, с тревогой в душе наблюдавший обратную перемену бывшего друга, приметил. И не замедлил подсказать: - Клюёт!!!
а?! Где? – взгляд его упал на поплавок, начавший теперь уже движение в сторону и погружение одновременно. И вовремя! Секундой позже было бы бесполезно. Сразу внутри наступила вначале беспомощная пустота и, властно вытесняя её, мощно всплыло из детства умение настоящего рыбака. Его ведь не пропьёшь! И вот тело налилось сноровкой и быстротой, а движения из расхлябанных стали чёткими и слаженными.
- тяни!!!
- не учи. Сам знаю, когда.
- упустишь!
- не уйдёт! – он умело подсёк и стал вываживать немалую, отчаянно сопротивляющуюся, рыбину. Наконец она подведена к берегу. Подсачка или багорика нет, не подумали. И удочка передана «болеющему» рядом Ваське. А сам Петька, не раздумывая уже об одежде, прыгнул в воду. Эх, видели бы его в этот момент жена и сын! Разлетавшиеся брызги скрывали место схватки, но доносившиеся звуки борьбы и прямо-таки звериное рычание человека прерываемые мощнецкими ударами по воде не то руками, не то хвостом свидетельствовали о разыгравшейся битве. Не на жизнь, а на смерть! Наконец охотнику удалось обуздать добычу и он, привычно ловко просунув левую ладонь под жаберную крышку, а правой прижимая туловище монстра к своему телу, кое-как вскарабкался на берег с тем видом азарта и победы, что бывает только у истинных добытчиков ещё, наверное, с каменного века. Остальное выглядело куда менее привлекательно. Показушный костюм снизу был по пояс почти и сверху по плечи вывожен в невообразимой смеси тины, ила и водорослей. Живот в рыбьей слизи и чешуе. Рукава и штанины, намокшие, безобразно провисли и болтались при каждом телодвижении. Поверженный и брошенный на землю сазан теперь беспомощно бил огромным хвостом, хлопал жабрами и хватал ртом воздух. Словно в бессильной ярости беззвучно материл своих врагов.
- во! Видал?! – возбуждённо, задыхаясь и потому запинаясь, тараторил Петька, - Как я его? А!? Не! Он туда, а я – нет, шалишь! А ты, - напустился он вдруг, беззлобно впрочем, на Василия, - не мог сачка или багра взять! То же мне! На рыбалку собрался!
- не, ну я не думал, что ты такую махину выловишь! – в тон отвечал тот.
А рыбина того стоила! Сазан почти на два кило! Одной икры считай таз! Это позже. А сейчас бывший Хомяков, а теперь вновь Петька возбуждённо прыгал по берегу потрясая добычей. Он радовался, как ребёнок, солнцу, воздуху, реке, траве, Ваське и удочке. Он радовался всему вокруг. И любил всё вокруг. И совсем забыл все свои «заслуги» и «регалии». Так, точно и не было их никогда. Единственное, о чём он сейчас думал, так это о восхищённых глазах своих жены с сыном. Ещё немножечко ему хотелось вызвать зависть у друзей. А на всё остальное ему было плевать!
После этой рыбалки он и на мир стал смотреть по иному. Улыбаясь, что ли. Пара минут всего потребовалось, чтобы утренним туманом да речной водицей смыло с него аляпистую обёртку и глянцевую шелуху псевдоинтелегентности, а по существу обыкновенного жлобства! И жизнь его, ранее поддерживаемая титаническими его усилиями лишь в видимости благополучия теперь стала истинно цельной и приятной, радостной, играючи как бы. Даже скрипучее прежде продвижение по служебной лестнице будто смазал кто!
И лишь неделю спустя памятного события он, предварительно внушив сотрудникам, чтобы не мешали заниматься важным делом, закрылся в кабинете и, сняв пиджак и галстук, чего с ним сроду на работе не бывало, подсел к телефонам. Ещё полчаса спустя он возбуждённо кричал в трубку обычного, опасливо косясь на прямой с руководством – как бы не помешал! – «Блин, классно! Не-е, не поверил никто. Если бы ты предусмотрительно не сфотографировал,… да и то говорят, что или не я или сеткой, а сами от зависти языками цокают! Ну, здорово! Теперь свои удочки готовлю. Пацан твоей дочке каждый вечер «эсэмэски» шлёт, втюрился видать. Почему думаю так? Да вид страдальческий имеет. Ничего, ему полезно! Игру свою забросил, заставил мяч купить, по вечерам тянет в футбол-волейбол играть. Вон и Элька чуть не ежедневно интересуется, когда ещё приедете? А она с твоей «снюхались» на предмет «солений-маринований»! как бы они нас с тобою, Васёк, за грибами не погнали!».